Ближе к истине

ВАЛЕРИЮ РОГОВУ (О книге «Крылатый гонец»)

Здравствуй, Валера!

Только что закончил читать твою книху «Крылатый гонец». И сразу сел писать это письмо. Изгл'ни, что на машинке, — почерк с болезнью испортился. (Да, болею. Воспаление тройничного нерва на лице. Лежал в больнице. Теперь вот дома продолжаю лечиться: езжу на уколы, разные процедуры…). Из поликлиники спешу домой к книге. Отличная повесть, отличный роман! И форма, и содержание, и стиль, и язык. И, что более всего притягивает, — доброе мудрое присутствие автора. Не навязчивое. Знаешь, надоели навязываемые позиции авторов. Ты в своих вещах, как и в жизни, бесконечно внимателен, корректен, знающ и добр. Прекрасно сознавать, что не перевелись на Руси такие писатели, как ты. И приятно сознавать, что судьба свела меня с тобой, подружила. Хорошие испытал я чувства, читая книгу, автор которой мне хорошо знаком. Я как бы шел рядом с тобой, и мы вели неторопливо большой интересный разговор про жизнь, про людей. Во время этой беседы я испытывал не только наслаждение от общения с умным, проницательным, глубоко знающим жизнь собеседником, но все время как бы испытывал на себе его доброе, бескорыстное, несокрушимое покровительство. Как бы находился в благотворном магнитном поле. Ты обладаешь положительным энергетическим полем не только наяву в жизни, но и в своих вещах, в произведениях.

Обе вещи легли, как говорится, на душу. Все в них ярко, выпукло, точно. Естественно и выполнено с большим мастерством. А умению проникать во внутренний мир героя — можно позавидовать. Последняя картина внутреннего мира Кати в конце книги, заставила меня трепетать: я испытывал чувство, близкое к чувству края бездны. Ты берешь читателя за руку и очень спокойно подводишь к краю этой бездны, смотришь в нее и приглашаешь взглянугь читателя. Когда я заглянул туда, признаюсь, мне захотелось закрыть глаза. Мне казалось, что сейчас закружится голова. Или что‑то произойдет. Или автор не справится с той сверхзадачей, которую вдруг себе поставил. Но автор оказался на высоте. Сила воздействия заключительной характеристики Кати потрясает своей правдой, точностью и доброй снисходительностью. Я готов был ВОЗ

ненавидеть Катю за ее подлый обман любящего доброго человека, за то, что она такая «рацио» (кстати, это нынче самая распространенная и самая страшная черта у женщин), но я ее не возненавидел. Потому, наверное, что автор своим великодушием сделал и меня великодушным. А надо ли эго? Великодушничая в подобных случаях с женщинами, не делаем ли мы медвежью услугу им?..

Все персонажи на Неве выписаны интересно. Это поистине калейдоскоп характеров. Совершенно великолепны дневники леди Лондондерри. Россия на Олимпе глазами иностранки. Но сколько там всего, что составляет гордость русского народа! Невольно душу теснят горькие мысли: где оно все? На каких «славных» дорогах истории мы растеряли свое национальное и державное великолепие?

В Ветлугине я, конечно же, во многом вижу тебя. Именно таким я тебя и представлял, и представляю. И мне было приятно находить подтверждения моим представлениям о тебе. Словом, мы встретились с тобой на берегах Невы. Хорошо встретились! Я со светлой грустью закрываю последнюю страницу книги. Дай Бог тебе здоровья. Новых книг. Новых встреч. А я остаюсь искренним почитателем и верным другом.

Жду следующую книгу. Обнимаю. Виктор.

1.10.1990 г. г. Краснодар.

Да! Читал «Державный столб» в Литроссии. Хорошо! И столб, и всероссийская лужа, и мужичок, который знает, что лужу можно переехать. Надо только не бояться… Хорошо!

ЭРНСТУ САФОНОВУ

Здравствуйте, Эрнст Иванович!

Только что закончился фильм по телевизору «Не забудь оглянуться». По Вашему сценарию. Не могу удержаться, чтоб не написать Вам. Извините, что отниму у Вас минут пять на чтение этого письма. Фильм потрясающий! А сцены разграбления машины с водкой, потерпевшей аварию, сжигания домов в деревне и эта банда «строите

лей» — иначе я не могу их назвать — это своеобразный апофеоз низости, до которой мы пали. И в то же время это крик души падшего народа, осатаневшего уже от безразличия к своей судьбе. Несмотря на гиперболизацию отдельных моментов, в целом картина воспринимается как реалистический образ нашего паскудного существования. Я понимаю Вашу задумку — надо еще раз встряхнуть отупевшего от беспросветной жизни обывателя. Еще раз, так сказать, врезать по мозгам мужику, мол, посмотри, до чего ты озверел. Мол, сколько же ты будешь терпеть? Все это понятно и воспринимается. Но!.. А почему все это происходит? Ведь не потому, наверное, что русский народ сам по себе плохой. Наверно, есть причины нравственного падения целого народа. Что это за причины? Невольно возникает настоятельное пожелание — у этого фильма должно быть продолжение: 2–я, 3–я и еще там какая серия, где эти причины должны быть развернуты широко и основательно. В фильме обозначены направления, по которым может двигаться сюжет дальнейших серий: это бессмысленная война в Афганистане, это засилие отбросов партократии на руководящих постах на местах, геноцид по отношению к русской деревне. Да и сам подтекст — тайная политика по разложению русского народа, изничтожению Руси.

Оставить без продолжения этот фильм, без широкого основательного показа причин падения нравов на Руси, означало бы оставить без внимания (уже в который раз!) душераздирающий крик отчаяния русского народа.

С добрыми пожеланиями творческого вдохновения.

Октябрь 1990 г.

ЭРНСТУ САФОНОВУ

Уважаемый Эрнст Иванович!

Был в Москве на совещании в «Единении». Вас там, к сожалению, не было. А хотелось пообщаться. Хотел сказать Вам об одном материале, который я готовлю.

20 августа исполнилось бы 55 лет со дня рождения Е. П. Дубровина — гшсателя — сатирика, бывшего более 10 лет главным редактором журнала «Крокодил». Может, Вы знакомы и общались? Мы с ним учились в Литинституте,

дружили. У меня о нем самые добрые воспоминания. Но не это главное. Он автор огромного количества книг, которые не залеживаются на полках магазинов. Это один из талантливейших наших современников, которого почти забыли. Но и это еще не все. Он автор грандиозного замысла — создания 50–томной энциклопедии «Золотое слово России». Кстати одобренной на коллегии Совмина РСФСР в 1985 году. И тоже забытой. Неплохо было бы поднять этот вопрос. Потому что замысел чрезвычайно интересный. А потому прошу Вас внимательно отнестись к этому материалу.

С уважением и добрыми пожеланиями,

Виктор Ротов, г. Краснодар.

Июль 1991 г.

«ХИЩНОЙ РАДОСТЬЮ…» (О «Притерпелости» Евгения Евтушенко)

Когда‑то я любил Ваши стихи. Да и сейчас, откровенно говоря, отблеск этой любви иногда слепит душу. Но… Если раньше каждое слово для меня дышало искренностью и гражданской совестью, то теперь… Теперь в Ваших вещах грохочут раскаты претенциозности, заданной направленности. Поэтому я, да и не. только я, перестаем Вам верить. И не морщитесь. Вы это сами прекрасно чувствуете. Тревожитесь в глубине души, но ничего поделать с собой не можете, потому что Ваша душа отравлена Катехизисом.

Душа русского человека — чувствительный инструмент. Вы это знаете, но частенько забываетесь в полемическом пылу, который накатывает на Вас все чаще в угоду национальной солидарности. Русский человек трудный на раскачку. Русского человека легко обмануть, часто он сам подл, ае" ся обману, лишь бы ему не досаждали умники. «Не замай». Ему лень бывает даже отмахнуться. Но… По закону Природы недостаток чего‑либо у человека восполняется избытком другого. Положим, у слепого обостренный слух и т. д. Так и здесь: некоторая социальная вялость русского человека, его инертность восполняется обостренной зоркостью души, подспудной энергией. Поэтому как

бы Вы ни ухищрялись, одурманенные идеей всемирного господства, как ни раскручивали свои интриги, как бы ни упражнялись в тактике и стратегии одурачивания гоев, все это подмечается, «наматывается на ус» и, придет время, будет энергично развеяно.

Но это присказка. А сказка вот о чем. Прочитал я Вашу «Притерпелость» и захотелось Вам ответить. В этом панегирике Вы просматриваетесь основательно. За откровенность — откровенность. И прошу Вас, не обижайтесь. Вы позволили себе выпады не против там кого‑то, хотя задеваете некоторых, а против целого народа. Так вот, Ваша нелюбезность к моему народу вызывает ответную нелюбезность. Как говорится — каков привет, таков и ответ.

«Не упомню, от кого и когда я впервые услышал это русским русское, трагически емкое слово», — так начинается Ваша статья. Что это? Стилистический ляп? Специально накручено ради словосочетания «русским русское»? Да. Специально. Ибо просто так, Вы — стилист и мастер слова, не могли этого допустить. Употребленное якобы наподобие сочетания «белым — бело», это словосочетание здесь ни к чему. Оно здесь как на корове седло. Но Вам надо, чтоб читатель в подсознании поставил между ними тире и у него отложилось «русским — русское». После этого зашифрованного посыла, далее читателю должно быть совершенно ясно, хоть в подсознании, о какой части народа идет речь. О русских. Но, дорогой Евгений Александрович, Вы — не заметили, как перехитрили самого себя: Вы отделили себя от русского народа. Уже читая статью, думаешь — а Вы, собственно, кто? Ответ теперь однозначный. И даже портрет в профиль Вас не спасает.

Вы негодуете на народ. Который терпел татар триста лет, Романовых столько же. А почему умалчиваете семидесятилетний отрезок терпения под Марксом? Что, кишка тонка помянуть это имя? Или объективности не хватило? И не забывайте, что мы пока и вас терпим с Вашим Катехизисом. И когда терпение начнет лопаться, то начнет оно лопаться по всем швам.

Отчитывая недостойный народ, Вы орудуете все тем же испытанным, примитивным инструментом — дубинкой конъюнктуры, именем перестройки. Перестроились? Просто ловко подстроились, как всегда. Причем, делаете это на удивление виртуозно и беспринципно: открещиваясь от всего, чем несколько лет назад нас били по башке, Вы тут же гвоздите перестройкой. Вы словно двуликий

Янус: одна Ваша сторона охаживает недостойный народ, другая холопски бьет поклоны перестройке. Сиречь высочайшему начальству. Нехорошо. Вы же все‑таки поэт!

Перестройка в Вашем клановом понимании — это палица, которой Вы намерены вбивать нам, «гоям», идею нашей неспособности быть достойным народом. По Катехизису Вы будете это делать до тех пор, пока мы не позовем вас руководить нами. Не дождетесь! Народ начинает понимать, кто ему мозги крутит. Но это к слову.

Итак, Вам подарили на майские праздники пачку сахара. Прием неплохой. Достойный поэта такого ранга. Правда, ощущается некоторая притянутость. И звучит в нем некоторая глумливость. Вы же отлично понимаете, что пьянство и такая вот «борьба» с ним — это беда народа. А перебои с сахаром — это следствие беды. Но Вы играете на этой беде. Зовете к бокалу шампанского. Зовете, понимая всю деликатность проблемы: водка — не хлеб, народ не пойдет к руководству требовать водку. Поэтому Ваши в общем‑то трезвые, умные рассуждения о «борьбе» с пьянством кончаются примитивной провокацией. Вот как низко падает человек, когда утрачивает главный ориентир — истинную боль за народ. И при чем здесь народ, приученный уважать свое руководство, если у Вас там наверху ума не хватает подумать прежде чем решать. И потом, а Вы где были? Вы же ходите там в советчиках. И в «Притерпелости» своей Вы тоже советуете, наставляете, отчитываете. И даже как будто бурю вещаете. В то же время грудью заслоняете ЦК и Совмин от народа, который только и знает, что жаловаться. Почему Вы это делаете? Да потому что вы тоже из тех, кто тянет одеяло на себя. И вся задиристость Ваша, неугомонность и поперечность — просто-напросто средство выделиться в массе, хорошо на этом заработать. На остальное Вам плевать. Правда, с годами Вы четко определились, склонились в сторону Катехизиса, в котором запрограммирован хаос. От предвкушения его Вы и радуетесь «маленькой бытовой хищной радостью».

Первая часть Вашей статьи, где Вы рассуждаете о пьянстве и о «борьбе» с ним, о неуважении народа к самому себе, об очередях людей за собственным достоинством, Вы почти искренни, и хочется стать на Вашу сторону. Но далее… Далее Вы рядитесь под негодующего русского патриота и демонстрируете свой суровый профиль с портре

та, водруженного здесь на пьедестале Вашего очередного творения. С каждого слова этого творения капает яд Катехизиса. Каждая Ваша мысль пропитана неистребимым презрением к гоям. А между тем эти «гои», эти выходцы из лачуг, кормят Вас, обувают, одевают, дали Вам коммуналку, в которой Вы теперь исходите липовой болью за тех, кто вознес Вас над собой. Вы родились и выросли в недрах народа. Народ дал Вам все. Народ сделал Вас по сути дела неприкосновенным. И теперь Вы, пользуясь этой неприкосновенностью, льете помои на его голову. Разве виноват народ в том, что Ваши амбиции безразмерны? Разве он виноват в том, что его учили только одному — работать? И Вы были в числе тех «учителей». Но и как учитель Вы оказались липовым, с подвохом. Потому что учили так, что отбили всякую охоту трудиться. И теперь водрузили над ним свой негодующий профиль.

Я вчитываюсь в Вашу «Притерпелость» и не могу вычислить, чего в Вас больше — лицемерия или злости? Или вы возомнили себя дрессировщиком? То суете пряник, то огреете кнутом. В Ваших стихах это всегда было. Но раньше Вы писали тонко, изобретательно. Теперь же грубо, угловато. Конечно, раньше Вам надо было вознестись над народом, Вы старались. А теперь, когда… Теперь можно не напрягаться. Вы поучаете: хватит винить в просчетах ЦК и Совмин, пора начинать винить себя. Пора себя ощущать правительством и не кивать на «верхушку», от коей все сначала раболепно ждут указаний и на которую потом сваливают вину за любые ошибки. Какая чушь! Ну какое правительство даст народу ощутить себя правительством? Или Вам хочется столкнуть лбами «верхушку» с низами? И потом, на кого же народу сваливать вину, если не на правительство и ЦК, которые регламентируют каждый его шаг?

Вы в своей «Притерпелости» жутко непоследовательны. То Вы взываете к народу, к его достоинству, то Вы его обвиняете в трусливой безответственности, в подхалимстве беспрекословного подчинения, забывая о том, что эта самая беспрекословность его — не от хорошей жизни. Это дань страшной войне, желание не допустить второго «Бабьего Яра». В порыве благородного гнева на недостойный народ, Вы доходите до оскорбительного окрика, готовность к которому написана на Вашем профиле. «Не суй попрошайничающую руку, если ты не мо

жешь сжать ее в кулак!» И Вы смеете говорить такое народу, который сокрушил фашизм? Вы героически заслоняете грудью «верха» от потока писем и протестов, переадресовываете этот поток «вниз» — самим себе, против самих себя. Пишите: «Убийцы перестройки среди нас». Абсолютно точное наблюдение. Абзацем ниже Вы причисляете и себя к убийцам перестройки. Это на самом деле так. Говоря Вашими же словами, Вы из тех, кто «подписывается с тайной надеждой, что перестройка сорвется». Вы и написали эту «Притерпелость», чтобы ударить по перестройке. Потому Вы из тех «историей жестоко стукнутых», которые не прощают. Вам просто надо во что бы то ни стало попасть на партконференцию. Вы даже уже причислили себя в делегаты: «То произойдет, какими мы с вами будем», — говорите Вы гостю — журналисту. Так, сами себя, Вы уже избрали на партконференцию. По методу барона Мюнхгаузена, который вытаскивал сам себя за волосы из болота.

Вы уверены, что перестройка сорвется. Я Вам легко докажу это. Вы и Вам подобные начинаете захваливать перестройку, как захваливали в свое время хрущевские деяния, а потом брежневские, как все хорошее, превращая постепенно в абсурд. Вы размахиваете перестройкой, словно палицей. Как размахивали Ваши соплеменники в угоду сильным мира сего всемирной революцией, потом сплошной коллективизацией, надстройкой и базисом, потом торфоперегнойными горшочками, а потом «экономика должна быть экономной» и т. д. Вы абсолютно точно рассчитали: история повторяется. И наступаете на «любимый мозоль» народа. Бьете по зашибленному месту, точно зная ответную реакцию. Вы лихо констатируете: «Насильственные понукания быть общественно активными довели наше общество своей тошнотворной дидактикой до иронической пассивности». Ваша «Притерпелость» — есть яркий образчик «насильственного понукания» к общественной активности, она — го и есть образчик тошнотворной дидактики.

Вы, беспартийный, зачисляете себя в партию перестройки. «По отношению к перестройке я не беспартийный — я в партии перестройки». Великолепный поэтический трюк политического двуличия. Перед этим Вы обвинили целый народ в подхалимстве и вдруг сами падаете на две кости. Можно только позавидовать беспринципности и умению, как говорят в народе, держать нос по ветру.

Чтобы попасть на партконференцию, Вы верноподданнически рисуетесь «горячим сторонником перестройки». Вот уж ход, недостойный поэта. В душе Вы не то что смеетесь, Вы ржете над перестройкой. Вы используете перестройку в целях, которые ставит перед Вами Катехизис: поддерживать самые нелепые идеи, пусть русские ломают над ними голову, а мы в это время выловим свою рубку. Да, да! И не возмущайтесь. Эта направленность прямо‑таки прет из Вашей «Притерпелости». Получился перехлест. Видно, ум Ваш блекнет. Творческая изобретательность уже подводит Вас. В этом смысле Вы опустились на целую отметку ниже. Вы на глазах мертвеете. Вы из народного поэта превратились в недоброго политикана, заквашенного на дрожжах махрового сионизма. Это станет Вашим бесславием и позором.

Пользуясь Вашим приемом «от обратного» (если бы вышло постановлениэ о борьбе лротив трезвости), я предлагаю Вам предположить, будто с завтрашнего дня недостойный народ внял Вашему «благородному» нагоняю, вычерпал из себя ведрами рабскую кровь и не стал позволять себе терпеть собственное терпение. Сиречь прогнал не оправдавших надежд руководителей и позвал бы руководить собой ваших. Если б это случилось завтра, то послезавтра от «любимого» Вами народа потребовали еще большего рабства, еще большего терпения. Это как пить дать! Вот тогда‑то началось бы настоящее рабство. При этом все было бы обставленно так, такими райскими декорациями, которые нам и при Сталине не снились.

Вы говорите о клубке гадюк, выброшенных недоброй рукой. Гадюк хамства и грубости. И это так — хамства и грубости в нашей жизни навалом. Но где они свиваются, эти гадюки, в клубок? Где их адское зачатие? Все в том же Катехизисе. В фильмах Вашей трактовки, в книгах и в эстрадных программах, переполненных цинизмом и грязным прагматизмом. И этот клубок гадюк, выброшенных недоброй рукой, выкатился оттуда, из Катехизиса.

Да, мы унижаемся на каждом шагу «добывая соски, подгузнички, бумажные пеленки» и т. д. А кто устроил эту унизительную канитель? Ваш брат. Требуя для себя всяческих благ, льгот, ваш брат учредил распределители, спецполиклиники, спецшколы, спецсанатории и т. д. По вашей милости вся Россия ездит покупать штаны в Москву.

Вопрос. А что лично Вы сделали, чтоб у нас было изобилие? Ничего. Та духовная пища, которую Вы поставляете народу, прокисла и разложилась и все чаще вызывает массовые «отравления». Вы хоть не мешайте людям, которые трудятся у станка! Но нет! У вас по Катехизису запрограмирован хаос. И вы его умело создаете. И после этого у Вас хватает наглости вопить об унижении «добывания»… Вы‑то лично не унижаетесь, добывая. Вы из глотки вырвете свое.

Иногда Вам кажется, что «в нашей стране все люди — это лишь обслуга сферы обслуживания».

Но… Далее по Вашей «Притерепелости» предательство, предательство, предательство. Кто кого предает? Не Вы ли со своими замыслами по Катехизису? Не Вы ли с вашими гипертрофированными претензиями ободрали периферию? И уже бьете тревогу о будущей двадцатимиллионной Москве, которой угрожает снабжение многострадального Ярославля? Периферия трудится, производит, сельский труженник вкалывает, а Вы пожираете все это, да еще оскорбляете: «Не суй попрошайничающую руку…» Но Вам этого мало, Вам подавай свободу передвижения, чтоб раскатывать по белу свету змеиные клубки. А заодно и золотишко в Израиль на алтарь борьбы с боями.

Заклеймив всякое терпение в начале статьи «терпеть — это потакать. Притерпелость — это потакание, соучастие» в преступлении, в конце статьи Вы провозглашаете терпимость под видом толерантности. Боже! До чего может дойти человек, блуждающий в зарослях националистических джунглей! Туг ничем не брезгуют, можно даже противоречить самому себе, лишь бы застолбить право говорить что попало, а точнее закинуть удочку в будущее, когда вас «позовут» к руководству.

Прекрасно звучат приведенные Вами слова «Правды» о культуре дискуссий. И Ваше «Точки зрения должны быть выявлены, а не замаскированы». В своей «Притерпелости» по старой привычке Вы маскировались, но как‑то так, что в конце концов демаскировались. Браво! Вольно или невольно Вы открылись. Но сделали это так, что перехитрили даже самого себя.

Ваш имидж нарисовался.

Да, образ «антихристов», «империи зла» рассыпался, вернее рассыпается. Но не думайте, что на смену вернется образ Христа, именем которого тоже лилась человечес

кая кровь и творились гнуснейшие заплечные дела. У человечества один выход — здравый смысл и добрая воля. Все другое не пройдет. Катехизис не пройдет. Катехизис — могильщик мира, он античеловечен. А все античеловеческое, под какой бы личиной оно ни выступало, будет выброшено за борт. Катехизис — это смерть. А человечество с первого своего вздоха сделало выбор — жизнь.

Теперь о перестройке.

Ваш взгляд на перестройку — взгляд дилетанта с заоблачных высот. Ваше отношение к перестройке — это клубок нечистивых эмоций, сброшенный, словно бомба с отравляющими веществами людям на голову. На конференцию Вы, наверно, попадете, и Вас сладостно окатит «маленькая бытовая хищная радость доставания» своего имиджа. Не в народе, в душе ьаро_ма, прочно осядет образ второго иуды.

Я благодарен «ЛГ» за публикацию Вашей «Пригерпелости». Она помогла узнать из первых рук, кто Вы есть на самом деле. Это не усредненно — скалькулированная позиция между Н. Андреевой и критикой в «Правде», это четкая сионистская позиция. Кстати, Вы и все Ваши, иммитирующие всегда рыцарей и джентльменов, как дружно, как яростно навалились вы на автора, вина которого, в том она позволила себе обмолвиться, что и евреи крутились возле Сталина в те страшные времена. И не просто крутились, а активно способствовали репрессиям. Об этом еще будет сказано. И Вы с вачшми жуткими установками по Катехизису обрушили на ее голову дубинку перестройки. Постыдились бы! Волна ненависти к вам поднимается в народном море. И если Вы не опомнитесь, Вас постигнет судьба ваших предков, изгнанных сначала из Египта, потом из страны Ханаанской. Вал устроят всемирный погром.

С грустью думается о том, как я любил Ваши стихи. Как я любил Евгения Евтушенко — поэта. И как разочарован теперь, политиканствующим Евтушенко. Мне кажется, я не одинок в моем разочаровании Вами.

P. S. Не взыщите, если был местами резок. Вы сами вызываете на резкость. Я не хотел Вас обидеть. Я просто не хочу, чтобы оскорбляли мой народ. Я не хочу дать его в обиду. Я хочу, чтоб Вы поняли всю пагубность направления Катехизиса. Ну а если Вы оставляете свой вызов в силе, мы его принимаем.

АНДРЕЮ ВОЗНЕСЕНСКОМУ. ПАРОДИИ НА ЕГО ПОЭМУ «ИЗ ЖИЗНИ КРЕСТИКОВ»

Подражание после чтения бреда (по выражению самого автора) под названием «Из жизни крестиков». ЛГ, № 39, от 27.09.1989 г.).

* *

Вы легли на живот, расслабились, ноги на уровне (?) плеч. В вас вставили новогоднюю елку.

* *

Ну и как вы себя чувствуете в роли крестика?

* *

Снегурочке жаль вас. Она дает советы. Крестик затыкает себе все дыры.

* *

Крестик испугался СПИДа. Пошел в аптеку. Купил. Влез. Тесновато — может лопнуть.

* *

Однако именно в этой спецодежде он пошел, чтоб мир посмотреть и себя показать.

* *

Идет.

* *

Смотрит, — все дерево в крестиках. Вам всем вставили новогодние елки? Нет, мы — сирень. Жаль. А мне вставили. И теперь я прикидываюсь поэтом.

* *

Я очень знаменит. Принимая поздравления, могу одновременно пожать руку сразу четырем поклонникам; или указать им на четыре моих достоинства: бездарность, бездарность, бездарность и еще раз бездарность. Или указать на все четыре стороны тому, кто не верит.

* *

Крестик первым открыл Америку. Он сидел на высоте своего положения.

* *

Человек произошел от обезьяны. Я — от ног, которые на уровне (?) плеч.

* *

Когда крестики выбрали себе лидера совести, он полез на трибуну и сказал: «Я хороший. А может даже лучше всех». Деградация — это естественно.

* *

Я говорю — хочу в Израиль. Мне — катись. Тогда я не хочу. Ну тогда рисуй крестики. Я рисую. Дважды еврей Советского Союза.

* *

Я так и хожу со вставленной новогодней елкой. Другие крестики тоже ходят со вставленными новогодними елками и говорят: фу ты, ну ты!..

* *

Среди крестиков немало теть. На них юбки в крестиках. Когда крестики объявили забастовку — ткань распалась, и все тети оказались голыми. Одна тетя была в кожаной юбке. Она покраснела от стыда красным крестиком. Так произошла «Скорая помощь».

* *

Эта тетя пришла ко мне. Разделась. Легла. Подождала. А я в спецодежде. Отвернулась, уснула. А юбку повесила на крестик.

* *

Мир состоит из микробов. А микробы состоят из крестиков. Все крестики переженились на ноликах. Получились гомосексуалисты.

* *

Гомосексуалисты напились, разбрелись по домам. Дома им вставили по новогодней елке.

* *

Гомосексуалисты — тоже люди.

* *

После открытия Америки крестики вернулись в Россию. Дважды крестики Советского Союза. «В России живу меж снов и святых».

* *

Крестики постоянны в любви. Они умирают на ноликах, в которые не вставлены новогодние елки.

* *

Крестики не любят носить шляпу. Они предпочитают стоять на огороде пугалами.

* *

Бегут два крестика, взявшись за руки. Навстречу коньяк четыре звездочки.

— Ты коньяк?

— Нет. Я четырежды «Выневиделимоейреснички?»

— * *

Вы крестик слева или справа? Если левая берет — слева; правая — справа. В итоге — нолики.

* *

Левые правым забили гол. Радуются. Прыгают друг на друга — «куча мала». И пар идет.

* *

Крестика — хищника можно отличить по загнутым концам под углом. Хуже фашизма в 10¹⁰ раз.

* *

У крестика одно сердце. Разрывается на четыре стороны: С, Ю, В, 3 — диаспора.

* *

Крестики вывалялись в деньгах. Что делать? Ба! Координаты: 35" восточной долготы и 32,5° северной широты.

* *

Крестики снизу, крестики сверху. Крестики на доспехах Дон — Кихота. Ха — ха — ха! Подумаешь! Одного еврея не могут прокормить! Ты умри сегодня; я — завтра. Завтра — желающих больше.

* *

Иосиф Бродский назван в честь Иосифа Сталина. Но потом нарисовал в душе шестиконечную звездочку и убежал в Израиль. Но это тоже неправда. Его нашли в списке лауреатов Нобелевской премии. С крестом на России.

* *

Тсс! Речь пойдет о крестиках, мерцающих на золотых слитках. Их что‑то пять с небольшим миллионов. А если отобрать у них золото? В чем смысл жизни?

* *

И все‑таки лягте на живот, расслабьтесь, ноги на уровне (?) плеч. В вас вставят новогоднюю елку, из которой вырастет верба.

* *

Бред на бред — получится крест. Крестик развел руками.

Уважаемый Андрей! Я написал эти «крестики» в ответ на твои «крестики» за каких‑нибудь полчаса. Я могу писать такие «стихи», или как ты называешь «бред», километрами. Зачем ты это делаешь? На кого рассчитана эта словесная чепуха? Когда‑то нужно было людям хоть чем-нибудь отвлечься от реальной жизни. А теперь? Или у

тебя стойкое представление о русском народе как о дурачке, которому можно без конца пудрить мозги? Или ты рассчитываешь на дебилов, которых нынче слава Богу в достатке. Ну и аудиторию ты себе определил!..

Брось дурака валять. Ты же умный человек.

г. Краснодар.

Октябрь 1989 г.

АЛЕКСАНДРУ СОЛЖЕНИЦЫНУ В ВЕРМОНТ (США)

Уважаемый Александр Исаевич!

В начале фильма о Вас Говорухин сказал, что Вы взорвали коммунистическую систему. Раз эти слова прошли в фильм, то значит Вы согласны с ними. То есть, устами Говорухина, Вы как бы провозгласили себя главным героем (виновником) падения режима. Пусть будет так. Тем более, если Вы не возражаете против этого. Сейчас, да и для истории это звучит. Но вот вопрос: если Вы считаете себя виновником падения коммунистического режима, то наверно должны чувствовать и ответственность за то, что теперь происходит в России. Сознавать себя не только героем разрушения старого, но и творцом нового. Того, о чем пишет Вам учительница, письмо которой Вы цитировали с экрана. Ломать — не строить. Затевая разрушение, очевидно, надо было подумать и о созидании. Государство не скворечник. Хотя и скворечник, прежде чем разрушить, ответственный человек подумает.

Ваш великолепный образ с холодным утесом, с которого следовало бы не прыгать вниз, а плавно, виражами, спускаться в долину демократии возник теперь, с опозданием, не говоря уже о том, что Ваши разрушительные действия не были своевременно заменены адекватными созидательными деяниями. И в результате Вам пишет учительница.

Еще страшнее пишет наш кубанский писатель Виктор Лихоносов: «Нас убивают вместе с Россией» («Сов. Россия», 1 сент. 1992 г.).

Гонимый когда‑то крайкомовскими властями, активно не воспринимавший абсурдный коммунистический диктат, теперь он зовет на Кубань бывшего первого секретаря Медунова: «Сергей Федорович, хватит заниматься оздоровительной гимнастикой в Москве, приходите царствовать на Кубань». Это шутка, конечно, «бесполезная мечта», как он пишет, но шутка — «мечта» горькая, если не страшная.

Не буду цитировать статью, Вы неплохо снабжаетесь информацией и если захотите, прочтете ее сами. Я же приведу печальный факт из жизни писателей Кубани.

Бывая частенько в конторе писательской организации, я невольно стал свидетелем, как любимый в стране писатель Виктор Лихоносов пришел получить продуктишки, добытые для писателей, — рыбную мелочь, на которую, пусть он меня извинит, не всякая уважающая себя кошка позарится. Но ведь человеку надо что‑то есть и семью кормить!..

Вы великолепно и совершенно правильно, на мой взгляд, охарактеризовали и августовский «путч», и беловежские соглашения, и нашу реформу, и рыночную горе-экономику, и наших миллионеров — мародеров, которые наворовали народного добра и теперь нагло красуются с телеэкрана перед обворованным народом. Можно только удивляться Вашей осведомленности о наших делах, Вашему умению выразить мысли и чаяния народа. Но что же все‑таки делать?

На этот вопрос Говорухина Вы ответили, что надо начинать формировать власть с низов. В народе искать новых руководителей. Что надо поднимать Россию против безответственных политических проходимцев, воров и торгашей. Надо делать то, что уже не раз делал русский народ, собираясь в ополчения, чтобы изгнать татар, шведов, поляков и доморощенных любителей торговать отечеством. Мне кажется, Вы правы: гак наверно и будет. Пусть ваши слова дойдут до сердца каждого, кому не безразлична судьба Отечества. Пусть эти Ваши слова станут знаменем единения сил русских, как слова Сергия Радонежского. Но…

Указывая на силу, против которой должен ополчиться народ, Вы забыли, а может нарочно умалчиваете о самой главной силе, самой страшной — о силе, которая вывалила из утробы Троянского коня. Говоря о чем угодно, что мешает нам обустроить Россию, Вы обходите молчанием сионизм, схвативший Россию за горло мертвой хваткой.

Я понимаю, они помогли Вам выжить и выпутаться из страшных сетей коммунистического режима, я читал в книге Г. Вишневской о том, как Растропович и она спасали Вас от властей, бездомья и бесхлебья. Я понимаю, что за все это вы не можете не испытывать к ним чувство признательности и обязаны им теперешним своим великолепием и славой, наконец, «раскруткой». Понимаю и то, что Вы ясно отдаете себе отчет в том, что если они могут вознести до небес, то и свергнуть в бездну в одночасье. Но… Я не понимаю, как можно молчать сейчас об этой смертельной опасности для русского народа, для России. Молчать Вам! Который взорвал супермощную коммунистическую систему, прошел войну, сталинский ГУЛАГ, от которого отступила неизлечимая болезнь, который из зековского праха восстал Нобелевским лауреатом и теперь всемирно известный почитаемый писатель. Ваш этот путь поражае т мое воображение настолько, что я считаю Вас Божьим помощником. Сам Бог Вас хранит! Вы уникальный человек. Великий. Ясновидящий. И вдруг Вы не видите главной опасности для своего Отечества. Никогда не поверю! Я даже склонен расценивать Ваш намек на то, что у нас зря затушевывают охоту на вёдьм. Мол, надо бы отловить все‑таки наиболее вредных!

А потому и затушевывают, что если начнут доискиваться, кто же все‑таки мутит воду, то выйдут как раз на эту публику.

Но намеками теперь делу не поможешь. Надо поднимать вопрос во весь рост. И именно таким как Вы, с Вашим опытом борьбы и всемирным авторитетом. Если Вы — патриот своего Отечества. Иначе получается, что вся Ваша вулканическая энергия, вся жизнь положена на борьбу с обидчиками, а до народа и Отечества Вам дела нет. Ибо как же так?! — Вы способны взорвать целую систему, но Вы не хотите (не можете) защитить русского человека от алчных инородцев.

Опасность эту понимал царь Николай II, в начале века сказавший Симановичу, главному ходатаю по еврейскому вопросу: «Мои крестьяне безграмотны и малоразвиты. Евреи высокоразвиты». Он дал понять, что русский простодушный человек не защищен от хитрого еврея. Так оно и вышло: дали им волю, они дурят русских вот уже три четверти века. Пока народы трудились за гроши во имя светлого будущего, нарабатывали стране богатства, они, прикрываясь фиговым листком интернационализма, по

тихоньку подбирались к этим богатствам. Теперь предлагают людям ваучеры достоинством в десять тысяч рублей каждый. Бумажку сроком на один год. Хитрее и подлее ничего придумать нельзя.

К этому имущественному грабежу добавьте духовное обнищание народа. Вы бы видели, что они выделывают по радио и телевидению, во что превратили газеты и журналы: идет оголтелая целенаправленная обработка сознания людей в духе оболванивания и оскотинивания. Непрекрытый дьявольский шабаш по разложению народа. Ломающимися юношескими голосами радио и телемальчики и девочки вещают о конверсии оборонной промышленности, не понимая, что призывают к одностороннему разоружению России; взахлеб хвалят все западное и оскорбляют все русское, международный и доморощенный сионизм пошел в бешеную атаку на русских, на Россию.

Ваше умалчивание этой опасности невольно воспринимается как плата за поддержку в трудные годы. Нравственно ли это? Патриотично ли? Вряд ли. Хотя по — человечески, повторяю, Вас понять можно.

Но дело сейчас в том, что теперь, когда Вы стали, по сути дела, духовным пастырем народов, и этот «сан» Вы заслужили своей стоической жизнью, теперь Ваши заботы выше, чем благодарность кому‑то за прошлое. Теперь Вы царите над всем и всеми. Вам теперь не пристало ходить в должниках. Вы теперь никому ничего не должны. Вы отдали все свои долги сполна. Вы выстрадали право быть теперь в отчете только перед своей совестью, к пробуждению которой Вы призвали в конце фильма. Начните с себя, и за Вами пойдут миллионы.

Простите меня, если я в чем‑нибудь был резок, а может и не прав. Главное мое чувство, которое я хотел выразить Вам, — благодарность и надежда. Желание видеть в Вас до конца честного человека.

Спасибо Вам за фильм. Спасибо его творцу и организатору, который, кстати, не в обиду ему сказано, был немножко хамовит: задав вопрос, принимался листать книгу, или поворачивался к Вам спиной, когда Вы или Наташа говорили; прерывал и вообще слега выпендривался перед камерой. Это немного портит впечатление. А вообще, большое всем спасибо и низкий поклон.

ВИКТОРУ АСТАФЬЕВУ

Здравствуйте, Виктор Петрович!

Здравствуйте, Мария Семеновна!

Здравствуйте, Алексей Петренко!

Здравствуйте, участники телепередачи «Три встречи с Виктором Астафьевым»!

Как видите, я воздерживаюсь от обычных в подобных случаях слов «уважаемый» и «уважаемые». Рука не поднимается. А у Вас, Виктор Петрович, рука поднимается и на крестное знамение, и на скорый суд неподсудных вещей. Хотя в Писании сказано: «Не судите, да сами не судимы будете». Как же это Вы, боголепный человек, позволили себе богопротивное дело? Вы осудили ни много ни мало, а весь русский народ. Или Вы уже исповедываете мораль тех, кто провозглашает; «Чего нельзя другим по отношению к нам, то можно нам по отношению к другим»?

Я очень уважал Вас за ваши книги, за мужество, с каким Вы несли на}: оду горькую правду о нем, но после такого… После первой же «Встречи» я перестал Вас уважать. Я, маленький человек, решительно заявляю Вам мое неуважение. Ибо в первой же «Встрече» Вы отказываете русскому народу в возрождении. А во второй «Встрече» Вы идете, еще дальше. Из рассказа о войне с фашистской Германией, о «похоронных командах», о том, как отступающие и наступающие армии прошлись «катком» по трупам солдат, Вы делаете заключение о маразме русского народа. Я подумал грешным делом: «От маразматика слышу».

Чего Вам надо? Чего Вы добиваетесь?

Когда Вы одерну. hi авторов «Слова к народу», мы тут недоумевали — что Вас толкнуло на такой иудин шаг? И пришли к выводу, что Вас поманули Нобелевской премией. Признаться, я тогда не поверил, что Вы можете так низко пасть. Для меня Вы были примером гражданского мужества и божественного бескорыстия. Я об этом даже написал в дарственной, когда был в Красноярске. Я и сейчас не верю, вернее не хочу верить в эту «версию». Но Ваше отступничество от собственного народа наводит на тяжелые размышления.

Волею судьбы мне довелось как‑то беседовать о Вас с одним из Ваших друзей, с которым Вы часто бываете на рыбалке. Меня поразила в его рассказах о Вас одна нич

тожная, на первый взгляд, деталь — у него клевало, у вас не клевало. Хотя у вас было более «клевое» место. И вот за то, что у вас не клюет, а у него клюет, Вы обиделись на друга. Вы надулись, ушли к палатке, легли и отвернулись. Это ли не маразм? Не здесь ли собака зарыта? У Вас все есть — и деньги, и слава, и Золотая Звезда и разные лауреатства. Нет только Нобелевской премии. У кого‑то есть, а у Вас нет. И Вы надулись, отвернулись. От собственного народа. Может, это фантастически наивно — так рассуждать. Но история человечества свидетельствует, что поступки великих людей объясняются порой элементарной человеческой слабостью. Обыкновенным тщеславием. Герострат, желая прославиться, сжег античный шедевр — храм Артемиды в Эфесе. Нерон унижался и заискивал перед ничтожыми рабами — театралами, лишь бы его похвалили за актерские данные. Вы добиваетесь Нобелевской премии ценой народоотступничества, заискивая перед теми, у кого кошелек с этими самыми премиями. Вы разобиделись в свое время на Валентина Распутина, опередившего Вас в получении Золотой Звезды. Это факт, ставший достоянием широкого круга людей. Говорящий о том, что Вы мелочно тщеславны. До маразма. В совокупности все эти факты и свидетельства проливают яркий свет на антинародные заявочки. Становится очевидным, что именно толкает Вас на оскорбление собственного народа., И на сверхциничные заявления, типа лучше бы сдали Ленинград. На клевету на нашу армию, на ее полководцев.

Вот Вы обеспокоены дорогой ценой, которой далась Победа в войне с Германией. А Вы задумывались над тем, какой ценой Вы держитесь на литературном Олимпе? Сколько молодых ярких талантов Вы подмяли под себя? Сиречь — умертвили? И продолжаете умерщвлять, выгребаясь на вершину мировой славы. Вы хоть представляете себе, каким вы «катком» прокатились по русскому народу (целому народу!), заявив о его неспособности возродиться, о его маразме? Если Вы этого не представляете, если Вы в силу своего маразма уже просто не способны этого понять, а вернее, не хотите этого понять, потому что, как говорится, закусили удила в стремлении добиться своего, то кончится ваша слава всенародным проклятием. Чего и желаю Вам от всей оскорбленной Вами души.

Я пытаюсь себе представить, что Вы думаете, когда пинаете свой народ? И знаете, напрашивается невольная аналогия с Гитлером, который, как известно, заявил; если

его народ не победит в этой войне, то пусть он исчезнет. И Вы, мне кажется, рассуждаете примерно так: если мой народ не вознес меня на вершину всемирной славы, то он не достоин быть народом. Он не может возродиться.

В заключение можно сказать только одно — тщеславие маразматиков наподобие Гитлера, Сталина… Астафьева — вещь сугубо преходящая. А народы, как бы им этого не хотелось, — вечны.

Как писатель, Вы еще маячите. Как человек — Вы кончены.

Простите за этот страшный суд. Но это лишь реакция на Ваш страшный суд.

К сему Виктор Ротов.

г. Краснодар, май 1992 г.

ВИКТОРУ АСТАФЬЕВУ

Здравствуйте, Виктор Петрович!

Получил Ваше ответное письмо. Спасибо. Из письма понял, что Вы по — хорошему разозлились. Значит, достало. Это очень хорошо! Можете ругаться и оскорблять, это, очевидно, Вам присуще. И это, мягко говоря, Вас не украшает. Но я понимаю Вашу реакцию. Я сравниваю Ваше письмо с моим и нахожу, что мое сильнее. В нем есть хоть какие‑то аргументы и мысли, а Ваше — одни эмоции и злость. Это и естественно — Вы весь на виду, о Вас многое многие знают, я же человек маленький, и Вам ничего обо мне неизвестно, поэтому Вам приходится прибегать к расхожим оскорблениям типа «недоносок», «недоумок» с «подлой душой», «из стада, умеющего мычать и жрать из корыта, вообразившего себя человеком, да еще с пишущей машинкой». Раньше говорили — «а еще в шляпе». У Вас заметный прогресс в лексике.

Меня эти Ваши оскорбления лишний раз убеждают, что Вы деградируете и как человек, и как писатель. Кстати, Вы это и сами отлично понимаете, а потому так неистовствуете. Зря. Нобелевскую премию Вы все равно не получите. Не получите хотя бы потому, что Вы, всемирно известный писатель, все еще пишите «энту», вместо «эту» и «мараль» вместо «мораль». А если и получите, то это не добавит авторитета премии.

Виктор Петрович! Я сужу не от имени народа, а от себя лично. За народ, как Вы пишите, — да. Оскорбленный Вами народ. И делаю это потому, что я частичка этого народа, как бы Вам ни хотелось отлучить меня от него и загнать в «стадо». И ни мычать, ни молчать не могу. Обращаюсь вот к Вам с простым вразумительным словом — перестаньте хаять свой народ. Это Вас не украсит ни ныне, ни присно. Вспомните наказ нашего гениального предка: нобелевским лауреатом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан. (Я его немножко переиначил).

Да, Вы можете не читая бросать мои письма в корзину. Но Вы этого не сделаете, потому что в душе Вашей сидит и точит Вас червь сомнений. Это видно хотя бы по тому, что начало Вашего письма вполне приличное, а потом Вы пошли, как говорится, вразнос.

Вы талантливый, сильный человек. Таким Вас выродила русская земля. Очевидно для того, чтобы Вы воспели и возвеличили ее. И если Вы не преодолеете в себе пустого тщеславия, то вряд ли земля эта примет Вас так же искренне и доброжелательно, как родила.

Не обессудьте меня. Не гневитесь сердцем. Уймите свою гордыню, не дайте ей поссорить Вас со временем.

Да благословит Вас Бог.

Счастья и здоровья Вам.

Виктор Ротов, г. Краснодар, 01.06.1992 г.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ (О клеветниках, Астафьеве, Солженицыне и других)

Недавний юбилей Великой Победы ознаменовался открытием памятника нашему национальному герою — маршалу Г. К. Жукову. С большим опозданием, но все‑таки отдали просроченный долг совести одному из спасителей Отечества. Сказали в этой связи немало прочувствованных и добрых слов. Тем более безнравственно и отвра

тительно выглядят на этом фоне новые потуги опорочить нашего великого полководца.

Прозаик Виктор Астафьев, например, в интервью «ЛГ» (08.02.95 г.) излагает обвинительное заключение: «Как солдат, я дважды был под командованием Жукова. Когда Конев нас вел, медленней продвигались, но становилась нормальней еда, обутки, одежда, награждения какие‑то, человеческое маленько существование. А Жуков сменит Конева и в грязь, в непогоду, необутые в наступление, вперед, вперед. Ни с чем не считался. Достойный выкормыш вождя. Так он начинал на Халхин — Голе, где не готовились к наступлению, а он погнал войска, и масса людей погибла. С этого начинал, этим и кончил. Будучи командующим Уральским военным округом, погнал армию на место атомного взрыва в Тоцких лагерях».

Астафьев высказался в канун 50–летия Победы, а прошел юбилей — подал голос Солженицын. Осчастливил новомирских читателей очерком «На краях». В 23 страницы исчерпал всю жизнь Г. К. Жукова. Без остатка. Все тот же инвентарь, б/у: «Послали на боевое крещение на Халхин — Гол. И — вполне успешно, проявил неуклонность командования, «любой ценой»! Кинул танковую дивизию, не медля ждать артиллерию и пехоту, — в лоб, две трети ее сгорело, но удалось японцам нажарить! И сам товарищ Сталин тебя заметил… А самому — выговорить нельзя; начальником Генерального штаба! (И всего лишь — за Халхин — Гол). Что до испытаний на Тоцком полигоне: «Вместе с Хрущевым дружески летали в Тоцкие лагеря на Урал, проводили опыт на выживаемость наших войск, 40000 в поле, сразу после атомного взрыва».

И конечно, лыко в строку маршалу Жукову — не так-де взял Берлин. Астафьев: «Сдуру влезли в город, ввязались в уличные бои. Потому и не сохранили жизнь сотням тысяч русских ребят. Но Сталину и Жукову надо было, чтоб Берлин пал — на весь мир какое впечатление произведет эта политическая акция». Солженицын: «Перенял от Сталина и тоже хотел теперь — непременно к празднику, к 1 Мая. Не вышло. И не оставалось Жукову иначе, как опять атаковать в лоб, и не считаясь с жертвами. Заплатили мы за Берлинскую операцию, будем говорить, тремястами тысяч павших (полмиллиона‑то легло!)».

Теперь поговорим серьезно, пойдем по фактам, пройдемся по описанным, самым «убойным» обвинениям в ад-

pec маршала Жукова, ибо они с удручающей монотонностью повторяются этими господами. Начнем с жертв при взятии Берлина. Потери войск 1–го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова в исторической Берлинской операции (16 апреля — 8 мая 1945 г.) 37610 убитых. Среди них бессмертные герои, павшие при штурме Зееловских высот 16–19 апреля. Обойти высоты не было решительно никакой возможности.

Стоит привести слова американского биографа Жукова Уильяма Спара (в прошлом полковник армии США — и сотрудник ЦРУ): «К 16 апреля, началу наступления на Берлин Гитлер собрал и организовал для защиты столицы самое лучшее, что еще оставалось от разгромленного вермахта. У Жукова не было иного выхода, как провести фронтальную атаку… на Зееловские высоты» (См. перевод на русский язык книги У. Спара «Жуков: взлет и падение великого полководца», М., 1995, с. 172—173j.

В страшной статистике войны приплюсовали к погибшим в этой операции 13.070 бойцов и командиров, павших на 2–м Белорусском фронте (К. К. Рокоссовского), войска которого не сражались непосредственно в Берлине, и 27580 бойцов и командиров, убитых на 1–м Украинском фронте (И. С. Конева), содействовавшем жуковским армиям и только частично дравшемся за Берлин. Память о них свята, поэтому считается, что взятие столицы рейха оплачено жизнью 78291 воина Красной Армии.

О Халхин — Голе. Да, Жуков действовал стремительно — 3 июля бросил 11–ю танковую бригаду, 150 машин, на скрытно форсировавшую реку Халхин — Гол японскую дивизию. Послал в бой, не ожидая мотострелкового полка, который поспел через несколько часов. Медлить было нельзя, японцы ставили на позиции 160 орудий, многие из которых были тут же поражены огнем или раздавлены. Бой продолжался трое суток. Противник (превосходивший нас по пехоте и артиллерии в 3 раза, по кавалерии — в 4,5 раза) был наголову разбит и отброшен за Халхин — Гол.

Разгром основной японской группировки Жуков готовил более полутора месяцев. К середине августа мы сосредоточили 57 тыс. войск, около 500 танков, до 400 бронемашин, свыше 500 орудий, 500 боевых самолетов. Японцы, готовившиеся возобновить наступление, имели 75 тыс. войск, 500 орудий, около 200 танков, 300 самолетов. Жуков ударил 21 августа, первые четыре дня окружали, а в

последующую неделю уничтожили попавших в кольцо. В боях на Халхин — Голе мы потеряли 7994 убитыми и пропавшими без вести, японцы — около 25 тысяч человек убитыми. С учетом раненых и попавших в плен противник потерял свыше 61 тыс. человек, т. е. японская группировка была практически уничтожена (см. «Гриф секретности снят», с. 78–79).

Войсковые учения на полигоне у поселка Тоцкое 14 сентября 1954 года. По поводу этих учений со взрывом атомной бомбы с октября 1989 г., когда началась соответствующая кампания в средствах массовой информации, написаны и сказаны тысячи и тысячи слов. Увы, в основном пустых, вводящих в заблуждение. Начиная с утверждений о том, что Жуков‑де там единолично распоряжался. В 1954 году министром обороны был Н. А. Булганин, а Жуков — главкомом сухопутных сил. так что отдавал приказы на учениях Н. А. Булганин. Н. С. Хрущева, кстати, на полигоне у поселка Тоцкое не было.

Что до существа дела, то в декабре 1990 г. «Военноисторический журнал» в интересах восстановления истины напечатал воспоминания генерал — полковника В. П. Иванова, в 1954 г. заместителя командира 12–й механизированной дивизии, которая по плану учений действовала на главном направлении, и одной из ее задач было преодоление эпицентра ядерного взрыва. Он высмеял, мягко говоря, неосведомленность тех, кто теперь «расписывает» эти учения, подробно рассказал об их проведении, о принятии считавшихся тогда достаточными мер безопасности для личного состава. Тот же У. Спар в биографии маршала Жукова, сославшись на эту статью, пишет:

«Советские учения были аналогичны американским учениям «ДезертРок YI», проведенным в 1955 г. в Юка-Флэт, штат Невада. Там смешанная бронетанковая группа, находившаяся в 3 тыс. метров от эпицентра, испытала наземный взрыв ядерного устройства мощностью в 30 килотонн. Войска открыли огонь через 30 минут после взрыва, двинулись вперед через 8 минут и маневрировали, приблизившись на 900 метров к эпицентру. На советских учениях ядерная бомба была сброшена с самолета и взорвалась в 9.30 утра на высоте 285 метров. За этим последовала тридцатиминутная артиллерийская подготовка. Первый эшелон механизированного полка стал приближаться к месту взрыва не раньше 12.00 дня… Ни один

солдат или машина не подошли к эпицентру ближе 500–600 метров». (У. Спар. Указ. соч., с. 221–222).

Публика астафьевско — солженицынского толка, принадлежащая к породе кухонных стратегов, все пытается со своих точек зрения «перевоевать» минувшую вс шу. И не только с е, но i все, связанное с нашими Воору? энньнуи Силами. Они бэрутся судить о предметах, о кот< рых не имеют представления, и судят безграмотно и злонамеренно. Клевета эта, видимо, преследует далеко идущие цели — унизить наш народ, проливший столько крови в Великую Отечественную войну, опорочить великих полководцев, отдавших свои силы и полководческий гений делу Великой Победы.

Может, и не стоило бы отвечать на «мистико — фантастические» измышления этих господ, но — возможно ли поступиться великой правдой о Победе и нашей ответственностью перед потомками?

Участники Великой Отечественной войны — фронтовики: писатели Ю. В. Бондарев, С. М. Борзунов, С. В. Викулов, А. И. Козаль-Волков, генерал армии, Герой Советского Союза В. И. Варенников, маршал войск связи В. М. Шаванов, генерал — полковник, дважды Герой Советского Союза М. П. Одинцов, генерал — полковник Г. П Яшкин, генерал — майор В. А Боярский, ученые — военные историки и литературоведы А М. Гаврилов, А. М. Синицын, А. А Мигунов, С. С. Хромов, Н. Н. Яковлев (биограф маршала Жукова).

«Кубанские новости», 25.11.1995 г.

ВИКТОР АСТАФЬЕВ ПРОТИРАЕТ ГЛАЗА?

Виктор Астафьев направил письмо президенту РФ и опубликовал его в «Красноярском рабочем». А патриотическая «Красноярская газета» процитировала это послание на своих страницах, снабдив его соответствующим предисловием, краткими комментариями по ходу текста и приведенным выше язвительным заголовком. Все это вместе мы и перепечатываем сегодня для наших читателей. Хотим лишь добавить, что братская «Красноярская газета» — верный и надежный соратник «Завтра» и что именно ее коллектив, ведомый писателем Олегом Пащенко, помог нам в трудные времена, отпечатав на своей базе один из первых номеров «Завтра», когда в Москве и других городах сделать это было невозможно. Голос «Красноярской газеты» нам всегда дорог, мы жадно прислушиваемся к нему в Москве, потому что это — мужественный голос русской оппозиции в самом центре Сибири.

9 июля с. г. «Красноярский рабочий» напечатал письмо В. П. Астафьева президенту РФ.

Конечно, ветераны войны и труда не удержались, позвонили: «Наконец‑то! Начинает одумываться Астафьев, начинает прозревать». Молодой человек, однако, съязвил: «Это он на всякий случай. Чтобы потом в патриотической комендатуре ему выдали мешок муки. Покажет эту заметку. Скажет, что и он боролся с ельцинским режимом».

Как бы кто ни говорил, все теперь видят, что письмо Астафьева и впрямь написано в духе «Красноярской газеты», «Советской России», «Завтра».

Только все мы бьемся уже четвертый год, а Астафьев все «полагал, что это пустопорожний ор и демагогия кликуш». Теперь будто кается, будто головой о письменный стол бьется. Но столь много он в прошлом сделал (и еще сделает!) для покрытия преступлений Горбачева, Ельцина, Гайдара и Чубайса, что литой памятник из ворованного золота они должны бы соорудить Астафьеву в криминализированной Москве.

Сохраняя свою «девственность» антикоммуниста, Астафьев вынужден в письме также пройтись по «паскудству» оппозиции. Он и теперь еще сохраняет позу «единственного» народного радетеля, отказывая в этом праве «Красноярской газете», Романову, Исакову, Тулееву, Проханову, Горячевой, Распутину, Белову, Бондареву… А впрочем, и поза‑то у него жалкая, запоздалая.

«Уважаемый Борис Николаевич!

Я не очень‑то вникал в слова «раздел России», «разбазаривание ее недр и богатств», полагал, что это пустопорожний ор и демагогия кликуш. Но вот на примере приватизации Норильского комбината понял, что отнюдь не безобидные вещи и действия определенных сил — отделение комбината, мало того что расстраивает все промышленные связи Сибири и России, в частности, оставляя #е

у дел целый коллектив Красноярского завода цветных металлов, он, не могущий жить и существовать самостоятельно, потребует раздела территории края, то есть отделения Таймырского национального округа, который также не может существовать самостоятельно, и, коли выделится из пределов края, вынужден будет искать «хозяев» на стороне, стало быть, совсем «рядом» — за океаном.

Таким образом, промышленный гигант, построенный на костях советских рабов, в основном русских мужиков, потихоньку запродается вместе с сибирской территорией дяде, и, наверное, и комбинату, и Таймыру какое‑то время даже будет удобней и богаче жить. А России? А Сибири? У нас уже есть предприятия, в том числе и гиганты, работающие «на сторону», когда малая часть продукции бросается, как кость собаке, своему коллективу, основная же продукция уходит неизвестно куда и кому.

Что же это? Под видом приватизации начался раздел России и Сибири в том числе? (Воистину пробудился‑таки Астафьев. Раздел уже заканчивается! — Ред. «КГ»)

Каковы последствия всего этого? Вы и Ваши помощники думаете ли об этом? Понимаете ли все вы, что назревает взрыв, который хорошо подкачивается горючим и всем паскудством так называемой оппозиции — Ваших вчерашних друзей и соратников по партии? (В каждой газетной публикации Астафьев иносказательно, а то и напрямую умоляет Ельцина разгромить оппозицию. Боится? — Ред. «КГ»).

Безответственность, неразбериха, нарочитая запутанность в делах создают все более напряженную, если уже не накаленную обстановку в стране — ловкое дело с приватизацией Норильского комбината — самый ближний пример нарочито создаваемой напряженности в России. Не забывайте, что край наш огромен и находится в самом центре Сибири. Если волнения начнутся здесь, то волны ударят в обе стороны и смоют вас вместе с огромным и бестолковым аппаратом. А что делать нам тогда, народу Вашему, избирателям Вашим? Браться за оружие или бежать в Москву под защиту товарища Чубайса? (Полноте, господин Астафьев! Когда «они» рванут из Москвы в Тель — Авив или Нью — Йорк, «они» и не вспомнят об ИЗБИРАТЕЛЯХ, как о людях с белыми повязками на рукавах редко вспоминали «хозяева», убегая с русской земли. — Ред. «КГ»),

Когда же правительство Ваше и Вы, вместе с Черномырдиным, заворачивая огромное дело, научитесь

думать об их последствиях? Или уже цейтнот, уже думать некогда?

С приветом и надеждой на внимательное прочтение моего первого и, поверьте, выстраданного к Вам письма.

Виктор АСТАФЬЕВ, писатель».

«Завтра» № 31 (36), август 1994 г.

ТЕЛЕВЕДУЩЕЙ ИРИНЕ

Здравствуйте, Ирина!

Решил откликнуться на Ваше обращение к телезрителям от 29.03.1993 г. Вы, сотрудники телекомпании «Останкино», как бы апеллируете к нам, телезрителям, по поводу неправильного, на Ваш взгляд, решения Съезда о СМИ. Вас можно по — человечески понять: Вы облагодетельствованы Президентом и Правительством и конечно же Вам ничего не остается, как стараться для них. Мы здесь понимаем и то, что Вы не всегда вольны говорить то, что подсказывает Вам совесть. Мы отлично понимаем и то, что Вы находитесь как бы между наковальней и молотом между властями и народом. И еще много кое — чего мы понимаем и сочувствуем Вам, а потому многое прощаем и любим Вас, не смотря ни на что. Вы наши каждодневные благовестницы. Несете нам благие вести. И не благие — тоже. Ваши лица, Ваши глаза, Ваши улыбки, Ваши радости и боли мы уже воспринимаем как состояние наших родных и близких, которые всегда с нами. Но поймите и Вы нас! Нас, которых миллионы и миллионы. Мы здесь внизу копошимся в наших домах, в городах и селах, радуемся и умираем, никому неведомые; работаем, отдыхаем, едим, пьем, смеемся, печалимся, любим, ненавидим, ревнуем, болеем. А приходит день

— исчезаем с лица земли навечно. Никому не нужные. Потому что мы — народные массы. Нам несть числа, нас много. И потому мы как песок. Мы значимы и в то же время мы ничто. А Вы — все. Вы — небожители. Парите над нами на виду у всего мира. Вы можете все, мы не можем ничего. Вы можете сказать с экрана все, что захотите, или что велят Вам Ваши начальнику редакторы и пр. закулисные стратеги и тактики. И хоть Вы одна на телеэкране, а нас внизу здесь сотни миллионов, мы бессильны перед

Вами, потому что мы не можем ответить на Ваши неправильные слова: Вы сказали — мы должны проглотить. В этом Ваша бесконечная и безнаказанная сила, а наше бесконечное бессилие. Мы на положении беззащитного малого ребенка, которого потчуют из ложечки — что дают, то и ешь. И благо, если кормилица (кормилец) добросовестная, у нее есть совесть и ответственность. А если нет таковой? Если это недобросовестный человек и ей ничего не стоит пихать ребенку тухлятину? Что остается беспомощному ребенку? Одно из трех — либо глотать тухлятину и потом отбросить коньки, либо выплевывать тухлятину. Либо должен появиться некто, который скажет недобросовестной кормилице: «Что же ты делаешь?» Или отберет у нее ребенка. Или выбросит тухлятину, которой она его потчует. Или прогонит ее.

Так вот. Последние год — два наше радио и особенно телевидение уподобились той недобросовестной кормилице, которая потчует народ радиотелетухлятиной, бессовестно пользуясь тем, что нет обратной связи. (На наши письма Вы плюете. Или даете циничную рекомендацию — не нравится, не слушайте, не смотрите). Мы, кстати, следуем Вашим этим рекомендациям: не нравится, не слушаем, не смотрим. И, как результат, — решение Девятого Съезда. Вам кажется, что это происки депутатов. Нет, это наш голос, голос народа. Мы Вас выключаем. Извините. Каков привет, таков и ответ. Вы получили то, что заслужили. Нам Вас жалко, конечно, больно и обидно за Вас. Но что поделаешь — Вы предпочли нам Президента и Правительство Гайдара. Вот и довольствуйтесь.

Ваш обожаемый Президент ведет откровенную борьбу против своего народа именем народа. Он Вас откровенно подкупает своей защитой от Съезда (читайте от народа), и Вы принимаете это как благодать. Поймите, хорошие, любимые наши, Вами торгуют по дешевке. Не верьте, что под эгидой съездовской власти Вам вдруг станет хуже, или нам, как Вы это изображаете в Вашем обращении. Коллективная воля всегда предпочтительнее единоличной, узурпаторской, власти самодура, который сегодня говорит одно, завтра другое.

Поэтому не к народу Вам надо обращаться, как к арбитру, а к собственной совести. Всмотритесь внимательно в лица Ваших теленачальников и редакторов, кто Вашими устами обливает грязью народ, и Вы поймете, что Вам надо делать. Вам надо прозреть. А прозревши, объединиться и

потребовать такого положения в Вашем коллективе, когда народу будет подаваться объективная информация. Когда на экран пойдут программы, отвечающие гражданскому и национальному духу. В этом Ваш долг и Ваше спасение. Иначе — проклятия.

Нам совершенно не нужны те Ваши передачи, в которых бесконечные реверансы в сторону Ваших благодетелел. Нам не нужны растлевающие молодежь и народ развлекательные ролики. Ваши бесконечные игры в дурачка, ваша дикая реклама дебилов для дебилов. (Есть же нормальные. Например, «Инкомбанк»), Нам не нужны американские дешевки, культивирующие насилие, убийства и культ денег. Нам надоели голые задницы на весь экран и бесконечное телерадиопроституирование. Ваше тошнотворное преклонение перед Америкой и бесконечное охаивание всего нашего, российского. Ваше нагнетание психоза обогащения любой ценой. Ваши злобствующие недоумки Киселевы и К°. Да они и Вам надоели. Так скажите же об этом смело. Вы же не хотите, чтоб под Вашими детьми и внуками взорвалась эта идеологическая бомба и разнесла в клочья их судьбу. Если же Вас тянет туда неудержимо, то не апеллируйте к нам. Мы Вам не помощники в самоубийстве.

Любящие Вас телезрители.

Март 1993 года.

ЕГОРУ ЛИГАЧЕВУ

Уважаемый Егор Кузьмич!

Прочитал Вашу книгу «Загадка Горбачева» и не удержался, чтобы не написать Вам. Вы уж простите, что отниму у Вас немного времени, и если слово мое получится резким. Я понимаю, голос мой в этом грохоте обвала великой державы прозвучит тоньше комариного писка, и все-таки… Это тот случай, когда душа с душою говорит. Ваша книга затронула такие струны во мне, что не могу молчать. А все потому, что глубоко верю Вам и сопереживаю. Мне, как и Вам, обидно за державу, за то, что мы, великий советский народ, были всем и стали ничем. Но я не для

того, чтобы поплакаться лишний раз в жилетку. Хочу кое в чем разобраться, а кое в чем и поворчать.

Не понимаю, например, почему «загадка», почему не предательство Горбачева? Ведь весь замысел и пафос книги направлен на то, чтобы показать, как зрело предательство и как оно совершилось. Мне кажется, Ваша ошибка продолжается. Она заключается в том, что Вы продолжаете избегать называть вещи своими именами. И в этом вся трагедия. Если бы Вы и Все, кто начал подозревать Горбачева в предательстве, дружно об этом заявили, то есть, назвали вещи своими именами, перед лицом всего народа, пусть даже ценой отставки, то этого, может, не случилось бы, что случилось. И даже теперь, когда факт предательства стал очевидным, все Они сидят и тихонько помалкивают. Один Вы высказались. Обидно и больно, что среди наших бывших вождей не оказалось смелых людей. И даже сейчас, когда им уже ничто не угрожает. Они помалкивают в тряпочку. А ведь это тоже предательство! Так и передайте Им, которые сидят, притихли в своих норках вместо того чтобы хоть теперь, задним числом, сказать народу правду во весь голос.

И почему в книге у Вас тон оправдывающегося человека? Почему Вы снова в обороне? Когда же Вы пойдете в наступление? Почему наглец и ублюдок Яковлев до сих пор прет буром, а Вы все еще в обороне? Я никак не могу этого понять и принять. Ну теперь, когда заткнулись со своими «обвинениями» все эти Гдляны, Ивановы, Яковлевы и Шеварднадзе, почему Вы все еще оправдываетесь? Никто, никогда еще не побеждал, занимая все время оборону. Неужели Вы этого не понимаете?

Вот об этом я и хотел Вам сказать. Простите, если получилось резко. Поверьте, я хочу только одного, чтоб Вы, наконец, отбросили надежды на то, что зло однажды устыдится и станет творить добро. Никогда! Зло — есть зло. И чтобы бороться с ним, надо крепко разозлиться и ударить.

Всего Вам доброго. Дай Бог Вам сил, здоровья и вдохновения для следующей книги, в которой, надеюсь, все будет обозначено четко и названо своими именами. На Вашей стороне миллионы. А когда Вы скажете полную правду, за Вами будут десятки, сотни миллионов людей. Без правды о прошлом нет будущего.

ЕКАТЕРИНЕ ШАВРИНОЙ

Здравствуйте, Катя!

Только что посмотрел Ваш концерт в Останкино «Судьба — судьбинушка». Замечательно! У меня уже сложилась своеобразная традиция — после каждого концерта писать Вам. Конечно, после тех концертов, которые посчастливилось мне видеть. Не знаю, доходят ли до Вас мои письма; Но это меня не останавливает, ибо не писать я не могу. Эго потребность души. И конечно же — желание поддержать Вас в вашем очень нужном (архинужном!) деле, какое Вы делаете. Вы действительно становитесь образом самой России, как сказала Алла Пугачева, когда к ней в зале подошел Лев Лещенко. Спасибо ей за эти великие слова. Она выразила мою давнишнюю мысль — Вы светлый образ неунывающей нашей, великой России. Дай Вам Бог здоровья на многие годы и самого счастливого счастья.

Поздравляю Вас от всей души с присвоением звания Народной артистки России. Передайте спасибо всему коллективу, сопровождавшему ваш концерт. Особое спасибо передайте коллективу и самому Председателю Олбим — Банка Морозову. Пусть его банк станет Эверестом в финансовом мире, пусть на его счетах окажутся горы миллиардов и пусть он не скупится и в дальнейшем на поддержку русского искусства, культуры России. Пусть им сопутствует самая большая удача, какая только существует в природе банковского дела. Пусть окружают Вас добрые, независтливые люди. Любящие Вас бескорыстно и без оглядки. Пусть Вам сопутствует всенародная любовь и бесконечный успех.

Это как бы официальная часть письма. А теперь несколько дружеских слов, если позволите. О Вас и о концерте.

Концерт удался на славу. И если в первых своих письмах я писал, что Ваш замечательный талант не должен ограничиваться палитрой звучания сугубо русских мотивов и что Вы не в полную меру используете силу ваших естественных чар — мимику, выражение глаз, пластику жестов, то в этом концерте, по — моему, вы преодолели «земное тяготение» и вырвались на просторы бесконечности. Очень хорошо, что Вы придали русским мотивам высочайший классический уровень эстрадности, так необходимой нынче для возрождения русской духовности. Вы

слили воедино русский голос, русскую певучесть, русскую душу и безграничную восприимчивость ко всему красивому, доброму, сердечному. Вы, мне кажется, по — новому использовали свет ваших прекрасных глаз. В них вулканическая сила, слепящий блеск. Где‑то может даже режущий. На этот раз слегка притушенный, а потому глубоко лирический. Движения Ваши и мимика лица безупречны; костюмы — прелесть. Вы даже ухитрились немного похудеть, что придало изящества вашему образу. Все это мог сделать только бесконечно одаренный человек. Прогресс колоссальный! В исполнении, в репертуаре. Все к месту, все здорово. В простейших вещах, таких как «Ой, мороз-мороз» и «Ах, зачем эта ночь» какие‑то новые тончайшие краски. Что делает песни на удивление уместными и приятными в восприятии. Ну а «Любовь уходит не спеша» — это шедевр двадцатого века. Полифоническое звучание ее поднимает и уносит душу в неведомые космические высоты. Эта песня будет одной из самых популярных в последующие годы и в грядущем двадцать первом веке.

Почти на таком же уровне сделана и песня «Ты один, кто нужен мне». (Я может не совсем правильно называю песни, они шли без объявления названий, я ориентируюсь по словам, наиболее часто повторяемым). Это сложная песня. И совершенно прелестная. Прелесть ее в том, что она как бы адресуется каждому, кто ее слушает. Она умиляет и потрясает. Ибо каждый, наверно, хочет быть единственным для любимой. В ней о вечном сказано как-то по — новому, ярко и сильно. Эта песня тоже станет шедевром исполнительского искусства.

Когда Вы говорили Льву Лещенко о том, как Вы любите удивлять публику новинками, «повыкругасничать», я ликовал в душе — именно это качество сделает вас самой любимой певицей России. И это самое неистребимое «русопятство», как вы выразились. Придумывайте новые вещи, новые краски. У Вас, чувствуется, неиссякаемый клад изобразительных средств. Это Ваша наикозырнейшая карта. Пользуйтесь ею. При этом никогда не изменяйте своему вкусу. Возле Вас крутятся такие «деятели», которые умеют навязывать свои инородные вкусы и взгляды. Они ложным одобрением тащут на свет непотребную пошлятину, чтобы дискредитировать русский талант. Я знаю про эти штучки. Когда льстивое окружение подталкивает к безвкусице из зависти и желания уронить, а то и закопать действительно стоящие вещи. Бойтесь таких прилипал. В

связи с этим, с некоторым огорчением, я лично, воспринял этого женоподобного красавца в песне — дуэте про последнюю любовь. И голос его, и внешность, и исполнительская манера — сплошная фальшь. Да простит меня Бог, но это сам искушающий дьявол во плоти. Берегитесь его.

Совершенно неожиданно, и, чувствуется, экспериментально Вы включили в программу романс. Это совершенно новое для Вас, но это архиудачно. Новый, современный романс, да еще в этакой исполнительской интерпретации. Думаю, что это новый бриллиант в вашей коллекции исполнительского искусства. Еще раз поражаюсь вашей изобретательностью в поисках нового. Скажу больше, — мне кажется, Вы открыли новый мощный пласт в этом жанре. Если существует жанр старинного романса, то почему бы не быть жанру современного романса в самом разнообразном стиле его исполнения?! Придет время, когда Вы уже не сможете (увы! Это неизбежно) так легко и красиво передвигаться на сцене. И вот тогда романс, который к тому времени будет отшлифован и отгранен до совершенства, станет продолжением вашего мастерства. Я не провидец и не ясновидящий, но предвижу — Вашему, именно Вашему романсу, быть в Вашем репертуаре. Это ценнейшая находка.

Вот все, что я хотел сказать Вам. Извините за беспокойство. И за слишком, может быть, эмоциональный тон. Может, в чем‑то прозвучали поучительные нотки. Простите меня. И поверьте, я искренне хочу Вам добра. И этим все продиктовано.

Да хранит Вас Бог!

С уважением, Виктор Ротов.

г. Краснодар. 14.03.1995 г.

ВЫКИНУВШИ ЗУБЬЯ (Открытое письмо В. Крупину по поводу его повести «Крестный ход», жур. «Кубань», № 1–6)

Что‑то не вяжется в Вас, Владимир Николаевич. В конце повести стоит дата 7.09.93. Это говорит о том, что повесть была написана до кровавых событий, когда в Моск

ве из танковых пушек расстреляли парламент. Предваряет же повесть врезочка «От автора», где Вы пишете: «За окнами тяжелая сырая московская зима, в памяти страшные события московской осени, и если б летом не было крестного хода (Надо полагать, этого самого. — В. Р.), то весь 1993–й год был бы окрашен в черное…» (См. вариант набора в жур. «Москва»).

Что же получается? Летом 1993 г. был крестный ход, который, пишете Вы, есть «поражение и посрамление сатаны», а осенью этого же года расстреляли парламент руками этого самого сатаны. Такого еще не знала мировая история! Что может быть чернее? Этот расстрел очернил не только 1993–й год, а всю историю России. Выходит, что крестный ход не сработал? А если хорошенько вдуматься в Ваши слова «…то весь 1993–й год был бы окрашен в черное», то и вовсе оторопь берет — ведь Вы, по сути дела, этими словами как бы оправдываете те бесовские (сатанинские) силы, которые этот расстрел учинили, и теперь заговаривают нам зубы, что они‑де предотвратили гражданскую войну.

Так на кого, извините, Вы сработали? Вас определенно бес попутал. Так бывает, когда изменяешь самому себе. Вы ведь были борцом за русскую идею, а стали этой повестью, по крайней мере, проповедником непротивления злу насилием. Уподобились Маргаритушке из Вашей повести, которая кричит: «А я живу долго потому, что зубья все выкинула. Я терпеть не могу во рту этот матерьял. А у кого зубы, тому есть надо, А нет зубов — живешь спокойно».

Похоже, и Вы перешли на беззубную жизнь. Оно бы и ничего. Бог с Вами! Каждый по — своему с ума сходит. Но ведь Вы вашей повестью обезоруживаете других, поверивших когда‑то Вам. Как русскому писателю. Как борцу за русскую идею. Что теперь думать им? Что думать мне, искренне верившему, что в нашей литературе три богатыря: Виктор Астафьев, Валентин Распутин и Владимир Крупин? Мне, слышавшему Вашу клятвенную речь на горе Пикет в Сростках в день шестидесятилетия Василия Шукшина. Я сидел на подмостках, в трех метрах от Вас, выступавшего у микрофона. И мысленно благодарно осенил Вас крестным знамением в спину. Мне, читавшему Вашу статью «Чтоб служба медом не казалась», с которой, собственно, и началось мое знакомство с Вами, как восходящей звэздой в литературе. Что мне теперь думать?

Самое большое недоумение у меня вызывают Ваши потуги во что бы то ни стало убедить читателя в том, что Вы сподобились и уверовали, «…если б летом не было крестного хода, то…»

Я, грешным делом, подумал, прочитав эти Ваши слова: «Я с таким же успехом мог бы сказать, го если бы я не уехал из Москвы 23 сентября, перед октябрьскими событиями, то не было бы кровопролития. Потому что я чувствовал, чем это дело пахнет, и молил Бога, чтоб обошлось».

Это же надо докатиться до такой наивности: «…если бы не было крестного хода, то…»

Дерзну предположить обратное — если б не было этого Вашего крестного хода, то может не было бы и кровопролития. Потому что в то самое время, когда вы шли крестным ходом, президент и его команда заявили на весь мир — осенью будет артподготовка. Почему он сказал эти слова? Да потому, что увидел в этом самом вашем крестном ходе беззубость народа — ты в него стреляй, а он будет молиться. Вот что подвигло их на этот шаг. Кстати, пока Алексий II пребывал в Америке, они не решались стрелять по парламенту. Так что вполне может быть, что на это невиданное в мире преступление их вдохновила эта ваша демонстрация самоуничижения и рабской покорности. Готовности подставить левую щеку, когда ударили по правой. Ведь Вы в своей повести — проповеди доходите до того, что успокаиваете словами ганоновской философии: «Экие страсти — нефть увозят! Да захлебнись они нефтью. Лес увозят, уголь, цветные металлы? Да подавись они ими!» Именно это и происходит — все увозят с Вашего (нашего) позволения. Именно этого они добивались (добились). И, представьте себе, не подавились. И не подавятся. Они становятся (стали уже) господами. А нас, с такими вот как Вы «застуиничками — поводырями», сделают рабами. И Вы, похоже, уже смирились с этим: «…я же никуда из России не денусь, я только в другую Россию перейду — и всего».

Опять же — дело Ваше. Но не зовите туда других.

Дух Вашей повести — Бог терпел и нам велел. Нам, но не им. У них четкая формула — власть не вымаливают, власть берут. А Вы из кожи лезете, стараетесь доказать, как Вы много претерпели за этот крестный ход. И какая благодать на Вас снизошла за это терпение. Солнце пекло, комары досаждали, усталость одолевала. Жажда и прочие муки. Надуманные. А потом благодать: «Все поочередно

подходят к кресту, к иконе, прикладываются. Усталость после прикладывания исчезает».

На одной странице Вы нагнетаете страсти, чтоб показать, как Вы страдаете: «Начинается лес. И будто и не было восхода солнца, лес и лес, темно, сыро. Только молитва спасает, только она дает силы. И Вас «обносит обморочным состоянием».

Но вот Маргаритушку просят (Кстати, ей девяносто. И она, судя по ее поведению и выкрикам, более блаженная, чем верующая. Поскольку на нее, Вы пишете, с неба «упал сундук с приданым»), ее просят вымолить у Бога ветерка. Она молится: «Господи, прости наши прегрешения, слабости наши, немощь нашу, не осуди нас, не обессудь, пошли нам ветерочку!»

«И через пять секунд, — пишете Вы, — приходит ветер. Господи, до чего хорошо, какая же благодать — свежесть в лицо, в грудь, сердце ликует, ноги будто и не уставали, плечи будто не тянут ремни рюкзака». И далее: «Никакой усталости, марево исчезло, четкий зеленый лес (Который только что был предметом тяжкого преодоления. — В. Р.) манит прохладой, озими мешают изумрудный блеск с серебряными пятнами, а пятна бегут по зелени, как ягнята. Вверху лучезарно сияет светлое, нежаркое солнце (Которое только что жгло немилосердно. — В. Р.), растворяет голубые небеса». «Так что же лучше, — риторически вопрошаете Вы себя, — думаю я, вот эта прогулка (Прогулка! — В. Р.) с ветерком под солнышком или изнурение жарой, понимание, что так и надо, блудным, нечистым, окаянным?»

Вы сами толком не поняли, оказывается, — крестный ход это был или прогулка с ветерком. И читателю мозги пудрите. Кто‑то, может быть, и в самом деле приложился к Вашей повести — проповеди богобоязненным сердцем. И вдруг! Вдруг среди «сплошных мук», от которых только «молитва спасает», — рай земной, благодать!

«Видимо, не я один так думаю, — пишете Вы дальше, — потому что женщины просят Маргаритушку закончить передышку. (И она, видно, щелкает переключателем. — В. Р.). Ветерок умирает, снова жарища. Снова пот льется и ест глаза. И находятся (Надо же! Находятся! — В. Р.) мелкие злые мошки, тоже перегретые, пытающиеся от жары впиться в кожу и укрыться в ней».

Ну точно американский мультик! Где все происходит так, как хочется мультирежиссеру. По содержанию — от

Лукавого, литературно — ни в дугу. «Мошки перегретые, пытающиеся от жары впиться в кожу и укрыться в ней». Хотя бы под ней.

Можно еще и еще приводить примеры, когда Вы лукавите. Но для краткости я сошлюсь на Вас же: «Молитву читаю, а сам весь в лукавствии мира».

Вам хочется почему‑то в лепешку разбиться, но выглядеть боголепным. А Ваше «боголепие» выглядит не более чем «незамысловатая шутка». «Немного подумав (!), мы все же решаем носилки не бросать, нести с собой, мало ли что. Я говорю: — Женщины, давайте мы каждую по сто метров пронесем.

Эта незамысловатая шутка делает меня знаменитым».

Мне порой кажется, что и вся повесть — незамысловатая шутка.

Лукавите и шутите Вы, лукавят и шутят Ваши герои, когда говорят «меня вообще надо всю зажрать», «загрызть надо всю», «всю надо исхлестать». А вот старуха по имени Александра «в длинной нейлоновой черной куртке», та не шутит: «…Федоровской Божией Матери церковь взорвали? Взорвали. И никто из нас не решился взорваться вместе». Вот это серьезно. Старуха, а понимает, что не всегда послушание и кротость выход из положения. На Бога надейся, а сам не плошай.

Кроме лукавого желания увести своим «Крестным ходом» людей от борьбы (Иногда мне кажется, что Вас спровоцировали на этот крестный ход.) — Вы еще стремитесь из всей силы принизить человека. Довести его до сознания полного своего ничтожества. Та, которую «загрызть надо всю», «спички обгорелой не спрошенной не взяла». Репы когда‑то с подружкой взяла. Вот и все ее грехи. Однако она обосновывает свою греховность тем, что она женщина, «…а разве есть хоть одна женщина без греха…»

Старухи не боятся клещей. Они говорят: «А вопьется, так нам и надо». А чтобы ничтожество людишек, которые идут крестным ходом, было очевидным и правдоподобным, Вы и на себя обрушиваете самоуничижительную парашу: «…уводит меня мысль от сознания своих грехов. Вот это и вот это надо сказать, думаю я. А вот это стыдно, но надо все равно сказать. Вот о детях — плохой отец. О матери — плохой сын. О жене ^{: —} плохой муж, о себе — весь в суете, плохой работник». Невольно хочется продолжить. Поскольку у Вас, я вижу, не хватило мужества. Об Отечестве — плохой патриот, о Боге — верующий от Лукавого. И, на

конец, о России — новый русский. Представитель того самого «бессмысленного» народа из стихов в тетрадке Клавдии. Только тот народ кричал: «Пусть Он умрет! Пусть Он умрет!» Христос. А Вы готовы кричать: «Пусть Она умрет! Пусть Она умрет!» Россия. Потому что Вы уже готовы внутренне переити «в другую госсию». И Ваши отдельные всхлипы о ее судьбе, а местами и патетические выкрики «Родина моя!..», захлебываются в песнопениях, которые сильно смахивают на отпевание:

Не ропщи на суровую долю,

Крест тяжелый покорно неси,

Полагайся на Божию волю,

Лишь терпенья и силы проси…

Плюс к этому подпускаете цинично — загадочную шутку иподьякона Павла, который ik вес \ит певчих:

«— Я из лесу вышел и снова вошел. А знаете, зачем ходил, чего видел? Кать, Люд, знаете?

— Ну? — спрашивает бойкая Катя.

— А затем, что там растет Иван — дурак — чай».

Знаменательна глава «В тени креста».

«У меня огромная (!) радость, — пишете Вы, — батюшка благословляет нести крест». «У меня даже руки трясутся от волнения…» «В нашей меленькой группе торжественно: наши понесут святыни. Тут и еще новость — образ Божией Матери понести доверено Наде.

— Ой, парни, — восторженно говорит она, — я ведь сейчас и вовсе оживу».

«Жара сегодня кажется сильнее вчерашней. Комары совсем сбесились. Но это хорошо, уж мне‑то есть за что страдать. Жарко, тяжело, но не на Голгофу иду. Крест выше меня, кажется нелегким. Но первое чудо происходит на первых метрах движения. Крест не становится тяжелей, наоборот, легчает. Нижний конец его упираю в ремень. Иду метрах в трех от Алексея. Хорошо слышно певчих. Ангельский голосок Люды хорошо слышен. Стараюсь ступать твердо, крест держу прямо. У меня всепобеждающая (!) уверенность, что на эти дороги, которые мы проходим с крестом и молитвой, никогда не посмеют стать враги России. (!) Ах, исходить бы ее всю, матушку».

Воистину монолог юродствующего во Христе!

Ваше умиление и молитвенный восторг можно понять — при Вашем закомплексованном воображении Вы предста

вили себя Иисусом Христом, восходящим на Голгофу. И это, конечно же, волновало бы читателя, если б не было столь фальшиво, — «никогда не посмеют стать враги России». И если б не следующая за этим фраза Нади, которая, видно, «и вовсе ожила». «Вы, парни, порете и порете, и я за вами чирикаю, прыгаю как воробей». Во — первых, наверное не «порете», а «прёте». А во — вторых, высокий, хоть и фальшивый, настрой как бы соскакивает со своей высоты. И я представляю себе эту самую Надю, запузырившую этакую полужаргонную фразу. Очевидно, она из тех, кому лишь бы приключение. Под крестом ли, под иконой ли Божией Матери. И потому дальнейшие Ваши выкладки о боголепии и терпении воспринимаются уже, как лепет ребенка, который только — только познает, что баловаться нельзя. Если особенно не вдумываться. «Дорога поворачивается так, что идем прямо на обжигающее солнце. Тень от креста заслоняет голову и лицо, от этого легче. Но и стыднее (Выходит, то было стыдно, а теперь еще стыднее? — В. Р.) — нельзя облегчать трудности». А если вдуматься, то…

И вот тут обратимся к названию этой главы «В тени креста». Это название, как нельзя лучше, Подходит ко всей повести. Потому как оно есть ключ к пониманию ее идеологии. Если можно так выразиться. В самом деле. Согласно Вашего откровения, что в тени креста «легче», «но стыднее», получается, что негоже пользоваться даже тенью креста себе во благо. Но ведь Ваша повесть только и заботится о том, чтобы увести людей и самому уйти в тень креста, то бишь, под сень церкви. И когда вы оказываетесь в тени креста, то Вам становится еще стыднее. Очевидно, в глубине души Вы понимаете, что еще не сподобились в истинного верующего. Только пытаетесь. От сознания этого Вам стыдно, а в тени креста еще стыднее. Ибо, как ни страдай в Крестном ходе — прогулке, в какие мучения не ввергай себя, как ни млей от благословения батюшки нести крест, — в душе‑то Бога нет. Пока. А отсюда и фальшь. И стыд.

Вы пишете: «Крестный ход — это непрерывная соборная молитва. Собором черта поборем! Вообще этого врага рода человеческого даже и называть (!) по имени не надо: он сразу радуется, как же помнят его». (От нас только это и требуется, чтоб не называли по именам врагов России. То‑то они прячутся под русскими именами! — В. Р.)

«Крестный ход — это наступление на нечистую силу, это язвы дьявольскому воинству, поражение и посрамление сатаны. Он, сволочь, думал: с Россией покончено, а мы живы. Он думал: убьет деревни, и люди уйдут. А мы пришли и идем, и оглашаем разоренные русские пространства молитвами Господу. (так ведь уже разоренные! — В. Р.). Эти молитвы на многие версты как пеленой целительной укрывают нашу родину». (Не укрывают. Ее продолжают разорять в циклопических масштабах. И не целительной пеленой она покрыта, а пеленой нашего равнодушия. Потому как молчим и терпим, видя полный разор Отечества. — В. Р.).

Не ведаем, что творим. Вот и Вы в молитвенном экстазе, под распевы и звон колоколов, иод «Херувимскую» и «Отче наш», рветесь к батюшке принять причастие и, похоже, даже не вдумываетесь, о чем поет хор. А он поет: «Святися, святися, новый Иерусалиме, слава бо Господня на Тебе воссия. Ликуй ныне и веселися, Сионе…».

Они ликуют. На третий день после расстрела парламента устроили свой праздник кровавого жертвоприношения Пурим. Под видом чествования балерины Майи Плисецкой. И ни где‑нибудь, а в Большом театре. Прав был Александр Проханов, тысячу раз прав, когда за круглым телестолом, полемизируя с Голимбиовским, сказал — «с вами надо разговаривать одним языком, языком дубинки». А Вы решили крестным ходом бороться.

Этим своим «Крестным ходом» Вы потрудились не на дороге спасения, как Вы думаете, а на ниве принижения русского народа.

Так зачем Вы сотворили этот «Крестный ход»? Заигрываете с церковью? Так Вы изволили высказаться в бесполезности этого дела. Тут же, в этой повести: «…близкое знакомство со священнослужителями святости не прибавляет». Отсюда, мне кажется, следует, что и заигрывание с церковью веры в Бога не прибавляет. Тем более — святости. Иногда мне кажется, что Вы хотите уподобиться Маргаритушке и другим старушкам, которые истинно веруют, а потому могут резать правду — матку и даже блажить. Но Вам никогда с ними не сравняться, ибо у них Бог в душе, а не в словах. И впереди у них одно — свидание с ним. У Вас же — московская квартира, комфорт, уют, куда Вы так нетерпеливо устремились на автобусе после «мук», перенесенных в крестном ходе. У вас любимое дело. Наверное, должность приличная. Известность в литературном мире. Словом, положение в свете. Которое вы не хо

тели бы утратить. Но чтобы отвлечь читателя, не зафиксировать его внимание на этом, Вы демонстрируете «под занавес» припадок любви к малой родине. Когда уезжаете в автобусе. «Похороните меня в Великорецком». Этот запоздалый всхлип «Похороните меня в Великорецком» звучит как завещание человека, напрочь разуверившегося и предчувствующего скорую кончину. То есть, сложившего оружие, сдавшегося на милость победителей. Вы «Крестным ходом» похоронили себя заживо. И тащите за собой всю Россию, всех русских. Что касается Вас, то это дело Ваше. Но остальные?! Хотят ли они вместе с Вами сойти в могилу заживо? Это бо — олыпой вопрос. Я, например, не хочу. Подумайте над этим. Тем более у Вас у самого, несмотря на общий самоуничижительный тон повести, прорывается протест. Вы спорите с протестантом о терпимости православия так:

Он; «— Вы не правы, Православие терпимо к тем, кто…»

Вы: «— Очень зря терпимо. Терпим, терпим, да души теряем…»

Тут прорезался на миг прежний Владимир Крупин. Но только на миг. В самом деле. Наши духовные пастыри нынче призывают нас терпимо относиться к другим религиям. К иудейской тоже. И мы понимаем, что от этого православие тускнеет, теряет паству. Н6 в споре с протестантом Вы говорите об этом иносказательно, точнее, намеком. И тут на ум приходят слова Маргаритушки о «зубьях», как о ненужном «матерьяле» во рту. Потому что совершенно очевидно, Бога Вы явно не обрели пока, судя по «Крестному ходу», а «зубья» потеряли. И вместо них торчат огрызки, которыми Вы не в состоянии не только укусить, а даже поцарапать бесовские силы. Потому что в истовой вере, видимо, и на самом деле надо ходить пешком в оба конца крестного хода, как того требует святитель Николай от Прокопия Ивановича, уехавшего после крестного хода на автобусе. Он явился к нему во сне и пообещал «отдернуть одну ногу». У вас он «отдернул «зубы».

По поводу своей беззубости Вы и сами искренне недоумеваете: «И опять я себя обрываю, зачем ныть? Что толку? Не мы ли своим нытьем о том, что Россия гибнет, помогали ее гибели? То‑то злорадства было врагам: глядите, кричали они, эти русские сами говорят, что гибнут».

Между тем, в повести есть совершенно великолепный пример активного протеста. Правда, его подает нам нео

душевленный предмет — телевизор. Когда он, погруженный в воду молодыми охламонами, набежавшими к Великой, «…поступает единственно правильно — превращается в металлолом». Чем не символ активного протеста? А Вы строкой ниже пишете: «Идем обратно умиротворенные. И сердиться не можем и не хотим на дикие орды приехавшей молодежи. Три дня Крестного хода сделали нас (!) полными любви ко всем…»

Ко всем!

Если б Сергий Радонежский был «полон» этой самой любовью «ко всем», то мы, русские, давно уже говорили бы на татаро — монгольском диалекте.

Из головы все‑таки не идет вопрос: для чего Вы написали эту повесть — проповедь? Вы пишете, что во «искупление вины перед теми, кого описывал в повести «Великорецкая купель», описывал не как участник крестного хода, а как его зритель. А это не одно и то же — пройти с молитвенниками их путь или же, сидя в холодочке, расспрашивать их о пережитом».

Но ведь Вы, искупая вину перед героями «Великорецкой купели», впали в новый, еще более тяжкий грех. Не проникнувшись как следует сам верой в Бога, а потому плутающий еще, своим «Крестным ходом» зовете людей к самоуничижению, бессмысленной кротости и послушанию, к непротивлению злу насилием. В наше‑то время, когда разгулялись сатанинские силы, схватили нас за горло.

В крестном ходе участвуют человек четыреста. Вы плелись по вятской земле, кинув свои дела. Безвольные, сирые и «бессмысленные». До такой степени, что девушка Катя думает, что все вы «тругники» от слова трутни. «…Все работают, а мы просто так идем, вот и трутники». Ее поправляют — «трудники».

Да где уж! Под Горохово источник Казанской Божией Матери до сих пор не обустроен. Хотя крестный ход здесь бывает каждый год.

В Вас блеснула мысль: «Идем с Владимиром и мечтаем, если Бог даст пойти на будущий год, то обязательно отпросясь у батюшки, прийти в Горохово вперед хода к наладить подступы к источнику, сделать по склону ступеньки, перильца, сам источник обвести срубом, сделать желоб, поставить крест. Дай Бог!» Благие намерения — не больше. Судя по тому, как Вы рванули из Великорецкого на автобусе, Вашей ноги здесь больше не будет. И вот с такими благими намерениями да с молитвами Вы думаете

одолеть сатанинские силы?! Смешно! Не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад.

Уверяю Вас, Владимир Николаевич, читая эти строчки, приведенные выше, бесовские силы в лице гайдаровских энцефалитников хохочут до коликов в животе. Они падают в обморок от такой удачи — пока эти бараны ходят по России с крестами да молитвами, мы в это время обтяпаем свои делишки. А в случае чего, мотанем в Америку. Им страшно понравится Ваша повесть — проповедь, обезоруживающая и без того измочаленный народ. Мало того, что Вы обезоруживаете свой народ принижаете его, гнете на колени перед бесовскими силами, Вы еще на манер «новых русских» не упускаете случая поиздеваться над ним: «Назревает любимое русское дело — раскол».

Вы мне назовите национальность, в среде которой не «любят» расколов. Нет такой национальности на земном шаре. И Вы это отлично знаете. Но на всякий случай Вам хочется выглядеть «объективным». А по — русски это как раз и называется метнуть бисер перед свиньями.

И что после этого стоят заключительные строки Вашего «Крестного хода», где Вы впадаете в почти сопливое умиление, перемешанное с высокой патетикой, переходящее в состояние, определенное Вами как «немного не в себе»: «Солнышко, милое, смягчи свое паление, отстаньте, комары, чаще попадайтесь родники с чистой водой, тень от деревьев, будь густой и прохладной…» и так далее. А как же любимые Вами муки во спасение?

«Нет, никаким бесам не одолеть те дороги и тропы, те поля и леса, которые мы прошли (!), они наши, русские, навсегда. Жалкие вы люди, те, кто плохо думает о России, кто думает, что с Россией что‑то можно сделать (уже сделали! — В. Р.) оставьте, не позорьтесь. Всем вам одну Маргаритушку не одолеть (!), уж чего говорить о всех нас. (С такими‑то проповедниками — поводырями? — В. Р.). Мы не в митингах, мы в крестных ходах (!), мы не в криках, мы в молитве. (!) А сильнее силы, чем молитва православная, нет. (Есть! Автомат «Калашникова». Или «Узи» израильского производства. — В. Р.).

Владимир Николаевич, вы и меня можете обвинить в любви к русскому делу — расколу. Но я не могу молчать, когда человек, тем более уважаемый мною, несет ересь под видом православия.

ЕСТЬ, ЕСТЬ ЗАГОВОР ПРОТИВ РОССИИ (Открытое письмо «Пресс — клубу» в ответ на телепередачу от 21.06.1997 г.)

Народы России, особенно русские, запомнят эту дату — 21 июня 1997 года. По суги дела, вы объявили войну русским. Холодную. (Пока). И день подобрали со значением: без малого за сутки до трагической даты — 22–го июня.

Вы собрались, чтобы обсудить вопрос: «Есть ли заговор против России?» А чтобы дать сборищу законный вид и толк, как говорил дедушка Крылов, на передачу пригласили несколько истинно русских людей. В том числе известного литературного критика Вадима Кожинова.

Если не считать еще молодого с бородкой, не запомнил фамилии, то, надо полагать, что в лице скромного, престарелого, морщинистого Кожинова вы представили русских, а в лице розовощеких, откормленных, самодовольных и наглых во главе с ангельски голубоглазым ведущим из «МК» по фамилии Лошак — царящих ныне на телевидении евреев. Этот ведущий то и дело смотрит в камеру, только вот не скажет: смотрите, какой я голубоглазый и хороший, — и издевательски — ласковым голосом прерывает оппонентов и дает слово своим. Особенно Новодворской, осатаневшей уже от безнаказанности. Она тужится почему‑то предстать русской и вовсю поносит двоечников, под которыми разумеет русских.

Разговор идет в тоне цинично — насмешливого назидания этим русским, которые никак не поймут, что они давно уже живут в условиях оккупации изнугри.

Омерзительная дама. Омерзительное действо. Омерзительные голубые глаза ведущего, за которыми чувствуется океан грязи.

Ваш вывод из «дискуссии»: ну и что, что Чубайс неправ. Но он действует, и в этом его правота. И вы, русские, ничего не можете поделать. Тямы не хватает. А раз так, то и помалкивайте в тряпочку, как говорится. А что Америка, ЦРУ, агенты влияния — так это бред. Хохма. Как хохма то, что мы выпустили ложную газету «Красная звезда»… И т. д.

Ну прямо чуть ли не в глаза говорите — вы, русские, дураки и туда вам дорога.

Так вот, господа из диаспоры, в народе иначе говорят — русские имею" вашего брата, ума набираются. И за ценой не постоят. И жаль, что вы забываете предупреждение ваших предков. Они еще в 1923 году писали, что всякие революции (читай заговоры) в России в конце концов проходят по еврейским рупам. Привожу выписку из книги «Евреи и Россия», впервые вышедшей в Берлине в 1923 году и переизданной в 1978 году в Париже.

Составлена эта книга из статей известных публицистов еврейской национальности. Вот их имена: И. М. Викерман, Г. А. Ландау, И. О. Левин, Д. А. Линский, В. С. Мандель и Д. С. Пасманик.

«Лейтмотив всех статей сборника, — замечает издательство «Отечественное объединение русских евреев за границей», — раскаяние авторов за активную роль евреев в разрушении тысячелетнего Великого Российского Государства, ставшего для евреев родиной».

В заключение книги авторы обращаются к евреям всех стран:

«К евреям всех стран!

Мираж русской революции давно рассеялся. Вместо мраморных дворцов и висячих садов мир увидел безбрежную пустыню, загроможденную развалинами и густо усеянную могилами. Разрушено величайшее в мире государство, до самых основ разорено хозяйство многомиллионного народа, вырождается и вымирает сам народ…

Нас, русских евреев, гиблая смута не пощадила и не могла пощадить. Связанные многообразными и тесными узами с нашей родиной — с государственным порядком, хозяйством, культурой страны, — мы не можем благоденствовать, когда все вокруг нас гибнет… Как и русские люди, сотни тысяч русских евреев рассеялись по миру: для нас это второе рассеяние, рассеяние в рассеянии.

Но сама русская смута принесла и особые бедствия, для других невозможные. В отличие от русского народа, остающегося сидеть плотной массой на своей земле и, следовательно, сохраняющего свое единство, добрая половина русского еврейства вошла в состав отщепившихся от России новых государств. И в этих государствах евреи составляют рассеянное меньшинство, и тут, следовательно, они живут в чужой стихии, так или иначе проникающей в нашу, родную стихию. В отличие, однако, от пре

жнего, когда на всем широком просторе единой России еврейский народ, окруженный одной и той же культурой, оставался единым, теперь каждая горсточка евреев вынуждена считаться со своим особым окружением и тем самым отделяться от других таких же горсточек: компактная масса русского еврейства дробится.

Эта опасность велика, но она еще в будущем. Нынешний день не эадостнее. Новые государства с тем большим усердием насаждают каждое свой национализм, чем меньше они уверены в своей прочности. Молодые и слабые, эти политические новообразования относятся с особой нетерпимостью ко всему чужеродному, и уже теперь, в медовый месяц их самостоятельности, евреям угрожают гонения и ограничения, каких не знала русская практика: причем весьма отягчающим обстоятельством является и то, что здесь само общество берет на себя почин в гонениях, тогда как в России это было делом ведомств.

И еще бедствие, может быть, всех горше. Непомерное рьяное участие евреев — большевиков в угнетении и разрушении России — грех, который в себе самом носит уже возмездие, ибо какое может быть большее несчастье для народа, чем видеть своих сынов беспутными, — не только вменяется нам в вину, но и толкуется как проявление нашей силы, как еврейское засилье. Советская власть отождествляется с еврейской властью, и лютая ненависть к большевикам обращается в такую же ненависть к евреям. Вряд ли в России остался еще такой слой населения, в который не проникла бы эта, не знающая границ ненависть к нам. И не только в России. Все, положительно все страны и народы заливаются волнами юдофобии, нагоняемой бурей, опрокинувшей русскую державу. Никогда еще над головой еврейского народа не скоплялось столько грозовых туч. Таков баланс русской смуты для нас, для еврейского народа. Равенство в правах, подаренное революцией, ничего в этом балансе не меняет. Мы искали равенства в жизни, а не в смерти; в созидании, а не в разрушении…»

«…всякая революция (читай — заговор) в России в конце концов пройдет по еврейским трупам.

Берлин, 1923 г.»

Подумайте над этими словами, господа зарвавшиеся.

ВРИТЕ, ДА НЕ ЗАВИРАЙТЕСЬ (Открытое письмо Т. Василевской)

Классик русской литературы как‑то обмолвился о женщине не просто приятной, а приятной во всех отношениях. Мы вынуждены сказать несколько слов Вам — женщине не просто неприятной, а неприятной во всех отношениях.

Недавно в журнале «Здоровье» была опубликована милая шутка: от недостатка внимания к себе мужчина «уходит в бороду», женщина… вскипает злостью. В Вашей статье «Где кончается дело, начинается слово» Вы в стадии высшей точки кипения и уже пенитесь от поганых слов, из которых сгородили свой очередной бешеный пасквиль. Это же надо столько злости! У женщины! И как только здоровье не пошатнулось? Самая вздорная бабенка всех времен и народов — жена Сократа — от подобного разового употребления такого количества непотребных слов усохла бы на корню. А Вам хоть бы что.

«Ах, Таня, Таня, Танечка!..» Это из песни о Танечке, которая была приставлена к борщам. А в редакции «КИ» Вы, Танечка, видно, приставлены к скандальным вещам. Специализация такая. Уж так Вы стараетесь, так выкладываетесь, так изощряетесь в адрес губернатора Н. Кондратенко, что уже пена у рта клубится. Не всякая женщина станет поганить свой рот такими словами. А у Вас, Танечка, ну как из выгребной ямы. Словно это и не газета, претендующая на объективность, а базар одной персоны. В духе русской народной пословицы: одна баба базар… Правда, если продолжить аналогию с бабьей удалью, то Вы, Танечка, не до упора использовали набор «аргументов». По русскому обычаю, а это пора бы Вам знать, гражданке «своей» Родины, когда бабе не хватает убойных аргументов, она задирает юбку и показывает зад.

Так что в следующей Вашей статье мы вправе ожидать, во — первых, две подписи, чтоб это был уже не базар, а целая ярмарка; с другой стороны — призвать Вас, Танечка, поэкономнее расходовать бумагу — не тратить ее на печатание слов, а сразу привести последний «аргумент». Желательно на улице Красной, в центре города.

А теперь относительно Вашего вранья, будто П. При — диус стал председателем писательской организации «в результате долгих интриг».

Доводим до Вашего сведения, что П. Придиус избран председателем правления Краснодарской краевой писательской организации согласно действующему Уставу Союза писателей России большинством голосов при тайном голосовании. Приглашаем ознакомиться с соответствующими документами, как это делают все порядочные журналисты, прежде чем садиться писать статью.

Требуем извинения через «КИ» перед писательской организацией и лично перед ее законно избранным председателем.

С Владимиром Крупиным — известным русским писателем. 1995 г.

Участники юбилейного Пленума СП России. Слева направо: профессор Володин, поэт В. Серков, киноактер Ю. Назаров, прозаик В. Ротов. 1995 г.