В местных подвалах хранили бочки. Одни с капустой, запечатанные, другие пустые. Третьи и вовсе треснутые, рассохшиеся.
Здесь было сухо.
По каменному своду змеились черные провода. То тут, то там диковинными плодами свисали лампы, пусть и свет они давали тусклый, нервный.
А в остальном… подвал, как подвал.
Ни камер, ни…
Ступени.
Старые лари. Шкаф со снятыми дверцами, которыми накрыли ящики. В ящиках лежали какие-то папки и, судя по виду, лежали давно. Их затянуло пылью и грязью. И Астра, потрогав ящики, отступила.
– Здесь… не чувствуется зла, – призналась она, обнимая себя. Все-таки в подвале было довольно-таки прохладно.
– Оно никогда не чувствуется. Или это я просто не слишком чувствительный.
Святослав потрогал колесо старого велосипеда. Раму повесили на стену и забыли, и теперь она медленно истлевала от ржавчины, что поползла по мятому металлу.
– Может, – она кивнула. – А там что?
– Не знаю. Я здесь сам впервые.
– И не заглядывал?
– Зачем?
Подвалов он навидался. Всяких. И в сорок третьем почти год жил под землей, выползая наружу только ночью, да и то редко. Задача была…
Нет, не стоит вспоминать.
– Тебе здесь не нравится, – сказала Астра, разглядывая уже Святослава.
– Просто… память.
…там подвалы были иными. Старый город, который давно позабыл о собственном возрасте, и тайны подрастерял, что и позволяло Сопротивлению существовать.
Но в тех подвалах было сыро.
И крысы там плодились в неимоверных количествах, огромные и наглые, не боящиеся ни людей, ни огня, а силу использовать было запрещено. Асверские нюхачи отлично умели выискивать источники силы.
И магу бы обрадовались.
– Я… тоже не люблю подвалы. Правда, не знаю, почему. Меня не запирали. Да и вообще… я только пару раз и спускалась под землю. Еще тогда, когда мы ездили с бабушкой. Однажды прятались от бомбежки. И другой раз она сказала надо сидеть. Это был подвал дома в какой-то деревне. Самой деревни почти не осталось, люди ушли. А дома сохранились. И мы сидели. Долго. Не знаю, сколько.
Присев на корточки, Астра заглянула под шкаф, но ничего, кроме пыли, не обнаружила. Поднявшись, она подошла к стене и погладила ее.
Камень.
Старый кирпич, седой цемент. И ни надписей, ни пятен зловещих, ни следов от пуль…
…расстреливали не в подвалах. Куда потом тела девать? Проще уж вывести куда за город, выкопать могилу…
Она обернулась резко.
Уставилась немигающим взглядом.
– Я читал материалы. Мы… все читали, – Святослав выдержал этот взгляд. И ярость, которая полыхнула внутри хрупкого тела. – Уже потом… перед самой войной, когда начались дела о… превышении служебных полномочий. И не только их.
Он присел на край старого сундука, крышка которого треснула и сквозь эту трещину была видна пустота внутри.
– Мы должны были стать судьями. И следователями. Теми, кто видит правду, кто может заглянуть в чужой разум и точно определить, виновен человек или нет. Только… заглядывать в чужой разум – так себе удовольствие, – признался Святослав. – И не потому, что людям это не нравится. Не нравится тоже, но… в чужих головах всякое встречается.
…как у того кругленького суетливого человечка, который вовсе попал под следствие случайно.
Первое дело.
Практика.
Святославу четырнадцать, и его привозит в отделение куратор, который и присматривает, что за Святославом, что за людьми. Они не слишком-то рады этакой помощи, они сами бы справились, но кто решится возражать? Вот и смотрят на Святослава искоса, с недоверием и страхом. И разговаривают осторожно, издали, потому что кто-то решил, что если говорить издалека, то он до разума не дотянется.
Еще в глаза смотреть избегают.
Почему из всего дерьма, в котором он побывал, выползло именно это? И здесь. И почему он заговорил вообще, начал рассказывать, что про учебу, что про дело то, давно забытое?
– Его обвиняли в хищении народного имущества. И мне всего-то нужно было глянуть, воровал Сапожкин или нет. Хватило бы легкого считывания, тут даже эмоции говорили, в разум лезть нужды не было, но я полез. Я… не хотел ошибиться, потому как нам показывали, чем чреваты служебные ошибки.
Она сама подошла.
И присела рядом.
Теперь Святослав чувствовал тепло ее тела, даже не тепло, жар, который исходил от дивы.
– Я и полез выяснять подробности…
– Выяснил?
– Воровать-то он подворовывал, но совсем не в тех объемах, чтобы его в расхитители записывать. У него другое было. Он мальчишек убивал. Находил в деревнях. В деревнях голодно было. А он помощь предлагал. Говорил, что документы сделает, в городе устроит… увозил, насиловал и убивал.
Святослав подавил вспышку гнева.
– Я… нам всякое читать давали. В том числе закрытые дела. Но читать – это одно, а… ухнуть в чужой разум, в его извращенные фантазии, которые воспринимались как мои собственные.
Его передернуло.
Астра же взяла за руку. Сама. Осторожно провела по ладони.
– Я тогда едва выбрался. Куратор ругал, хотя и не зло. Потом сказал, что если бы не я, Сапожкин продолжил бы… что его даже не искали. Никто не знал про тех мальчишек. Родители не заявляли и… но тогда я начал понимать, что все не такое, каким кажется. Мы… мы должны были изменить всю систему, понимаешь? Сделать ее если не совершенной, то такой, в которой вероятность судебной ошибки сведена к минимуму.
– Но не получилось?
– Реформирование предполагалось постепенным. Сперва нас должны были закрепить кого за следственным комитетом, кого за судебными коллегиями. Была мысль давать направление на обязательную экспертизу, хотя бы когда обвинения особо тяжкие, но не дошло…
Началась война.
А потом закончилась. Но не для всех.
– Многих не стало, – Святослав расправил ладонь дивы, такую бледную, до синевы. И сама-то она в свете лампы казалась льдисто-хрупкою, ненастоящей. – А те, кто остался… работы хватает. Возможно, что когда-нибудь подобных мне вновь станет, если не много, то достаточно, чтобы реализовать ту реформу.
Астра кивнула.
Она неотрывно смотрела, как его палец скользит по ее ладони, повторяя тончайшую вязь линий, рисуя собственные узоры.
– Наверное, я так и остался наивным, но хочется верить, что у нас получится. Что судебных ошибок не станет. Или будет их крайне мало. Что… любой человек получит право обратиться к магу разума и доказать свою невиновность. Что когда-нибудь потом, может, после моей смерти, мир станет добрее и честнее. Справедливей. Я дурак?
– Ты веришь.
– А ты?
– Я? – Астра удивилась. – Наверное, нет. Но я бы хотела, чтобы все было так, как ты говоришь. Тогда бы… наверное, мои родители остались бы живы.
Ее ладонь сжалась, захватив его палец, сжала.
– Я не знаю, что с ними стало. Догадываюсь… но они не были виновны. Мне говорили, что они враги народа, а я, получается, дочь врагов народа. Что все дивы враги.
У нее снежные ресницы.
Длинные и хрупкие, белые-белые. Такой белый цвет невозможен. А кожа изо льда.
– Что нас всех нужно уничтожить. И это было так странно… не страшно сперва, а именно странно, потому что все казалось глупым. Разве может быть врагом тот, кто лечит? Отец ведь многим помог. И мама. И никогда-то дивы не лезли в политику. Это я сейчас знаю, а тогда… тогда я все ждала, что они разберутся. И да, маги разума тоже с ними работали.
Рука разжалась.
– То есть, я точно не знаю, но если читали меня, то и их должны были, так?
– Возможно, но… я не смогу прочитать взрослого дива. С одаренными вообще сложнее, чем с обычными людьми. И чем больше силы, тем сложнее… а дивы…
– Всегда были сильны?
– Именно.
– И тогда получается, что… они могли бы открыть разум?
– Наверное.
И вполне вероятно, что согласились бы. Несмотря на гордость, которая порой переходила в гордыню, но не могли же они не понимать, чем обернется это упрямство? Если не для них, то для детей? Ради детей согласились бы, тогда…
– Дело не в магах, – Астра пришла к тем же выводам. – Дело в тех, кто за ними стоял. Дивов собирались уничтожить, а потому не имело значения, виновны они или нет. Так?
И вот что ему было ответить?
Правду.
– Да.
– Почему?
– Не знаю. Скорее всего вас сочли опасными.
– Дивы никогда и ни с кем не воевали.
Да, только этого оказалось недостаточно. В конце концов, война – всего-навсего война. А вот власть – дело другое.
Дивов любили и в том, ушедшем в небытие мире, где силу могли использовать лишь избранные. И в мире новом, сохранившем еще память о прошлом, а с нею и сомнения.
…в этом новом мире магия больше не принадлежала лишь тем, в чьих жилах звенело эхо драконьего огня. И оказалось вдруг, что далеко не все маги готовы держаться клятв.
Служить.
Защищать.
Не желать иного.
…в этом новом мире двуипостасные перестали быть отверженными, а ведьмы – клейменным отродьем тьмы. В нем обещано было место всем, но всех оказалось слишком много.
Нет.
Не о том.
– Вас слишком любили, а любовь – это тоже сила, которую вы могли использовать. Но… многие даже не задумывались. Поступил приказ. А приказы надо исполнять.
Она закрыла глаза, и в подвале стало пусто.
Она сидела.
Просто сидела, дышала и думала о чем-то своем. И Святослава как никогда прежде подмывало заглянуть в эти вот мысли, убеждаясь, что она его не ненавидит. В конце концов, он-то никого не убивал.
…ему было четырнадцать, и он верил, что изменит мир.
Так и есть, болван.
– Идем, – сказала дива.
– Погоди, – Святослав удержал ее руку. – Если хочешь, я найду их дела. Твоих родителей. Или не я, но Казимир Витольдович. Он, конечно, не обрадуется, но возражать не станет.
– Нет.
– Почему?
– Разве это что-то изменит? Я знаю, где они сейчас и… если они захотят, то сами расскажут.
Он не понял. Но и ясно, человек ведь. Возможно, когда-нибудь потом, когда она еще немного привыкнет к присутствию мага, если, конечно, он не исчезнет из ее жизни, как другие, она расскажет ему про лес. И про остальное тоже. А пока Астра спросила:
– Он тебе дорог? Казимир Витольдович.
– Дорог? Пожалуй… как разумный человек. Ты не поверишь, насколько редко вообще встречаются разумные люди. Он из тех, кто способен слушать. И слышать. И думать прежде, чем делать. Я с ним давно знаком. И нет, не возьмусь клясться, что он не участвовал в тех чистках.
– Не участвовал, – Астра сказала это уверенно. А увидев вопрос в его глазах, пояснила: – Он ведь жив до сих пор.
– В каком смысле?
– Когда-то давно… бабушка рассказывала, а теперь я понимаю, что рассказывала она мне вещи, которые мне следовало знать. Так вот, когда-то давно существовало поверье, что человек, виновный в смерти дива, и сам умрет. Не от проклятья. И не от болезни. Но потому что такова цена. Дивы… хранят мир. А мир хранит дивов. И еще она сказала, что от мира не заслонишься чужими руками.
По спине пробежал холодок.
– Но я рада, что он жив, – добавила Астра, беря Святослава под руку. – Он и мне показался разумным человеком. А поскольку вы все равно не отстанете, то лучше иметь дело с разумным человеком.
И почти уже шепотом произнесла:
– Да и разрешение он выправить обещал.
– Если обещал, то выправит.
Она кивнула.
И глянув снизу вверх, попросила:
– А еще чая можно? Тут как-то… холодно, что ли?
За время их отсутствия бумаг на столе поубавилась, зато появилось блюдо с мясною нарезкой, и с рыбною. Бутерброды, на которые масло не мазали, но клали ломтями, а сверху – желтый мягкий сыр, и уже на него сервелат.
Откуда-то возник самовар.
И пустые стаканы, на гранях которых поблескивали капли воды.
– Я подумал, что раз все равно сидим… – книжицу вот Казимир Витольдович убирать не стал, сдвинул на край стола. – То поесть не мешало бы. Я вот ужин пропустил, а вы… тощенькая.
– Какая есть, – Астра опустилась на стул и подвинула к себе ближайший бутерброд.
И все-таки почему она не боится?
Даже в госпитале она сторонилась людей, а тут вдруг осмелела, хотя ей бы наоборот вести себя тихо, неприметно. Она же бутерброды таскает.
И чай.
– Я представление напишу, чтобы вас на спецдовольствие поставили…
– Не стоит.
– Почему?
– Завидовать станут, – Астре было странно, как человек не понимает вещей очевидных. – Да и… у нас все есть. А тощая я потому что раньше не было. И по природе. И… Машка останется.
– Простите? – кажется, подобный переход был слишком резким.
– Маша. Девочка, которая маг разума, она останется с нами. Со мной и Розочкой. Она… всего боится, а с Розочкой ей спокойнее. И Розочка ее не отдаст. Пока.
Казимир Витольдович посмотрел на Святослава, а тот кивнул и пояснил.
– Дар у девочки очень яркий, выраженный, но нестабильный пока. От стресса вполне перегореть способна. А тут я пригляжу. За всеми.
От этого вот его «пригляжу», да еще «за всеми» стало тепло. Или это от чая? Горячий, кипяток почти, но тем вкуснее. Астра зажмурилась от удовольствия и вдруг осознала, что вполне себе счастлива.
Нет, не абсолютно и всеобъемлюще, как ей хотелось того в детстве, но просто счастлива.
С оговорками.
И со страхами, которые никуда-то не делись. С волнениями своими, что за себя, что за Розочку. С беспокойством, которого меньше не стало, пусть оно и попритихло. Но ведь все равно счастлива! Здесь, в этом вот месте, рядом с людьми… с человеком.
С тем человеком, что встал за спиной Астры, скрестил руки на груди и смотрит так… спокойно? Она прислушалась к нему и с трудом удержала улыбку. Мысли маг спрятал, а вот остальное… и не только она слышит, если Казимир Витольдович головой покачал, а взгляд опустил, ага, на книгу… на книгу, которая давно прочитана, поскольку читать там немного, страниц-то дюжина.
Астра вот быстро справилась.
Думала только потом долго.
– Хорошо… – наконец, произнес Казимир Витольдович. – Это, пожалуй, оптимальный вариант… я и сам бы вас попросил.
И почему-то у Астры уши горят, она даже потрогала, убеждаясь, что огонь этот исключительно воображаемый.
– Но это все потом… пока же… к сожалению, после войны многие архивы были утеряны, некоторые безвозвратно, другие нуждаются в восстановлении. Что-то где-то есть, но совершенно не понятно, где именно… то, что ты сказал, Свят, я склонен согласиться. Они должны были быть знакомы, этот ваш… клиент и Петька. И ведьма отметилась. Без ведьмы никуда… По ведьмам статистику запросим. В последние годы ковен более-менее восстановился, завел карты, работу развернул по выявлению и вовлечению. Агитация опять же. Тех, кто зарегистрирован, смотрят, но сам понимаешь, что и свободных хватает. Народ, сколь его не просвещай, а все одно… боятся, скрывают, если у кого дар. Потому и выяснить, кто и где пропадал не получится.
– И сколько пропадало тоже?
– Само собой, само собой… но что без жертв он не обходился, это точно… в общем, я хотел бы, чтоб вы к этой вот… Варваре заглянули. Присмотрелись. Уж больно… нагло. Да, сейчас незарегистрированную ведьму отыскать куда как сложнее, но можно, можно… здесь, если подумать, то выбор такой… сомнительный, учитывая место ее работы. И стало быть, не им сделан. Он тварь осторожная, как мы выяснили, подставляться не стал бы. А потому погляньте, с кем из подружек у Варвары этой ссора приключилась… если, конечно, успеете… я машину дам.
Астра дожевала бутерброд и, подумав, стянула еще один. Если ехать придется. А может, и с собой взять? Детям на утро. Или это будет чересчур?
Она вновь удивилась самой себе. Еще недавно подобные мысли и в голову не пришли бы. А тут и пришли, и показались вполне себе здравыми, потому что детей утром и вправду кормить надо, а у нее из еды масло с булкой. Оно и неплохо, но колбаса всяко лучше.
Хмыкнул Святослав.
И рассмеялся.
Что смешного? Она ведь старается думать, как взрослый человек, который берет на себя ответственность за двух детей. Только, кажется, получается не ахти.
– Что до остального, – Казимир Витольдович будто и не заметил. – То согласен. Пока брать его не за что, да и… не уверен, что без помощи справимся. Все-таки тварь если не древняя, то почти… я вызов отправил, но пока дойдет, пока придут… приглядывайте за ним, ладно?
Астра кивнула.
Приглядит.
А справится… сильным мертвец не выглядел, но что она вообще о них знает? Вот то-то же…
…бутербродов она все-таки не взяла.
Постеснялась.