Биологическая война (Часть 1)

1.8. Крах отряда № 731

Начало японской военно-биологической программы. Отряд № 731. Отряд № 100. Генерал-лейтенант медицинской службы Исии Сиро. Работа с «бревнами». Разработка средств бактериологического нападения. Выбор возбудителей инфекционных болезней в качестве агентов БО. Повышение вирулентности бактерий. Производственные мощности. Разработка специальных боеприпасов и устройств для диспергирования блох и бактерий. Лабораторные и полигонные заражения персонала. Поиск диверсионных отравляющих веществ. Возможные масштабы попыток применения БО. Бактериологические диверсии против СССР. Бактериологическая война против Китая. Чума от дьявола в Чандэ. Действия советской разведки. Конец «кухни дьявола». Судебный процесс по делу японских военнослужащих, обвиняемых в подготовке и применении БО. Дальнейшая судьба плененных сотрудников отряда № 731.

Не надо иметь особого творческого воображения, чтобы понять, какую информацию извлек майор медицинской службы Сиро Исии из научных журналов, газет и многозначительных намеков, полученных из источников в «бактериологических кругах» во время посещения им Европы и США в 1928–1930 гг. Массовое поражение людей с помощью бактерий казалось ему таким же простым делом, как и средневековому колдуну распространение чумы посредством «обрезков ногтей, человеческих волос, жабьих и кротовых лапок».

Начало японской военно-биологической программы. В своем докладе начальнику армейской секции Бюро военных дел Министерства армии генерал-майору Нагате Тэцудзанэ (1884–1935), сделанном по окончании командировки, Исии сообщил, что в Европе, и особенно в Германии (до 1934 г. Япония считала себя союзником Англии и США), активно разрабатывается БО. Он особенно подчеркнул, что «если Япония срочно не начнет фундаментальные исследования в этом направлении, она может опоздать на поезд». Исии также утверждал, что поскольку Япония — страна бедная природными ресурсами, то чтобы уравнять шансы в войне с индустриально развитыми странами, ей необходимо «дешевое, но мощное оружие». В августе 1932 г. Исии возглавил организованную им при Военно-медицинской академии лабораторию профилактики эпидемических болезней в японской армии, которая располагалась в Токио, в квартале Вакамацу района Синдзюку.

В апреле 1933 г. началось строительство лаборатории, на которое правительством ассигновано 200 тыс. иен. Закончилось оно в октябре того же года. Было построено железобетонное двухэтажное здание площадью 1795 м 2 с подсобными помещениями. В этом же году по указу японского императора Хирохито в Бэйиньхэ (район на юго-востоке Харбина) начинается строительство Елавной базы Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии. В районе строительства был установлен режим военной зоны. ЕГовую организацию назвали «отрядом Камо» (начальник отряда Бусикава). Майору Исии было поручено возглавить отряд «Эй» № 8604 в Нанкине (Центральный Китай), которым он руководил до 1936 г.

С 1935 г. идею подготовки Японии к биологической войне активно поддерживает начальник 1-го стратегического управления Еенерального штаба японской армии полковник Сузуки Еримичи. В июне 1936 г. по секретному указу японского императора Хирохито в районе близ поселка Пинфань провинции Биньцзян, удаленного от центра Харбина к югу приблизительно на 20 километров, начато строительство крупного военного объекта, вошедшего в историю Второй мировой войны как «Маньчжурский отряд 731» (далее — отряд № 731). Отряд подчинялся непосредственно командующему Квантунской армии Ямаде. Исследовательской работой в области подготовки бактериальных средств войны руководили 1-й Оперативный отдел Генерального штаба Японии и Военно-медицинское управление[14].

Отряд № 731. Располагался в 8 км от станции Пинфань в центре между деревнями Саньтунь, Сытунь и Утунь, в обширной зоне, имевшей форму квадрата со стороной, приблизительно равной 6 километрам. На строительство военно-бактериологического комплекса ушло более года. Это было громадное военное сооружение, окруженное рвом и забором с колючей проволокой, по которой был пропущен ток высокого напряжения. Вот как описывает его Хироси Акаяма (1958), бывший вольнонаемный служащий японской армии, попавший в 731-й отряд в марте 1945 г.:

Общее представление о Главной базе Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии дают: фотография, сделанная с самолета (рис. 1.19), и краткая схема, впервые опубликованая в книге Моримура Сэйти (рис. 1.20).

^{Рис. 1.19. Общий вид Главной базы управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии у станции Пинфань. В центре «блок ро». На переднем плане котельная и электростанция. Снимок сделан со стороны аэродрома. По P. Williams, D. Wallace (1989)}

^{Рис. 1.20. Подробная схема Главной базы управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии. По Моримуре Сэйти (1983)}

Ниже приведено пояснение к схеме на рис. 1.20.

«Блок ро» в центре схемы (окруженное забором прямоугольное трехэтажное здание и несколько других строений). На его территории находились: хозяйственное управление, 1-й отдел, 4-й отдел, лечебный отдел.

«Блокро»: 1-й этаж. 4-й отдел: группа Ариты, группа Карасавы, группа Асахины (производство бактерий и блох).

2-й этаж. 1-й отдел: здесь располагались лаборатории группы Иосимуры, а также группа Минато (исследование холеры), группа Окамото и группа Исикавы (обе занимались проблемами патогенеза инфекционных болезней). Далее шли группа Эдзимы (исследование дизентерии), группа Ооты (исследование сибирской язвы) и группа Утими (исследование сыворотки крови). Отсюда был вход в секционную. Это помещение было тем местом, где вскрывали живых людей.

3-й этаж. 1-й отдел: группа Танабэ, группа Футаки, группа Кусами.

1. 1-й этаж. Лечебный отдел: лечебница.

Хозяйственное управление: группа печати исследовательского отдела, отделение жандармерии, канцелярия исследовательского отдела, кабинет начальника исследовательского отдела, съемочная группа исследовательского отдела, отдел контроля, отдел кадров, группа Акисады (бывшая группа Эдзимы).

2-й этаж. «Выставочная комната». Конференц-зал. Хозяйственное управление: бухгалтерия, канцелярия, «комната усопших», плановый отдел, адъютантская, кабинет начальника отряда.

2. 1-й этаж. Почта. Телеграф.

Хозяйственное управление: военно-топографическая группа исследовательского отдела, группа изысканий исследовательского отдела, библиотека исследовательского отдела.

2-й этаж. Учебный отдел: классы для проведения практических занятий.

3. Книгохранилище.

4. Группа Танаки.

5. Группа Иосимуры. Холодильная камера.

6. Котельная. Электростанция. Водонапорная станция. Мастерские.

7 «Бревна», группа Ариты.

8. «Бревна».

9. Группа Касахары.

10. Группа Такахаси.

11. Секционный зал.

12. Печь для сжигания трупов.

13. Виварий спецгруппы.

14. Комната взятия крови.

15. Конюшни.

16. Группа Ногути.

17. Группа инженерных работ Ямагути.

18. Газораспределительная камера.

19. Газгольдер.

2-й отдел, 3-й отдел.

20. Караульное помещение.

21. 2-й отдел; метеогруппа.

22. Авиагруппа.

23. Ангары.

24. Радиогруппа.

25. Группа Ягисавы.

26. Взлетно-посадочная полоса.

27. Гаражи.

28. 3-й отдел: транспортная группа.

Отдел материального снабжения.

30. Склады «блока ро» (помещение для грузовых машин, хранилище вакцин, стерильные холодильные камеры и термокамеры, термокамера высокой температуры, канцелярия «блока ро»).

31. Канцелярия отдела материального снабжения.

32. Арсенал.

33. Складские помещения.

36. Стеклодувная фабрика.

37. Склад угля.

38. Пруд для хранения живой рыбы, предназначенной в пищу (объекты под номерами 39–49 на плане не обозначены, так как они находились в Харбине, в районе Биньцзянского вокзала).

Учебный отдел.

50. Помещение штаба.

51. Складское помещения (общежитие для подростков-стажеров).

52. Классы для учебных занятий.

53. Кухня. Баня.

54. Свинарник. Гауптвахта.

55. Склад циновок.

56. Казармы.

57. Учебный корпус, где велась подготовка санитаров.

58. Учебный корпус.

59. Общежитие подростков-стажеров.

«Деревня Того», включая помещения, назначение которых не выяснено.

60. Синтоистский храм Того.

61. Лечебница для членов семей сотрудников отряда.

62. 1-й этаж: кухня.

2-й этаж: столовая для старших чинов и чиновников второго класса.

63. 1-й этаж: большой лекционный зал, столовая для младших чинов, рабочая группа сцены, магазин отряда; 2-й этаж: кинозал.

64. Баня.

65. Квартиры сотрудников отряда.

66. Квартиры холостых сотрудников отряда.

67. Закусочная.

68. Прачечная и котельная.

69. Квартиры для старших чинов.

70. Пульт подачи электроэнергии.

71. Начальная школа «деревни Того».

72. Газовая камера.

73. Теннисный корт.

74. Водонапорная башня.

75. Ограждение из колючей проволоки.

76. Земляной вал. Ров без воды. Ток высокого напряжения.

77. Земляной вал. Ров без воды.

Сооружения отряда делились на 6 блоков. Первый блок — главное здание, где размещались 1-й (2 и 3 этажи) и 4-й (первый этаж) отделы, — назывался «блоком ро», поскольку внешне он напоминал знак японской азбуки «ро», имеющий форму квадрата.

К «блоку ро» примыкали два здания: в одном из них (1-й корпус) помещались хозяйственное управление и лечебный отдел, а в другом — отдел материального снабжения. В центре «блока ро» находилось двухэтажное бетонное сооружение (7-й и 8-й корпуса) — тюрьма для 300–400 «бревен».

Тюрьма имела прочные стены толщиной 40 см и железные двери, защищенные решетками окна. Внутри каждого корпуса по периметру шел просторный коридор. На первом этаже имелись общие камеры, куда «бревен» помещали на время. Второй этаж представлял собой систему 12 одиночных камер, используемых в экспериментальных целях. В двери каждой одиночной камеры было сделано окошко, открывавшееся снаружи, через которое велось наблюдение за подопытными. Во все камеры протянули специальный воздуховод для подачи, в случае необходимости, отравляющих веществ. Эта система была использована по назначению в марте 1945 г. при подавлении бунта русских заключенных.

Территория, обнесенная забором с колючей проволокой, по которой был пропущен ток высокого напряжения (на схеме она очерчена жирной черной линией), называлась штабом.

Жилой комплекс для семейных служащих отряда носил название «деревня Того». Здесь же находились общежитие для холостяков и построенный отрядом синтоистский храм Того.

В ведении 2-го отдела отряда № 731 были метеогруппа и авиагруппа. Последняя имела в своем распоряжении аэродром.

Взлетно-посадочная полоса аэродрома примыкала к взлетно-посадочной полосе авиаотряда 8372. В углу аэродрома, удаленного приблизительно на один километр от «блока ро», находилось два ангара, в которых стояло одиннадцать самолетов. В авиагруппе состояло около 60 человек, включая сотрудников метеослужбы, связистов и авиатехников. Среди самолетов преобладали бомбардировщики. Они предназначались для проведения экспериментов и практического применения БО.

Самолеты авиагруппы были следующих типов: бомбардировщик «Донрю» («Дракон»), тяжелый бомбардировщик 97, тяжелый бомбардировщик 97 модель 2, легкий двухмоторный бомбардировщик 99, легкий одномоторный бомбардировщик 99, учебный бомбардировщик, истребитель, учебный транспортный самолет, санитарный самолет, пассажирский самолет АТ и неисправный самолет «Айкоку» («Патриот»).

В районе Биньцзянского вокзала города Харбина располагался шестой блок. К нему относилось здание госпиталя (так называемый 7-й отряд Квантунской армии) с двумя примыкающими зданиями. Одно, похожее на склад, обычно называли Южным корпусом, другое принадлежало 3-му отделу. По воспоминаниям бывших сотрудников отряда, Южный корпус имел просторный полуподвал. Здесь с 1933 г. и до ввода в строй комплекса в Пинфане размещалась специальная тюрьма для «бревен». Так что эксперименты над людьми начались еще со времен «небольшой лаборатории». Эти жертвы не вошли в число тех трех тысяч человек, которые погибли во внутренней тюрьме «блока ро» с 1942 по 1945 гг.

Начальником отряда в 1936–1942 гг. и с марта 1945 г. до конца войны был генерал-лейтенант Сиро Исии; в период с 1942 по февраль 1945 г. — генерал-майор Ма-садзи Китано. Структурно отряд был разбит на несколько подразделений (отделов).

Хозяйственное управление (общий отдел). По показаниям возглавлявшего его в 1941 г. Кавасимы Киоси, этот отдел, кроме вопросов распределения кадров, финансов, планирования работ отряда, занимался организацией обеспечения «бревнами» экспериментальной деятельности отряда. Начальник — майор Накатомэ (затем его сменил полковник Оота).

1-й отдел. Бактериологические исследования. Начальник отдела — генерал-майор Кикути. Специально занимался выращиванием для целей бактериологической войны возбудителей холеры, газовой гангрены, сибирской язвы, брюшного тифа, паратифа и других. Сотрудниками отдела проводились опыты не только над животными, но и над людьми.

2-й отдел. Экспериментальный. Начальник отдела — полковник Акира Оота (по совместительству)[15]. Осуществлял проверку эффективности БО в условиях полигона и в боевой обстановке. Ему подчинялась специальная авиационная часть с самолетами, оборудованными диспергирующей аппаратурой; полигон на станции Аньда; и отделение по культивированию и размножению насекомых, предназначенных для распространения возбудителя чумы. Отдел разрабатывал специальные виды вооружений для распространения бактерий. Среди них распылители в виде автоматических ручек, тросточек, фарфоровые авиационные бомбы и т. п.

3-й отдел. Изготовление фильтров для воды. Начальник отдела — подполковник Эгути. Это был единственный отдел, который занимался вопросами водоснабжения. Однако в нем были организованы производственные мастерские, вырабатывавшие корпуса для «авиабомб системы Исии».

4-й отдел. Производство бактерий для целей бактериологической войны. Начальник отдела — генерал-майор Киоси Кавасима (предстал перед военным трибуналом Приморского военного округа в 1949 г.). Об этом отделе ниже.

Учебный отдел. Обучение служащих отряда. Готовил для боевых подразделений японской армии и диверсионных групп специальные кадры, умеющие обращаться с БО. Начальник отдела — полковник Сонода (затем его сменил подполковник Тоси-хидэ Ниси).

Отдел материального снабжения. Начальник отдела — генерал-майор Ооя.

Лечебный отдел. Отрядная лечебница. Начальник — полковник Нагаяма.

Помимо этого, отряд № 731 имел четыре филиала, расположенных вдоль советско-маньчжурской границы, и полигоны для испытаний БО. Филиалы дислоцировались в Хайларе, Линькоу, Суньу и Муданьцзяне, а испытательный полигон-аэродром находился на станции Аньда.

В Дальнем (Далянь) располагался Научно-исследовательский центр санитарной службы Южно-Маньчжурской железной дороги, которым руководил японский генерал-лейтенант Андо. Этот центр подчинялся непосредственно командующему Квантунской армии и работал в тесном контакте с отрядом № 731, изготовляя чумную вакцину и проводя эксперименты по массовой иммунизации китайского населения различными типами чумных вакцин. Его специалисты не бежали в Японию в августе 1945 г., а вполне легально находились в Маньчжурии после войны и даже наблюдали в 1947 г. за действиями советских военных бактериологов из НИИЭГ (г. Киров), исследовавших эффективность стрептомицина при лечении легочной чумы.

После завершения в 1939 г. строительства первой очереди сооружений в отряде № 731 научно-исследовательской работой по подготовке и ведению бактериологической войны было занято более 2600 человек. Значительную часть их составляли научно-исследовательские работники и ученые, присланные с медицинских факультетов высших учебных заведений, из медицинских институтов и гражданских научно-исследовательских учреждений Японии. Их официальный статус — «вольнонаемные японской армии» и «ученые-специалисты».

Оперативные исследовательские группы. В отряде их существовало более 20. Моримура Сэйти впервые опубликовал перечень тех групп, о которых ему удалось что-либо выяснить (табл. 1.1).

_{Исследовательская группа | Задачи}

1-й отдел

Специальная группа | Занималась «бревнами»

Группа Касахары | Исследование вирусов

Группа Танаки | Исследование насекомых

Группа Иосимуры | Исследование обморожения

Группа Такахаси | Исследование возбудителя чумы

Группа Эдзимы (позже группа Акисады) | Исследование возбудителя дизентерии

Группа Ооты | Исследование возбудителя сибирской язвы

Группа Минато | Исследование возбудителя холеры

Группа Окамото | Исследование патогенеза

Группа Исикавы | Исследование патогенеза

Группа Утими | Исследование сыворотки крови

Группа Танабэ | Исследование тифа

Группа Футаки | Исследование туберкулеза

Группа Кусами | Фармакологические исследования

Группа Ногути | Исследование риккетсий

Группа Ариты | Рентгеновская съемка

Группа Уты | Неизвестно

2-й отдел

Группа Ягисавы | Исследование растений

Группа Якэнари | Производство керамических бомб

4-й отдел

Группы Карасавы | Производство бактерий

Группа Асахины | Исследование возбудителя сыпного тифа и производство сыпнотифозной вакцины

В то время, когда отряд именовался еще «отрядом Того», все эти исследовательские группы имели соответствующие структуре названия: «отделение бактерий 1-го отдела», «отделение патогенеза 1 отдела» и т. д. Однако вслед за переименованием «отряда Того» в отряд № 731 официальные названия отделений в целях сохранения военной тайны были засекречены, а группы стали называться по фамилиям их руководителей. Эти названия были своего рода кодом, употреблявшимся внутри отряда. Официально же группы, например, 1-го отдела назывались так: группа Танабэ —

1-е отделение, группа Минато — 2-е отделение, группа Эдзимы — 4-е отделение, группа Такахаси — 5-е отделение, группа Исикавы — 7-е отделение, группа Иосимуры — 8-е отделение, группа Футаки — 1-е отделение.

Первой была названа специальная группа, занимавшаяся «бревнами». Опасаясь, что тайна специальной тюрьмы может просочиться наружу, Исии укомплектовал спец-группу, в ведении которой находилась тюрьма, своими родственниками и свойственниками. Ею руководил вольнонаемный Такэо — старший брат Сиро Исии.

У Сиро Исии было три брата: самый старший — Торао, затем Такэо и Мицуо. Все братья Исии, кроме уже умершего к тому времени Торао, занимали ответственные посты в отряде № 731.

Моримура Сэйти, путем расспросов бывших служащих отряда, установил, что спецгруппа насчитывала около 50 человек, включая охрану, надзирателей, кухню и канцелярию. Большинство сотрудников спецгруппы были земляками Исии — выходцами из поселка Сибаяма уезда Самбу (префектура Тиба). Все они были безземельными вторыми и третьими сыновьями из крестьянских семей (в японских крестьянских семьях по традиции весь земельный участок, принадлежащий семье, наследовал первый, то есть старший сын). В отряд их привез с собой Сиро Исии. Члены спецгруппы получали 70 %-ную надбавку к своему месячному окладу.

Пансионат «Береза». Располагался в центральном районе Харбина, в Новом городе, в большом трехэтажном здании из красного кирпича. Это был секретный пункт связи отряда с внешним миром. Здание было построено в виде буквы И и имело внутренний двор с воротами, через которые въезжали и выезжали военные грузовики и автобусы отряда.

Прежде чем отправиться в Харбин, служащие отряда на автобусах или грузовиках приезжали в «пансионат». Затем, переодевшись в гражданское платье, они выходили из ворот внутреннего двора и смешивались с толпой на городских улицах. По возвращении в отряд все это проделывалось в обратном порядке. Официально здание принадлежало правительству Маньчжоу-Го, а об истинном его назначении даже среди японцев знали лишь единицы.

В Харбине в то время существовало много учебных заведений, в том числе японские начальные школы «Ханадзоно» и «Момодзоно», Харбинская средняя школа, Харбинская женская школа. Учившихся в них детей сотрудников отряда на военных автобусах также доставляли сначала во внутренний двор «пансионата».

Полигон у станции Аньда. От места расположения отряда № 731 до станции Аньда около 120 км. Наполигоне были врыты в землю железные столбы на расстоянии 5—Юм один от другого. К ним привязывали людей, тела которых в зависимости от условий эксперимента защищались одеялами и щитами.

Для совершенствования бактериологических боеприпасов различных типов их взрывали под разными углами к земле и на заданной высоте. Это давало возможность получить точные данные о зависимости между точкой взрыва бомбы и районом бактериального заражения. На предельно близком расстоянии от подопытных взрывали бомбы со шрапнелью, контаминированной возбудителями газовой гангрены. Людей экспонировали к аэрозолям возбудителей инфекционных болезней, создаваемых пролетающими на разных высотах самолетами.

Бывший служащий отряда рассказал Моримуре Сэйти следующее: «Эксперименты по заражению газовой гангреной проводились многократно. И не только эти…. Проводились также эксперименты с применением бактериологического пистолета в форме авторучки. Ставились и более простые опыты. Например, людям обнажали бедра, вблизи взрывали ручные гранаты и потом изучали, каким образом осколки входят в тело; стреляли в голову под разными углами из винтовки, после чего вынимали и препарировали мозг; иногда людей просто убивали ударом дубины, а затем исследовали поврежденную ткань…».

Бывший начальник филиала № 673 подполковник медицинской службы Ниси Тосихидэ во время предварительного следствия на допросе в 1-й хабаровской тюрьме 6 декабря 1949 г. показал:

Как проводились эксперименты по заражению «бревен» чумой, рассказал 25 декабря 1949 г. в Хабаровске трибуналу Приморского военного округа подсудимый Кавасима Киоси (бывший начальник 4-го отдела отряда № 731 генерал-майор медицинской службы):

Однако этот полигон не был единственным. На допросе во время предварительного следствия 23 октября 1949 г. Кадзицука Рюди показал, что наиболее опасные эксперименты Исии проводил «на какой-то необитаемой территории», место расположения которой он ему не сказал.

В 2005 г. китайскими учеными в автономном районе Внутренняя Монголия был обнаружен ранее неизвестный крупный японский полигон, предназначенный для испытания химического и бактериологического оружия. Анализ почвы и другие специальные исследования дали ученым возможность определить границы полигона. Его площадь составила около 110 км 2. Возможно, это тот полигон, о котором в своих показаниях упомянул Кадзицука Рюди, а возможно, еще один.

«Ящик смерти». Наличие этого объекта установил в ходе бесед с бывшими служащими отряда № 731 Моримура Сэйти. Этот объект располагался приблизительно в 4 км к северо-востоку от сооружений отряда № 731. В ложбине находился участок, огороженный где кирпичной стеной, где изгородью из болотной травы амперы. Кругом расстилалось ровное поле. Участок издали напоминал заброшенный склад, однако на самом деле здесь проводились эксперименты с боевыми отравляющими веществами.

Бывший сотрудник отряда № 516 (был еще и такой, но о нем почти ничего не известно) рассказал Моримуре следующее: «Опыты с ядовитыми газами проводила группа Иосимуры в тесном сотрудничестве с отрядом № 516. Для них использовали преимущественно заключенных, уже подвергавшихся экспериментам по получению сыворотки крови или экспериментам по обморожению. Большинство подопытных людей были либо с ампутированными конечностями, либо крайне изможденные. Привозили их на специальной машине».

Эксперименты проводились в небольших, особым образом сконструированных камерах. Их было две — малая и большая, — соединенные в одну систему.

Большая камера представляла собой квадрат со стороной 3,6 м. Ее стены были сделаны из листового железа толщиной 5 мм. К камере был непосредственно присоединен генератор, позволяющий накачивать в нее иприт, цианистый водород и окись углерода. В самой камере регулировалась только концентрация отравляющего вещества. Для этого на потолке камеры находился большой воздушный винт — смеситель воздуха. По потолку и полу шли две трубы диаметром 50 см. Они соединяли большую камеру с малой. По ним циркулировал воздух с определенной концентрацией газа. Чтобы направить его из большой камеры в малую, достаточно было лишь повернуть выключатель.

Малая камера, за исключением задней стенки и потолка, была сделана из особого, пуленепробиваемого стекла. Длина стенки составляла полтора метра (чуть больше телефонной будки). Находясь снаружи, сквозь прозрачные стены камеры можно было наблюдать за тем, что происходит внутри, а также снимать это на пленку. Камера имела дверцу, к которой были подведены рельсы. Подопытных людей помещали в небольшую вагонетку и привязывали к стойкам. Вагонетка передвигалась по рельсам. Когда дверца камеры открывалась, наружные рельсы состыковывались с рельсами внутри, вагонетка въезжала в камеру, дверца закрывалась.

Усыпальница героев. Находилась перед входом в общий отдел. Перед уничтожением отряда в усыпальнице хранились таблички с именами более трехсот человек, погибших на фронте или в результате заражения в лабораториях. На возвышении, похожем на большую эстраду, площадью 120–150 м², тесными рядами стояли большие фотографии в черных рамках.

Финансирование. Интендант отряда Хотта на процессе в Хабаровске показал, что в 1945 г. отряду была определена сумма в 10 млн иен (что приблизительно составляло тогда 4,7 млн долларов). Они распределялась следующим образом: 7 млн шло на научные исследования и производство БО, 3 млн на содержание личного состава. На содержание филиалов уходило до 300 тыс. иен.

Помимо этого отряду время от времени выделялись от 500 тыс. до 1 млн иен на «непредвиденные секретные расходы». Секретные ассигнования положили начало финансовым злоупотреблениям, следствием которых стало отстранение Исии от руководства отрядом в 1942 г.

Денежное довольствие сотрудников. Было очень высоким, и, несмотря на войну, доходило до них полностью и без задержек. Например, еще вчерашний школьник Хироси Акияма (1958), занимавший самую низшую должность в отряде, получил от вербовщика в качестве подъемных 350 иен, что было не малой суммой для японца из сельской местности. «Мне было известно, — писал Хироси, — что старший сын наших соседей, который, окончив среднюю школу, поступил на службу в сельскую управу, получает всего тридцать пять иен в месяц, а месячное жалованье директора начальной школы было что-то около ста иен». По прибытию в отряд Хироси удивился еще больше: «Вечером за ужином нас накормили до отвала свининой, сладким пирогом и другими вкусными блюдами, о которых мы в Японии могли только мечтать. Так же сытно и вкусно кормили нас и потом». Его месячный оклад помимо основного оклада в 100 иен, включал фронтовые надбавки и надбавку за службу на опасной территории. Всего набиралось около 300 иен в месяц. В своей деревне Хироси перед вербовкой в отряд был вынужден есть даже траву.

Кадры отряда. Хироси Акияма (1958) пишет следующее:

Кремация сотрудников. Когда умирал кто-либо из сотрудников отряда, тело умершего отправляли в крематорий, находившийся в Синьцзине, где его подвергали кремации, соблюдая весь церемониал. Печи, где сжигали трупы «бревен», для трупов японцев не использовали.

Выбор места дислокации отряда. В те годы не существовало надежных технологий, позволяющих накапливать и длительно хранить агенты БО, поэтому японские военные были вынуждены приближать его производственную базу к местам предполагаемого применения. Расположению отряда № 731 именно в Маньчжурии способствовало еще одно весьма существенное обстоятельство, о котором рассказал подсудимый Кавасима во время судебного заседания в Хабаровске 25 декабря 1949 г.:

Отряд № 100. Другое название отряда — «Управление противоэпизоотической защиты конского поголовья Квантунской армии». Организован в конце 1935 г. Всего в отряде работало 600–800 человек. Штаб отряда с основной частью личного состава дислоцировался в 10 км от города Чанчунь[17], в районе поселка Мынцзятунь, а его филиалы были в городах Дайрене и Хайларе, но ближе к концу войны хайларский филиал был перемещен в город Кэйшань. Отряд № 100 не зависел от отряда № 731 и подчинялся непосредственно командующему Квантунской армии Ямаде. Первоначально он имел своими задачами изготовление вакцин и сывороток главным образом для защиты конского поголовья и изучения инфекционных болезней животных.

Оперативно-стратегический план войны против СССР был разработан японским Генеральным штабом в 1940 г. В японских секретных документах он проходил под сокращенным наименованием «Кан-Току-Эн». После нападения Германии на СССР этот план начал воплощаться в жизнь. В соответствии с решением императорского совещания от 2 июля 1941 г. Генеральный штаб армии и Военное министерство Японии разработали план мероприятий, направленных на форсирование подготовки к проведению наступательных операций против советских войск на Дальнем Востоке и Сибири. В сентябре 1941 г. перед отрядом № 100 были поставлены задачи подготовки бактериологической войны и бактериологических диверсий на территории СССР, в том числе и с использованием самолетов. При штабе каждой армии, находившейся в Маньчжурии, дополнительно были созданы «эпизоотические отряды». Начальниками этих отрядов назначили специалистов-бактериологов, направленных из отряда № 100. Инициатором создания таких отрядов являлось первое оперативное управление Генерального штаба японской армии. Задачами «эпизоотических отрядов» являлись подготовка и ведение бактериологической войны против СССР (Кошкин А. А., 2011).

Отрядом № 100 командовал генерал-майор ветеринарной службы Вадзиро Вака-мацу. Отряд состоял из четырех отделов: общий отдел с канцелярией — ему подчинялся изолятор, где находились подопытные люди; 1-й отдел — занимался разработкой методов ведения бактериологической войны, 2-й отдел — вел работу по нескольким направлениям и был головным в отряде (20 офицеров, 30 научных сотрудников и 50 человек технического персонала). Структура отдела была следующей:

1-е отделение — исследование и производство бактерий сибирской язвы.

2-е отделение — исследование и производство бактерий сапа.

3-е и 4-е отделения — исследование и производство возбудителей других эпизоотических заболеваний.

5-е отделение — исследование и производство головневых грибов и вирусов мозаики.

6-е отделение — производство бактерий, вызывающих заболевания рогатого скота; разработка методов бактериологических диверсий и их осуществление в приграничных районах с СССР; исследование и производство боевых ОВ.

В отряде работали с возбудителями сибирской язвы, сапа, чумы рогатого скота, овечьей оспы, мозаики и красной ржавчины. О производственных мощностях отряда подсудимый Такахаси Такаацу (бывший начальник ветеринарной службы Квантунской армии, генерал-лейтенант ветеринарной службы — осуществлял непосредственное руководство деятельностью отряда № 100) сообщил военному трибуналу следующее (27.12.1949):

«Если в начале военных действий против СССР японской армии, в силу сложившейся обстановки, необходимо будет отступить в район Большого Хингана, то на оставляемой территории все реки, водоемы, колодцы должны быть заражены бактериями или сильнодействующими ядами, все посевы уничтожены, скот истреблен», — такова была главная задача, которую поставил перед отрядом № 100 штаб Квантунской армии.

Отряд № 100 финансировался по двум источникам: Военное министерство Японии выделяло средства на содержание личного состава отряда и на изготовление препаратов для профилактической работы в Квантунской армии. Е1а изыскание и производство БО средства отпускались по линии секретных фондов штаба Квантунской армии, через 2-й разведывательный отдел.

Обвиняемый Такахаси Такаацу во время предварительного следствия 6 декабря 1949 г. показал следующее:

Отряд № 100 имел секретное скотоводческое хозяйство. Оно находилось недалеко от советско-маньчжурской границы, километрах в 80 северо-западнее города Хайдара. Стадо насчитывало 500 голов овец, 100 голов коров и лошадей. Отряд закупил их у местного населения Северо-Хинганской провинции и выкармливал вплоть до окончания войны. Скот предназначался исключительно для осуществления биологических диверсий.

В апреле 1944 г. отряд № 100 направил в Северо-Хинганскую провинцию секретное подразделение, которому было приказано ознакомиться с обстановкой в провинции и произвести подсчет всего имеющегося в этом районе домашнего скота. В результате выяснилось, что в провинции его насчитывалось около полутора миллиона голов. Цель, с которой в отряде № 100 содержали скот, была следующей: «В случае начала войны между Японией и СССР советские войска, вторгнувшись в Северо-Хинганскую провинцию, непременно угонят из нее в качестве трофея весь скот. Японские войска, отступая, выпустят на волю лошадей и овец, которых заразят сапом. Через неделю или две в местах скопления скота вспыхнет эпизоотия…». По крайней мере, так они предполагали.

Генерал-лейтенант медицинской службы Исии Сиро. Родился в 1892 г. в деревне Тиеда-Осато (ныне город Сибаяма) префектуры Тиба. Учился сначала в местной частной школе Икэда, где удивлял преподавателей своими способностями; он мог за одну ночь выучить весь учебник чуть ли не наизусть. Затем поступил в общеобразовательную школу в Тиба. Исии был четвертым сыном в помещичьей семье, у которой вся округа брала в аренду землю. В молодости он увлекался идеями буддийской секты Нитирэн и разделял идею о «гармонии небесных и земных законов», изложенную в «Сутре лотоса». Еще он преклонялся перед германским «железным канцлером» Бисмарком.

Окончив школу в Тиба, а затем среднюю школу в городе Канадзаве префектуры Исикава, Исии поступил на медицинский факультет Императорского университета в Киото, по окончании которого пошел на военную службу в качестве стажера — кандидата на командную должность. Из армии он был направлен в целевую аспирантуру Киотского императорского университета. Видя незаурядные способности Исии к наукам и возлагая на него большие надежды, ректор университета отдал ему в жены свою дочь (рис. 1.21).

^{Рис. 1.21. Исии с семьей в 1938 г. Слева направо братья: Такэо, Мицуо и Сиро. По P. Williams, D. Wallace (1989)}

После окончания аспирантуры Исии начал быстро продвигаться по службе. Ниже мы приводим автобиографию Исии, написанную им по просьбе американского следователя в Токио 17 января 1946 г.

«Дата рождения — 25 июня 1892 г.

1920 год, декабрь — окончил медицинский факультет Императорского университета в Киото.

1921 год, 20 января — 9 апреля — военная подготовка в качестве офицера-стажера

3-го пехотного полка гвардейской дивизии.

1921 год, 9 апреля — назначен военврачом в чине лейтенанта в 3-й гвардейский пехотный полк.

1922 год, 9 апреля — назначен в 1-й армейский госпиталь в Токио.

1924 год, 20 августа — присвоено звание капитана медицинской службы.

1924–1926 годы — аспирантура при Императорском университете в Киото по проблемам серологии, бактериологии, эпидемиологии и патологии.

1926 год, 1 апреля — назначен в армейский госпиталь в Киото.

1928 год, апрель — 1930 год, апрель — научно-ознакомительная поездка за границу. Посетил Сингапур, Цейлон, Египет, Грецию, Турцию, Данию, Италию, Францию, Швецию, Германию, Австрию, Венгрию, Норвегию, Чехословакию, Бельгию, Голландию, Швейцарию, Финляндию, СССР, Эстонию, Латвию, Восточную Пруссию, Америку, Канаду, Гавайи.

1930 год, 1 августа — присвоено звание майора медицинской службы, назначен преподавателем Военно-медицинской академии.

1935 год, 1 августа — присвоено звание подполковника медицинской службы.

1936 год, 1 августа — назначен начальником Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии.

1938 год, 1 марта — присвоено звание полковника медицинской службы.

1940 год, 1 августа — начальник Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии и одновременно преподаватель Военно-медицинской академии.

1941 год, 1 марта — присвоено звание генерал-майора медицинской службы.

1942 год, 1 августа — начальник 1-го отдела Военно-медицинского управления.

1943 год, 1 августа — преподаватель Военно-медицинской академии.

1945 год, 1 марта — присвоено звание генерал-лейтенанта медицинской службы, назначен начальником Управления по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии.

1945 год, 1 декабря — уволен в запас».

По воспоминаниям сослуживцев, собранных Моримурой, Исии был ростом более 1 м 80 см, носил пышные усы, одет был всегда в военный мундир с орденами. Он произносил речи громким голосом, держа микрофон в руках и щеголяя выправкой. Воодушевляясь собственным красноречием, он расхаживал по сцене, а длинный провод микрофона тянулся за ним. В такие минуты Исии был похож на огромную обезьяну, висящую на веревке. Для восточных людей «обезьяна» в переносном смысле означает необычайно хитрого человека: «Папаша был самой хитрой из всех обезьян, ученой обезьяной», — говорили сотрудники отряда.

Исии был «совой», т. е. человеком ярко выраженного «ночного» типа. Днем он крепко спал в своем кабинете, а к ночи просыпался, полный сил для работы. «Если у кого-то есть какое-либо предложение, даже самое маленькое, касающееся работы отряда, пусть приходит ко мне с ним даже ночью», — любил повторять Исии. Со временем у него развилась еще и «генеральская болезнь», что в сочетании с ночным образом его жизни весьма раздражало других руководящих работников отряда № 731. Глубокой ночью стоило только какой-нибудь новой мысли о подготовке бактериологической войны мелькнуть в голове начальника, как он вызывал адъютанта и приказывал: «Собрать руководство… Проведем срочное совещание». И адъютант вынужден был звонить по телефону и бегать по всей «деревне Того», собирая начальствующий состав.

Первый раз Исии попал в поле зрении жандармерии в начале 1932 г., когда о «молодом кутиле, сорящем деньгами», сообщил в местную полицию владелец одного из увеселительных заведений. Как только «кутила» узнавал, что в заведение поступила 15— 16-летняя девушка, он немедленно требовал от содержательницы прислать ее. При этом он выкладывал сто иен, как будто это была мелочь, а между тем сто иен в то время соответствовали трехмесячному жалованью молодого служащего. Следователями жандармерии было установлено, что Исии пролоббировал «Акционерной имперской компании по производству медицинского оборудования» заказ на производство фильтров очистки воды собственной конструкции, что привело к быстрому росту и обогащению компании как поставщика армии. Представители компании и сам Исии были арестованы. Факт получения им взятки подтвердился, причем выяснилось, что ее сумма была по тем временам огромной — 50 тыс. иен. Однако Исии удалось выкрутиться, помогли связи с влиятельными людьми в Министерстве обороны, особенно заступничество полковника Тэцудзана Нагаты (начальник управления службы войск; впоследствии генерал-лейтенант и заместитель министра обороны Хаяси по кадрам).

Непосредственной причиной для возбуждения следствия в 1942 г. послужили злоупотребления, имевшие место при строительстве одного из сооружений отряда — большого лекционного зала в корпусе 63. По свидетельству осведомленных лиц, между чертежами проекта Большого лекционного зала, представленными в штаб Квантунской армии, и тем, что было построено в действительности, обнаружились значительные расхождения. С этого, сообщает Моримура Сэйти, и начал разматываться клубок должностных преступлений Исии.

В то же время Исии не обирал своих подчиненных. Показательно то, что даже подросток Хироси Акияма за пять месяцев службы в отряде сумел скопить 1000 иен. Исии в отношениях со своими подчиненными придерживался какого-то кодекса чести, а они платили ему за это преданностью.

Работа с «бревнами». Еще в начале XX в. опыты над заключенными не рассматривались европейскими учеными как нечто в принципе недопустимое по моральным соображениям. В основе обоснования таких экспериментов лежала научная целесообразность. Особенно этот принцип соблюдался тогда, когда эксперименты выполняли на «туземцах». Знаменитый бактериолог В. А. Хавкин (1860–1930) испытывал в 1897–1898 гг. свою убитую чумную вакцину (впоследствии ее называли «лимфой Хавкина») на заключенных Умеркадской и Бикульской тюрем в Бомбее и на заключенных тюрьмы города Дервара. Британцу Стронгу для испытания живой чумной вакцины филиппинские власти предоставили в 1906 г. в Маниле 200 человек, приговоренных к смерти. Возможность использования военнопленных в опытах по созданию БО, без ложной скромности, обсуждалась в Европе еще в средине 1930-х гг. Поэтому Исии только довел до логического завершения, т. е. до массовых убийств людей «во имя науки», то, о чем он читал в европейских научных журналах.

Обширные медицинские и военные познания, сложенные логическим мышлением в некий оптимальный алгоритм экспериментов, привели его к пониманию того, что, по крайней мере, три вида экспериментов без подопытных людей не выполнишь на должном уровне. Это — повышение вирулентности бактерий, оценка поражающей эффективности отдельных образцов БО и проверка эффективности различных средств защиты от БО (ниже на них мы остановимся более подробно).

В том, что опыты по созданию БО необходимо было проводить с использованием людей, были убеждены и низшие чины отряда. Хироси Акияма (1958), попавший в отряд за пять месяцев до его ликвидации, сформулировал свое отношение к таким преступлениям следующим образом: «Я вспомнил, что в книгах по бактериологии, которые я просматривал в лаборатории в свободные минуты, было написано, что при одной и той же вирулентности возбудителя ход болезни у животного очень часто резко отличается от течения ее у человека». Далее этот смышленыш делает еще один вывод: «При опытах на человеке можно гораздо быстрее получить достоверные результаты, чем при работе, например, с мышами». Ничего личного в отношении жертв экспериментов — только забота о достоверности экспериментов.

Японскими властями в Маньчжурии была создана эффективная система доставки «подопытного материала» в отряд. Для того чтобы жандармы знали, кого надо направлять в отряд в качестве «бревен», для них была разработана весьма содержательная инструкция (приведена ниже). Само мероприятие называлось «особой отправкой» (по-японски — «Токуй-Ацукай»).

Полковник жандармерии Тачибана, выступивший свидетелем на судебном процессе в Хабаровске, дал 28.12.1949 г. следующие показания:

Из показаний военнопленных японцев: генерал-майора медицинской службы Кавасима, подполковника медицинской службы Ниси, майоров медицинской службы Карасава и Оноуэ, ефрейтора Сайто и других установлено, что бактериологические опыты японцами проводились и над советскими гражданами, по различным причинам оказавшимися на территории Маньчжурии. Бывшие сотрудники Харбинской военной миссии и жандармских органов: майор Иидзима, капитан Кимура и сержант Ямагучи подтвердили на допросах, что ими лично в разное время направлялись для истребления в отряд № 731 сотни людей, в том числе и советские граждане.

Сержант Ямагучи показал:

Допрошенный начальник Сахалинского жандармского отряда капитан Кимура во время предварительного следствия показал:

Как установлено предварительным следствием, отряд № 731 получал подопытных людей, главным образом, из лагеря для советских граждан, оказавшихся в Маньчжурии по ряду причин, именовавшегося лагерем «Хогоин». Выявленный среди военнопленных японцев, содержащихся в лагере МВД Хабаровского края, майор Иидзима, бывший начальник лагеря «Хогоин», на допросе показал:

Аналогичные показания дали военнопленные японцы: Тани-заки, Сато, Тагучи и Игараси, которые, будучи следователями лагеря «Хогоин», допрашивали советских граждан с применением мер физического воздействия.

Национальный состав «бревен». По единогласному признанию бывших служащих отряда, национальный состав заключенных был таким: почти 70 % — китайцы, около 30 % — русские; немного корейцев, монголов, англичан, австралийцев и американцев. Возраст в подавляющем большинстве — от 20 до 30 лет, максимум 40 лет.

Накопители. Так как вместимость внутренней тюрьмы отряда была небольшой, а «бревна» требовались ежедневно, то между Пинфанем и Харбином, в районе японского синтоистского храма, находился специальный «накопитель» — пункт для сбора «бревен». Некоторые сотрудники отряда в беседах с Моримурой вспомнили его название — Шоушидзян. В этом сборном пункте постоянно содержалось до 300 «бревен», и когда в материале для экспериментов начинала ощущаться нехватка, отсюда их немедленно переправляли в отряд. Для перевозки использовались грузовики с черным закрытым кузовом без окон. Транспортировка производилась ночью под охраной жандармов. На сборном пункте заключенных содержали без наручников и кандалов. Принимались специальные меры для того, чтобы люди не поняли, что их ожидает. Среди них были ничего не подозревавшие молодые китайцы, которых обманом завлекли на этот пункт, сказав, что их приглашают для устройства на работу.

Расход «бревен». Подопытным людям по прибытию в отряд надевали ножные кандалы, присваивали номера и распределяли в качестве материала для экспериментов между всеми группами отряда. Их фамилии не интересовали «экспериментаторов», они нигде не фиксировались, поэтому не сохранились. Предела в зверствах в отношении этих людей сотрудники отряда № 731 не знали. Совершались любые варварские эксперименты, которые могли прийти в головы их организаторам. Нередко с научной точки зрения они были полностью бессмысленными. Например, Исии похвалялся американцам, что он лично заставлял людей, зараженных чумой, носить тяжелые мешки. Ставились опыты, совсем не требовавшие использования людей, а тем более живых (опыты по высушиванию живых людей горячим воздухом с целью установить вес «твердого остатка»).

Широко практиковалось вскрытие живых людей, так как именно таким способом можно узнать, как происходят во времени изменения в живых тканях после воздействия патогенного микроорганизма или яда. Ниже приведен один из примеров такого «вскрытия», рассказанный Моримуре сотрудником отряда.

После того как были вынуты внутренние органы, нетронутой осталась только голова мальчика. Маленькая, коротко остриженная голова. Один из сотрудников группы Минато закрепил ее на операционном столе. Затем скальпелем сделал разрез от уха к носу. Когда кожа с головы была снята, в ход пошла пила. В черепе было сделано треугольное отверстие, обнажился мозг. Сотрудник отряда взял его рукой и быстрым движением опустил в сосуд с формалином. На операционном столе осталось нечто, напоминавшее тело мальчика, опустошенный корпус и конечности. Вскрытие закончилось».

Кодзо Окамото, один из руководящих сотрудников отряда, после окончания войны на допросе в штаб-квартире американских войск в Токио показал, что только в 1945 г. вскрытию были подвергнуты не менее тысячи человек. Вот как описывает опыт над человеком Хироси Акияма (1958), который он наблюдал сам незадолго до ликвидации отряда.

Нельзя сказать, что «бревна» не понимали, зачем их привезли в эту тюрьму, либо вели себя пассивно. Сотрудники отряда рассказывали Моримуре, что им так и осталось не понятным, как заключенные разных камер поддерживали между собой связь и передавали из камеры в камеру различные предметы. Был такой случай. По камерам с целью эксперимента раздали сладкие пирожки, зараженные бактериями брюшного тифа. Но те, кто знал о подобных опытах, передали по всем камерам, что пирожки, возможно, заражены бактериями. Ни один заключенный к ним не притронулся.

Происходили и еще более удивительные случаи. Так, чтобы подкрепить больного заключенного, ему в камеру по цепочке передавали сухие фрукты, входившие в рацион узников. По тюрьме ходили клочки бумаги, на которых было записано содержание экспериментов. В одиночную камеру, куда только что заключили пленного командира Народно-освободительной армии Китая, были переданы в качестве «знака внимания» маленькие китайские туфельки, которые «бревна»-китаянки плели из скрученных полосок бумаги.

Прореживание. В ходе экспериментов неизбежно появлялись «бревна», которые после инфицирования бактериями чумы все-таки выживали. Были «бревна», приобретавшие такого рода иммунитет и к другим микроорганизмам (о каких именно возбудителях болезней идет речь, Моримура не сообщает). Для исследования процесса появления иммунитета эти подопытные представляли значительную ценность, но, с другой стороны, оказалось, что если их оставлять в живых, то некуда будет помещать новые «бревна», которые постоянно прибывали. И тогда прибегали к методу скоростного умерщвления заключенных, который назывался «прореживанием».

Выживших подопытных заключенных сотрудники спецгруппы выводили из камер и вели в помещение рядом с ванной комнатой. Имевшие горький опыт неоднократных экспериментов, люди были крайне насторожены, поэтому вывести их из камер было нелегко, тогда «экспериментаторы» прибегали к обману: «Тебя сейчас освободят, но для этого нужно сделать предохранительную прививку». Так их выманивали из камер и вели под охраной сотрудника спецгруппы, вооруженного пистолетом. Приведя «бревно» в специально оборудованную комнату, ему быстро вкалывали в запястье 20 см 3 хлороформа. Менее чем через секунду у подопытного начиналось удушье, глаза выкатывались из орбит, тело покрывалось гусиной кожей, и наступала смерть. Такому «прореживанию» подвергалось до 20 «бревен» в месяц.

Подсчет жертв. Осуществлен весьма приблизительно по рентгеновским снимкам подопытных людей, поступавших в отряд. Как только новых заключенных помещали в специальную тюрьму, группа Ариты делала их рентгеновские снимки. Прежде чем сделать снимок, на груди заключенных, как мужчин, так и женщин, сотрудники группы Ариты черной тушью писали порядковый номер арабскими цифрами. Нумерация начиналась с трехзначной цифры, то есть со 100, и продолжалась до цифры 1500. Это составляло один цикл. Зафиксированный на снимке номер сохранялся за узником в течение всего пребывания в тюрьме. Когда нумерация доходила до 1500, счет опять возобновлялся со 100.

Бывший служащий отряда рассказал Моримуре следующее: «Насколько я помню, в мае 1942 г. нумерация заключенных выражалась цифрой порядка 700… За 1000 она перевалила к концу 1943 г. В начале 1944 г. она быстро достигла 1500, а затем снова началась со 100. С этого времени циркуляция заключенных стала особенно интенсивной. К концу 1944 г. порядковый номер превысил 1000, а к весне 1945 г. он выражался примерно цифрой 1400. Поэтому только на моей памяти нумерация заключенных прошла два цикла (2800), и говорить о том, что общее количество заключенных составило 3000, отнюдь не преувеличение».

Однако были и такие подопытные, которых направляли на эксперимент, не подвергнув предварительно рентгеновской съемке, некоторых умертвили сразу же по прибытии в отряд, в это число не вошли люди, замученные в период 1933–1942 гг. Ни одному подопытному человеку за все время существования отряда не удалось спастись.

Из протокола допроса бывшего начальника лагеря «Хогоин», сотрудника японской контрразведки Иидзимы Есио, допрошенного 20 октября 1949 г. в качестве свидетеля, стала известной фамилия одного советского военнослужащего, погибшего в отряде № 731 — это красноармеец Демченко, отказавшийся отвечать на вопросы Иидзимы и отправленный им в отряд для уничтожения. Иидзима долго пытал этого человека лично, поэтому он запомнил его фамилию. Только в 1945 г. в отряд было отправлено для уничтожения 40 советских граждан. Никаких дел в суд на них не оформлялось (Материалы судебного процесса…, 1950).

Моримура утверждает, что большинство научных медицинских работ, написанных сотрудниками отряда № 731 на основе экспериментов над живыми людьми, опубликованы в «Журнале японского общества изучения патогенеза», без указания на то, что в качестве экспериментальных моделей ими использовались люди.

Представление японских военных о роли БО в войне. В октябре 1936 г. на совещании с руководящим составом начальник отряда Бусикава определил место БО в предстоящей войне с СССР как средства поражения стратего-тактических целей (Сакаки, 1952).

Мацумура Томокацу, начальник оперативно-стратегического отдела штаба Квантунской армии, допрошенный во время предварительного следствия 7 декабря 1949 г. как свидетель, показал следующее:

Бывший начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Хата Хикосабуро на допросах во время предварительного следствия отрицал наличие наступательного плана применения бактериальных средств, но он признал намерения Генерального штаба Японии использовать эти средства в диверсионных целях в глубоком тылу противника[18].

Бывший главнокомандующий Квантунской армии Ямада Отозоо во время предварительного следствия 17 ноября 1949 г. рассказал, каким образом осуществлялось принятие на вооружение японской армии новых средств ведения биологической войны, и кем планировалось их применение:

На судебном заседании 26 декабря он признал, что БО в случае возникновения военных действий должно быть применено против Советского Союза с помощью авиации для заражения тыловых районов и путем проведения диверсионных мероприятий по линии отряда № 100. Ямада также заявил, что если бы военные действия с Советским Союзом не возникли, то БО могло бы быть применено против США и других западных стран (Материалы судебного процесса…, 1950).

Любопытно то, что представления пленных японских высокопоставленных военных о роли БО в войне исходили из уверенности в его реальном существовании в японской армии. Исии откровенно преувеличил военную значимость своего отряда в глазах командования Квантунской армии. Например, бывший начальник отдела кадров Квантунской армии, полковник Тамура, прибывший в мае 1945 г. с инспекционной проверкой, показал на суде в Хабаровске 28 декабря следующее:

Причем в понимании японских военных БО обладало какими-то постоянно сохраняющимися поражающими свойствами, которые позволяли «осуществление оперативных планов» путем «заражения этих районов». Попросту говоря, прикоснулся к чему-либо в «зараженном районе», то сразу же заболел — возбудитель инфекционной болезни (инфицированная им блоха) рассматривается ими так же как и европейцами в 1930-х гг. — как «контагий».

Разработка средств бактериологического нападения. Эти работы в отрядах № 731 и № 100 включали:

1) выбор среди возбудителей инфекционных болезней тех, кого можно использовать в качестве потенциальных агентов БО;

2) получение штаммов возбудителей инфекционных болезней с повышенной вирулентностью;

3) масштабирование процесса культивирования микроорганизмов до получения их количеств, необходимых для ведения бактериологической войны;

4) стабилизацию свойств наработанной бактериальной массы и ее длительное хранение;

5) разработку специальных боеприпасов и технических устройств для диспергирования (распространения) бактерий, способов их применения.

Для использования в диверсионных целях японцами исследовались поражающие свойства малоизвестных в те годы биологических токсинов, разрабатывались технологии их очистки и способы скрытого применения (группы Кусами и Сэкитори).

Оценивалась возможность поражения злаковых растений в СССР путем рассеивания с воздуха головневых грибов (группа Ягисавы).

Выбор возбудителей инфекционных болезней в качестве агентов БО. Не зря сотрудники Исии считали своего шефа «самой хитрой из всех обезьян, ученой обезьяной». Так оно и было! Узнав во время своей поездки по Европе о том, что в сознании правящих кругов европейских стран из поколения в поколение, как осложнение после тяжелой болезни, передается ужас, связанный с эпидемиями чумы Средневековья, Исии решил, что в этом ужасе заключается его шанс. Формально-логически выбор им возбудителя чумы в качестве агента БО безукоризнен. Летальность при легочной форме чумы тогда достигала 100 % от числа заболевших людей. История человечества на тот период времени не знала инфекционной болезни, способной распространяться на столь огромные территории и вызывать такое количество жертв, как чума. Эпидемия чумы «черной смерти» 1346–1351 гг. в Европе, истребившей до четверти ее населения, до сих пор считается вызванной забрасыванием трупов больных чумой людей в генуэзскую крепость Кафу (см. разд. 1.3). Эпидемии легочной чумы в Маньчжурии 1910–1911 гг. и 1921 г., проредившие ее население более чем на 100 тыс. человек, произошли на глазах того поколения, к которому принадлежал сам Исии.

Большой оптимизм ему внушали результаты исследований эпидемиологии чумы, полученные после открытия возбудителя болезни в 1894 г. Авторитетными учеными того времени было «убедительно показано», что в природе чума поддерживается среди грызунов, и в особенности среди крыс; а передается человеку посредством инфицированных возбудителем чумы блох. Этими же авторитетами заявлялось, что перемещение больных чумой крыс с кораблями стало причиной возникновения эпидемий чумы в портовых городах в конце XIX в. и в начале XX в. — так называемой портовой или третьей пандемии чумы (см. рис. 1.5). В те годы в любом порту можно было увидеть суда, оснащенные специальными ловушками, которые должны были ограничить распространение чумных крыс по миру (рис. 1.22).

^{Рис. 1.22. Специальные приспособления на судах, устанавливаемые в 1920—1930-хгг. для превращения распространения чумы посредством крыс. По U. A. Wu Lien Ten et al. (1936)}

Далее «самая хитрая из всех обезьян» пришла к следующему бесхитростному выводу. Раз страх перед чумой заставил в 1930-х гг. европейские страны с большой осторожностью относиться к бактериям чумы, как к агенту БО, то европейцы в принципе не могут иметь надежные средства защиты от бактериологического нападения с использованием этого агента. Таким образом, именно с помощью возбудителя чумы Исии собирался сделать БО способным решать оперативные задачи и уравнять шансы Японии в войне с индустриально развитыми странами.

Из других возбудителей опасных инфекционных болезней Исии остановился на следующих:

возбудители кишечных инфекций: брюшного тифа, паратифа, дизентерии, холеры — диверсионное заражение продуктов питания и водоисточников;

возбудители сибирской язвы и сапа — применение диверсионными методами и диспергирование специальными боеприпасами и устройствами с целью массового уничтожения людей и животных;

возбудители анаэробных инфекций (газовой гангрены и столбняка) — контамини-рование ими осколков снарядов и шрапнели с целью вызвать анаэробные инфекции у раненых;

возбудители чумы рогатого скота и овечьей оспы (отряд № 100) — применение диверсионными способами с целью поражения сельскохозяйственных животных противника.

В обоих отрядах исследовали на предмет их военного применения еще и другие бактерии и вирусы — возбудители инфекционных болезней человека (туберкулез, дифтерия, сыпной тиф, гнойные инфекции), но работы с ними не велись так интенсивно, как с возбудителями инфекций, указанных выше. В частности, в письме министра внутренных дел С. Н. Круглова Иосифу Сталину упоминается о проведении работ по обнаружению возбудителя новой болезни, именуемой «Сонго»[19].

Теперь, когда в умах японских военных определилось место БО в войне, и ими были выбраны направления его создания, осталось только создать это бесхитростное «оружие бедных». И для борьбы с законами природы экспериментаторам никак не препятствовали законы человеческие.

Повышение вирулентности бактерий. Идея бактериологической войны в начале 1930-х гг. была столь привлекательна для военных, что на ее ослепительном фоне сами бактерии им казались какими-то «недоделанными» природой маленькими существами. Еще в октябре 1936 г. начальник отряда Бусикава (предшественник Исии) на одном из служебных совещаний подчеркивал, что для создания оружия на основе бактерий, надо значительно поднять их вирулентность и сократить инкубационный период болезни (Сакаки, 1952). Обычно историки отряда (Моримура Сэйти, 1983; Williams P., Wallace D., 1989 и др.), кто с гордостью за приоткрывшуюся им тайну, кто с ужасом от возможностей науки, покорившей человеку невидимый микроскопический мир, пишут, что Исии сумел поднять вирулентность возбудителя чумы (т. е. снизить его инфицирующую дозу для человека) в 60 раз. Невольно рисуется мрачная картина несостоявшейся бактериологической войны, где люди Исии мизерными количествами возбудителя чумы поражают тысячи людей. Однако если внимательно читать воспоминания «смышленыша» Хироси Акиямы (1958), то ситуация с вирулентностью возбудителя чумы представляется совсем в ином свете:

В понимании Исии БО тогда будет способно конкурировать с обычными видами оружия, когда вызываемые им эпидемии будут охватывать огромные территории и убивать сотни тысяч человек. Исторические источники и мнения знаменитых бактериологов подсказывали ему только одну возможность — попытаться вызвать эпидемии легочной чумы типа маньчжурской эпидемии 1910–1911 гг. Но бубонная чума, вызываемая при передаче возбудителя болезни блохами (выбор такого способа ведения бактериологической войны мы рассмотрим ниже), не контагиозна. Значит нужно было добиться того, чтобы бубонная чума переходила во вторично-легочную, а потом уже распространялась как воздушно-капельная инфекция, т. е. давала самостоятельные вспышки первично-легочной чумы. Даже сегодня иные «маститые ученые», важно рассуждающие на темы биологической войны, любят «покрасоваться» прогнозами типа: «Успехи науки позволяют получать штаммы бактерий, способные поражать по цвету кожи, разрезу глаз» и по т. п. критериям. Но у Исии задача была гораздо проще — научиться воспроизводить легочную чуму, вспышки которой постоянно то там, то здесь вспыхивали в Маньчжурии без его участия.

В конце 1930-х гг. не было четких представлений о механизмах развития легочной чумы, нет их и сегодня. Одни авторы настаивали на пневмотропности штаммов чумного микроба. И даже получали такие штаммы путем многократного пассирования чумного микроба через экспериментальных животных. Например, профессором

А. М. Скородумовым (1888–1939) при изучении штамма, выделенного в 1927 г. во время эпидемии легочной чумы в Монголии, получены «свойства пульмонтропнос-ти» у возбудителя чумы, выраженные в организме морской свинки. Такой штамм вызывал вторичную пневмонию у этих животных при подкожном или внутрибрюш-ном заражении (Шунаев В. В., 1934). Несомненно, Исии знал эти работы и пытался их воспроизвести на людях по схеме, описанной Хироси Акиямой.

Другие ученые считали, что главным фактором в воспроизведении той или иной клинической формы чумы являются входные ворота инфекции, и приводили убедительные патологоанатомические данные в пользу этой точки зрения (Кулеша Г. С., 1912, 1924).

Третьи видели причину перехода бубонной чумы в легочную в способности штамма возбудителя болезни быстро вызывать септицемию. По данным сотрудников Особой лаборатории на форту «Александр I» С. И. Златогорова и Л. В. Падлевского (1915), чумной микроб, выделенный от больных легочной чумой, отличается некоторыми особенностями: он реже мутит бульон, образует компактные хлопья, позже дает кольцо по краю пробирки. При заражении животных обладает значительной вирулентностью и вследствие этого быстрее вызывает септицемии, чем имевшиеся для сравнения штаммы, полученные от больных в очагах бубонной чумы в Бомбее, Астрахани и Одессе.

Проверка каждой такой версии требовала огромное количество «бревен» и экспериментальных животных. Один из служащих отряда рассказывал Моримуре, что было зарегистрировано заражение легочной чумой «бревен», находившихся в одной камере с больным легочной чумой, однако при масштабировании этих экспериментов, т. е. в условиях реального применения БО по китайскому городу, вспышек легочной чумы вызвать не удалось (см. «Чума от дьявола в Чандэ»). Распространения через контакт других инфекционных болезней от искусственно зараженных людей Исии не удавалось добиться даже при тесном содержании заключенных в камерах тюрьмы отряда.

Однако «смелая мысль» ученых отряда № 731 попытками распространения легочной чумы не ограничивалась. Им нужно было еще «научить» возбудитель чумы преодолевать защитное действие противочумной вакцины, т. е. выражаясь современным языком, получить иммунитет-преодолевающий штамм Y. pestis.

Такие исследования на людях проводила группа Такахаси. По сведениям, собранным Моримурой в ходе бесед с работниками отряда, эксперименты по повышению вирулентности возбудителя чумы и его способности преодолевать искусственный противочумный иммунитет проводились следующим образом. Несколько «бревен» инфицировали возбудителем чумы, в результате большинство из них погибали. Сыворотку выживших людей японцы считали «сильной». Поэтому сыворотку крови выжившего подопытного А. вводили подопытному Б. Потом заражали Б. сывороткой, содержащей возбудитель чумы, полученной от погибшего в предыдущем эксперименте «бревна». В результате «борьбы бактерий чумы, уже имеющих повышенную вирулентность, с антителами в организме подопытного Б.», как полагали сотрудники 1-го отдела, появлялась еще более «сильная» и способная преодолевать специфический иммунитет культура бактерий, которую таким же образом вводили третьему подопытному

В. Разумеется, этим примером такие исследования вирулентности бактерий в отряде № 731 не исчерпывались.

Сакаки (1952) и Моримура (1983) утверждают, что путем повторных пассажей бактерий через организм экспериментального животного сотрудникам отряда № 731 удалось сократить инкубационный период инфекции у зараженных животных до 48 ч, тогда как у исходных штаммов он растягивался до 4-х сут. Но на этом яркая сторона этого дела сменяется освещенной лишь всполохами отдельных намеков.

Первым обнаружил феноменальную способность возбудителя чумы быстро терять свою вирулентность при пересевах на искусственных питательных средах тот, кто его и открыл — швейцарский бактериолог А. Иерсен (1894). Это же явление, но применительно ко всем микроорганизмам, потенциальным агентам БО, имел в виду референт по гигиене при Германском военном министерстве, профессор Конрих (1932) в своем первом возражении против возможности создания БО.

Получив «высоковирулентные штаммы» в какой-то серии экспериментов, сотрудникам Исии приходилось решать другую, еще более сложную задачу — сохранять их высоковирулентными до момента проникновения в организм жертвы. И вот с решения этой задачи в технологической цепочке создания запасов БО «дешевое и мощное оружие» стало стремительно дорожать, а его «мощность» вызывать сомнения у «низших чинов» отряда. Возбудитель чумы, как следует из мемуаров Хироси Акияма (1958), утрачивал вирулентность в процессе хранения, при многократном посеве в культиваторах, при масштабировании процесса производства бактерий, и даже, при лиофиль-ном высушивании и применении в качестве агента БО.

Сегодня можно предложить объяснение этому феномену. Гены «факторов патогенности» семейства Yersinia находятся на хромосоме бактерии в виде отдельных кластеров из функционально связанных групп генов, отличающихся от большей части генома по нуклеотидному составу. Такие дискретные структуры называют «островами патогенности». У возбудителя чумы — это нестабильный участок протяженностью 102 т. п. о., включающий несколько самостоятельных регионов. Деления может захватить как весь участок, так и один из генов участка (Mecsas J., Strauss Е. J., 1996). Этот «остров патогенности» играет важную роль при паразитировании возбудителя чумы в своих первичных хозяевах — простейших обитателях почвы, тем и обеспечивается его стабильность в геноме микроорганизма. При культивировании на искусственных питательных средах положительное селективное давление на «остров патогенности» со стороны хозяина паразита отсутствует, и он быстро делетируется либо целиком, либо постепенно, отдельными генами, тогда «вирулентность» возбудителя чумы утрачивается постепенно («ступенчато»).

Нестабильность «острова патогенности» усиливается и в организме млекопитающего, но уже по другой причине. Возбудитель чумы, проникая в клетки белой крови, использует те же механизмы инвазии, что идля проникновения в почвенные простейшие. Однако фагоцитирующие клетки (макрофаги и нейтрофилы), в отличие от своих эволюционных предшественников, не являются свободноживущими организмами, а представляют собой часть иммунной системы более сложного организма и функционируют под ее управлением. Иммунная система распознает фагоциты, используемые возбудителем чумы для своего паразитирования, и уничтожает их через систему Т-клеточных ответов. Тем самым оказывается сильное отрицательное давление на «острова патогенности» в популяции возбудителя чумы, вызвавшего эпидемию болезни. Постепенно маловирулентные штаммы начинают преобладать в эпидемических цепочках. В конце каждой крупной эпидемии чумы от заболевших людей, как правило, высеваются маловирулентные штаммы возбудителя этой болезни. Сама же болезнь в конце эпидемии протекает легко и поддается лечению средствами, оказывающимися бесполезными на пике эпидемии. Возможно, этот механизм снижения вирулентности возбудителя чумы способствовал тому, что эпидемия легочной чумы в Маньчжурии 1910–1911 гг. внезапно оборвалась «сама» в феврале 1911 г., как раз тогда, когда уже всему медицинскому персоналу было ясно, что противоэпидемические мероприятия потерпели крах. Исии, конечно, об «островах патогенности» не знал, но Конрих интуитивно понимал, что существуют какие-то неизвестные ограничители вирулентности у возбудителей опасных инфекционных болезней, попавших за пределы среды своего естественного обитания. Следовательно, и второе его возражение против возможности создания БО («наличие вирулентности у микроорганизмов недостаточно, чтобы вызвать эпидемию» — см. «Критические взгляды на БО» в разд. 1.7), можно признать справедливым.

Исии же, исходя из эмпирических наблюдений и стереотипов представлений того времени об эпидемическом процессе, был вынужден постоянно повышать вирулентность штаммов возбудителя чумы пассажами на «бревнах» и экспериментальных животных. Возможно, ему удавалось получать и более вирулентные штаммы, чем тот, о котором пишут историки отряда, но и проблем у него становилось больше.

Пытаясь селекционировать возбудитель чумы по одному признаку — вирулентности для людей, он неизбежно попадал в еще одну ловушку, кстати, к тому времени уже хорошо известную селекционерам животных и растений. Русским ученым-эволюционистом И. И. Шмальгаузеном (1938) она была названа «платой за селекцию». Суть этого явления в следующем. Специализация в процессе направленного отбора одних признаков и свойств неизбежно, по причине существования отрицательных корреляций в системе целостного онтогенеза, сопряжена с ослаблением и ухудшением других. Ю. П. Алтухов (2003) иллюстрирует этот феномен на примере узкоспециализированных сортов пшеницы. Отобранные по признаку урожайности они оказались неустойчивыми к воздействиям внешней среды и потребовали массированных доз минеральных удобрений, а также ядохимикатов для борьбы с болезнями и вредителями. Сам того не желая, Исии добивался не только повышения вирулентности возбудителя чумы, но и потери им внутрипопуляционного генного разнообразия. Нетрудно представить, с какими проблемами, кроме внезапной и необъяснимой утери вирулентности штаммами возбудителей, подготовленных для бактериологической войны, он сталкивался в ходе своих экспериментов.

Попробуем экстраполировать хотя бы некоторые из них, опираясь на работу Ю. П. Алтухова (2003). Несомненно, новые «высоковирулентные штаммы» потребовали от японских бактериологов коррекции состава питательных сред в сторону увеличения количества входящих в их состав компонентов при постоянно снижающейся «урожайности» «производственного штамма». Резко снизилась жизнеспособность бактерий, увеличилась скорость их отмирания во время лиофильной сушки, при хранении и в аэрозоле. «Бичом» процесса наработки биомассы высоковирулентных микроорганизмов стала посторонняя непатогенная микрофлора, хорошо размножающаяся на «богатых» питательных средах.

Эти и другие проблемы заставляли японских военных бактериологов искать новые штаммы взамен «заселекционированных», посылать за ними специальные отряды в очаги чумы. Количество работы в отряде № 731 по поддержанию вирулентных штаммов микроорганизмов постоянно росло. Требовалось все больше «бревен», экспериментальных животных, научных сотрудников, лаборантов, низших специалистов, переводчиков, жандармов, дорогих питательных сред, электроэнергии, пара, кормов для животных, помещений для содержания животных, складов для кормов, работников для складов, продовольствия для работников и т. д. и т. п.

“Сколько всего их здесь?” — спросил я как-то Сагава, и он, молча покачав головой, все же ответил: “Сколько, говоришь? Да одних мышей, пожалуй, будет около ста тысяч”…На корм животным шло огромное количество зерна, проса и сои. Железобетонный склад, в котором хранился корм, достигал высоты пятиэтажного дома».

Немного поработав в первом отделе, смышленый Хироси Акияма стал понимать, для чего это все нужно:

Получается, что почти половина отряда занималась поддержанием вирулентности штаммов микроорганизмов, предназначенных для «дешевого, но мощного оружия бедных». Природа посмеялась над людоедской вседозволенностью Сиро Исии и его «высоковирулентными штаммами».

Производственные мощности. На уже упомянутом выше совещании сотрудников отряда, состоявшемся в октябре 1936 г., его начальник Бусикава высказался в том смысле, что в такой бедной стране, как Япония, где ощущается всесторонний недостаток материальных ресурсов, БО является оптимальным видом оружия. Далее он предположил, что, «имея крошечную лабораторию в несколько квадратных метров и пробирки, легко можно наработать боевое оружие, способное уничтожить десятки тысяч жизней». Бусикава был большим контагионистом, чем Фракосторо с Папой Павлом III, вместе взятые (см. разд. 1.2. «Появление контагионистического учения»).

С приходом Исии к руководству, в отряде возобладали более реалистичные взгляды на те количества бактерий, которые необходимо накопить для ведения бактериологической войны.

Технологии глубинного культивирования бактерий находились еще в «зачаточном состоянии» и для масштабного производства агентов БО японцами не использовались. Основным технологическим приемом стало выращивание бактерий на поверхности плотной питательной среды в специальных культиваторах «системы Исии». Они представляли собой помещенные в кожух закрепленные друг над другом формочки, в которые заливался питательный агар. После того как агар застывал, на него производился посев бактерий. По своей сути этот культиватор ничем не отличается от описанного в 1932 г. аппарата оставшейся безвестной Н. Г. Щербиной (см. рис. 1.15), и его конструкция была просто заимствована Испей из русского журнала.

Производство бактерий и блох. Осуществлялось сотрудниками 4-го отдела. О производственных возможностях отдела сообщил военному трибуналу в Хабаровске его бывший начальник, подсудимый Кавасима (26 декабря 1949 г.):

Процесс получения бактерий держался в тайне. Кроме сотрудников группы майора Карасавы, ни один служащий отряда без особых причин не мог проникнуть на «фабрику». 26 декабря 1949 г. подсудимый Карасава Томио показал следующее:

На утреннем заседании трибунала 29 декабря 1949 г. подсудимый Карасава уточнил свои показания:

Здесь нужно пояснить, что сотрудники отряда 731 понимали под «килограммами бактерий» — речь идет о весе густой сметанообразной бактериальной массы, непосредственно смытой с поверхности питательной среды (Материалы судебного процесса…, 1950). Следовательно, не менее чем на 90–95 % это была вода (т. е. какая-то разводящая изотоническая жидкость). Для того чтобы определить реальную «производственную мощность» отряда, необходимо понимать то обстоятельство, что бактерии начинали отмирать на поверхности питательной среды уже по достижении ими фазы стационарного роста. С момента их «смыва», скорость их отмирания возрастала. Чтобы остановить этот процесс, бактерии лиофилизировали (с 1944 г.), но в результате такой операции до 50 % бактерий погибало, а вирулентность оставшихся была сомнительной (см. ниже). Следовательно, реальную месячную «производственную мощность» отряда № 731 при сушке бактериальной массы «до постоянного веса», можно оценивать как 15–30 кг. Здесь надо учитывать еще и то, что большую часть лиофилизата занимают компоненты питательной среды. Для мысленного распространения «контагия» это количество бактерий может быть даже избыточным, но для ведения бактериологической войны оно вряд ли достаточно. По приведенным в разд. 1.7. оценкам американских военных, для того чтобы при существующих в те годы способах применения бактериальных агентов вести бактериологическую войну, требовалось производить не менее 5 тонн бактерий в сутки.

Стерильная камера в которой, как выразился Карасава, «производили посадку бактерий», представляла собой комнату со стеклянными стенами площадью приблизительно 45 м². Входившие в нее сотрудники должны были предварительно пройти стерилизационную камеру, представлявшую собой квадрат со стороной 7 м. С потолка этой камеры разбрызгивалась дезинфекционная жидкость, которая обеззараживала все тело сотрудника. Это была мера предосторожности, предпринимаемая для того, чтобы на агар-агар не попали другие бактерии, кроме культивируемых.

Для посева бактерий на агар-агар (плотную питательную среду) использовался так называемый ватный помазок — дюралюминиевый прут толщиной в карандаш и длиной 50 см. На конце его была намотана вата. Обильно пропитав эту вату бактериями, нужно было быстро, в один прием, перенести их и равномерно рассеять на поверхности агар-агара. Работа требовала навыка.

На первом этаже «блока ро» находились облицованные плиткой ванная комната и комната для переодевания. Сотрудники группы Карасавы сначала переодевались, затем шли в ванную комнату и только после этого выходили на свое рабочее место.

В комнате для переодевания они раздевались догола, затем надевали белые халаты, маску из 7–8 слоев марли на лицо, белую шапочку, резиновый фартук от шеи до щиколоток и резиновые сапоги до колен. Последними одевали резиновые перчатки и специальные очки. В такой одежде они входили в ванную комнату. Неглубокий резервуар был заполнен раствором карболовой кислоты. Они входили в этот раствор и шли по колено в нем. Пройдя через всю ванную комнату, они полностью стерилизовались от колена и ниже. Во время работы с микроорганизмами сотрудникам запрещалось разговаривать, объяснялись только жестами.

После завершения посева бактерий культиваторы перемещалась в культивационную камеру. Это было обширное помещение, обитое листовой медью. Камера была темной, высоко на потолке горело только две лампочки. Температура в ней легко регулировалась в пределах от 20 до 80 °C с помощью прибора, находившегося у входа. Такая регулировка была необходима потому, что для культивирования каждого вида бактерий требуется своя температура. Во время культивирования открывать дверь камеры категорически запрещалось.

По истечении определенного времени сотрудники группы Карасавы начинали сбор бактерий. Его производили скребком шириной 5–7 см, укрепленным на конце дюралюминиевого прута длиной 50 см. Скопления бактерий соскребали в специальные химические стаканы диаметром 10 см и высотой стенок 30 см. Питательную среду после снятия с нее бактерий снова загружали в автоклавы и после полного обеззараживания жидкий агар-агар выбрасывали. Таков был цикл производства бактерий. При желании повторно стерилизованный агар-агар можно было вторично использовать как питательную среду, но на третий раз он обычно терял свои питательные свойства.

В технологии подготовки плотной питательной среды и ее последующей утилизации была какая-то недоработка. Питательная среда, помещенная в автоклав, издавала тошнотворный запах, чего не должно быть в принципе. Зловоние распространялось по всему «блоку ро», а иногда, в зависимости от направления ветра, достигало большого лекционного зала.

Блохи. Отряд со всеми филиалами производил (или мог производить) в течение

3-х месяцев 45 кг блох — много это или мало? Установлено, что один килограмм блох это приблизительно 3 млн особей. Одна фарфоровая бомба вмещала 30 тыс. блох. Вроде бы много. Я знаю человека, который заболел чумой через 8 ч после укуса одной блохи. Но здесь нужно понимать то обстоятельство, что для целей бактериологической войны Исии требовались не просто блохи, а блохи, инфицированные возбудителем чумы и способные нападать на людей. В практике бактериологической войны инфицированная блоха, это блоха «блокированная». Насосавшись крови на чумном грызуне или больном чумой человеке, блоха не сразу приобретает способность заражать людей. Необходимо, чтобы бактерии размножились в пищеварительном тракте блохи. В процессе размножения они могут склеиваться и образовывать глыбки, состоящие из чумных бацилл, видимые под микроскопом в виде черных пятен. Эти глыбки, склеиваясь друг с другом, могут закупорить просвет желудка и преджелудка блохи. Возникает так называемый «чумной блок». «Блокированная» блоха продолжает испытывать голод и пытается сосать кровь хозяина. Однако заглатываемая кровь не в состоянии протолкнуть «блок» в кишечник блохи. Поэтому блоха должна отрыгнуть его в кровь хозяина, что несчастное животное и делает, если у него хватает на это сил после длительного обезвоживания. Вместе с кровью в ранку вымывается и какое-то количество бактерий чумы (рис. 1.23).

^{Рис. 1.23. Изображение «блокированной» блохи. 1 — комки бактерий чумы («чумной блок»); 2 — желудок; 3 — преджелудок; 4 — пищевод, запробкованный бактериями чумы. По L. F. Hirst (1953)}

Но уже при инфицировании блох появляется проблема, связанная с тем, что она лишь случайно вовлекается в цепочку «грызун — блоха — человек» во время эпидемий чумы и ее роль в поддержании в природе Y. pestis сильно преувеличена чумолога-ми начала XX в. Для заражения блохи чумой от грызуна, необходимо, чтобы болезнь у него протекала в септической форме, а это происходит далеко не всегда. Грызун может погибнуть от инфекционно-токсического шока раньше, чем чума перейдет в септическую форму, либо болезнь у него ограничится лимфатическим узлом, ближайшим к месту проникновения Y. pestis. Тогда образовавшийся бубон претерпит обратное развитие и заместится соединительной тканью. Сам процесс «блокирования» блох не имеет четких временных рамок, а зависит от температуры окружающей среды, влажности воздуха и частоты повторного питания. Поэтому он образуется в разные сроки: от 3 до 200 суток. Возможен также размыв (рассасывание) блока, возобновление у блох способности питаться. В случае успешного «блокирования» блох, возникает другая проблема — продолжительность их жизни резко сокращается, так как насекомое не может пить, пока не отрыгнет «чумной блок». Поэтому Исии весь производственный цикл по производству БО надо запускать заново, предварительно проверив возбудитель чумы на вирулентность, а в случае ее утраты, снова ее восстановить (см. «Повышение вирулентности бактерий»).

«Блокированная» блоха должна нападать на человека, а не на собаку или грызуна. А вот с выбором таких блох (а их тогда энтомологи насчитывали 6 родов, включающих 25 видов), так же обстояло не просто. На людей нападают так называемые человеческие блохи (Pulex irritans), на крыс — крысиные (Xenopsylla cheopis). А это означает, что если использовать для распространения Y. pestis первых, то очень трудно вызвать крысиную эпизоотию чумы. Риску инфицирования подвергнутся только отдельные люди и то в течение нескольких дней, пока блохи сохраняют активность. Если вторых, то нет никакой гарантии того, что в случае развития чумной эпизоотии среди крыс, она «перекинется» на людей. В конечном итоге своих экспериментов, видимо добавив к экспериментальным данным еще и формально-логические допущения, японцы остановились на блохах P. irritans. Они давали им шанс заразить чумой отдельных людей, а вот шансов вызвать чумные эпидемии в городах у разработчиков БО по-прежнему не оставалось. Существует много препятствий биологического характера, ограничивающих возможность даже единичных случаев передачи возбудителя чумы между людьми посредством блох P. irritans. И основное из них опять же «блокирование» блох — чтобы блоха заразилась чумой от человека, он должен страдать септической формой чумы, а с людьми во время болезни происходит то же самое, что и с крысами (см. выше). Впрочем, ничего этого японской армии и не понадобилось. Когда 9 августа 1945 г., т. е. после начала войны с СССР, Исии потребовал от Оноуэ Масано (начальник муданьцзянского филиала отряда № 731) доставить в штаб отряда всех имеющихся блох, тот смог отправить ему только 25 г столь необходимого для ведения бактериологической войны биотехнологического продукта. А их еще Исии надо было «блокировать» вирулентным для человека штаммом возбудителя чумы и т. д. и т. п.

Следовательно, «дешевыми» могут быть только штучные и здоровые блохи на бродячей собаке (вид Pulex canis). Блохи же, зараженные чумой, — «удовольствие» весьма дорогое даже для состоятельных соискателей «оружия бедных». Цена «удовольствия» еще более возросла, когда японцы узнали, что с таким трудом размноженные, зараженные и доставленные до цели чумные блохи при падении с высоты в основной своей массе ломают лапки и не могут атаковать потенциальную жертву (см. «Разработка специальных боеприпасов…»).

Стабилизация свойств уже наработанной бактериальной массы. Имеющиеся данные не позволяют считать, что японцам удалось добиться больших успехов в решении этой сложной технической задачи. Моримура утверждает, что к концу войны (1944) в отряде были освоены простые технологии лиофильного высушивания бактерий; японцы могли их хранить в сухом виде и разводить перед применением специальной жидкостью. Лиофильная сушка микроорганизмов доставила много проблем сотрудникам отряда. Поразительно наблюдательный и обладающий хорошей памятью, Хироси Акияма (1958) рассказывал о виденном им учебном фильме, посвященном этой технологии, и снятом в отряде.

Объяснение этому феномену было получено только в 1970-х гг. Оказалось, что действие лиофилизации на ДНК бактериальной клетке сходно с действием рентгеновского излучения — в цепочках ДНК лиофильно высушенных бактерий образуются однонитевые разрывы. При последующем их восстановлении репарационной системой клетки, возникают мутации, серьезно нарушающие их жизнеспособность. Конечно, изменением технологий культивирования, подбором сред и режимов замораживания/высушивания, оптимизацией способов последующего восстановления можно было повысить жизнеспособность возбудителя чумы, но все эти эксперименты требовали времени и средств. К тому же природа умеет страховать себя от таких энергичных ее преобразователей, каким был Сиро Исии. Возбудитель чумы после лиофильного высушивания снижал не только жизнеспособность, но вирулентность. В отличие от других патогенных, но малоопасных микроорганизмов, например сальмонелл, снижение вирулентности у него было не в разы, а на порядки (Heckly R. J. et al., 1958). А во что выходит восстановление утраченной вирулентности у бактерий, мы уже рассмотрели выше (см. «Повышение вирулентности бактерий»). Но потом, после восстановления вирулентности, их снова надо сушить.

Японцы не подошли и к тому, что В. В. Мясников с соавт. (1984) называют «биологической рецептурой». Для поражения людей они использовали бактериальные агенты в виде бульонных культур, которые подращивали перед применением (например, уже в бомбе перед ее сбрасыванием); суспензий культур, смытых с поверхности плотной питательной среды изотонической жидкостью; в конце войны — суспендированные в изотонической жидкости бактерии, хранившиеся в виде лиофилизата. Однако даже приготовленные с таким трудом бактерии и чумные блохи было невозможно использовать для биологической войны.

Разработка специальных боеприпасов и устройств для диспергирования блох и бактерий. Исии относился к тем ученым, которые «сидят на литературе» и строго обосновывают все свои действия перед начальством не собственными «домыслами», а имеющимися «литературными данными». А «литература» начала 1930-х гг. говорила ему то, что бактерии в аэрозоле «размножаются и набираются вирулентности», попасть в их «облако» — значит погибнуть («знаменитые опыты» профессора Триллья). В печати сообщали о германской бактериологической бомбе так, как будто ее все уже видели лежащей на газоне у Британского музея.

Журналист Стид «расшифровал» секретные немецкие документы об испытаниях бактериальных аэрозолей в Париже. Они не только ни у кого не вызвали ни малейшего сомнения, но и еще сообщали важный «результат» этих экспериментов — оказывается, бактерии способны после распыления пульверизатором «пролететь» 3,5 км в приземном слое нагретого от поверхности земли поднимающегося вверх воздуха парижских улиц и оставаться живыми 6 ч под воздействием солнечных лучей. Как с «вирулентностью», «культивированием» и «лиофильной сушкой», Исии снова попал в ловушку несоответствия «общепринятых научных представлений» реальному знанию, получаемому лишь в строгих экспериментах.

Сначала работа по созданию БО пошла бойко, так как использовались наработки, полученные при создании химического оружия. Первая созданная отрядом бомба представляла собой простую модификацию уже стоявшего на вооружении химического снаряда. Позже появились бомбы, разработанные по собственным проектам. К 1940 г. в отряде было разработано и испытано в полевых условиях девять типов авиабомб, предназначенных для рассеивания «контагия». В их число входили бомбы для заражения поверхности земли; бомбы для распыления крупнодисперсного аэрозоля; бомбы осколочного действия, предназначенные для заражения человека спо-рообразуюгцими бактериями через открытые раны; бомба с распылителем для ОВ (видимо, того типа, который тогда называли «германским») и еще ряд «мертворожденных» конструкций (о них ниже).

Результаты же полигонных испытаний больше свидетельствовали «о принципиальной возможности создания БО», чем позволяли продемонстрировать командованию его эффективные образцы. О некоторых трудностях того периода создания БО рассказал Хироси Акияма (1958):

Уже к 1941 г. Исии испытывал явное разочарование и по поводу возможности искусственного распространения эпидемий. На допросе во время предварительного следствия 23 октября 1949 г. генерал-лейтенант медицинской службы Кадзицука Рюди и обвиняемый на этом процессе (бывший начальник санитарного управления Квантунской армии — непосредственно руководил работой отряда № 731) сообщил о разговоре с Исией, состоявшемся в феврале 1941 г.:

Кризис аэробиологических упрощений произошел в отряде также где-то в начале 1941 г. Большое недоумение у Исии вызвали неудачи опытов по инфицированию людей распыленными с самолетов бактериями. Эпидемии легочной чумы в Маньчжурии 1910–1911 гг. и 1921 г. распространялись на огромные территории «сами собой». Попытки вызвать их искусственно с помощью аэрогенного инфицирования людей показали обманчивость многих, существовавших тогда представлений как о патогенезе и эпидемиологии легочной чумы, так и о поражающих свойствах самого БО.

Атакам с воздуха с применением аэрозолей возбудителей чумы и сибирской язвы командование Квантунской армии предполагало подвергать передовые позиции противника и его основные коммуникации. В этом их видении места БО на поле боя прослеживается аналогия с применением авиацией химического оружия. Но чтобы эффективно применить бактериальные аэрозоли для поражения людей, Сиро Исии необходимо было основательно «переделать» выливные авиационные приборы (ВАПы), используемые для «поливки» местности ипритом или ипритно-люизитны-ми смесями, в совершенно иные устройства.

ВАПы, существовавшие в конце 1930-х гг., представляли резервуар обтекаемой формы. В хвостовой его части имелось большое отверстие, которое закрывалось крышкой. В передней части он имел большое наливное отверстие. Такие приборы подвешивались под плоскостями или фюзеляжем самолета. Крышка хвостового отверстия соединялась тросами с открывающими приспособлениями, находящимися в кабине летчика-наблюдателя. Когда самолет подходил к цели, летчик-наблюдатель открывал прибор, и жидкое ОВ выливалось из прибора самотеком. Прибор опорожнялся за несколько секунд. Быстро вылившееся большой массой жидкое ОВ дробилось на капли различной величины потоками встречного воздуха и в виде дождя и тумана оседало на землю. Средний размер капли иприта составлял 1,6 мм.

Иприт и люизит проникают в организм человека через кожные покровы, а при заражении ими местности поражение людей достигается еще и за счет паров ОВ. Поэтому размер капель ОВ, создаваемых ВАПами, никак не находится в связи с необходимостью проникать в глубокие отделы легких человека. Само же заражение местности ОВ осуществляли в те годы с высоты до 100 м. Увеличение высоты увеличивало площадь заражения, но снижало плотность заражения местности.

Помимо конструирования принципиально иных приборов, переводящих биологическую рецептуру (или то, что Исии вместо нее получал) в аэрозоль определенного фракционно-дисперсного состава, ему необходимо было их еще и оптимально разместить на самолете. Аэрозольное облако должно равномерно накрывать цель. Но какую выбрать компоновочную схему самолета, чтобы учесть влияние на бактериальный аэрозоль воздушного потока, создаваемого винтом самолета или вихревых шнуров, зависящих от характеристик его крыла? Мощность разработанных диспергирующих устройств должна быть достаточной для того, чтобы при данной компоновочной схеме самолета, его скорости, высоте полета, атмосферной турбулентности, влиянии экрана земли, влажности и температуре окружающего воздуха, и еще десятков различных факторов, облако бактериального аэрозоля было достаточно «плотным» для инфицирования людей, попавших в него на очень непродолжительное время.

Исии еще предстояло выбрать тип диспергирующего устройства, исходя из размера капель, которые ему нужно получить для эффективного поражения людей; затем изучить влияние самих диспергирующих устройств на жизнеспособность бактерий в аэрозоле. Для формулирования требований к диспергирующим устройствам необходимо знать механизмы проникновения бактериального аэрозоля в глубокие отделы легких человека, а они стали известными только в 1950–1960 гг. Такие устройства надо было калибровать, но надежных методов определения размера диспергируемых капель не было даже в 1960-х гг. К тому же нужны были сами бактерии в количествах, достаточных для аэрозольного способа применения БО, а их невозможно получить с помощью «культиваторов Исии».

Время шло, неудачи следовали одна за другой, убивать людей сотнями с помощью БО не получалось. По свидетельству бывшего сотрудника отряда, приведенному Моримурой, даже в конце войны они не понимали того, что происходило с бактериальным аэрозолем, создаваемым диспергирующим устройством, установленном на самолете. На полигоне близ станции Аньда японские исследователи расстилали белые полотнища, затем распыляли с самолета водную суспензию из двадцати тысяч яичных желтков, чтобы выяснить, как будет распределяться по поверхности земли распыляемый материал. Хотя им и удалось подобрать условия диспергирования, при которых капельки такой жидкости обнаруживали на белых полотнищах, но от создания реальных подходов к массовому поражению людей бактериальными аэрозолями они отдалились еще дальше. Получалось то, о чем предупреждал профессор Конрих еще в 1932 г. — заражения людей во время их контакта с бактериальным аэрозолем не происходило (см. его третье возражение в разд. 1.7).

Гибель бактерий чумы в процессе хранения и диспергирования, а также невозможность применения аэрозольного способа распространения бактерий в условиях противодействия ПВО противника, вынудили Исию искать какую-то оболочку либо носитель, способные доставлять возбудитель чумы в организм человека живым и не потерявшим вирулентность. В конечном итоге своих поисков он был вынужден остановиться на блохах.

Кадзицука Рюдзи на допросе от 23 октября 1949 г. показал следующее:

Какие представления об экологии и эпидемиологии чумы существовали в отряде, наглядно показывает учебный фильм, предназначенный для подготовки бактериологических диверсантов, кратко изложенный в книге Хироси Акиямы (1958).

Сделав ставку на зараженных чумой блох, Исии активно стал разрабатывать конкретные приемы и технические средства для их применения. Однако и здесь он натолкнулся на еще нерешенные технические задачи. Вот только две из них. Идея сбрасывания бомб, начиненных чумными блохами, как это обычно у Исии было, формально-логически выглядела безукоризненной, но практически и ее было трудно воплотить в жизнь. Чтобы самолет с бомбами не смогла сбить зенитная артиллерия противника, необходимо поднять потолок действия бомбардировщиков, но тогда блохи погибали из-за недостатка кислорода. Погибали они и от высокой температуры, развивающейся при взрыве бомбы.

Для решения первой технической задачи Исии решил подкачивать кислород в бомбу во время полета самолета; для решения второй — заменить металлические корпуса бомб на керамические. Металл в осколках к тому же оставлял доказательства применении БО, а керамика рассыпалась при небольшом заряде взрывчатого вещества, не оставляя следов. Насекомые после взрыва оставались, как он полагал, невредимыми. По сведениям, полученным Моримурой от сотрудников отряда, мысль о керамической бомбе пришла Исии в голову поздней ночью. Он был настолько возбужден, что немедленно приказал собрать руководство отряда.

^{Рис. 1.24. Керамические бомбы «системы Удзи». Обнаружены в руинах отряда № 731. Фотография из «Доклада международной научной комиссии по расследованию фактов бактериологической войны в Корее и Китае», Пекин, 1952}

Керамическая бомба «системы Удзи», взрывающаяся с помощью запального шнура, стала основной в арсенале средств бактериологического поражения людей, разрабатываемых в отряде № 731. Бомбы этого типа имели два размера: на 2 и 4 кг. Небольшие количества взрывчатого вещества размещали снаружи бомбы в специальных желобках в оболочке. Оболочки рассыпались на осколки менее 1 см 2 с широкой площадью распространения насекомых (рис. 1.24).

Эта бомба стала родоначальником целого семейств японских бомб с легко разрушаемыми неметаллическими корпусами, используемыми не только для распространения блох, но и для диспергирования суспензий бактерий и боевых отравляющих веществ. Во время войны в Корее такие бомбы не применялись, однако они послужили прототипом для американских контейнеров аналогичного назначения типа «яичная скорлупа». О них более подробно рассказано в разд. 1.11.

Производство керамических бактериологических бомб было налажено в 3-м отделе отряда и в армейском арсенале в Мукдене (Шэньяне). О технологии производства такой бомбы свидетель Сегоси показал на Хабаровском процессе 29 декабря 1949 г. следующее:

С 1939 г. и до лета 1945 г., то есть почти до самого окончания войны, на полигоне близ станции Аньда проводились многочисленные эксперименты по применению керамических бомб, начиненных чумными блохами Pulex irritans. Один из бывших служащих отряда рассказал Моримуре следующую подробность функционирования «кухни дьявола»:

В материалы Хабаровского процесса не попали сведения о бактериологических бомбах более совершенных конструкций. Об их устройстве и технических характеристиках Исии сообщил американским следователям («Джи-2») в 1946 г. В 1980-х гг. протоколы этих допросов исследовал Моримура.

Бомба «системы Удзи, тип 50» состояла из трех основных конструктивных элементов:

1) дистанционного взрывателя, помещенного в хвостовую часть, с зарядом тринитротолуола;

2) керамического резервуара, содержавшего бактериальную жидкость;

3) целлулоидных стабилизаторов.

Общий вес бомбы — около 25 кг, емкость — 10 л. Бомбу с бактериальной жидкостью сбрасывали с самолета, выдернув предохранитель. Помещенный в хвостовой части взрыватель срабатывал на высоте 200–300 м. Поскольку имевшиеся в то время в японской армии дистанционные взрыватели были низкого качества, Исии продублировал их, установив в головной части бомбы еще и взрыватель ударного действия.

Вдоль керамического корпуса шли канавки, в которых помещался детонирующий шнур общей длиной 4 м. Он крепился к корпусу бомбы цементом. Шнур сам по себе являлся взрывчаткой, и, если дистанционный взрыватель срабатывал, бомба еще в воздухе разлеталась на мельчайшие осколки, а содержавшаяся в ней бактериальная жидкость капельками рассеивалась в воздухе. Длина корпуса бомбы «системы Удзи, тип 50» была около 700 мм, диаметр 180 мм, толщина стенки резервуара 8 мм. После заполнения десятилитрового резервуара культуральной жидкостью общий вес бомбы составлял 35 кг. По показаниям Исии, в результате испытаний установлено, что при взрыве бомбы на высоте 200–300 м и при скорости ветра 5 м в секунду, максимальна объем зараженного пространства составлял 40×60×800 м.

Если при той же скорости ветра взрывали бомбу, установленную неподвижно на высоте 15 м, то объем рассеивания бактерий составлял 20×30×500–600 м. О результатах взрыва бомбы, заполненной жидкостью с бактериями сибирской язвы на высоте 15 м, Исии сообщил своим будущим американским коллегам следующее: «Погибли 70 % лошадей и 90 % овец, которые паслись, в течение одного-двух часов с подветренной стороны». На допросе Исии высказал уверенность в том, что «при усовершенствовании бомбы «системы Удзи, тип 50» она могла быть превращена в чрезвычайно эффективное бактериологическое оружие». Но это был очередной его блеф. Исии надо было показать американцам свою значимость как специалиста и тем самым избежать участи военного преступника. Трудно себе представить, чтобы советские солдаты после применения японской армией такого БО, заражались посредством поедания инфицированной им травы.

Исии дал показания и о трудностях, с которыми столкнулись создатели бактериологической бомбы. Прежде всего, ее керамический корпус не обладал достаточной ударостойкостью, и поэтому с бомбой нельзя было обращаться так, как обычно обращаются с боекомплектами при транспортировке. Увеличивать же толщину стенок керамического резервуара нельзя было из опасения, что бомба может оставить осколки, то есть доказательства ее применения. Кроме того, потребовалось бы увеличение массы взрывчатки, что повело бы к повышению температуры при взрыве, а следовательно, к гибели органического материала.

Были и другие трудности. Диатомит, служивший материалом для корпуса бомбы, обжигался неравномерно, и бактериальная жидкость часто протекала в месте сочленения металлической горловины, через которую она заливалась в корпус. Материал не позволял делать корпуса строго одинаковыми по весу, что сказывалось на траектории полета бомбы и снижало точность попадания в цель. Чтобы при скачке температуры увеличивавшаяся в объеме бактериальная жидкость не выливалась, емкость заполнялась на 70 %. Воздушный мешок (30 % объема) служил причиной произвольного вращения бомбы в полете, что также снижало точность попадания в цель. Использование керамических стабилизаторов создало новые проблемы. При обжиге они коробились, а на холоде становились хрупкими и в полете нередко отваливались от корпуса. Несовершенство же взрывателей не давало возможности точно задать высоту взрыва. Но Исии гарантировал американцам, что «если исключить несовершенство дистанционного взрывателя, основные конструктивные недостатки можно было бы считать преодоленными».

Последнее его утверждение являлось уже откровенным бахвальством. В бактериологической бомбе «системы Удзи, тип 50» использовались жидкости с возбудителями красной плесени, холеры, чумы, дизентерии, сыпного тифа, сибирской язвы. В протоколе допроса указывалось: «Эксперименты, проведенные Исией в Пинфане, показали, что при взрыве бомбы на высоте 200–300 м минимальный объем рассеивания бактерий составлял 20–30×60×700 м».

Увеличенной модификацией бомбы «системы Удзи, тип 50» была бомба «системы Удзи, тип 100», вместимостью около 25 л. Всего изготовлено около 300 таких бомб, которые с 1940 по 1942 г. были широко испытаны теми же методами, что и «тип 50». Недостатком бомбы были ее большие размеры, которые повышали опасность повреждения корпуса при обращении с ней. Считалось, что она ниже по практической ценности, чем «тип 50». Кроме бомб «системы Удзи», были еще бомбы типа ГА. В них вместо керамического корпуса, использовался стеклянный.

Величина капель жидкости, распылявшихся при взрыве бомб обоих типов, была разной: от крупных и мелких дождевых капель до микроскопических, диаметром 50 мкм[20]. По оценке лиц, допрашивавших Исию, баллистические качества бомбы «системы Удзи» были приемлемыми, но полностью удовлетвориться ими было нельзя. Один из недостатков бомбы состоял в том, что невозможно было точно рассчитать время взрыва из-за неодинакового рельефа местности в районах бомбардировок. Надежного высотомера для бомбометания в японской армии не было, вследствие чего результаты всякий раз получались разными. Именно поэтому японские военные приступили к разработке устройства, названного «мать и дочь».

Бомба типа «мать и дочь» — это бомба нового типа, специально предназначавшаяся для бактериологической войны. Она сконструирована в 1944 г., но не в отряде № 731, а в 9-м армейском научно-исследовательском институте поручиком Гондо (о деятельности этого института никакой информации в открытой печати нет). Устройство представляло собой комбинацию двух бомб: крупногабаритной (материнской) и малогабаритной (дочерней). Первая связывалась со второй системой, подающей радиосигналы. Когда первая достигала земли, вторая еще продолжала падение. При взрыве материнской бомбы радиосигналы прекращались, и срабатывал механизм, осуществлявший надземный взрыв дочерней бомбы. Сочетание наземного и надземного взрывов позволяло получить устойчивое бактериальное заражение местности и приземного слоя воздуха, независимо от рельефа.

Комплект бомб «мать и дочь» был испытан, но их не успели применить, поскольку война закончилась. Любопытна судьба идеи поручика Гондо. Предложенная им двухкомпонентная система боеприпасов типа «мать и дочь» оказалась востребованной в 1990-х гг. при создании субэлементов кассетных боеприпасов, способных детонировать на требуемом расстоянии от поверхности земли в условиях сложного рельефа местности (см. например, европейский патент № 91107842 с приоритетом от 1991 г.).

Шрапнельная бомба. Предназначалась для заражения людей и животных палочками столбняка и газовой гангрены или спорами сибирской язвы через раны и для заражения почвы возбудителем сибирской язвы. В материалах SIPRI (The Problem of Chemical and Biological Warfare, 1970) она описана более детально, чем у Моримуры. Общий вес бомбы 41 кг, корпус выполнялся из стали. Ее снаряжали 5 кг шрапнели и 0,5 л бактериальной культуры. Зона разбрасывания осколков и шрапнелей составляла около 40 м. Бомба предназначалась для применения на передовых позициях. Это направление создания бактериологических бомб японцы разрабатывали до ликвидации отряда.

Устройство для распространения зараженных чумой крыс. Было разработано к 1936 г. Оно представляло собой специальный метательный снаряд, представляющий собой бумажную трубку, раскрывающуюся горизонтально. Внутри полость трубки разделялась на 2 или 3 отделения. К верхней части трубки прикреплялся бумажный или из искусственного щелка парашют. К нижней части привешивалось грузило с пистоном, который через фитиль был соединен с пороховницей в нижней части трубки. В трубку помещали 12 домашних и 6 диких мышей, зараженных возбудителем чумы. Туда также помещали блох, сосавших кровь зараженных чумой мышей (их завертывали в бумагу).

Такие устройства сбрасывали в тылу противника над его базами, воинскими частями и большими городами. При соприкосновении с землей трубка раскрывалась на две части, мелкие животные и блохи разбегались. Пистон поджигал фитиль, порох вспыхивал и бумажная трубка с парашютом сжигались дотла, не оставляя никаких следов. Японцы были твердыми сторонниками «крысиной теории» распространения чумы, и поэтому они надеялись, что в результате такой диверсии обязательно возникнет сначала чумная эпизоотия среди местных грызунов, а потом эпидемия бубонной чумы среди местного населения, которая, в свою очередь, даст вспышку легочной чумы (см. сюжет учебного фильма выше). Однако ни того, ни другого, ни третьего не происходило при практическом применении таких бомб.

Плавучая бутылка. Являлась сосудом с длинным горлышком, вместимостью около 5 л, предназначенным для наполнения культуральной суспензией бактерий. На конце горлышка был установлен дистанционный взрыватель с небольшим количеством пороха. Находясь в воде, такая бутылка, почти вся погружалась в воду, оставляла только кончик горлышка на поверхности воды. Эти сосуды предназначались для атаки речных линий, если определенно известно, что враг пользуется этой речной водой для питья или купания. В материалах SIPRI (The Problem of Chemical and Biological Warfare, 1970), со ссылкой на Scientific and Technical… (1945), указывается на то, что японцами в конце войны была создана и экспериментальная кассетная бактериологическая бомба, но более подробной информации о ней в других источниках нет.

«Японский метод». Так тогда называли наиболее часто используемый японцами прием распространения чумных блох среди китайского населения. Его суть в следующем. Рано утром самолеты сбрасывают зараженных блох, затем в течение целого дня производят бомбардировку и обстрелы населенного пункта, чтобы заставить людей длительное время находиться в бомбоубежищах. Вечером, когда они возвращаются домой из убежищ, масса блох уже успевает рассеяться, и люди не замечают ничего подозрительного.

Е1о природа защищается от людоедов. После каждого шага в направлении создания БО оно отдалялось от своих разработчиков минимум на два. Так, генерал-майор медицинской службы Китано Масадзо, сменивший Исию в 1942 г., просто не мог поверить в то, что метод распространения чумных блох, вознесенный Исией на вершину бактериологической войны, в его, Китано, руках не работает. На предварительном следствии 23 октября 1949 г. подсудимый Кадзицука Рюдзи сообщил о разговоре с Китано, состоявшемся в марте 1944 г.:

Оптимизм Китано исходил из формально-логической экстраполяции естественно развившихся эпидемий на искусственные. Из истории эпидемий он знал, что бубонная чума, возникающая после укуса человека чумными блохами, истребила гораздо больше людей, чем легочная чума времен «черной смерти». Но почему этого не происходит теперь, когда героическая японская армия увязла в боях с многомиллионным противником? Эксперименты по диссеминации блох повторяли, меняя их условия почти до самого конца войны, и ясности, что с ними происходит после подрыва бомбы, по-прежнему не было. В этой связи любопытны показания подсудимого Куросимы Юдзи, служившего в отряде № 731 с октября по ноябрь 1944 г., данные им трибуналу 28 декабря 1949 г.:

Эксперименты по аэрозольному заражению людей «контагием» все больше заходили в тупик. «Бревна» не заболевали чумой даже тогда, когда их помещали в облако из капелек чумной культуры. На судебном заседании 26 декабря 1949 г. подсудимый Карасава Томно рассказал об опыте, в котором он сам участвовал весной 1944 г.:

Воспроизвести на людях эффектные опыты профессора Триллья не удалось. Правда, Ити Такэмура, редактор книги Хироси Акиямы (1958), писал в своих примечаниях к ней, что продлись война еще два-три года, эти опыты, несомненно, были бы доведены до конца; впрочем, такое ощущение времени преследует всех соискателей «дешевого оружия массового поражения» (см. разд. 1.10).

Лабораторные и полигонные заражения персонала. В то время как крупных эпидемий среди китайского населения сотрудникам отряда № 731 вызвать не удавалось, среди них самих было до 30 случаев лабораторного заражения в год. Причина последнего лежит в конструктивной непродуманности «блока ро», исключающего надежную физическую защиту сотрудников при работе с возбудителями опасных инфекционных болезней и инфицированными ими насекомыми. Использованные японцами сыворотки, вакцины, схемы лечения и профилактики были неэффективными. На фотографии «блока ро» нет признаков наличия систем приточно-вытяжной вентиляции, не упоминают о ней в своих воспоминаниях и сотрудники отряда. Внутреннее пространство блока сообщалось с уличным воздухом через окна, затянутые сетками для защиты от мух (!).

Опыты, которые описывает Хироси Акияма, проводились на обычных лабораторных столах (а не в вытяжных шкафах или боксах). Безопасность сотрудников зависела от их умения работать с бактериальными культурами, зараженными животными и насекомыми. Даже за те 5 месяцев, что Акияма пробыл в отряде, от чумы погиб один подросток, работавший с блохами, инфицированными возбудителем чумы. Установить, как он заразился, не удалось. Не помогли ему и лечебные мероприятия, принятые в отряде, основывавшиеся на введении противочумной сыворотки и массивных доз сульфаниламидных препаратов.

О заражении персонала во время полигонных экспериментов сообщают материалы SIPRI (The Problem of Chemical and Biological Warfare, 1970). В частности, в них утверждается, что два летальных случая сапа среди сотрудников отряда № 731 в 1937 г. привели к прекращению полевых опытов с возбудителем этой инфекции, так как способов терапии сапа, пригодных для людей, тогда не существовало. Больных же сапом лошадей никогда не лечили, а пристреливали. Во время полевых испытаний 1944 г. среди сотрудников было два летальных случая чумы, однако такие опыты не прекращались, так как профилактическое введение противочумной сыворотки давало надежду на некоторую защиту от случайного заражения возбудителем этой болезни.

Поиск диверсионных отравляющих веществ. Целью таких исследований было получение стойкого, удобного в обращении отравляющего вещества, пригодного для диверсионной работы. Объектом контаминации рассматривались продукты питания. В ходе исследований сотрудники отряда № 731 обратили внимание на устойчивый к высокой температуре яд рыбы фугу — тетродотоксин (открыт в 1909 г. японским исследователем Тахарой; более подробно об этом токсине см. в разд. 3.15).

Отряд № 731 и Военно-медицинская академия совместно работали над получением концентратов этого яда. Было обнаружено, что тетродотоксин эффективно действует на человека и может быть использован для диверсий. Отработка технологии производства концентрата тетродотоксина осталось незаконченной. В ноябре 1944 г. эксперименты были прерваны налетом американских бомбардировщиков В-29 на Токио, а в апреле 1945 г. Военно-медицинская академия была разрушена пожаром, и работы по изучению диверсионных свойств токсинов здесь прекратились из-за отсутствия лабораторий.

Для исследования диверсионной пригодности биологических токсинов в отряде № 731 была создана оперативная исследовательская группа Кусами (фармакологические исследования). Исследования по синтезированию химических ОВ велись именно в его группе, для чего в отряде находилось 18 дипломированных фармацевтов.

По свидетельству бывших сотрудников, в отряде № 731 была еще одна родственная подразделению Кусами оперативная исследовательская группа — Сэкитори. В ней занимались разработкой техники покушений на высший командный состав противника и испытанием новых орудий убийств. Группа Сэкитори работала в условиях строжайшей секретности даже внутри отряда. Сотрудники этой группы, как и их шеф, после войны предпочли не попадаться на глаза ни американцам, ни русским. Сведений о них нет.

Изучением действия различных ядов занимались и в отряде № 100. Вот что показал подсудимый Митомо (старший унтер-офицер этого отряда) 27 декабря 1949 г. на судебном заседании трибунала:

Возможные масштабы попыток применения БО. Один из бывших сотрудников отряда, касаясь показаний Исии о количестве проведенных экспериментов с бактериологическими бомбами, заявил Моримуре следующее:

Учитывая огромную протяженность фронтов и нерешенность многих технических проблем по производству и накоплению биологических агентов, японцы были вынуждены создавать многочисленные организации, занимающиеся их наработкой в непосредственной близости от места предполагаемого применения БО.

Бывший начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Хата Хикоса-буро на допросах во время предварительного следствия показал, что отряды, аналогичные отряду № 731, были созданы в японской экспедиционной армии в Китае и в армии, действовавшей в районах южных морей[21].

Американскими следователями в 1946 г. было установлено, что Управление по водоснабжению и профилактике японской армии имело в своем составе обычные (штатные) и оперативные части в самой Японии и на местах боевых действий за пределами страны. К июлю 1938 г. вне Японии они были размещены в пяти городах:

а) Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии — отряд № 731 (Харбин);

б) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в Северном Китае (Пекин);

в) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в Центральном Китае (Пекин);

г) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в Центральном Китае, другое название — отряд «Эй» № 8604 (Нанкин), где Исии начинал свою карьеру военного бактериолога;

д) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в Южном Китае, другое название — отряд «Нами» № 8604 (Кантон);

е) Управление по водоснабжению и профилактике частей армии в южных странах (Сингапур).

Такие части, как Управления по водоснабжению и профилактике, были приданы армии каждого направления. Они подчинялись командующему армией по месту дислокации. Исии подчинялся одному из командующих армий, о деятельности других «Исий» нет никаких сведений. Отделы профилактики в самой Японии, имевшие оперативный характер, включали дивизионные отделы по водоснабжению и профилактике и отделы военных округов; вне Японии это были полевые и дивизионные отделы по водоснабжению и профилактике. Так же как и постоянно дислоцированные органы управления, его оперативные части были приданы соответствующим войсковым соединениям и непосредственно подчинялись командующим этими соединениями.

Масштабы деятельности таких отрядов лишь немного уступали деятельности отряда № 731. Например, отряд «Эй» № 8604 (до 1936 г. его начальником был Исии) имел еще 12 филиалов, общая численность его сотрудников достигала полутора тысяч. В нем проводились такие же эксперименты над людьми, как и в отряде № 731.

О «производственной деятельности» таких отрядов можно судить по показаниям обвиняемого Сато Сюндзи (бывший начальник санитарной службы 5-й армии генерал-майор медицинской службы), данных им во время предварительного следствия 6 декабря 1949 г.:

К этим «управлениям» надо добавить еще «походные лаборатории», которые производили бактерии буквально на месте диверсии (см. ниже показания Хиразакура Дзенсаку). Так, на запрос по отряду № 731 министра внутренних дел С. Н. Круглова, начальник штаба Забайкало-Амурского военного округа генерал-лейтенант Е. Г. Троценко 14 февраля 1947 г. сообщил следующее:

Японская армия имела не только отряды № 731 и 100, но и подобные им формирования в Северном, Центральном и Южном Китае и в странах южных морей. Поэтому полная картина попыток применения японцами во Второй мировой войне БО, а в особенности тупых зверств, совершаемых для проверки его поражающих свойств, вряд ли может быть восстановлена.

Бактериологические диверсии против СССР. Начались с операций специальных отрядов смертников еще во время первых столкновений японских и советских войск под Халхин-Голом в 1939 г. Ниже приведена выдержка из показаний подсудимого Ниси Тосихидэ, данных им трибуналу 26 декабря 1949 г.:

Акияма знает об этих событиях не из материалов Хабаровского процесса, а от «старожила» отряда, техника-лаборанта Сагавы (имя им изменено), поэтому в его изложении история выглядит иначе:

Обе истории совпадают, по крайней мере, в двух моментах:

1) бактериологическая диверсия во время боев у реки Халхин-Гол была подготовлена и проведена;

2) количества «смертников» (по Тосихиде) и погибших во время операции «врачей» (по Акиме), сходятся.

А ответ на вопрос, была ли она настолько результативной, как об этом пишет Акияма, дадут исследования архивных документов, если, конечно, кого-то из современных военных историков эти события заинтересуют. Не случайно в своих воспоминаниях бывший начальник Главного военно-санитарного управления Красной армии Е. И. Смирнов (1979) писал, что, учитывая особенности театра военных действий, время года, а также неразборчивость агрессора в средствах борьбы, Военно-санитарное управление командировало в Монголию дополнительно бригады специалистов эпидемиологов-бактериологов и токсикологов. Смирнов имел информацию о возможности применения противником биологических и химических средств поражения и тщательно готовил войска к такому развитию событий (см. ниже «Действия советской разведки»).

В соответствии с планом «Кан-Току-Эн» (план развертывания Квантунской армии для нападения на СССР, принятый летом 1941 г.), отрядами № 731 и 100 была развернута подготовка офицеров и унтер-офицеров по освоению и применению БО. К этому времени были испытаны первые модели бактериологических бомб системы Удзи, разработана и освоена технология получения микроорганизмов в количествах, достаточных для осуществления небольших бактериологических диверсий.

С 1942 г. японцами проводилась тщательная разведка пограничных районов СССР именно в целях подготовки к масштабным бактериологическим диверсиям. К 1945 г. в отряде № 731 уже имелся огромный запас географических карт, собранных для ведения бактериологической войны с СССР. Е1а них подробно обозначались тактические объекты заражения бактериями: источники питьевой воды, реки, колодцы. Такие карты составляла группа описания военных объектов, входившая в хозяйственное управление. Обвиняемый, бывший сотрудник отряда № 100 поручик Хиразакура Дзен-саку, показал на судебном заседании 6 декабря 1949 г. следующее:

Бывший служащий отряда № 100 о событиях лета 1942 г. рассказал Моримуре следующее:

Отрядом № 100 по указанию штаба Квантунской армии систематически направлялись на границы СССР бактериологические отряды, производившие на протяжении ряда лет в диверсионных целях заражение пограничных водоемов, в частности рек в районе Трехречья. Диверсии планировалось осуществлять и в зимнее время. Тот же Хиразакура Дзенсаку 6 декабря 1949 г. на допросе во время предварительного следствия показал следующее:

Фактически это была необъявленная бактериологическая война против СССР.

Бактериологическая война против Китая. Осуществлялась как в форме попыток масштабного применения БО, так и диверсионными способами. Документально установлено, что масштабное применение БО японской армией в боевых действиях в Китае осуществлялось уже в 1940 г.

Летом 1940 г. специальная бактериологическая экспедиция, возглавляемая начальником отряда № 731, генералом Исией, была направлена в район боевых действий в Центральный Китай. В районе Нимбо самолеты отряда № 731 произвели заражение территории противника чумой с помощью чумных блох, в результате чего там вспыхнула эпидемия чумы. Обвиняемый Карасава Томио, допрошенный 6 декабря, во время предварительного следствия в Хабаровске показал:

Обвиняемый подполковник медицинской службы Ниси Тосихидэ показал 6 декабря во время предварительного следствия, что он лично видел в отряде № 731 секретный документальный кинофильм, отображавший боевые действия японского бактериологического отряда против китайских войск:

Всего в Нимбо тогда чумой заболело 99 человек, из них 98 умерли. Жители города видели среди белого дня японские самолеты, которые низко кружились над городом и сбрасывали какие-то предметы. После налета в одной семье даже обнаружили блох во дворе на поверхности воды в аквариуме.

Помимо приведенных выше показаний обвиняемых Карасава и Ниси, факт переброски специальной экспедиции в район боевых действий в Центральном Китае подтверждается обнаруженными в архивах японской Квантунской армии документами. В частности, был обнаружен приказ бывшего командующего японской Квантунской армией генерала Умедзу от 25 июля 1940 г. № 659-Хэй, которым начальнику полевой железной дороги Квантунской армии предписывалось произвести переброску в Центральный Китай группы сотрудников отряда № 731 и специального особо секретного груза. Советскими следователями был найден, изданный во исполнение этого приказа, приказ начальника полевой железной дороги Квантунской армии генерал-лейтенанта Кусаба от 26 июля 1940 г. за № 178. В нем также была подчеркнута особая секретность груза, ввиду чего предлагалось не вписывать в график его наименования, и был указан маршрут станция Пинфань — Харбин — Мукден — Шаньхай-гуань и Тяньцзин.

В 1941 г. состоялась экспедиция отряда № 731 в Центральный Китай в район города Чандэ. Во время этой экспедиции японские самолеты произвели заражение местности чумными блохами (см. ниже «Чума от дьявола в Чандэ»).

В 1942 г., в момент отступления японских войск, на одном из участков боевых действий в Центральном Китае отрядом № 731 была организована еще одна экспедиция. О ее подготовке обвиняемый Карасава во время предварительного следствия показал следующее:

Показания обвиняемого Карасава во время предварительного следствия подтвердил другой обвиняемый, Кавасима Киоси:

В этой операции, как подтвердил во время предварительного следствия Мисина Такаюки, бывший начальник информационно-разведывательного отдела штаба 13-й японской армии, участвовали сотрудники бактериологического отряда «Эй».

А вот что рассказал 28 декабря 1949 г. трибуналу о технике бактериологических диверсий в этой операции свидетель Фуручи, санитар филиала № 643:

Бактериологические нападения продолжались и в дальнейшем, о чем, в частности, свидетельствуют показания подсудимого Кадзицука Рюдзи, данные им на предварительном следствии 23 октября 1949 г. (см. выше). Их осуществляли практически везде, где японские войска вступали в соприкосновение с противником.

Военнослужащий фармацевтической службы японской армии Тояма сообщил Моримуре обстоятельства, при которых в разгар военной операции при Сянгуе в 1944 г. на юге Китая среди личного состава японской армии вспыхнула эпидемия холеры. От своего друга, подпоручика Сугиты, Тояма узнал, что по приказу генерального штаба в верховьях Янцзыцзян было сброшено большое количество бомб с бактериями холеры. Трудно установить, какой урон нанесен в результате этого китайской армии, что же касается японцев, то лишь в госпитале на берегу реки Янцзыцзян, где работал Тояма, ежедневно умирало более десяти человек.

Способы бактериологических диверсий Хироси Акияма (1958) описывал следующим образом:

Хироси Акияма (1958) подробно описал бактериологическую диверсию, в которой участвовал сам 1 июля 1945 г.:

Хироси Акияма и здесь точен. Еще во время чумы в Маньчжурии 1910–1911 гг. было установлено, что первичная легочная чума («чумная бронхопневмония») у человека возникает посредством первичного поражения Y. pestis миндалин и слизистой глотки. Причем чумная инфекция транспортируется в легкие не через воздух, а при помощи крови, т. е. гематогенно (Кулеша Г. С., 1912, 1924). Кишечная форма чумы, казалось бы, вполне естественная при таком пути проникновения возбудителя чумы в организм человека, большинством авторов в качестве самостоятельной клинической формы болезни не признается (см. в кн. Шуваловой Е. П. с соавт., 2002).

Навыки, приобретенные в отряде, пригодились некоторым его бывшим служащим уже после войны. 26 января 1948 г. Садатоси Хирасава, бывший сотрудник отряда № 731, выдав себя за представителя некой организации по борьбе с эпидемиями, которой необходимо было провести вакцинацию служащих Имперского банка в Токио, обманом принудил 16 банковских служащих принять цианистый калий. Он сам им сделал инъекции яда, предварительно протерев кожу жертвы ватой со спиртом. После того как 12 из них умерли сразу, бандит спокойно забрал деньги (164 тыс. иен наличными и чеки на сумму 17 тыс. иен) и скрылся. Все сотрудники отряда, жившие в то время в Японии, попали под подозрение. Во время допроса одного их них следователь, взглянув на него и на фоторобот, воскликнул: «Ого! Как похож на преступника из Имперского банка! Просто одно лицо!».

Чума от дьявола в Чандэ. Эта операция с применением БО спланирована на основе представлений, отводящих крысам и блохам основную роль в поддержании эпидемии чумы в городах. Непосредственно руководил операцией полковник Акира Оота. Цель операции — нарушить коммуникации китайских войск, важным пунктом которых являлся Чандэ. По замыслу Исии сброшенные с самолетов зараженные чумой блохи должны были вызвать сначала чумную эпизоотию среди городских грызунов, и от них чума должна массово, посредством уже заразившихся блох, живущих на местных грызунах, распространиться среди населения города в бубонной форме. У части китайцев болезнь проявит себя во вторично-легочной форме, которая, в свою очередь, даст случаи первичной легочной чумы, образующие, как правило, далеко тянущиеся самостоятельные цепочки этой клинической формы болезни. Все вместе они приведут к чумной бойне, наподобие той, которая произошла в 1910–1911 гг. в Маньчжурии. Замысел операции был основан на надежной научной литературе. Для надежности самого эксперимента Исии и Оота выбрали в качестве целей для Б О густонаселенные бедные кварталы этого города. Даже время нападения — поздняя осень, выбрано ими потому, что именно тогда домашние грызуны заканчивают свое перемещение с полей в дома людей на зимовку и скапливаются там в больших количествах.

Около 5 ч туманным утром 4 ноября 1941 г. одиночный японский самолет, пролетавший на небольшой высоте над китайским городом Чандэ, сбросил вместо бомб зерна пшеницы и риса, кусочки бумаги, ватную набивку и некоторые не установленные мелкие объекты. Эти материалы упали главным образом в Цзиясяне на улице Гуанмяо (район «А» по карте) и вокруг района восточных ворот (район «Б» по карте) города. После отбоя воздушной тревоги (в 17 ч), образцы рисовых зерен были собраны и посланы полицией в госпиталь Гуандэ для микробиологического исследования (рис. 1.25).

До 11 ноября ничего не случалось. Но через 7 дней после «воздушного инцидента» первый случай чумы привлек внимание медицинской службы города. Заболевшей была девочка 11 лет, проживающая на улице Гуанмяо (район «А»), которая стала жаловаться на жар (тепература 39,1 °C) утром этого дня. Она поступила в госпиталь Гуандэ. За исключением присутствия в крови микробов, морфологически похожих на Pasteurella pestis (так тогда называли Y. pestis), других положительных клинических данных не было обнаружено. Девочка умерла 13 ноября, и только вскрытие дало очень веские подозрения на наличие в городе чумы. В 3-х мазках из внутренних органов, так же как и в мазке крови, были обнаружены биполярные палочки, морфологически похожие на P. pestis.

^{Рис. 1.25. Схема китайского города Чандэ с обозначением районов, подвергшихся бактериологическому нападению с воздуха 4 ноября 1941 г. (из «Доклада Международной научной комиссии по расследованию фактов бактериологической войны в Корее и Китае», Пекин, 1952)}

12 ноября внимание врачей привлекли два других случая. Оба больные были с высокой температурой и с увеличением лимфатических узлов в паху, похожих на чумные бубоны. При исследовании мазков из пунктатов бубонов, в обоих случаях установлено присутствие P. pestis. Один больной умер 13-го, другой — 14 ноября. Они проживали в районе восточных ворот (район «Б»).

13 ноября неожиданно умер другой больной. При опросе родственников установили, что у него с 11 ноября держалась высокая температура. Была произведена пункция печени. Исследование мазка обнаружило присутствие микроорганизмов, похожих на чумные бациллы. Больной проживал по улице Чанцин, в районе восточных ворот (район «Б»).

Следующий больной поступил в госпиталь 19 ноября с высокой температурой, бредом, бубонами, последние замечены были 18 ноября. Больной умер в госпитале в день поступления. Вскрытие не позволило обнаружить явные патологические изменения, характерные для чумы.

Последний больной, мужчина 28 лет, проживавший по улице Гуанмяо (район «А»), 23 ноября слег в постель с высокой температурой, слабостью и наличием бубонов, на следующий день он умер. Он был обследован доктором Чэнь Вэнь Гуем (специалист по чуме, получивший подготовку в Индии), заведующим экспертной группой школы по подготовке военных медработников, который приехал в район Гуйяна с обследовательским отрядом. Чэнь Вэнь Гуй установил при посмертном вскрытии, что болезнь является бубонной чумой. Этот диагноз был подтвержден заражением животных и выделением культуры P. pestis (сведения о больных приведены в табл. 1.2).

Так как Чандэ ранее никогда не был поражен чумой, то одновременное возникновение таких заболеваний в районах города, куда были сброшены какие-то предметы с японского самолета, вызвало у китайских властей подозрение о применении японской армией БО.

_{Больной (возраст и пол) | Место возникновения | Дата заболевания (смерти) | Признаки болезни | Диагноз | Осмотрены}

Цай Тао Эр (11 лет, жен.) | Улица Гуанмяо | 11 (13) ноября 1941 г. | Высокая температура: мазок крови (окраска по Райту), морфологически положителен на P. pestis. Вскрытие: селезенка и печень увеличены; мазок (окраска по Райту) морфологически положителен на P. pestis |? чума | Д-ром Тань Сюэ Хуа (госпиталь в г. Чандэ). Прозектор Цян Бао Кан

Цай Юйчжен (27 лет, жен.) | Район Восточных ворот | 11 (13) | Высокая температура, осмотрена мертвой. Мазок из пунктата крови (окраска по Райту) морфологически положителен на P. pestis |? чума | Д-ром Кентом

Не Шу Шэн (58 лет, муж.) | Район Восточных ворот | 12 (13) | Высокая температура. Увеличение паховых желез, мазок (окраска по Райту) морфологически положителен на P. pestis |? чума | Цян Бао Кан

Сюй Лао Сан (25 лет, муж.) | Район Восточных ворот | 12 (14) | Высокая температура. Увеличение паховых желез, мазок (окраска по Райту) морфологически положителен на P. pestis |? чума | Д-ром Фан Дэ Чжэном, д-ром Тань Сюэ Хуа

Ху Чжун Фа (? лет, муж.) | Улица Гуанмяо | 18 (19) | Высокая температура, бред; увеличенные паховые железы. Данные вскрытия: мазок печени (окраска по Граму — отрицателен; посев — отрицателен) |?? чума | Д-ром Ли Цин Цзэ. Прозекторы: Лю Пэй, Сюэ Цинюй

Гун Цао Шэн (28 лет, муж.) | Район А | 23 (24) | Высокая температура, слабость, правые паховые железы увеличены и болезненны. Вскрытие: селезенка увеличена, на поверхности геморрагии, геморрагия печени и кишок. Выпот в плевре и в перикарде. Мазки крови сердца, правой ингвинальной железы, печени. Окраска по Граму и карболотиониновой синькой положительны на P. pestis, что подтверждено посевом и заражением морской свинки | чума бубонная | Бактериологический посев и введение культуры P. pestis морской свинке проводились Чэн Вэнь Гуй

Эпидемиологическое расследование показало следующее. Вспышка чумы в Чандэ не могла возникнуть вследствие заноса инфекции из соседних эпизоотических районов. Ближайшим к нему зараженным чумой городом тогда являлся Чжусянь, расположенный в южной провинции Чжэцзян. Он находится примерно на расстоянии 2 тыс. км по суше и по речным коммуникациям. Кроме того, все заболевшие в Чандэ являлись местными жителями и не покидали город и его окрестности.

Блох, зараженных возбудителем чумы, не нашли. Этому способствовало несколько обстоятельств. Во-первых, до появления чумы в городе их и не искали. Во-вторых, после налета на город прошло еще почти 12 ч, прежде чем была отменена воздушная тревога. Блохи могли за это время покинуть тряпье и зерна и скрыться в близлежащих домах с более подходящей для них температурой и влажностью. Это расселение блох могло закончиться задолго до того, как зерна и тряпье были подметены и сожжены после окончания воздушной тревоги. Потому местные жители, уже давно привычные к насекомым, не обратили внимания на наличие насекомых среди сброшенных с самолета предметов. Для того чтобы привлечь крыс, вместе с блохами японцы сбросили зерна риса и пшеницы. Тем самым они надеялись вызвать среди крыс чумную эпизоотию и увеличить количество инфицированных возбудителем чумы блох среди местного населения. Но этого не случилось, так как все заболевшие чумой жители были обнаружены в течение 15 суток после «воздушного инцидента». Обычно заболевания чумой среди людей в Китае начинаются, по крайней мере, двумя неделями позднее крысиной эпизоотии, которая также требует некоторого времени для развития (приблизительно около 2 недель).

Если зараженные блохи были сброшены с самолета, то, что же помешало им вызвать эпизоотию среди местных крыс? Во-первых, в естественных условиях крысы инфицируются из неизвестных сегодня источников возбудителя чумы, не имеющих отношения к их эктопаразитам. Поэтому наличие блох, зараженных чумой, еще не определяет возможность развития чумной эпизоотии. Во-вторых, для инфицирования людей возбудителем чумы японцы вынуждены были использовать человеческую блоху (Pulex irritans), а они нападают на грызунов лишь в условиях эксперимента.

Наиболее вероятно, что зараженные блохи, сброшенные с зерном и другими предметами, непосредственно нападали на людей и только таким образом они вызвали небольшую вспышку чумы. У большинства больных описываемой вспышки инкубационный период продолжался от 7 до 8 сут. Больные подверглись укусам зараженных чумой блох, вероятно, 11 и 12 ноября, т. е. спустя семь и восемь дней после «воздушного инцидента».

Первые два случая заболевания людей чумой возникли 11-го числа, т. е. через 7 сут. после налета. Третий и четвертый — 12-го числа, т. е. через 8 сут после налета. Пятый погибший, диагноз болезни у которого вызывал сомнение, заболел 18 ноября. Шестой больной, у которого была вне всяких мнений бубонная чума, работал в близлежащей деревне. Он пришел в город и в одном из зараженных районов прожил 5 дней: с 19 ноября по 23 ноября. Заболел он через 15 сут после «воздушного инцидента». Эти сроки укладываются в продолжительность жизни блох, инфицированных возбудителем чумы. Однако конечный результат всей операции вряд ли мог удовлетворить амбиции Исии.

Официальные коммунистические китайские историки, заинтересованные в «сгущении красок», указывали на то, что бактериологическому нападению со стороны японцев было подвергнуто 11 уездных городов: 4 в провинции Чжэцзян, по 2 в провинциях Хэбэй и Хэнань и по одному в провинциях Шаньси, Хунань и Шаньдун.

В 1952 г. китайцы исчисляли количество жертв от искусственно вызванной чумы с 1940 по 1944 г. приблизительно в 700 человек (Доклад Международной научной комиссии по расследованию фактов бактериологической войны в Корее и Китае. — Пекин, 1952; сейчас, конечно, журналистами называются другие цифры, какие угодно, и 200 тыс… и более, по обстоятельствам). Оно оказалось даже меньше количества загубленных «бревен», и только в два раза превышает количество самих японцев, погибших в экспериментах по созданию БО (около 300 человек).

Действия советской разведки. Харбин рассматривался руководителями Советской России как крупнейший центр белой эмиграции, набитый контрреволюционными организациями, намеренными пересмотреть результаты Гражданской войны. Здесь же находилась Харбинская военная миссия Японии — крупнейший на материке центр японской разведки. Активно действовали спецслужбы западных государств, рассматривавших разные варианты реализации известного заявления Черчилля, что «с большевиками надо что-то делать». Поэтому совершенно естественно, что уже в 1920-х гг. Манчьжурия была покрыта густой агентурной сетью обеих советских разведок — военной (Разведупр) и политической (иностранный отдел ОГПУ).

Со средины 1920-х гг. советская разведка располагала японскими и китайскими шифрами и через свою агентуру контролировала линии почтовой связи, используемые японской секретной почтой. После начала японской агрессии в Маньчжурии в 1931 г. к уже имевшейся в этом регионе агентуре обеих разведок добавляются новые резидентуры и агентурные сети. В 1932 г. к ним присоединилась «третья сила» — партийная разведка Коминтерна (отдел международных связей), до этого успешно действовавшая в Европе и Китае. Идет не только наблюдение за усилением и перемещением частей Квантунской армии, но и проникновение в структуру японских военных органов на азиатском континенте. О численности и вооружении японских войск в Маньчжурии Кремль знал все. Через собственные источники в японских военных кругах (псевдонимы «Кротов», «Сук», Простак», «Пауль», «Тур» и др. агентов, оставшихся не разоблаченными японской контрразведкой) в СССР поступала секретная информация стратегического значения, например, мобилизационные планы японской армииидр. (Горбунов Е. А., 2002). Однакоотом, какой информацией о деятельности отряда № 731 располагали в Москве и с какого времени, пока можно судить только по косвенным сведениям.

По свидетельству Г. Е Пермякова, бывшего сотрудника Хабаровского краевого центра МВД и переводчика на Хабаровском процессе 1949 г. (см. ниже), отряд № 731 попал в поле зрения советской военной разведки с самого начала его строительства, после того как японцы проложили новую дорогу от Харбина до захудалого поселка Пинфань. Есть основания считать, что гибель во время репрессий конца 1930-х гг. И. М. Великанова (1898–1938) — начальника Биотехнического института РККА (Перхушково, Московская область), связана с попыткой советской военной разведки выйти в 1934 г. на программу создания японского БО (более подробно в книге Супотницкого М. В., Супотницкой Н. С., 2006).

Начальник Главного военно-санитарного управления Красной армии Е. И. Смирнов, был информирован о возможности применения японцами бактериологического и химического оружия под Халхин-Голом, а сами японцы понесли большие потери при осуществлении этой акции.

В весьма достоверных мемуарах Хироси Акиямы (1958) упоминается о похищении в июне 1945 г. служащего отряда «иностранной разведкой». Страх перед «иностранной разведкой» часто проглядывает со страниц его книги (в ней есть даже глава «За нами охотятся»). Любопытно и то, что в средине июля 1945 г. по отряду ходил слух о требовании СССР расследовать его деятельность, что связывали с какими-то материалами отряда, захваченными «Советами» в побежденной Германии. Это еще одна интересная тема для исследований военных историков.

Конец «Кухни дьявола». На 1 января 1945 г. в отряде № 731 было 3559 солдат, офицеров и гражданских лиц. По сведениям Моримуры, вновь занявший в марте 1945 г. пост начальника отряда Сиро Исии изменил шифр отряда с № 731 на№ 25202, авмае на совещании руководства отряда он отдал распоряжение «об увеличении производства», в котором говорилось: «Война между Японией и СССР неизбежна. Теперь отряд должен мобилизовать все силы и в короткий срок увеличить производство бактерий, блох и крыс». Иными словами, стадия экспериментов на людях закончилась, теперь начинается реальная бактериологическая война и нужно наращивать производство БО в ожидании «дня X».

Хироси Акияма (1958) писал, что к войне с СССР в отряде начали готовиться уже в июле. Рядом с аэродромом готовили капониры для самолетов. Для этого было мобилизовано около тысячи китайских кули, да и сами сотрудники иногда целыми днями были заняты рытьем окопов и других укрытий.

Бывший служащий отряда рассказал Моримуре следующее:

«Приказ значительно увеличить в течение ближайших двух месяцев производство, прежде всего бактерий чумы и тифа для заражения колодцев и водоемов, холеры и сибирской язвы для заражения рек и пастбищ, был отдан 10 мая. В результате увеличения числа сотрудников группы Карасавы, работавшей на “фабрике по производству бактерий”, и перехода на 24-часовой производственный цикл, одних только бактерий чумы было произведено не менее 20 килограммов, а если учесть и ранее произведенные, и сухие бактерии, то, я думаю, общая масса составляла 100 килограммов». Хиразакура Дзенсаку 6 декабря 1949 г. на судебном заседании показал следующее:

«Одновременно с указанной работой я по приказанию генерал-майора Вакамацу летом 1945 года закупил у населения Северо-Хинганской провинции 500 овец, 100 голов рогатого скота и 90 лошадей на отпущенные для этой цели 80 тыс. иен. От генерал-майора Вакамацу мне было известно, что в случае войны с Советским Союзом этот скот будет заражен сибирской язвой, сапом, чумой рогатого скота и овечьей оспой и с диверсионной целью оставлен в тылу советских войск, чтобы вызвать вспышку остроинфекционных заболеваний. Мне было известно, что для этой цели в места нахождения закупленного мною скота будет на самолетах доставлено необходимое количество вышеперечисленных бактерий, и скот будет заражен созданными диверсионными группами».

В отряде, во всех его помещениях, даже в жилых, были установлены ограждения высотой около метра, внутри которых круглосуточно велось размножение грызунов. Отряду была поставлена задача: произвести 300 кг чумных блох, то есть около миллиарда особей. В группе Танаки имелось 4,5 тыс. контейнеров для размножения блох, которые могли обеспечить получение 100 млн особей в течение всего лишь нескольких дней. В результате напряженной работы, к лету 1945 г. в отряде № 731 имелся значительный запас бактерий, включавший, помимо 100 кг бактерий чумы, большое количество бактерий тифа, холеры, дизентерии, сибирской язвы.

Хироси Акияма (1958) со своей должности так видел эти события:

«В середине июля часть личного состава отряда, примерно одна десятая каждого отдела, во главе со вторым отделом переехала в Тунхуа. Ходили слухи, что и весь наш отряд вскоре передислоцируется туда же. К части отряда, переведенной в Тунхуа, были прикомандированы вольнонаемные Асабу из секции Такаги и Сато из учебного отдела. Причину передислокации нам объяснили тем, что скоро могут начаться военные действия, но тогда никто из нас еще не представлял, какая опасность нависла над Японией. Работы стало значительно больше, и все чаще приходилось работать в лабораториях всю ночь напролет. Из-за недосыпания и переутомления участились несчастные случаи при работе со смертоносными бактериями, и число инфекционных заболеваний среди личного состава возросло».

По свидетельствам, собранным Моримурой, руководство отряда имитировало усиленную подготовку к бактериологической войне на глазах у советской разведки. В русском квартале Харбина отряды японцев демонстративно ловили мышей и крыс, подтверждая тем самым и без того уже давно ходившие здесь слухи, что на станции Пинфань у них есть завод по производству БО. По замыслу японского командования для Советского Союза эти сведения должны были быть предостережением, что Кван-тунская армия усиленно готовится к бактериологической войне. Это, как они полагали, должно вызвать настороженность у командования советских войск, концентрирующихся на границе с Маньчжурией, и тем самым отсрочить начало военных действий. Но они ошиблись.

После воздушных налетов на железнодорожные узлы, военные объекты и аэродромы в ночь с 9 на 10 августа советские войска неожиданно для японцев перешли в наступление силами трех фронтов. На некоторых участках фронта за первый день наступления они продвинулись на 50 километров. Командующий Квантунской армией Ямада потерял контроль над обстановкой на фронтах и ни о каком массированном применении БО не могло быть и речи. Отряду № 731 было предложено действовать «по собственному усмотрению», а проще говоря, «замести следы» и бежать.

В день начала войны, 9 августа 1945 г., небо над отрядом было затянуто плотными облаками, почти весь день шел дождь. Ближе к полудню Хироси Акияма услышал далекий гул мотора советского самолета-разведчика. Из-за сплошной облачности самолета не было видно. Работы по эвакуации отряда начались в ночь с 10 на 11 августа. В памяти бывших сотрудников отряда они запечатлелись по-разному. Их воспоминания, рассказанные Моримуре, сходны только в одном: «Это были ужасные дни, похожие на кошмарный сон».

Моримура установил, что на совещании, собранном 10 августа, по вопросам, связанным с эвакуацией отряда, резко столкнулись мнения Исии и генерал-майора Ки-кути — начальника l-ro отдела.

План эвакуации, на котором настаивал Исии, включал следующие пункты:

1) главная задача — сохранение тайны отряда № 731;

2) для этой цели в филиалы отряда в Хайларе, Линь-коу, Суньу, Муданьцзяне, находящиеся на пути наступления советских войск, уже посланы связные во главе с подполковником Ниси (начальником учебного отряда) с приказом уничтожить все материалы и другие вещественные доказательства, а всему личному составу покончить жизнь самоубийством;

3) следует также приказать покончить жизнь самоубийством и всем членам семей служащих отряда, проживающим в «деревне Того»;

4) находящихся в настоящее время в заключении подопытных всех до одного уничтожить, здания «блока ро» сровнять с землей, остальные сооружения отряда взорвать, прибегнув к помощи саперов;

5) после этого личному составу, включая подростков-стажеров, организованно отступить на юг, в Тунхуа.

Причиной резкого спора между Испей и Кикути были второй и третий пункты плана. Генерал-майор Кикути настаивал на том, что, «поскольку в филиалах отряда № 731 много видных исследователей, нужно принять меры к их спасению, а не заставлять людей покончить жизнь самоубийством». Он в резкой форме потребовал «принять меры для эвакуации членов семей сотрудников отряда в Японию, которая должна проводиться под личным руководством начальника отряда».

В итоге Исии уступил Кикути, однако судьба пленников уже была решена ими без всяких колебаний. К 9 августа заключенных в отряде было около 40 человек. Моримуре удалось выяснить обстоятельства их гибели. Ликвидацию «бревен» поручили сотрудникам отряда № 516. Орудием убийства подопытных людей стал цианистый водород, т. е. синильная кислота. Сотрудники отряда № 516 переходили от одной камеры к другой и бросали через смотровые окошки «бьющиеся» гранаты с синильной кислотой. Практически одновременно с тем, как сосуды разбивались о пол, бурно испарявшийся цианистый водород наполнял камеры (рис. 1.26).

^{Рис. 1.26. Колба с цианистым водородом. Химические гранаты такого типа применялись всеми воюющими сторонами в годы Первой мировой войны. По R. Sidelletal. (1997)}

«Забрасывание колб в камеры продолжалось минут пятнадцать. Мы знали, что уничтожение подопытных людей — первый шаг на пути подготовки отряда № 731 к эвакуации. Всего мы, помнится, забросили 9 колб, потому что были ведь и пустые камеры, а кое-где одной колбой уничтожались 3–4 человека. Некоторые не умирали сразу, они кричали и стучали в стальные двери камер, издавали страшное рычание, раздирали себе грудь. Похоже, было, что перед нами обезумевшие гориллы в клетке», — рассказал Моримуре бывший служащий отряда, который своими глазами видел истребление подопытных. Сотрудники спецгруппы подходили и хладнокровно расстреливали в упор из маузеров агонизирующих людей. Вместе с заключенными были расстреляны и все переводчики-китайцы. О том, что происходило дальше, сообщил Моримуре другой бывший служащий отряда:

«Убитых заключенных за ноги волокли в большую яму, вырытую около корпуса 7. Когда трупы заполнили ее, их облили бензином и мазутом и подожгли… Помнится, это было 11 числа после полудня. В печи, где обычно сжигали трупы, теперь сжигали препараты, агар-агар, огромное количество документов и приборов. В яме трупы горели плохо. Но поскольку была дорога каждая минута, обгоревшие тела кое-как забросали землей. Из земли то здесь, то там виднелись руки и ноги, поэтому задачу сокрытия преступления никак нельзя было считать выполненной. В связи с этим руководство отряда отдало приказ “снова выкопать трупы и сжечь их полностью”. Служащие отряда, выполняя эту работу, старались не смотреть на обезображенные трупы заключенных и с трудом сдерживали приступы тошноты».

Затем поступила команда: «Кости немедленно собрать в мешки, вывезти и выбросить». Пепел и кости были очень горячими, к ним нельзя было прикоснуться рукой, сбор костей затянулся до самого вечера. Кости были сложены в десятки мешков, вывезены на грузовых машинах и сброшены в реку Сунгари в разных местах. Вместе с костями на дно реки пошли сотни наручников и кандалов, тысячи стеклянных сосудов с препаратами частей человеческого тела.

Акияма сообщает другую дату завершения ликвидации «бревен» — ночь с 9 на 10 августа, детали расправы над подопытными людьми в его книге не отличаются от приведенных Моримурой. В эту же ночь советские самолеты сбрасывали осветительные бомбы в районе дислокации отряда, но сам отряд не бомбили. По данным Акия-мы, «блокро» был взорван японцами в девять часов утра 10 августа 1945 г. (рис. 1.27).

^{Рис. 1.27. Развалины отряда № 731. А. Руины котельной. Б. Бактериологические бомбы Исии (реконструкция). В. Руины «блока ро». Г. Фильтры Исии. В настоящее время на месте отряда находится музейный комплекс жертв преступлений японских военных. Фотографии предоставлены А. Э. Пильниковым (Забайкальский край, Краснокаменск)}

В ночь с 10 на 11 августа в окрестностях Харбина в пределах видимости с территории отряда № 731 был сброшен советский парашютный десант. В трудах советских историков я не нашел упоминания об этом десанте, но Акияма (весьма достоверный, когда пишет о деталях японской бактериологической программы) так описывает эти события:

«От осветительных бомб и ракет стало так светло, что мы ясно видели высокий памятник павшим воинам, который находился от нас более чем в двадцати километрах. Несмотря на моросивший дождь, были отчетливо видны спускавшиеся парашюты, напоминавшие падающие хлопья снега. Воздушный бой становился все более ожесточенным. Голубоватый свет осветительных бомб и ракет придавал нашим лицам мертвенно-бледный оттенок…Через несколько часов поступило сообщение, что все парашютисты противника уничтожены танкистами, оборонявшими Харбин. Услышав об этом, все запрыгали от радости».

Бактериологические диверсии осуществлялись везде, где было это возможным в сложившейся обстановке. Вот что показал 29 декабря на процессе в Хабаровске вольнонаемный отряда № 100, свидетель Кувабара:

«Государственный обвинитель: Где вы служили?

Кувабара: В филиале № 2630 отряда № 100.

Вопрос: Расскажите суду, что вам известно о факте заражения лошадей сапом.

Ответ: Это было 20 августа 1945 года. Я направился тогда в конюшню нашего филиала и там увидел шесть работников нашего филиала. Это были сотрудники отряда Кубота, Икеда, Яда, Кимура, Исии и Хасегава. В этих конюшнях имелось 60 лошадей, которые содержались при отряде. Я не успел подойти к этой группе, как меня предупредили, что они производят заражение этих лошадей сапом путем введения бактерий сапа в овес. Тогда я ушел обратно в лабораторию филиала. Вернувшись в лабораторию, я увидел там пустые пробирки из-под культур сапа; затем я спросил у научного сотрудника Кимура, производили ли они заражение лошадей именно этими бактериями. Он подтвердил это и сказал, что лошадей заразили сапом.

Вопрос: Как потом поступили с лошадьми?

Ответ: Группа, производившая заражение, сломала изгороди и распустила лошадей в разные стороны. Все лошади разбежались по ближайшим селениям и по разным дорогам.

Вопрос: Не должны ли были зараженные сапом лошади служить источником возникновения эпидемии сапа?

Ответ: Да.

Вопрос: Этот факт имел место 20 августа 1945 года?

Ответ: Да.

Вопрос: То есть после приказа о капитуляции японской армии?

Ответ: Да.

Вопрос: Где были выращены бактерии сапа, которыми были заражены животные?

Ответ: Для этого использовались бактерии сапа, выращенные в бактериологическом отделении отряда № 2630».

Прежде чем покинуть Дальний, японцы выдернули из журналов, хранящихся в университетских и институтских библиотеках, все листы со статьями, которые могли иметь какое-то отношение к бактериологической войне.

После отправления эшелона с личным составом, вольнонаемными и членами их семей в направлении Харбина, Исии проследил за его движением с самолета и на этом же самолете несколько раньше эшелона прибыл в Пусан. Из Пусана Исии отплыл в Японию на специально зарезервированном для этого эсминце японских ВМС.

В Японии он руководил операцией по уничтожению препаратов, находившихся в Лаборатории профилактики эпидемических заболеваний японской армии в квартале Вакамацу в Токио, в Императорском университете в Киото и в медицинском институте города Канадзавы. Одновременно Исии организовал временную базу отряда № 731 на территории медицинского института в Канадзаве.

Попав в плен к американцам, Сиро Исии, Масадзи Китано и Вадзиро Вакамацу не стали отрицать свою причастность к разработке БО. Наоборот, они поделились с новыми хозяевами всем тем опытом, который накопили в результате своих экспериментов на людях и тем самым сохранили свои жизни. Дело шло к схватке между сверхдержавами, и на фоне надвигающихся событий двумя-тремя повешенными японцами больше или меньше, уже не имело значения для американцев. Для большей искренности с их стороны, американцы никогда не давали им гарантий, что не выдадут русским. Победил циничный американский прагматизм. В феврале 1947 г. к представителю СССР в Союзном Совете в Токио, генерал-лейтенанту К. И. Деревянко, обратились из штаба генерала Дугласа Макартура с просьбой о передаче им двух японских генералов, находящихся в плену в СССР, Китадзава Тэйдзиро (командир 123-й пехотной дивизии) и Икэтани Хандзиро (начальник штаба 3-й армии). Американцы обещали предать их суду как известных им военных преступников. По согласованию с МИДом Советское правительство дало согласие передать генералов американцам, при условии получения от штаба Макартура бывшего начальника отряда № 731 генерал-лейтенанта медицинской службы Исии Сиро и полковника Оота, бывшего начальника 2-го отдела этого же отряда (место их нахождения советской стороне было известно). Однако ответ на это предложение от американцев последовал отрицательный. Советской стороне было передано заключение, что «место пребывания руководства отряда № 731, в том числе и Исии, неизвестно и обвинять отряд в военных преступлениях нет оснований».

Еще раньше американцы «надавили» и на своих китайских союзников. Когда осенью 1945 г. американский судья прибыл в город Чунцин (столица гоминьдановского Китая) для сбора материалов о преступлениях японцев на территории Китая, ему бактериологом Чэнь Вэнь Гуем был передан доклад о причинах чумы в Чандэ. Но го-миньдановское правительство не выдвинуло обвинений, поэтому Международный трибунал в Токио не рассматривал вопросов применения Японией БО.

После войны официальные источники США и влиятельные газеты представляли материалы судебного процесса в Хабаровске как фальшивку и «дымовую завесу», пущенную «экстенсивной русской пропагандой». Даже в 1979 г. М. Rothenberg, научный руководитель испытательного полигона БО армии США в Дагуэе (штат Юта), называл материалы Хабаровского процесса «вздором» и «совершенной ерундой». Такая позиция была общей для официальных лиц и СМИ США до начала 1980-х гг., пока J. W. Powell на основания Закона о свободе информации не добился рассекречивания почти 8000 страниц совершенно секретных документов, a Tsuneishi частично их опубликовал. Окончательно информационная блокада на сведения о бактериологической войне Японии против СССР и Китая и о преступлениях, совершенных сотрудниками отряда № 731 в ходе подготовки этой войны, была прорвана только 1985 г. показом сначала в Великобритании, а затем в других западных странах передачи «Отряд 731 — знал ли император?» (Гайслер Э., 1986).

Среднее и низшее звенья личного состава отряда № 731, т. е. те люди, которых Исии хотел в конце войны убить, в течение долгого времени выполняли три его последних приказа:

1) по возвращении в Японию скрывать свою службу в отряде № 731;

2) не занимать официальных постов;

3) сотрудникам отряда связей между собой не поддерживать всю свою жизнь.

После смерти Исии в 1958 г. его могила стала для них объектом поклонения. На центральном кладбище Токио установлен памятник сотрудникам отряда № 731, погибшим при работе с опасными микроорганизмами (рис. 1.28).

Японское правительство не раскрыло документов по японским работам в области БО, за исключением документа в три страницы, выпущенного в 1982 г., где была указана численность персонала отряда на январь 1945 г. и приведены общие фразы о «исключительности военного времени.

^{Рис. 1.28. Памятник сотрудникам времени».}

Среди японских политиков до сих пор отряда № 731, погибшим при работе не нашлось желающих каяться за преступления, с опасными микроорганизмами совершенные сотрудниками отряда. Женевский протокол 1925 г. о неприменении БО первыми Япония подписала только в 1970 г.

Судебный процесс по делу японских военнослужащих, обвиняемых в подготовке и применении БО. После разгрома Квантунской армии в плен попало почти 600 тыс. японских военнослужащих. Советскими органами госбезопасности была проведена огромная работа по «фильтрации» всей этой массы пленных и выявлению среди них лиц, имевших отношение к японским исследованиям в области БО. Как следует из материалов судебных заседаний и письма министра внутренних дел С. Н. Круглова Иосифу Сталину (№ 1717/к от 23.04.1949 г.), были выявлены даже жандармы, занимавшиеся «спецотправками» и расстрелами подопытных людей. С ними особенно не церемонились. Вот как об этих событиях вспоминает Георгий Георгиевич Пермяков:

«В 1945 г. я приехал в Хабаровск, меня назначили старшим переводчиком УВД. При управлении был особый лагерь № 2045 с улучшенными условиями, там содержались особо важные военные преступники, высшие чины. Я с ними работал. В 1946 г. из Москвы пришла шифровка — просили Хабаровский краевой центр МВД собирать материал о бактериологическом оружии, то есть допрашивать военнопленных и брать письменные показания. И тут мы “раскопали” 731 отряд. И установили, что в нашем лагере для военнопленных находятся три генерала, которые руководили этой работой. Они стали давать показания. Но не сразу.

Всего мы беседовали с 1000 военнопленных. От показаний рядовых солдат мы шли к допросам старших чинов и, в конце концов, с помощью очных ставок „раскололи" этих трех генералов. Мы выезжали в Харбин, опрашивали китайцев. Мы собрали огромный материал, которым гордились. Мы узнали, что принцип отряда — “Корни лотоса”. Посадив одно семечко лотоса, можно увидеть, как этот цветок заполонит все озеро. Отделений отряда № 731 было много. Весь этот материал мы готовили для Токийского процесса — восточного “Нюрнберга”. Но там он не был использован.

20 октября 1949 г. я получил приказ явиться в приемную генерал-лейтенанта Долгих. Когда я пришел, там уже было десять известных мне переводчиков. Нас вызвали в кабинет, и Долгих сказал нам, что в Хабаровске будет проведен суд над японскими преступниками-бактериологами. И началась работа.

Японцы содержались в 1-й хабаровской тюрьме, нам там выделили помещение. Приехали большие следователи из Москвы. Я был старшим переводчиком, японцы все рассказывали без давления, допросы шли с 9 утра до 12 ночи. Выматывались все — и следователи, и переводчики, и заключенные.

…Недели за две до начала процесса в хабаровской тюрьме, где мы вели допросы, появилась группа хорошо одетых людей, державшихся особняком. Меня попросили быть переводчиком между этими людьми и японцами, ожидавшими суда. Я понял, что эта группа специалистов академика Н. Н. Жукова-Вережникова, и они великолепно разбираются в проблемах бактериологического оружия. Но я был переводчиком только на начальном этапе их знакомства с японскими генералами. Официально эта группа считалась экспертами на процессе».

Судебные процессы над лицами, причастными к преступлениям, совершенным в отряде № 731, начались еще в 1948 г. Из письма министра внутренних дел С. Н. Круглова Иосифу Сталину следует, что причастные к «специальным отправкам» жандармы Иидзима, Тани-заки, Сато, Тагучи и Игараси были осуждены военным трибуналом войск МВД Хабаровского округа на сроки от 15 до 20 лет исправительно-трудовых лагерей еще 14.04.1948 г. Круглов отметил, что МВД СССР считает целесообразным провести над руководящими работниками противоэпидемического отряда открытий судебный процесс. Дела рядовых работников отряда, по согласованию с органами прокуратуры, рассматривать на закрытых судебных заседаниях военных трибуналов.

С 25 по 30 декабря в Хабаровске, в окружном Доме офицеров, прошел судебный процесс по делу 12 военнослужащих, обвиняемых в подготовке и применении БО. Дело рассматривалось в открытых судебных заседаниях военным трибуналом Приморского военного округа в составе председательствующего генерал-майора юстиции Д. Д. Черткова и членов: полковника юстиции М. Л. Ильницкого и подполковника юстиции И. Г. Воробьева. Государственное обвинение поддерживал государственный советник юстиции 3 класса Л. Н. Смирнов. У подсудимых были адвокаты. Судебно-медицинская экспертиза на процессе осуществлялась группой экспертов во главе с действительным членом АМН СССР Н. Н. Жуковым-Вережниковым. Однако само определение вопросов экспертам было сделано трибуналом только 28 декабря 1949 г.

Судебный процесс проходил очень интенсивно. Г. Г. Пермяков вспоминал, что руководил процессом начальник МВД полковник Карлин. Последнее заседание суда, когда был оглашен приговор, было «до упора», на завтра его не переносили. А когда первого января 1950 г. вышел Указ о введении в СССР смертной казни, Пермякову стало понятно, что бактериологических преступников просто спасли от высшей меры, которую они заслуживали. Значит, они были нужны живыми.

Хироси Акияма (1958) объясняет бросающуюся в глаза откровенность обвиняемых и свидетелей тем, что им обещали сохранить жизнь при условии сотрудничества с трибуналом. При написании своих воспоминаний он в качестве справочного материала пользовался официальными советскими материалами процесса, изданными в виде отдельной книги на японском языке. Акияма не отрицал ни одного факта, из приведенных в ней, он только их дополнял.

Военный трибунал округа признал виновность всех подсудимых в совершении преступлений, предусмотренных ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г., доказанной и, руководствуясь статьями 319 и 320 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, с учетом степени виновности каждого подсудимого, приговорил:

Ямада Отозоо на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 25 лет.

Кадзицука Рюдзи на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 25 лет.

Такахаси Такаацу на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 25 лет.

Кавасима Киоси на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 25 лет.

Ниси Тосихидэ на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 18 лет.

Карасава Томио на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 20 лет.

Оноуэ Macao на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на12 лет.

Сато Сюндзи на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 20 лет.

Хиразакура Дзенсаку на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 10 лет.

Митомо Кадзуо на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 15 лет.

Кикучи Норимицу на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 2 года.

Курусима Юдзи на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г. заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на 3 года.

Официальные материалы процесса опубликованы в 1950 г. в СССР тиражом в 50 тыс. экземпляров и переведены на китайский, японский и английский языки.

Дальнейшая судьба плененных сотрудников отряда № 731. По данным Г. Г. Пермякова, рядовых сотрудников отряда № 731, не осужденных трибуналом, вскоре передали китайским властям. Он рассказал о таком факте. Второго июня 1950 г. ему приказали явиться на станцию Хабаровск-2. На путях стоял длинный состав вагонов, окрашенных в красный цвет. Ему сказали, что это японские военнопленные, имеющие отношение к отряду № 731 и к другим бактериологическим подразделениям бывшей японской армии. СССР передает их Китаю, а ему поручено сопровождать их, поскольку он владеет и японским, и китайским языками. Причем, как выяснилось, сами японцы не знали, что их везут в Китай. В эшелоне было 1002 человека.

Лица, осужденные трибуналом на непродолжительные сроки, отбыли их полностью, и были отправлены на родину. Карусиму Юдзи перед отъездом еще и повозили по Москве, показав ему достопримечательности советской столицы. Осужденные на длительные сроки отбыли в заключении в тюрьме в Иваново только 7 лет, причем в достаточно комфортабельных условиях. Перед отправкой на родину в 1956 г. их одели по последней моде, в Хабаровске в их честь был устроен пышный банкет. Вернувшись в Японию ни один из японских генералов, причастных к разработке БО, не написал мемуаров о «сталинских застенках», хотя им за это предлагались большие деньги.

Япония не была ни первым разработчиком БО, ни даже вторым. В 1920—1930-х гг. не только Бутсикава считал, что, «имея крошечную лабораторию в несколько квадратных метров и пробирки, легко можно наработать оружие, способное уничтожить десятки тысяч жизней». Абстрактное восприятие возбудителей инфекционных болезней как «контагиев» создавало иллюзию легкого успеха в создании «оружия массового поражения бедных», которой поддались военные круги Великобритании, Франции, Румынии, Италии, Польши и некоторых других государств. Научные журналы и СМИ усиливали эти ожидания. Инициатор японской программы по созданию БО — Исии Сиро, лишь стремился «не опоздать на поезд», добросовестно доведя дело до реального испытания БО на людях. Так как работал он с «контагием», то разрабатываемые им боеприпасы и способы ведения бактериологической войны до начала 1940-х гг. копировали применяемые в химической войне. Основной упор им делался на заражение местности путем диссеминации бактерий (бактериальный туман, дождь и т. п.), что методически мало чем отличалось от смазывания дверных ручек содержимым чумных бубонов средневековыми «сеятелями чумы». Отличием было то, что для распространения «контагия» японскими военными использовались модифицированные из химических боеприпасов снаряды, бомбы и ВАПы. Исии, как и его западные учителя начала 1930-х гг., считал, что достаточно человеку войти в соприкосновение с «контагием» или вдохнуть его, чтобы началось развитие инфекции (см. разд. 1.7). Когда ему стало ясно, что такой подход показывает лишь «принципиальную возможность создания БО», он попытался разработать средства ведения бактериологической войны, исходя из необходимости проникновения возбудителей инфекционных болезней непосредственно в кровь потенциальных жертв. Полностью провалив аэробио-логическое направление своих исследований, Исии выбрал еще более тупиковое — он попытался решить проблему массового заражения людей через использование кровососущих насекомых. И чем дальше японцы продвигались в направлении создания образцов БО, пригодных для использования в военных целях, тем больше перед ними вставало неразрешимых технических противоречий. Контагионистический период в развитии БО закончился в Маньчжурии в дождливую ночь с 10 на 11 августа 1945 г. в яме с останками людей и несгоревшей нефти.