Битвы Второй Мировой

Глава 12 Ошеломительный успех вермахта по всем пунктам. Или нет?

На фото Т-34 12-й танковой дивизии. Подбит в районе Дубно

В этой главе будет куда больше отсылок на современность, чем может показаться на первый взгляд.

Катастрофа 1941-го года это до сих пор не закрытая, буквально кровоточащая рана на ментальном теле русского народа. И не только русского. Не удивительно, что её пытаются лечить. Кто как может. Люди с увлечением читают книги где, благодаря тому или иному фантастическому допущению удается избежать трагедии 1941-го. Некоторые бегут иначе — назначают виноватых и убеждая себя, что некий конкретный человек (или группа) взял, и всё испортил (человекожорный Сталин, генералы или тупые совки всем скопом) — и скорее всего мы сейчас находимся в том моменте, когда кристаллизируется непротиворечивая и хорошо доказуемая версия произошедшего. В такие моменты истории, как правило, кажется, что все наоборот — потому как различные маргиналы, чувствуя свое неизбежное забвение и вытеснение на периферию к сумасшедшим, резко активизируются.

Итак, нас упредили в развертывании и, как хорошо сформулировали в комментариях:

'41-й. Тут надо понимать комплекс причин. Немцы были объективно сильнее нас. Начиная с внезапности, инициативы, а также фактического численного перевеса, про который никто не говорит, а также качества человеческого материала, уровня подготовки личного состава, уровня материальной части, технического превосходства во многих моментах, уровня организации войск, управления, логистики, связи и т.д.

Вы правильно отмечаете, что в статике, на позициях, у нас был шанс нанести потери немцам, а в динамике немцы переигрывали нас на голову благодаря мобильности.

Отдельно надо отметить наличие именно боевого опыта, который в мирное время физически не получить. Да, можно сказать, что мы поимели опыт в Испании, Хасане, Халхин-Голе, в Белофинской. Но немцы уже два года имели серьезную полноценную войну в Европе, раскатывая одну страну за другой.'

Все это понимали и в советское время, но увы, Советский Союз был, объективно, не таким государством которое способно качественно и продуктивно отрефлексировать свои неудачи. Военные профессионалы все понимали, а для остальных оставались примеры героического подвига, да еще и (в силу отсутствия конкуренции) просто на удивление топорно сделанные. Это давило на людей своей недосказанностью, а в 1990-х дало широкие возможности для маневра различным личностям с темными намерениями.

Почти типовой советский подвиг, это пехота с гранатами и бутылками с зажигательной смесью, против танков. При этом эту несчастную пехоту бомбят, обстреливают артиллерией и прочее. Естественный вопрос — а где все наши? Где наши танки, наша артиллерия, где вся наша армия в конце концов? Такие исходные данные это, очевидно любому хоть немного думающему человеку — следствие ошибок командования.

Но в этой книге я буду просто рассказывать об эпизодах боев, и не ставлю себе цель опровергнуть горы мифов и заблуждений, которые скопились за десятилетия кране безответственной политики.

Итак, мы проиграли приграничное сражение. Мы проигрывали на тактическом уровне — отчасти от ошибок логистического характера, но и в не меньшей, а может и в большей степени, из-за отсутствия опыта.

В послевоенных фильмах и очень часто в мемуарах солдаты четко делятся на опытных и необстрелянных. Мне врезался в память диалог, в котором командир спрашивает: «А удержишь позицию, с одной-то ротой? Там ведь, по-хорошему батальон нужен!». И автор мемуаров говорит: «Удержимся. У меня ведь половина пополнения из госпиталей». То есть ветераны. Это не точная цитата, но похожих есть очень много. Боеспособность военных частей (рот, батальонов, вплоть до дивизий) в мемуаристике и послевоенной историографии в первую очередь считается по опыту личного состава. А уже потом считают танки и пушки. Эту особенность современников надо отметить, она возникла не на пустом месте.

И снова я из-за своей низкой информационной базы обращусь к авиации. Если почитать мемуары наших знаменитых летчиков-истребителей, нетрудно обнаружить что все они начинали свою карьеру… С жесткого косяка. Покрышкин, этот гений тактики воздушного боя, в первый свой боевой вылет сбил самолёт. Наш. Наш бомбардировщик. Штурман из экипажа бомбардировщийка погиб. Кто-то там ещё заправил самолет (техников не хватало, решил помочь) из бочки с отработанным маслом. За Кожедубом вроде ничего такого не замечено — но этот наш самый результативный ас, за первые сорок вылетов не сбил ни одного самолета врага.

Скорее всего был слишком занят, стараясь остаться в живых.

Но авиация специфичный род войск, где индивидуальность лучше заметна. А вот когда неопытные люди в стрелковой цепи начинают делать ошибки, трудно это отследить. Просто атака неудачная или оборона не устояла. В какой-то степени это можно компенсировать обучением. Но, по моему эмпирическому опыту, боевой опыт крайне специфичен и незаменим. С этой точки зрения армия первая поучаствовавшая в масштабных боевых действиях однозначно проявит себя лучше в следующей войне. Даже термин такой есть «армия мирного времени». И это негативная оценка.

Мы так же с разгромным счетом проиграли немцам в оперативном плане. Ну да, тут их расчет на слабость командования РККА отчасти оправдался. Действительно, если посмотреть на биографию комдивов из наших примеров, то там просто ужас кошмарный.

Вот, например, Егор Николаевич Солянкин. Работал кузнецом в Москве. В 19-лет был призван в РККА. Образование: Окончил 65-е Евпаторийские курсы командного состава (1921), дополнительное отделение 63-х Симферопольских пехотных курсов (1922), повторные курсы комсостава в Москве (1925), Московские военно-политические курсы (1929), Стрелковые курсы усовершенствования командного состава «Выстрел» (1931), Ленинградские бронетанковые курсы усовершенствования командного состава (1932).

Мы сейчас знаем, что такое курсы. Это вовсе не академическое образование. Начальное образование у красных командиров, которое гуглится, это очень часто — «начальная школа при батальоне». То есть уже в РККА, во время гражданской, люди учились писать и читать. Восемь классов начального образования редкость. Мы забыли, что образование — это очень дорогая штука. Когда писал заметку об Испании, наткнулся на эпизод воспоминаний испанских ветеранов — перед сложным боем бойцы одной из бригад попросили у командования… Провести занятия по чтению. Вместо молитвы. Зато понятно, за что воюешь. За то, чтобы можно было учиться. Егор Николаевич дорос до командира танкового полка только в 1937-м. А уже в 1940-м стал на дивизию. Это слишком быстро.

Тем не менее Егор Николаевич испортил не мало крови немецким генералам, которые с восемнадцати лет служили «при штабе», а к 20 уже были офицерами, не забывая слушать курсы военных академий. Расейняйское сражение где его 2-я танковая столкнулась с атакующим кулаком немцев и даже смогла отбросить их назад, оставило глубокий след в немецких документах. Пусть они спрятались за «неуязвимыми русскими танками» факт в том, что немецкая 6-я танковая дивизия едва устояла.

Так что Егор Николаевич был толковым командиром. Что важно, смелым и решительным. В Польше с ним был случай — какая-то эстонская часть не была намерена сдаваться. Засели в городке, выкатили пулеметы. Это могло бы стать единственным эпизодом боестолкновений между советской и польской армией, но тут в расположение польских частей врывается танк БТ-7. Прорывается через баррикады и под пулеметным огнем въезжает в здание польского штаба. Буквально. Уже в помещении из танка вылазит Егор Николаевич и говорит: «Простите, что верхом, но у вас тут стреляют». В общем, сдались ему.

К несчастью, Егор Николаевич погиб — во время окружения прямо на штаб выскочил мотоциклетный батальон немцев. Штаб принял неравный бой, в котором комдив погиб.

Командир 8-й танковой Фотченков Пётр Семёнович (15-й полк, которой сражался в Магерове) точно такой же — рабочий, в 18 лет попавший на войну. Командные пехотные курсы в 1922 году, Артиллерийское отделение Киевской объединенной школы командиров в 1926 году, Военная академия механизации и моторизации РККА им. Сталина (ВАММ) в 1937 году.

Пётр Семёнович получил героя за Испанию. Буквально из-за рычагов управления танком сел на полк. А потом получил дивизию — очевидный кадровый дефицит. Это был командир с боевым опытом. Пётр Семёнович и погиб сидя в танке, во время прорыва из Уманского котла.

Так что не поспоришь — объективно верное представление у немцев о советских командармах как о черни, работягах, сапожниках и прочее. В защиту советских командармов всё же скажу, что то, что потом назовут «блицкригом», а именно прорыв фронта большой массой механизированных частей и окружение крупных масс войск противника — было полной неожиданностью не только для них. Но и для генералов Англии, Франции, да чего уж, и самой Германии.

В военной теоретической мысли Советского Союза разрабатывалась теория так называемых «глубоких операций» — речь шла о прорыве механизированных соединений сквозь фронт противника и действия на его тылах на глубине в 30–50 километров. Примерно те же самые выкладки были и у немцев — именно поэтому в Польше они так натягивали поводки, когда их танковые дивизии оторвались от основных сил на 50 километров. Однако оказалось, что это далеко не предел.

Уже во Франции немцы спустили своих псов (условно, Гудериана они все же в какой-то момент сняли, за излишнюю дерзость) и увидели, что окружение возможно и на большую глубину. И к 1941-му подошли уже со стройной концепцией. Максимально возможная глубина окружения колебалась примерно в районе 150–220 километров, в зависимости от конкретных условий. И именно такими кусками немцы и планировали откалывать и размалывать наши армии.

Могли ли наши генералы подсмотреть у немцев их действия и подготовить ответ? Нет. Прямо сейчас мы тоже находимся в историческое время. И как вы видите, вообще нихрена не понятно. Как и тогда, все происходящее скрывает туман войны.

Если с Польшей нашим генералам все более-менее было понятно — немцы упредили поляков в развертывании, навалились толпой и разбили их по частям — то происходящее во Франции оставалось загадкой. Немцы ведь тоже не дураки, они понимали, что их оперативные решения технически воспроизводимы. Когда остальные их воспроизведут или даже найдут контрмеры — вопрос времени. Поэтому в немецких газетах (правильно будет сказать в инфопространстве) все говорили о разрушительности налетов люфтваффе и героических немецких десантах, захвативших все и сразу. Отсюда и часто упоминаемая в военных фильмах и мемуарах боязнь «немецких парашютистов» высадившихся в тылу. С другой стороны, легче поверить в десант с парашютами, чем в то, что немецкие танки дошли до Минска через несколько дней войны.

Немцы подробно и с удовольствием рассказывали о воздушном десанте на укрепления во Франции — но все, что касалось использования немецких танковых дивизий, было засекречено. В СССР конечно внимательно следили за событиями, но приходилось выуживать сведения буквально из «блогов» и слухов. Поэтому выработать стройную теорию и пересмотреть концепции не успели.

Но нельзя сказать, что само по себе окружение было чем-то немыслимым.

Уже к 1939-му году думающий и развивающийся в своем деле красный командир имел в своем распоряжении некоторые пособия для боев в окружении. Например, труд М. С. Ангарского, который так и назывался, «Бой в Окружении», 1939. От этого же автора был подробный труд «Выход 7-й седьмой стрелковой дивизии из окружения» по опыту боев с поляками. До самого 1940-го, Польша была нашим объективным врагом, декларируя при каждом удобном случае свои территориальные претензии на огромные территории Украины и Беларуси (с Минском включительно), и не стесняясь обозначать военную цель в будущей неизбежной войне с большевиками как полное уничтожение СССР. Именно под эту позицию на международной арене Польше предоставлялись вооружения и финансы со стороны Англии и Франции. Не надо это забывать. Хотя, сейчас поляки и сами про это напомнили.

Но все эти примеры предполагали крайне малый формат окружения, да и то, это рассматривалось как некий необычный случай. Дело было в том, что люди не вполне себе представляли, насколько может быть подвижной и мощной «моторизованная» или танковая дивизия, в которой заметно больше артиллерии, а пехота сидит в бронетранспортёрах и грузовиках. Бронетранспортеры и броневики сами по себе для пехотинца ничем не хуже танка — у солдата с винтовкой так же нечего противопоставить бронированной машине. Опыт, которым располагали красные командиры отставал — были примеры войны в Китае и Испании, но они так же однозначно показывали, что окружение не будет таким, каким оно будет в 1941-м. Никто и представить себе не мог, что немцы смогут формировать внутренний и внешний фронт из ощетинившихся артиллерией крупных пехотных группировок по всему периметру котла. Такая плотность обороны казалась возможной только в исключительных случаях — когда местность способствует тому, что противник сможет отрезать единственный путь подвоза, как пример. Но уже были сделаны выводы — в случае окружения было необходимо в как можно более короткие сроки организовать прорыв из него. При этом выбор направления для прорыва диктовался не удобством для вывоза тылов, а слабостью противника — даже из опыта гражданской войны было понятно, что если противник «крепко засел» в населенном пункте, и выбить его сходу не получится, то для дивизии это может означать гибель — в такой безрезультатной атаке она израсходует значительную часть ресурсов, которые уже нечем будет восполнить.

События во Франции заставили военных профессионалов пересмотреть свои выкладки. Забегая вперед скажу, что приемы и набор действий, рекомендуемых в случае окружения, перечисленные еще в 1939-м, по сути не изменились до конца войны. Разве что сильно изменились силы и средства, которыми теперь мог располагать командир частей, попавших в окружение.

Тем не менее переосмысление роли механизированных частей в частности и вообще новой «войны моторов» происходило. Январь 1941-го, в журнале «Военная мысль» выходит статья полковника Ивана Христофоровича (на самом деле он конечно Оване́с Хачату́рович) Баграмяна, «Стрелковый корпус в окружении».

В статье Баграмян указывал, что развитие технологий позволяет совершать окружения и на не пересеченной местности, отрезая от снабжения даже крупные силы. Указывал на сложности обороны для окруженных частей — фронт круговой обороны оказывается заметно протяженнее чем та линия фронта, которую части занимали перед окружением, что позволяет противнику рассекать и громить окруженные части. Разумно указывал также, что даже с высокой насыщенностью грузовиками и арттягачами моторизованным частям будет трудно сформировать сплошной фронт в тылу окружаемых частей, и они будут захватывать в первую очередь узлы дорог и стремиться сформировать сеть опорных пунктов.

Выдвигался ряд предположений — выходить, например, следовало ночью… И так далее, и тому подобное.

Как это часто случается в полной мрачной иронии человеческой истории, уже в сентябре 1941 года Иван Христофорович смог проверить свои теоретические выкладки, попав в самый крупный котел «Восточного Фронта». Киевский.

Баграмян даже в теории не предполагал, что возможно окружить не то что корпус, а армию. Даже две армии.

Это было действительно неожиданно. К такому красные командиры в 1941-м готовы не были.

Впрочем, неожиданностей хватало и для немцев. Именно к концу Уманской драмы относится запись в дневнике фельдмаршала Браухича о русских: « Первый серьезный противник». Генерал-полковник Гальдер, начальник Генштаба сухопутных войск вермахта, был человеком куда более приземленным, и в своем дневнике раздраженно отмечал, что в летних боях 1941-го советские бойцы ожесточенно сражались, но в таких выражениях «русские опять выскользнули из котла». Генерал Метельский, один из лучших красных командиров 1941-го, и в самом деле умудрялся наносить контрудары пехотой и действительно, раз за разом, срывал немцам планы. Позволю себе отдельно процитировать начальника штаба люфтваффе, генерал-майора Гофмана фон Вальдау, который записал в своем дневнике: «Качественный уровень советских летчиков куда выше ожидаемого… Ожесточенное сопротивление, его массовый характер не соответствуют нашим первоначальным предположениям».

Немцев шокировали их огромные потери. В том же люфтваффе, только за один день, 22 июня 1941 года, немцы потеряли 300 самолетов, чего в боях с союзниками не было. В своей книге «1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо железных» английский историк, Роберт Кершоу, собрал воспоминания военнослужащих вермахта о первом годе войны. Английский исследователь утверждает, что уже в это время в армии вермахта появилась поговорка: «Лучше три французских кампании, чем одна русская».

Хорошо, пусть немцы и не рассчитывали на столь упорное сопротивление — у них был временной люфт. Они могли позволить себе потерять дни и даже недели — пока план работал. Они перемалывали РККА и поражение СССР стратегически оставалось неизбежным…

Мы добрались до стратегии. И вот именно тут, по моему скромному субъективному мнению, немцы оказались… Биты.

Коротко о политике.

В 1933 году т. н. «пакт четырех» с нацистской Германией заключили Великобритания, Франция и Италия.

В 1934 году с Германией заключает договор Польша.

В 1935 году с Германией заключает договор Франция.

В 1936 году пакт с Германией заключает Япония.

В 1936 году морской договор с Германией заключает Англия.

В сентябре 1938 годе принята англо-германская, в декабре франко-германская декларации, имеющие выраженный антисоветский характер.

В марте 1939 года пакт с Германией заключает Румыния.

В мае 1939 года пакт с Германией заключает Италия.

В мае 1939 года пакт с Германией заключает Литва.

В июне 1939 года пакт с Германией заключают Эстония и Латвия.

И только в августе 1939 года договор с Германией заключает СССР…

Ну и хватит о политике.

Изучая предысторию войны у меня сложилось впечатление, будто все вдруг решили повоевать. И у меня возникло чувство дежавю. Только без кошки из матрицы. Да, всё прям как сейчас. Нет, разумеется я, чистя зубы утром в Казахстане не кричу вдруг внезапно «Ух, узбеки долбанные, поубивать бы их всех». Как и 99,999 % остальных людей в Казахстане, я в принципе не думаю о войне с Узбекистаном. Однако, фактически мы стояли в шаге от неё. Казахский крупный бизнес делит что-то с узбекским в… Афганистане. Узбеки перекрывают железнодорожные ветки, казахи начали строить свою, в них стреляют — там сам черт ногу сломит. А пять дней назад Россия подписала соглашение с Талибаном (это такая организация, запрещенная в РФ) на 1 000 000 000 (миллиард) долларов ($). Тоже что-то про логистику и строительство дорог. Я этот хитрый восточный плов изучать, конечно, не буду. Но очевидно, что сильные мира сего там друг другу по любимым хвостам скачут, а может уже топорами друг другу ручонки рубят.

Как они этот плов расхлебывать будут, я не знаю, но полон тревоги.

И вот, в 1930-х тоже было как-то так же. Весь мир затеял дележку и на периферии вполне себе уже стреляли. В таких условиях, отодвинуть границу СССР на запад — это было не просто дальновидное решение, а решение спасшее страну. В последний момент СССР буквально перевернул стол, разрушив сколоченную против него коалицию, а Гитлер был вынужден воевать с Англией и Францией, которые сами ему и объявили войну. Это несомненно лучший политический ход России за всю её историю, из тех что я знаю. Не удивительно, что на западе начинают в голос выть, когда речь заходит о пакте Молотова-Риббентропа.

Это яркая, но не единственная деталь. Я вскрываю невероятно долгие планы практически везде, куда зарываюсь достаточно глубоко. Эвакуация промышленности? Детально разработанный план эвакуации, в места, намеченные еще несколько лет назад. Да, инженерная подготовленность слабая — не успели, но эти образные выражения что «станки выгрузили в степи, и мы начали запускать производство» — скорее исключение. Были залиты бетонные фундаменты, расположение заводов выбрано так, чтобы их можно было запитать электричеством и водой, и так далее. Похожие примеры обычно приводят из танкостроения и авиации, но есть куда более яркие моменты с цепочками производства, которые понадобились в ходе большой войны. Получалось не все, например, производство порохов провалили, хоть и начали выстраивать промышленные мощности еще 1932-м. Для реактивных снарядов, главное, состав могли выпускать в больших количествах, а для артсистем в достаточном количестве — нет. Там какие-то сложности с химикатами, я боюсь наврать. Но тем не менее это были отдельные крупные провалы, которые можно было купировать за счет других сильных сторон — и РККА 1942-го это в первую очередь танки и «Катюши».

Руководство СССР реально играло в долгую.

Да, первый удар оно пропустило. Этот удар был крайне неожиданным и сокрушающим. Но это был только первый удар. На который немцы поставили всё.

А вот красные планировали попросту не дать врагу ни единого шанса врагу. Исключить проигрыш СССР, как вариант развития событий.

Возвращаясь к началу этого, внезапно объемного опуса — очень хочется найти простые решения. Прислать в прошлое человека, вооруженного послезнанием. Не принимать на вооружение Миг-3, оказавшемся слабым фронтовым истребителем (он создавался как высотный и позже хорошо показал себя в ПВО против высотных бомбардировщиков), не принимать на вооружение одноместный Ил-2 и так далее. Думаю, все эти технические ухищрения нивелировал бы колоссальный опыт вермахта. Ведь было же у стрелковых частей в начале войны подавляющее преимущество в плотности огня перед немцами, благодаря СВТ. Немцы СВТ очень любили. Но нам они не помогли.

Можно бы было поднять войска по тревоге до нападения, сосредоточить их, может даже успеть отмобилизоваться — но смогла бы советская армия удержать таранные удары немецких танковых дивизий? До 1943-го ведь не могли. А что, если бы тогда в котлы попало бы больше войск, и те что прибывали из глубины страны и формировали всё новые и новые рубежи обороны оказались бы разгромлены и пленены в первые недели войны? Не утяжелило бы это и без того чудовищную катастрофу?

Я смотрю на страшную трагедию нашего народа, но я не чувствую стыда. Наши предки сделали всё, что было в их силах, и даже больше. Но также, как человек рождается в муках, как сила добывается потом, а знания упорством, так и победа рождается из поражений. Каким бы безупречным не казался монумент любого величия, он сложен из кирпичей неудач.

Хорошо, первый раунд за немцами, но Советский Союз, получив тяжелейшие раны, все еще стоит. Колосс на глиняных ногах и без головы — говорил про него Гитлер. Насчет головы он точно ошибся, а вот с прочностью… а ведь с прочностью тоже все было хорошо!

На следующий день после строк «Русская компания выиграна за две недели» Гальднер пишет в дневнике:

«6 июля 1941 года (воскресенье) 15-й день войны»

«Группа армий 'Юг»: «Германские дивизии, наступающие в районе Пинских болот, довольно быстро продвигаются, не встречая сопротивления противника.»

«Группа армий „Центр“: 2-я танковая группа ведет на правом фланге упорные бои у Рогачева. Противник оказывает здесь сильное сопротивление, одновременно продолжая контратаки от Гомеля и пытаясь обойти правый фланг 2-й танковой группы.»

«11 июля 1941 года 20-й день войны»

«Группа армий „Север“:…На правом фланге группы армий продолжаются упорные бои с частями противника, прибывающими, по-видимому, из района Невеля…»

'В середине дня меня вызвал телефонный звонок от фельдмаршала Кейтеля. Фюрер озабочен следующими обстоятельствами:

… боями на широком фронте, которые ведет 2-й армейский корпус на правом фланге группы армий «Север»; следовало бы оказать ему поддержку левым флангом группы армий «Центр» и сузить фронт 2-го армейского корпуса (на самом деле обе группы армий действуют в полном контакте); в) ходом операции 4-й танковой группы, которая, как считает фюрер, может безрассудно устремиться на Ленинград и потерять при этом связь со своей пехотой.'

«12 июля 1941 года 21-й день войны»

«Группа армий „Север“: На правом фланге противник продолжает оказывать упорное сопротивление. Условия местности очень тяжелые.»

О, вот и распутица подъехала! А, нет, это потом будет.

«12 июля 1941 года 21-й день войны»

«… Доклад о планах командования группы армий 'Юг». Постоянная угроза северному флангу из района Коростеня (со стороны 5-й армии русских) вызывает мысль о необходимости отбросить на север противника, расположенного в этом районе и угрожающего нашей коммуникации Звягель — Житомир. Рейхенау хочет для этого использовать весь 3-й моторизованный корпус. Рундштедт принял решение выделить для этого в распоряжение Рейхенау 25-ю моторизованную дивизию и лейбштандарт «Адольф Гитлер».

13-я же и 14-я танковые дивизии останутся в составе 1-й танковой группы для проведения операции в районе южнее Киева. Несмотря на нежелательность временного раздробления' танковой группы, придется дать свое согласие на это решение.'

Ну и аналогичная проблема на юге, в районе Коростеня. Обратите внимание: танковая группа вынуждена разделить свои силы, чтобы парировать угрозу с севера — и продолжать продвижение на юго-восток.

Ну и, пожалуй, хватит цитат. Примерно такой же тон, сосредоточенно-раздраженный будет сохраняться до Смоленска. После которого Гальднер начнет все чаще допускать в дневнике (который он, разумеется, пишет в том числе и для потомков) нотки озабоченности. Даже нервозности.

Вот на Смоленском сражении мы в следующей главе и остановимся подробнее.