Глава семнадцатая Что бывает, когда взрослые выдают тайны контрразведки

Деликатно покашливая, «Запорожец» вкатился во двор.

— Знаешь, на каком дрянном бензине он ездит?! Не на всех даже бензоколонках есть такой никудышный бензин, — с гордостью за «горбатого» сообщил старший Блинков. — Ну ничего, у Толика в гараже целая бочка. Сейчас заправимся, чтобы не возиться с утра.

Но заправиться не пришлось. Мешая «горбатому» проехать, у подъезда стоял длиннющий лимузин вишневого цвета. Блинкову-младшему нехорошо сжало грудь. В этом подъезде жила Нина Су. А лимузин Блинков-младший где-то видел.

— Раскорячился, а простому инвалиду уже и не проехать, — ворчал старший Блинков, нажимая на бибикалку. Сигналил «горбатый» негромко, как будто стеснялся.

Дверь подъезда приоткрылась, и в щель высунулась бабья физиономия на треугольных от мускулов плечах.

— Не гуди. Старший князь ездил на этой машине, — быстро сказал папе Блинков-младший. Он узнал и бабьелицего телохранителя, и вишневый лимузин.

— Да что ты! У него же «Волга», — сказал старший Блинков, но сигналить перестал.

— А на этой он приезжал в Ботанический сад, — уточнил Блинков-младший.

Бабьелицый телохранитель слева направо и сверху вниз поводил своей физиономией, противников не обнаружил и осторожно вышел из подъезда. Сейчас, подумал Блинков-младший, появится тело, которое он хранит.

Тело появилось.

Это была Нина Су!


Растрепанная, в домашнем халатике, в черных чулках с дырами на красивых коленках, фотомодель шла, задрав голову, как слепая. Бабьелицый тащил ее за руку. Похоже, он расквасил ей нос.

— А ведь нашей дружбой клялся! — хрипло сказал старший Блинков. — И не успел я уйти, как он бросился звонить. Теперь я очень хочу, чтобы его посадили.

Старший Блинков говорил, конечно, об Эдуарде Андреевиче. Только он мог выдать Нину Су грязным бизнесменам.

Сузив глаза в щелочки, папа смотрел на телохранителя и слепо хлопал по дверце ладонью.

— Ручка выше, — подсказал Блинков-младший. — Ты куда?

— И ты еще спрашиваешь? — удивился старший Блинков, открывая дверцу. Краем гипсового валенка он зацепился за ручной тормоз и стал дергать валенок двумя руками.

Бабьелицый мельком глянул на возню в инвалидном «Запорожце» и ухмыльнулся. На ходу он достал автомобильные ключи с брелоком, нажал, куда надо, и лимузин приветственно бибикнул и мигнул фарами.

Старший Блинков уже стоял одной ногой на асфальте, но гипс опять за что-то зацепился. Блинков-младший не мог помочь, ему мешала спинка водительского сиденья. Папа дергался и постанывал от боли. Он уже не успевал: бабьелицый будто куклу закинул Нину Су в лимузин и усаживался…

Широко размахнувшись, старший Блинков швырнул палочку бразильского дона прямо в стекло вишневого лимузина!

Палочка летела хорошо, вперед тяжелым кукишем. И попала хорошо, не вскользь. Но стекло не разбилось. Наверное, было пуленепробиваемое.

У телохранителя один за другим отвалились оба его подбородка.

— Ты че, одноногий?! — плаксиво сказал он. — Ты из клуба самоубийц?

— Иди сюда, Хрюшка, — поддразнил его старший Блинков. Зашвырнув палочку, он оставил себя и без опоры, и без оружия. Но держался с боевым нахальством. Стоял, облокотившись на крышу «горбатого», и весело издевался над телохранителем. — Умылся бы, рожа сальная! Об тебя канат потереть, и можно зажигать, как свечку!

Бабьелицый, уже было умостившийся в кресле водителя, шире распахнул дверцу и стал выдвигаться из лимузина. Он выдвигался торжественно, по частям. Столбообразная нога, тяжелые плечи, надутая, как бочка, грудь…

Блинков-младший вдруг понял, что папа ни секунды не надеялся победить этого тяжеловеса. Он только хотел выиграть время. Может быть, кто-то из соседей, увидев драку, вызовет милицию. А может быть, подоспеют контрразведчики из службы наружного наблюдения, которые следят за подъездом князя Голенищева-Пупырко. Если только они следят. Наконец, Нина Су могла сама улучить момент и убежать из лимузина. В общем, папа жертвовал собой, чтобы спасти фотомодель.

Наверное, и бабьелицый сообразил, что глупо и опасно ввязываться в драку, когда в машине сидит похищенный им человек. Он тяжело вздохнул и начал так же по частям задвигаться на место.

— Ну что же ты! — кричал старший Блинков. — Иди ко мне, я тебя в лепешку раскатаю и клюковку воткну для красоты!

— В следующий раз, — с горестной гримасой пообещал бабьелицый. — Не переживай, одноногий, я тебя срисовал. Встретимся!

Он задвинул в лимузин последнюю свою часть — физиономию, хлопнул дверцей и с места газанул так резко, что шины завизжали и прочертили на асфальте два дымящихся следа. Гнаться за ним в инвалидном «Запорожце», да еще когда бензина почти не осталось, было чистым безумием. Но старший Блинков бросился в погоню!

Сначала Блинковы, разумеется, отстали. Ведь лимузин раз в двадцать мощнее «Запорожца». По переулку он улетел далеко-далеко и маячил впереди смутным вишневым пятнышком.

— Ты уж нас не подведи, — сказал старший Блинков, нажимая на крылышки по бокам руля. Автомобиль, Который Никогда Не Угонят понял, что речь идет о жизни человека, и не подвел. Он взревел, как большой артиллерийский тягач, несущий ракету средней дальности. Он задребезжал, как сто пустых бидонов. Блинков-младший глазам своим не верил: вишневое пятнышко приближалось!

Когда они подъехали ближе, стала ясна причина такой замечательной победы инвалидного «Запорожца»: лимузин просто-напросто никуда не ехал. Дальше переулок впадал в проспект, и по нему одна за одной тесно катились машины с досками и даже диванами на крышах, машины с холодильниками в приоткрытых багажниках и машины с легкими двухколесными прицепами. Блинковым очень повезло, что был вечер пятницы, и сотни тысяч московских дачников бросились на свои участки. Они торопились, но все равно ехали медленно, в такой-то теснотище. И никому не хотелось пропускать вперед огромный лимузин.

— Ну, держись! — сладостно простонал папа и улыбнулся. Блинкову-младшему совсем не понравилась эта его улыбка. Так, приоткрыв рот и показывая все зубы, улыбаются жеманные кинозвезды и солдаты. Только у солдат это не улыбка, а оскал, чтобы напугать идущего в рукопашную врага.

— Митька, упрись ногами!

Глядя в одну точку на багажнике вишневого лимузина, старший Блинков жал на крылышки газа, как на пулеметную гашетку. Чужой солдатский оскал на знакомом папином лице был ужасен. Автомобиль, Который Никогда Не Угонят старался изо всех своих лошадиных сил. Не так уж их было много, но и сам автомобиль, и его пассажиры не так уж много весили. В общем, они лихо разлетелись, и…

— Бам-м-м!!! Крж-рах-х!! Уи-уи-уи! (это после удара в лимузине сработала охранная сигнализация, хотя вообще-то она не должна была сработать).

Озверевший телохранитель выскочил с какой-то железякой в руке.

А старший Блинков преспокойно дал задний ход. Бабьелицый завопил, затопал ногами и запустил им вслед железякой, но промахнулся.

— Тэйк ит изи, — по-английски сказал стонущему «Запорожцу» старший Блинков. — У тебя же мотор сзади, что тебе сделается?!

Он переключил передачу и снова ринулся в атаку!

— Уи-уи-уи! — визжала охранная сигнализация, как будто лимузин боялся жалкой жестяной машинки.

— Бам-м-м!!! — непреклонно ответил Автомобиль, Который Никогда Не Угонят.

Блинкову-младшему пришлось туго. Хотя он упирался и ногами, и руками в спинку папиного сиденья, все равно, когда «Запорожец» второй раз врезался в лимузин, руки подломились, и он размозжил губу об эту самую спинку. Но больше всего Блинков-младший боялся, что папа скажет ему что-нибудь вроде: «Выйди пока что, погуляй. Видишь, у меня тут мужское дело». К счастью, папа ничего такого не сказал. Только покосился в зеркальце на Митькину раскровяненную губу.

А бабьелицый отбежал в сторону! Наверное, сообразил, что какой бы ты ни был крутой, выходить с голыми руками против инвалидного «Запорожца» бесполезно и опасно для жизни.

— Еще разочек, — подбодрил стального друга старший Блинков, давая задний ход.

Но «горбатый» не мог еще разочек. После второго тарана у него смялся тоненький бампер и заклинил переднее колесо. Мотор честно кряхтел, задние колеса крутились, визжа, как резинкой по стеклу, но «Запорожец» отползал медленно-медленно.

Бабье лицо телохранителя расплылось в совсем круглый радостный блин. Поигрывая пальцами, он медленно пошел к беспомощной машинке.

«Запорожец» в последний раз взвыл мотором и умер. Сама по себе заткнулась визжалка в лимузине, и настала тишина. В больших городах тишина случается редко и ненадолго. Пройдет секунда, и обязательно кто-нибудь нашумит. Ну вот, секунда прошла. Блинковы ясно расслышали далекую милицейскую сирену!

Бабьелицый забеспокоился и стал оглядываться на проспект. Машин там не было. Никаких. Ни с досками и даже диванами на крышах, ни с холодильниками в приоткрытых багажниках, ни с легкими двухколесными прицепами. Может быть, движение перекрыли спешащие милиционеры. Или где-то поблизости зажегся светофор, пропуская пешеходов.

— Ты покойник! — завопил на прощание бабьелицый, бросаясь к своей машине.

— Только не кричи, — сказал папе Блинков-младший, выкатился на мостовую и, нагибаясь, перебежал к помятому багажнику лимузина. Здоровенный и медлительный телохранитель еще только усаживался. Пока дверца открыта, багажник не заперт, как в «БМВ» Нины Су.

Ныряя в багажник, Блинков-младший успел взглянуть на мертвый «Запорожец». Маленький отчаянный Автомобиль, Который Никогда Не угонят превратился в Автомобиль, Который Не Примут На Свалку, Потому Что Страшно.

Блинков-младший упал спиной на какие-то бутылки, зацепился пальцем за ушко на крышке багажника, потянул ее вниз и захлопнулся. Секундой позже в замке щелкнуло, и ему здорово ударило по пальцу. Сработал замок. Все. Заперт.

Едва ли Митькин подвиг понравился папе, но кричать старший Блинков не стал, боясь выдать единственного сына.


Минуту или две Блинков-младший ждал, когда лимузин тронется. Потом его мягко приподняло и опустило. Похоже, лимузин переехал через люк. Значит, уже едем, сказал себе Блинков-младший. Нравится это папе или нет, страшно мне или не очень — едем.

И еще он подумал, что его первое залезание принесло всем одни только неприятности. Залез в сундук фокусника, а кролик тем временем слопал Уртику.


В багажнике было тихо, как под одеялом. Может быть, папа и кричал, только бабьелицый его не услышал. А если и услышал, то что папа мог кричать — «вернись», «остановись»? То же самое он кричал бы, вызывая телохранителя на драку, а бабьелицый драки не хотел и, конечно, не остановился бы.

Стараясь ничем не громыхать и не звякать, Блинков-младший ощупал начинку багажника. Под руки попадались в основном пластиковые бутылки, пустые и полные. Пить в темноте неизвестно что Блинков-младший не отважился, а хотелось. И есть хотелось очень. После утреннего борща и чая с тортом у него маковой росинки во рту не было, а в багажнике как назло пахло самой разнообразной едой. И колбаской, и рыбкой копченой, и солеными огурчиками с чесночком. Хозяин лимузина, видно, любил вкусно поесть где-нибудь за городом, поставив складной столик прямо на лоно природы. Столик был тут как тут. Блинков-младший сначала принял его за стенку багажника, но потом нажал случайно, столик отодвинулся, и за ним оказалась настоящая стенка, обитая жестким искусственным ковром. Отчего-то Блинкову-младшему показалось, что ковер пахнет французскими духами, экзотическими фруктами, шоколадными конфетами и земляникой в утреннем лесу.

А инструментов в багажнике не было никаких, кроме насоса. Видно, водители таких богатых машин даже спустившие колеса не меняют сами, а вызывают мастеров по сотовому телефону. Жалко. Блинков-младший надеялся вооружиться монтировкой или тяжелым гаечным ключом. Нельзя же ехать безоружным в логово грязных бизнесменов!


Всем, всем были ясны интриги князя и его хозяина, генерального спонсора Георгия Козобековича. Да они уже и не таились и в открытую звали кое-кого на работу в свою пивную. Но лишь один человек, Нина Су, своими глазами видел и своими ушами слышал, как генеральный спонсор подучивал князя разбить стекла в оранжерее и как потом князь расплачивался со своим наемником. Она была единственным свидетелем. И грязные бизнесмены украли ее.

О том, что хотят они сделать с честной фотомоделью, Блинков-младший боялся даже подумать. Живая Нина Су им не нужна. А без Нины Су даже контрразведчики не смогли бы доказать ничего, и грязных бизнесменов пришлось бы отпустить. Князь Голенищев-Пупырко-старший так и открыл бы в оранжерее свою пивную, а ученых бы выгнал, и некому стало бы выводить клюкву величиной с арбуз и арбузы величиной с дом. Конечно, потом их вывели бы другие ученые. Но счастье всего человечества отодвинулось бы на много лет.

Болела разбитая губа. Кровь унялась помаленьку, но во рту остался тревожащий металлический привкус.

Загрузка...