Близнецы

Полицейский кое-как поднялся, прислушался. Так и есть — хрипловатое пофыркивание служебного уазика. Ну, слава Богу.

Через десять минут, укутанный в шерстяное одеяло, он уже трясся на заднем сиденьи, прижимая к пузу теплый, блестящий бок термоса.

— Он точно был один? — спросил сидящий рядом тощий, плюгавенький мужичок с нелепо пышной щеточкой усов на маленьком личике. Жидкие рыжеватые волосы были зализаны и расчесаны на пробор.

— Да… То есть так точно, — сказал полицейский и покосился на переднее сиденье, где сидел начальник. Но тот никак не вмешивался, а значит, крысеныш этот имеет право его допрашивать. Военный, что ли? — гадал водитель — Или даже фобос?

— Хорошо. Опишите его еще раз.

Полицейский вздохнул, — довольно высокий, худой, бледный. Глаза темно-зеленые, широко расставленные, обрит налысо.

— Вы слышали о похищении близнецов Лунишей? — вдруг спросил мужичонка.

— Да, — осторожно отвечал полицейский, не понимая, к чему ведет незнакомец.

— Фоторобот предполагаемого преступника вам показывали?

— Ну… Да.

— Давайте еще раз посмотрим, — сказал плюгавец и зарылся в карманы дешевого пиджачка. На свет божий явились дорогая позолоченная ручка, несвежий носовой платок, весь в табачных крошках, смятый спичеченый коробок и наконец — маленькая фотография.

— Смотрите. Это Артем Луниш, предполагаемый похититель.

Фотография была личная. За спиной Артема простиралось сверкающее солнечными бликами море, над головой плыли по голубому небу белоснежные облачка. Водитель поглядел на улыбающегося юношу. Он. Может быть, он. Глаза те же, темно-зеленые, необычно широко расставленные. Только здесь он был веселый, загорелый, счастливый, и, хотя черты вроде бы были те же, но совокупность их, лицо человека, получалось совсем другое. Водитель вспомнил юношу с черным пистолетом в напряженной руке, не решающимся смахнуть комара с бледного лба, чтобы не отвлечься. Да, может быть, он. Но тогда придется говорить и про детей?

— Ну? — поторопил незнакомец, — узнали?

— Нет, — наконец сказал водитель, — похож, конечно, но по-моему не он.

— Ясно, — сказал худой, — так куда они направились?

— Он пошел к шоссе и оттуда, наверное, в Рынду, — спокойно отвечал водитель.

Только что он не просто вышел за рамки должностных инструкций (что там, дело обычное), но совершил самое настоящее уголовное преступление, но ему вдруг стало легко и весело. Что я, в самом деле, исповедоваться им должен? Нужны дети — вот пусть сами детей и ищут. Я этим заниматься не хочу и не буду.

«Милая моя, солнышко лесное», — вспомнился ему простой и добрый напев, и снова зачесался в предчувствии бороды подбородок.

— Не улыбайтесь так, — резко сказал плюгавец, — а то вы не на полицейского похожи, а на рекламу пива.

«Пошел ты на х*й, *блан», — подумал полицейский. Но промолчал.

— Вы, — тощий указывал теперь сидящему впереди начальнику, — утроить количество патрулей в районе. Ввести паспортный контроль на железнодорожном и автовокзалах, усилить пикеты на основных трассах. Ориентировка, — желчно улыбнулся плюгавец, — лицо, похожее на Артема Луниша. А скорее всего — сам Луниш. Возможно, похититель и дети разделились.

«Как это — похититель и дети разделились?» — подумал полицейский. У начальника нашлись другие возражения.

— Как я введу паспортный контроль на вокзалах? Это не в моих полномочиях.

— Негласно, — презрительно сказал тощий, — пусть ваши люди обходят вагоны перед отправлением.

— Мне людей не хватит, — пробормотал начальник, но больше не спорил.

Машина повернула, шорхнул под шинами асфальт.

— Что, уже шоссе? — засуетился тощий, — притормозите-ка. Мы вот с этим товарищем выйдем.

— Зачем? — пролепетал толстяк, но уж было поздно: тощий чуть не за шиворот выволок его из теплого салона в стылый мрак.

— Зачем? — уже на улице повторил водитель. Машина унеслась прочь. Асфальт был жесткий, холодный и мокрый — без ботинок это особенно чувствовалось.

— Не нервничайте, — прошипел-просвистел тощий, сейчас выглядевший, как поблескивающий сгусток мрака, — за нами скоро приедут. А пока поговорим.

Костистая холодная ладонь прошлась по его лицу, водитель отшатнулся.

— Поговорим-пообщаемся.

Но среди холода и тьмы вдруг всплыла яркая картинка: голубое небо, сосновые ветви, гитарный перезвон. Вот как я умру, — вдруг истово поверил водитель, — а значит, ничего ты мне, пакость, не сделаешь. Не сможешь.

До Петрозаводска они доехали наконец в тиши и покое — без погонь, неприятных знакомств и перестрелок. Электричка шла три с половиной часа и большую часть этого времени Артем проспал — поглядел немного на обступающие железнодорожное полотно хмурые леса, послушал перестук колес и негромкий гул вагона — в этот ранний час ездили в основном пенсионеры, их компания разительно выделялась — и задремал. Дети, конечно, спали с самого начала, они толком и не просыпались даже — в полудреме, ведомые Артемом и рыжей девушкой добрели до платформы, сели в электричку и тут же заснули. Лена не спала вовсе — с тревогой и запоздалыми сомнениями поглядывала она в окно, за которым проносились величественные и дикие пейзажи. Смотрела на странного парня и странных детей — исцарапанные, измученные, с неясными тенями на лицах. Может быть, не стоило с ними связываться. Может быть… Но хуже, чем было, все равно уже не может быть. И это маленькое приключение — как глоток чистой воды, как порыв высокого ветра. А так, три года в забегаловке: день-ночь-сутки прочь, день-ночь-сутки прочь, недостача в кассе, день-ночь-сутки прочь, конец смены — спать, спать, спать, вот и выходные кончились, день-ночь-сутки прочь, день-ночь-сутки прочь. Она вдруг вспомнила, как неожиданно разрыдалась в магазине, увидев в очередной раз повышенные добрым правительством цены на сигареты — так это было глупо и стыдно, и жалко, и как, глядя на это очередное небольшое повышение, она вдруг почувствовала себя загнанной лошадью, и конца-края этому видно не было — еще жить и жить.

Двери вагона с лязгом распахнулись. Трое хмурых полицейских, поблескивая мятыми кожанками, быстро прошли через вагон, поглядывая на народ пустыми равнодушными взглядами. Лена вздрогнула, незаметно толкнула ногой рюкзак под сиденье. «Он ведь так и не сказал, что у него там», — подумала она. К счастью, за всю дорогу это было единственное их приключение.

Петрозаводск — маленький уютный городок, меж желтыми двухэтажными домами которого зеленеют густые заросли сирени и яблонь, а улицы обсажены белыми березами, и всюду в маленьком городе слышится веселое бурление узкой и неглубокой, но зато довольно быстрой речки Пывы. Они прибыли в него чистым солнечным утром, более-менее выспавшиеся, оторвавшиеся на какое-то время от погони, а потому довольные и веселые.

— Ничего себе городок, — одобрительно сказал Танатос, запрокинув голову в голубое небо с подсвеченными солнцем пушистыми облачками. Гипнос кивнула.

— Очень милый, — согласился Артем, еле сдерживая расползающиеся в счастливой улыбке губы.

— Офигеть, — сказала Лена, жадно вдыхая чистый, сосновый воздух, — так близко от Рынды и так непохоже.

— Ваши документики, — сказал незаметно подошедший полицейский. Был он толст, мрачен и, по всему видать, это у него не утренняя смена начиналась, а ночная заканчивалась.

Артем незаметно пихнул Лену локтем, она сообразила и вытащила паспорт.

Толстяк скучливо пошелестел страницами, поднял на них глаза, — это все? Что, больше ни у кого документов нет?

— Нет, — твердо сказал Артем.

— Ясно, — сказал толстяк, — дамочка, вы с детьми свободны. Гражданин, пройдемте.

Панические мысли заметались у Артема в голове. Бежать — но куда, как? и что потом делать? — драться — а как с ним драться, если все оружие в рюкзаке? Физические свои возможности Артем оценивал трезво. Можно было, наверное, попробовать дать взятку, но Артем в жизни не давал взяток и не знал, как это делается.

— Подождите, командир, — просто сказала Лена, — мы только приехали, вон, с поезда сошли.

Проворные пальцы в это время вытащили кошелек, с томительной медлительностью расстегнули застежку — и показался, застенчиво выглянув из кожаного нутра, краешек пленительной тысячерублевой купюры. Толстяк моргнул, чуть придвинулся к Лене.

Лена в ответном порыве придвинулась к нему, купюра выглянула еще чуть дальше, сверкая бумажной невинностью.

— Так зачем вам его тащить, командир. Это мой двоюродный брат, хороший парень.

Тут — быть может, Артему показалось? — она прямо-таки непристойно подмигнула одышливо дышащему толстяку, чуть шорхнула передаваемая купюра и толстяк отступил.

— Ну, хорошо, — сказал полицейский, приподнимая фуражку и вытирая побагровевший, мокрый лоб, — но больше без документов не ходите. Прощайте.

И, не удостоив их и взглядом, он медленно развернулся и направился к торговавшей полевыми цветами бабушке.

— Вот упырь, — с чувством сказала Лена.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — пробормотал Артем и, вытащив сигареты, закурил.

— Нам надо будет серьезно поговорить.

— Поговорим, — согласился Артем, — только попозже. И в какой-нибудь более спокойной обстановке.

Оставаться на вокзале дальше было рискованно, а потому они проигнорировали манящие запахи буфета и ушли в город. Долго блуждали они по светлым и тихим улицам, провожаемые взглядами редких прохожих — чужаки здесь были редкостью, и наконец отыскали крохотную, сверкающую белоснежным кафелем столовую, на стеклянных дверях которой было вывешено объявление «Свободный Wi-Fi».

— Ну слава Богу, — устало сказал Артем, — то, что нужно.

Кофе здесь был крепкий, а булочки — свежие. Словом, идеальное место. Артем вытащил ноутбук и погрузился в изучение новостей. Как ни странно, ни слова не было о нападении на патрульную машину. Зато сообщалось о начале массовых учений военных и спец. частей МЧС в Карелии. Дело, кажется, было плохо.

— Похоже, за нас взялись всерьез, — сказал Артем, поделившись новостью.

— Похоже, — согласился Танатос с неуместной бодростью.

Гипнос кивнула, — да. Скорее всего, никакие это не учения. Нас будут искать.

— Погодите, — сказала Лена, — вы серьезно? Все настолько круто?

— Круто — не очень удачно выбранное определение, — проворчал Артем, — но вообще да, дело довольно серьезное. И я предупреждал.

— Мы не просто детишки, — гордо сказал Танатос, — мы даже не просто детишки, умеющие доставать вещи из снов. Мы — Конец Света.

Наступила пауза. Потом Лена спросила, — правда?

— Правда, правда, — фыркнул Артем, — только в позитивном смысле конец света. Как я понимаю.

— Конец света в позитивном смысле, — Лена вздохнула, — о’кей. И что нам теперь делать?

— Будем думать, — Артем зевнул и сладко потянулся, — надо взять еще кофе.

— Нужно прятаться здесь, — предложила Гипнос, когда Артем вернулся, — попытаемся уехать — схватят. Уж дороги-то они точно контролируют.

— И вряд ли они станут масштабно шерстить город, — добавила Лена, — снимем какую-нибудь халупку пока.

— Им известны наши новые приметы, — возразил Артем, — опасно оставаться в городе.

— Может, и неизвестны, — защитил водителя Танатос.

— Тогда откуда они знают, что мы здесь? Или это и правда случайные учения?

— Может, и случайные, — проворчал мальчик, но дальше не спорил.

— Нет, — убежденно сказал Артем, — надо уезжать. Попробовать прорваться.

— Можно разделиться, — предложила Лена, — они же ищут юношу и двоих детей, а не девушку с детьми и юношу отдельно.

— У нас на всех четверых одни документы. Если разделимся, кого-то точно схватят.

В столовую зашла группа туристов. Они были бородаты, загорелы, а на спинах у них висели огромные рюкзаки.

— А вообще-то… — протянула Лена, глядя на туристов, — есть идея.

— Предлагаешь спрятать меня в рюкзак? — хмыкнул Артем.

— Не тебя. Вас, ребята, — кивнула она близнецам.

Гипнос тяжело вздохнула.

Вокзал действительно кишел полицейскими. Проходя в толпе праздных, ничего не подозревающих людей, Артем — в камуфляжном костюме, новых кроссовках и с тяжелым рюкзаком за спиной — чувствовал удивительно приятное, острое чувство. Вроде того, как в детстве, при игре в прятки. Рядом пыхтела, сгибаясь под своим рюкзаком, Лена.

— Плохо только, что мы такие бледные, — сказал Артем, — не похожи на туристов.

— Может, мы из полярной экспедиции, — она остановилась, осторожно сгрузила рюкзак на землю, — все. Я здесь подожду.

Артем медленно стащил рюкзак, чувствуя его живую, подвижную тяжесть. Аккуратно положил на асфальт и пошел к кассам. Сзади раздался приглушенный протестующий крик — Артем оглянулся и увидел, что рюкзак с Гипнос повалился на бок. Лена спешно поднимала его. Мимо равнодушно проходили неспешные пенсионеры, стайки подростков, частые темно-синие патрули — и никто ни о чем не догадывался. Даже странно.

Ближайший междугородний поезд был на Сыктывкар, с кучей промежуточных остановок. Он отходил меньше, чем через час.

Это была большая удача, и Артем купил четыре купейных билета до Свердловска. В Сыктывкар, при всей безвыходности их положения, все-таки не хотелось. Кроме того, брать билет до последней станции показалось ему опасным в конспиративном смысле. И без того кассирша весьма подозрительно оглядела его несолидную физиономию и только после застенчивого «сдачи не надо» согласилась записать его паспортные данные со слов.

Пока что все складывалось на удивление хорошо — Артем все-таки сомневался, что удастся без документов сесть на междугородний поезд — и обратно шел окрыленный успехом.

— Пошли, — сказал он Лене, взваливая рюкзак, — мы едем в Свердловск.

— Удалось?

— Удалось. Пошли скорей.

Рюкзак за спиной несколькими ощутимыми тычками выразил радость и ободрение.

И все было бы неплохо, но уже с утра в Петрозаводске — как, в общем, и во всей Карелии — распоряжался уж не губернатор, и не глава районной администрации, а некий «второй секретарь президента». Маленький плюгавый человечек в дешевом пиджачке. Человечек этот отказался от всяких приемов и встреч, наскоро и будто брезгливо поболтал с местной властью, ничего не объяснив встревоженным чиновникам, и тут же принялся разъезжать туда-сюда по Петрозаводску и окрестностям, лично разговаривая не только с начальниками, скажем, полицейских отделов, но и рядовыми патрульными, управляющими железнодорожных станций и даже кассирами. Всюду он сулил большие деньги за самое обычное выполнение самых обычных обязанностей и навевал неясный страх и отвращение черными мокрыми глазками.

Побывал, конечно, плюгавый человечек и на вокзале. Поговорив немного с начальником станции, он затем выгнал того из его собственного кабинета и по очереди вызвал к себе всех кассирш.

И теперь вот, сразу после ухода Артема, кассирша, вывесив табличку «пятнадцатиминутный перерыв», побежала докладывать начальнику станций. Оказалось, плюгавец все еще был у него.

Выслушав взволнованную и перепуганную (самый вид этого невзрачного человечка мог почему-то испугать) кассиршу, он сказал только, — четыре купейных. Без документов, — и улыбнулся серенькими зубками.

— Один паспорт у них был, — уточнила кассирша, но начальник оборвал ее жестом.

— Так как прикажете действовать? — молодцевато и в то же время услужливо спросил начальник станции.

— Вам — никак. Дайте мне только десять билетов на этот поезд.

— Только десять? Может быть, лучше больше? На всякий случай?

— Нет. Но билеты и места отсюда должны быть. От Петрозаводска.

— Это ясно! — бодро гаркнул начальник, про себя вопрошая с тоской: «когда ж это все кончится?», — Наденька, сделай десять билетов. Поближе к вот этим вот.

— Подождите, — остановил плюгавец спешащую убраться подальше кассиршу, — в какой вагон они билеты взяли?

— В первый.

— Хорошо. Идите.

— Пойду-ка гляну, — сказал второй секретарь президента, когда кассирша вышла, — все-таки странно, что он так открыто билеты купил. И почему четыре, не могу понять.

— Так, эээ, чтобы без лишних свидетелей. Одним проехать, — осмелился прервать начальственные размышления железнодорожник.

— Им свидетели как раз не помеха. Даже наоборот, — непонятно ответил второй секретарь и вышел из кабинета.

Начальник станции, всполошившись, бросился за ним.

— Подождите. Хоть патруль какой возьмите с собой. Опасно одним.

Человечек обернулся и оскалился злобно, как крыса, — убирайтесь вы наконец! Куда угодно. Но чтоб я вас больше не видел.

Начальник оторопело глядел на него. Человечек шлепнул губами поверх серых остреньких зубов, развернулся и пошел прочь. Начальник в спину ему показал фигу. Правда, только в кармане.

Артем, с видом крайнего нетерпения, небрежным жестом сунул проводнице билеты и их единственный паспорт. Он волновался, но и тут все обошлось. Подувядшая девушка в синей форме только кивнула и нервно оглянулась. Артем проследил ее взгляд — чуть в стороне стоял худой неказистый мужичонка в дешевом мятом пиджаке. Ничего особенного он из себя не представлял, и Артем, пожав плечами, скрылся в вагоне.

В купе они заперлись, сняли рюкзаки и Лена спросила, — будем ждать, пока поедем? Или сейчас открываем?

— Подождем, — сказал Артем и поглядел в окно. На платформе было безлюдно, но все же рисковать не стоило, — потерпите, ребята.

Ответом ему было приглушенное, но весьма сердитое ворчание.

— Когда отправление?

— Через полчаса.

— Посиди с ними. Я пойду покурю.

На платформе было уже почти пусто, и тощий мужичонка, тревоживший почему-то проводницу, тоже исчез. Солнце скрылось за хмурой серой пеленой, все было тускло и скучно. Вдалеке над невысоким, преимущественно двухэтажным, городом высились две черные тонкие трубы.

— Надо же, как погода меняется, — заметил Артем.

Проводница нервно улыбнулась и бросила быстрый взгляд в сторону вокзала, — да. Скорее бы уж отправление! — с неожиданным чувством добавила она.

Артем поглядел на нее. Ветер гнал по платформе пыль; Артем выбросил окурок и вернулся в купе.

— На платформе совсем пусто, — сообщил он, — даже не верится, что и правда оторвались.

— Тогда, может, выпустишь нас? — в приглушенном голосе Танатоса явно слышались довольно сильные чувства, — мне дышать нечем!

— Потерпи. Немного осталось.

— Гипнос, ты как?

— Волшебно, — глухим угрюмым голосом отвечала девочка. Артем с Леной засмеялись.

— Хватит ржать! — с возмущением возопил Танатос и рюкзак его повалился на бок. Артем бросился поднимать его.

— Извините, — сказала, вставая, Лена, — пойду тоже покурю.

Артем, аккуратно перетащив рюкзаки под окно, чтобы с платформы не углядели, чуть приоткрыл молнии.

— Не нервничайте. Скоро уже поедем, тогда и откроем вас.

— Ладно, — согласился изрядно потрепанный Танатос, — но это не смешно!

— Ладно, ладно.

— Гипнос, ты как?

Девочка была очень бледна и казалась нездоровой.

— Нормально. Просто настроение что-то не очень.

— Почему? — удивился Артем, — мы же оторвались!

— Да, конечно, — без всякого энтузиазма подтвердила она.

Раздался условный стук — вернулась Лена.

— Ну как вы, ребята? — весело спросила она, — скоро едем. А я еще успела купить мороженого!

— Жест доброй воли? — сыронизировал Танатос. Гипнос вообще не отвечала.

— Чего вы смурные-то такие? — в свою очередь удивилась Лена, — радоваться надо!

— Когда вылезем, тогда и порадуемся, — отрезал Танатос.

Объявили об отправлении. Вагон мягко качнулся, двери хлопнули так, что стекла в купе задребезжали. Замурлыкали теплые моторы.

— Уф! — вздохнул Танатос, — наконец-то!

Артем с Леной полезли под стол высвобождать детей.

Танатос выкарабкался кое-как, встал, разминая затекшие конечности и вдруг испуганно ойкнул.

— Что? — не оборачиваясь, спросил занятый освобождением Гипнос Артем.

— В окне.

Артем с Леной, больно стукнувшись головами, вскочили.

Сквозь чистое стекло на них глядел плюгавый мужичонка в дешевом пиджаке. Глаза его были вытаращены и совершенно безумны. Мелкие черты лица искажены в нелепой гримасе. Вдруг мужичонка что-то заорал, брызгая слюной на стекло. Слышно его, конечно, не было. Поезд мягко, неспешно тронулся, а плюгавец, не переставая страшно, яростно кричать и строить безумные гримасы, помчался следом. Жуткое было зрелище.

Поезд набирал ход, но тощий и слабенький на вид мужчина держался вровень до самого конца платформы. Видно, на злобе.

Гипнос самостоятельно вылезла из полурасстегнутого рюкзака, поднялась, — спасибо за помощь. Что там?

— Конец, — просто и даже будто весело отвечал Танатос, — там был конец нашего путешествия.

Гипнос вздохнула, — хреново.

Она уселась на полку и еще раз вздохнула, — кажется, кто-то говорил о мороженом?

Колеса бодро перестукивали; едва они выехали из Петрозаводска, как солнце вышло из-за серой пелены, и в его свете зеленели бескрайние леса, тянущиеся до самого горизонта. Но настроение в купе было безрадостное.

Танатос, отказавшись от всяких обсуждений, залез наверх и лег спать. Но он, конечно, не заснул, против воли прислушиваясь к разговору.

Лена (в который уж раз) спросила, — да почему мы так уверены, что он из этих? Может, самый обычный дядька. Ну, удивился, понятное дело.

— Удивился — это мягко сказано, — заметил Артем.

— Да говорил же я, по ним видно! — злобно простонал сверху Танатос, — чувствуется как-то!

Лена пожала плечами.

— Даже если он не из спецслужб, все равно донесет. Мы его явно впечатлили, — улыбнулась Гипнос, — а там поймут. Они же тоже чувствуют…

— Почему нас тогда никто не арестовывает? Никто не ломится в купе?

— А зачем? — Артем вздохнул, — да и некому тут нас арестовывать. До ближайшей остановки можем быть спокойны.

— Ясно, — сказала Лена, — а за что они нас арестуют?

— Они нас не арестуют, — мрачно пробурчал сверху Танатос, — они нас убьют.

Лена посмотрела на Артема.

Тот вынужден был согласиться с мальчиком.

— Да, скорее всего. Хотя, постой, ты же мне показывал мою смерть. Я умру в метро.

— Тогда, — сказал Танатос, — тогда обстоятельства твоей жизни вели тебя к смерти в метро. А сейчас все могло измениться.

— Грош цена таким предсказаниям.

— Можно еще раз попробовать.

— Нет, не хочу. Лена, хочешь узнать, как умрешь?

— Что, извини?

— Танатос умеет показывать. И так мы узнаем, убьют нас при задержании или нет.

Девушка задумалась, почесала кончик веснушчатого носа, — не-а, не стоит. Прорвемся так прорвемся, нет так нет. Чего гадать? И вообще, хорошо бы выпить.

— Нельзя, — сожалеющее вздохнул Артем, — впереди у нас бой. Шансов мало, конечно, но все равно надо быть готовыми.

— О-кей. Когда ближайшая станция?

— В 6-ть. Еще три часа есть.

— Отлично. Успеешь обучить меня карате.

— Смешно, — вздохнул он.

Артем вытащил из-под стола рюкзак, выложил на стол пистолеты и электрошок.

— Очень удачно. По единице на человека. Ты умеешь стрелять?

— Немного, — скромно ответила девушка.

— Отлично. Тогда это тебе.

Лена ловко выщелкнула барабан, — патрона не хватает.

— Запасных нет. Танатос, слезай. Возьмешь второй травмат.

С недовольным кряхтеньем мальчик спустился, — и какой тут смысл? — бурчал он.

— Гипнос, тебе электрошок. Ты можешь и без оружия помочь.

Девочка молча кивнула. Остриженные когда-то волосы отрасли, выглядывали черные корни. Она выглядела очень печальной и брошенной.

Себе Артем оставил Макаров.

— Ну вот и все, — сказал он, — осталось только ждать.

— Ничего, мы им покажем! — жизнерадостно заявила Лена.

— Из купе почти невозможно прорваться, — сказал Танатос, — а теперь их там много будет, наверное. Но попробуем.

— Конечно, попробуем. Куда ж мы денемся-то.

Помолчали. Лена приоткрыла окно — в купе ворвался живой, пронизанный солнечным светом и сосновой зеленью, воздух. Над мчащимся поездом простиралось чистое голубое небо.

— Хорошо будет умирать, — серьезно сказал Танатос.

— Оставь свои декадантские штучки. Только тоску наводишь.

Артем вытащил сигареты и закурил.

Поезд потихоньку, незаметно сбавлял ход. Они приближались к городу — леса перешли в парки и скверы, ровными линиями шли одинаковые серые пятиэтажки с какими-то красными украшениями на крышах.

— Что это? — сообразил Артем, — сколько времени?

— Только четыре. Даже еще четырех нет. Куда мы приехали?

— Может, они повернули на другой путь?

— Вряд ли, — сказала Гипнос, — смотрите, как пусто.

Город действительно был как будто брошен. Ни единой живой души не было видно. Вот показался бело-желтый, выстроенный в классическом стиле, вокзал. И на платформах никого, а асфальт сильно выщерблен и истрескан. Поезд остановился, но двери не открывались.

— Что это за место? — зачарованно спросил Танатос, глядя в окно.

— Полицейских нет, — заметила Лена, — вообще никого нет. Пора бы сваливать, кажется.

— Да, — согласился Артем, — пора бы.

Он распахнул окно, как только позволял механизм. Первой, не забыв взять с собой пистолет, вылезла Лена. Артем подсадил Гипнос, девушка помогла ей слезть. Так же переправился и Танатос. Артем передал им рюкзаки и полез сам. Не имея ни малейшего опыта (к тому же его-то никто не подсаживал), он как-то нелепо полез боком. И когда Артем лежал в неудобной позе на узкой и жесткой планке окна, поезд резко тронулся. Панически взревел гудок. От одного этого звука Артем чуть не свалился под колеса. Артем кое-как свесил ноги, ход поезда увеличился. Пожалуй, он бы ни за что не решился сейчас прыгнуть — да и не вышло бы, он застыл в дурацком и неудобном положении, когда нельзя было безопасно двигаться ни туда, ни сюда. Но его бесцеремонно схватили за ноги и плечи и попросту стащили с поезда. Артем повалился, кажется, травмировав своих спасителей, потому что послышались довольно грубые ругательства. Мимо все быстрее проезжали вагоны, пассажиры глазели на них из окон.

Артем поднялся, дал руку Гипнос (на которой, оказывается, лежал). Хотел помочь Лене, но она с бранью встала сама и с демонстративной заботой подняла мальчика.

— Его спасаешь, а он в ухо бьет!

— Ну извини!

— Извини, — проворчала она, — извини! Где мы?

— В городе Крайске, — кивнул Артем на огромные буквы, висящие над пустым и мертвым вокзалом, — должен сказать, очень подходящее название.

— Какое-то просто невероятное везение, — сказал Танатос, отряхивая штаны, — просто невероятное!

— Посмотрим, — тихо сказала Гипнос, — везение ли это вообще.

— Брось, — сказал Артем, — страшновато, конечно, но это просто брошенный городок. Таких много и ничего в них нет.

— Просто так города не бросают, — внесла свою лепту Лена.

— Да сговорились вы что ли! — рассердился Артем, — пойдемте. Здесь точно не стоит торчать.

Вокзал был совершенно точно брошен. Мягкий предвечерний свет проникал через большие проемы окон, пахло одичавшими травами и запустением. Они остановились перед украшавшей стену мозаикой. Огненные птицы и затянутые в черную кожу изможденные рабочие атаковали белых офицеров. Офицеры были усаты и большеглазы, как инопланетяне.

— Красиво, — оценил Артем.

Лена кивнула.

— Вы слышите? — вдруг спросил Танатос, — музыка!

Они прислушались и через какое-то время Артем и впрямь уловил, кажется, далекие золотистые звуки труб.

— Да, вроде бы.

— Я тоже слышу, — сказала Гипнос.

Лена пожала плечами.

— Пойдем на звук? — неуверенно предложила она.

— Не знаю, — сказал Артем, — странно как-то.

Гипнос пожала плечами, — все равно не получится. Слишком далеко, по-моему.

— Черт его знает, — сказал Артем, когда они вышли на улицу, — может, город и не брошен.

Действительно, улицы производили вполне жилое впечатление. В окнах домов висели занавески, кое-где даже горел свет. Урны были полны вполне свежего мусора.

— Только почему нет никого?

Артем пожал плечами, они с Леной закурили.

— Пойдемте, посмотрим.

Узкая аллея, обсаженная молодыми тополями, вела, плавно изгибаясь, от вокзала. Людей по-прежнему не было, но чем дальше они отходили от вокзала, тем больше вокруг становилось самой разнообразной живности. Первым провозвестником явилась стайка воробьев, с тонким чириканьем пронесшаяся у них над головами. Затем они увидели сидевшую на скамейке — в совершенно человеческом одиночестве — кошку. При их приближении кошка неспешно удалилась. Вскоре появились вокруг и псы: обычные дворняги, самых разных комплекций и окрасов. Большинство из них просто провожали чужаков внимательными спокойными глазами, но один рыжий пес, смахивающий на помесь спаниэля и таксы, довольно долго следовал за ними, сохраняя, впрочем, известную дистанцию. Пес был очень красив, рыжая шерсть сверкала на уже вечереющем солнце, и Лене вдруг подумалось, что это их местный сопровождающий, гид и охранник.

— Никто сейчас случаем не подумал, — начала она, — не подумал, что это город животных?

— Мелькали такие мысли, — согласился Артем, — но я стараюсь их отгонять. Ребят, возможно такое?

— Наверное, да, — с сомнением протянула Гипнос, — но…

— Да вот! Люди! — перебил ее Танатос, указывая вперед. И правда, вдалеке, где аллея переходила в главную улицу, вроде бы двигались две одинокие фигурки. Не говоря ни слова, Артем с компанией бросились бежать.

Они нагнали горожан уже на главной улице: тихой, залитой теплым вечерним светом, осененной нежными почками молодых тополей и лип. Парочка услышала преследователей и, обернувшись, остановилась. Артему с компанией сразу стало как-то стыдно своего отчаянного бега, они приостановились и подошли уже вполне солидным мерным шагом, только все не могли отдышаться.

У девушки были длинные русые волосы и бледная, прозрачная кожа, на которой розовел нежный румянец. Юноша щеголял отросшим ежиком и сдержанными бакенбардами. Ресницы у него были подпалены.

— Добро пожаловать в Крайск! — весело сказала девушка, внимательно оглядев их компанию.

— Спасибо, — сказал Артем, — извините, это жилой город?

— Да, — удивилась девушка, — просто все на митинге.

— Что, вообще все?

— Да. Но вы не понимаете… — она махнула рукой и улыбнулась.

— Сегодня здесь праздник, — сказал ее спутник и тоже улыбнулся, по-мальчишески обаятельно.

— А гостиницы у вас по праздникам работают? — взяла дело в свои руки практичная Лена.

Аборигены переглянулись.

— Здесь вообще нет гостиниц, — наконец сказала девушка, — извините, как вы сюда попали?

— Приехали. На поезде.

— Что? — радостно удивилась девушка, — ну, значит все и впрямь кончилось.

— Что кончилось? — спросил Артем, но они не обратили внимания.

— Все как раз только начинается, — негромко возразил юноша. Девушка быстро взглянула на него: видно, за этой фразой крылось что-то, что они не могли обсуждать при малознакомых людях.

— Можете пока остаться у нас, — предложила девушка, — места хватает.

— Окей, спасибо, — сказал Артем, — меня зовут Артем, а это Лена. А это, — он вздохнул, — ээ… Галя и Тарас.

Лена, не выдержав, фыркнула. Танатос насупился. Гипнос иронически улыбалась.

— Я — Маша, а это — Вова. Пойдемте.

— Пошли.

Впереди было уже чуть потемневшее сиреневое небо, наступали прекрасные весенние сумерки. Зеленые почки будто чуть светились в пепельно-голубом воздухе, многочисленные коты и собаки провожали их исполненными достоинства взглядами.

— Знаете, — сказал Артем, — мы уж было думали, что это город животных.

Вова хмыкнул, — это очень необычный город. Вечером мы вам расскажем.

— Боюсь, вы и не поверите. Это надо пережить, — сказал Маша.

— Боюсь, поверим, — про себя заметил Танатос.

— Как вы вообще сюда приехали? То есть как узнали о Крайске?

— Да никак, — Лена пожала плечами, — его не было в расписании, мы вообще в Свердловск ехали. Но поезд вдруг остановился и мы решили выйти здесь. Красивый город.

— Еще недавно вам бы очень дорого далась эта прихоть, — заметила Маша.

— Еще недавно она и невозможна была бы, — возразил Вова.

— Да о чем вы, наконец? — возмутился Артем.

— Дома расскажем. Хотя вы вряд ли поверите, — вздохнув, повторила девушка.

— Поверим, поверим, — улыбнулась Гипнос и добавила серьезно, — мы и сами чудес повидали!

Президент устал, был раздражен и изнервничался. Уже которую ночь он не мог нормально поспать: его мучили кошмары. И раньше, бывало, они снились ему, но он никогда их не запоминал. Просто просыпался вдруг с темным чувством безграничного неопределенного страха, и, потихоньку успокаиваясь, долго с любовью и умиротворением глядел на такие обычные, такие простые и привычные вещи: подушка, шкаф, ветка сирени за прозрачным окном, а страшный сон таял в прохладном утреннем воздухе. Теперь все было иначе: каждая ночь превратилась в изматывающую бесконечную погоню. То он за кем-то гнался, то сам спасался в черных туннелях от неведомых и всесильных преследователей. Просыпался он разбитый и ничуть не отдохнувший. С раздражением пил кофе, с раздражением просматривал дела. Впервые за последние десять лет позволил себе проигнорировать звонок. Это было трусливо и глупо, и еще совсем недавно он ни за что бы так не поступил. Но что ж поделать? Да, что-то во мне сломалось, — думал он, — а как иначе? Нельзя безнаказанно брать на себя такую власть. Мы все, все меняемся. И ты знал, когда шел на это. Так теперь плати по счетам.

Мысли были бесплодны и угрюмы, и президент сбежал от них в ванну. Едва он залез в нежную, ласково встречающую его упругими пузырьками воду, как телефон зазвонил снова. Президент неожиданным для самого себя мальчишеским жестом зажал уши и подождал. Отнял руки — благословенная тишина. Ну, слава Богу.

Звонили из ФСБ, по тому делу. Даже в мыслях президент иначе как «то дело» новую странную проблему не называл. Она была ему неприятна, он не хотел ничего о ней знать, он не хотел, чтобы хоть что-то связывало его с этой историей. Не то чтобы президент был так уж щепетилен — щепетильные люди президентами не становятся. Но он уж очень привык играть роль столпа демократии и поборника прав человека, и не хотел от этой роли отказываться. Поэтому все дело президент препоручил ФСБ, а сам постарался забыть о неприятной и смутной истории. Но не выходило — чекисты постоянно требовали новых полномочий, постоянно рвались докладывать — когда президент решительно не хотел вообще ничего слышать о «том деле», решительно не хотел иметь к нему никакого отношения!

Президент полежал в ванной, принял душ, выпил еще кофе и больше откладывать было нельзя, это уж становилось глупо. Надо было перезвонить. В кармане халата телефона не было, и ванной тоже не было. Конечно, это был не единственный телефон президента, но его раздражал сам факт непонятного исчезновения: ведь только что был здесь, только что трезвонил и не давал покоя! Президент знал, как такая глупая мелочь может иногда лишить покоя, сидеть занозой в мозгу и не давать ни на чем сосредоточиться. Кроме того, это все-таки был не просто телефон. Хоть по образованию президент был юрист, но он многое усвоил из опыта своего чекистского предшественника и, в частности, необходимость прямого контакта со средним звеном, с исполнителями, минуя ближайшее окружение. Именно для этих целей потерянный телефон и предназначался.

Президент опустился в кресло, раздраженно шлепнул тапочком. Да что ж это такое? Вот, он был в халате, потому что зазвонил в ванной… Ну, теперь весь день себе испорчу мелочью!

— Сусидко-сусидко, поиграл и отдай, — пробормотал насмешливо президент.

И тут телефон будто соткался из воздуха, оказавшись прямо на его коленях. Президент моргнул, схватил телефон, повертел, быстро просмотрел меню и контакты. Да, тот самый!

Президент подумал и попробовал сымпровизировать. Он положил телефон на столик, пристально уставился на него и, немного смущаясь, сказал: Сусидко-сусидко, возьми поиграй!

Телефон остался на месте, но в комнате раздался отчетливый смешок. Президент вздрогнул. Затем вздохнул, помассировал веки… Когда он открыл глаза, телефона уже не было.

Президент почувствовал азарт первооткрывателя. Ну-ка, выйдет ли и теперь?

— Сусидко-судико, поиграл и отдай!

После выдержанной и весьма многозначительной, как показалось президенту, паузы, телефон вернулся. Так, значит, всегда им пользоваться нельзя, это он ясно намекнул. Ничего, договоримся с сусидкой! Со всеми можно договориться!

Президент, воодушевленный открытием, а также предчувствием того, как утрет фсбшникам нос, причем на их собственном поле, нашел пропущенные вызовы и перезвонил.

— Да, — устало и значительно, как и подобает лидеру огромной державы, сказал он, — чего звонил, Андрей Григорич?

— Господин президент, тут несколько неясная ситуация…

— Что, опять упустили? — сочувственно хмыкнул президент. Теперь он, обладатель тайны, чувствовал превосходство и мог сочувствовать, а не раздражаться.

— Да, упустили. Но это еще не все. Как я полагаю… эээ… обнаружено незаконное поселение. Значительных размеров.

Президент рассердился, — опять экологов гонять будете? Хватит уже, не надо. Пусть хоть кто-то сельским хозяйством занимается.

— Нет, господин президент, тут дело другое. Крупное поселение… Город. Неожиданно обнаружили город.

Президент хмыкнул. Почему-то у него было хорошее настроение, хоть в последнее время он, услышав такую дикую новость, страшно разозлился и раздражился бы, — неожиданно обнаружили город. Ясно. Ну и чем тебе этот город не угодил?

— Дмитрий Анатольевич, там население тыщ пять! Государственных органов вроде бы никаких! Наших нет, во всяком случае! — в голосе фсбшника слышалось отчаяние, — в самом городе беспорядки, митинги какие-то! И налогов они не платят! — совсем уж ябеднически закончил фсбшник.

— Если есть митинги, то и власти есть, — уже серьезно сказал президент, — разбирайтесь! Приезжайте, устанавливайте контакт, выясните, что там вообще. А тогда уж и решать будем. Город они обнаружили!

— Ясно, Дмитрий Анатольевич.

— И максимально деликатно. Сейчас ваши люди туда отправляются не власть устанавливать, а на разведку, соединенную с дипломатической миссией.

— Ясно, Дмитрий Анатольевич.

— Немедленно доложишь мне, как выяснится что поопределеннее. Тогда и будем действовать, — президент помолчал, — и все-таки странно как-то, Андрей Григорич!

— Очень странно, — согласился фсбшник.

— Да, и вот еще что, — с величайшим предвкушением начал президент, — есть у меня идея, для вашего ведомства. Потом обсудите оперативное применение.

— Слушаю, Дмитрий Анатольевич, — преданно сказал фсбшник, но про себя подумал: Ну куда ты лезешь-то? Про письмо молоком, что ли, услыхал?

— Слушай внимательно, — согласился президент, — ты где сейчас, в кабинете?

— В кабинете.

— Положи на стол что-нибудь. Ключи, например. Прямо перед собой. Теперь скажи: «сусидко-сусидко возьми поиграй!»

Последовала пауза.

— Что, простите? — спросил фсбшник.

— Выполняйте! Потом сами спасибо скажете!

Андрей Григорьевич почувствовал ненависть. Через мгновение она сменилась тревогой и страхом. Это не могло быть шуткой, не могло! А значит, президент сошел с ума.

— Так точно, — покорно сказал фсбшник и произнес в телефон, — сусидко-сусидко, возьми поиграй!

Краем глаза он заметил неясное движение. Со стола пропал его пистолет!

— Ну что, сработало? — возбужденно спросил президент.

— Да… — отвечал потрясенный фсбшник, — сработало…

— А теперь попроси, чтоб вернул. Как в детстве. И разбирайтесь с этим вашим городом. Все, жду звонка.

И, торжествуя, президент повесил трубку.

У Андрея Григорьевича было темно в глазах.

— Сусидко-сусидко, поиграл и отдай, — слабым голосом сказал он. Ничего не произошло.

— Сусидко-сусидко, поиграл и отдай, — повторил фсбшник. Ему послышалось насмешливое, звучное фырканье.

— Сусидко-сусидко, поиграл и отдай! — с отчаянием и злобой крикнул фсбшник. Пистолет не появился.

— Вы здесь живете? — с удивлением спросила Лена, когда они свернули к ажурной решетке, за которой стоял, окруженный мокрым голым садом, классический особняк.

— Да, но это не наш дом. Я смотрительница местного музея, — отвечала Маша, — у этого города, вообще говоря, очень интересная история.

— А почему повсюду висят петухи? Это герб?

Вова непонятно рассмеялся. Маша покосилась на него.

— Нет, это в память об одном давнем пожаре.

— Интересная традиция, — только и заметил Артем.

Когда они подошли к дому, из-за колонны застенчиво выглянула маленькая темноволосая девочка в спускавшемся ниже колен взрослом свитере. Толпа незнакомых людей видимо смущала и пугала ее, она смотрела с очаровательной настороженностью.

Маша обняла девочку, с некоторым трудом подхватила на руки.

— Ну, прости. Надо было идти, я не знала, как там Вова.

Девочка только сверкала глазенками на пришельцев, выглядывая из-за головы Маши.

— Это наши гости, не бойся. Поздоровайся с ними.

Девочка выглянула, смущенно помахала крохотной ручкой, и тут же снова спряталась.

Артем улыбнулся, помахал в ответ.

— Ваша? — спросил он у Вовы.

— Наша, — кивнул он, — только не дочка. Она потерялась, а пока живет здесь.

— Здорово у вас! — искренне восхитился Танатос.

Гостей разместили на втором этаже, уставшую и переволновавшуюся девочку Маша уложила спать, и все собрались на кухне.

— Даже не знаю, чем вас всех кормить, — вздохнула Марья, — у нас есть два яйца, булка и чай.

— Можно пожарить булку, — предложил Вова, — вкусно получается, я умею.

— Мы купим продукты, — сказала Лена, — только покажите, где магазин.

— Нет, — возразил Вова, — неудобно, вы же гости все-таки.

— Да брось! — сказал Артем и, видя, что хозяева непреклонны, добавил, — ну, считай это в плату за постой, если тебе так больше нравится.

— Фу, — сказала Маша, — какие неприятные слова. Да и дом не наш, говорила же.

— Да это глупо просто! Тем более, у вас праздник!

Маша вздохнула, — тем более как-то неудобно.

— Тьфу, — не выдержав, сказала Лена, — у нас есть неразменный кошелек. Так что не переживайте.

— Что? — спросил Вова, но она не обратила внимание.

Наставительно подняв палец, Лена продолжила, — поскольку деньги в нем бесконечные, значит, они являются не продуктом личного труда, а природным ресурсом.

— И должны принадлежать трудовому народу, — иронически закончил Артем.

— Так что не нужно выдумывать. Пойдемте в магазин!

— Как это — неразменный кошелек? — спросила Маша.

— Смотри, — Лена показала.

— Даа, — с почтением протянул Вова, — а вы и впрямь повидали чудес!

Танатос мрачно и невзначай заметил, — жаль, не все они были такими веселыми.

Гипнос улыбнулась и подмигнула Артему.

Отправились в магазин.

— Так что за праздник? — поинтересовался Артем.

— Гммм, — затруднился Вова, — сложно сказать.

— Все празднуют, и никто не знает, что за праздник? — удивилась Лена.

— Ну, в следующем году это будет первая годовщина революции, — сформулировал Вова.

Артем с интересом поглядел на него, но дальше расспрашивать не стал.

В магазине царило самое оживленное веселье. Народу была тьма, все радостно гомонили, похлопывали друг-друга по плечам, восторженно вспоминали митинг и свое героическое участие. Из рук в руки передавали затрепанный экземпляр «Новой газеты».

— Я, как газету утром увидел, понял — началось! — вещал рыжебородый потрепанный мужчина внушительной комплекции, одаряя окружающих винными парами и улыбками, — ну, думаю — поехали!

Вокруг рассмеялись.

Вошедшую компанию встретили восторженными и самыми сердечными приветствиями, поздравляли, обнимали и угощали… Вова подумал, что здесь все знают друг друга, но и его, точно так же, как Машу с Вовой, хлопали по плечам и предлагали выпить на брудершафт.

Продавщица — буйнокудрая цветущая женщина в красном платье и с золотом во рту — совершенно устранилась от происходящего. Она сидела в стороне на пластиковом кресле, пила вино и с несокрушимым достоинством и благоволением глядела на публику. В черных глазах посверкивали веселые золотые молнийки.

Вновь вошедшим она кивнула на раскрытый прилавок, рядом с входом в который стояла бочка с прорезью для монет и купюр. На бочке была лаконичная надпись: «Имейте совесть!».

— Своеобразное самообслуживание, — заметил Артем, — это здесь всегда так?

— Нет. Видно, из-за праздника, — сказала Маша, — но здорово!

Они основательно нагрузились провизией, пихнули в бочку тысяч шестнадцать — чтобы несколько покрыть расходы хозяйки и, попрощавшись со всеми, ушли.

— Замечательный у вас город! — искренне сказал Артем, — просто удивительный!

— Вечером расскажем, что здесь раньше было, — сказал Вова, — та еще история.

В саду их нагнал лобастый бритый наголо юноша своеобразной наружности. На нем были джинсы, футболка, туго запахнутый банный халат и шарф. Из кармана халата торчала бутылка вина.

— Гм, — заметил юноша, оглядывая их пакеты, — а я думал, обошлось без грабежей.

— Ничего. Разок-то можно, — сказала Марья, — это Веня, наш библиотекарь. А это Артем, Лена, Галя и Тарас (Танатос скептически поджал губы, но выражать протеста не стал). Они приехали поездом! — со значением добавила она.

— Очень рад, — сказал библиотекарь, протянул руку и улыбнулся. Рукопожатие было крепким.

Они расположились в коллонаде. Быстро темнело, на ярко-синем небе выступили первые звезды, из-за темного сада мерно шумела река. В свете старинной масляной лампы, найденной Вовой, сверкали многочисленные разноцветные бутылки. Белые колонны будто чуть светились в сумерках.

Лена глубоко вздохнула, жадно и пристально оглядываясь кругом, стараясь получить цельное, полное впечатление об этом мире в эту минут, запомнить и навсегда сохранить это впечатление в себе.

— Хорошо-то как! Господи, и ведь совсем недалеко от Рынды!

— Только теперь, — улыбнулся Вова, — раньше в город не все могли попасть. И не всегда.

— Это как?

— Сложно объяснить. Особенно если сам не понимаешь, — задумался он, — этот город был сном. Всего лишь кошмаром одного человека. Но вот теперь мы вернулись наконец-то.

Веня сделал глоток сидра, взглянул на небо — там среди звезд проплывала лучистая точка спутника, — да, мы вернулись наконец в реальный мир. Не хочется портить праздник, но еще неизвестно, как этот мир к нам отнесется и что попытается сделать с Крайском. И корреспонденты наши так и не вернулись… Мы еще утром послали их проверить выезды из города, — пояснил он Артему и Лене.

— Ничего, — уверенно сказала Гипнос, — чтобы они не попытались — они ничего не смогут сделать.

— Хорошо бы, — согласился библиотекарь и вдруг рассмеялся, — вы слышите?

Откуда-то от реки, от накрытого сумерками сада, пробивалась сквозь рокочущий шум реки простая веселая мелодия.

— На чем это играют? — удивилась Марья, — не могу разобрать.

— Сейчас увидите, — улыбнулся библиотекарь, — это Семен.

Артем закурил, тонкий пряный дымок взвился тонкими струйками. Красный огонек вспыхивал в темноте.

— Вы чего приутихли? — наклонилась к близнецам Лена, — устали?

— Нет, — странным дрожащим голосом ответил Танатос, — просто все кончилось. Все наконец кончилось. Мы, считай, победили.

— Слава Богу, — флегматически заметил Артем, пытаясь выпустить колечко, — я уже устал бегать. И здорово бы пожить здесь немного.

Что-то шорхнуло на дороге, мимо сада проехала черная машина с выключенными фарами. Но никто не обратил на нее особого вниманья. Сейчас было не до дел — слишком свежим был запах травы в прохладном воздухе, слишком таинственны были сумеречные тени — сиреневые, пепельные и густо-синие, уютным пламенем светила масляная лампа и, как бриллианты, изумруды и рубины, искрилось стекло разноцветных бутылок под высокими сводами коллонады. А музыка потихоньку приближалась, и вот уже из сада вышел высокий темноволосый человек в кожаной куртке. Он что-то держал в руках — какую-то совсем крохотную вещицу — и эта вещица пела совершенно неизвестным тембром, выразительным и упругим. Мелодия была энергичная, веселая, и все же с некоторой неуловимой ноткой меланхолии.

— Всем привет, — сказал человек, остановившись на границе освещенного круга, и музыка стихла, — кстати говоря, поздравляю!

— Привет, Семен, — сказал Веня, — посиди с нами. И покажи свое замечательное изобретение.

— Буду рад, — коротко ответил человек, и вошел в круг света. У него оказалось худое бледное лицо, растрепанные коротко остриженные волосы и сдержанно-доброжелательная улыбка.

— Это Маша и Вова, хранители музея. А это Артем, Лена, Галя и Тарас, наши гости с большой земли. А этот полночный странник — Семен, слесарь и изобретатель.

— А я вас уже видел, — сказал Вова, — вы предупреждали меня о провокаторах.

— Было дело, — белозубо улыбнувшись, согласился Семен.

— Садись с нами, пожалуйста, — сказала Маша, — только стул захвати из кухни.

Семен вернулся со стулом и стаканом с тарелкой. Поглядев на стол, он с искренним удивлением сказал, — а я и не подозревал, что такой голодный!

Лена засмеялась, — ешьте скорей, а потом покажите нам свой инструмент! Я никогда подобного не слышала!

— Смотрите, — он выудил из кармана маленькую черную коробочку, — вот тут семь кнопок, это ноты. А регулятор сбоку для октав. Я сам придумал! — с гордостью добавил он и передал инструмент Лене.

Так они сидели под звездами, среди ветхих колонн, пили искристое шампанское, а ветерок доносил до них запахи трав и реки. Время от времени кто-нибудь с помощью изобретения Семена издавал тонкий, печальный и очень красивый звук, всякий раз приходящийся исключительно к месту. Над домом взошла огромная, голубовато-белая, полупрозрачная луна. Библиотекарь с Семеном собрались домой. Простились тепло и даже с сентиментальной нежностью. Веня и слесарь быстро скрылись в темноте, но до них долго еще доносились звуки наигрываемой Семеном на ходу мелодии.

Остальные, посидев еще немного, разошлись по комнатам — затягивать вечер означало только все испортить. Они заснули легко и быстро, а ночью им виделись тревожные и радостные видения.

Утром в Крайск вошли танки.

Андрей Григорьевич дрожащей рукой вытащил сигарету, закурил и тут же затушил с отвращением. Так, я зашел в кабинет, снял пиджак — вот он висит, выложил на стол документы, ключи и пистолет… Фсбшник заглянул на всякий случай под стол и тяжело вздохнул.

— Отдай пистолет, сволочь, — мрачно сказал он.

— Не отдам, — совершенно обыденно ответили в пустом кабинете, — обойдешься.

— Хорошо, — угрожающе ответил фсбшник, — хорошо же.

Он подхватил пиджак, сунул в карман мобильник и твердым, чеканным шагом вышел из кабинета.

Навстречу по коридору бежал лейтенантик — совсем еще молодой, только-только из Академии. Ага! — подумал Андрей Григорьич.

— Ээ… Сережа.

— Да, товарищ полковник, — лейтенант остановился, преданно глядя в глаза.

— Обыщи мой кабинет. По всей должностной инструкции. Бумаги не смотри. Найти нужно оружие.

— Взрывчатка? — загорелся лейтенантик.

Андрей Григорьич вздохнул, — найдешь взрывчатку — тоже хорошо. Но вообще ищи пистолет. Макаров, табельный.

— Андрей Григорьич, вы что, табельное потеряли? — разочарованно спросил лейтенант.

— Не потерял, а украли, — отрезал фсбшник, — но надо проверить. Все, выполнять.

— Так точно, товарищ полковник, — отвечал лейтенант. В глазах его сквозило легкое презрение.

Идиот! Все кругом идиоты! — яростно думал Андрей Григорьич, выходя из здания. В гулком, отделанном серым мрамором вестибюле, он уселся на холодную лавочку и вытащил телефон.

— Алло.

— Здравствуйте, Геннадий Андреевич. Что там с городом этим? Новости есть?

— Блокировали основные выезды. Задержали несколько человек, пытавшихся пройти к нам. Говорят, журналисты.

— Где они сейчас?

— В местной полиции. К допросу пока не приступали.

Андрей Григорьевич скрипнул зубами, выругался про себя (еле сдержался, чтобы не вслух), — у тебя какой приказ был? — перешел на «ты» он.

— Блокировать выезды из города.

— Блокировать выезды из города, — согласился Андрей Григорьевич, — а журналистов задерживать у тебя приказ был?

— Не было, но…

— Значит, так. Огласке неисполнение тобой приказа и несанкционированное задержание граждан я придавать не буду. Но если хоть малейший шум, если хоть одна статейка, хоть одна жалоба — ты делаешь публичное заявление о том, что вопреки прямым указаниям руководства, по собственной инициативе задержал данных граждан. Понял?

— Понял, Андрей Григорьевич. Но они никакие не граждане, документов у них нет, даже журналистских карточек, кстати.

— Это уже не тебе решать, граждане они или нет. Переведи их в какую-нибудь гостиницу, что ли. Устрой покомфортнее. Но охрану все-таки приставь.

— Так точно. А по поводу допроса…

— Подождем. Сейчас отправишь две группы в город. Задача — сбор информации о положении дел, наведение контактов с местными жителями и органами власти. Когда сами что-нибудь узнаем — тогда и допрашивать можно. И ничего больше, понял? Это прямое указание президента. Так что держи свою инициативу при себе.

— Так точно, товарищ полковник, — ответили в трубке.

— Все, давай. Я к вам выезжаю, через часик буду.

— До свиданья.

Андрей Григорьевич убрал телефон, подумал, что вот опять, всю ответственность свалили на него, дают по телефону указания, которые нарушить нельзя, а исполнять — опасно и глупо. И не докажешь ведь потом — мол, президент позвонил и приказал. Он даже усмехнулся при этой мысли. Ну, а в самом деле. Если он на дисциплинарном заседании возьмет да и брякнет правду-матку? Посмотрят, как на идиота, и даже в протокол не занесут.

Андрею Григорьевичу не нравился приказ президента. Отправлять разведывательно-дипломатические отряды в совершенно незнакомые условия, неизвестно к кому… Да еще после того, как один умник задержал точно таких же разведчиков с той стороны! Да, опасно и глупо, именно так. С другой стороны, а президенту-то что? Не ему же ответственность нести, не ему же с журналистами или даже — тьфу-тьфу-тьфу! — прокурором объясняться. Нет уж! — решил он — В этот раз пусть по-честному будет! Если что — твердо заявлю, что исполнял негласные указания президента. А там — на пенсию. Сам попрошусь, не выгонят. Буду рыбку ловить, грибы собирать… Давно пора.

От этих успокоительных мыслей и, главное, от твердого решения он успокоился, на душе потеплело. И даже о пропавшем пистолете фсбшник вспомнил с улыбкой. Да что мне за дело! Я через месяц на пенсию ухожу!

Андрей Григорьевич выпил кофе в буфете, выкурил сигарету и отправился в оперативный штаб.

А тем временем в Крайск, трясясь на колдобинах старой дороги, въезжали две большие черные машины. Медленно и настороженно, как хищный зверь, катили они по весенним, залитым ярким солнышком улицам.

— Заметили? — сказал водитель, — автомобилей нет. Ни одного пока.

— Заметили, — сказал сидящий рядом плотный мужчина с коротко остриженными русыми волосами и здоровым румянцем на широком, загорелом лице, — и это не все, между прочим. Авдотьев, снимаешь?

— Снимаю, — ответил Авдотьев, прильнувший к окну с камерой, — народ как бы возвращается откуда-то. Все из одного центра идут. С флагами, между прочим.

— Сам вижу. А флаги-то красные.

И действительно, по улицам, аллеям и переулкам расходились веселыми толпами люди. Флаги реяли под высоким чистым небом, в тепло-оранжевом свете уже вечернего солнца. Люди, улыбались, пели. На черные машины, медленно катившие по пустой проезжей части они совершенно не обращали внимания, будто не видели.

— С населением сейчас контакты завязывать нецелесообразно, — решил румяный здоровяк, — прокатимся, посмотрим. Надо какого-нибудь местного полицейского найти или вроде того.

Он инстинктивно чувствовал, что с представителем их профессии — пусть и из такого странного места — ему будет легче разговаривать.

— Пока что ни одного не было, — скептически заметил водитель, — а ведь тут митинг или массовые гуляния, или что еще там.

— Должны быть, — твердо сказал румяный, — не бывает, чтобы полиции не было. Ребята, вообще смотрим внимательно! Они тут не по форме, скорее всего. Но там нарукавная повязка какая-нибудь, хоть что-то должно быть. Сосредоточились.

Но сколько они не катались по городу, сколько не вглядывались в толпу — ни одного человека в форме, или в хоть каком-то ее подобии так и не заметили.

Уже вечерело. Дымчатые, таинственные сумерки опускались на город, приглушали и сглаживали краски и углы. А люди все не расходились — гуляли парочками по липовой аллее, сидели компаниями в садах и скверах, мальчишки гонялись туда-сюда за желтыми, красными и голубыми воздушными змеями. Раз они увидели совершенно непривычную и странную им картину: в одном доме окна на первом этаже были раскрыты, над ними был укреплен алый транспарант с надписью: библиотека. В окне, поминутно исчезая в глубине квартиры, стояли двое — бритый наголо лобастый юноша и пожилая уже женщина в очках и собранными в хвостик седыми волосами. Они выдавали книги — прямо через окно. А вокруг толпился народ и призывно тянул руки, словно за какой манной небесной.

— А читают тут много, — хмыкнул водитель.

— Угу, — согласился Авдотьев, — товарищ капитан, может, с ними поговорим? Библиотекарь все-таки общественный работник.

— Не пробьемся, — сказал капитан, — вон тут сколько желающих.

Он устало вздохнул, — отъедем куда поспокойнее и попробуем хоть с местными поговорить. Хотя вряд ли толк будет.

Миновав толпу книголюбов, они свернули в тихий переулок, выехали на аллею и остановились перед чугунной решеткой, за которой, в изумрудных сумерках маленького сквера, светили желтые огонечки и белели лица людей.

— Авдотьев, со мной. Я разговариваю, ты снимаешь. Будь наготове, — кивнул капитан водителю и они вышли.

Водитель пожал плечами. Он сомневался, чтобы здесь им что-нибудь грозило.

Из сквера слышалась музыка: играли на гитаре и трубе. Капитан, с державшимся позади Авдотьевым, двинулись вперед, где при свете разноцветных фонариков и свечей, развешанных на ветках, сидели, болтая и смеясь, люди. В стороне капитан увидел прислоненный к дереву и совершенно позабытый флаг с российским триколором. Это его немного подбодрило.

— Добрый вечер, граждане! — громко и внушительно поздоровался капитан, потому что на их появление никто особенного внимания не обратил.

На фсбшников посмотрели с доброжелательным любопытством.

— Добрый вечер! — отозвался веселый красивый юноша, сидевший в центра компании, — меня зовут Олег, а это Лия. Ну, с ребятами сами познакомитесь. Садитесь с нами!

— Гм, — сказал фсбшник, — спасибо за приглашение, граждане, — он особенно подчеркнул это обращение, — но мы спешим. Скажите, где у вас здесь… эээ, правительство?

— Мэрия, что ли? — удивились вокруг, — опоздал, товарищ. Митинг давно кончился!

Вокруг засмеялись.

— Я не на митинг, — отрезал начинавший чувствовать себя глупо, а потому злящийся, капитан, — так где мэрия?

— Прямо по главной улице, — пожал плечами Олег, — но там нет никого.

— Рано же у вас рабочий день кончается, — с неприязнью процедил капитан, — благодарю.

И, развернувшись, ушел. Авдотьев с тоской бросил последний взгляд на разноцветный фонарики, уютно горевшие в темно-зеленых, глубоких сумерках, на красивых и веселых девушек и юношей, улыбавшихся в темноте, на золотую трубу в руках у длиннобородого, похожего на Дамблдора из «Гарри Поттера» или Венедиктова из «Эха Москвы» статного старика, и поплелся вслед за капитаном.

— Ну что? — спросил водитель, когда они вернулись.

— Ничего, — буркнул капитан, — сейчас поедем к мэрии, осмотримся — и обратно. Идиотский городок.

Авдотьев промолчал.

Площадь перед мэрией была пуста и холодна, все окна темны. Ветер разносил, посвистывая, обрывки листовок. Над темной пустой площадью простиралось темно-синее небо с первыми, маленькими и холодными, звездочками.

Они подкатили прямо к дверям. Капитан выскочил из машины, с недоумением прочитал объявление на дверях присутственного здания — «Завтра в 17.00 здесь пройдет общегородское совещание по поводу того, как нам использовать освободившееся здание мэрии. Кто не придет завтра — повторных голосований не будет, так что потом не жалуйтесь». Капитан подергал запертые двери, плюнул, и залез обратно в машину.

— Все, — с облегчением сказал он, — поехали домой.

Машина развернулась и помчалась сквозь черную ночь обратно, на большую землю. Авдотьеву было жалко уезжать.

Андрей Григорьевич прочитал сумбурный отчет капитана, посмотрел наспех смонтированную пленку и несколько успокоился. Кажется, проблем с этим странным городком не будет. Вон они какие квелые!

Надо было отчитаться президенту, а затем, после хороших новостей, и уточнить, как же все-таки с пистолетом.

— Алло, Дмитрий Анатольевич, я по поводу города…

— Здравствуйте, — совершенно неожиданно ответил ему женский голос, — это Светлана Владимировна. Мой муж… Дмитрий Анатольевич сейчас не может разговаривать.

— Светлана Владимировна, это очень срочно, — осторожно начал фсбшник.

— Я понимаю, — голос у нее был расстроенный и растерянный, — но сейчас он не может говорить. Я передам, что вы звонили.

— Светлана Владимировна…

Но трубку уже повесили.

Ах, ты подлец! — подумал подумал Андрей Григорьевич, — это уж за всякие рамки! Фу, и за бабу спрятался. Называется, выбрали президента.

Он забарабанил пальцами по столу (тут же с раздражением вспомнив исчезнувшее оружие), закурил. Что же это… Опять мне решать? Но там, значит, не так все просто, если даже президент испугался. Свалил, опять свалил на меня! Значит, он что-то еще знает, что-то не такое благостное. И боится брать решение на себя, боится, сволочь, ответственности. Думает, опять я все разгребу. И по шапке потом получу — в случае необходимости. Нет, шалишь!

Андрей Григорьич вздохнул: хотел все-таки по-хорошему уйти, но уж как выходит. Набрал Ястребинова, непосредственного своего руководителя.

— Алло, Алексей Алексеевич?

— Да, — хрипло ответили в трубке, — да, слушаю.

Заболел, что ли?

— Это Андрей Григорьевич, из штаба по новому городу.

— Ну? — грубо ответили в трубке и Андрей Григорьевич сразу утвердился в своем решении.

— Я ухожу в отставку. С завтрашнего дня.

В трубке молчали, слышалось сиплое дыхание.

Наконец хриплый голос спросил, — уходишь? Это как понимать? — в голосе слышались угрожающие нотки, и раньше они всегда действовали на Андрея Григорьевича, но не сейчас. Он чувствовал себя веселым и свободным.

— Ухожу в отставку, — легко сказал он, — так и понимать.

— Ты с ума сошел? Не видишь, что творится? — заорали в трубке, голос у начальника сорвался и фсбшник ему посочувствовал.

— Вижу, — просто ответил он.

— Хорошо, — тихим сорванным голосом ответил Ястребинов, — хорошо… Но советую из России уезжать. К чертям собачьим, сразу же.

Сердце кольнуло обидой, но Андрей Григорьевич не обратил внимания, — и я вам совет дам. Вы по этому городу отчет прочтете. В отчете все хорошо, но это не вся информация. Чего там нет — я не знаю. Знаете, вроде бы, президент. По каким-то своим каналам. Так что советую действовать осторожно.

— Благодарю, — саркастически прохрипели в трубке, — эх, Андрей… — начальник закашлялся.

Андрей Григорьевич, предчувствуя, что тот начнет разыгрывать патриотическую мелодраму, быстро сказал, — прощайте, — и повесил трубку.

Накинул пиджак, сунул в карман ключи, сигареты, мобильник. Оглядел темный кабинет с занавешенными окнами. Неужели все? Выходит, да. Быстро начеркал короткую записку: «Не забудьте поливать цветы, они за шторами», прижал папкой.

— Эх, сусидко, — вздохнул он, — отдал бы пистолет. Казенный же, мне отчитываться.

И почти не удивился, когда из полумрака ответил звучный и как бы мурлыкающий баритон, — увольняешься?

— Увольняюсь, — согласился Андрей Григорьевич.

— Держи тогда.

И на столе, соткавшись из полумрака, появился пистолет.

— Спасибо, — сказал Андрей Петрович, убирая оружие.

— Да не за что, — вздохнул домовой, — за цветами я пригляжу, не беспокойся. Ну, прощай, что ли.

— Прощай, — эхом повторил Андрей Петрович. И вдруг предложил, — а хочешь, ко мне переезжай. Все лучше, чем казенный дом.

Домовой хмыкнул, — удивил, Андрей Григорьевич. Спасибо за предложение. Не могу пока. Но при случае обязательно вспомню.

— До свиданья тогда, — вежливо попрощался фсбшник и вышел. Отказу он ничуть не расстроился.

— До свиданья, — ответили в уже пустом кабинете.

А на самом деле президент вовсе ничего не боялся и ни на кого не пытался свалить решение. Он вообще про Крайск успел совершенно забыть. Поговорив утром с фсбшником, он взялся за бумаги. Надо было просмотреть отчет финансовой комиссии, инспектировавшей экономические министерства и службы — минэкономразвития, пенсионный фонд, министерство сельского хозяйства и так далее.

Президент полистал гладкие белые страницы, посмотрел на столбики цифр, на дуратское канцелярское словоблудие. С ума сойти, — подумал он, — и на это я трачу жизнь.

Все же он принялся за работу: читал, сверял, перепроверял. Но его ела изнутри простая и очевидная мысль, мучавшая его последнее время: что все это абсолютно бессмысленно. Как он ни резюмируй доклад, что он ни прикажи сделать — все останется по-прежнему. И зачем только надо было эту комиссию организовывать? Пользы никому и никакой, а мороки вон сколько. Нет же, полез!

Президент решительно отлистал в конец, к заключению, и приписал в конце: «Полностью одобряю, но выполнение в данный момент преждевременно. Оставить до следующего обсуждения бюджета». Вышло очень умно и дипломатично.

Да и чтобы он ни написал, действовали бы ровно по этой инструкции. А какую пользу я мог бы принести, — подумал президент, — ведь я первооткрыватель, если подумать. Но нет, сиди тут, корпи над бумажками. Неужели дня я не могу себе посвятить? Да и не себе ведь даже — общей пользе. Причем по-настоящему, а не так вот… — он бросил недоброжелательный взгляд на отчет, — ведь это что-то невероятное! Если это теперь работает…

Он решительно убрал документы в ящик стола и открыл браузер. Но тут президенту стало неловко: ведь наверняка все его запросы отслеживаются, и как-то даже смешно будет неведомым наблюдателям читать, что президент вдруг взялся искать информацию по магии. Все, что президент знал о компьютерной безопасности — это использование прокси. Но такая простая уловка вряд ли обманула бы наблюдателей. И получилось бы даже еще смешнее — неуклюже и примитивно замаскированный, демонстрирующий президентскую стеснительность, запрос.

Да ну вас к черту, — подумал он, — у всех свои интересы. И потом, когда вы узнаете!

Президент получил неплохое образование. Главное, что оно дало ему — это умение работать с литературой и отделять зерна от плевел.

Поэтому сейчас он, до этого не знавший о магии абсолютно ничего, легко отсеивал разные нью-эйджевские секты и псевдо-интеллектуальную, замешанную на путанной философии, магию Средних Веков, от народной традиции (к которой как-то естественно склонялся).

Собрав приличный сборник заклинаний на все случаи жизни — от любовных до отгоняющих злых собак — президент взялся за методичную их проверку.

К сожалению, собак у него не было, ни добрых, ни злых, а жена, как он полагал, любила его и так. Поэтому он начал с немногочисленных погодных заклинаний. Президент попробовал вызвать дождь — не вышло. Таким образом, проверку заклинания для ясной погоды пришлось отложить. Напротив первого президент поставил минус, напротив второго — вопросительный взгляд.

И, увлеченно потерев руки, пошел по списку дальше…

За весь день он повычеркивал целую кучу заклинаний, но ничуть не разочаровался. Все равно ему нравилось этим заниматься. Да и были ведь и успехи! Выбрав самого неприятного своего знакомого — фсбшного генерала Ястребинова, за которым, к тому же, водились какие-то темные делишки — президент наслал на него самую легкую порчу, какую смог найти. Выждав для контроля пятнадцать минут, президент позвонил фсбшнику. Тот, оказывается, заболел! Президент, конечно, и встревожился немного, но и обрадовался тоже. Поставив в длинном списке заклинаний первый жирный плюс, он позволил себе небольшой перерыв на чай, и вновь принялся за работу. К двум часам дня с русской народной магией было покончено. Из более чем двухсот проверенных заклинаний работали три: одна порча, заклинание от головной и зубной боли и еще одно, то самое, от дождя. К полудню над столицей заморосило, и президент, воспользовавшись случаем, прогнал из города дождь. Скопировав работающие заклинания в отдельную папку, президент взялся осваивать традиции алтайских шаманов. Несколько раз звонил телефон, но он не отвечал — он так давно не занимался ничем, что приносило бы ему довольствие само по себе, вне зависимости от результата, что теперь просто не мог остановиться.

Вернувшаяся вечером с приема жена застала президента лихорадочно бегающим по кухне. Лоб у него был чем-то испачкан.

— Привет, милая, — он наскоро поцеловал ее в щеку, — где тут у нас базилик, я не могу понять?

— Подожди, у тебя тут на лбу что-то, — она попыталась его задержать, но президент вырвался.

— Не трогай! Это так и надо!

— Я не про прическу, просто ты испачкался в чем-то.

— Это бычья кровь, так для ритуала нужно, — объяснил президент, — так где тут у нас базилик?

— Бычья… — женщина охнула, подошла к мужу, осторожно и мягко обняла его, — бедный ты мой!

Сошел с ума, переработался. Да какое там переработался — заездили, сволочи! — думала она горько.

Президент на мгновение обмяк, но энергия слишком переполняла его.

— Ну-ну! — ласково сказал он и погладил жену по волосам, — не переживай. Со мной все в порядке, я тебе скоро объясню. Просто сейчас ритуал нельзя прерывать, — и забыв про базилик, убежал в кабинет.

Женщина опустилась на стул, вздохнула. Ничего. Как-нибудь справимся.

Зазвонил телефон — муж оставил его на столе. Раньше она никогда не снимала трубку, если звонили на этот телефон, но теперь-то уж что…

— Алло, Дмитрий Анатольевич, я по поводу города…

— Здравствуйте, — перебила она, — это Светлана Владимировна. Мой муж… Дмитрий Анатольевич не может сейчас говорить.

— Светлана Владимировна, это очень срочно, — после удивленной паузы сказали в трубке.

— Я понимаю, — она чуть не разрыдалась в этот миг, но сумела сдержаться, — но сейчас он не может говорить. Я передам, что вы звонили, — и повесила трубку.

Посидев еще немного на кухне, она решилась и пошла к мужу.

— Дима! — осторожно приоткрыв дверь, позвала она, — ты закончил?

Президент сидел в начерченном прямо на паркете кругу, а рядом с ним сидело какое-то пушистое большеглазое существо, похожее на гигантского коалу.

Светлана Владимировна охнула.

— Я все-таки вызвал его! — весело сказал президент, — он приносит удачу и защищает дом от воров.

Гигантский коала звучно мяукнул.

С рассветом в оперативном штабе воцарилось уныние. Никто ничего не делал, все ждали начальства — а начальства не было. Полковник, оказывается, взял и подал в отставку. Звонили генералу — но тот так страшно хрипел и кашлял, что нельзя было разобрать, что же он приказывает. Самым старшим по званию оказался капитан, но он, кажется, сошел с ума: все сидел на дороге с биноклем и глядел на Крайск. Авдотьев попытался было растормошить его — куда там.

— Иди-иди, — шепотом сказал капитан, — не выдавай меня. Они там хитрые, следить надо.

Авдотьев вздохнул, принес капитану термос с чаем и бутербродов (тот сидел все в той же позе и даже не заметил его), а сам вернулся в штаб. Звонили из полиции, спрашивали, что делать с журналистами.

Авдотьев лаконично отвечал: «Отпускайте», повесив трубку, вздохнул.

Не хотелось ему сидеть во всеми брошенном и никому не нужном штабе. Он поглядывал в окошко, курил, вспоминал Город (он так его про себя и называл, с заглавной буквы), где в вечернем небе плывут красные флаги и воздушные змеи, где белеют в изумрудных сумерках улыбки и сверкают молодые, веселые глаза, где, наконец, никто его не испугался, никто не поджимал брезгливо губы при виде удостоверения и не пытался подхалимничать. А просто взяли и пригласили к себе.

— Эх, разбомбим мы их! — печально думал Авдотьев, — а если мы вдруг не разбомбим, так другие спохватятся.

Предсказания его оправдались. Ближе к полудню загудели вдруг на дороге мощные моторы, заскрипел натужно асфальт, и к штабу подъехала танковая колонна, возглавляемая маленьким черным автомобильчиком.

Из автомобильчика вылез маленький серый человечек, злой и больной на вид, истерически потребовал старшего.

— Капитан в разведке, — сохраняя меланхолическое спокойствие, отвечал Авдотьев, — так что конкретно здесь старший я.

Человечек ощерился и Авдотьев увидел, что зубы у него крошатся. Да и вообще он плохо выглядел: узенькие плечи, как снегом, засыпаны перхотью, вокруг мокрых глаз — огромные темно-синие круги. Он был почти лыс, только кое-где торчали невпопад из тусклого черепа пегие волосенки.

— Отлично, — сказал, ощерившись, человечек, — я второй секретарь президента. Городом теперь занимаемся мы. Можете сворачивать свой штаб.

— Штаба и так, считай, нет, — честно отвечал Авдотьев, — сами свернулись. А я поеду с вами.

— Зачем?

— Ястребинов приказал, — глядя сверху вниз на человечка честными глазами, сказал Авдотьев, — хотите, проверьте.

Человечек брезгливо пожал плечиками, — ну, езжайте. Садитесь на любой танк, только не ко мне.

Авдотьев залез в тряское нутро головного Т-90, и колонна двинулась на город.

— Командир, приказ-то какой? Если не секрет? — спросил Авдотьев.

— Нет никакого приказа, — мрачно отвечал командир, рыжеусый дядька лет под сорок, — поддержку, понимаешь, оказываем.

Авдотьев кивнул, — я из штаба ФСБ. Заранее предупреждаю — буду следить за соблюдением законности, вроде как прокуратура.

— Следи, — охотно согласился командир, — только ты это не мне, а этому скажи.

Авдотьев понял, — сказал уже.

— Хорошо, — кивнул командир, — я Андрей Валентинович, подполковник 3-й бронетанковой дивизии.

— Лейтенант ФСБ Григорий Авдотьев, — с некоторой самоиронией отвечал Авдотьев.

— Лейтенант? — удивился командир, — а постарше никого нет что ли?

— Штаб развалился, — пожал плечами Авдотьев, — никто не хочет этим городом заниматься.

— А что там? Ты в самом городе был?

— Был. Ничего особенного. Город как город, народ гостеприимный.

— Говорят-то по-русски?

— Конечно, по-русски, — даже рассердился Авдотьев, — а вам что рассказывали? Что это база НАТО небось?

— Нам вообще ничего не рассказывали. Езжай да пуляй, в кого скажут. Оказывается, и так можно.

— Стрельбы не будет, — сказал Авдотьев, — если только этот… секретарь… — он, не закончив, вздохнул.

— Дай-то бог, — согласился командир.

— А что там, в городе-то? — обернулся механик, — просто так нас не послали бы?

— Не знаю я, что там такого. Говорю же, просто город.

Механик, скептически скривив губы, отвернулся.

Колонна въезжала в Крайск. Огромные машины с хрустом давили асфальт, ревели с первобытной силой моторы, разбегались в стороны многочисленные коты и собаки. Прохожие удивленно глядели на равнодушно катившие мимо машины. Мутно-зеленая бронированная колонна казалась грязным, грубым мазком на светлой, чистой картине.

На площади перед зданием мэрии танки остановились.

Тонкий скрипящий голоса объявил, — две головные машины — за мной. Остальным держать под контролем площадь и основные магистрали.

Маленькая черная машинка бесшумно покатила дальше, к окраинам города. За ней медленно и угрюмо двигались танки.

— Куда это он? — спросил командир.

Авдотьев попытался припомнить географию города, — к реке, вроде бы. Там мост — может, хочет выезд перекрыть.

— Вляпались мы в говно, я вам скажу.

— Потому и штаб разбежался, — несколько идеализируя, подтвердил Авдотьев. — Грязное дело. А ответственность черт пойми на ком. Держу пари, чуть что — и исчезнет этот секретарь. А нам объясняться.

Командир кивнул.

— Ребята говорят, здесь какой-то научный центр был. Эксперименты ставили, на беспризорниках, — сказал механик, — а потом союз развалился, и все это дело в частную лавочку перешло. И какие-то детишки вроде как сбежали.

— Чушь, — решительно отрезал командир, — ты, Василий, молодой еще. Союза, почитай, и не видел. Даже настоящего закрытого города не видел. А я застал. Будь здесь такой центр — поверь, совсем иначе тут все было бы.

— Ну, а что тогда? — агрессивно спросил механик.

— Не знаю, — просто отвечал командир, — на 93-й похоже немного.

— Когда Белый дом гоняли?

— Да.

Авдотьев уважительно замолчал. В год расстрела Белого Дома ему было аккурат пять лет.

Машинка петляла по узким улочкам, терпеливо дожидаясь осторожно кативших танков, иногда заезжала даже в дворы и подворотни, возвращалась назад, останавливалась, словно бы в растерянности, и снова неутомимо продолжала рыскать по городу.

— Нет, — сказал командир, — вряд ли мы выезды перекрывать едем. Он вроде как ищет что-то.

— Похоже, — согласился Авдотьев.

Свернув на узкий переулок — танки, проезжая, сдирали штукатурку со стен, они выехали к реке, окаймленной пологой бетонной набережной. Впереди, на высоком холме, белела в сетке голых черных ветвей, старинная усадьба. Автомобиль остановился, танки — вслед за ним.

Микрофон пискнул, заскрипел, и тихий, изможденный голос приказал, — разворачивайтесь. Обратно, в центр, как можно быстрее.

И сама машинка, в противоречии со слабым голосом водителя, лихо развернулась вокруг собственной оси, и помчалась назад.

— Не нашел, — резюмировал Авдотьев.

— Похоже на то, — согласился командир, — голос слышал? Что это с ним?

Лейтенант пожал плечами, — он мне еще утром больным показался.

Командир задумался над чем-то, надолго замолчал.

Площадь теперь была полна народу. И огромные машины, такие грозные на полупустых улицах, как-то терялись в пестрой толпе, среди множества оживленных и взволнованных лиц. Кое-где бойцы вылезли на броню и о чем-то толковали с горожанами.

Черная машинка остановилась перед толпой. Сейчас она казалась совсем уж маленькой, чуть ли не игрушечной. Последовала пауза — и из распахнувшейся двери вышел, пошатнувшись, серый маленький человек в плохо сидящем пиджаке.

Люди замерли. Мертвенной, пустой скукой веяло от этого человечка. Он стоял, опершись на раскрытую дверцу, и смотрел на толпу, на вдруг смутившихся солдат на броне. Авдотьев решительно полез из танка.

Человечек встряхнулся и тонким, скрипучим голосом закричал, — здесь находятся трое опасных преступников. Здесь, среди вас. Я не знаю, как они назвались, но они прибыли в ваш город недавно, это двое детей и мужчина.

В толпе зароптали.

— Выдайте их, — надрываясь, перекрикивая людей, продолжил человечек, — и мы уедем. Прямо сейчас. Если нет — танки откроют огонь. Тоже прямо сейчас.

Ни человечек, ни горожане, ни Авдотьев не слышали этого, но немедленно во всех машинах зазвучал спокойный голос командира: Огонь не открывать ни в коем случае. Повторяю, огонь не открывать.

Авдотьев подошел к человечку.

— Я вас арестовываю, — решительно сказал он, — документы предъявить?

Человечек обернулся. Из черных глаз метнулась такая злоба, что Авдотьев упал.

— Я повторяю, — пронзительно закричал человечек, — сейчас же выдайте преступников. Я знаю, они здесь. Я чую их.

Из толпы вынырнула девушка с черными растрепанными волосами и в строгом деловом костюме, — ордер на арест предъявите. И свои документы. Это раз. А танки должны немедленно убраться отсюда. В мирное время проезд тяжелой военной техники по городу запрещен.

— Ордер будет, — сдерживаясь, сказал человечек, — будет. Но вы должны выдать их сейчас.

— Нет, — просто ответила девушка, — да и с ордером еще посмотрим. Вряд ли вы достанете ордер прокуратуры Крайска. А мы под ее юрисдикцией.

Вова, стоявший тут же, в толпе, вдруг узнал ее голос — это была та самая девушка из мэрии, что когда-то предлагала ему вакансию вагоновожатого трамвая и начальника департамента по безопасности и чему-то там еще.

Близнецы вдруг, не сговариваясь, начали проталкиваться вперед.

— Эй, вы куда? — встревожено спросил Артем.

— Надо, — обернулась Гипнос, — пора.

Артем двинулся за ними, Лена и стоявшие тут же Вова с Машей — то же.

— То есть вы не признаете юрисдикцию федеральной прокуратуры? — вкрадчиво спросил тем временем человечек.

Темноволосая девушка махнула рукой и досадливо ответила, — иди ты к черту, болван.

В толпе засмеялись, кое-кто из бойцов поддержал.

— Бойцы, в машины! — страшно заорал секретарь. Ему подчинились, но стоявшее над толпой неумолчное фырчание моторов стихло — это солдаты, не сговариваясь, выключили двигатели.

И в наступившей тишине из толпы протолкнулись близнецы, секундой позже позади них встали Артем, Лена, Маша и Вова.

— Ага, — сказал человечек и вынул из кармана черный маленький пистолет, — идите сюда, к машине.

Близнецы молча смотрели на него.

Человечек поднял пистолет, — идите, или я выстрелю.

Люди молчали, молчали моторы грозных танков. Смолк даже ветер и в глухой, ватной тишине вдруг отчетливо хлопнул выстрел.

Человечек, крикнув пронзительно, упал. За его спиной поднимался Авдотьев.

Сделав шаг вперед, он невзначай наступил на черный пистолетик, к которому уже тянулась бледная ручка упорного секретаря.

— Граждане! — он вдруг смутился перед всеми этими людьми, которых он совсем не знал. И еще ему тяжело было отвести взгляд от лица встрепанной темноволосой девушки, спорившей с человечком, — оружие было применено совершенно законно, для защиты граждан от посягательства, сопряженного с насилием, опасным для жизни. Танки сейчас уезжают. Но я бы хотел остаться. Я офицер ФСБ и мог бы помочь при повторении подобных… инцидентов. Гм… — Авдотьев откашлялся, наконец отвернулся от красивой девушки (а то уж неудобно было), — если вы не против, — наконец закончил он.

Толпа взорвалась ликующими криками, вылезший из танка командир помог погрузить невнятно хрипящего человечка в машину.

— Молодец, — сказал полковник, — но мы бы не стали стрелять, — с гордостью продолжил он, — настрелялись, хватит.

Авдотьев, улыбнувшись, кивнул.

— Приказ, ты, конечно, за меня отдал, но один черт уезжаем, — он подмигнул Авдотьеву и хлопнул по плечу, — бывай.

— До свиданья, — вежливо попрощался Авдотьев.

Впрочем, танки пока не уезжали и нескоро бы еще смогли уехать — их окружила бурлящая толпа, бойцы повылезали из машин. Кажется, начинался праздник.

К Авдотьеву подошла темноволосая девушка, на белой чистой коже проступил румянец, глаза взволнованно сверкали, — большое спасибо! Оставайтесь обязательно, я… мы будем очень рады.

У Авдотьева в груди разлилась теплая мурлыкающая радость. Он даже глаза на секунду зажмурил.

Вокруг светило весеннее солнце, вокруг шумели и улыбались люди, и ветер приносил свежие и чистые запахи реки и просыпающихся садов. Высоко над их головами, в чистом светлом небе пролетал косяк крупных птиц — дикие гуси возвращались на север.

— Ну что? — спросил Артем, — конец?

— Начало, — ответила Гипнос.

И Танатос подтвердил, — это только начало.