Ближе к истине

ПОВЕСТИ О ДЕЛАХ И ЛЮДЯХ ПАРТИИ (А. Розин о книге «Любимое поле»)

Такой подзаголовок выбрал Виктор Ротов для своей книги «Любимое поле», выпущенной в прошлом, 1980, году «Политиздатом». И хотя перед нами не повести в собственном, литературоведческом, значении этого слова, а скорее художественно — публицистические очерки, созданные на документальной основе, подзаголовок точно отражает содержание книги и устремленность авторской мысли.

Автор не стремится «объять необъятное». Все повести посвящены людям одного хозяйства края — колхоза имени В. И. Чапаева Динского района. Но это дает писателю возможность заглянуть в глубинные процессы развития современного села. Уже на первых страницах очерка «Иду к людям» возникает та проблемная ситуация, которая волнует сегодня сельских тружеников и о которой шла речь на июльском Пленуме ЦК партии, где, в частности, особенно подчеркивалось, что «…было бы неправильно ослабить внимание к производству свинины на фермах неспециализированных хозяйств. Многие из них имеют для этого хорошую базу, сложившиеся кадры, могут выращивать свиней не только на зерне, но и на картофеле, корнеплодах, других сочных и зеленых кормах. Все это надо по-хозяйски использовать в целях увеличения производства мяса…»

В. Ротов сопоставляет впечатления, которые у него возникли при знакомстве со знаменитым на всю страну крупным откормочным комплексом в Новокубанском районе, и тем, что он увидел в колхозе имени В. И. Чапаева. Там современное аграрно — промышленное производство по

откорму сразу 15 тысяч голов свиней, здесь — старые, уже где‑то не отвечающие новым требованиям фермы.

Но стоит ли сразу рушить их? Может быть, есть смысл в том, чтобы повременить, ведь и старые фермы, при условии их реконструкции, сложившихся трудовых коллективах, налаженной методике и организации труда, могут послужить еще не один год.

Первый секретарь Динского райкома партии Николай Игнатович Кондратенко говорит: «Вот поезжайте к Василенко и напишите о том, что он и не собирается спешить с ликвидацией старых ферм… На месте увидите и радости, и горести тех, кто работает на старых фермах».

Радости и горести сельских тружеников… Автора меньше всего волнует «технология вопроса», хотя секреты сельскохозяйственного производства, надо заметить, описаны достаточно обстоятельно, со знанием дела. Судьба человека — труженика, его повседневный нравственный подвиг — вот главная тема книги Виктора Ротова. В этом смысле «Любимое поле» закономерно продолжает и развивает проблематику предшествующих публикаций писателя, его рассказов и очерков «Хор Яши Добрачева», «От Кубани до Малых Карпат», «Звезды в траве», его повестей «Шестой в бригаде», «На этой стороне», «Близко к сердцу».

Перед нами проходит целая галерея героев.

На протяжении всей книги автор стремится проникнуть в «тайну» успехов этого в общем‑то ничем особым не выделяющегося хозяйства Кубани в его сопоставлении с другими колхозами края. Сам ход повествования о реальных людях, реальной жизни и логика авторской художественной мысли последовательно приводят к раскрытию этой «тайны»: «Бережное отношение к людям — одно из слагаемых успеха в работе. Одно из звеньев того самого «ничего особенного», что делает людей сплоченными, а хозяйство — крепким. С тех пор как я подметил эту черту у здешних колхозников, не перестаю думать, что именно уважительное отношение к людям труда (не на словах, а на деле) — важнейший фактор успеха. И неисчерпаемый резерв. Резерв возможностей человека».

Герои книги — люди одухотворенной мечты, они хотят видеть свой край цветущим и отдают все силы осуществлению этой цели. «Есть такое простое, известное всем выражение «цветущий край», — говорил Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Леонид Ильич Брежнев на XXV съезде партии. — Так называют земли, где знания,

опыт людей, их привязанность, их любовь к грироде поистине творят чудеса».

Об одном из таких чудес рассказывается в очерке «Любимое поле», давшем название всей книге. Был в третьем полеводческом отделении колхоза почти бросовый участок земли, который называли просто — «поле № 6». Этот участок (143 гектара!), расположенный в топкой низине, забитый камнями и строительным мусором, стал притчей во языцех, на него списывались все недостатки в работе отделения. «Позже всех отсеялись — шестое поле виновато; позже всех убрали — шестое поле виновато, низкая урожайность — опять шестое поле… Оно и в самом деле, что только ни сеяли, что только ни пробовали на шестом поле — забивает осот и камыши по низинам. Вырастет какая — никакая пшеничка, убирать надо, а душа не лежит: после жатвы или выбрасывай комбайны, или в капитальный ремонт. Не выдерживают машины, рассыпаются».

Но вот отделение возглавил новый управляющий — коммунист Федор Егорович Потехин, и положение резко изменилось, а точнее, справедливо подчеркивает автор, отношение людей к полю, к этому «гадкому утенку», изменилось в корне.

«Шестое поле стало знаменитым. Шестое поле прославило все отделение, вывело его в передовые. Вот чем платит земля, если к ней приложить добрые руки!

Теперь это любимое поле Погехина».

В «Любимом поле» Виктор Ротов путешествует не только в пространстве, по полям и фермам родной кубанской земли, но и во времени. И путешествует не как сторонний наблюдатель, а глубоко переживает радости и невзгоды в жизни своих героев. А его герои — это люди и с богатым настоящим, и уверенным будущим, и в то же время — люди с героическим прошлым. Многие из них прошли суровую школу войны, они знают и цену пяди политой кровью земли, которую отбивали у врага, и цену хлеба, взращенного на этой земле.

Председатель колхоза Павел Трифонович Василенко в Великую Отечественную летал на штурмовиках, громил врага на земле и в море, был подбит под Феодосией, только спокойствие и хладнокровие помогли «дотянуть» до своих.

Такому человеку в колхозе верят — слова и дела председателя никогда не расходятся.

Конечно, не все представляется автору только в розо

вом цвете, отсюда попытка проникнуть в противоречия характеров, дать ясную социально — этическую оценку негативным явлениям.

Есть еще в нашей жизни, в том числе и колхозной, «родимые пятна», тунеядцы, ловчилы, которые только и думают о том, как бы побольше урвать у общества и как бы поменьше ему дать. Поучителен в этом отношении рассказ о «ночном человеке» Акиме Безродном. На войне он не был, ходил в дурачках, прикинулся больным — психическое расстройство. «Кому это нужно, — объяснял он односельчанам, — если я вдруг начну в своих пулять».

Однако после войны сразу стал здоровым (и был таким на самом деле — моложавый, румянец во всю щеку), начал облачаться в старенькое галифе и гимнастерку (и Mbj пороху нюхали!), устроился ночным сторожем, куда после войны шли израненные инвалиды, одним словом, ладненько пристроился к колхозному пирогу. Об общественных делах он не радеет, от работы отлынивает, больше пробавляется по части глубокого сна на работе и хорошей еды, его прежде всего волнуют потребности. Это один из тех, о ком в народе говорят: «Себе на уме».

Аким Акимович даже и не думает скрывать свои взгляды рвача и хапуги, он откровенен, цинизму его нет предела, особенно когда он начинает рассуждать о глобальных проблемах — о мировом устройстве и грядущей судьбе человечества.

Сатирическое перо автора как бы натыкается на этого новоявленного Иудушку, однако в рассказе о нем сохраняется журналистская объективность, тон повествования достаточно сдержанный и в то же время — презрительнообличительный.

«Спать и рассуждать о неустроенности этого мира — суть бытия Акима Акимовича Безродного: от работы лошади дохнут…»

Надо сказать, что образ Акима Безродного, как бы выхваченного из жизни и выписанного по — шушкински, беспощадно, без излишних недомолвок и невольных извинений — отступлений, прямо просится в большой многоплановый роман.

В книге Виктора Ротова «Любимое поле» поставлена еще одна важная проблема — проблема будущего нашего села. А она связана с молодым поколением хлеборобов, для которых много дела не только в далеких необжитых краях, куда подчас иные юные романтики отправляются

«за туманом и за запахом тайги», но и здесь, на родном поле, где трудились их отцы и деды.

Молодому специалисту есть где развернугься в колхозе, показать, на что он способен. Более 12 тысяч гектаров пахотной земли, шесть полеводческих отделений, шесть молочнотоварных ферм, две свинофермы, птицеферма…

Но, как говорится, не хлебом единым… Коммунисты колхоза и, прежде всего, секретарь парткома Геннадий Михайлович Павленко понимают, что для молодых людей не менее важно и культурное, бытовое обеспечение их труда. Сейчас молодежь предъявляет такие т ребования, о которых старшее поколение и мечтать не могло. Требования, соответствующие уровню культурной работы на селе в условиях развитого социализма.

На примере колхоза имени В. И. Чапаева писатель показывает, как неизмеримо вырос уровень благосостояния сельских тружеников, как то, что вчера было мечтой, сегодня стало обычным, рядовым явлением. И в этом главная заслуга коммунистов колхоза.

С интересом читаются заключительные очерки книги, особенно «Звездопад». Так автор назвал очерк, в котором повествует о трудной жатве, венчающей долгий и упорный пугь хлебороба в битве за урожай. Многие страницы этого очерка пронизаны подлинной поэзией земледельческого труда.

«Поля изнывали под жаркими лучами солнца. С утра еще слышны птичьи голоса, а к полудню все живое пряталось в тень, над полями только рокот моторов…»

«Жатва — это вершина земледельческого труда. Вершина, которая покоряется только сильным».

Не все, разумеется, в книге В. Ротова удачно. Порой большой фактический материал как бы довлеет над автором. Отсюда — определенная композиционная рыхлость, повторения, некоторая непродуманность в'расположении материала и тематическом разграничении его в очерках.

Но эти частные замечания ни в коей мере не умаляют главных достоинств книги о делах и людях партии. Не случайно в последнем очерке «Что посеешь…» писатель вновь возвращается к образу председателя колхоза коммуниста Павла Трифоновича Василенко и закономерно приходит к выводу, определяющему центральный идейно — нравственный смысл очерков:

«Итак, любовь к людям и любовь к делу составляют основу успеха. Но, очевидно, и любовь к людям, и любовь

к делу сами по себе, без ясной цели и твердых убеждений — пустой звук».

Все это только тогда приобретает смысл и полнокровное содержание, когда ясна цель и ты убежден, что она благородна.

У Павла Трифоновича ясная цель — он живет ради людей.

В книге Виктора Ротова герои заняты не только производственными делами и вопросами, связанными с научно — техническим прогрессом в сельском хозяйстве. Они решают и главную проолему нашего времени — проблему воспитания нового человека. Каким должен быть этот новый человек, как он должен относиться к своим обязанностям, к труду, учебе, товарищам, каковы его идейные убеждения, нравственные и этические устои — вот что прежде всего интересует автора. Именно поэтому «Любимое поле» имеет большое познавательное и воспитательное значение.

А. РОЗИН.

Июнь 1081 г.

ЭЛЬБРУС И РЕДЬКА

Попасть на экскурсию к подножию Эльбруса даже из Кисловодска не так просто. Походишь, пока достанешь билет. Уже который раз я езжу отдыхать в Кисловодск, а попасть на экскурсию к Эльбрусу не могу. Почему столько желающих? Говорят, там красиво и впечатляет. Это понятно.

Билеты продают возле Нарзанной галереи специальные агенты — распространители.

Молодящаяся блондинка сидела за переносным столиком и зыкрикивала в мегафон: «Замок любви и коварства», «Гора — кольцо», «Домбай», «Теберда»… «Осталось всего несколько билетов!»

— А мне к подножию Эльбруса, — подошел я к ней с «изящной» шуткой, зная, что к Эльбрусу не пробиться.

Она взглядом отдала должное моему юмору, и, кивнув

на ряды цифр в тетради, лежащей перед ней, сказала: «Нет. Все продано».

Мне послышалась неуверенность в ее голосе. И я с некоторой надеждой задержался возле ее столика. Стал сбоку, чтоб не мешать людям покупать билеты, понаблюдал, как она, продав билет, зачеркивала цифры — места в автобусе, и стал искать глазами незачеркнутые напротив слова «Эльбрус». Увидел незачеркнугое число 18. Обрадовался. Но она быстро погасила мою радость:

— Это я просто забыла зачеркнуть. — И зачеркнула число 18.

Я пробежал взглядом еще раз по цифрам напротив слова «Эльбрус» и увидел незачеркнугым 31–е место.

— А вот это уже наверняка мое!..

Женщина взглянула на меня укоризненно, покачала головой, мол, ну и настырный. И вдруг не рассердилась. Взглянула еще раз, уже более внимательно, окинула мельком очередь. Один мужчина с усами, что ближе всех, скосил глаза вниз и показал ей зажатую в руке десятку.

Она как бы спохватилась.

— Ах, да! Это место действительно не продано. Бланков билетов не хватило. Если хотите, платите семь рублей и завтра в шесть тридцать за Нарзанными ваннами.

Я отдал ей семь рублей, она вместо билета записала мою фамилию под числом 31, оторвала от тетрадного листа клочок и написала на нем: «05.09 — 6.30, № 31, «Эльбрус». И заверила: «Приходите, не бойтесь, вас никто не сгонит».

Довольный, я бродил по парку и думал о том, что наконец — го побываю вблизи двуглавого великана, о котором даже Геродот писал: «Когда скифы шли в Азию, Кавказская гора была у них с правой руки». Это же впечатление на всю жизнь!

Был тихий солнечный день, на душе у меня хорошо, и все радовало в парке: и могучие разлапистые ели, и цветы, и свежий как никогда, целительный воздух, и шум речки Ольхонки, который внимали, наверно, Лермонтов и Пушкин. Все хорошо. Только вот вкралось в душу неясное смущение от этих ее слов: «не бойтесь, вас никто не сгонит».

Почему меня должен кто‑то сгонять? Неужели она так и не выпишет мне билет и я поеду «зайцем»?

Я вытащил из нагрудного кармана пиджака записку и перепрятал ее в бумажник, подальше, чтоб не потерять. А то совсем нечего будет предъявить.

— …А мне выписали билет, — услышал я голос сзади. Обернулся и увидел того усатого мужчину. В руках у него действительно был билет, на нем значилось 18–е место. — Десятку сунул без сдачи, и билет в кармане. — Он улыбнулся снисходительно и пошел к своим дамам.

Остаток дня я прожил с таким чувством, будто меня надули. Мелочь, а неприятная.

На следующий день рано утром к шести я был за Нарзанными ваннами, откуда отправляются все экскурсии. В шесть пятнадцать пришел автобус, в шесть двадцать пришла она. Я старался попасть ей на глаза, надеясь все‑таки, что она выпишет мне билет. Но она в упор не замечала меня.

Объявили посадку, я зашел в автобус и стал искать 31 место. И нашел аж в последнем, заднем ряду.

Когда все расселись, женщина прошла по салону и собрала отрывные талончики.

А меня снова не заметила. Впрочем, кажется, не только меня. На положении «зайцев», то есть без билетов, оказалось несколько человек.

На остановке «по заявке» мужчина с усами подошел ко мне и сказал: — Как же они делают? — Подумал и ответил: — Билеты наверно сдают, мол, не проданы…

Может, он прав, а может, нет. Но мне тоже показалось, что денежки за эти невыписанные билеты осели у кого‑то в кармане. Ох, уж эта мне сфера обслуживания!..

Экскурсовод, подув в микрофон, встал и показал нам маршрут, вычерченный на картонке, сказал несколько слов о сложности дороги, представил шофера, которому отныне мы вверяем не только свое драгоценное здоровье, но и жизни; затем представил фотографа, ко торый поможет нам оставить добрую память о поездке к высочайшей вершине Кавказа, двуглавому Эльбрусу.

Перед Ессентуками начался дождь, вентиляционные люки захлопнули, и нам «на моторе» нечем стало дышать. Я еще спасался кое‑как, хватая ртом воздух, задуваемый в узкую щель меж стеклами окна. Зато молодая супружеская пара, сидевшие на 30 и 29 местах, зарозовели и вскоре скисли. А две сестры (они называли друг дружку — «сестра») на 28 и 27 местах — молодые женщины — посбрасывали шерстяные кофты, поснимали спортивные трико и остались в платьицах.

За Георгиевском дОждь перестал, и я шире отодвинул форточку. В нашем ряду глотнули свежего воздуха и повеселели. Но впереди меня муж и жена яростно запротестовали: холодно, дует. Муж посмотрел на меня сердито.

— Вы что? Застудить людей хотите? Закройте форточку!..

— Здесь жарко, — сказал я, и меня дружно поддержали в нашем ряду.

Повернулась его жена:

— Мужчина, задвиньте форточку.

Я пожал плечами — женщина просит, отказать невозможно. Хотя в ее тоне было больше вызова, чем просьбы.

Я задвинул форточку, но наполовину.

Мои соседи подмигнули мне благодарно.

Муж с женой задвинули стекло.

Через некоторое время стало невыносимо, и я снова приоткрыл форточку. Сердитые супруги разом посмотрели на меня с неприязнью. Она накинула на голову капюшон шерстяной своей куртки — давно бы так! Мужчине, чтоб не ворчал, мои соседки сестры натянули на лысину берет. Он заулыбался.

Между тем долину, по которой мы ехали, обступали горы. Красиво! Экскурсовод не жалел слов, описывал край. Называл селения, мимо которых мы проезжали, имена героев гражданской войны, прошедшей и в этих краях, рассказывал о том, как расцвела здесь жизнь за годы Советской власти, о достопримечательных местах, о традициях и обычаях горцев, о полководцах, родившихся здесь и освобождавших эти края от фашистских оккупантов. О солдатах, снявших фашистских флаг с вершины Эльбруса. Немцы, явно опережая события, в пропагандистских целях, затащили свой флаг на Эльбрус и прокричали на весь мир о падении Кавказа. Однако Кавказ они не взяли.

Все это, конечно, стоило посмотреть и послушать, но у нас тут на двух задних рядах развернулась упорная борьба за выживание. Я уже смирился с судьбой — расстегнул ворот пошире, прижался левой щекой к холодному оконному стеклу и кое‑как терпел.

Муж с женой, мстительно ухмылялись.

У него, я заметил, как бы квадратные глаза. То есть они у него обыкновенные, но когда он таращил их сердито, они становились как бы квадратными. Впервые в жизни я подумал, что выражение «квадратные глаза» имеет действительный смысл.

Неприятный тип, и мне от этого стало еще жарче.

А дорогу все теснее обступали грандиозные отвесные скалы причудливой формы. И круглые, и угловатые, окаймленные на вершинах белыми тучками, словно кружевным жабо.

На некоторых скалах на высоких уступах росли сосенки. Они стояли бесстрашно на краю стремнины над бурными потоками внизу и над скатывающимися с головокружительных высот тонкими белопенными водопадами.

Мы едем уже по знаменитому Баксанскому ущелью в долине реки Баксан. Дорога идет то вдоль левого берега, то переезжаем по мостику на правый берег.

Ставропольский край позади, мы на земле славной Кабардино — Балкарии. Ущелье все уже, все чаще на склонах попадаются россыпи камней: камнепады здесь часты. Они — бедствие для местного населения, отнимают и без того скудные пашни и выпасы овец

Стада овец и коз, пасущихся на почти голых склонах, с первого взгляда кажутся россыпями'камней.

Один камень величиной с дом, которому туристы дали имя «Малыш», докатился почти до самой дороги. Возле него, словно игрушечные, стояли парень и девушка, обнявшись. Наверно, к пастуху пришла любимая. Они упоенно целовались. При появлении автобуса Она спрятала лицо у него на груди, Он отвернулся.

Сестры, оглядываясь на них в заднее стекло, хихикали.

За окном вдоль дороги тянется какое‑то село. Усадьбы выдержаны в кавказском стиле: жилой дом, а вокруг него вместо забора — длинные низкие постройки типа сараев. Задними стенками на лицу. Обязательно гараж и внутренний дворик, где, наверное, вечерами на свежем воздухе собирается семья. Ажурные железные ворота, нижняя часть из сплошного листового железа покрашена в небесный цвет.

На выезде из селения слева раскинулось просторное кладбище, уставленное каменными надгробиями, увенчанными полумесяцем — знак захоронения усопших мусульманской веры.

Экскурсовод рассказал, что здешние люди хранят красивые старые обычаи.

Например, дети мужского пола в возрасте двух лет выбирают себе профессию. Как только мальчик начинает ходить, перед ним кладут несколько вещей, символизирующих профессию: кнут, молоток или игрушечную машину. К чему малыш подойдет, возьмет в руки, то и определим его будущую профессию. Кнут — значит пастухом будет. Молоток — мастеровым. Машину — механизатором…

Мнох’о интересного рассказал и показал нам экскурсовод. Говорил он почти не умолкая и изрядно надоел. К тому же его металлический голос, преобразованный громкоговорителем, резал слух и отдавался болью в голове.

А дорога становилась все романтичнее. Все чаще попадались густые рощи облепихи с веточками, густо усеянными золотистыми ягодами.

Женщины впереди меня заволновались: облепиха! Вот бы остановиться, нарвать!

— Да! — закричал неугомонный супруг. — Чего она пропадает зря? Давайте остановимся!..

— Не пропадет, — успокоил сразу всех экскурсовод. — Это территория лесхоза. А у него план по сбору облепихи.

— А чего они ждуг, не собирают?

— Надо, чтоб ее морозцем прихватило.

— Ну хоть минут на пять остановите!

— Нельзя. Категорически запрещается. Место, кроме всего прочего, объявлено государственным заповедником, а рощи облепихи — заказником…

Скоро город Тырныауз. Такое вот труднопроизносимое название. Он возник здесь, в горах, благодаря строительству горнообогатительного комбината. Комбинат построили еще до войны, после того как в этих местах были обнаружены залежи руды с высоким содержанием молибдена. Первым, говорят, обнаружил необычный камень пастух. Он нашел его на берегу Баксана, когда пригнал овец на водопой. Отнес камень в сельсовет, там сунули его в стол и забыли.

Через некоторое время приехала группа студентов — геологов на практику. Среди них была веселая большеглазая девушка Вера Флерова. Она тоже нашла необычный камень и высказала предположение, что это молибден. Послали на анализ в Москву. Пока камень путешествовал по лабораториям Москвы, Вера Флерова погибла, сорвавшись с высокой скалы, где студенты вели разведку полезных ископаемых. Через несколько дней после ее смерти пришел из Москвы результат анализа: ее предположения подтвердились. Вскоре в этих местах развернулось строительство обогатительного комбината и города.

Молибден имеет огромное оборонное значение. Он

подмешивается в сталь, и она приобретает необычайную прочность. Именно благодаря молибдену в годы войны наша сталь на танках Т-34 успешно спорила с крупповской. Так что в какой‑то степени победой над фашизмом мы обязаны веселой большеглазой девушке Вере Флеровой.

Мы слушали о девушке Вере, затаив дыхание. Даже супруг с квадратными глазами помалкивал. Ерзал только на месте, поглядывая на густые рощи облепихи за окном.

Ущелье становилось все тесней, горы все выше. Скалы нависали с заоблачных высот. На чем только держатся? Действительно, стоит «вздохнуть» Эльбрусу, и мы будем погребены под камнями. Высоко вознеслись вершины и оттуда гордо взирают на мир.

Проезжаем городок ученых — филиал астрофизического института. Здесь, в глубокой штольне, вырубленной в скалах, проводятся исследования по обнаружению массы покоя нейтрино. Говорят, именно здесь, в этой штольне, впервые в мире удалось зарегистрировать мельчайшую частицу мироздания.

Въехали в селение Байдаево, в котором живут одни однофамильцы Байдаевы. В селе недавно умер в возрасте 113 лет старейший проводник. Он совершил 209 восхождений на Эльбрус. Никогда не пил вина, не курил. И жил бы до сих пор, совершая восхождения, но…

Последние годы его осаждали любопытные туристы. Живая легенда: человеку за 100, а он продолжает сопровождать экспедиции на Эльбрус. На радостях какой‑то «доброхот» угостил‑таки его вином. Старик захмелел, а пьяному, как известно, море по колено. Вышел раздетый на улицу, поднялся на гору, что близ поселка, там заснул между камней простыл, заболел и умер. Теперь ему поставили памятник на краю дороги.

Нелепый случай. Нелепее не придумаешь. Но, к сожалению, цивилизация словно бы отравлена навязчивой идеей самоуничтожения: вино, табак, наркотики, излишества всякого рода, загрязнения среды обитания, наконец, невиданное по силе оружие массового уничтожения. Это реальные, не выдуманные ядовитые плоды, созревшие на великолепном дереве цивилизации. Плюс масса мелких всяких «изобретений», медленно, но верно убивающих человека и человечество. Малоподвижный образ жизни, эмоциональные перегрузки, натиск зрелищ, смакующих убийства, кровопролитие, катастрофы в природе и в социальной жизни не только отдельной личности, а и целых народов. И, наконец, сколько огорчений мы приносим друг другу стремлением получить от жизни больше, чем другой! Иногда эти стремления, на первый взгляд, носят безобидный характер, но потом… Думал ли тот человек, который установил «на моторе» дополнительно пять мест в автобусе, что это принесет людям огорчение? Наверняка его похвалили за рационализаторское предложение — на целых пять мест увеличилась вместимость автобуса!

Мелочь? Вообще‑то, да. Но, к сожалению, таких мелочей, отравляющих нашу жизнь, становится все больше, и они превращаются постепенно в крупные неприятности.

Об этом я нет — нет да и подумаю, прижимаясь щекой к холодному стеклу, хватая ртом струйку свежего воздуха, просачивающегося в какую‑то невидимую щель.

А молодой женщине, жене моего соседа, уже плохо. Супруг ее, выведенный из себя, вскакивает и резким движением отодвигает форточку. Я подаю впереди меня сидящей женщине свой плащ, чтоб она закрылась им от ветра. Мужчина с квадратными глазами срывается на крик: «Сколько можно?! Вы прекратите сквозняк или нет?!»

— Женщине плохо, — говорит вежливо одна из сестер и подает ему свою шерстяную кофту. — Возьмите, закройтесь.

Кто‑то находчивый, чтоб разрядить обстановку, обращает наше внимание за окно.

— Посмотрите, какие горы, какая природа! А вы…

Это действует. Все умолкают и смотрят в окно.

Над нами горы. С вершин, а кажется, с туч, по ущельям стекают белые языки ледников. Над ними, как бы на бреющем полете, пролетают отдельные, почти прозрачные клочки тумана и тучек.

«Поляна нарзанов», турбаза «Иткол». А потом долго тянется роща молодых сосен, меж деревьев россыпь камней — валунов. Поистине первозданный вид! Кажется, всего несколько минут’ тому назад произошло здесь горообразование, и эти камни только что скатились с крутых, горячих еще склонов.

Вдруг теснота расступилась, впереди распахнулся простор: перед нами долина Чегет.

Слева, вдалеке, куда уходит Баксанское ущелье, как бы перегораживая его, широко раскинулся горный хребет, над ним бродят стада белых туч, словно отары овец.

Справа, круто и высоко, до туч и выше туч воздымаются крутые скалистые, настывшие за века склоны Эльбруса. Вон тот, с лиловым опенком, и подпирает знаменитый ледник Большой Азау. Вершины Эльбруса закрыты тучами.

В долине Чегет людно: много автобусов, выстроившихся в ряд на стоянке. Особняком стоит девятиэтажная туристская гостиница «Чегет»; тут и — там — кафе, торговые пала тки, шашлычные, возле которых «милые» сердцу очереди. С автобусов люди сразу бросаются в эти очереди, будто так наскучились по ним, так наголодались за дорогу, что нет сил даже оглядеться вокруг.

А вокруг красота необыкновенная. Суровая и холодная. Горы, склоны, ледники, водопады, тучи, кажущиеся близкими. Спокойно и гордо, кажется, даже с презрением, окружают долину, где суетятся, спорят в очередях за шашлыком и пивом странные, неугомонные, вездесущие, ненасытные, но в чем‑то великие существа — люди.

Еще в пути наш экскурсовод предупредил нас, что шашлыки здесь продают жесткие, невкусные, пиво кислое. Женщин предупредил особо: на рынке в Чегете продают вещи из козьей и овечьей шерсти, но они наполовину из ваты. И до первой стирки. А потом хоть выбрасывай.

Так это или не так, знают только «пострадавшие». Но мне лично показалось, что он хитрил: чтоб не расходилась публика, чтоб больше фотографировались.

Прямо с автобуса он потащил всех первым делом фотографироваться. На фоне Эльбруса, на фоне гостиницы, на фоне горного хребта с отарами туч и наконец на фоне Водораздельного хребта, возвышавшегося над долиной Чегет. Сначала групповые снимки, потом индивидуальные, кто как хочет и сколько хочет. И чуть ли не обязательно. Если кто‑то не хотел фотографироваться, выходил из толпы, экскурсовод и фотограф обижались, отпускали колкие реплики: «Рубль пожалел», «Жену боится». Люди смущенно пожимали плечами, старались не ввязываться в спор — они же поехали за хорошими впечатлениями.

Потом нас повели на станцию подъемной канатной дороги. По пути разрешили попить из крана, зайти в «отдел облегчения».

Возле водопроводного крана — мусор и битая посуда. В туалете «комфорт» — слов не хватает для описания. Все это дико на фоне горного великолепия. Вот, наверно, по

чему кажется, что горы с презрением сморят вниз на суету людей.

По канатной дороге мы поднялись на Чегет, на высоту 1600 метров, до кафе «Ай». Несколько минут' в подвесном кресле стоят того, чтоб о них рассказать.

Справа, вдали, грандиозные отроги самого Эльбруса, слева, близко — отроги Водораздельного хребта, с которого устремился в Баксан тонкой белопенной струей водопад. Он струится из‑под голубоватой «сосульки» ледника. Под креслом — кругой склон Чегета, поросший редким лесом и густыми травами. Воздух первозданной свежести и пахнет свежескошенным сеном. Хочется спрыгнуть вниз, побегать по склонам. Вспомнилось детство. И запах воздуха, и его свежесть, кажется, прилетели оттуда.

Лес и трава внизу сменились плоскими скалами, покрытыми зеленой плесе гью. Их много, будто они ссунулись с вершины в результате сильного подземного толчка. Возле кафе «Ай» камней кучи — следы стройки.

Здесь, наверху, кажется теплей, чем внизу: нет сквозняков.

Не успели мы собраться все на верхней площадке, как открылся Эльбрус. Тучи исчезли, и перед нами в нереальной близости предстали белоснежные вершины. Это грандиозное зрелище: два офомных белоснежных конуса на фоне голубого неба. Их подпирают расползающиеся в разные стороны ледники. Толщина льда от полуметра до 100. Говорят, если взглянуть на Эльбрус сверху, то он имеет вид огромной многопалой амебы. Такое впечатление создают 22 ледника, сходящих с него. Лед голубого оттенка. Вершины же — чистейшей, сверкающей белизны. Мы стали лицом к Эльбрусу, солнце сияет у нас за спиной. Склоны Эльбруса, отражая солнце, слепят глаза.

Вот и осуществилась моя мечта — я рядом с первозданным творением природы. Я вижу Эльбрус таким, каким он был миллионы и миллионы лет назад, когда люди еще не называли его Эльбрусом. И вдруг я подумал о том, что и здесь наследили фашисты. Какую‑то минуту мне уже не кажется необоримой мощь природы. Кажется легко ранимой, беззащитной перед силами человека.

Склоны, подпирающие ледник «Большой Азау», усыпаны камнями с лиловым оттенком. Это придает всему виду какой‑то космический оттенок: кажется, что это грудь богатыря в латах, выкованных из железа невиданной красоты и прочности. Плечом к плечу рядом с этим чудо — богатырем выпятил грудь второй. У того латы из металла с зеленым оттенком. Как у камней, что у нас под ногами. Горный лишайник облюбовал себе этот вечно холодный, стерильной чистоты приют. Я поднимаю небольшой камешек, рассматриваю зеленую плесень, пытаюсь сковырнугь ее ногтем, чтоб лучше рассмотреть, но мне это не удается — крепко сидит маленькое растение. Как будто одно целое с камнем.

Экскурсовод и фотограф не дают нам покоя. В подвесном кресле, в момент подъезда фотографируют, на тропинке, что ведет на площадку обзора, фотографируют. (В два аппарата). Не дают даже осмотреться: станьте так, потом так, потом эдак. Сначала групповые, потом индивидуальные. Навязчиво, бестактно, с удручающим плосксловием, приправленным пошлятиной.

Эльбрус открылся! Посмотреть на него, для многих это, может быть, первая и последняя возможность в жизни. Нет же, становись сюда, стань вот так. «Ну что вы, как бараны?!»

Тем временем Эльбрус снова заволокло тучами.

Женщины просят экскурсовода свозить нас выше. (От кафе «Ай» есть еще канатная дорога на 300 метров вверх). Ни в какую! Вплоть до оскорблений. Надо фотографироваться, фотографироваться…

Уныло поплелись мы вниз, на станцию спуска. Нам даже не показали ничего толком и не рассказали. Скорей, скорей! Там внизу, нагуляетесь.

А внизу снова фотографироваться: в момент приближения на подвесном кресле, теперь уже парами (на новой канатной дороге парные кресла). Потом опять группой, после индивидуально. Людям надоело, и они пошли, кто в шашлычную, кто в очередь за пивом, кто на рынок. Наши «милые» экскурсовод и фотограф обиделись. Залезли в автобус и развернули свертки с домашними припасами.

Я пошел пить пиво.

Возле шашлычной я попытал счастья. И мне повезло: у меня в руках шампур горячего румяного мяса.

Очереди не было, и я обрадовался — сейчас попью и пива. Но парень, отпускавший пиво, беспомощно скучал за прилавком: нет кружек. Пошел искать пустую кружку. Подошел к одним: нет, будем повторять. Подошел к девушкам, существам, по моему мнению, более отзывчивым. Они сидят, перед ними кружки, в кружках на донышке. С важным видом дымят сигаретами, балдеют. Говорю, — вы

уже выпили, девушки? Молчат. Я повторяю вопрос. Они дружно ошпарили меня презрительными взглядами и снова молчат. Милые такие, важные девушки, отдыхающие у подножия Эльбруса.

Я нашел какой‑то порожний стакан, и парень напоил меня из стакана. Приличный шашлык за рубль, холодное пивко, и я забыл про «милых» девушек. Но они снова напомнили о себе.

По долине метался какой‑то грузин с десятком шампуров в одной руке и авоськой, набитой бутылками и снедью — в другой. Он искал «дэвушек». Оказалось, тех самых «милых» девушек, которых уже кто‑то угостил пивом, пока грузин торчал в очереди за шашлыками. Но вот они увидели «вооруженного» до зубов ухажера и как бы случайно попались ему на глаза. Они пошли за ним, словно загипнотизированные, как бы по принуждению. Миленькие, молоденькие, разодетые, разукрашенные, с деланной неохотой и с аппетитом матерых волчиц. Они пошли за «вооруженным» шашлыками грузином, который годился им в отцы.

Я решил взглянуть на рынок, чтоб уйти подальше от этой спорящей, пьющей, жующей на фоне прекрасных видов Эльбруса публики.

Рынок — большая огороженная площадка, устланная и увешанная выделанными козьими и овечьими шкурами, вязаными кофтами, джемперами, шапочками, платками, шарфами. И народу уйма. Одни продают, другие покупают. И тут же надевают — в долине Чегет свежо в сентябре.

Потолкавшись на рынке, снова выхожу на середину оживленной долины.

Какой‑то господин (из иностранцев), разгоряченный не в меру впечатлениями, в шортах, фугболке и в кепи с длинным козырьком носится по долине с фотоаппаратом и фотографирует, фотографирует. У неге, видно, с? обилия впечатлений глаза разбежались. Он спешит — ему хочется все увидеть и все запечатлеть.

Какая‑то подвыпившая девица жестом обращает его внимание на себя, позирует. Он быстро настраивает камеру, но она вдруг показывает ему язык. Он делает крутой вираж мимо нее, бежит к очереди за пивом.

— Вот куда машину апельсинов завезти! — услышал я рядом с собой знакомый голос. Это подошел ко мне мужчина с усами. Видно приехал присмотреться.

Наш экскурсовод вышел из автобуса и стал утесом возле. Это значит — пора собираться, пора в обратный путь.

Повеселевшие, подобревшие, немного пристыженные сознанием неизбежных мелочей жизни перед лицом величия природы, люди сходятся, занимают места, делятся впечатлениями: кто‑то восхищается, кто‑то сожалеет, что мало времени.

Сестры, вижу, довольны.

Мужу с квадратными глазами достался жесткий шашлык, и теперь «бедолага» никак не может успокоиться. Жена терпеливо слушает его, кивает согласно. (Есть такие жены, которые почему‑то поощряют в мужьях низменное). От этих ее кивков он распаляется еще пуще, шея у него багровеет, голос подрагивает, в нем даже пробиваются слезы благородного возмущения. Он упивается собственным красноречием. От жесткого шашлыка перебрасывает логический мосток к общим недостаткам в стране и обрушивается на порядки вообще, на нравственный уровень народа, на всеобщее хамство и крохоборство. Жена кивает согласно. Негромко дополняет его: «Ни облепихи не нарвали, ни платок не купили!..»

Мы вырулизаем со стоянки к автомобильной трассе. И вдруг — стоп! Как всегда кто‑то опаздывает, кто‑то потерялся, кого‑то ждем, кого‑то ищем.

Наконец все на местах, поехали.

По предложению неутомимого нашего экскурсовода сбрасываемся по 30 копеек для шофера, и он завозит нас сверх программы в какое‑то ущелье, где страшно бурлит вода в одном из притоков Баксана. Там снова фотографирование, фотографирование, фотографирование…

Наконец «ложимся» на обратный курс, как сказал один из пассажиров, бывший летчик.

Мы пятеро занимаем места «на моторе» с сознанием долгого повторения неудобств и неприятностей. У сестер мученическое выражение лиц.

Известные уже нам, мелькают за окном сосновая роща с камнями — валунами, село Байдаево, туристская база «Эльбрус» и т. д.

Экскурсовод молчит, мы отдыхаем. (Кто‑то отдыхает, мы «на моторе» жаримся). Я мечтаю о той минуте, когда помоюсь дома под душем. А потом лягу в постель и стану

рассматривать туристскую схему «Приэльбрусье», вспоминать поездку, а точнее, горы, на которых вечный снег, холод, тучи и чистейший воздух…

Едем уже по территории Ставропольского края. Горы и скалы позади, за окном широкие, тучные, перепаханные под зябь поля.

Я жив воспоминаниями чистейшего воздуха в долине Чегет. Если б не эти воспоминания — я б наверно задохнулся. Делюсь с соседками, мол, думайте, какой там, за окном, чистый воздух и вам будет легче.

Под Пятигорском снова оживает громкоговоритель: экскурсовод вступил в свои обязанности. Из него, как из рога изобилия, посыпались одна за другой исторические справки, легенды и сказания из далекого прошлого аланов, некогда населявших этот край.

Здесь обнаружены древнейшие поселения людей. В долине Мокрой балки, например, найдены следы стоянки человека периода неолита (III тысячелетие до нашей эры). В катакомбах Рим — горы обнаружены остатки целого поселения. Хорошо сохранились изделия тех времен. Из кожи, из ткани. Годные и сейчас в пищу орехи, каштаны и даже яблоки. Воздух в этих катакомбах имеет какие‑то примеси, которые препятствуют гниению.

У аланов был обычай искусственно деформировать новорожденным черепа. У мужчин головы 'имели форму вытянутого правильного цилиндра. У женщин — форму узбекской дыни. Чем сильнее был вытянут череп, тем красивее считалась женщина. А мужчина — мудрее.

Сестры хихикнули. «Сделать бы из его черепа цилиндр», — они кивали на ворчуна впереди. Я мысленно согласился с ними: мужчине с квадратными глазами явно не доставало мудрости.

Экскурсовод разошелся: стилизованным под сказителя тоном он поведал нам несколько красивых легенд из прошлого аланов. В том числе о непобедимом Эльбрусе, с которым осмелился померяться силами горячий юноша-богатырь. Несколько раз сходились они, и каждый раз побеждал Эльбрус. Отчаявшись, юноша растворился и ушел под землю, став источником нартсан. Богатырской водой для людей слабых, незащищенных.

Под конец рассказчик выдал нам легенду о любви и коварстве в назидание слишком влюбленным мужчинам.

Юноша и девушка полюбили друг друга. Юноша был

из бедной семьи, девушка была единственной дочерью богатого бека. Бек запретил дочери встречаться с юношей и сказал, что скоро приедет ее сватать старый, но богатый князь. На всякий случай запер ее в замке в высокой башне. Юноша пробрался к ней, и они решили умереть, но не разлучаться. С криком: «Я люблю тебя!» он бросился с башни и разбился. Девушка же попятилась. Закричала: «Я не хочу умирать, хочу жить!» и вышла замуж за дряхлого богатого князя.

После этой легенды воцарилось молчание. Экскурсия близилась к концу, уступая место размышлениям над увиденным и услышанным.

Уже на въезде в Кисловодск экскурсовод объявил:

— Товарищи, нам придется сделать еще небольшое усилие, потерпеть минут 15–20, пока заправимся

И завернули на заправку.

Перед заправочной станцией нас высадили из автобуса.

Мы стояли вдоль дороги, помалкивали, поглядывали на близкий город, думая о скором желанном отдыхе, на пасмурное небо (погода портилась, срывался дождь), мысленно подгоняя автобус, что‑то там застрявший на заправке. И вдруг из низинки, что возле дороги, раздался дико — восторженный крик: «Редька! Братцы, редька!..» Все повернулись. Внизу, на разделанном под огород клочке земли, широко расставляя ноги, утопая и скользя в вязком черноземе (тут еще с утра прошел сильный дождь), ходил муж с квадратными глазами. «Редька!» — тряс он над головой пучком редьки.

Не встретив ожидаемого ликования в ответ, он в радостном экстазе выдернул еще несколько кореньев, как бы показывая, как она легко достается, и снова потряс пучком над головой. «Это же задарма и сколько хочешь!.. Облепихи не дали нарвать, так хоть редьки наберем…»

— Дурак! — сказала ему одна из сестер, — это же наверняка чей‑то огород!..

Кто‑то обронил задумчиво:

— Боже! С какой планеты свалился этот человек?!

А муж вне себя от восторга поднимался живо по косогорчику, обрывая на ходу зеленые еще листья с корнеплодов, вымазывая руки в грязь. Жена шагнула ему навстречу и подставила изящную сумочку из болоневой ткани… Впечатление под занавес: Эльбрус и редька!..

Кисловодск — Чегет — Кисловодск, сентябрь 1982 г.

РОССИИ НУЖЕН ГОСУДАРЬ?

Русская смута продолжается!..

Гражданской войны пока нет (в России по крайней мере), но глубинный процесс гражданского отвращения и неповиновения уже идет. Этакое сознательное, а больше подсознательное противление явному и тайному злу. Тому самому, которое для русского человека становится все очевиднее. Эта подспудная борьба, похоже, надолго, потому что «зло», с которым мы имеем дело, феноменально упорное и цепкое. Это уже осознали народы. Доказательство тому — отход от Интернационализма, который так нагло и настырно внедрялся в сознание людей «интернационалистами», которые сами оставались лютыми националистами. Теперь даже козе понятно, что этот, так называемый интернационализм, был фиговым листком, которым семьдесят с лишним лет прикрывались его проповедники. Русский человек, да и все многонациональное сообщество России, наконец‑таки поняли, что интернационализм — западня для простачков. Обман! И люди вспомнили, какого они рода — племени. Вспомнили, что Великая, Единая и Неделимая появилась на свет божий из мрака разобщенности и междоусобиц благодаря единению сил русских людей и их соседей. Вспомнили о том, что до рождения Великой, Единой и Неделимой наши земли топтали всяк, кому не лень. За многие века жизни в разброде и разобщенности Россия собрала обильный кровавый урожай. Так что идея объединения и присоединения выстрадана многими поколениями русичей и их соседей. И пусть у того, кто теперь Великую, Единую и Неделимую измышляет как великодержавную спесь русских, пусть у того язык отсохнет.

Идея русичей — гуртом и батька бить хорошо — было одним из гениальнейших явлений в русской истории. Единение определило на века и характер русского человека. Его душу. Ту самую душу, которую норовят теперь вырвать у нас с кровью и мясом ретивые реформаторы. Нас не просто разъединяют, нас уничтожают.

Сказать, что это началось теперь, в дни дикой перестройки, — было бы глупейшим заблуждением. Разобщение и развращение русского народа началось давно. А бешеными темпами пошло с того момента, как «богоизб

ранный» народ прорвал «черту оседлости» и вывалил на просторы «родины чудесной». Сначала они требовали просто равноправия. Теперь они требуют для себя режима наибольшего благоприятствования. Сначала Россия для них была Матерью — Родиной, а теперь сука. (По Синявскому). Знала русская земля всякие набеги, пережила трехсотлетнее иго, но этот «набег» из‑за «черты оседлости» почище, наверное, всех остальных, вместе взятых.

В 1917 году нас лишили Идеи и Знамени единения — Государя. И мы, грешные, провозгласили это чудесным избавлением от гнета и мракобесия, новой эрой в истории человечества. Хотя умные люди, лучшие сыны Отечества в Кронштадте и Тамбовской области уже тогда поняли, что произошло самое ужасное, что только могло произойти с народом, — утрата национального достоинства, духовности. Проблески здравого смысла, национального самосознания были подавлены с неслыханной жестокостью — архитекторы революционных преобразований испугались — а вдруг и весь народ поймет, что его одурачили. Пока не спохватился он, над ним поставили революционного царя Сталина с интернациональным знаменем в одной руке и револьвером в другой. Под этим знаменем, с идеологическим мешком на голове нас и потащили к интернациональной проруби. Три четверти века идеологических истязаний дали, однако, свои плоды — русский человек почти утратил русскость. И тогда начался второй переворот, названный перестройкой. Он продолжается и теперь. Под прикрытием бесконечных отупляющих разговоров о реформах, за дымовой завесой рыночной экономики, которая есть ни что иное, как тот самый клин разобщения, который вбивается не только между сообществом людей, но и между членами одной семьи, между отдельными людьми. Творятся дела сродни расчленению живого человека. Это происходит на глазах у всего цивилизованного мира.

И пока русские люди шарахаются из стороны в сторону, пока они кричат и возмущаются, они, российские чужевыродки, под шумок вершат свое гнусное дело расчленения общества по «ивому. И оста ювить этот гроцеес может только воля народа. И не воплями на митингах и в парламентах (хватит уже! Не помогает), а конкретными делами: надо четко назвать тех, кто нам мешает жить, и попросить их вон. Настойчиво. Но чтобы сделать это, чтобы взяться за конкретное дело национального спасения (а

речь идет именно об этом), необходимы объединяющая Идея, объединяющее Знамя. Надо наконец вспомнить, кто мы и вспомнить о том, от чего мы отреклись так неосмотрительно в 1917 году.

Сегодня, после многих проб и ошибок, нам надо осознать, что главную ошибку наши отцы и деды допустили тогда, когда вынудили царя отречься от престола и позволили инородцам сесть себе на шею. Инородцам, которые считают себя русскими лишь потому, что хотят царить в России. Как же! Теперь Россия — лакомый кусок. А где вы были, господа хорошие, когда русский народ осваивал и обустраивал дикие холодные или знойные края? Вы в это время нежились под теплыми лучами солнца в диаспоре, наслаждались с пастушками да ссорили между собой народы.

Сейчас, после многих проб и ошибок, оплаченных морем крови русских людей, нам надо понять главное — свою ошибку в 1917 году. Какой бы ни был царь, но это свой царь, это русский человек православной веры. Душой и сердцем понимавший свой народ, болевший за судьбы России. Он был и остается главной объединяющей Идеей. Без нее, без объединяющей Идеи, без национального Знамени народ не поднять на усердный созидательный труд. А без усердного созидательного труда всего народа, на одной перепродаже товаров далеко не уедешь. Без единения, без созидательного осознанного труда — прямой путь в колониальную зависимость. Наши земли, богатства нашей земли у нас хотят отнять, нас превратить в рабов. И поставить над нами иудейского царя — правителя. Это главная цель сионистов: «Мы вам дали Бога, дадим и Царя». Но не бывать этому никогда. Подспудно русский человек не переставал верить в батюшку — царя, в эго праведное правление. Подспудно, а теперь и явно, русский народ сопротивлялся и сопротивляется всем этим забугорным веяниям. Пусть ему навяжут еще тысячу перестроек и реформ, тысячу всемирных правителей и правительств, предрекаемых Сионскими Мудрецами — все они канут в Лету.

Народ не уважал и не уважает своих правителей, и этого никому никогда не сломить. Можно запугать людей и заставить какое‑то время «почитать» очередного сильного мира сего, но искренне почитать — никогда. Он привык почитать Богом данного Государя. И всегда будет уважать только его. Это было тысячелетиями. Это уже в ге

нах русского человека. Он может быть недовольным царем, но почитать будет всегда. Может, он не будет называться царем, монархом или самодержцем. А просто Государем. В этом слове заключен весь спектр государственности и духовности. Государь — государственный человек и царь, и сударь, и православный дух.

Это надо понять нашим теперешним правителям, если они действительно озабочены поиском гражданского согласия в нашем обществе. Надо вернуть народу Государя. И особенно это надо осознать тем, кто въехал в российские пределы на Троянском коне, возмечтав захватить страну изнутри и раскромсать Великую, Единую и Неделимую на лакомые куски. Никакие парламенты, никакие президенты и мировые правители, никакие реформы и суперреформы, никакая рыночная придурь и лицемерные стенания о гражданском согласии не способны расшевелить обманугый, а потому смертельно обиженный русский народ. Он будет молчать, но он будет презирать с отвращением все уговоры, увещевания, постановления, указы, приказы, решения, понукания, призывы, он снова готов пройти сквозь ад репрессий, но он никогда не покорится воле чужевыродков. Таков русский человек. Его легко обмануть, но потом очень трудно заставить снова поверить.

Без Государя, Богом и судьбою данного, без истинно русского правителя, пусть не во всем и не всегда удачного, народ не станет в «борозду», как бы его туда ни тащили. Это надо понять всем нашим явным, тайным и подставным друзьям и недругам. Правителям всех мастей. Если они хотят жить спокойно. В противном случае грядет большая беда. Народ уже не тот, что был в 1917 году. Народ не любит правителей, которые не держат слово. А паче тайных советников инородного происхождения. Прихлебателей всех времен и народов. Будет то, что должно быть: забугорный диктат не пройдет, как бы того ни хотели хитромудрецы всех мастей и оттенков. Даже если привнесуг в свои эти реформы, которые вовсе не реформы, а разбой, насильственные элементы, начнут новые репрессии. Россия все равно отторгнет их рано или поздно. Так не тратьте силы, господа хорошие. Лишние хлопоты. Только грыжу наживете.

России нужен Государь!..

Отпрыск Романовых. Пусть самых дальних кровей. Что ж теперь делать, если архитекторы революции вы

рубили царское семя под корень. Обязательно Романовых! Этим будет дана естественная преемственность августейшей особе. И Россия воспрянет. Пусть Государь будет на первых порах номинальным правителем, пока восстановится царский род и царственное сознание у престолонаследников.

Я не провидец, но чувствую — русский народ все равно придет к этому. Позовет Государя. Эта Идея уже носится в воздухе. Она — единственный выход из тупика. С приходом Государя, с его воцарением на Руси прекратится русская сознательная и, что самое страшное, — подсознательная смута. Придет единение, исчезнет разобщенность, борьба за верховную власть — главный источник русской смуты.

1992 год.

ДАВАЙТЕ без оскорблений и… БЕЗ ДУРАКОВ (По поводу встречи 13.11.1992 г. за круглым столом в телестудии «Останкино» главных редакторов газет, плюс Егор Яковлев)

Есть у Н. Травкина излюбленное выражение: «Опять нас держут за дураков». Именно эта фраза пришла мне в голову, когда я смотрел передачу. Цель ее, как определил Егор Яковлев, найти точки соприкосновения для примирения враждующих средств массовой информации, прекратить перебранку, доходящую порой до прямых взаимных оскорблений. Хорошее намерение! Только оно требует существенного дополнения: прекратить не только прямые, но и завуалированные оскорбления. Особенно завуалированные! В них нынче преуспели демороссы, особенно радио и телевидение во главе с Егором Яковлевым. По радио и в телепередачах под разным соусом в подтексте огульно охаивается все русское, все прошлое нашей страны. В каждой передаче обязательно содержится, в той или иной мере, доза яда в этом смысле… Эта отрава так ловко подсовывается даже в развлекательных программах, что

неискушенный наш обыватель, проглотив ее, не понимает, от чего его потом стошнило. Останкинские мудрецы обращаются к подсознанию человека, закладывая в его душу разрушающую информацию. И это свое оружие держат вне поля зрения, как нож за спиной. Речь идет о тотальной психологической обработке народа.

Проханов предложил противной стороне начать примирение хотя бы с того, что снять со страниц печати наиболее нелепые обвинения, типа «красно — коричневые» по отношению к русским людям, которые активно не воспринимают радиотелеоболванивание народа. Можно и с этого начать. Хотя, по правде говоря, нет такого клея в природе, которым можно было бы приклеить намертво ярлык «красно — коричневых» русскому народу. Всякий здравомыслящий человек понимает, что это чушь. Так что пусть себе… Со временем все это вернется им бумерангом: «кто обзывается, сам так называется». А вот психологическую обработку народа средствами радио и телевидения, сиречь держание нас за дураков, — есть целенаправленное, тщательно завуалированное преступление против народа.

Господа Е. Яковлев и Голембиовский со товарищи и здесь, на встрече, пытались сделать вид, что ничего «такого» в стране не происходит. С наигранно — наивным видом они уверяют, что никакого разрушения государства нет, и никакого обнищания народа, просто каждый имеет свое; что нет расслоения общества на бедных и богатых, и никакой гражданской войны не ожидается, если, патриоты — де, не будут задираться.

Феноменальное бесстыдство! Это перед «любимой» 280–миллионной аудиторией. Получается, не верь глазам своим. Не верь, что больше нет могучей державы СССР и блока дружественных стран, сдерживающего гегемонистские завихрения Америки, которая теперь на весь мир ликует — она самая мощная страна в мире! Не верь, что буханка хлеба вздорожала в сто раз. Не верь, что у нас вдруг в одночасье появились миллионеры и даже миллиардеры — воришки, в мгновение ока ограбившие свой народ. Не верь и тому, что Россия уже подожжена с Юга настоящей гражданской войной. Всему этому не верь. Верь слащаво — слюнявому, скользящему журчанию пустых елейных слов Егора Яковлева, который в одной упряжке с удравшим Коротичем так яростно клеймил все и вся в стране, обливая грязью ее историю, ее народ, который защитил их же и их единоверцев от фашизма.

Делать вид, что ничего такого не происходит — излюбленный прием отечественных чужаков, возмечтавших уничтожить Россию, а народ ее превратить в дебилов. Именно этим приемом, подобно коту — Ваське, который стащил кусок сала и делает при этом вид, что он просто прогуливается, пользуется нынче телевидение под вашим «мудрым» руководством, господин Егор Яковлев. А чтобы отвлечь внимание народа от опасности, нависшей над Родиной, вы затеяли бесконечные телеигры, на которых ведущие истошным криком поздравляют игрока, выигравшего майку или средство от тараканов. Вы насаждаете мелочный вещизм и зло. «Никогда еще зло не было таким сексуальным» — это из вашей рекламы. Даже через секс вы протаскиваете в сознание людей зло. И после этого разыгрываете из себя миротворца, агнца во плоти.

Вы делаете наивный вид, будто не понимаете, почему Анпилов и его сподвижники ворвались к вам на телевидение, требуя ролик отредактированной вами передачи. Да потому что вы бессовестно искажаете все в свою пользу. По принципу: слово сказано, поди потом доказывай, что это не так. И в этой, по — вашему, примирительной передаче вы обставили все так, чтоб люди думали, что вы с вашим ТВ, газета «Известия» и пр. — цацы, а ваши оппоненты — газеты «Правда», «Советская Россия», «День» — бяки. Давая портреты своих оппонентов и краткую аннотацию органа печати, который они представляют, ваши Останкинские помощники не преминули мазнуть их дегтем «негатива». Мол, газета «День» поместила призыв «Все для победы фронта национального спасения», а «Правду» и «Советскую Россию» вообще «заклеймили» принадлежностью в прошлом к КПСС и РКП. Себя же превознесли до небес: у Егора Яковлева, видите ли, аудитория 280 миллионов, а «Известия» — газета реформ и здравого смысла. Но где эти реформы, где здравый смысл, господин Голембиовский? Вместо ответа на этот вопрос вы выставили Селезневу словно в пику встречный вопрос: и что теперь делать? А вы думали, что вы делаете, когда лили помои на русских и Россию? В вашем самовосхвалении и самовозвеличивании, господа, вы уподобились тому врачу — психиатру, который заявил комиссии по проверке: «Вы не верьте психу из шестой палаты, который доказывал, что он Наполеон. Я — Наполеон!»

Господин Егор Яковлев, вы взяли на себя непосильный труд, силясь одурачить «любимую» вами аудиторию в 280 миллионов. На этой ниве вы сами, извините, заметно поглупели. Рядом с вами глуповато выглядел и господин Голембиовский, когда представляя собой газету здравого смысла, вдруг заявил, что мы живем во времена перевернутых представлений. Правильно! Сам себя высек. Именно эти перевернутые представления, абсурд нашей жизни и есть итог вашей разрушительной работы. Вы завладели имуществом «Известий», и когда вас поставил на место Верховный Совет, вы закричали на весь мир: «Караул — грабят!» Какое еще представление может быть перевернутее этого желания владеть тем, что тебе никогда не принадлежало?! Вот такие перевернутые представления вы и посеяли в души алчных людей.

Вы с Егором Яковлевым и пр. товарищами по борьбе с рваной губой пришли на эту встречу якобы для замирения. Но ведь не за этим вы пришли. У вас уходит почва из-под ног. Иначе под дулом пистолета вы не стали бы собираться в таком составе, тем более выступать инициаторами. Вы пришли в студию на встречу с очередной хитромудрой уловкой — оттянуть время, переждать съезд, заливая костер разгоревшихся страстей слюняво — сладким елеем слов, а потом… Потом начнете второй этап выполнения ваших планов — уничтожение России. Уничтожение СССР вас вдохновляет на новые подвиги.

Горько сознавать, но Проханов был прав, когда сказал, что с такими противниками, как вы, можно говорить только языком дубинки. Именно на это вы напрашиваетесь, господин Егор Яковлев.

Окраинные республики уже поняли ваши замыслы и прот ивятся созданию так желанной вами межгосударственной телекомпании. Это первые раскаты грома. Впереди гроза. Вас правильно поняли уже всюду, на всех уровнях. Свой злокозненный характер вы продемонстрировали блестяще даже здесь, на этой маленькой передаче: все поддакивали сидящему рядом Чикину в пику Проханову. Стремясь таким образом вбить клин между ними. Вот истинная суть вашей природы, диктующей всю вашу газеторадиотеледеятельность. Это черта человека — чужака, которому все в этой стране ненавистно и который не погнушается любыми средствами, чтобы сокрушить ее. Но вам не светит поднять заветный тост на развалинах России. Она и не таких сокрушала. Вы и ваши телеведущие, вещающие сквозь презрительный прищур глаз, знайте, что наше презрение к вам не меньшее. Поймите это, не опоздайте.

Привет вашему однополчанину Олегу Попцову, который тоже закусил удила, подобно тройке его «Вестей». Скажите ему, что он глубоко заблуждается, считая, что народ его любит. Не любит! Все наоборот. Хотя он и сам это отлично понимает, ему просто надо противопоставить народ Верховному Совету. Но Верховный Совет как раз на стороне народа против радиотелеодурачивания. И пусть он не прячется за верноподданническое название «Российское телевидение» и лихую тройку в Вестях. Нам отсюда хорошо видны его истинные намерения. Так что давайте лучше без дураков.

P. S. Девять дней спустя Президент отправил в отставку Егора Яковлева.

Ноябрь, 1992 г.

ВыПор РОССИИ?

Скромность, говорят, — кратчайший путь к безвестности. Ну а нескромность, то бишь наглость, выходит, — кратчайший путь к славе? Похоже, именно этот постулат взяли на вооружение в предвыборной кампании Егор Гайдар и К°. Это ж надо сподобиться назвать себя загодя «Выбором России»! Выборы еще вон когда! — а они уже «Выбор». Как бы свершившийся факт. Мол, хотите вы того, или не хотите, но они уже… в дамках.

Не зря в народе говорят, что от самонадеянности до идиотского самомнения один шаг. Представляю себе, как они собрались на свой междусобойчик, поржали над этими дураками русскими, пропустили по бокалу — другому шампанского под фаршированную рыбку и решили назвать себя, ничтоже сумняшесь, «Выбор России». Мол, Россия выбрала нас. Мол, выбирайте, не выбирайте — мы уже есть. Все уже решено, определено, извольте проглотить то, что вам пихают в рот.

А почему бы и нет?!

Почему бы и нет, если Россия и россияне дали себя выпороть в августе 91–го? А теперь и в октябре?

В октябре 93. — го — даже не просто выпороть, а расстрелять из пушек!

Почему бы и нет, если Россия, россияне дали полную волю разному космополитическому сброду, которые в рекордно короткие сроки замусорили сознание людей низменными страстишками к легкой наживе, сексу и насилию; усыпали города и веси обертками от сникерса и марса, в котором и солод, и молоко, и толстый, толстый?.. Которые завалили страну поношенным загранбарахлом и презервативами; залили опасного качества напитками, оглушили блатными песнями и дебильной рекламой.

Почему бы и нет, если Россия и россияне дали сесть себе на шею порченым и психам, только что сбежавшим из психушек без смирительных рубашек? Они в сказочно короткие сроки учинили такой разор России, что ей теперь долгие годы придется приходить в себя.

Почему бы и нет, если Россия и россияне позволили ввергнуть себя в беспредел цен, в развал и хаос экономики? Вслушайтесь в теленовости последних месяцев: из 30 минут эфирного времени 3–5 кое‑что о реформе, и то в общих чертах, а 10–15 о продолжающемся спаде в промышленности, сельском хозяйстве, об оскудении бюджета, о взаимных неплатежах; и все это подкрепляется вопиющими фактами остановки предприятий, промыслов и целых отраслей.

Почему бы и нет, если господин Гайдар и его глашатай Черниченко, который уже пенится в экстазе ненависти к колхозам, чуть не каждый день вытирают грязные свои ноги о сельского труженика? А радио и телевидение любезно предоставляют им время. Не подозревая, очевидно, что эти злобствующие теоретики — аграрии вырывают из рта у них и их детей верный кусок хлеба насущного. С улыбочкой, умильными голосами телеведущие вещают об успехах фермерского движения. А фермеры пока только то и делают, что демонстрируют с экрана свои изможденные лица и натруженные руки от непосильного демократического труда.

Почему бы и нет, если наш кубанский выдвиженец В. Шумейко в телеинтервью по поводу избрания его председателем Лиги мира на Кубани, кокетливо этак заявил всему свету: «Мы с Гайдаром сознательно разваливали экономику…» И это циничное признание государственного деятеля молча проглотила Россия и россияне.

Почему бы и нет, если опьяненные «победой» демократы внаглую кроят, как хотят. Положение о выборах, вписывая туда условия наибольшего благоприятствования для

себя? Вот уже и члены правительства могут баллотироваться в Парламент. Вот уже и подсчет голосов будет от числа явившихся на избирательные участки. Вот уже и выдвигают сами себя. И подписи собирают, пользуясь служебным положением.

Почему бы и нет, если Россия и россияне терпят на телеэкране откровенно антинародного деятеля Гайдара, обанкротившегося на посту вице — премьера, за что и отставленного от должности, а теперь вновь водруженного Президентом на высокое кресло? И снова лучезарно лоснящегося довольством с телеэкрана, дающего свои заумные обволакивающие интервью о пользе демократии и реформ. Ублажает избирателя нарочито прислащенным голоском один из тех, у кого не просохла еще кровь на руках от побоища 3–4 октября. Это он в ту страшную ночь призывал москвичей идти на улицы, защищать демократию, то бишь его и К°. Зная наверняка, что будут убитые и раненые. Теперь он елейным голоском убаюкивает избирателя с невинным видом. Но то, что он говорит, выдает его с головой. Только вслушайтесь в его слова! От них пахнет новой кровищей.

Сидя в роскошном кабинете с зашторенными окнами, при горящем светильнике он дает интервью ведущему программы «Эхо недели» Потоцкому. Говорит вроде о безобидных вещах — сетует на большую раздробленность партий. О раздрае в демократических кругах. О том, что оппозиции снова дают поднять голову. И может случиться, что опять она, оппозиция, может составить большинство в будущем Парламенте. И он не исключает того, что новый Парламент будет не лучше прежнего. Казалось бы — как это делается во всех цивилизованных странах мира — надо признать поражение и уйти в тень или в оппозицию. Но… Он произносит страшные слова. И все тем же нарочито прислащенным голоском: если опять их будет большинство, то снова придется избавляться от Парламента.

Как? Опыт есть.

Этаким сладеньким голоском этот благообразненький человечек говорит слова, за которые не то что к выборам, а на порог страны нельзя допускать. По его недвусмысленному прогнозу, если следующий Парламент не будет отвечать их хотениям, то придется и его… И следующий? И следующий? И так до тех пор, пока не будет избран такой, который будет отвечать их хотениям? А хотения их даже сквозь патоку голосочка этого человека видятся зловещими. Для них «этот» народ, «эта» страна — просто экономическое пространство.

Так что, уважаемые будущие парламентарии, запасайтесь бронежилетами, а свой Дом Советов, или как там — Государственную Думу — обносите оборонительными валами и рвами. И да хранит вас Бог! ВыПор России и, похоже, еще не один, впереди. Но уже не до кровавых рубцов, а до смерти.

1993 г.

ЕЩЕ НЕ ДЕВЯТЫЙ ВАЛ, НО…

Казаки!

Казачье движение — это едва ли не самая трепетная страница сегодняшней истории русского народа. Еще совсем недавно слово «казак» было почти изгоем в русском языке. Его произносили если не с оглядкой, то по меньшей мере с оттенком иронии и архаичности. И не потому, что этнос изжил себя исторически, а потому, что над ним был учинен варварский геноцид «вершителями мировых судеб», по жестокости своей превзошедший инквизицию и робеспьеровское выкорчевывание инакомыслящих. Чужевыродки, наводнившие Россию, проявили к казакам такую жестокость, какой не знало человечество даже в дикий век избиения младенцев. Вогнали людей в такой страх, что он стал передаваться с генами из поколения в поколение. Спрашивается, за что? За какие — такие грехи? Как оказалось — за то, что казаки любят свое Отечество, свою землю и хотят, чтоб на ней был мир и порядок. И, оказывается, именно это — любовь к Отечеству, к своей земле и мешали (и продолжают мешать) чужеродным реформаторам, которые хотели бы прибрать эти земли к своим липким и грязным рукам. Но не тут‑то было: вышло, что корни народной духовности так глубоки, что никакие зверства гонителей исподтишка, никакой геноцид, физический и духовный, не в силах вырвать их, чтобы уничтожить вовсе. И чуть смягчилась общественно — политическая обстановка в России, как эти корни дали сочные, буйные побеги. Свидетелем тому я недавно стал на ежегодных Тиховских поминовениях.

Позвонили мне давнишние мои друзья Владимир Петрович и Анна Сергеевна Литвиненко и предложили поехать 2–го мая на Тиховские поминовения. Это недалеко от Красноармейской в сторону Кубани, под Красным лесом. Там, перед земляным валом, за которым тихо струятся воды Кубани, среди тихих и ласковых полей, почти двести лет тому назад произошло при Ольгинском кордоне кровавое столкновение между казаками и горцами. Не вдаваясь в подробности этого события (их можно найти в Исторических источниках), приведу лишь надпись на памятнике: «Командующему 4то конного Черноморского казачьего полка, полковнику Льву Тиховскому, есаулу Цаджанову, хорунжему Кривкову, зауряд. хорунжему Жировому, 4 сотенным есаулам и 140 казакам, геройски павшим на сем месте в бою с горцами 18 января 1810 г. и здесь погребенным.

От Черноморских казаков усердием Василия Вареник 1869 г.»

Добавлю только — горцы хотели по обычаю набегом прорваться в станицу Ивановскую, чтоб порезать и пограбить. Но на пути им встал казачий кордон. Числом значительно меньший. Расправившись с заслоном, горцы углубились дальше. Но под Ивановской их встретили регулярные русские войска и прогнали. Вот и вся история. Она вмещается на страничке книги Ф. А. Щербины о Кубанском казачьем Войске и на крохотном кладбище над Кубанью, где сейчас стоит памятник — крест полковнику Тиховскому и его казакам. Оно обнесено оградкой и засажено фруктовыми деревьями. По — над оградкой — пышная сирень. Вокруг раскинулись необозримые просторы и вольные стада на них. И над всем этим стоит глубокая тишина. Один раз в год тишина вдруг взрывается гомоном тысяч людей, приехавших на десятках машин, автобусов; медными звуками оркестра, ржанием лошадей, зычными командами атаманов отделов и куреней, яркими одеждами публики и казаков.

Моментами кажется, что это съемочная площадка киностудии, на которой снимается фильм о гражданской войне. Или машина времени перенесла нас в прошлое. До того похоже все. Особенно казаки. В одном вдруг почудится Иван Кочубей, в другом Лютый из кинофильма «Неуловимые мстители». Аж оторопь берет. Одежды яркие, нарядные. Лица колоритные — усатые, бородатые. В черкесках с газырями, с кинжалами на поясе, саблями на боку.

А есть просто громадные, плечистые, ладные. Красавцы! Седобородые почетные старики. И то и дело вдруг обнимаются и целуются…

Любят казаки обниматься и целоваться (челомкаться). Стоят, стоят в двух шагах друг от друга, вдруг распахивают объятия, кидаются друг к другу. Я понимаю — это традиция. Но это и ликование души от того, что дожили, дотянули до того времени, когда можно вот так пообщаться, излить чувство единения.

Группа знаменосцев со знаменами РФ и Войска Кубанского развернулась у оградки кладбища, тут же конники на своих нетерпеливых рысаках. Оркестр гремит не смолкая. Ходят нарядные участники фольклорных ансамблей с разных станиц и артисты ансамбля Кубанской Рады «Кубаночка» — ладные, броско — красивые. Они стоят расцвеченными группами тут и там по всей прикубанской пойме и поют, и пляшут. Они всю дорогу пели и в автобусе. Своими звонкими голосами и ладным пением трогая душу до слез. Это их пение, возделанные поля за окном автобуса, нескончаемая «строчка» деревьев, подбеленных аккуратно, сочные зеленя озимых, хорошая асфальтированная дорога навевали мысли о неистребимости народного духа, его воли к мирному труду, любви к родным хатам. Думалось о всяком — о хорошем и… Где‑то рядом с хорошими мыслями — тревожные. О том, что над всей этой прелестью жизни нависла угроза: далекие от земли люди настырно стремятся решать судьбу этой земли, в которой видят лишь предмет купли — продажи. И никак обитатели городов, каменных мостовых и асфальтированных улиц не поймут, что земля — это продолжение души народа. Покушаясь на нее, они покушаются на духовность народа. Неужели и на этот раз им удастся одурачить народ? Немудрено. Простоваты все же эти люди. Доверчивые. И, главное, — малоорх’анизованные. До смешного. Я вижу, как казаки никак не справятся с обычным построением: мнутся кучками, не знают своего места. Нет четкости, нет выправки, нет и дисциплины. Да и одеты пока — кто во что горазд. Без рвения выполняется команда «смирно». Равнение налево, направо. Повороты. Кое‑кто даже путает «лево» и «право». Это вызывает смешок не только у публики, но и среди казаков. На лицах нет положенного подобострастия служивых людей. И чувствуется некий разлад в самих верхах: долго кого‑то ждут. Говорят, атамана Екатеринодарского отдела А. А. Аникина с его командой.

В то время как батько, атаман Громов, и другие важные лица уже на месте. Уж если «по правилам», то все должно быть наоборот — главному чину можно чуть задержаться. А все остальные должны быть на месте до его прибытия. Тот же, чином поменьше, кто позволяет себе это, рубит сук, на котором сидит. Тем более, если судьба намечает его в лидеры…

Но вот появился, наконец, Аникин со своей командой. Красавец богатырского роста и сложения. И статью и, чувствуется, судьбою — вожак, лидер. Они строем, демонстрируя запоздало уважение к батьке, проходят мимо него и «свиты» с развернугыми знаменами и занимают правый фланг построения. После этого батько и отец Сергий — войсковой священник — в черной рясе и фиолетового цвета клобуке и вся «свита», в которой член Войскового Правительства В. А. Лемешко, адъютант Щепкин, атаман Крымского отдела в белой черкеске, седобородые почетные старики и другие важные лица и представители проследовали на правый фланг построения, чтобы оттуда пройти перед строем.

Пока суд да дело, пока разворачивается этот официоз, я пытаюсь расширить свои впечатления: подхожу поближе к построению, но с тыла, где в затылок громадного казачины стоит малорослый казак по прозвищу «Леворовняйсь». Мне хочется рассмотреть его поближе. В нем что-то от деда Щукаря: на нем ветхая униформа, портупея и пустая кобура на боку. Но главное, у него голова все время набок, налево. Говорят, пострадал от усердия в строю: на команду «Леворовняйсь» он слишком резво крутнул головой, что‑то там свернул в шее и стал таким вот своеобразным Левшой. Старательный казак!

После короткого слова атамана В. П. Громова «свита» прошла в оградку кладбища, к памятнику. За «свитой» последовала первая шеренга построения. Под соответствующую команду: левое плечо вперед. Раскрасневшиеся, счастливые, ничего как будто не замечающие вокруг. Я еще не видел, чтобы казаки и казачки смотрели друг на друга такими влюбленными глазами. А молодуха в длинном розовом платье прямо выворачивается вся. От нее исходит шальной огонь, перебрасывается на подруг, на нас. Невозможно устоять на месте от зажигательной песни «Жил я у пана» или как ее называют еще «Курка — Щипатурка». Владимир Петрович не выдерживает, оставляет вздуваемый костерок, выскакивает в круг, его «подхва

тывает» вихревая молодуха в розовом. Сама, замечаю, выбрав момент, этак поверх плеча подруги интимно подмигивает белобрысому казаку, что покуривает в стороне. Тот отвечает ей тем же. Сюжет! Вдруг все повернулись в сторону поля. И мы увидели, что группа женщин «добыла» и ведет «в плен» самого атамана Громова. Он слегка упирается. Входит в круг, принимает чарку, потом говорит казакови: «Геть с круга, я танцевать буду! Це от меня подарок». И снова взъярился баян, возгудели струны контрабаса. Атаман лихо этак, раскидав воображаемые длинные пряди бороды, сделал выход. Ничего! Прилично. Так что не выдерживает субординации молодуха в розовом, у которой сюжет с казаком. Тоже выходит в круг.

Потом фотография на память. С атаманом. Чувствуется, хороший он человек. Но, говорят, этого нынче маловато…

Над нами хмурится серое небо, все пытается пролиться дождем, а песня не дает, не пускает. Звенит над Кубанью. В голове моей выбраживается мысль: «Добрая заведена закваска! Правда, еще не Девятый вал, но…» Я чувствую, что сейчас вот, сию минуту, здесь вот, на моих глазах, над тихой вечной Кубанью, течет возле меня сама история кубанской земли, зарождаются новые ее струи, а может вихри. И не дай Бог этим тихим добрым водам, этим струям вздыбиться Девятым валом!..

«Кубанские новости», 20.05.1993 г.

НЕТ!!!

Этот крик потрясенной души вырывается из груди, когда человек теряет самое дорогое в жизни. Впервые я услышал его в детстве, в кино, когда женщина не смогла выхватить своего ребенка из огня. Потом я слышал этот крик много раз. Когда умер мой отец, работавший водолазом до последнего дня со своим зашкальным артериальным давлением: семья большая, а военная пенсия маленькая. В результате инсульт, полный паралич, а через неделю смерть. Мать закричала не своим голосом: «Нет!!!»

У меня в ушах до сих пор стоит крик крестной дочери Тани, когда хоронили ее отца — моего лучшего друга Яшу

Добрачева в Новороссийске. Его стали опускать в могилу, и она не выдержала, закричала: «Нет!!! Нет!! Нет!..» Такого надрыва в крике человека я еще не слыхал. Хотя каждый раз он кажется неслыханным. Это последнее, чем может выразить свое отчаяние человек. Понявший, что это крик вопиющего в пустыне, но не смирившийся.

В начале сентября этого года я шел по городу. Остановился у перехода. Как всегда, собралась небольшая толпа. Вот засветился зеленый «человечек»: можно переходить. Мы двинулись было через дорогу. Впереди всех молодая мама с малышом за руку. У малыша школьный ранец за плечами. И тут, откуда ни возьмись, вывернулся жигуленок. Молодая мамочка успела притормозить. А мальчик почему‑то рванулся вперед. И прямо под машину. Мягкий, тупой удар, и смятое тельце отбросило к бордюру.

Нет!!! Нет!! Нет!..

Женщина кричала нутром. Кричала до истерики. Потом потеряла сознание. Их увезли на «Скорой» вместе: смятое тельце с ранцем и молодую женщину без сознания.

Я заметил: последнее время «Нет!» становится обязательным атрибутом нашей жизни. Муж жене — жена мужу: «Нет!» И подают на развод. Родители детям — дети родителям: «Нет!» И молодежь ополчилась на стариков. Ее почему‑то раздражает даже отчисление в пенсионный фонд. Армянин азербайджанцу — азербайджанец армянину: «Нет!» И война идет вот уже который год. Ингуш осетину — осетин ингушу: «Нет!» Прибалты русским — русские прибалтам: «Нет!» Грузин абхазцу — абхазец грузину: «Нет!» Евреи русским — русские евреям: «Нет!» Власть народу — народ власти: «Нет!» Парламент Ельцину — Ельцин парламенту: «Нет!» И ввел в Москву три дивизии с танками. При этом не переставая утверждать по радио и телевидению, что никакого штурма «Белого дома» не будет.

А потом хладнокровно расстрелял из пушек собственный парламент, который сделал его в свое время Председателем Верховного Совета и немало потрудился, чтоб сделать Президентом. Такого еще не знала история человечества.

Я очень сомневаюсь, что он сделал это по собственной воле. Потому что терпит критику, понимает, что наскирдовал промахов и ошибок. Но вот его настырное, порченое окружение, лихорадочно устремившееся к власти, дав

но подталкивающее его на этот шаг, что засвидетельствовано на его встрече с так называемой интеллигенцией в Москве, кричавшей ему с трибуны: «Сколько можно! Даешь крутые меры!» Как их предки кричали в свое время Сталину. Им кровушки захотелось. Добились своего. В унор из пушек расстреляли Россию, русский народ. Народ пока в шоке от этого варварского акта, но не далек тот день, когда он придет в себя.

А пока, лично у меня, сознание отказывается верить в то, что произошло. Все существо мое вопиет: «Нет!!! Нет!! Нет!..» Не может такого быть! Опять русских стравили. И самым наглым, самым примитивным образом: в ту жуткую ночь, на телеэкране, и не один раз, появлялся обанкротившийся вице — премьер, заваливший экономику страны, сознательно сделавший ее нищей, упертый в своем разрушительном экстазе, господин заокеанский прислужник Гайдар. Очень удобный заокеанским менторам, потому что из‑под него можно безнаказанно тащить. Этот космополитический пришелец приглашал граждан, безоружных москвичей выходить на улицы, защищать демократию, то бишь его. Его примеру последовал «тихий мальчик» с буйными претензиями, господин, отовсюду отторгнутый, экономист Явлинский. Он тоже пригласил граждан умирать за него. И… О, чудо! Нашлись такие. Вышли умирать за них. Чудо из чудес! Но уж такие мы, русские. Если нас попросят, мы не то что рубашку, жизнь отдадим.

Русские люди, опомнитесь!

Неужели вы не понимаете, что нас в очередной раз натравливают друг на друга?! Приносят в жертву своему Богу. В то время, когда вы колошматили один одного на баррикадах Москвы, они, отъевшиеся на русских харчах, лоснящиеся дурным жирком, сионистские полпреды ржали и потешались над вами в своих роскошных квартирах, наблюдая кровавое побоище по телевизору. А на второй или на третий день после кровавых событий все это шобло собралось в Большом театре под видом чествования дряхленькой балерины Плисецкой. На самом же деле — праздновать очередное жертвоприношение. Пурим.

Русские люди! Уймите свою ненависть друг к другу, поймите, что пора ее, эту ненависть, направить на тех, кто умело подогревает ее в ваших сердцах. Прочтите статью в «Комсомольской правде» от 13 октября «Ребята, давайте объявим минуту молчания». Прочтите и ужаснитесь. Ужаснитесь той звериной ненависти, тому злобному, грязному

лексикону, на котором изъяснялись сотрудники МВД с осажденными в «Белом доме». Между милицией «М» и «Белым домом» — «БД». Вот лишь некоторые из этих захребетных перлов: «М: Усатый таракан в «Белом доме», (имеется в виду Руцкой. — В. Р.) ты еще не спрятался в щелку? Учти, через два часа твои яйца будут висеть на флагштоке вместе с ж… Хасбулатова.»…

…«БД4: Ты подохнешь сам, еврейская морда твоя». И т. д.

Волосы дыбом встают от чтения этого устного не народного, переговорного творчества. Надо же дойти до такого животного состояния, чтобы так изъясняться да еще по служебному переговорному устройству. Можно себе представить, каковы порядочки в этом ведомстве.

Осажденные тоже «блеснули» стилем разговорной речи, но язык нашей доблестной милиции превосходит все образцы уголовной феньки. Правда, этакий скотский настрой они пытаются оправдат ь гибелью товарища по службе якобы от рук организаторов мятежа. Но ведь одно безумие не должно влечь за собой другое. И потом, убийство молодого милиционера Ивана Шимаева могло быть и провокацией со стороны тех, кто хотел развязать себе руки в принятии «крутых» мер. Как бы там ни было, мне лично после чтения этой расшифровки Равиля Зарипова в «Комсомольской правде», да и от слышанных по телевизору во время демонстрации фильма о событиях 3–4 октября в Москве, в съемках которого ведущую роль сыграла радиостанция Эн — Би — Си, становится не по себе от мысли о «моей» милиции, которая «меня бережет». По Маяковскому.

Еще большую тревогу вызывает наша доблестная армия. Защитница Отечества. Клявшаяся устами Министра обороны Грачева, что не будет вмешиваться. Кого она защищала 3–4 октября? По приказу свыше — русские мальчики убивали русских мальчиков. По приказу свыше — русские мальчики из пушек расстреляли русский парламент. Это же надо дожить до такого позора! Защитница Отечества в столице нашей Родины расстреляла из пушек Отечественный парламент, избранный народом. И это сделала та самая армия, которую совсем недавно демократы поливали грязью. Теперь они же направили оболганную, униженную, смешанную с грязью армию против своего народа. Никогда еще русские воины не покрывали себя таким позором. И все это под «мудрым» руководством «демократического» правления.

Достойным заключительным аккордом всей этой кровавой вакханалии стало награждение ребят, убивавших таких же ребят. На такое не решилась бы, мне кажется, даже средневековая инквизиция. А тут, пожалуйста: «герои, предотвратившие гражданскую войну». Обанкротившееся, едва не павшее руководство страны поощряет убийц. Мол, и дальше, ребята, убивайте друг друга, и вам гарантированы награды. А не проще ли было бы, как сказала одна женщина в одном телеинтервью, выйти на Красную площадь Ельцину и Хасбулатову да набить друг другу морду? Зачем же наших сынов послали убивать друг друга?

Но и это еще не все. Началась премьера нового грандиозного спектакля стоимостью в 170 миллиардов, называемого «выборы». Тут же, без передыху, чтоб не успел народ опомниться, началась предвыборная кампания. Как выразился один из картавых бородатых интервьюеров — «дележка» сфер влияния. Обыкновенная дележка! В которой, как он выразился, могуг быть и недовольные. Как бы и их не пришлось ставить на место. (Танками?). Труп России еще теплится, а его рвут уже на куски сионистские гиены, гарсоны американской политической кухни и их прихлебатели. И хоть кричите вы теперь, «господин» русский народ, не кричите нутром «Нет!!! Нет!! Нет!..», вас никто не слышит. Картавые заняты дележкой. Самоуверенно и нагло. Они считают, что именно этот путь выбрала Россия и назвали даже себя «Выбором России». С вашего молчаливого согласия. С чем и поздравляю нас. Татаро — монгольское иго длилось три века. Сколько продлится иго картавых?..

Вы скажете «Нет!!!» им? Не поздно ли? Вслушайтесь в предвыборные речи их. Они ведь прямо говорят — да хоть пусть всего двадцать пять процентов избирателей явятся на выборы! Половина из них проголосуют «за» — и мы в дамках! И заставим считать нас всенародно избранными. Пример подобного кощунства исторически закреплен. И, не взыщите, будем по тому же примеру творить именем народа. Вот уже и Военная Доктрина предусматривает вмешательство армии в политические распри. Так что кровавые спектакли еще впереди. И похлеще, чем 3–4 октября. Правда, в народе обговаривают вариант: вот они там самоизберутся, в Москве, и пусть себе руководят… Москвой. А нас, здесь, в регионах увольте. Нам уже надоели эти ребята. Не в хитрости Бог, а в правде.

НАШЕСТВИЕ ПАКОСТНИКОВ

Как‑то нынче все пошло у нас — каждое благое намерение на деле оборачивается пакостью. К примеру, из благих намерений начали перестройку в стране. На деле оказалось, что ликвидировали Советский Союз. Потом взялись за реформирование экономики, тоже вроде из благих намерений. А получился полный развал ее. За цены взялись и довели их до абсурда. Начали борьбу с организованной преступностью и организовали неудержимый рост ее. Теперь вот налоги спустили с цепи. Что еще придумают наши «всенародно избранные»?

Совсем недавно подписали «Договор о гражданском согласии». Это что еще? Очередная мина? Жди очередной беды? И пошла гулять по просторам Родины чудесной новая крылатая фраза: «Тысячелетиями Россия спасала Москву, теперь надо спасать Россию от Москвы».

И в самом деле! Оттуда, из Москвы, сочатся такие флюиды, от которых здесь, на периферии, становится уже невмоготу.

Взять хотя бы этот «Договор о…». В нем, оказывается, намечается дальнейшее углубление демократии и либерализации. Что в переводе на язык кота Леопольда означает — ребята, давайте жить дружно. (Это после расстрела парламента).

Сначала мне расквасили морду, а когда я замахнулся, чтоб дать сдачи, мне суют под нос «Договор». Причем, расквасили мне в условиях просто демократизации и либерализации. Теперь нам предстоит «углубление». (Пришла беда — отворяй ворота).

Что ж! Мы привыкши: Москва сказала «надо», мы ответили «есть»! Углубление так углубление. Создали Инициативную группу… Нет! Не пугайтесь. Это не какая‑нибудь очередная партия или движение, которым теперь несть числа, и которые ищуг у народа защиты от родных Правителей. Это просто группа жильцов нашего дома, которая пытается организовать самозащиту от «углубления». Мы отлично усвоили, если Москва спускает вниз какую‑либо идею, то смысл ее понимай наоборот. Если возрождение, то полная деградация. Если «Договор о согласии», то это категорическое несогласие. С теми, кто не согласен. И так далее. Мы и объединились в рамках нашего «Уголка». (Угол улиц «х» и «у»). Бойкое место! Здесь особенно ярко про

являются демократические преобразования и либерализация. Весь световой день народу — пруд пруди: под нашим домом овощной и промтоварный магазины; под соседним — продуктовый. Плюс рынок. По — демократически неустроенный: торговых стоек не хватает, торгуют прямо с земли. Некоторые, правда, подстилают газетки. Тут же рубят мясо. От него летят брызги на радость бродячим собакам. Они хапают их на лету, клацая звонко зубами.

Товару навалом — от паюсной икры до киви. Торговля бойкая, только «штуки» шелестят. И что самое интересное — нет туалета. А естественные потребности, как те нежеланные гости, — приходят, когда их не ждут. И вот приспичит какому‑нибудь господину бизнесмену по нужде, он делает ноги ножницами и начинает шарить вокруг алчными глазами. И, естественно, останавливается на раскрытой двери ближайшего подъезда. Наш подъезд один из таких. И в нем…

Не будем уточнять, что в нем. Просто у господ бизнесменов, которые целыми днями шелестят «штуками», пробудилась на основании демократизации и либерализации неодолимая тяга пакостить в подъездах. Это без «углубления». А что будет, когда начнется «углубление»?

Мы, естественно, встревожились. И решили действовать целенаправленно — отлавливать и наказывать пакостников. И правильно сделали. Потому что «Соглашение» называлось еще «Посланием», еще не было подписано, а пакостники уже активизировались. Разнообразие пакостей резко возросло: тут же распивают спиртные напитки, закусывая сникерсами и киви. Туг же отправляют естественные надобности и тут же обсуждают конструктивные дополнения и изменения в «Соглашении», которое открыто пока для желающих подписать его. Потом спорят громко, кого делегировать для подписи. И о том, как еще больше разнообразить пакости, поскольку «углубление» следует понимать в широком смысле. В результате «репертуар» расширился: теперь наряду с отправлением по малой нужде… Но не будем уточнять. На лексике нашей Инициативной группы это называется «минирование».

Воодушевленные безнаказанностью и особенно новым углублением демократии и либерализации, пакостники вышли на более высокую — художественную орбиту пакостей: распитие спиртных напитков, закусывание, «минирование» и дебаты «по поводу» они дополнили наскальной, то бишь, настенной живописью. Привнося эстеги-

ческий элемент в свои пакости. Ну а поскольку эстетика нынче вся на порнографии, то и наши пакостники не отстают от моды: на первом этаже во всю стену, над «минами», начертана такая картинка, от которой женщины подъезда стыдятся смотреть в глаза мужчинам. А мужчины тихо слепнут от бездны сюжета.

Тут' же стоят рядком опустошенные красивые бутылки из‑под заморских вин. Наверно, в утешение и награду жильцам.

Из‑за этой наскальной, то бишь, настенной «живописи» стыдно пригласить друзей в дом. Так мы приспособились встречать их на трамвайной остановке и проводить через первый этаж, мимо рисунков, с завязанными глазами. Как в войну проводили новичков в партизанский отряд.

Мы и затирали их, и замазывали, и забеливали, но они, словно древние фрески, снова и снова «проявляются». Их прорисовывают заново неутомимые на выдумку накостники. И тогда мы решили повести с ними решительную борьбу.

Для выявления конкретной особи пакостника организовали группу обнаружения и захвата. Расставили переодетых агентов в скрытых местах. Одного возле телефона — автомата, чтоб сразу звонил соседу по подъезду — «внимание, пакостник!» Тот должен тихонько выйти, в тапках, чтоб не спугнуть «минера» внизу. Одновременно к подъезду с улицы продвигается группа захвата. Вместе они и берут его в «клещи».

Накрываем пакостника обязательно с поличным — незастегнутой ширинкой или штанами в руках.

Захватчики передают его в руки экзекуторам, которые тут же, на глазах у публики, побивают его хлестким прутиком по тому месту, откуда ноги растут. Пакостник, естественно, орет на весь базар. Юридически грамотно орет: «Это нарушение прав человека!» и «Это вразрез с «Соглашением о гражданском мире и согласии!» Кое‑что про мать добавляет. Словом, реагирует неравнодушно. И где‑то убедительно.

На этой почве в нашей Инициативной группе начались разногласия. Некоторые склонны считать, что мы и в самом деле нарушаем права человека. В данном случае — право пакостить. А это нынче самое главное право. Об этом кричит на каждом заседании группы Двурушников-Подхалимский. Потому как сам имеет склонности. Чтоб

заткнуть ему рот, мы пошли на компромиссный вариант — решили разработать и утвердить региональное (на уровне нашего «Уголка») Положение о борьбе с пакостниками. Разработали, обсудили на комиссиях и подкомиссиях. Стали голосовать — мнения разошлись. Мало того — об этом нашем Положении узнали пакостники (нам кажется, через Двурушникова — Подхалимского) и прислали альтернативное «Положение» с приложением «Соглашения о несогласии с нашим «Положением». Из него следовало, что мы сами «творим», а на них сворачиваем.

Мы обратились в компетентные органы. Нам компетентно разъяснили: поскольку нет нового специального Закона о пакостниках, а в старом нет про них статьи, то «Соглашение о несогласии «пакостников» признать юридически обоснованным.

Тогда мы обратились в высшую инстанцию. Из высшей инстанции пришло еще более компетентное разъяснение: поскольку наша Инициативная группа не прошла регистрацию в Минюсте, то деятельность ее признана незаконной.

Мы кинулись было писать в высочайшую инстанцию «всенародно избранному». Но вовремя вспомнили, что рыба… плавает головой вперед.

Так и живем: мы страдаем, а пакостники пакостят. На законном основании. Продолжают «минировать» наши подъезды с удвоенной энергией. С некоторым обновлением «репертуара» — там, где пьют, не только льют, но и бутылки бьют. Нам назло. Женщины наши стыдятся смотреть в глаза мужчинам. А мужчины безропотно слепнут от бездны сюжета настенных рисунков.

Апрель, 1994 год.

ПУЛИ ДЛЯ ЦАРЬ — ПУШКИ (Сон в гостях у мамы)

Раньше мне снились приятные сны: про работу, про друзей, про хорошеньких женщин… А теперь! Возраст, что ли?! Все про выборы, про Чечню и опять про выборы. А то вообще про мировую политику.

Достали нас этой политикой: насмотришься телевизор, наслушаешься радио, начитаешься газет, а потом всю ночь к выборам готовишься. А рядом жена недоумевает…

Но что я?.. Вот мама моя! (Ей девяносто лет). Она вся в политике. Недавно приехал к ней в гости, она на радостях затеяла борщ с фасолью, мой любимый. Приготовила, подала на стол, а фасоли в борще не оказалось. Прости, говорит, сынок, — забыла положить. Все думаю, кого будем выбирать — Ельцина, Зюганова или Явлинского?

Посмеялись, поели борща без фасоли, попили чаю и стали смотреть программу «Воскресенье». А там опять все про Ельцина да про Ельцина: «Наш Президент! Наш Президент!» И туда он поехал, и там побывал. И пенсии пообещал поднять. Одна женщина машину выпросила.

А чего? Не из своего же кармана. Из Президентского фонда. Как будто в том «фонде» свои деньги чеканят. Словом, жуть как активизировался. Весь ушел в народ: то в Русское бистро заглянет, кваску попьет с Лужковым; то к студентам завернет в институт имени Баумана; то вышел на сцену Большого театра поздравлять Моисеева; то на Кубань… А на днях в самую горячую точку мотнулся, в Чечню. Несмотря на предупреждение органов, что там готовится на него покушение. Словом, бурлит. Готовится к выборам. Зондирует почву.

— Что значит зондирует? — спрашивает мама.

— Ну, вроде прощупывает.

— По телевизору прощупывает?

— Не по телевизору. А с живыми людьми. В глаза им смотрит…

— А — а-а! Сегодня соседский кот приходил. Вчера у меня рыбу стащил. На ступеньку крылечка ногу поставил и смотрит мне в глаза — входить, не входить? Это он почву зондировал? То есть, как я отношусь к тому, что вчера он у меня рыбу стебнул?

— Ну, примерно так.

— Нашкодил, а теперь зондирует?

Легли спать. Не спится, все думаю: а в самом деле, за кого голосовать? С тем и заснул. И снится мне, что мы с Борисом Николаевичем идем по Кремлю. Подходим к Царь-Пушке. Я и говорю:

— Вот по телевизору бают, Борис Николаевич, что вы прямо‑таки растворились в народе: и туда, и сюда поехали, и к народу вышли. В Чечню вон даже не побоялись…

— То я пули отливаю, — говорит он, — для Царь — Пушки.

Я напрягся. Недоумеваю. Что такое он говорит? Но потом вспомнил, что это сон, а во сне все может быть.

Идем дальше. Светит полная луна. Смотрим — рельсы лежат. Целая секция. Спрашиваю:

— Не те ли это рельсы?

Он кивает согласно.

— Они сердешные. Тоже пуля для Царь — Пушки. Но это пройденный этап. Пора и забыть. Давай‑ка вот сюда завернем.

И подводит меня к… Висит нечто, наподобие воздухоплавательного шара. Этакий размалеванный пузырь неимоверных размеров.

— Это побежденная инфляция. Гордость моего президентства! — Помолчал и вдруг’ добавил обреченно: — Тоже пуля…

— И стабилизация экономики пуля?! — заволновался я, — Интеграция стран СНГ и Договоры о разграничении и перестановки в правительстве — увольнение Чубайса?!

— Все. Все это пули для Царь — Пушки.

— И светлое будущее России?

— Все.

— И даже телефон доверия?

— Само собой.

— Неужели и сами выборы? — с замиранием сердца выпалил я.

— Выборы? — Он задумался. — Вот уволю всех губернаторов, которые не обеспечили выборы в декабре прошлого года, тогда скажу, пуля это или… Впрочем, могу уже сейчас сказать, шта и это пуля. Хотя не отлитая пока. Отливаю. Вот хожу в народ, зондирую почву…

— Моя мама никак не поймет, что значит зондировать.

— А вы разъясните, мол, прощупывать.

— Разъяснял. Она даже пример из жизни привела, чтоб лучше понять.

— Ну‑ка. Интересно, какой — такой пример?

— Соседский кот пришел, что давеча у нее рыбу спер. Поставил лапу на ступеньку крыльца и смотрит ей в глаза. Зондирует почву про вчерашнюю рыбу.

— Ну и…

— А — а-а! Говорит. Нашкодил, а теперь зондирует?!

Я не стал говорить, что тут мама ввернула про сбережения, которые «ляснули», как она выразилась.

Борис Николаевич сделал вид, что не расслышал моих слов. И в это время мы снова подошли к Царь — Пушке.

Остановились напротив жерла. Борис Николаевич и говорит:

— Зайдем, по кружке пива выпьем.

— Так это же не бистро, это пушка.

— Ну и шта! — И тащит меня. Иду, а сам думаю, и как это мы поместимся в Царь — Пушке? Но потом вспомнил, что это сон, и во сне все может быть. Заходим. А там!.. Кого только нет — и Лужков, и Собчак, и Гайдар, и Филатов, и Явлинский, и Грачев, и Дудаев, и Горбачев, и Шушкевич, и Кравчук, и даже Лех Валенса. Сколько знакомых лиц! И Толик Чубайс… Почему‑то в наручниках. И теснота, духота. Спрашиваю Бориса Николаевича:

— Вам не душно?

— Душно, — говорит, — Но я терпеливый. Если хочешь, выйди, хвати свежего воздуха. Заодно фитиль подожги.

Я вышел. Хватанул свежего воздуха и поджег фитиль. Царь — Пушка бабахнула, и они все полетели. Кричу:

— Куда же вы, Борис Николаевич?!

— На луну. Пули отливать лунатикам!

— Но почему у Толика наручники?!

— Он их приватизировал!..

Вот бы сон в руку…

Май, 1994 г.

ОТРАДА МОЯ — ОТРАДНАЯ (Отчет о торжествах на хуторе Труболет)

Не думал, что все получится так здорово. Хотя были хорошие предчувствия. Этакий ободряющий шепоток души — вещуньи. Я уже привык к этому голосу, узнаю его. А перед Отрадной, когда оплавленное солнышко село за дальнюю горную гряду и повеяло, наконец, прохладой; когда тихо опустились сумерки, и землю объяла этакая тонкая пронзительная благодать, в душу начал сочиться восторг от картин за окном нашего старенького автобуса с «носом». Сначала растаяла в сумеречной дали ломаная линия горизонта. Потом над распадками зависла тонкая пелена тумана. В этих распадках, под туманами, мнились некие залежи чудных загадок человеческого бытия. Слева, справа, впереди — станицы, хутора светятся мирны

ми, уютными огоньками. Медленно встают дымы над трубами. Они упираются в пелену тумана, растекаются и растворяются в нем, пополняя «пуховик», зависший над поселением. Как‑то в домах этих протекает жизнь селян! Струится неслышно под недремлющим оком Вселенной. Мужчины и женщины, старики и дети; жены и мужья, сыновья и дочери; матери, отцы; семьями, в одиночку; влюбленные и равнодушные, спокойные и беспокойные; красивые и не очень. Уставшие, бодрые, счастливые и несчастные; умирающие и новорожденные. Право! Сколько их там. Со своими страстями и проблемами, радостью и горем. Там. И вот там, за покатым холмом, в широком и долгом распадке. Мерцают огоньками. Они кружат слева, справа; маячат впереди, уплывают назад…

В окно автобуса сочится запах соломы с убранных полей. Он перешибает запахи пробензиненного насквозь салона. Я представляю себе, как млеет душа здешнего станичника или хуторянина, когда он подъезжает к родным своим пенатам после шумного, пыльного и загазованного по ноздри города. Он уже мысленно дома. Мысленно разговаривает со своими. Ходит по комнатам, перебегает взглядом с вещи на вещь, составляющих его быт и уют.: Если он молод и женат, предвкушает ласки любимой жены в постели; если в преклонном возрасте, — думает о сладостном отдыхе. А любящий отец, конечно же, представляет себе, как кинутся к нему детишки в надежде получить гостинец. И он не обманет их надежд — там, в сумке, действительно припасено для них кое‑что. Представляет, как они радостно завизжат и потянутся обнимать его за шею маленькими своими, теплыми ручками.

Я говорю Ждану — Пушкину, сидящему рядом:

— Какая прелесть!

Он философски кратко, но, чувствую, равнодушно отвечает:

— М — да… — И смотрит в окно, мол, где же там прелести?

Мы едем на празднование семидесятилетнего юбилея хутора Новоурупский и шестидесятилетнего юбилея нашего писателя Ивана Бойко. Хотя его уже «отпели», как выразился перед этим его друг, тоже писатель, Иван Зубенко. Восьмого августа, в день рождения, крепенько посидели за столом. Но «отпевание», похоже, имеет честь быть продолженным. Такова воля и желание размашистого юбиляра. Он родился шестьдесят лет тому назад в хуто

ре Новоурупском, который назвал в своей повести Труболетом.

Мы едем уже около пяти часов. Мы намаялись в маленьком автобусе. И гадаем, накормят нас по приезде, или… И хочется полежать. Вытянуться на кровати, потому как сидеть в кресле автобуса несколько часов кряду утомительно и надоело.

Но все обошлось как нельзя лучше.

На следующий день утром мы отправились на хутор. (От Отрадной шесть километров). Конечно же остановились у моста через Уруп. Того самого моста, который был построен стараниями и упорством Ивана Бойко. Благодаря этому мосту «неперспективный» умирающий хутор сразу ожил. Теперь здесь крупное овцеводческое с частичным полеводством отделение. Здесь выведена и совершенствуется одна из самых эффективных пород овец. Что шерсть, что мясо. Мы в этом убедились наглядно.

Сразу за мостом дорога берет круто, потом идет по склону горы Казачья, мимо кукурузного поля, того места, где когда‑то жили деды Ивана Бойко. Он обращает наше внимание на это и «грозится» построить на этом месте Дом творчества. Потому что здесь красиво и отсюда открывается широкая панорама отрадненского предгорья. В самом деле — глаз невозможно оторвать, до того красиво. Длинные пологие холмы — словно волны океана. Они уходят к горизонту, между ними широкие, возделанные или заселенные распадки. Или заросшие лесом. И причудливо расчерчены лесопосадками. А в дальнем далеке над ломаной линией гор чуть угадывается, сливаясь с небом, еще более дальняя линия гор. Говорят, при ясной погоде, когда воздух хрустально прозрачен, виден двуглавый Эльбрус.

Проезжаем новую часть хутора — красивые кирпичные коттеджи, построенные на том же «бойковском напоре», что и мост. Поднимаемся чуть в гору, и вот он, собственно, хутор Новоурупский. По повести Ивана Бойко «Труболет». Здесь видавшие виды хатки мирно уживаются с новыми добротными домами. Сады, огороды и настоящая, из жердей, ограда. На правой стороне улицы — громадный навес. Под ним техника. А дальше, под горой, — овчарни. Широкие, просторные и уже старенькие. Возле столовой — праздничная толпа. У ближнего двора стоит щедро накрытый стол, на нем всевозможные закуски и большая старинная четверть самогонки. Подходи, пей, закусывай. Рядом импровизированный сруб колодца. На нем

цибарка с холодной зуболомной водой. Подходи, утоляй

жажду.

Несмотря на холерные страсти в стране, я вижу, люди подходят, пьют. Я тоже напился. Уверенный — сельчане плохой водой не напоят. И в самом деле — потом я видел тот колодец, откуда вода в цибарке: на нем железная крышка на замке. И забор воды ведется установленной внутри электропомпой.

Подъезжают и подъезжают легковые машины, автобусы, конные повозки, мальчишки снуют на велосипедах. В глазах рябит от ярких нарядов артистов самодеятельных и профессиональных коллективов, прибывших сюда из других станиц и районов. Женщины в нарядах окружают юбиляра и, пританцовывая, поют величальную. Иван Бойко со знанием дела принимает их поздравления — тоже пританцовывает и поет. С такой же величальной окружают некоторых гостей. Потом вся эта гомонящая, поющая, играющая публика с репортерами от радио и телевидения продвигается к столовой, где приготовлена площадка для выступлений артистов, и небольшое возвышение с микрофонами, откуда будут выступать желающие сказать речь.

Ведущая объявляет о начале торжеств. Хотя они давно уже начались спонтанно. Возвышение для ораторов украшено «задником» — квадратом загрунтованной фанеры, на котором изображены цифры 70 и 60 — юбилейные даты хутора и писателя Ивана Бойко. И лента, которая охватывает эти цифры и как бы связывает эти два события.

Скромно и умно!

Выступило районное и местное начальство. Поздравили хуторян и писателя — юбиляра. Все чинно, красиво. К Ивану то и дело подходят люди — женщины, мужчины, молодежь, даже детишки. Поздравляют его, вручают букеты, подарки. Он гут же передает это жене Валентине Николаевне. Она и часть родственников его жмутся здесь, возле меня, у сеточной оградки. И ни в какую не хотят садиться на стулья, вынесенные из столовой, — стоя, им виднее, как чествуют Ивана. А он, нарядный, ходит кочетом в этом головокружительном торжестве. Держится молодцом. Даже привычно, будто проходил школу славословия. Принимает букеты, подарки, целуется направо и налево. И бесконечно счастливый.

А потом начинается многочасовой вихрь песен и танцев. Палит солнце, шалит ветер, бросая в нас пылью и опавшими листьями. А мы сидим, терпим. Потому что нет сил

оторваться от зрелища. У меня то и дело подкатывает ком к горлу, наплывают слезы на глаза. Невозможно смотреть без умиления, как танцуют девочки из хореографической школы «Лазоревый цветок». А там уже готовятся к выступлению молодежный коллектив из станицы Михайловской Курганинского района. Налаживают электромузыкальные инструменты. Исполнительницы — в белых кофточках и черных расклешенных юбках ниже колен. Одна из них — Ирина Субботина — само совершенство. Она исполняет песенки типа «кантри». С неизменным сюжетом — я тебя люблю, а ты не замечаешь. Я получил истинное наслаждение, слушая ее и наблюдая за нею. Прелестное голубоглазое личико, точеная белая шея, ладная фигурка и маленькие нежные руки. Она скользит по публике холодноватыми глазами, потому что это в основном пожилые люди. И царственно снисходительна — да, я красива. Знаю. Любуйтесь…

Возле меня, чуть впереди ютится семья атамана хутора Новоурупский. Об этом мне шепчет на ухо писатель Александр Васильевич Стрыгин, который здесь уже третий день и за это время успел даже поквартировать в этой семье. Знает. по имени отчеству их мать, сухонькую, аккуратную женщину, его жену Ольгу — атаманшу. Здоровается с ними, говорит какие‑то приятные слова. Они с детской коляской и двумя прелестными созданиями — девочками в нарядных платьицах и легких с прямоугольными краями беленьких шляпках с резинками под подбородок, чтоб ветром не сдувало. Одной малышке годика три, второй и того меньше. Эта меньшая то и дело выходит в круг и мило этак сучит ножками — танцует, не в силах удержаться от забористой плясовой. Потом идет к коляске и просит старшую поделиться питьем. Та внимательно всматривается в нее, а бутылку протягивает мне. Все вокруг смеются. Ждан, который Пушкин, говорит из‑за моего плеча:

— Женщина!.. Сделала свой выбор. Положила глаз на Ротова.

Песни и пляски перемежаются с поздравлениями в адрес хуторян и писателя — земляка Ивана Бойко. Крепенькую, зажигательную речь произнес его земляк, редактор «Кубанских новостей», атаман станицы Бесстрашной Петр Ефимович Придиус.

Александр Васильевич Стрыгин вручил юбиляру его портрет, написанный маслом. Я сподобился на стихи. С юмором — «На Труболете принесясь»…

На трибуну поднимается тетя Поля. Маленькая, щупленькая бабуля. Она помнит Ивана вот таким! Рассказала, как они жили — бедовали. Перемогали лихие времена. И перемогли‑таки! Вона как! — даже свои писатели теперя есть. Ей преподнесли большой букет. Она спустилась с трибуны и оказалась недалеко от нас. Я рассмотрел ее хорошенько. В этом маленьком человеке было что‑то величественное. От истинной России. Убогой и необоримо доброй. Блекло — желтый платочек, вылинявший от стирок и времени. Мелкими цветочками. Видно, парадный. Черное платье из искусственного, по — моему, бархата. Тоже мелкими цветочками. В чулках и шерстяных носках. В комнатных тапочках. Тоже, видно, парадные. Потому как не стоптанные. Глаза живые и долговечные. И вся она — сама доброта и всепрощение.

Подошел Иван и расцеловал ее. А она: «Я так волновалась. Так волновалась!..» Ей говорят: «Хорошо, тетя Поля! Отлично!»

Я запалился на солнце, встал, пошел к буфету попить минералки. А там щекастая буфетчица яростно, не выбирая выражений, чихвостит молодого белобрысого казака, который якобы спер у нее принародно бутылку вина. — Тебе той четверти, харя, мало!..

Я пошел к щедро накрытому столу, на нем уже ни четверти, ни закуски. Одни куриные косточки. А казаки ходят подозрительно навеселе. Проворный народ!

Стали поговаривать, что выступление артистов затянулось. И в самом деле — уже четвертый час пополудни. Жарко и ветрено. И есть хочется. Ждан, который Пушкин, от голода даже заскучал. Но люди стоят — смотрят, слушают. Не расходятся. Их понять можно — такое у них на хуторе не часто бывает. Это для них настоящий праздник. И артистам надо дать выступить. Не зря же они ехали сюда из других районов. Из Краснодара и даже из Москвы.

На завалинке столовой ютится местный блаженненький — обязательный атрибут настоящей народной жизни на Руси. Они, как символ жалостливой души русского человека. Блаженный чего‑то пьяненько выкрикивает. Не поймешь — то ли ругает этот вихревой наезд гостей, то ли радуется. С лица его не сходит идиотская улыбка. Казаки уже поглядывают на него строх’о. Потом берут под белы ручки и уводят по тропинке на взгорок. Парень говорит другому: «ОМОН приступил к работе. Сейчас они намнут ему бока».

Но ему не мнут бока. Просто оставляют его там, чтоб охладился.

А концерт продолжается. Казаки и казачки уже не выдерживают — сначала за пределами концертной площадки, а потом и на ней заводят свои танцы. Заводилы — Ольга — атаманша и ее пышнотелая подружка.

Но вот закончился концерт. Юбиляр, освоивший уже роль распорядителя, объявляет, что все едут на конные скачки. Садимся в автобус и мчимся. По дороге узнаем, что скачки давно уже закончились. В доказательство видим, что на выгоне на открытый трейлер грузят лошадей. Разворачиваемся, мчимся назад. На торжественный обед. Мы с удовольствием тут же забыли про скачки. А Ждан, который Пушкин, говорит: «Кажется, нам начинает везти».

За столом, накрытым в помещении, места всем не хватило. Поэтому накрыли еще один. На воздухе. Вот за этим-то столом и развернулись основные дальнейшие события. Там уже дошло до белого каления. В том смысле, что от обилия лестных тостов юбиляр заводился все круче, округлялся от важности и свежей вкусной баранины. На маленькой площадке, возле колодца, яростно отплясывал ядреный казачина. Его поддерживала Ольга — агаманша. И вдруг метеором вклинилась к ним подруга атаманши. Крепенькая молодичка при хорошем теле. Она до того разошлась, что в ярости сбросила с ног красивые свои, шитые «золотом» болтолапки (босоножки) и принялась молотить босыми крепкими ногами старый облезлый асфальт с оголившимися камешками. Боже! Ей наверно больно! Я сжался внутренне, почти физически ощущая за нее боль. Где там! Она так лихо, так самозабвенно отплясывала, что на груди у нее на кофточке расстегнулась верхняя пуговица, И гам колыхнулось откровенно ослепительно белое… «предгорье».

А блаженненький прицепился ко мне (куда я, туда и он). Улыбается прямо в лицо. Бормочет что‑то невнятное. Вроде благодарит. Я уже и прогонял его от себя. Нет. Липнет. Наконец уселся у нас в ногах с Иваном Дроздовым. Видно, притягивает наше биополе. Говорят, блаженные чувствуют биополе других добрых людей.

Но вот все устали. Начали расходиться, разъезжаться. И мы поехали на нашем автобусе с «носом». И снова Иван Бойко обратил наше внимание на то, что вот здесь на кукурузном поле, под горой Казачьей стоял дом его отца и деда… Мало того, он велел шоферу ехать на эту самую Казачью гору. Поехали объездной дорогой. Взобрались на самую верхотуру: Там крепенький шальной ветерок. И

широкая красивая панорама. Солнце к закату. Внизу, видно отсюда, идет через мост вечерняя череда.

Хороша, ты русская земля! Потому так много у тебя недоброжелателей.

Переполненные впечатлениями и вкусной свежей бараниной, мы приехали, наконец, в гостиницу. И попадали отдыхать.

Наутро, после завтрака, — местный краеведческий музей. Нас встретил известный краевед, работник музея Ложкин.

Там, в одном из залов, на ватманских планшетах, наложенных на экспонируемые образцы денежных купюр советского периода, в письмах, документах и фотографиях — жизненный и творческий путь писателя Ивана Бойко. И его битвы за лучшую жизнь земляков. Его победы. Впечатляет! Я подумал, если б вот так упорно все мы заботились, каждый на своем месте, о благе России, мы бы не попали в такой разор и бедлам, какой переживаем сейчас.

Кто‑то шутит вполголоса: «Иван устроился на деньгах». Имея ввиду, что планшеты наложены на купюры. Остроумно и язвительно!

Ложкин — пожилой, убеленный сединами, бесконечно усталый, и, видно по всему, больной человек провел нас по залам и показал экспонаты, рисунки, карты, схемы, рассказывающие о далеком прошлом этого края. Интересно и поучительно. И страшно! Потому что на всем этом уже признаки тлена. Годы идут, экспонаты не обновляются, ветшают, здание тоже. Я с ужасом подумал о том, что настанет день и час, когда все это исчезнет. А заодно и память о нашем прошлом. Где же эти деятели от культуры?! Чем они заняты? У меня сложилось такое впечатление, что культура России для некоторых заключается всего в двух словах — выпить и пожрать. Вот и вчера показывали Смоктуновского. Всю передачу он пьет и жует. Правда, красиво.

Смотритель музея обратился к нам — помогите, мы погибаем. Я обращаюсь к знаменитым и просто известным, отраднинцам, которые любят туда наезжать. К тому же Ивану Бойко: да помогите же вы своему музею! Ведь в нем и о вас хранится память.

В зале «Революционные годы» меня поразила картина — конная сеча. На переднем плане воздетая рука. Вернее, кисть руки. Сам человек не виден. На него, на эту руку, летит казак, нацелившись пикой. Еще мгновение, и он пронзит обладателя руки в самое сердце. Но и над тем взметнулась в страшном замахе сабля другого конника.

Русские люди рубят друг друга! Вот это мы можем.

После музея — выезд в горы, на шашлык. Едем. Поем, смеемся, балагурим. Вдруг кто‑то говорит иронически — печальным тоном: «Все ничего! Но одному барану нынче крупно не повезет». Намек на то, что с нами в горы везут барашка.

— Уже не повезло, — остроумно уточняет Ждан, который…

Отрада моя — Отрадная! Русская земля. Ты хорошо принимаешь гостей. Но почему у меня не идет из головы одна странная мысль. Прямо какая‑то блаженненькая, а что если взять и все деньги, потраченные на этот выезд с шашлыком, да и повернуть на содержание музея!

А в ушах звучит тихая, почти неуверенная просьба смотрителя музея: «Обращаюсь к вам — если можете, помогите музею…»

«Кубанские новости», 21.09.1994 г.

ЗВЕЗДУ ДАВИДА ПРИЛЕПИЛИ К НЕБОСВОДУ

Рассказывают, на экзаменах по стихсложению в Царско — Сельском лицее Александр Сергеевич Пушкин предложил неожиданную концовку стихотворению товарища, который безуспешно мучился над строчкой. Тот написал: «На западе восходит Царь Природы». И далее стихи не шли. А пора уже идти отвечать экзаменатору. И тогда Александр Сергеевич подвинул к себе его листок и дописал: «И удивленные народы не знают спать, или вставать».

Так и с этими медалями. Не знают люди радоваться, или возмущаться.

У нас в классе, в школе № 18 в Новороссийске, где я учился, был Вася Корочкин по прозвищу Вася — стихирь. Он сочинял стихи экспромтом. Мы с ним, уже седые дяди, встретились неожиданно на параде — демонстрации, когда народ уже схлынул. Мы оказались в одном троллейбусе. Он стоял в обществе таких же белоголовых, как сам, и внимательно слушал товарищей — фронтовиков. Все навеселе, разумеется. Но медали не на груди, а в руках. И что-то рассматривают. Потом один из них худощавый такой

замахнулся с намерением выбросить медаль в окно. Что такое? Я придвинулся ближе.

— …Это ж надо! — багровея от возмущения, говорил худощавый с непокорным седым вихорком на голове. — И здесь напакостили. В этот святой день!..

— Борьба!.. — многомудро и спокойно заметил лысенький, кругленький, колупнув ногтем застрявшие в зубах остатки закуси.

— Какая борьба?! — уставился на него сердито худощавый. — Провокация! Очередная вылазка гнидоидов!..

— Ну так… — обезоруженно и обреченно молвил кругленький. — Такова наша силяви. — И оба посмотрели на Васю — стихиря. Из нашего 4–го «а». Он такой же щупленький, живот «прилип» к позвоночнику. Седой, морщинистый, но… Видно такой же «шебутной». Подняв указательный палец, он выдал экспромтом:

— Нет! — сказал худощавый. — Надо как‑то… К примеру «К возмущенью русского народа».

— Не, — отмахнул рукой кругленький. — Поедем ко мне, у меня в холодильнике бутылочка… И еще у меня есть лупа. Посмотрим в лупу. Очки могут подвести…

Они стали внимательно рассматривать новую медальку со стороны, где изображен салют над башнями Кремля.

Пришел домой и попросил у мужа сестры, тоже ветерана войны, его новую юбилейную медаль. И внимательно рассмотрел ее через сильные очки. И в самом деле — звезда Давида! Среди пятиконечных звезд фейерверка уютно пристроились шестиконечные. Действительно, очередная вылазка «гнидоидов». Новое словцо. Это же надо ухитриться — вмонтировали в медаль Победы иудейский символ! И я вспомнил худощавого — выражение омерзения на его лице, когда он замахнулся выбросить медальку в окно. И понял почему они держали медали в руках, а не навесили на грудь. Вспомнились и стихи экспромтом Васистихиря:

Но мнилось мне такое продолжение:

ПРИШЕЛ, УЗРЕЛ… НАГАДИЛ, или РУКИ ПРОЧЬ ОТ КОНДРАТЕНКО

К нам в Краснодар приехал корреспондент «Известий» В. Выжутович. Как видно, не в духе: узрел на Кубани «Поход на инородцев».

Его, как человека, «без особых, — как он пишет, — препятствий и проволочек» принял наш губернатор Николай Игнатович Кондратенко. А он за это приляпал ему «Поход». Мало того, к слову лягнул «многих губернаторов», которых, он считает, «обуяла жажда политической и экономической самостоятельности». (Ваша ж, демократическая придумка!) Тиснул свой опус на страницах «Известий» и получился вместо «Похода на инородцев» «Пасквиль инородца». На самого себя.

Только инородец может так извращенно и подло интерпретировать положение дел в крае с миграцией населения. При этом ничтоже сумняшесь, в расчете на простоватость нашего замордованного читателя, использовал казуистические приемы стилистики, широко практикуемые нынче желтой прессой, радио России и центральным телевидением. Как бы ничего не отрицая из того, что действительно лихорадит край и чем правомерно озабочены губернатор и руководство края, а именно «… что в Россию (в том числе на Кубань. — В. Р.) завозят недоброкачественное продовольствие». «И никто не может сегодня сказать, когда сработает отрава: сразу или во втором, третьем поколении». Что «… против России орудует мировая закулиса». Что «…есть такая международная террористическая организация «Красная точка». Что «… на Кубани сегодня по сравнению с девяностым годом рождаемость семьдесят шесть процентов». Что «Вся Россия захвачена мировым сионизмом», и т. д. и т. п., на самом деле поерничать над этим.

Для пущей «объективности» он даже приводит факты, что в станице Варениковской «казаки и жители возмущены тем, что 18 апреля с. г. с 7 до 9 часов утра в помещении спортивного зала школы № 58 проводился сбор и собрание турок — месхетинцев». И юродствует описывая, как ди — ректриса (читай в подтексте — к стыду руководства края), оправдывалась перед станичниками: «Они (турки — месхетинцы. — В. Р.) нам мячи посулили купить. Пять штук. Как раз для спортивных занятий. Из района ж ни копейки не дождешься».

(Так это же следствие ваших реформ, выжутовичи!)

Вам смешно, что «на хуторе Свет прошел сход граждан. В протоколе которого записано: «Мы, все жители х. Свет, просим оградить нас от турецкого произвола». В душе посмеиваетесь над жалобой хуторянки Данькиной: «Детей наших мы не можем оставить без присмотра, того и гляди, что турецкие дети изобьют их или они под большегрузную машину турок попадут».

«Все так, сам видел», — вынуждены писать вы, закругляя вопрос о бедах хуторян и станичников в связи с этой дикой миграцией. При этом делаете глубокомысленный философский вывод: это «понять можно, оправдать — едва ли». Имеется ввиду возмущение местных жителей. В данном случае, мудрствуя лукаво, подтверждая распоясанность инородцев, вы преподносите это в ироническо — снисходительно — издевательском тоне. Мол, проблема существует, но выеденного яйца не стоит.

Чтоб вам известно было, господин Выжутович, на Кубани из четырех миллионов трехсот тысяч жителей, обозначенных вами в статье, около двух миллионов этих самых «инородцев», как вы их называете. Это более сорока шести процентов. И до ваших реформ все жили в мире и согласии. Назовите страну цивилизованного «демократического» Запада, где позволяется подобное? Может такое наблюдается у вас в Земле Обетованной?

Но история гласит другое: там просто выгнали палестинцев с их исконных земель, и весь сказ. И продолжают выгонять и строить еврейские поселения. Вот куда обратить бы ваш зуд обличительства! Однако вы этак вскользь и снисходительно роняете о погромах в Узбекистане в 1989 году. О том, что Качиевых не принимает их историческая родина — Грузия. Что Э. Шеварднадзе издал издевательский указ о репатриации турок — месхетинцев, пообещав «принять их (и то только 5 тыс. — В. Р.) не ранее 2000 года». Если вы такой «объективный», то почему бы не напомнить о том, каким кровавым способом были изгнаны эти несчастные люди из Грузии?

Вам явно мешает быть объективным солидарность с «угнетенными» Россией. В этой своей «солидарности» вы

доходите до поросячьего визга. Срываетесь уже в истерику, от которой вас заносит все больше в крутой национализм. Вы пошли в психическую атаку на всех, мыслящих иначе, чем вы. С этим Павлом Шереметом. Лезете в дела суверенного государств. Теперь лезете в семью с этим сексуальным образованием. Злоба ваша перешла уже всякие границы; и всякий здравый смысл, исходящий от людей не вашего плана, вы превращаете в клоунаду — «…губернатор сделал страшное сообщение».

Вам хиханьки, а для нас это действительно страшно. Для вас наши тревоги — чепуха, потому как вы уже обзавелись забугорными «хатами» на случай.

Вот образчики Вашего патолого — иронического тона: «Вздрогнул и спал с лица, весь обратившись в слух, начальник таможни». «Окаменел, прошибленный холодным потом начальник краевого управления ФСБ». «Сдвинул брови и враз посуровел прокурор», «…жуткая, смертная связь между кубанской битвой за урожай и происками чужестранных вредителей…» И т. д.

Да, да, да! Происки. И не только чужестранных. Все ваши реформы направлены на то, чтобы уничтожить Россию, русский народ. Это даже козе понятно. И не отводите людям глаза, будто ничего такого не происходит. Вы с вашим президентом издевательски не слышите о том, что толкует народ в России. Делаете вид, что не слышите и не видите. И здесь, на Кубани, вы увидели то, что вам надо для околпачивания народа, а не то, что действительно является заботой и болью людей. О тех же армянах, турках — месхетинцах и прочих «черномазых», как вы пишете. Вы как бы не понимаете, что кубанцы не против того, чтоб люди ехали и селились, а против их погребительско-бездушного отношения к земле, на которую они приехали. Они ведут себя здесь как временщики. Приехали, сняли сливки и поехали дальше. Те же дороги. Действительно, заполонили край большегрузными автомобилями. Раскурочили, разбили дороги. А ремонтировать? Доведись такое в вашей Обетованной, вы бы не потерпели. Подняли бы хай, мертвых выноси. Мало того, хапнули землю у палестинцев и строите там свои поселения.

В своей статье вы забываете, что за нынешнего губернатора Кондратенко проголосовало 82 процента избирателей. Мордуя его, вы мордуете весь народ Кубани. И какое после этого к вам отношение будет?

«Кубанские власти, — пишите вы, иронизируя гряз

но, — мозгуют, чем ответить на гнет инородцев». Обсуждают вопрос «Стрелять или не стрелять в случае необходимости».

Ваши реформы поставили эти вопросы, а не власти Кубани. И ваши эти провокационные пасквили на русский народ.

Свежий факт.

21 августа с. г., вскоре после вашего наезда, слышали, наверное и порадовались, не без влияния вашей статьи в Славянске — на — Кубани был спровоцирован серьезный конфликт. Началось с пустяка: русский парень с армянином «не поделили» девушку. Нашлись провокаторы, которые пытались придать этому национальный характер. Между прочим, некоторые из них кричали, ссылаясь на вашу статью. Вот кто сеет национальную рознь! Вы. Который приехал, узрел… Нагадил.

Г. В. Мухина Вас. не устраивает тем, что согласна с установкой местной власти: «Кубань — для кубанцев». Почему же Израиль — для израильтян? Почему Армения — для армян? Германия — для немцев. Англия — для англичан. Америка — для американцев?..

Последняя главка Вашего пасквиля называется «Пропаганда со свастикой». Ох и горазды вы ярлыки вешать. То мы «красно — коричневые», то «совки», то прямо‑таки фашисты. А вы кто? Вы лживые и продажные насквозь. Вы добились Закона о СМИ и вообразили, что это только для вас. И когда «Кубанские новости» позволили себе напечатать интервью с Баркашевым, Вы разъярились с пеной у рта. Вам можно, другим нельзя?

Работает постулат Катехизиса еврея в России? «Что разрешается нам по отношению к другим, то не разрушается другим по отношению к нам».

Вы сами своей наглостью и породили Баркашова и РНЕ. Вы сами своей наглостью и дикой русофобией породили баркашовщину и прочий антисемитизм. И нечего на зеркало пенять… Будете и дальше наглеть, может случиться, что жизнь востребует пророчество Адольфа Гитлера: «Если хоть один человек в мире когда‑нибудь произнесет «Хайль Гитлер!» — значит дело мое живет». А «дела» его вы испытали на своей шкуре. И вырвал вас из его пасти русский народ неисчислимыми жертвами. Над которым вы теперь грязно потешаетесь. Не гневите Бога! Он милостив, но он и строг. Не забывайте наказ ваших гениальных предков — соплеменников, которые еще в конце девятнадцатого века предупреждали вас: «…всякая революция в России в конце концов пройдет по еврейским трупам».

Возьмите это себе на заметку. А пока от имени восьмидесяти двух процентов кубанцев — избирателей — грязные руки прочь от Кондратенко!

1997 г.

«ЧЕРНОЕ МОЕ МОРЕ!..» (О чем глаголет истина творчеством младенцев)

В г. Новороссийске, в выставочном зале музея — заповедника прошла Международная передвижная выставка «ЭКО — ПОНТ 1997–1998». На ней было представлено 172 работы детей из шести причерноморских стран. О чем же глаголет истина творчеством младенцев? О том, что наше «синее, синее Черное море» становится сточной ямой Европы. Румынские, болгарские, турецкие, украинские, молдавские, российские дети представили свои рисунки, изображающие недалекое будущее Черного моря.

На одном рисунке — море в разрезе. На поверхности его и особенно на дне чего только нет: пластмассовые бутылки, консервные банки, банки из‑под пива, автомобильные шины, спинки металлических кроватей и т. д. и т. и. А собственно вода потрясающе пуста — ни тебе рыбешки, ни тебе водорослей… Только существа неизвестного происхождения да и те в противогазах.

На другом рисунке изображен «вроде — человек». Он лежит в гамаке на берегу грязного моря — лужи, вокруг него неимоверное количество всякого мусора, над ним нависли смердящие облака дыма и гари, он посыпан пеплом и шмотьями сажи; сам худющий — кости да кожа. Но с книгой в руках: намек на интеллект. «Вроде — человек» отдыхеет. Опять же в противогазе.

Поразительно, как точно, с каким сарказмом изобразил мальчик «вроде — человека» с книгой. То есть, речь идет о нас сегодняшних — вроде образована; х, начитанных, считающих себя культурными людьми \ «о сути — прп

митивных существах. Отравили свою собственную среду обитания.

Мальчик этот наверняка не знает еще толком жизни, но уже интуитивно чувствует кошмар будущего. То, как мы беспутно относимся к великолепию окружающей природы. К тому, что составляет нашу ежечасную радость — рекам, озерам, лесам, морям… Всему тому, что как будто не является собственностью каждого и как бы не имеет к нам отношения, а на самом деле суть бытия нашего существует рядом и в нас самих. Мы дышим воздухом, пьем воду, выращиваем хлеб насущный и овощи на земле, каждая крупинка которой так или иначе и обеспечивает наше повседневное, ежечасное, ежеминутное, ежесекундное существование.

В самом деле — как захламили мы все вокруг и нашу душу! Как напрочь мы отгородились от природы своими бесконечными потребительскими претензиями. Себе на потребу уродуем Землю и называем это прогрессом и цивилизацией.

Дымами бесконечных заводов и фабрик, выпускающих автомобили, красивые ткани, модную обувь; тысячами и тысячами кораблей, бороздящих воды морей и океанов, тысячами самолетов, рвущих в клочья атмосферу, которой мы дышим, запусками космических кораблей, подъемные ракеты которых прожигают незаживающие дыры в озоновом слое атмосферы; миллиардами тонн всевозможных отходов производства и жизнедеятельности человека; высыхающими озерами, пересыхающими реками, уничтоженными речками и ручьями, миллионами кубометров переведенного леса.

Думает ли об этом преуспевающий бизнесмен, проезжающий на чудо — автомобиле по умощенной асфальтом улице или уложенной отборным булыжником? Живущий в условиях великолепия и комфорта и мечтающий лишь об одном — жить еще в большем великолепии и комфорте. Больше чем уверен, он не думает об окружающей его среде, которая дала ему все это великолепие.

Думает ли красавица — прожига, что и красивой‑то она, желанной такой стала именно благодаря дарам природы. И думает ли она о том, что природа не бездонное вместилище, что ресурсы ее не бесконечны, что наступит момент, и процесс ее разрушения примет необратимый характер. Больше чем уверен — не думает. Она думает лишь об одном — еще больше нравиться, еще больше расходовать на себя. Еще больше прожигать жизнь.

Думая о таких, которым до лампочки как чувствует себя окружающая среда, я не могу не думать о тех, кто ведет скромный образ жизни. Их большинство. И они, обреченные иметь то малое, что необходимо для жизни, озабочены продолжением рода, крышей над головой, тем, что поесть сегодня, что Бог пошлет завтра. Эти задумываются над будущим Земли. Они сажают деревья, они очищают родники, бережно возделывают землю; они первыми бросаются спасать птиц, попавших в нефтяной розлив; они живут в скромных домах; дружат по — соседски и с удивлением и омерзением смотрят бесконечные западные сериалы о том, как люди ненавидят и убивают друг друга.

Нас упорно учат ненавидеть. Быть равнодушными и не только к природе. Даже в кругу семьи. Даже с любимыми и близкими. Нас приучают к тому, что жизнь человека ничего не стоит. Нас приучают к тому, чтобы мы уничтожали друг друга как мух. Идеология «золотого миллиарда»; «Меньше народа — больше кисл. орода».

Мы понимаем все это и… Не протестуем. Почему? Притупилось восприятие? Телерадиояд действует? Конечно. И потом, человечество обладает космической интуицией: оно предчувствует гибель. Особенно детское человечество, если можно так выразиться. Оно тоже подвергается мощной телерадиообработке, и пока еще не испорчено, не ввергнуто в клоаку безнадежного будущего. Но их ужасает образ живущих рядом взрослых. Это же нелюди, это же монстры.

Вот он, образчик такого человека — монстра, которого я назвал в начале очерка «вроде — человеком».

Памятник из мусора, из отходов. Банки, склянки, тряпки, арматура, пластмасса, фрагменты одежды и обуви, бумага. объедки, бутылки, и еще Бог знает что в изобилии производит человечество. Но в этом слепке невероятно разнообразного мусора четко обозначены человеческая голова, руки, ноги, туловище.

А ведь как верно! Копни душу каждого из нас — невероятная захламленность! А детская светлая душа протестует. Почему же мы взрослые не протестуем? Почему смирились?

Неужели потому, что просвета впереди нет? И даже те взрослые тети и дяди, которые придумали эту выставку, которые организовали ее и которые возят ее по странам и черноморским весям, по окончании рабочего дня садятся в блестящие лимузины и катят домой к тем самым детям, которые протестуют против бездумного растранжиривания природных ресурсов. Мы лицемерно кричим на весь мир о том, что в озоновом слое атмосферы образовались опасные для человечества прорехи, а сами строим все новые и новые автомобильные заводы; автомобили уже тучами носятся по планете; строим все новые и новые города, которые коростой затягивают лико Земли. Поднимаем в воздух все новые и новые лайнеры. Такой величины и мощи, что охватывает ужас при взгляде на них вблизи. Мы расщепляем атом, мы создаем атомное оружие, одно мощнее другого. Мы рвем землю испытаниями атомных бомб и тут же начинаем лицемерную компанию по запрещению испытаний атомного оружия. Мы уже вопим о необходимости сохранять природу, а сами строим новые Такомаки, где разгоняем частицы мироздания до такой скорости, что частица превращается в античастицу. Мы упорно лезем в святая святых Земли, природы человека: изобрели планирование — создание абсолютных своих копий. Это чудовищное изобретение, идущее в разрез закона эволюции природы, — исправно послужит самоуничтожению человечества.

Ну что ж — вооружившись лицемерием, вперед к полному самоистреблению!

Уже как предсмертный вздох, как тихий вопль в пустоту будущего звучит это стихотворение, которое случайно обнаружил на столике. Я читал и перечитывал, перед тем как уйти с выставки. Оно написано от руки, на тетрадном листочке в клеточку. Не подписанное. Служители музея сказали, пришел человек с виду бомж, положил листок и ушел.

Не назвался даже. Я переписал стихотворение себе в блокнот.

Последняя строчка стихотворения произвела на меня сильное впечатление: как просто и как уничтожающе сказано о нас бездумных. А вечером по телевизору выступала группа «Машина времени» иод руководством смакующего перевернутую демократами жизнь Макаревича. Ощерив на мир зубы, прогремел новую песню, как всегда с претензиозным подтекстом:

Телеэкранная эйфория «богоизбранных» достигла пика. Россия действительно прогнулась под ними. Пока. Но она может и выгнуться. Спружинить. Где тогда они окажутся?..

ПРОДВИЖЕНИЕ ВУЛАГа НА ВОСТОК, или НАПРАВЛЕНИЕ ГЛАВНОГО УДАРА (Памфлет)

Что такое ГУЛАГ, мы знаем. Солженицын просветил. А вот что такое ВУЛАГ, я не знал до вчерашнего дня. А вчера мне растолковал в трамвае мужичок в кепочке а — ля Лужков. Это «Всемирное управление лагерями».

— Неужто и такое есть? — удивился я.

— Есть, есть! Пока это называется НАТО. Которое настырно продвигается на Восток. Им мало Латинской Америки, Европы… теперь двинули в Азию. На Россию.

Это у них направление главного удара. Зеками становятся не отдельные граждане, а целые страны. Что вы хотите, давно уже идет война за мировое господство. Этакая бархатная. Под видом соблюдения неких интересов США… — Мужичок скосил на меня глаза, посмотрел с сожалением, как на непросвященного бедолагу, и продолжил снисходительно образовывать. В результате, мой широкий политический кругозор стал еще «ширше», как он выразился.

И завертелось в моей голове — ГУЛАГ, ВУЛАГ, Бархатная война… И за что бы я ни брался в этот день на даче — в голове ГУЛАГ, ВУЛАГ, Бархатная война.

Чтоб отвлечься от этого политнаваждения, я затеял спор с внуком Женькой. Мол, пятерка в дневнике все же лучше, чем тройка. В ответ он толкует, что тройка — та же пятерка, только хвостик в другую сторону.

Железная логика!

Как у того НАТО. Они ведь как говорят: ну подумаешь, мы придвинемся к границам России! Ничего страшного в этом нет…

А зачем тогда придвигаться? Спрашивается. Говорят, да просто так. Захотелось, и все…

Ну дают ребята!

И опять я не могу успокоиться — ГУЛАГ, ВУЛАГ, Бархатная война. Наверно я даже вслух сказал эти слова. Потому что мой внук замялся этак стыдливо, заулыбался: «Вот я маме скажу, что ты учишь меня плохим словам».

Поистине плохие!

Мало того, за ними стоят плохие дела. Страшные! Стоит только подумать, — что им здесь надо? Живете в своей Америке? Ну и живите. Чего сюда лезете? Да настырно! Да с фигой в кармане. Как будто в России, в правительстве дураки сидят. Всего лишь придурки. А Примаков, тот даже уже договорился с Солана про компромисс с НАТО. Какой? А это нам не обязательно знать. Украина вон тоже уже договорилась. До того, что там уже американский десант тренируется…

Еду домой с дачи, а в голове… Ну в общем то же самое. И когда ужинал. И когда смотрел телевизор. И когда уже лег спать…

Не могу уснуть: в голове ГУЛАГ, ВУЛАГ… Перед глазами улыбающиеся Примаков и Солана. Полгода писали какую‑то бумагу, которую стыдно народу показать.

Включил свет, потянулся к пачке газет. Думаю, почитаю, отвлекусь и потом засну. Выдернул из‑под низу. И на глаза мне попадается про НЛО. То что надо! Люблю про разные загадочные явления, про космос. Правда, статья называется «НЛО и новый мировой порядок». Какого‑то Геннадия Шиманова. Вот он пишет: «Только за первый год пребывания Эйзенхауэра у власти (1953) по крайней мере 10 дисков (НЛО. — В. Р.) разбились. (На территории Америки. — В. Р.). В них обнаружены 26 мертвых и 4 живых инопланетянина».

Ничего себе!

И я тотчас забыл и про ГУЛАГ, и про ВУЛАГ, и даже про то, что уже третий час ночи.

Считается, что американцы не врут. Но Шиманов пишет, что правительство США как бы скрывает эти потрясающие факты про НЛО. Но после того, как на страницы СМИ якобы прорвалась эта сверхсекретная информация, оно сделало заявление, в котором как бы не подтверждает факты с НЛО, но и не опровергает. «Нами был рассмотрен в общих чертах вопрос о возможном существовании внеземных животных, поскольку многие из летающих предметов, по описанию очевидцев, вели себя в небе скорее всего как живые существа. Однако у нас есть очень немного достоверных сообщений о внеземных животных».

С ума можно сойти!

«Очень немного достоверных сообщений». Пусть немного, но достоверных! В чем дело? Куда они клонят?

Потом проясняется. Оказывается, пришельцы из космоса ведут себя агрессивно по отношению к людям. Испепелили каким‑то своим оружием полковника, который попытался приблизиться к ним. И по миру поползла, словно чума, мысль о возможной интервенции инопланетян Поднялась крутая волна всемирного психоза о грядущей опасности из космоса. Над человечеством встала зловещая тень всеобщего врага. От которого может спасти только всеобщий избавитель. США! А точнее НАТО.

Вот где собака зарыта!

Читаю дальше Шиманова. Чтобы проверить готовность людей воспринимать политику всеобщего порабощения инопланетянами, был проведен грандиозный эксперимент. В той же Америке в 1938 году.

«Поразительные результаты были достигнуты в ходе предварительных исследований, проведенных в США. — Пишет он. — Радиоинсценировка «Вторжение марсиан» вызвала такую реакцию американцев, о которой можно было только мечтать.

Тысячи перепуганных людей готовились к эвакуации

или горячо молились о спасении… «Мы уже слышим стрельбу, мне нужен противогаз!» — кричал в трубку какой‑то житель Бруклина…

Дороги и телефонные линии в течение нескольких часов были забиты до отказа… С крыши одного нью — йоркского здания кто‑то видел в бинокль вспышки взрывов на поле битвы с марсианами. Другой слышал свист марсианских цилиндров…

Между тем это была всего лишь лукаво поданная радиопостановка по роману Герберта Уэллса «Война миров».

Каких же результатов можно добиться, если осуществить подобную постановку на более серьезном уровне и во всемирном масштабе?» — заключает автор.

Вот для чего, оказывается, разыграли карту НЛО американские стратеги всемирного господства!

Но задумка не прошла. Потому что именно с Востока, куда теперь с упорством маньяка продвигается НАТО, а именно из России, пошел целый поток разоблачительных публикаций. Подключились лучшие умы. И стратегия всемирного запугивания инопланетянами лопнула. Вернее, затихла, чтоб преобразоваться в новую. Был создан новый образ всемирного врага — СССР. Было брошено в массы западного обывателя злобное клеймо «империя зла». Были истрачены немалые миллиарды на подкуп пятой колонны внутри СССР. В результате мы имеем то, что имеем. Нет могучего СССР. К границам оскопленной России стремительно продвигается НАГО. И в самом деле — идет третья мировая война. Бархатная. Вот разделаются они с Россией, и тогда наступит долгожданное всемирное господство США.

Кстати, мужичок в кепке а — ля Лужков так расшифровал мне США: «Сионистский шабаш».

Вот тебе и В У ЛАГ. Он на самом деле маячит в перспективе. И об этом нас предупреждает ясновидящий Шиманов: «…на самом деле инопланетян нет, но есть вполне земные силы, уже давно наращивающие свою закулисную власть над человечеством».

Отложил я газету и снова в голове ГУЛАГ, ВУЛАГ, Бархатная война, Сионистский шабаш… Не нашел я покоя и в космосе от нашей земной политики. Попытался уснугь. Но говорят же, что покой нам только снится…

Тогда я встал и написал этот памфлет. Меня, что называется, достали Но у меня только перо в руках. А есть люди, которые владеют оружием…

О ПРИЧИНАХ ПОГОВОРИМ, ГОСПОДА РЕФОРМАТОРЫ! (Беседа за чашкой чая)

Кубанские писатели Александр Стрыгин и Виктор Ротов решили воспользоваться единственным завоеванием демократов — побеседовать не на кухне, а в рабочем кабинете; и не шепотом, а нормальным голосом.

В. Р. А что, Александр Васильевич, надо признать, что теперь мы можем поговорить о политике открыто и не на кухне, а вот гак — у вас в рабочем кабинете за чашкой чая; и не шепотом или вполголоса, а нормально…

A. С. Да — а-а! Что правда — то правда.

B. Р. И еще — если вы заметили — при демократах никого не расстреляли за инакомыслие или инакодействие. Ни одного тебе громкого судебного процесса, как бывало во времена оны. Прямо не люди мы стали, а сплошные агнцы. А кто разрушил великую страну, разграбил? Вор на воре и вором погоняют. Не расстреливают на Лубянке, но убивают в подъездах. Или на так называемых конфликтах, необъявленных войнах, межнациональных разборках. И население «убывает» по миллиону в год.

A. С. Зато свобода. Никго тебя не заставляет работать: сиди себе без работы. И… без зарплаты. Помирай свободно с голоду.

B. Р. А не хочешь помирать с голоду — иди в рэкетиры или киллеры.

A. С. Можно ругать правительство, президента. Можно обзывать русских дураками, совками, красно — коричневыми, фашистами…

B. Р. Евреев — жидами…

А С. Стоп! Стоп! Стоп! А вот этого нельзя. Макашов обозвал — против него уголовное дело стряпают. Ты что, не помнишь — у них главный постулат: что можно еврею по отношению к другим, того нельзя другим по отношению к еврею.

В. Р. Тогда что получается? Где же демократия? Свобода слова?

А. С. Для одних демократия и свобода слова, а для других, для русских особенно — ни демократии, ни свободы слова, ни даже права на жизнь.

В. Р. Да — а-а! Получается так, Правда, харчей в магазине навалом. И еще Америка обещает; гуманитарную помощь.

A. С.

А как же! Надо же Пятую колонну подкормить. Она хорошо поработала по развалу великой державы СССР. Теперь вот добивают Россию. А насчет харчей, ты, Виктор, особенно не торжествуй. Их навалом потому, что люди годами зарплату не получают, пособия на детей. Людям просто не за что покупать те харчи.

B. Р. Безденежье заело?

A. С. Зато жируют березовские, Чубайсы. Учинили — приватизацию, скупили народное хозяйство но дешевке, обзавелись двойным гражданством на случай и… пускают нам в глаза «тополиный пух»…

B. Р. Вы имеет ввиду интервью Э. Тополя, которое он якобы взял у Б. Березовского? Который предлагает, требует запретить КПРФ? Обиделся на — Макашова…

А. С. Не в обиде дело;, Виктор. Просто надо создать прецедент. Лишний раз одернуть русских, чтоб не смели говорить о евреях. Заодно отвести людям глаза от настоящих проблем.

В. Р. О реформах замолчали. Как будто вычеркнули из своего словаря это слово. То захлебывались им, теперь молчок…

A. С. Знает кошка «чью салу съела»! Натворили и делают вид, что не причастны. Разжевывают следствие, а о причинах ни гу — гу.

B. Р. А как же! Если народу сказать правду, то их поволокут к ответу. Нет, господа «реформаторы» — ликвидато- ры, о причинах, о причинах поговорим!

A. С. Кстати, Виктор, ты не знаешь, отчего это Макашов раскричался в их адрес?

B. Р. Оттого и раскричался — надоели ему их «маленькие хитрости» и большие подлости. Не он это кричит, возопила его гражданская совесть. Скоро весь народ закричит. Пусть готовятся господа. Сами же поставили знак равенства между Макашовым и Думой, и даже всей страной: позор Макашову, кричат, позор Думе, позор этой стране. Л что страну развалили, народ пустили по миру с протянутой рукой — это как называется? Это называется преступлением века! Россия отмирает окраинами. Север погибает. Камчатка, Сахалин, Приморье… И виновники

сами себя назвали поименно — Э. Тополь с Б. Березовским. Длинную такую фамилию себе придумали березовско — гусинско… — и т. д.

A. С. Да. Обозначились. И хотят какого‑то примирения. Разорили они нас, разобщили. Иногда кажется, что мы живем в клетке. Вроде в своей квартире… А где гарантии, что завтра и квартиру не отберут? Сын, жена с работы приходят расстроенные: мало того, что зарплату не платят, неинтересно работать стало. Жить неинтересно.

B. Р. Они добились того, что им завещал Лейба Троцкий, когда увидел в Сибири круглолицых розовощеких сибирячек, торгующих на станционной платформе горячей картошкой и огурцами: это безобразие надо прекратить! То есть, вид здоровых жизнерадостных людей их угнетает. Лидия ваша Тимофеевна рассказывает, какие у них в школе программы. Изучают Бродского, Синявского, у которого Россия сука. В некоторых школах учат детишек пользоваться презервативом… Программа «Планирование семьи» называется.

A. С. Вот именно! Нас учили труду, любви к Родине. Мы знали Пушкина, Тургенева, Толстого… Я уже в таком возрасте, когда на все смотришь как бы философски. Радищев, кажется, сказал, чем выше плотина, тем сильнее напор воды. Закон физики: всякое действие вызывает равное ему противодействие. Неужели они не понимают, что клевеща на русских, они не избегнут противодействия. Надо быть настоящими глупцами, чтоб так думать. Развалили страну, спаивают и развращают молодежь, ведут настоящую войну средствами массовой информации и думают, что все это сойдет им с рук.

B. Р. Нахапали добра и возомнили себя безнаказанными.

A. С. Ведь посмотри — у нас на Кубани более ста национальностей. Рядом Адыгея, кавказские республики. И ничего: живем и миримся. А это националистический русофобский гной оттуда, из Москвы, сочится. Иной раз задумаешься, и сердце начинает болеть: ну почему они все время наскакивают на русских? Чего они хотят от нас?

B. Р. Власти, разумеется. Они хотят Россию, но без русских.

A. С. Неужели они не понимают, что из этого ничего не выйдет…

B. Р. Все они понимают. Просто народ такой. Вернее, есть среди них кучка воинствующих, им нравится бузу творить. А что тут непонятного — расхваливая себя, ты унижаешь другого. Это и ежу понятно. При этом большинство их — нормальные люди, они хотят жить тихо, мирно. Как все нормальные люди. А их все время подстрекают. Об этом неустанно говорит Николай Игнатович Кондратенко. Так вместо того, чтобы прислушаться к его словам, его подняли «на вилы»: Кондратенко антисемит, Кондратенко фашист. Подзабыли, что такое фашизм. Как уничтожал он их тысячами в крематориях. А результат от их крика против Кондратенко прямо противоположный. Народ за него горой.

A. С. Вот говорят, что устами младенцев глаголет истина. А я говорю, что устами народа глаголет истина. Народ за Кондратенко, потому что он сам от народа, от земли. Имеет одно гражданство и никуда не собирается, как некоторые. И думать, что народ пойдет за березовскими, а не за Кондратенко — надо быть умалишенными. Иногда мне кажется, им, этим березовским, выгодно мучить своих единоверцев, держать их в напряжении. Чтоб потом прикрыться ими.

B. Р. Я читал книгу венгерского автора, называется «Что происходило за кулисами». Там есть интересные главы про то, как евреи способствовали Гитлеру в уничтожении единоверцев. Предварительно отобрав у людей ценности, их грузили на пароходы и отправляли якобы в страну обетованную. А потом топили в открытом море.

A. С. Так ведь Гитлер — это Шиклы рубер. Австрийский еврей. Вот такая крючковатая история! Мне иногда кажется, что они живут одним днем. Они думают, что в случае если грянет час — пик, они сядут на самолеты и улетят с награбленными богатствами. Ничего у них не выйдет. Нигде не скроются. Их найдут, достанут. Как нашли и достали Лейбу Троцкого. От народа не скроешься. У Белинского есть слова: «Народ сила консервативная и… охранительная…» И нет в мире уголка, где они думают отсидеться безнаказанно.

B. Р. Люди мира поняли, откуда ветры дуют. В Прото

колах записано: водить народы мира от неудачи к неудаче до тех пор, пока они не призовут нас к власти.

A. С. Сами они влезут во власть. Уже влезли.

B. Р. Как влезли, так и слезут.

A. С. А куда денутся? В конце концов слезут. Но я вот

о чем думаю — как наши специалисты, доктора, профессора, ученые, экономисты, да и политики — как же они своевременно не распознали, не предотвратили эти так называемые реформы? Неужели не видели всей пагубности работы Пятой колонны? Ведь и им придется отвечать перед народом.

B. Р. Видели, наверное, понимали. Но их нагло отодвинули при помощи заласканного ими президента. Посмотрите, как цинично рассуждают Э. Тополь и Б. Березовский — нет среди русских финансистов, подобных нам. Гении! Что хотим, то и творим. Охомугали этим долларом и глумятся над нами. И при этом долдонят о каком‑то согласии и примирении. Им кажется, что они уже поставили на колени русский народ. Плохо они знают русского человека. Начиная от того же Лейбы Троцкого, который, помните, говаривал: если завтра мы объявим русским поголовную явку на порку, придут, или принесут справку об освобождении от порки. Чем кончил этот Лейба — известно. То ждет и этих самоуверенных олигархов.

A. С. Однако не следует забывать, Виктор, что в мире существуют специальные институты, где они, не жалея никаких денег, рисуют лукавые теории, строят бесчеловечные планы, как нашего брата — русака объегорить. Наука по надувательству у них поставлена крепко. Опять же разложение общества посредством массовой информации, порнографии, пропаганды культа насилия, наркотиков и прочих нравственно — психологических диверсий. Но у них есть «ахиллесова пята» — это незнание народной жизни, русского характера, глубины его нравственных крепостей. Они видят и понимают жизнь со своего позолоченного высока. Финансовые гении! А на всякого мудреца довольно простоты. Они спят и во сне видят только одно — золото, богатства. А тысячелетняя Русь, а православие? Пользуются нашим долготерпением?..

B. Р. Но сколько веревочке не виться…

A. С. Вот именно! Я вспоминаю Литинститут. Бывало, к нам в аудиторию заглядывал Евтушенко. Кричит: «Мужики, если среди вас есть злой критик, пусть разделает меня под орех, раздраконит в пух и прах. Напечатают в любой газете». Понимаешь, к чему это? Ему крик, визг нужен о его персоне. Пусть даже в негативном плане…

B. Р. Это их излюбленный прием — обратить на себя внимание. Любой ценой. Или наоборот — отвлечь внимание от чего‑нибудь, нежелательного для них. Сейчас самым нежелательным для них является полемика о причинах развала государства, который они учинили…

Натворят тихой сапой и потом кричат караул. Хорошо вчера Ролан Быков сказал в программе «Чтобы помнили». Они найдуг на руке царапину, расчешут ее до гнойника, потом выставляют напоказ, кричат, какие они пострадавшие и несчастные. Выколачивают себе льготы и пособия.

A. С. Вот и этот вопль по поводу Макашова. Обескровили могучую державу, разорили и делают вид, что «так и було». А чтоб народ не догадался, кто это натворил, создали прецедент национальной нетерпимости. Точно такими методами они обескровили в свое время Германию при попустительстве престарелого и болезненного Гинденбурга. Подбирались к власти. В результате накликали Гитлера. Не так ли это у нас совершается?

B. Р. Макашов всего — навсего сказал вслух то, о чем думает народ. Кондратенко первый сказал об опасности сионизма. Лукашенко первый восстал против интерпретаций СМИ и выгнал Шеремета…

A. С. Ну вот, опять мы… Допекли нас! Они, между прочим, довольные, что допекли нас. Не понимают, глупые, что с огнем играют.

B. Р. Понимают. Но уж больно мощные силы обрушились на нашу голову. Американцы не столько на вооружение тратят, сколько на средства массовой информации. Или как нынче говорят — средства массовой профанации.

A. С. Мне кажется, они разорятся на этом.

B. Р. Дай Бог. (Смеется). Приходили в Россию и крестоносцы, и меченосцы, наполеоны и гитлеры… Теперь вот «богоизбранные» вылезли из Троянского коня. Идет настоящая информационная агрессия, телерадионашествие. Миллиарды долларов уходят на эту беспрецедентную бойню. Чтоб сломить дух России. Она было прогнулась под этим натиском, но… Мне кажется, и Америка, и заговорщики из золотой преисподней разорятся на нас.

17.11.1998 г.