Близнецы и "звезда" в подземелье

Глава XX ДУША БЛИЗНЕЦА

И все-таки она не успела как следует испугаться и громко зареветь — на это ведь тоже надо время: задрожать страшной дрожью, впасть в отчаяние, понять, что пришла смерть твоя...

Ольга, к счастью, не успела ничего этого. Потому что, потому что в трубе вдруг проревело — жутко и дико, хором, на сотни разных голосов и подголосков. Впрочем, голосов не настоящих, а поддельных, каких-то ехидненьких и злых. Эхо, что ли? И вот все они вдруг вскричали:

— Олька! Олечка!

Ей бы тут и умереть от страха.

Ничуть не бывало!

В этих всех подвываниях и адском хохоте она услышала настоящий голос — того, кто это крикнул. И сейчас же закричала в ответ:

— Я здесь, Олежик! Я здесь!

И такая радость ее обуяла, что Ольга теперь уже по-настоящему разревелась. Однако, увы, не могла как следует поплакать. Потому что надо было немедленно действовать, и она крикнула:

Сюда без веревки не лезь! А то и сам застрянешь, и меня не вытащишь!

Ты сможешь продержаться еще минут пятнадцать? — крикнул ей хор чертей.

Да теперь, сколько скажешь, хоть час.

— Ну, тогда жди! — захохотало и завизжало в ответ. — Мы скоро придем!

Насчет часа она, конечно, сильно преувеличила. Ей тут очень плохо было — холодно, страшно, одиноко, противно. Однако это прекрасно понимал а и ее драгоценная «половинка», потому что не прошло и нескольких минут, как Ольга услышала в трубе какие-то странные завывающие звуки и всхлипы. Страшные, в общем... Но Ольга сразу поняла, что это очередные шуточки эхо: Олежка лезет по трубе и от напряжения и старательности пыхтит изо всей силы.

Протяжные всхлипы все приближались, и вскоре действительно стало понятно, что это Олег стукает по трубе коленками и ладонями.

Когда появится горка, дальше не ходи! Бросай мне веревку.

Да я все понял, — послышалось в ответ. Уже почти нормальный человеческий голос.

Сделай на веревке петлю, чтобы я ногу смогла продеть.

Потому что повернуться ей никак тут было невозможно.

Понял, понял... У меня фонарик! И еще через минуту:

Приготовились... Ап!

Цирковое это словечко сразу подхлестнуло Ольгу. Она сообразила, как должна себя вести. Легла на спину — это она могла. И тут же почувствовала, как веревка упала ей на ногу.

Олежик! Посвети мне, только осторожно, не сползи сюда сам!

Да знаю!

И тут же она увидела, как по ее ноге бродит луч карманного фонаря, и еще увидела веревку, то есть веревочную петлю, и с огромными трудами вставила в нее сперва одну ногу... Со второй было уже проще. Оттянула мыски на себя, чтобы петля не слетела:

— Затягивай. Только аккуратно!.. Порядок! — потому что почувствовала, как веревка обхватила ей щиколотки. — Все. Теперь тяни!

Это уже были вполне знакомые ощущения, цирковые. Ее много раз тянули, вытаскивали откуда-нибудь. Причем приходилось действовать очень тихо и очень быстро, чтобы зритель ни о чем не догадался.

Дальше мы сделаем пропуск — про то, как Ольгу вытаскивали из этой ужасной трубы. И какая она оттуда вылезла чумазая — не белее собственного деда! Тут же, конечно, последовали всякие шуточки и радостные объятия.

Генка скромно стоял в стороне и ждал, когда на него обратят внимание.

И Ольга обязательно на него посмотрит, только немного позже, когда придет в себя и когда мы поймем, каким же образом все-таки Олег и Генка нашли эту «детективницу», как выразился Олег.

А дело было примерно так. Они с Генкой, буквально не по часам, а по минутам все больше становясь друзьями, съездили к Надиной матери, но дома ее не оказалось. Подежурили немного на лавочке — явно глупое сидение! Где Надю искать?

Да нигде! Права Ольга: ее вернее всего сама Маргарита Владимировна спрятала — от Генки, вообще от чужих глаз. Чтобы дочка спокойно готовилась к встрече с великой Аллой.

Могло так быть? Да сколько хотите. И они слегка, что называется, размагнитились. Тем более Олегу пора было в цирк. Генка, естественно, отправился с ним!

Вышли на манеж. Олег стал репетировать, разминаться. А Генка смотрел во все глаза, и ему до ужаса хотелось быть на арене вместе с новым другом. Но ведь для этого надо что-то уметь.

— У меня вообще-то по акробатике второй юношеский, — сказал Генка, краснея. — Только я давно уж не тренировался.

— Так чего же ты? Пробуй!

Генка сделал стойку на руках, прошелся по манежу, с одной руки резко вскочил на ноги, разбежался, сделал рандат, фляк и сальто. Тут не важно, что вы, вероятнее всего, не знаете, что такое рандат и фляк. Это, в общем, довольно-таки сложные акробатические прыжки, где земли касаются то руки, то ноги.

— Это что за народный артист? — спросила бабушка, которая помогала маме Марине дрессировать Вильяма, очень умного, но и столь же свое нравного козла.

От Вильяма всего-то требовалось: встать на задние ноги и сделать несколько прыжков. А бабушка и мама в это время должны были таким образом крутить веревку, чтобы получалось, будто Вильям прыгает для развлечения.

Козел это мог бы сделать совершенно запросто, но, как верно говорила та же бабушка:

— Козел, он и есть... козел!

Они сделали перерыв, познакомились с Генкой.

— А что? Пробуй, если нравится. Может, и получится из тебя циркач! — это все бабушка говорила.

Дед Олава улыбался, а мама внимательно смотрела на Олега. Наконец поймала его глаза:

— Где же Оля?

— Да сейчас придет. Ей надо было в школу свою на полчасика...

Но именно в эту секунду в нем и проснулось беспокойство. Тайно Олег глянул на часы... В самом деле, ей пора бы появиться на арене.

А Ольки все нет! Время между тем уже подъехало к семи, к началу представления. Сильверы выступали во втором отделении. Но такого в жизни не было, чтобы кто-то из них не пришел в цирк к семи. Это же просто непрофессиональное отношение к любимому делу!

Что-то случилось?..

Олег подошел к Генке:

— Ну, как дальше будем?

Генка вообще-то не очень понимал, что такого особенного случилось. Ну, задерживается немного...

Конечно, ведь он был не цирковой человек!

И тогда, очень кратко, как настоящему другу, Олег объяснил, в чем дело. А еще больше, чем слова, Генке сказали Олежкины глаза. И тогда он положил руку на его плечо:

— Оставайся, а я рвану. Не беспокойся, я найду ее!

Может, это было бы даже и правильное решение. Но не для Олега, который Ольгину боль чувствовал, как свою собственную. Ведь когда болит правая рука, левой так же больно. Хотя это трудно объяснить... если ты сам не близнец!

Остается только поверить на слово. Так что уж поверьте.

— Сейчас, Ген, обожди. Через пять минут двинем.

И пошел прямо к отцу:

— Олька пропала, пап.

Всеволод Олавович посмотрел на сына. Он собирался сказать, что прошло еще слишком мало времени, чтобы говорить такие слова. Однако отец, как никто другой, знал, что его сын не станет паниковать зря.

— Я должен ее найти, пап! — Олег опустил глаза. — Вы отыграете без нас, хорошо?

Говорили, что Надя куда-то пропала, а теперь...

Я думаю, Олька напала на ее след!

Как же ты ее оставил, сын?

Олег печально покачал опущенной головой:

— Думаю, она меня обманула... Ну, в смысле, не хотела почему-то брать с собой!

И неожиданно понял, что именно так оно и было! Быстро глянул на отца:

Пойду я, пап... Я теперь понял!

Только не превышай там! И обязательно звони... Обещаешь?

«Не превышать» — это значило не связываться со взрослыми, не делать такого, за что самого тебя могут потом привлечь к ответственности. За близнецами это водилось. Вот Ольга, кстати, только что забралась в чужую квартиру. Забралась, конечно, из самых лучших побуждений, но поди потом разбирайся. Закон различий не делает между теми, кто из благородных целей на чужой балкон пробрался, и простыми воришками.

— Ты обещаешь мне?

— Да!

Олежке уже не стоя л ось на месте.

— Хорошо. Иди!

Они вышли на ступени знаменитого Ростовского цирка, в котором столько... Эх, да не до того сейчас! Надо было решать, куда и как двигать.

— До «Суворовского» отсюда идет прямой автобус, — сказал Генка.

Олег в ответ лишь покачал головой:

Нам туда вообще не надо!

В смысле?..

Потому что она туда не пошла. Она просто от нас отделаться хотела!

Генка удивленно скривил губы: дескать, зачем?

Вот в том-то и дело! — Олег нахмурился. — Как только поймем, зачем она нас отшила, сразу будет понятно, куда она поехала. Она, мне кажется, что-то про Надю твою узнала!

А зачем ей было нас?..

Вот и думай!

Генка думать про это не стал. Он ведь совершенно не представлял, что за девчонка эта Ольга Серегина, и что она могла «выкинуть». Поэтому стал думать совсем о другом, что, как мы вскоре узнаем, окажется очень важным, чуть ли не решающим в их деле.

А Олег соображал, почему его сестренка — любимая, ненаглядная, которой он ничего подобного, конечно, словами не говорит, но чувствует-то именно это, почему она решила от него избавиться! Ведь Олег знал, что Оля ничего не любит делать без него. А тут вдруг — раз и...

Значит, что?.. Ну, думай же!

Значит, я ей чем-то мешал. Она с кем-то хотела встретиться, а я и Генка — мы ей мешали.

И тут, когда он произнес про себя Генкино имя, многое сразу прояснилось. Так молния иной раз вспыхивает в темноте, освещая лесную поляну, и черный камень посредине, и человека в старинном плаще, со шпагой, который... ну, в общем, и так далее — вы меня поняли, верно?

Вот так же и у Олега в памяти пролетела «молния». И он вспомнил, как Олька вдруг ни с того ни с сего вернулась к этому Шальневу. Сказала: я там кошелек позабыла?

Да ничего она там не забывала! Она с ним хотела поговорить, дополнительно... Олег попробовал припомнить лицо этого Лени, так называемого. И попытался припомнить, что он сам чувствовал, когда смотрел на Шальнева.

Ну точно! Ленька явно что-то недоговаривал! Но Олегу стало неприятно с ним общаться. Противно, когда человек скользкий.

А ведь это непрофессионально получается, друг мой! Если ты собираешься быть сыщиком, тебе не до подобных ощущений!

Значит, Ольга еще раз поговорила с Шальневым... А потом?

Вот что самое главное. Но пока надо к Шальневу и потрясти его по полной программе! Он повернулся к Генке, и вдруг тот сказал:

Здесь в пяти минутах живет один пацан клевый. У него есть мопед. Нам надо на мопеде лететь.

А ты уверен, что он нам даст?

Уважает! — коротко бросил Генка.

А Олег, между прочим, успел заметить: если этот пацан чего говорит, то так оно и есть. У него, может, характер не самый лучший. Но то, что он не трепло, — пятьдесят процентов.

— Тогда погнали, Ген! Только мы потом поедем не в ДК «Суворовсский», а...

И Олег рассказал другу, чего он насоображал, пока Генка думал о мопеде.

И уже через десять минут они на отличнейшей двухколесной машине гнали по остывающим от дневного жара ростовским улицам, на которые волна за волной вливался погожий вечер.

Это что за улица, Ген?

Наша самая главная. Называется Садовая... А теперь поворачиваем на Буденновский проспект.

Олег невольно рассмеялся, потому что вспомнил шутку великого клоуна дяди Семы Птициани.

Когда ему надо с ходу вклиниться в разговор, он заявляет:

— Тихо, лошадь! Я Буденный!

Повернули они, между прочим, не особенно соблюдая правила уличного движения. Они вообще ехали, «не очень соблюдая». Но кто ездит на велосипеде или на мопеде, тот скажет вам, что у этих штук другие правила уличного движения, чем у машин.

Милиция такого подхода, естественно, не признает. Но и в то же время смотрит сквозь пальцы на то, как два пацана едут через переход, не дожидаясь зеленого света. А где пробка, там можно и по тротуару, чтоб оказаться впереди всей этой лавины пыхтящих четырехколесных чудовищ. Да, скажу вам по правде: на мопеде и на велике вы двигаетесь ничуть не медленней, чем на автомобиле. По городу, конечно, особенно по центру.

А им надо было именно по центру. Уже минут через десять ребята притормозили возле шальневского дома-громилы.

— Один иди, — сказал Генка. — Я ему, во-первых, в морду могу нечаянно дать, а во-вторых, тут такие пацаны улетные. Оглянуться не успеешь, на твоем мопеде уже катаются где-нибудь километров за пять отсюда.