Блондинка в черном парике

Глава 5

Джеймс и представить себе не мог, что Салли может повысить на него голос — во всяком случае, не после того, как, ворвавшись в гостиную Амабель Порди, он застал ее лежащей на полу и почти что обезумевшей от страха. Но тем не менее она здорово врезала ему под ребра и даже собиралась ударить коленом. Она защищалась. И вот сейчас она снова стоит перед ним с таким видом, словно готова плюнуть ему в лицо. По какой-то неведомой причине ему это даже понравилось. Может, потому, что ему не хотелось видеть своей добычей слабое или трусливое существо, не способное бросить ему вызов. Он любил настоящую хорошую погоню.

Как она могла так быстро узнать? Нет, это просто невозможно.

— Меня зовут Джеймс Квинлан. Большинство людей называют меня Квинланом, вы можете звать, как вам угодно. Почему бы вам не присесть, Салли? Уверяю вас, что еды тут предостаточно. Впрочем, стоит мне только покончить с одной тарелкой, Марта тут же вносит следующую. Она сама готовит?

— Понятия не имею. Кто вы такой?

— Садитесь, и мы поговорим. А хотите дам вам половину газеты? Газета весьма неплохая, «Орегониен». Кстати, тут есть большая статья о вашем отце.

Салли села.

— Кто вы, мистер Квинлан?

— Вчера вы звали меня Джеймсом. Это продлилось недолго.

— У меня такое чувство, что, когда дело касается вас, ничто не длится очень долго.

А может, она права? Он усмехнулся. В памяти почему-то мелькнул образ смеющейся Терезы: она рассмеялась, когда он прошептал, входя в нее, что если у нее когда-нибудь был мужчина, то теперь она поймет, что значит быть наполовину пустой.

— А какие еще у вас возникают чувства?

— Мне кажется, вы обожаете проблемы. Берете проблему в руки, мнете и вертите ее так и этак, и делаете все, что только возможно, чтобы ее разрешить. После этого вы теряете к ней интерес и начинаете искать следующую.

Джеймс уставился на нее и произнес; не замечая, что думает вслух:

— Откуда вы знаете, черт подери?

— Мистер Квинлан, откуда вам известно, что мой муж юрист? Об этом по телевизору не говорили — у них просто не было на то никаких причин. А если они его и показывали, то обсуждать его профессию или еще какие-то подробности его жизни им уж точно было ни к чему.

— А, значит, вы вспомнили, так ведь? — Не уходите от ответа. Это вам не к лицу. Что, если я скажу, что у меня в сумочке — кольт сорок пятого калибра, и я всажу вам пулю в лоб, если вы сию же минуту не скажете мне правду?

— Пожалуй, я бы вам поверил. Пусть ваше оружие так и остается в сумочке. Об этом говорили по телевизору — ваш старый добрый муж сопровождал вашу мать на похоронах вашего же папочки. Вы просто не видели. — Слава Богу, он слышал, как этот момент вчера обсуждали Тельма и Марта. И слава Богу, что их это не интересовало по-настоящему: Вашингтон, департамент Колумбия, — да это же в сотне световых лет от их мира. — К тому же если вы думаете, что у вас еще осталась какая-то частная жизнь, то забудьте об этом. Вы теперь — открытая книга.

Салли видела эту передачу. Она забыла, просто забыла. Она совершила ошибку и не может позволить себе допустить еще одну.

Действительно, в день приезда, поедая в кухне Амабель восхитительный бутерброд с ветчиной, Салли вместе с тетей смотрела новости по старенькому черно-белому телевизору. В самом деле она видела, слышала, знала, что Скотт был с матерью. ли до, ни после того раза она телевизор не смотрела. Не дай Бог, чтобы она действительно была открытой книгой. Ей оставалось только молиться, чтобы никто в Коуве не догадался, кто она такая.

— Я забыла. — Она машинально взяла со стола ломтик сухого тоста, откусила, медленно прожевала и проглотила. — Мне бы не следовало, но я забыла.

— Расскажите мне о нем. Салли отломила еще кусочек.

— Вы мне не по карману, Джеймс, не забыли?

— Иногда я работаю на общественных началах.

— Мне так не кажется. Удалось вам что-нибудь узнать о пропавшей пожилой паре?

— Да, кое-что я узнал. Все, с кем бы я ни говорил, врут сквозь вставные зубы. Мардж и Харви здесь были, вероятно, они побывали и в магазине «Лучшее в мире мороженое». Но скажите на милость, с какой стати никто не хочет это признать? Что здесь скрывать? Ну ели они мороженое, и что из этого, кому какое дело?

Он резко остановился, пристально глядя на бледную молодую женщину, сидящую за столом наискосок от него.

Салли отломила еще кусочек. Джеймс взял со стола миску с домашним клубничным джемом и протянул ей. Она отрицательно покачала головой. Черт! Он в жизни никому не рассказывал о своих делах! Разумеется, Харви и Мардж по большому счету и не были его делом — на самом деле не были. Но опять же встает вопрос: какого дьявола всем потребовалось врать по этому поводу? И еще один вопрос по существу: почему он вообще стал рассказывать Салли об этом деле? Она же — преступница, или по меньшей мере ей известно, кто убрал ее отца. В чем в чем, а уж в этом он был абсолютно уверен. В чем бы еще она ни была замешана, он это выяснит… Она явилась к нему сама, избавив его от необходимости снова тратить время на ее поиски.

— Вы правы, это не имеет смысла. Вы уверены, что горожане вас обманывают?

— Абсолютно. Это становится интересным, не находите?

Салли кивнула, отломила еще один кусочек сухого жареного хлеба и принялась медленно жевать. — Может, мне стоит самой спросить у Амабель, почему никто не хочет признаться, что помнит Дженсенов?

— Не думаю. Здесь я — частный детектив, и я задаю вопросы. Это не наша проблема. В ответ Салли лишь пожала плечами.

— Для «Лучшего в мире мороженого» еще рано. Не хотите прогуляться? Можно пройтись по скалам. Что-то вы выглядите бледной, думаю, свежий воздух прибавит румянца вашим щечкам.

Салли задумалась. Надолго. Он больше не стал ничего добавлять, молча наблюдая за тем, как она доедает остаток этого засохшего тоста, который, должно быть, уже стал холодным, как камень. Потом она встала, стряхнула с коричневых вельветовых брюк крошки и, наконец, ответила.

— Мне нужно переобуться в кроссовки. Встретимся через десять минут у коттеджа Амабель.

— Превосходно, — обрадовался Джеймс, и он действительно имел это в виду.

Теперь дело пойдет. Пройдет не так много времени, и он ее раскроет, просто раскроет, как устрицу. Скоро она расскажет ему все: и про мужа, и про мать, и про покойного отца, который не звонил ей по телефону. Конечно же, не звонил, потому что это невозможно. К тому же она выглядит абсолютно нормальной, и это его тоже беспокоит. Вчера, когда он застал ее бьющейся в истерике, его это не удивило — этого он и ждал. Но ее спокойствие, открытая улыбка, в которой он, присмотревшись критическим взглядом, не смог уловить ни тени вины или злобы, вызвали у него такое чувство, будто он упустил последний поезд в Голливуд.

Когда они встретились перед домом Амабель, Салли снова ему улыбнулась. Где же, к черту, ее чувство вины?

Через пятнадцать минут она беседовала с ним так, словно ее жизнь была абсолютно безоблачной.

— …Амабель рассказывала, что Коув не представлял собой ничего особенного, пока некий бизнесмен из Портленда не скупил все земельные участки и не построил здесь коттеджи для отдыхающих. Какое-то время все шло гладко, но в шестидесятых годах все почему-то позабыли о существовании Коува.

— Судя по тому, что город будто сошел с цветной открытки, кто-то о нем явно помнит, причем у этого человека, должно быть, куча денег. — Джеймс вспомнил, что Тельма Неттро рассказывала то же самое.

Салли пихнула попавшую под ноги гальку.

— Да, — согласилась она, — странно, правда? Если город некогда пришел в запустение, то почему он снова возродился? Здесь нет ничего: ни своей фабрики, где бы люди могли получить работу, ни какого-либо другого предприятия. Амабель говорит, что средняя школа закрылась еще в семьдесят четвертом году.

— Может, кто-то их здешних нашел способ проникнуть в компьютерную систему департамента социального обеспечения?

— Это могло сработать, но ненадолго. В фонде не так уж много денег, на сколько их может хватить? На пятнадцать месяцев? Не думаю, что кто-то стал бы на это рассчитывать.

Они остановились на краю узкого мыса и посмотрели вниз. Волны с шумом ударялись о черные валуны, взметая вверх брызги и хлопья белоснежной пены.

— Как красиво, — прошептала Салли, глубоко вдыхая соленый морской воздух.

— Да, впечатляет. Но, честно говоря, вся эта вольная стихия вселяет в меня какую-то тревогу. Это слепая сила, у которой нет совести, ей ничего не стоит убить тебя.

— Какие романтические мысли у вас возникают, мистер Квинлан, — усмехнулась Салли.

— Вовсе нет. Нo ведь это так. Этой силе все равно, хороший ты парень или плохой, она не знает различия. И меня зовут Джеймс. Хотите, попробуем спуститься вниз? Видите тот одинокий кипарис? Как раз рядом с ним тропинка, и на вид она кажется не слишком опасной.

— Если вы подойдете слишком близко к этой самой «вольной стихии», не хочу, чтобы вы упали в обморок прямо на меня, Квинлан.

— А вы только пригрозите ударить меня коленкой в одно место, и я до конца жизни забуду, что значит чувствовать слабость!

Салли рассмеялась и пошла впереди. Узкая тропинка была усыпана камнями довольно внушительных размеров, изобиловала корягами и выступающими корнями какого-то низкорослого кустарника. Спуск уходил вниз очень круто. Салли поскользнулась и, громко вскрикнув, уцепилась за корень.

— Осторожнее, черт возьми!

— Хорошо, буду. О нет, не говорите, я и так знаю, что вы собираетесь сказать: вы не хотите возвращаться. Мы оба будем очень осторожны.

Вдруг тропинка оборвалась. Путь дальше был засыпан. Судя по тому, что камни уже вросли в землю и между ними успел вырасти кустарник, обвал произошел несколько лет назад. Конечно, можно было бы попытаться перебраться через завал, но рисковать не хотелось.

— Достаточно, — сказал Квинлан. Салли собиралась сделать еще шаг, но он схватил ее за руку. — Мы пришли. Давайте сядем здесь и приобщимся к стихии.

Внизу, на самом берегу, не было никакого пляжа — сплошное нагромождение камней. Груды валунов образовали причудливые формы, которые давали такую же богатую пищу воображению, как переменчивые облака над головой. Один камень даже образовал между двумя другими подобие моста, и под ним бурлила вода. От всего этого захватывало дух, но Джеймс был прав: ощутимое могущество слепых сил природы действительно несколько пугало.

Над водой с криком кружились чайки, над головой галдели еще какие-то морские птицы.

— Сегодня не особенно холодно.

— Да, не так, как вчера ночью.

— Я снял комнату в восточной башне гостиницы Тельмы. Сегодня всю ночь в моем окне дребезжали стекла.

Вдруг Салли замерли, ее взгляд наткнулся на что-то справа от дорожки, и она прошептала:

— Нет, этого не может быть!

Джеймс мгновенно вскочил и положил руку ей на плечо.

— Что такое?

Салли показала рукой.

— О Боже! Оставайтесь на месте, Салли. Просто оставайтесь здесь, я пойду проверю, в чем там дело.

— Идите вы к черту, Квинлан! Нет, Квинлан мне не нравится, так и быть, буду называть вас Джеймсом. Я тут не останусь.

Но Квинлан в ответ только покачал головой и стал осторожно прокладывать себе путь меж камней, пока наконец не остановился пятью футами выше мертвого тела женщины.

Волны прибоя то относили ее ближе к камням, то, отступая, тянули за собой обратно, и так снова и снова, туда и обратно. Крови на воде совсем не было.

— О нет! — воскликнул Джеймс. Салли оказалась рядом с ним и тоже смотрела на женщину.

— Я так и знала, — сдавленно сказала она. — Я была права, но меня никто не хотел слушать.

— Надо забрать ее отсюда, пока еще осталось, что забирать. — Присев, Джеймс снял спортивные туфли и носки и закатал джинсы до колен. — Стойте здесь, Салли. Я серьезно. Не хватало мне еще волноваться из-за того, что вы можете упасть в воду и вас унесет в море.

Наконец Квинлану удалось подтащить тело. Он завернул женщину, или, вернее, то, что от нее осталось, в свою куртку. Его мутило. Он сделал Салли знак рукой, чтобы та начинала подниматься назад по тропинке. Джеймс старался не позволять себе думать о том, что его ноша когда-то была живым, улыбающимся человеком. Боже, его тошнит от этого.

— Мы отнесем ее к доктору Спайверу, — крикнула Салли через плечо, — он сделает все, что полагается в таких случаях.

— Да, — сказал Джеймс, скорее самому себе, чем Салли, — хочется верить, что он это сделает. Этот заштатный лекарь запросто может заявить, что женщину убили случайно — подстрелили по неосторожности во время охоты на вальдшнепов.

В гостиной доктора Спайвера было очень душно, стоял устойчивый затхлый запах. У Джеймса возникло желание настежь распахнуть окна, чтобы впустить побольше воздуха, но, поразмыслив, он подумал, что хозяина, очевидно, подобная атмосфера вполне устраивает.

Из дома доктора он позвонил Сэму Норту, детективу отдела по расследованию убийств полицейского управления Портленда. Сэма не было на месте, поэтому Джеймсу удалось поговорить только с его напарником, Мартином Эймиком.

— Передайте, что это срочно, — сказал он Эймику, оставляя номер телефона доктора Спайвера, — действительно очень срочно.

Он повесил трубку и сел, наблюдая, как Салли Сент-Джон Брэйнерд расхаживает взад-вперед по роскошному бухарскому ковру цвета красного вина. Это был очень красивый и почти новый ковер.

— Что вы имели в виду, Салли, когда сказали, что знали об убийстве?

— Что? Ах это! Прошлой ночью я слышала ее крик. Она кричала три раза, и в последний раз я как будто почувствовала, что ее убили. Крик оборвался так резко, как будто кто-то просто ее ударил, и все было кончено. Амабель посчитала, что это ветер. Он действительно сильно завывал, не спорю, но я-то знала, что слышала именно женский крик, точно такой же, как в ту первую ночь. Я вам про это уже рассказывала. Как вы думаете, это была одна и та же женщина? — Не знаю.

— Амабель позвонила по телефону преподобному Ворхизу. Он пришел вместе с тремя другими мужчинами, и они отправились посмотреть, в чем дело. Вернувшись, они сказали, что ничего не нашли. И тоже, как и она, начали меня уверять, что это был ветер. Преподобный Ворхиз опять обращался со мной так, будто я или ребенок, или идиотка.

— Или, хуже того, истеричка.

— Вот именно. Ее кто-то убил, Джеймс. Не может быть, чтобы это был несчастный случай. Ведь это именно ее крики я слышала в первую ночь после приезда — три дня назад, а потом вчера. Вчера ночью они ее и убили.

— «Они»? Что вы имеете в виду? Салли пожала плечами, вид у нее был слегка растерянный.

— Сама не знаю. Просто мне кажется, что это так.

Зазвонил телефон. Джеймс взял трубку. Это был Сэм Норт. Салли прислушалась к тому, что говорит Джеймс.

— Да, женщина. Возраст трудно определить — от молодой до средних лет. Ее принесло приливом, и волны били тело о камни уже несколько часов, сколько именно — не знаю. Что ты собираешься предпринять, Сэм? — Выслушав ответ, он сказал:

— Небольшой городок под названием Коув. Это примерно в часе езды от тебя, на юго-запад. Знаешь? Очень хорошо. Как раз сейчас ее осматривает местный врач. Но у них тут нет никаких правоохранительных органов, и вообще ничего в этом роде. Да? Хорошо. Считай, что уже сделано. Его зовут доктор Спайвер, в самом конце Мэйн-стрит. Номер телефона у тебя есть. Хорошо. Спасибо, Сэм.

Повесив трубку, Джеймс сообщил:

— Сэм сейчас же позвонит окружному шерифу. Он обещал, что в Коув пришлют кого-нибудь заняться этим делом.

— Надеюсь, это произойдет скоро, — заметил доктор Спайвер.

Он вошел в маленькую гостиную, вытирая на ходу руки. «Какой циничный жест, — подумала Салли, глядя на старческие руки, покрытые пигментными пятнами, — учитывая, к чему эти руки только что прикасались».

В этот момент в дверь постучали, и доктор крикнул:

— Войдите!

Это оказался преподобный Хэл Ворхиз, а за ним по пятам следовали еще четверо стариков — те самые, которые большую часть времени проводили за игрой в карты, сидя вокруг большой старой бочки.

— Какого черта тут творится, док? Прошу прощения мэм, но мы слыхали, что вы нашли труп у подножия скал.

— Это правда. Гас, — ответил доктор Спай-вер. — Все знакомы с мистером Квинланом и Салли — племянницей Амабель?

— Знакомы, док, — кивнул Пурн Дэвис. — Так что происходит? Расскажите-ка побыстрее, пока не появились леди. Не хочу, чтобы они услышали об этом и расстроились.

— Салли и мистер Квинлан нашли тело женщины.

— Кто она? Вы ее узнали? — вступил в разговор Хэл Ворхиз.

— Нет. Она не из наших мест. На ее одежде я тоже не нашел ничего, по чему можно было бы узнать хотя бы имя. А вы что-нибудь обнаружили, мистер Квинлан?

— Нет. В ближайшее время окружной шериф кого-нибудь пришлет. А заодно и медэксперта.

— Хорошо, — кивнул Спайвер. — Понимаете ли, она могла быть чем-то убита. Лично я сказал бы, что это несчастный случай, но кто знает? Я не могу провести здесь необходимые исследования, а для вскрытия у меня нет ни инструментов, ни оборудования. Я, повторяю, голосую за то, что это был несчастный случай.

— Нет, — вмешалась Салли. — Никакого несчастного случая. Ее убили. Я слышала, как она кричала.

— Полно, Салли, — сказал Спайвер, протягивая к ней pyкy. Ту самую, которую только что вытирал. — Вы же не думаете, что завывание ветра, которое вы слышали ночью, было криком этой несчастной.

— Именно так я и думаю.

— Но мы, все четверо, не обнаружили ничего подозрительного, — это был голос преподобного Ворхиза, — а поиски продолжались добрых два часа.

— Вы просто не там смотрели.

— Хотите, я дам вам чего-нибудь успокоительного?

Салли посмотрела на старика, который стал врачом еще до того, как ее мать появилась на свет. Она уже встречалась с ним накануне. Спайвер был добр, хотя, может быть, не очень внимателен. Салли понимала, что он совсем не рад ее присутствию и считает, что ей здесь не место, но, коль скоро она племянница Амабель, он будет стараться быть добрым. Вообще, если задуматься, пока что все, кого она успела здесь встретить, были добры к ней и отменно любезны. Но все-таки она интуитивно чувствовала, что они не хотят ее присутствия в своем городе. Должно быть, все дело в том, что она — дочь убитого человека. Интересно, как они отнесутся к ней теперь, когда они с Джеймсом нашли труп той самой женщины, чьи крики — а она в этом не сомневалась — так ее пугали.

— Дать мне успокоительного, — медленно повторила Салли, — чего-нибудь успокоительного. — Она рассмеялась низким, неприятным смехом, заставившим Квинлана поднять голову.

— И все-таки будет лучше, если я вам чего-нибудь дам, — произнес Спайвер и, торопливо повернувшись, наткнулся на край стола. Великолепная лампа от Тиффани с грохотом упала на пол. К счастью, она не разбилась.

Он ее не видел, понял Джеймс. Несчастный старик почти ослеп. Вслух же он как ни в чем не бывало произнес:

— Не стоит, док. Мы с Салли сейчас уйдем. Детектив из полиции Портленда обещал мне, что пришлет сюда шерифа. Вы сможете передать ему, что мы будем в доме Амабель?

— Конечно, — ответил Спайвер, не глядя на них. Он стоял на коленях и ощупывал трясущимися руками бесценную лампу, проверяя все ее части, чтобы убедиться, что она не разбилась.

Когда они уходили, он все еще оставался на полу. Остальные мужчины в этой маленькой гостиной с дорогим бухарским ковром на полу молчали.

— Амабель говорила, что он слепой, как крот, — объяснила Салли, как только они вышли из дома на яркий полуденный свет. Вдруг она остановилась как вкопанная.

— В чем дело?

— Я совсем забыла: нельзя, чтобы полиция знала, кто я. Они могут позвонить полицейским в Вашингтон, и те пришлют кого-нибудь, чтобы забрать меня. Они заставят меня вернуться в то ужасное место, или убьют, или…

— Нет, ничего не будет. Я об этом уже подумал. Не волнуйтесь. Ваше имя — Сьюзен Брэндон. С какой стати они могут в этом усомниться?! У них нет никаких причин. Просто расскажете им свою версию, и они оставят вас в покое.

— У меня есть с собой черный парик. Я, пожалуй, его надену.

— Думаю, не повредит.

— Откуда вы можете знать, что им нужно только выслушать мои показания? Вы не лучше меня понимаете, что здесь происходит. А, ясно! По-вашему, они могут не поверить, что я две ночи слышала женские крики.

Как можно терпеливее Джеймс произнес:

— Даже если они и не захотят вам поверить, это ничуть им не поможет, ведь так или иначе у них на руках труп женщины. Вы слышали женский крик, теперь она мертва. Не думаю, что у них есть большой простор для фантазии. Так что, Салли, возьмите себя в руки и постарайтесь не разваливаться на части. И помните, что с этой минуты вы — Сьюзен Брэндон, хорошо?

Салли вяло кивнула, а Джеймс подумал, что вряд ли ему когда-либо доводилось видеть лицо, выражавшее такой неописуемый страх.

«Хорошо, что у нее есть парик, — подумал он. — Ее лицо не из тех, которые легко забываются, а в последнее время, видит Бог, оно мелькало на телеэкране более чем достаточно».