США. Россия. Румыния. Испания. Аргентина. Великобритания. Италия. Франция. Появление БО?
Развитие бактериальных средств поражения в годы Первой мировой войны происходило на фоне триумфа химического оружия. К 1918 г. газобаллонные атаки были почти полностью вытеснены массированными обстрелами химическими снарядами. С появлением ОВ кожно-нарывного действия типа иприта, химическое оружие стало использоваться не только с тактическими, но и с оперативными целями. Его стали применять в маневренной войне, как средство обороны, предназначенное для заражения различных участков местности в полосе наступления противника. Всего на полях сражений противоборствующими сторонами было испытано 44 боевых ОВ. Ни одна из сторон, противодействующих Германии, не достигла столь впечатляющих успехов в разработке боевых ОВ и в эффективности их применения. Одновременно германскими военными были сделаны первые шаги в оценке поражающей эффективности другого потенциального средства массового поражения людей, БО. И хотя многие разоблачения того времени случайны и противоречивы, в большинстве своем они не выходят за пределы реальных возможностей военной бактериологии того времени. Ниже мы рассмотрим их по странам, соблюдая хронологический порядок предполагаемых бактериологических диверсий.
США. Объектом германских диверсий стали лошади и крупный рогатый скот. Среди диверсантов, раскрытых американской контрразведкой на территории США, оказался экстравагантный капитан ВМФ Германии Стейнметц (Erich von Steinmetz), любивший выдавать себя за женщину. Он многократно пытался заразить сапом лошадей, отправляемых на Западный фронт из портов США, но безрезультатно. Тогда у него возникли сомнения в вирулентности используемых им культур, и, представляясь исследователем, он отдал их в одну из лабораторий, чтобы определить, действительно ли они способны вызывать болезнь и смерть животных. Культуры оказались в полном порядке. О дальнейшей судьбе Стейнметца мне не известно.
Другой бактериологический диверсант, Дилгер (Anton Dilger), получил медицинское образование в США и даже специализировался на лечении ран в клинике при Университете Джона Гопкинса (Мэриленд). После начала войны он отправился служить в германскую армию, но вскоре из-за нервного расстройства был отправлен назад, в Виргинию, к родителям. Так как США тогда соблюдали нейтралитет в войне, то проблем с перемещениями между странами у него не было. За свое кратковременное пребывание в германской армии он попал в поле зрения германской разведки и был привлечен к программе бактериологических диверсий на территории США. Из Германии Дилгер привез культуры возбудителей сибирской язвы и сапа. С помощью своего брата Карла устроился в лабораторию частного колледжа в Chevy Chase (Мериленд), где, не привлекая к себе внимания, занялся наработкой этих бактерий.
Забирал из «лаборатории Тони» («Tony's lab») культуры бактерий сибирской язвы и сапа некий капитан Хинш (Frederick Hinsch). Он жил в Балтиморе (штат Мериленд) на пересечении улиц Charles и Redwood. Хинш инфицировал ими лошадей, которых собирали в Балтиморе перед отправкой в Европу. Дилгер попытался создать вторую лабораторию по производству биоагентов в St. Louis (Миссури), но отказался от этой идеи после того, как из-за холодной зимы все его бактериальные культуры замерзли и погибли. О бактериологических лабораториях и диверсиях немцев в США стало известно только после войны (Sidel F. R. et al., 1997).
Россия. Дориан Блер, во время войны выполнявший в России задания разведок Антанты, в своих «Записках шпиона и диверсанта» (1937) утверждал, что в 1915 г. в Россию неким Грегерсеном, немецким агентом, прибывшим из США в Архангельск, были доставлены культуры возбудителя чумы. В дальнейшем предполагалось в лаборатории Самарского университета ими заразить крыс и выпустить их в Петрограде. Блер, являвшийся участником этого заговора, одновременно работал и на русскую контрразведку, поэтому проект заражения чумой населения Петрограда не был осуществлен.
В декабре 1916 г. норвежская полиция арестовала на границе с Россией бывшего офицера шведской лейб-гвардии барона Розена и еще нескольких лиц. При них были обнаружены 10 пачек взрывчатого вещества в виде плотничьих карандашей и трубочки с возбудителем сапа (Звонарев К. К., 2005).
Румыния. По данным Марценака (1935), в августе 1916 г., накануне объявления войны Румынией Австрии, немецкий консул австрийского, пограничного с Румынией, городка Кронштадта (ныне румынский Брассов), через специального курьера дипломатической почты отправил посылку из нескольких ящиков и одной коробки в адрес болгарского посольства в Бухаресте под официальными печатями своего консульства. На багаже имелась надпись на немецком языке: «Совершенно секретно. Сверхосторожно. Господину М. Костовудля военного атташе при императорской болгарской миссии в Бухаресте, господину полковнику А. М. Самаржиеву». Посылку сопровождало запечатанное письмо с такой же надписью: «Совершенно секретно», адресованное атташе при германской миссии полковнику А. М. фон Гаммерштейну.
Таким образом, окольными путями, через болгарское посольство, ящики пришли германскому военному атташе. Они не привлекли внимания румынских властей к германским агентам и были спрятаны в подвальном помещении германского посольства.
Но неожиданно, на 8 дней раньше, чем это предполагали, началась война между Румынией и Германией. Спешный отъезд персонала немецкого посольства не позволил использовать таинственную посылку или передать ее в надежные руки для соответствующего применения. Защита германских интересов в Румынии, помещения и архивы посольства были переданы представителю САСШ (США) в Бухаресте, а обременительные и компрометирующие ящики наспех зарыты в саду посольства.
Получив туманные сведения об этих действиях от оставшегося неизвестным источника, префект полиции в Бухаресте Корбеско после длительных переговоров получил 5 октября 1916 г. разрешение на производство обыска в помещении германского посольства. Обыск был произведен немедленно в присутствии первого секретаря американского посольства М. Виллиама Эндрюса.
Агенты М. Маркус и А. Марфтей, оставленные для охраны германских материальных ценностей, выкопали в присутствии представителей властей спрятанные предметы, которые тут же были отправлены в компетентные лаборатории для анализа.
В ящиках оказалось взрывчатое вещество — тринитротолуол (50 шашек по килограмму каждая и шнуры Бикфорда); назначение его для диверсионных целей вполне очевидно. В коробке же под слоем ваты находились продолговатые деревянные футлярчики, и в каждом из них была стеклянная ампула, наполненная желтоватой жидкостью. В сопроводительной бумаге на немецком языке разъяснялось следующее: «Здесь прилагается одна склянка для лошадей и четыре — для рогатого скота. Применять — как согласовано. Каждая ампула рассчитана на 200 животных. По возможности прививать прямо в рот; если это невыполнимо — примешивать к корму. Просьба — кратко известить о результате. Приезд г-на М. К. (Костова) на один день желателен».
Вторая находка также не представляла никаких двусмысленностей для полиции и контрразведки Румынии. Такие указания, как вирулентные свойства для разных животных, дозировка, способ употребления, позволили им сделать вывод, что здесь идет речь не о лабораторных опытах, а о подготовке бактериологической диверсии. На это же указывали способ пересылки, секретная сопроводительная и соседство с взрывчатыми веществами. Требуемый отчет о достигнутых результатах позволил сделать предположение, что лица, которые должны были использовать данные материалы, играли лишь роль апробаторов нового метода войны. Попытки же бактериологических диверсий должны были расширяться, и в какой-то мере масштаб этого расширения зависел от полученных результатов.
Исследование содержимого ампул было поручено румынским правительством доктору Бабешу (V. Babes, 1854–1926) — известному ученому и директору Института патологии и бактериологии в Бухаресте. В своем докладе Бабеш дал следующее заключение: «Присланные для исследования образцы содержат: один — культуру сибиреязвенной палочки, другой — культуру бацилл сапа». По мнению Марценака, эти находки представляют собой первые, ставшие известными и точно установленные попытки ведения бактериологической войны. В свое время о них было сообщено Министерством иностранных дел Румынии союзным правительствам и нейтральным государствам, и поэтому же поводу был заявлен энергичный протест германским властям, одиозно злоупотребившим дипломатической неприкосновенностью.
Румынские власти не смогли раскрыть всю диверсионно-бактериологическую сеть в стране. Уже после войны стало ясно, что не только в румынской, но и в греческой кавалерии среди конюхов было много германских агентов. «Конюхи» регулярно снабжались культурами сапа, которые они подмешивали в корм лошадям. Поэтому огромное количество конского поголовья обеих армий погибло от сапа (Дробинский И. Р., 1940). Если принять во внимание то обстоятельство, что бульонные культуры возбудителя сапа не хранятся долго, особенно вне холодильных камер, то можно предположить, что на территории Румынии и Греции действовали тайные бактериологические лаборатории, которые и поставляли инфицирующий материал германским диверсантам.
По свидетельству Liepmann (1937), над румынскими городами германские летчики сбрасывали шоколад и другие продукты питания, а население питалось этими продуктами, предполагая, по-видимому, что о нем заботится какая-то благотворительная организация. В дальнейшем оказалось, что шоколад был отравлен ботулиническим токсином и вызвал ряд тяжелых отравлений среди жителей.
Испания. В книге Л. Ривьера (1937), посвященной деятельности германской разведки в Мадриде за годы Первой мировой войны, приводится ряд фактов, свидетельствующих о широком использовании с 1916 г. бактериальных препаратов для заражения лошадей и мулов, закупаемых для французской армии. Причем сами препараты (видимо, возбудители сапа и сибирской язвы) получали на месте, и, как сообщал германский военный атташе в Берлин, они оказались «удачными».
Аргентина. По данным Л. Ривьера (1937), агентом, известным ему как «Арнольд», полученные в Испании бактериальные препараты были вывезены в 1916 г. в Аргентину, где они широко использовались для заражения скота, предназначенного для экспорта в страны Антанты. «Арнольду» помогал в этом деле германский бактериолог, доктор Герман Фишер, которого он представил к награде. В сентябре 1917 г. «Арнольд» отправил в Месопотамию четыре судна, имевшие на борту 4,5 тыс. мулов, зараженных сапом. В феврале 1918 г. «Арнольд» с полным правом мог сказать в своем донесении, что, благодаря его деятельности, экспорт лошадей из Аргентины во Францию полностью прекратился.
Великобритания. По данным F. R. Sidel с соавт. (1997), наиболее «удачной» из осуществленных в годы войны бактериологических диверсий в отношении британских войск, оказалась германская диверсия в Месопотамии в 1917 г., когда немцам удалось вызвать вспышку сапа среди 4500 мулов. Видимо, Sidel et al. и Ривьер описали одну и ту же диверсию.
Италия. V Ferreti (1931) привел доказательства попыток немцев вызвать сап среди конского поголовья итальянской армии. F. R. Sidel et al. (1997) упоминают о вспышках холеры в расположении итальянских частей, вызванных германскими агентами.
Франция. В марте 1917 г. попытки заражения армейских лошадей сапом были раскрыты уже на Западном фронте. У немецкого агента, задержанного в зоне военных действий, был найден набор для осуществления бактериологических диверсий. Он включал: металлическую трубу со стеклянной бутылкой продолговатой формы, наполненную микробной культурой; и кисточку, укрепленную на железном прутике, изогнутом на противоположном конце в виде ручки. В инструкции, найденной у агента, указывалось, что «бульонную культуру употреблять, или, выливая ее на фураж, предназначенный для немедленного скармливания лошадям, или способом носового смазывания посредством кисточки, смоченной жидкостью; по возможности делать железным прутиком царапину в ноздре лошади» (Звонарев К. К., 2005).
Попытки заражения лошадей сапом продолжались. Уже 6 июня 1917 г., т. е. менее чем через 3 месяца после первого официального извещения, циркуляр Главной квартиры вновь подтвердил вышеизложенные факты, констатируя «дальнейшие неприятельские попытки рассеивания контагия в различных точках нашей территории». Sartory A., Sartory R. (1935) утверждали, что на французском фронте было предпринято несколько подобных попыток (один из них, в силу своих военно-служебных обязанностей, имел в руках эти предметы, которые были ему даны в целях анализа и установления их предназначения). В некоторых районах Франции, очищенных от германцев в октябре 1918 г., французскими контрразведчиками были найдены материалы, предназначенные для бактериологических диверсий. Циркуляр Главной квартиры по поводу этих находок сообщал, что обнаружены деревянные ящики с надписью «осторожно, заразные материалы». Трубочки, упакованные в этих ящиках, заключали в себе культуры вирулентных микробов, что можно заключить из текста наклеек на них. «Открывать опасно. Безотлагательно передавать в нетронутом виде в армейские лаборатории» (Марценак, 1935).
На французской территории в 1917 г. также была осуществлена первая успешная попытка заражения скота вирусной инфекцией — ящуром (Tiepmann, 1937). Таким образом, в начале 1917 г. бактериологическая война была вынесена за пределы зоны военных действий и перенесена в глубь страны, деморализуя мирное население и нарушая снабжение французской армии.
Организация и осуществление биодиверсий против войск Антанты, видимо, стоили жизни многим германским микробиологам и диверсантам из-за крайне высокой опасности работы с сапом. Вакцин, защищающих от заражения возбудителем сапа, нет и сегодня; лечение сапа после случайного заражения возможно только антибиотиками, но в те годы их не существовало. Летальность среди заразившихся людей, без лечения антибиотиками, достигает 100 %. В конце 1918 г., уже после окончания войны, все работы с возбудителем сапа в Германии были запрещены из-за невозможности обеспечения безопасности персонала микробиологических лабораторий.
Появление БО? В 1929 г. видный английский хирург, лорд Бэрклей Майниган (Berkeley George Andrew Moynihan, 1865–1936), опубликовал в одном из медицинских журналов письмо, в котором бросил упрек германской армии, действовавшей во время войны в 1918 г. на Западном фронте, в том, что германская авиация сбрасывала в расположение английской армии специальные бомбы, «начиненные микробами, сходными с чумными палочками». В ответ на это сообщение Майнигана появилось опровержение английского бактериолога Комманса (Commins), сообщившего, что он считает этот факт совершенно невероятным, принимая во внимание то обстоятельство, что самим немцам угрожала бы серьезная опасность, если бы инфицированные крысы, перебежали бы из английских окопов в немецкие. Комманс также считал, что бактерии, выброшенные при взрыве снаряда или бомбы, погибнут от воздействия высокой температуры, которую развивает взрывчатка. Немцы не вступили в дискуссию английских ученых. Если такой факт имел место, то он мог быть частью экспериментальных исследований возможности поражения людей аэрозолем, образующимся при взрывном диспергировании специальным боеприпасом бактериальной суспензии. По мнению А. Н. Де-Лазари (1935), конструкция германских химических снарядов не предполагала интенсивного воздействия пламени взрыва на ОВ. Оно находилось в свинцовой специальной емкости, вкладываемой в цилиндрическую часть снаряда. Так как после войны и почти до конца 1930-х гг. весьма активно обсуждалась возможность использования химических снарядов для применения бактериальных агентов, ниже приведены их схематические изображения (рис. 1.12).
Рис. 1.12. Германские химические снаряды конца Первой мировой войны. А. Схема химического снаряда «синий крест» (1917–1918 гг.): 1 — ОВ (дифенилхлорарсин); 2 — футляр для ОВ; 3 — разрывной заряд; 4 — корпус снаряда. Б. Схема снаряда «двойной желтый крест» (1918 г.): 1 — ОВ (иприт); 2 — диафрагма; 3 — разрывной заряд; 4 — корпус снаряда (Военно-хим. дело, 1942)
Приведенные выше факты не отражают всех установленных случаев использования бактериальных средств в Первую мировую войну. В послевоенной литературе упоминается о таких фактах, как заражение в 1915 г. в Вашингтоне фуража, направляемого в Европу; о «известном цюрихском процессе о бульонных культурах, выброшенных в реку»; и ряде других подобных эпизодов. Однако не приводится никаких деталей таких акций либо делаются ссылки на недоступные сегодня источники.
Кроме прямого диверсионного применения бактериальных агентов, бактериологическая война велась непрямыми, т. е. организационными методами. Известно, что в ту войну кавалерийские части противника преднамеренно оттеснялись в районы, наиболее пораженные сапом; пехота — в самые завшивленные села, пораженные сыпным тифом и т. д. Этими приемами пользовались все противоборствующие стороны (Дробинский И. Р., 1940).
В годы Первой мировой войны бактериальные агенты использовались для осуществления небольших диверсий, проводимых диверсантами-одиночками с помощью бульонных или агаровых культур, приготовленных за несколько суток до их диверсионного применения, либо посредством распространения зараженных животных. О результативности таких диверсий немецкий ученый Н. Klotz (1937) писал следующее: «Мы признаем, что тогдашние (в 1918 г.) бактериологические эксперименты предприняты с недостаточными средствами и были направлены не непосредственно против людей, а лишь против лошадей и рогатого скота противника. Но это ограничение (к сожалению) обусловливалось не моральными соображениями или гуманными побуждениями, а представляло лишь нежелательное явление, связанное с недостаточным в то время развитием бактериологической науки». Тем не менее обращает на себя внимание умелая организация немцами биодиверсионного подполья на территориях стран, противостоящих Германии. Своей многочисленностью оно компенсировало ограниченные возможности диверсионного способа применения бактериальных агентов для заражения скота и фуража. Ввиду невозможности длительного хранения жидких бактериальных культур, их готовили в тщательно замаскированных лабораториях, размещенных на территории противника или нейтральных пограничных стран. Грамотный выбор бактериальных агентов и способов их применения среди реально возможных в то время, а также искусное планирование таких операций и их масштабность свидетельствуют о привлечении к подготовке бактериологических диверсий лучших германских бактериологов. Эти события Первой мировой войны еще ждут своих исследователей.
Сегодня не так уж и важно, было ли применение описанных Б. Майниганом бомб в действительности или нет. В ту войну людей убито более 10 миллионов и без применения БО. Главное в его заявлении то, что в 1918 г. на Западном фронте произошло качественное изменение в представлениях о средствах и способах биологического поражения людей. На смену бактериальным средствам поражения в виде жидких культур возбудителей опасных инфекций, распространяемых диверсантами путем заражения продуктов питания, скота, фуража и водоисточников, пришло понимание возможности создания БО, т. е. специальных боеприпасов и боевых приборов со средствами и системами доставки, способных на обширных территориях вызывать поражение людей биологическими агентами. В то же время понимание механизмов заражения людей и распространения эпидемий после применения БО оставалось на уровне контагионистических заблуждений прошлого, что создавало иллюзию быстрого успеха в создании недорогого оружия массового поражения. Гонка биологического оружия началась.