Блин - победитель мафии

Глава третья Секретное задание Блинкова-младшего

Дом, где редакция «Желтого экспресса», знают все: москвичи и гости столицы, те, кто ни разу не был в Москве и те, кто понятия не имеет ни о каком «Желтом экспрессе».

Это старый жилой дом с аркой. Слева от арки стоит громадный железобетонный рабочий с отбойным молотком, а справа то ли колхозница, то ли студентка. Она чуть-чуть поменьше, потому что женщина. Блинков-младший каждый раз, когда ехал в редакцию, собирался присмотреться, что там у нее в руках. Если серп — значит, колхозница, а циркуль — понятно, студентка.

Рабочего и колхозницу-студентку любят снимать в кино про тяжелое прошлое, поэтому все и знают этот дом. Все видели. Причем когда тяжелое прошлое называлось радостным настоящим, их снимали, чтобы показать, как хорошо живется людям, которым стоит высунуться в окно — и нате, любуйтесь произведениями монументального искусства. А когда тяжелое прошлое стало тяжелым прошлым, их стали снимать, показывая, как невыносимо жилось людям, которым в окно нельзя было высунуться, чтобы не увидеть это жуткое монументальное искусство.

При этом рабочий и колхозница-студентка совершенно не изменились. Только со временем у них облупились носы.

Блинкову-младшему они почему-то были как родные. Как Хрюша, которого он, понятно, уже не смотрел по телевизору, но уважал за творческое долголетие.

Редакция занимала бывшую коммунальную квартиру.

В бывшей кухне сидел главный редактор, в бывшей ванной — фотографы, в бывшем туалете оставался туалет, потому что журналисты тоже живые люди, а бывшие комнаты назывались кабинетами. За стеклянными дверями стояло помногу заваленных бумагами столов и никого не было. Живые люди журналисты поразъехались на редакционные задания или в крайнем случае курили в коридоре. Некоторые спрашивали Блинкова-младшего: «Что тебе, мальчик?» и сразу же отворачивались. Блинков-младший относился к этому спокойно, как неизвестный герой, которого ищут прохожие, ищет милиция (а уж бабка Пупырко — это точно). Спасенный кролик остался дома. Он успел поесть капусты из борща и насыпать на линолеум черных орешков. А ведь мог бы погибнуть в пасти кровожадного питбультерьера.

Обходя журналистов, коптящих, как подбитые танки, Блинков-младший проскочил в дудаковский кабинет. Кроме Дудакова, которого, понятно, сейчас не было в редакции, там сидел обозреватель криминальной хроники седенький пухлый Николай Александрович. Вот уж кто на самом деле сидел. С утра до вечера, когда ни зайди. Раньше Николай Александрович служил майором в милицейском журнале и привык к дисциплине.

Как обычно бывает со взрослыми, он даже не вспомнил Блинкова-младшего. А ведь знакомился с ним два раза.

— Войдите, — сказал привыкший к дисциплине Николай Александрович, хотя Блинков-младший уже вошел. — Докладывайте.

— Рукописи от Игоря Дудакова, — коротко доложил Блинков-младший.

— Предупрежден, — еще короче сказал Николай Александрович, кивнув на телефон.

Блинков-младший положил перед ним папку с рукописями, и Николай Александрович углубился в чтение.

Вообще-то Дудаков строго-настрого велел Блинкову-младшему проследить, чтобы Николай Александрович ни в коем случае не углублялся в чтение, а сразу отнес рукописи в компьютерный набор. Но легко сказать — «проследи». А если человеку нет еще четырнадцати лет, как Джульетте? Что, прикажете отбирать рукописи у бывшего майора милиции, который уже пошел черкать и писать? И обойтись без Николая Александровича нельзя. У какого-то там Блинкова-младшего заметки бы просто не взяли. А то так любой приходил бы и сдавал в компьютерный набор всякую чепуху.

Николай Александрович с Дудаковым были точь-в-точь как два режиссера, которые так снимают рабочего и колхозницу-студентку, что у одного получается похвала, а у другого сплошная ругань.

Когда Николаю Александровичу попалась заметка «Менты-христопродавцы», он первым делом исправил «ментов» на «работников милиции», а потом стал читать, почему это работники милиции — христопродавцы и вообще в чем там дело.

«Уникальные иконы 18 века, конфискованные у крутого уголовного авторитета Арбуза, всплыли на аукционе „Сотбис“, — писал Дудаков. — Очевидно, что на этом погрело руки циничное ментовское начальство, с легкостью торгующее российскими святынями».

«Несколько икон, предположительно 18 века, конфискованных у некоего гражданина N, известного в уголовном мире под кличкой „Арбуз“, не установленным путем попали на один из западных аукционов, — исправлял Николай Александрович. — Этот факт мог бы дать основание предположить, что в деле замешаны коррумпированные руководящие работники милиции. Однако не стоит спешить с выводами. Уголовная практика знает и такие случаи, когда обычный кладовщик путем подмены расхитил ряд культурных ценностей, в том числе древнеегипетскую мумию».

В статье «Уртика: победа над тысячелетиями» Николай Александрович исправил только «натянули нос ученым-скептикам» на «подали пример практического подхода».

И отнес заметки в набор. Все, кроме «Уртики».

Блинков-младший испугался, что Николай Александрович задержит «Уртику», а потом новость, как говорят журналисты, протухнет, и статью не напечатают никогда. Ведь старые новости никого не интересуют. Они уже и не новости.

А Николай Александрович вернулся и стал кому-то дозваниваться. Этот кто-то не брал трубку.

— Вы что сидите? Можете идти, — сказал Николай Александрович. Вид у него был огорченный.

— А как статья? — набрался духу Блинков-младший. — Пойдет?

— Пойдет статья рогатая… — сказал себе под нос Николай Александрович и растопыренными толстенькими пальцами показал Блинкову-младшему «козу». — Тебе-то что, мальчик?

— Я соавтор, — обиделся Блинков-младший.

Ну почему, почему они все такие?! Когда человек им не нужен, он «что-тебе-мальчик» или «тебе-то-что-мальчик». А вот когда нужен, совсем другое дело. Тогда он Митя и даже Дмитрий.

— Так ты, значит, Дмитрий Гавриловский, — быстро взглянув на подпись под статьей, сказал Николай Александрович. — Что ж ты такой маленький, Дмитрий Гавриловский?

Блинков-младший не ответил, чтобы не умножать количество глупостей в мире. А Николай Александрович и не ждал ответа.

— Тут вот какое дело, Дмитрий Гавриловский, — говорил он сытым голосом. — Тут, Дмитрий Гавриловский, криминальное дело. То, что вы с Дудаковым набодали, это, конечно, хорошо. Но чести вам не делает. Обычная заметка системы «Чародей из Ивантеевки». Кстати, что такое Уртика?

— Древнее растение, там же написано, — сказал Блинков-младший и подумал, что надо бы найти Уртику в Большой Ботанической Энциклопедии.

Николай Александрович довольно кивнул.

— У тебя, Дмитрий Гавриловский, есть возможность превратить эту не делающую вам чести проходную заметку в блестящую публикацию или даже цикл системы «Не пойман — не вор». Потому что, Дмитрий Гавриловский…

У Блинкова-младшего задрожало в животе. При чем здесь какой-то вор?

— …Потому что, Дмитрий Гавриловский, в этом самом Ботаническом саду, где трудится твой чародей… — Николай Александрович опять зыркнул в статью и закончил радостно, как будто выиграл телевизор, — … кандидат ботанических наук Олег Блинков, сегодня побили все стекла в оранжерее субтропических растений!!

Нельзя сказать, что Блинков-младший был потрясен. Ну побили и побили. Конечно, жалко старшего Блинкова, он теперь будет переживать из-за каждого сломанного стебелька.

— Насколько я понимаю, Дмитрий Гавриловский, Игорь взял вас в соавторы не из-за вашего отточенного пера, — рассуждал Николай Александрович. — Значит, вы информатор… Не говорите, я сам догадаюсь. Кружок юных ботаников? Или у вас родители работают в Ботаническом саду?

— Родители, — не вдаваясь в подробности, подтвердил Блинков-младший.

— Родители! — Николай Александрович довольно потер пухлые розовые ладошки. — Так поезжайте в Ботанический сад, Дмитрий Гавриловский! Будьте рядом с родителями в этот трудный час! Запоминайте и по возможности записывайте. На вот, возьми блокнот. Сообщаю оперативную обстановку.

И Николай Александрович, называя Блинкова-младшего то на вы, то на ты, потирая ладошки и то и дело заглядывая в статью про Уртику, сообщил оперативную обстановку.

Стекла в оранжерее били не первый раз, и Блинков-младший об этом знал.

Какие-то бизнесмены хотели открыть в оранжерее пивной бар, и об этом Блинков-младший знал тоже. Еще бы не знать, когда старший Блинков чуть не каждый вечер доспоривал с директором Ботанического сада по телефону. Они, пока доезжали с работы домой, вспоминали что-нибудь важное и сразу кидались друг другу звонить. Старший Блинков был категорически против этого пивбара, а директор — тоже против, но недостаточно.

Прошлой осенью, когда тоже побили стекла и субтропические растения стали замерзать, директор чуть не сдался. Бизнесмены пообещали ему и вставить стекла, и поощрить денежными премиями тех научных сотрудников, которые не будут ходить на работу и мешать им в пивбаре.

Директор почти согласился, он просто не видел другого выхода. Все равно, если бы растения замерзли, научные сотрудники остались бы без работы. А старший Блинков сказал научным сотрудникам: «Не хотите остаться без работы? Давайте тогда откажемся от зарплаты и на эти деньги вставим стекла». И стекла вставили, и научные сотрудники и даже многие садовники и уборщики, которым вообще-то все равно, где работать, два месяца потом отказывались от зарплаты, чтобы внести деньги за эти стекла. Других денег в Ботаническом саду не было.

Блинков-младший все это знал, но раньше не думал, что хулиганов бить стекла нанимают пивные бизнесмены.

А для Николая Александровича это само собой разумелось.

— «Кви продест?», Дмитрий Гавриловский, что по латыни означает «Кому выгодно?» — говорил Николай Александрович, и его маленькие серые глазки сияли, и довольно розовела аккуратная лысинка. — Не забывайте этот древнейший юридический принцип. Когда стеклушки пококали первый раз (он так говорил: стеклушки), я взял это дело на заметку, но писать не стал. Потому что я не работник Ботанического сада и не милиционер. Я журналист, а по-журналистски это было неинтересно. А теперь, Дмитрий Гавриловский, стеклушки кокнули во второй раз. Теперь предположение приобретает силу обвинения, а тот факт, что в Ботаническом саду произошло крупное научное открытие, придает обвинению мощное общественное звучание.

— Красиво излагаете, — вставил немного привыкший к Николаю Александровичу Блинков-младший.

— Не растрачивайте нахальство попусту, Дмитрий Гавриловский, оно вам еще понадобится, — строго сказал Николай Александрович. — Понимаешь, если туда пойду я, мне никто ничего не скажет. В лучшем случае какой-нибудь отчаюга вроде твоего чародея… — он опять заглянул в статью про Уртику. Наверное, в десятый раз. — …Олега Блинкова обвинит эту фирму… — он полистал блокнот. — … «Сильный хмель». Но у него ровно столько же доказательств, сколько у меня. То есть нисколько.

Блинков-младший расстроился.

— Вы же сами сказали: кви что-то, юридический принцип. Арестовать их и все.

— Это волюнтаризм, Дмитрий Гавриловский, — с большим сожалением сказал Николай Александрович. Ему тоже хотелось арестовать бизнесменов из «Сильного хмеля». — Есть преступления очевидные, но практически недоказуемые. Ну, задержат их, а они скажут: «Это не мы». И придется отпустить. Поймают хулиганов, которые кокали стеклушки, они скажут: «Какой-то мужик нас попросил, сказал то-то и то-то». Например, что теще хочет навредить. Многие люди, Дмитрий Гавриловский, не прочь навредить своей теще, это понятный мотив. Допустим, найдут этого мужика, хотя вряд ли. Ты думаешь, окажется, что он работает в «Сильном хмеле»? Нет, Дмитрий Гавриловский, окажется, что и он обычный хулиган, только покрупнее. А вот за ним стоит настоящий уголовник, которому заплатил «Сильный хмель». На языке грязных бизнесменов это называется нанять исполнителя через два забора. Недоказуемо. А посему, Дмитрий Гавриловский…

Николай Александрович встал, и Блинков-младший встал тоже.

Его жизнь, обычная, как школьный дневник хорошиста, готова была круто измениться. Это вам не глупые сплетни про нового спонсора Нины Су, за которые она, если Дудаков их печатал, дарила Блинкову-младшему пахнущие духами шоколадки. Это криминальный репортаж, самый острый жанр. И самый опасный для журналиста. Может быть, грязные бизнесмены, припертые к стенке неопровержимыми доказательствами Блинкова-младшего, будут стрелять в него из любимого уголовной братвой пистолета ТТ, который навылет пробивает автомобиль.

— Я на самом деле Блинков, а не Гавриловский. Сын того Блинкова, — сказал он, чтобы Николай Александрович в случае чего знал, кому сообщить.

Николай Александрович подумал и сел.

— Ополоумел я на старости лет. У меня же внук вроде тебя, — виновато сообщил он. — Куда я тебя посылаю?

Блинков-младший почувствовал себя как рыба, которой дали проглотить наживку, а теперь тащат ее изо рта.

— Я же все равно поеду в Ботанический сад, — сказал он как можно спокойнее. — У меня там папа.

— Ну, если все равно… — легко начал сдаваться Николай Александрович.

Было очень похоже, что бывший майор милиции тоже чувствует себя как рыба, причем наживку он заглотил еще глубже.

Николай Александрович опять потирал свои розовые ладошки и сам себя уговаривал:

— Я же не могу тебе запретить, верно? Я должен тебе помочь, верно? А без меня ты наломал бы дров.

Потом он сказал:

— Это хорошо, что человек в твоем возрасте называет папу папой, а не отцом или тем более предком. Это вселяет. Дай сюда блокнот.

И отобрал только что подаренный блокнот с названием «Желтого экспресса».

— Зачем тебе блокнот? Возьмут тебя за хобот с этим блокнотом, и все. Ты уж лучше на память, — опять скорее себе, чем Блинкову-младшему объяснил Николай Александрович. — Мы тебе подыщем кой что получше блокнота. В целях обеспечения личной безопасности.

В целях обеспечения личной безопасности бывший майор милиции подыскал ему не пистолет, на что Блинков-младший и не надеялся. И не газовый баллончик, на что Блинков-младший рассчитывал. В целях обеспечения личной безопасности бывший майор милиции подыскал ему маленькую сувенирную машинку. Оранжевый «Москвич».

Блинков-младший так растерялся, что решил пока что помолчать. Кто ее знает, что это за машинка. Может быть, в ней скрытый микрофон. Или Николай Александрович покажет какой-нибудь секретный прием самообороны с машинкой. Вон, мама так бросает обычные столовые ложки, что они до половины ручки втыкаются в любую деревяшку.

— Я там ничего новенького не разузнаю, — не торопясь показывать приемы со смертоносной машинкой, сказал Николай Александрович, — хотя, может быть, съезжу осмотреться. Но я не смогу, например, услышать, о чем будут говорить между собой эти господа из «Сильного хмеля», когда приедут в Ботанический сад. А они туда приедут. Удар нанесен, пора принимать капитуляцию. И при разговоре их с директором я бы тоже поприсутствовал, только ведь лишних туда не пустят, а я не человек-невидимка.

— Я понял, — сказал Блинков-младший и с уважением посмотрел на оранжевый «Москвич».

Не нужно никого бить в висок этой тяжеленькой машинкой, не нужно расставлять скрытые микрофоны и вообще секретничать. Нужно просто катать «Москвич» и еще по возможности приговаривать «др-р-др-р» и «бип-бип».

Взрослые тебя не замечают. Вернее, замечают тем меньше, чем меньше ты. В свои неполные четырнадцать ты для них «что-тебе-мальчик». А машинка сделает из тебя вообще пустое место. Полудурка-переростка.

— Др-р-др-р, — потренировался Блинков-младший. — Бип-бип!!