2

В излучинах Нужеца и Буга до самых восточных границ Польши раскинулись огромные лесные массивы, и среди них могучий Рудский лес, оставшийся от великолепной когда-то старой смешанной пущи с разнообразными хвойными и лиственными деревьями. В мирное время он служил местом паломничества для грибников и любителей ягод. Бедняки из окрестных сел ходили сюда за хворостом. Война уже закончилась, а Рудский лес все еще не знал покоя. Зимой сорок четвертого года на север и на запад через него шли войска, спешившие на фронт. Потом он стал пристанищем для банд. Днем и ночью перекатывалось по нему эхо выстрелов, лес дичал, безжалостно истреблялась в нем дичь, гибли случайно забредшие сюда люди. Окрестные жители боялись Рудского леса. И теперь там гнили на корню грибы, опадали или засыхали на ветках ягоды.

В свое время в Рудском лесу отсиживался бандит Лупашко, сюда забирался Бурый, чтобы переждать облавы, наконец, здесь с недавних пор предпочитали укрываться Молот и Рейтар, не говоря уже о более мелких главарях банд, разных там ос, акул, ласточек, коршунов, кабанов, лесных котов, вояк, медяков. Однако никто из бандитских вожаков не чувствовал себя в этом лесу так свободно, как Рейтар. Даже Молот, который обосновался здесь еще со времен ВИНа и выполнял в этой организации более важные функции, чем Рейтар. Впрочем, Молот до недавних пор считал себя начальником Рейтара. Но в последнее время после нескольких неудачных попыток подчинить себе более молодого и, чего уж тут скрывать, более интеллигентного и образованного сообщника он уже не мог считать себя ни чьим начальником. Особенно с тех пор, когда только благодаря помощи Рейтара ему удалось остаться в живых после стычки с сильным отрядом Корпуса внутренней безопасности на хуторе Задобже.

Это было в июле.

Неожиданная облава застала банду Молота врасплох и загнала ее в болота в развилке рек Черной и Лесной. Погибло более десятка бандитов, и среди них Вихрь, Юрек, Черт, Ветка, Новый и Кукушка. Сам Молот отбивался от наступавших солдат вместе с тремя братьями Добитко, Барсом, Зарей, Коршуном и Моряком. Их положение становилось все более критическим. И вот тогда-то Рейтар и его люди неожиданно ударили по солдатам с тыла, открыв по ним плотный огонь из ручных пулеметов, забросав их гранатами. Молодые, необстрелянные, не освоившиеся еще в лесу бойцы не выдержали напряжения боя и стали отходить. Молот был достаточно опытным и хитрым воякой. Он воспользовался создавшейся возможностью, оторвался от солдат и углубился в болота. Когда спустя некоторое время воинские подразделения вернулись в свои гарнизоны, Молот, подавив в себе честолюбие, при первом же удобном случае установил контакт с Рейтаром, выразил ему свою признательность за оказанную помощь и объявил о присвоении ему звания… капитана. Рейтар повышение принял, даже поблагодарил сердечно, но оставался по-прежнему недоступным и Молоту не подчинился. А у того уже не было сил добиться от него повиновения.

Когда-то сильный и грозный, отряд Молота так и не смог оправиться от поражения под Задобжем. У Молота осталось немногим более десятка человек, в том числе самые преданные ому братья Добитко, Коршун, Моряк и Барс. Был, правда, еще Заря с группой из шести человек, но тот все чаще проявлял стремление к самостоятельным действиям, а в последнее время явно симпатизировал Рейтару. Однако другие, более мелкие, бандитские группы волей-неволей вынуждены были считаться с Рейтаром, который, когда это было ему необходимо, умел заставить их слушаться. Иногда люди Рейтара вылавливали отказавшихся подчиняться ему бандитов и приводили их к своему грозному командиру, который, если был в хорошем настроении, ограничивался наказанием розгами, но чаще приказывал вешать ослушников. У Рейтара здесь был самый большой отряд, и поэтому неудивительно, что он чувствовал себя полноправным хозяином всей округи и Рудского леса.


В лесу сгущались вечерние сумерки. Было тихо, безветренно. Со стороны лесного урочища показались три всадника. Лошади под ними были великолепные, особенно у старшего — капитана: гарцующий вороной жеребец с белой звездочкой на точеном лбу. Всадники были в военной форме и хорошо вооружены. У двоих, которые восседали на гнедых лошадях, на груди — автоматы, у пояса — пистолеты и гранаты. У капитана на красивой черной портупее — «вис»[3] в мягкой шевровой кобуре. По осанке всадника чувствовалось, что он превосходный наездник.

Остановившись на пригорке, старший подал знак одному из сопровождавших его всадников. Тот, спрыгнув с лошади, скрылся в чаще. Офицер легонько потрепал лошадь по шее, успокаивая ее. Если присмотреться к этим всадникам повнимательнее, то многое показалось бы странным, и прежде всего одежда офицера. На голове представительного темноволосого всадника была не конфедератка, а черный берет, какой обычно носили танкисты или возвращавшиеся в Польшу с Запада солдаты. Одет он был в английскую суконную куртку. На черном берете, виднелся маленький орел с короной, а на левом рукаве куртки — черный бархатный треугольник с буквами «АК» посередине и тремя вышитыми серебром буквами «СВО», обозначавшими «смерть врагам отчизны», у вершины и основания треугольника.

Этот красивый всадник был Рейтар. Вместе со своим адъютантом Здисеком он ожидал возвращения Кракуса, которого отправил в разведку, а также с заданием войти в контакт с посланцем Молота. Сегодня 27 июня — день Владислава, а Молот носил это имя. И вот, одетый во все иностранное, Рейтар в окружении своих самых верных людей и, разумеется, с подарками ехал к Молоту на именины.

— Возвращается, пан командир!

Из-за деревьев показался Кракус в сопровождении вооруженного человека. Это был адъютант Молота по кличке Моряк. В нескольких шагах от Рейтара бандиты остановились, и Кракус обратился к нему как положено по уставу:

— Разрешите доложить — охранение проверено, контакт установлен. От командира Молота на связь явился присутствующий здесь капрал Моряк. Пароль проверен.

Моряк вытянулся по стойке «смирно».

— Капрал Моряк прибыл в ваше распоряжение, пан капитан.

Рейтар улыбнулся:

— Почему не боцман, а капрал? Моряку больше подходит боцман.

— Так точно, пан капитан. Но, видимо, для боцмана здесь маловато воды.

— Из хорошего солдата и без моря можно боцмана сделать. Ведите, Моряк.

— Спасибо… Слушаюсь, пан командир.

Польщенный комплиментом, Моряк чуть ли не бегом бросился, вперед. Следом за ним устремились трое всадников. Моряк не переставал восхищаться: какой капитан Рейтар элегантный, какой под ним конь, а какой мундир! Английский, как пить дать! Новенький! Да, у этого-то, черт возьми, есть связи, не то что у Молота. Кто-кто, а Моряк, находясь неотлучно при Молоте, убедился в его «возможностях». К Рейтару бы попасть — тогда и до приличного чина дослужиться можно и нужды бы не знал.

— Стой! Кто идет? Пароль.

Заросли орешника зашелестели листвой — чувствовалось, что там кто-то прячется. От неожиданности Моряк замер на месте.

— «Полено»!

— Отзыв?

— «Поле»!

— Проезжайте, пан командир!

Рейтар козырнул. Двинулись дальше. С этого момента Моряк пришел в еще большее изумление, на этот раз из-за осмотрительности и хитрости Рейтара. Он обезопасил себя со всех сторон; весь лес, казалось, был наполнен его людьми, ему уже мало личной охраны, и как все хитро придумано: пароль — отзыв. Да, это настоящее войско, а не сброд, в который все они теперь превратились: командир пьет, из-под бабьей юбки не вылезает, братья Добитко нос задирают и по любому поводу лезут в драку. Один только Заря соблюдает дисциплину, но и на него Молот косо поглядывает. «А этот Кракус тоже хитрец, ни словом не обмолвился об их дозорах, а если бы я в кого-нибудь из них выстрелил?» Тут Моряку пришлось прервать свои невеселые размышления, поскольку они уже почти дошли до опушки леса, где на этот раз их задержал сторожевой пост Молота под командованием Барса. Люди Барса производили довольно внушительное впечатление: все вооружены автоматами, а вдобавок у них был еще и ручной пулемет, не говоря уже о пистолетах и гранатах.

Рейтар отметил это с удовлетворением, поскольку после рокового для Молота и его отряда разгрома на хуторе Задобже он был не очень-то высокого мнения об организационных способностях командира и особенно о дисциплинированности его людей. Попади они к Рейтару, он сделал бы из них «партизан» что надо! Честно говоря, именно желание произвести впечатление на Молота, и прежде всего на его людей, явилось основной причиной, почему Рейтар принял его приглашение. Были, правда, и дела, которые необходимо было обсудить, — ну хотя бы раздел сфер влияния и выработка совместной тактики по отношению к местному населению, особенно в связи с растущей активностью войск и органов безопасности. Приняв приглашение Молота, Рейтар продумал поездку до мелочей, начиная с лошади и одежды и кончая мерами по обеспечению своей безопасности и самой встречи с Молотом.

Убийство Годзялко входило в планы Рейтара. Отомстить ему он поклялся еще в прошлом году, когда тот донес в милицию о пребывании банды в его доме. Убить Годзялко Рейтар поручил Угрюмому, а тот прикончил еще и его жену. Рейтар, правда, устроил ему разгон за самоуправство, но в душе был доволен, поскольку эта кровавая расправа, безусловно, вызовет смертельный страх и отобьет охоту доносить на них. Какое-то время Элиашевич будет метаться по окрестностям, стянет туда находящиеся поблизости воинские части, причем на длительное время. Таким образом, Рейтар получит некоторую свободу. Да и Угрюмый отлично справился с порученным ему заданием: успел замести за собой следы, сбил с толку солдат и органы безопасности, к тому же великолепно разыграл спектакль с Кевлакисом, что, впрочем, было уже идеей самого Рейтара, ибо Угрюмый в таких тонкостях не разбирался, для него самыми убедительными аргументами были пуля, кнут и петля.

До сих пор все складывалось так, как задумал и спланировал Рейтар: убийство Годзялко напугало окрестных жителей. Элиашевич со своими сотрудниками и воинскими подразделениями метались как угорелые в поисках банды, а Рейтар и его люди отсиживались как ни в чем не бывало в хорошо замаскированных схронах Рудского леса, причем совсем рядом с местом преступления, так как Рейтар решил действовать по старому, но испытанному и проверенному жизнью методу: человек меньше всего ожидает поймать вора в своем же собственном доме. Подразделения Корпуса внутренней безопасности взяли ошибочное направление и прошли на этот раз мимо Рудского леса.


Для встречи с Рейтаром Молот выбрал прилегавший к Рудскому лесу небольшой хутор Чапле-Блото, а в нем — дом своего доверенного человека — Ляцкого. Это как нельзя лучше устраивало Рейтара. Чапле-Блото — небольшой хутор, расположенный в стороне от главного тракта, своими дворами и буйными садами подходил к самому лесу. Его легко можно было окружить своими людьми, так что даже мышь не проскочит. Подойти к нему со стороны леса было нетрудно и вполне безопасно, а раскинувшиеся по другую сторону деревни луга и поля облегчали наблюдение.

Рейтар был осторожным человеком. Он уже не раз имел возможность удостовериться, что хитрости и смекалки Элиашевичу не занимать. Поэтому, поздоровавшись с Барсом, он остановился, послав Моряка и Здисека на хутор, чтобы окончательно убедиться, что им не грозит никакая опасность. Рейтар не верил в организаторские способности Молота и поэтому выделил для охраны места встречи две свои боевые группы — Угрюмого со стороны леса и Рыся со стороны поля и дороги на Побикры. Моряк и Здисек исчезли во ржи. Ожидая их возвращения, Рейтар небрежным жестом бросил Барсу и его людям пачку американских сигарет, а сам начал внимательно рассматривать в бинокль хутор. Была суббота, сенокос подходил к концу, а до жатвы оставалось всего несколько дней. На хуторе царила сонная тишина, на лужайках паслись коровы. Багровое солнце опускалось все ниже.

Вернулся Здисек:

— Разрешите доложить: дорога свободна. Все ожидают вас, пан командир.

— За мной!

И, не дожидаясь, когда Кракус и Здисек вскочат на лошадей, Рейтар пришпорил коня, резко натянул поводья, так что вороной даже присел на задние ноги, чтобы рвануться с места танцующим галопом. Прекрасный конь, великолепный наездник! Барс и его люди смотрели на скакавшего Рейтара с немым восхищением: вот это офицер, вот это кавалерист! Вскоре Рейтара нагнала его личная охрана, и теперь они уже втроем проселочной дорогой через поле колышущейся на ветру ржи скакали к усадьбе Ляцкого.


Молот шел им навстречу в окружении нескольких своих людей. Шел, заметно прихрамывая, помахивая в знак приветствия рукой. На нем была офицерская форма довоенного покроя, фуражка-конфедератка с майорскими знаками различия. Коренастый, рыжеватый, с веснушчатым лицом, с кривыми, как у кавалериста, ногами. Он был старше Рейтара, на вид ему было за сорок. Перепоясанный ремнями, увешанный гранатами, со своим неразлучным, болтающимся на правом бедре парабеллумом в деревянной кобуре, Молот выглядел грозно и вместе с тем мешковато и смешно. Своим неуклюжим видом он явно уступал статному и элегантному Рейтару. В нескольких шагах от Молота Рейтар резко остановил своего коня и легко и уверенно соскочил с седла. Отдавая на ходу честь, направился к прихрамывавшему Молоту:

— Пан майор, разрешите…

Молот, не дав договорить, заключил его в объятия. Рейтар не без отвращения прикоснулся губами к влажным, плохо выбритым щекам Молота. Его чуть не вырвало от запаха перегара, которым несло от растроганного встречей дружка. Слава богу, подумал Рейтар, что он еще не успел напиться до потери сознания, надо будет, не откладывая, поговорить с ним. То, что Молот давно уже пьет сверх меры, для Рейтара не было секретом. Пьет, губит здоровье, теряет авторитет, отталкивает от себя людей, выкидывает разные глупости, все больше попадая под каблук такой же, кстати, как и он, пьянчужки толстозадой Петронели, или, как ее все называли, Пели. Обмениваясь взаимными любезностями и вопросами, Молот радушно взял Рейтара под руку и повел к дому, где их ждал на крыльце расплывшийся в угодливой улыбке хозяин. Пятясь и спотыкаясь о порог, Ляцкий пригласил их в дом. Оживленно разговаривая, вся компания ввалилась в горницу, заставленную столами, уже накрытыми по случаю именин.

Молот усадил Рейтара справа от себя, а Пелю слева. Рядом с Рейтаром сел Заря, а дальше, один за другим, остальные — всего около тридцати человек. Столы ломились от всевозможных яств. Чего там только не было! Разных сортов вареное мясо, жареная птица, домашняя колбаса, аппетитно пахнущая дымом и чесноком, холодец, соленые огурцы и грибы собственного засола — и это только на закуску, к этому надо добавить свеклу с тертым хреном, не говоря уже о белом хлебе домашней выпечки. Ну и, разумеется, водка, а точнее, самогон, целое море настоянного на меду, разлитого в литровые бутылки семидесятиградусного самогона. Перед каждым из гостей стоял граненый стакан. Участники пиршества, словно приготовившийся к бегу табун диких лошадей, ждали только сигнала, чтобы поднять первый тост за именинника и наброситься на стоявшую на столах еду.

Рейтар, заметив, что его английский мундир привлек всеобщее внимание, чувствовал себя немного скованно и украдкой разглядывал присутствующих. Среди них было несколько местных богачей — мелких шляхтичей и две дородные девицы, которые вспыхивали как красные пионы, кокетливо опуская глаза, когда на них останавливался пронизывающий взгляд Рейтара. Остальные гости — это наиболее известные члены банды и приближенные Молота, а именно — пытающийся сохранять относительную свободу действий, немного диковатый Заря; вызванные из охранения Барс, Коршун и неотступная тень Молота — здоровенный Моряк, дезертировавший из Войска Польского; готовый на все Ястреб и, наконец, трое неразлучных братьев Добитко с редкими кличками — Маркос, Рейтан и Рымша. Последних Рейтар знал лучше других, поскольку они какое-то время состояли в одной из его боевых групп, пока он не выгнал их за систематическое нарушение дисциплины и драки с членами его отряда, в которые они ввязывались по малейшему поводу. Братья держались всегда вместе, и достаточно было одному из них прицепиться к кому-нибудь или, наоборот, кому-то прицепиться к кому-либо из них, как двое других, не разбираясь, кто прав, а кто виноват, кидались на выручку своему. Это были молодые, крепкие парни, увешанные без особой надобности с ног до головы всякого рода оружием и гранатами. Видимо, они затаили на Рейтара обиду, поскольку, поймав его мимолетный взгляд, смотрели в ответ дерзко, с воинственным выражением лица. После ухода от Рейтара они присоединились к Молоту и до сих пор верно служили ему, хотя от своей задиристости так и не избавились.

Из окружения Рейтара в горнице находились только Кракус и Здисек.

Наполнили стаканы. Молот встал, утихомирил собравшихся, постучав ножом по графину, и произнес:

— Вначале мне хотелось бы подчеркнуть, что я очень рад, что вы не пренебрегли приглашением и прибыли на мое скромное торжество…

По горнице прокатился одобрительный гул. Молот кивнул в сторону Рейтара:

— Но самую большую радость и честь доставил мне своим приездом мой старый друг, настоящий поляк капитан Рейтар.

Все уставились на Рейтара, который впервые за этот вечер улыбнулся и кивнул головой в знак благодарности за теплые слова. Надо сказать, что Рейтар, когда того хотел, поражал всех своими безукоризненными манерами: сказывались и гимназия, которую он окончил до войны в Высоком, и пребывание в кавалерийской школе в Грудзёндзе, откуда он в звании подхорунжего отправился на войну в сентябре тридцать девятого года.

— Поэтому разрешите мой первый тост поднять за вас, мои дорогие гости, и прежде всего за вас, мой дорогой капитан Рейтар! Ваше здоровье, друзья!

— Ваше здоровье! Ваше здоровье! Ура!

— За здоровье именинника!

Молот чокнулся с Рейтаром, после чего оба дружно одним залпом осушили стаканы. Самогон, хотя и настоянный на меду, не утратил неприятного специфического запаха, к тому же был чертовски крепким. Рейтар с удовольствием подцепил вилкой маленький маринованный рыжик с тарелки, которую ему услужливо пододвинул Заря. Молот понюхал сначала корку хлеба, а потом закусил соленым огурцом. Какое-то время в битком набитой горнице царила относительная тишина, прерываемая лишь стуком тарелок, ножей и вилок, хрустом огурцов и громким чавканьем. Снова наполнили стаканы. Когда встал Рейтар, ему не понадобилось даже стучать по графину — каждый и так утихомиривал своего соседа. Даже дверь из сеней приоткрылась, и в нее просунули головы несколько любопытных. Только старик, сидевший на лавке у печки, продолжал яростно чавкать и, не обращая внимания на наступившую тишину, рвал беззубым ртом куриную ножку. Но кто-то из сидевших рядом с ним сказал деду что-то на ухо, и тот с явным сожалением отложил ее. Рейтар, сочтя, что все уже готовы слушать его, заговорил:

— Дорогой и уважаемый именинник пан майор Молот!

Молот слегка вздрогнул, уязвленный тем, что Рейтар не назвал его, как у них было принято, командиром, но слушал его с еще большим вниманием.

— Благодарю вас от всей души за теплые слова приветствия. Со своей стороны я хотел бы передать вам, пан майор, самые лучшие пожелания по случаю ваших именин.

Сидевшие за столом нестройно захлопали.

— Хотелось бы пожелать вам прежде всего доброго здоровья и дальнейших больших успехов в борьбе за Польшу. Жители Подлясья, шляхта и крестьяне, никогда не забудут вашего огромного вклада в борьбу за освобождение их от коммунистического гнета.

— Да здравствует наш командир пан майор Молот! — крикнул, вскочив с места, Полещук, бородатый мужик, который служил у Молота с самого начала.

Рейтар поднял стакан и протянул его в сторону Молота. Тот тоже встал. Его примеру последовала вся компания.

— Да здравствует пан командир Молот!

— За здоровье командира!

— «Сто лет! Сто лет!» — запела пронзительным дискантом толстуха Пеля, однако взяла чересчур высоко, поэтому участники пиршества, хотя и подхватили ее тост, пели громко, но фальшиво.

Растроганный Молот раскланивался во все стороны.

Рейтар продолжал:

— Позвольте, дорогой именинник, от себя лично и от имени подчиненного мне отряда передать вам наши искренние солдатские поздравления и пожелания. Прошу также принять от нас скромные подарки.

Рейтар подал знак Здисеку.

Все повернулись в его сторону. Здисек, держа в руках большую кожаную сумку, протискивался к столу. Любопытство присутствовавших, да и самого Молота достигло апогея, когда, поставив сумку перед Рейтаром, Здисек отстегнул пряжки и начал вынимать из нее подарки — богато инкрустированный серебром браунинг, золотые швейцарские часы новейшей марки, две бутылки французского коньяка, две бутылки виски «Белая лошадь» и, наконец, блок американских сигарет «Кэмел».

Подарки вызвали всеобщий интерес, раздавались восхищенные «охи» и «ахи».

— Часы, наверное, золотые?

— А пистолет-то какой!

— И все американское!

— Наверняка оттуда. Говорят, Запад подбрасывает кое-что Рейтару…

— Конечно, оттуда.

Рейтар вручил подарки Молоту. Когда оба сердечно расцеловались, снова грянуло «Сто лет».

Угощая друг друга, Молот и Рейтар договорились немного погодя поговорить наедине. Молот, желая поблагодарить Рейтара за подарки, жестом еще раз утихомирил участников пиршества:

— Уважаемые гости! Скажу коротко! Мой заместитель капитан Рейтар… — На этот раз уже Рейтар слегка побледнел. «Ах ты, старый хромой хрыч, решил-таки взять реванш. Ну подожди, жалкий унтеришка, вот поговорим — и тогда посмотрим, как ты запоешь». Молот, стараясь перекричать гостей, повторил: — …Мой заместитель капитан Рейтар и его люди доставили мне своей памятью и щедростью огромную радость. Я сердечно благодарю вас, капитан, за эти поистине королевские подарки. — Молот взял браунинг, поднял его вверх, показал еще раз собравшимся, демонстративно поцеловал и закончил: — А это великолепное оружие, как когда-то рыцарская сабля, будет напоминать мне, что нам нельзя успокаиваться, что мы должны напрячь все силы и еще теснее сплотить наши ряды, забыв о всяких личных делах, пока наша святая Речь Посполитая не вернется в свои границы от моря до моря, пока мы огнем и мечом не искореним коммуну. Так выпьем же за здоровье моего заместителя и дорогого гостя капитана Рейтара и его подчиненных, героических и верных солдат святой Польской Речи Посполитой!

— Ваше здоровье!

Стаканы с самогоном взметнулись вверх. Все выпили до дна, даже хихикавшие, раскрасневшиеся девицы, даже беззубый дед, который продолжал, хотя и без особого успеха, расправляться с твердой, как лыко, куриной ножкой.

Речь Молота с намеками в адрес Рейтара несколько скрасил тот факт, что «Сто лет» в его честь было пропето более дружно и складно, чем в первый раз. Но особенно он был доволен поведением Зари, который еще раз запел «Сто лет» и вместе со своими людьми пытался качать Рейтара. Молот велел гостям не жалеть еды и напитков, взял Рейтара под руку и повел наверх.

Рейтар и Молот беседовали в мезонине, в спальне дочерей хозяина. Здесь они могли разговаривать откровенно. В комнатушке было душно. Единственное окно было завешено цветастой скатертью. Со шкафа дрожащим желтым пламенем светила керосиновая лампа. Молот подошел к комоду, на котором стояла литровая бутылка, и начал разливать самогон в стаканы.

— Мне совсем немного.

— Что-то в последнее время голова у тебя стала уж очень слабой, Рейтар. Две рюмки выпьешь — и начинаешь нести чепуху.

— Ты что, пригласил меня сюда, чтобы я выслушивал твои оскорбления? Если кто и хлещет здесь без меры и делает глупости, то это уж, конечно, не я.

— Ну знаешь ли!

— Ладно, ладно! Я приехал сюда не за тем, чтобы ссориться с тобой, есть более важные дела, которые нам надо обсудить.

— Как же так! Вот тебе и на, со мной, пьяницей, хамом? Я тебя, Рейтар, давно раскусил. И знаю, чего ты добиваешься.

— Тем лучше. Значит, не придется растолковывать тебе все с самого начала.

— А это мы еще посмотрим! А вообще-то, может, я и хам, и темный мужик по сравнению с тобой, пан шляхтич, но зато я стреляный воробей и меня на мякине не проведешь. И уж тем более не позволю этого какому-то молокососу.

Рейтар вскочил и передвинул кобуру с пистолетом вперед:

— Ну знаешь ли!

Молот, хотя и заметил этот недвусмысленный жест, продолжал наполнять стаканы.

— А ты, миленький, знай. На меня весь этот твой англо-американский маскарад не произвел никакого впечатления. Это только твои глупые шляхтичи рты поразевали. А меня вполне устраивает мой польский мундир, он мне дороже, чем любой другой, даже чем твое английское барахло.

— Я не желаю больше этого слушать, я… — Рейтар побледнел. Еще немного — и он набросился бы на Молота, но тот вовремя примирительно вставил:

— Ну ладно, ладно! Хватит и того, что нас другие бьют, поэтому не будем драться между собой. Давай-ка лучше выпьем, чтобы успокоить потрепанные нервы, да и беседа нас ждет трудная, где, как говорят братья москали, без пол-литра не разберешься.

Вспыльчивый Рейтар с трудом принял миролюбивый тон Молота.

— Можно не пить, а можно и выпить.

— Ну, за твое здоровье, Рейтар!

— За твое, Молот!

Выпили до дна. Рейтар закусил огурцом. Молот по привычке понюхал корку ржаного хлеба. Немного помолчали. Рейтар угостил его американскими сигаретами. Молот, затянувшись пару раз, закашлялся, погасил сигарету о край пепельницы и с отвращением сплюнул.

— Слабые, как трава, дерьмо какое-то, да еще вонючие. — И вытащил махорку. Закурил, демонстративно наслаждаясь крепким дымом.

Рейтар иронически усмехнулся. Молот молча потянулся к бутылке. Но Рейтар решительно остановил его:

— Достаточно пока, Владек! Мы действительно должны серьезно поговорить.

Молот нехотя убрал руку с бутылки.

— Воля гостя — моя воля. Ну давай, Рейтар, вываливай все, не стесняйся.

Рейтар встал и, нервно расхаживая по тесной комнатушке, начал говорить. Молот сидел за столом и, обхватив голову руками, слушал, то закрывая глаза, то бросая вдруг быстрый и поразительно трезвый взгляд на Рейтара. Но ни разу не перебил его, пока тот излагал свои доводы, не сделал ни одного резкого или двусмысленного жеста.

— Мы знакомы не первый день, знаем друг о друге все или почти все. К тому же мы связаны одной веревочкой, и поэтому я считаю, что пора бы нам подвести итог некоторым нашим делам и взглянуть правде в глаза. Первое — это вопрос о взаимном подчинении. Ты упорно твердишь, что мой отряд подчинен тебе, и, не имея на то никаких оснований, при всяком удобном случае напоминаешь мне об этом, ну хотя бы сегодня — «капитан Рейтар мой заместитель». Пойми, старина, речь идет не о каких-то моих личных, чрезмерных или нечрезмерных, амбициях, а о фактическом положении дел, о моем отряде, моих людях. Кто для них Молот, особенно для новобранцев, вступивших в отряд год или два назад? А таких у меня немало! Разумеется, они знают, что Молот — командир соседнего отряда, причем, не сердись, я ведь им ушей и глаз не закрою, отряда небольшого, как мои две средние боевые группы и к тому же отряда, которому в последнее время не очень-то везет. Ведь они знают, что в прошлом году под Задобжем нам пришлось, попросту говоря, вытаскивать тебя из беды, хотя мне это нужно было как заноза в заднице — я потерял трех человек, склад оружия и вынужден был затаиться на несколько месяцев, поскольку органы безопасности и войско гнались за нами по пятам как гончие псы и не дали мне даже носа высунуть из леса. А ты как ни в чем не бывало твердишь о каком-то подчинении, ворошишь старые дела, которые давно уже испарились сами по себе с тех пор, как Лупашко удрал отсюда, как дезертировал этот герой Бурый, который сидит теперь в тюрьме в Белостоке. Поэтому-то мы и должны сегодня же решить и сегодня же объявить… Чтобы пощадить твое самолюбие, я хочу, чтобы ты сделал это сам. Ты должен объявить, что с сегодняшнего дня существуют и тесно взаимодействуют друг с другом два равноправных отряда — твой и мой, отряд Молота и Рейтара. Отряд Молота, который будет по-прежнему носить традиционное название шестая «бригада», и отряд Рейтара, который с сегодняшнего дня будет называться отдельной Подлясской бригадой.

Не обижайся, но если ты не объявишь всем, о чем я прошу, то я сделаю это сам и сейчас объясню тебе почему. Я уже говорил, что меня меньше всего волнуют мои личные амбиции, дело не в каком-то, как ты говоришь, шляхетском гоноре, хотя и с ним мы должны считаться. Я уроженец этих мест, знаю людей — шляхетский дух укоренился здесь с давних пор и не нам с тобой его искоренять. Поэтому мы должны учитывать это. Почему шляхта идет ко мне? Потому что я сам принадлежу к ней. Вся округа знала моего отца, знает меня и доверяет мне. Разве это плохо для нашего дела? К тебе идут крестьяне, ну и, не обижайся, у тебя в отряде есть несколько человек из шляхты, которых я выгнал и им просто некуда было деваться. Чтобы не ходить далеко за примерами, возьмем хотя бы братьев Добитко.

Теперь другой вопрос. Надо было бы разделить районы действий. Мои предложения таковы: мой отряд остался бы в Подлясье и действовал бы в районах, населенных шляхтой, а ты мог бы уйти на север и взял бы под свой контроль территорию, начиная от Хайнувки, включая Супрасль и Сокулку, до Августовской пущи. Понимаешь, что́ мы бы от этого выиграли, как бы выиграло от этого в целом наше дело? Мало того. На юг, за Буг, в Семятыче и Соколув, до самого Люблина, можно было бы направить третий отряд. Хотя бы твоего Зарю, который родом из тех мест, да и опыт у него есть, и он, как дошли до меня слухи, прямо-таки горит желанием действовать самостоятельно и уже сейчас почти никому не подчиняется. Это еще не все.

Такое рассредоточение сил дает нам больше возможностей и преимуществ в вопросах размещения, снабжения, не говоря уже о том, сколько новых сил и средств придется бросить против нас войску и органам безопасности. А чем больше они выставят против нас сил, тем больше шума поднимется за кордоном. Этим они вызовут также ненависть к себе у местного населения, поскольку тот, кто приютил бы нас на ночь, дал напиться воды, снабдил нас информацией, увидел и не донес, привлекался властями к ответственности. Ты понимаешь, что этим они только льют воду на нашу мельницу? А мир, старый мир, смотрит на все это, внимательно за всем наблюдает. Не успеем мы и глазом моргнуть, как он выступит против них. А что выступит, и причем скоро, на это указывают все признаки. И последнее. Слушай меня внимательно. Ты все время отпускаешь колкости в мой адрес. Вот и сегодня прицепился к моей английской форме. Должен сказать, что это меня крепко задело, ты даже не знаешь как. Ведь для меня, старина, тоже нет лучшего мундира, чем наш польский, и более элегантного головного убора, чем наша конфедератка… А впрочем, что там говорить… Ты называешь это маскарадом. Верно, это маскарад, как и верно то, что он предназначен не для тебя, а для тех бедных шляхтичей, которые идут за нами и которые расскажут об этом другим. Неужели ты еще не понимаешь, зачем я это делаю? Ведь люди возлагают все надежды на Запад! Для некоторых из них, старина, это английское барахло, в которое я одет, или американские сигареты значат иногда больше и являются более веским аргументом, чем любая наша боевая операция. Ты знаешь, что для них означает Рейтар, одетый в западную, английскую форму? Знаешь? Тогда зачем прикидываешься дурачком, цепляешься ко мне? Временами нужен и маскарад. А между нами говоря, не такой уж это и маскарад.

Скажу тебе правду: да, я поддерживаю контакты с Западом. Недавно получил радиостанцию, немного долларов, инструкции, через несколько месяцев жду от них связного. Не обижайся, что раньше тебе об этом не говорил: во-первых, не было возможности, а во-вторых, они установили связь только со мной и предупредили, чтобы я не очень-то распространялся об этом. Разумеется, они знают и о тебе. Возможно, когда представится подходящий случай, войдут в контакт и с тобой, но это уже не мое дело, а Центра, и извини, что подробнее пока не могу рассказать. Во всяком случае, они рекомендуют нам охватить своею деятельностью как можно большую территорию.

Итак, теперь ты можешь понять, что мои предложения — плод не только одних размышлений. Собственно, я уже выложил тебе все, что хотел с тобой обсудить. Извини, может быть, чем-то я тебя и задел, возможно, наш разговор получился не совсем дипломатичным, но я высказал тебе все откровенно, по-солдатски. Да, вот еще что. Я хочу, чтобы ты это знал: я считаю тебя храбрым и честным воином. Я помню тебя, когда ты был заместителем у Шумного. Знаю также, кем ты был для Лупашко, ценю твои заслуги, но сегодня дела обстоят иначе и речь идет как раз о том, чтобы мы оба, как подобает старым друзьям, решили их вместе.

Утомленный слишком длинным монологом, Рейтар уселся напротив Молота, а поскольку тот молчал и, закрыв глаза, как будто бы сосредоточенно о чем-то думал, подцепил вилкой кусочек огурца и начал его жевать. Молот медленно открыл глаза, взглянул на Рейтара и, не вставая, потянулся к бутылке, чтобы наполнить стаканы.

— Ты закончил? — словно желая удостовериться, переспросил он Рейтара. Тот, продолжая с наслаждением хрустеть огурцом, утвердительно кивнул головой. — Ну, тогда можно за это и выпить. Ты — поскольку утомился, наверное, от своей болтовни, а я — поскольку всухую говорить не люблю: через мокрое горло слова легче проходят. Выпей, Рейтар. За твое здоровье!

— За твое! Будь здоров!

Чокнулись, выпили.

— Ну, а теперь послушай, что я тебе скажу! Я запомнил, чего ты хочешь от меня, а если и упущу что-то — напомни. Ты правильно подметил, что мы связаны одной веревочкой. Я бы даже сказал, что мы оба в одной упряжке, и сам черт погоняет нас, и заедем мы с тобой прямо в ад…

— Ну это мы еще посмотрим.

— Не перебивай. Разумеется, мы можем заехать и в рай, во всяком случае, власти постараются отправить нас на тот свет, ну хотя бы твой дружок Элиашевич.

— Руки у него коротки. Еще посмотрим, кто кого скорее отправит на тот свет. Кстати, об Элиашевиче. Ты слышал, как он метался после расправы Угрюмого с семьей Годзялко? Облаву при помощи КВБ устроил. Набегались как дикие коты — и все псу под хвост. А этот новый командир группы КВБ из Ляска — какой-то сопляк, зеэмповец[4], только что после училища, опыта ни на грош…

— Вот видишь! Так-то они нас с тобой боятся, если неоперившегося подпоручника назначают командиром отряда и верят, что он справится и с тобой, и со мной, и со всеми другими разбойниками, которые, как и мы, бродят еще по лесам.

— Не волнуйся! Как только представится подходящий случай, подкараулю этого подпоручника. В штаны он наложит от страха.

— Пожалуйста, я не против… Говоришь, что я делаю глупости. Возможно. Ну, а что ты с этими Годзялко натворил? Ведь это тоже бессмысленно и неразумно. На кой черт было дразнить гусей? Вот хотя бы поэтому, мой миленький, обижайся на меня или не обижайся, ты не дорос еще, чтобы самостоятельно командовать отрядом. Для этого надо поднабраться опыта.

— Когда я командовал самостоятельным отрядом и по сто и даже больше штыков и сабель водил за собой, некоторым в то время это еще и не снилось.

— Допустим. Ну было и прошло, и, как ты сам сказал, пора наконец взглянуть правде в глаза. Мы уже потеряли сотни людей, и их не воскресишь.

— Да стоит мне только захотеть, пальцем шевельнуть — и я подниму всю окрестную шляхту и поставлю ее под ружье.

— В сапоге можешь шевелить пальцами. Эффект один и тот же. Смотри, чтобы тебя не сглазили, Рейтар.

— Лучше о себе подумай!

— Не перебивай, я тебе не мешал, хотя, ясновельможный пан шляхтич, не только мед тек из ваших уст в мой хамский адрес. Шляхта, шляхта! А чем вы, черт возьми, отличаетесь от обычных крестьян? Наверное, только тем, что во многих ваших дворах грязи, вони и нищеты больше, чем у хамов. И больше ничем — ни речью, ни одеждой, ни честью, ни умом. Скажи мне в конце концов, какой смысл был убивать Годзялко, причем накануне нашей встречи, да к тому же еще и его бабу?

— Баба — дело рук Угрюмого! Он за это свое получил!

— Получил. Скотина твой Угрюмый, вот кто он. Ну а я все равно не вижу во всем этом деле никакого смысла. Ты не ответил на мой вопрос.

— Это ведь тоже о чем-то говорит, раз ты не можешь найти в этом смысла.

— Склероз?

— Я этого не сказал. А знаешь ли ты, что год назад Годзялко хотел заманить Угрюмого в засаду, навел на него солдат?

— Знаю.

— Так заслужил он за это пулю в лоб?

— Согласен. Но почему ты решился на это именно теперь? Ведь, того и гляди, эти черти могут свалиться нам на голову. Очень тебе это нужно?

— Ну, например, сейчас я в этом как раз не очень-то заинтересован — хозяин гостеприимный, водка крепкая, закуска приличная.

— Брось шутить!

— А ты, как я вижу, все еще не можешь сообразить, что если бы мы не отвлекли их внимание семьей Годзялко, то я не знаю, смогли бы мы сегодня гулять спокойно вместе. Ты мог бы, например, предугадать, когда этому чертову татарину придет в голову организовать очередное прочесывание, и можешь ли ты быть уверенным, что его маршрут не прошел бы как раз через эти места? А так по крайней мере на какое-то время голова у нас о нем не болит. Если хочешь знать, а впрочем, ты наверняка об этом знаешь, что этот новый подпоручник направил своих солдат по ложному следу и ему придется возвращаться в Ляск несолоно хлебавши. Все идет как надо, старина!

— Однако я предпочел бы на всякий случай не дразнить собак.

— Во-первых, это еще не собака, а щенок, во-вторых, как говорится, волков бояться — в лес не ходить, а ведь лес — это наш дом, старина.

На этот раз стаканы наполнил Рейтар. Выпили. Молот продолжил разговор:

— Добиваешься самостоятельности, не доверяешь мне и хочешь избавиться от меня, хочешь, чтобы я ушел отсюда.

— Да не в этом дело!

— Я же просил тебя, не перебивай. Так знай, я не имею ничего против этого. Если до сих пор, хотя и формально, говорилось о нашем единстве, так это же в интересах нашего общего дела! В этом была какая-то преемственность, какое-то единство, какая-то идея. А ты все это хочешь разрушить ради своих амбиций, ради того, чтобы не подчиняться хаму. Давай. Я возражать не буду. А знаешь почему? Да потому, мой миленький, что мне теперь на все это уже наплевать. Не кидайся на меня, не смотри так грозно, я не из пугливых, а выслушай меня до конца, может, и тебе это когда-нибудь пригодится. Мы оба часто говорим: наше дело, и это верно. Я для Польши готов голову отдать на отсечение. Но подумай, кому нужна такая Польша, о которой мы с тобой мечтали? Годзялко наверняка не нужна, он ведь отправился к ним, а не к тебе. А из таких вот Годзялко и состоит на девяносто процентов вся Польша. Понимаешь, Рейтар! А если не понимаешь, то должен понять. Пожалуйста! Сейчас выйдем отсюда, и я объявлю о том, чего ты добиваешься. Но запомни, не потому, что ты прав или я тебя испугался, а просто — делай что хочешь, играй во что хочешь, а мне эти игрушки уже надоели.

— Мелешь, Молот, спьяну всякую чепуху.

— Я давно уже не был таким трезвым, как сейчас, но сегодня напьюсь, а пока, Рейтар, слушай дальше. Я уже сказал тебе, что ты не доверяешь мне, и могу это повторить еще раз. Думаешь, я слепой, не вижу, какую ты охрану приволок с собой, где Угрюмого, где Рыся спрятал? Только зря, тебе меня бояться нечего, ни на твою власть, ни на твои богатства я не зарюсь, но свою честь я берегу. Все равно нам с тобой до конца быть в одной дьявольской упряжке. Людей своих я тоже не брошу. Будем оба продолжать разбойничать и наслаждаться жизнью, пока есть такая возможность, отправлять к доброму боженьке коммунистов, чтобы он переделывал их красные души на ангелочков. Но, честно говоря, мне уже все это осточертело! Кровь, и только кровь, оставляем мы после себя. Столько уже лет мы не знаем с тобой ни минуты покоя ни днем ни ночью. Того, что мы с тобой за это время натворили, органы госбезопасности нам не простят, а того, к чему стремились, мы никогда не достигнем. Не надо обольщаться, Рейтар. Самым разумным выходом было бы распустить наших темных мужичков по домам, пусть копаются себе в навозе, а самим пустить пулю в лоб… Ладно, Рейтар, я поступлю так, как ты желаешь. Исчезну с глаз твоих и, как ты хочешь, уйду на север. Может, передохнем немного где-нибудь в Августовской пуще, заберемся подальше и еще одну-другую зиму продержимся? Нет! Тут я должен тебя вновь разочаровать. Ни в какую скорую войну между Востоком и Западом не верю. А эти твои западники? Хочется тебе в них верить, ну и верь себе на здоровье. Верь и другим внушай эту веру. А я не верю! Не верю, пусть даже они действительно прислали тебе радиостанцию, инструкции, разное барахло и несколько сот долларов! Не будь наивным, Рейтар, не думай, что они ради нас шевельнут хотя бы пальцем. Конечно, если у тебя есть немного долларов на продажу и ты хочешь уступить их приятелю, то почему бы и нет, я охотно воспользуюсь этим и даже от всей души поблагодарю тебя — все-таки твердая валюта. А все остальное чепуха! Так что все, что ты требовал от меня, получишь без особого моего сожаления. И не очень-то обижайся на хама, пан шляхтич, ведь, несмотря ни на что, я все-таки люблю тебя, паршивец. Давай выпьем еще по одной, спустимся вниз и объявим нашим воякам эту радостную весть.

Рейтар, который во время монолога Молота то бледнел, то краснел, наконец успокоился и, выполняя желание Молота, налил водки. Выпили и пожали друг другу руки в знак примирения.

— Пусть тебе сопутствует здесь удача, Рейтар!

— Ты устал, Молот. Надо меньше пить, баб гони прочь. Береги себя, старина.

Молот усмехнулся, наполнил свой стакан и демонстративно выпил.

— Обо мне, Рейтар, не беспокойся, хуже, чем есть, для меня уже не будет.

— Я тебе от чистого сердца желаю.

— Ладно, ладно! Ну, пошли вниз.

Из горницы на них пахнуло застоявшимся табачным дымом, резким запахом потных, немытых тел, пищи и самогона. В отсутствие Молота и Рейтара пиршество продолжалось вовсю. Некоторые запальчиво спорили, стараясь перекричать друг друга, сладострастно хихикали бабы, когда бандиты их пощипывали и лапали. Пьяный в стельку парень лежал у порога, упираясь лохматой головой в стену. Братья Добитко издевались над пьяным беззубым дедом, поставив ему на лысину миску со свеклой. Рейтар с удовлетворением отметил, что Кракус и Здисек были трезвы и внимательно наблюдали за происходящим. Молот постучал по графину, но никто не обратил на это внимания. Тогда он выхватил свой парабеллум и дважды выстрелил в потолок. Мгновенно наступила тишина. Стрельбу все воспринимали однозначно. Бандиты, трезвея, сразу же по привычке схватились за оружие. Моряк рявкнул во все горло:

— Прошу соблюдать тишину, пан майор Молот хочет говорить!

Молот с грозным выражением лица спрятал пистолет в кобуру. В напряженной, сосредоточенной тишине вдруг послышалась громкая пьяная икота. Это беззубый дед с миской на голове, со стекавшим по его щекам красным месивом громко и ритмично икал. Девицы захихикали. Один из братьев Добитко треснул рукояткой пистолета по миске на голове деда, и тот свалился под стол.

Молот говорил короткими фразами, чеканя каждое слово:

— Я хочу объявить всем, что мы с капитаном Рейтаром, выполняя инструкции наших вышестоящих органов в Польше и на Западе, а также учитывая тот факт, что наши силы постоянно возрастают, решили с сегодняшнего дня образовать отдельную Подлясскую бригаду, которая будет действовать независимо от нашей шестой бригады. Я хотел бы также сообщить вам, что Подлясскую бригаду возглавит мой сердечный друг и заместитель капитан Рейтар, которому я желаю всяческих успехов! А теперь выпьем за его здоровье, за успехи отдельной Подлясской бригады, за погибель коммуны и, всех врагов нашей святой Польской Речи Посполитой!

— Ура!

— Да здравствуют наши командиры!

— Смерть большевикам!

— Выпустим из них кишки!

Под общий шум Молот и Рейтар обменялись сердечным рукопожатием. В горницу вернулось настроение всеобщего веселья, началось пьянство до упаду. Первым, кто всерьез взялся пить, был Молот. После опрокинутых один за другим нескольких стаканов самогона его бледное лицо покраснело, голос сделался хриплым, срывающимся. Рейтар, хотя пил умеренно, спустя какое-то время почувствовал, что тоже крепко захмелел.

Где-то раздобыли старую гармошку, раздвинули столы, и первые пары пустились в пляс. Толстозадая Пеля прижала к себе Молота, который выглядел рядом с ней как карлик возле слона. Рейтар выбрал себе в партнерши старшую дочь хозяина. Молодое упругое тело девушки, белые как жемчуг зубы, зовущие глаза манили и искушали Рейтара. Когда заиграли «Золотистые хризантемы», девушка тесно прижалась к Рейтару. Решившись не поддаваться соблазну, он уступил ее Моряку.

Проходя мимо Кракуса, Рейтар подал ему знак, что пора уходить. Здисек выбежал подтянуть лошадям подпруги и вывести их из сарая. Рейтар протиснулся к Молоту, который, сидя в расстегнутом мундире, клевал носом над стаканом с недопитым самогоном.

— Мне пора ехать.

— Но вначале выпей стремянного! Не упадешь же с лошади, пан шляхтич, пан кавалерист! Ты должен, Рейтар, выпить со мной стремянного.

Расплескивая самогон по столу, Молот наполнил стаканы. Рейтар сделал вид, что выпил, и направился к выходу. Молот решил проводить его. Вместе с ними вышли Пеля, неотлучный Моряк и трое неразлучных братьев Добитко.

…На улице уже царил рассвет. Быстро пролетела короткая июньская ночь. Утро было росистым, бодрящим. Лошади, выведенные за калитку на бегущую во ржи тропинку, фыркали, нетерпеливо перебирая ногами. Около лошадей стояли Здисек и еще кто-то из банды Молота, охранявший ночную попойку своего командира. Молот с пьяным упрямством продолжал уговаривать Рейтара погостить у него еще немного.

— Неизвестно, увидимся ли когда-нибудь еще. Пойдем, Рейтар, выпьем. Куда ты так спешишь?

— Нет, Молот, уже утро, а мне еще порядком ехать.

— Ну и что, что утро? В округе спокойно, сам говорил мне об этом. Не трусь, Рейтар, оставайся.

Молот повернулся к бандиту из ночной охраны:

— Ну как там, Киянка, все спокойно?

— Спокойно, пан командир, только милиция крутится.

— Вот видишь? Я не трушу, только лучше уж выспаться, чем попасть в перестрелку. — Рейтар искал предлог, чтобы скорее уехать.

Молот разозлился.

— Что еще за милиция? — спросил он.

— Да трое каких-то нагрянуло в Оленды.

— Почему мне никто об этом не доложил? А?

— Не знаю, пан командир, я…

Молот с размаху ударил парня парабеллумом в лицо, да так, что тот, обливаясь кровью, свалился ему под ноги и, не дожидаясь новых ударов, быстро отполз в сторону. Молот сразу как бы отрезвел; оскорбленный в своих командирских амбициях, к тому же еще в присутствии своего конкурента, он даже задрожал от злости.

— Добитки!

Трое братьев, хотя и не очень охотно, вытянулись по стойке «смирно».

— Слушаем, пан командир, — ответил за всех Маркос — самый старший и самый уравновешенный из братьев.

— А ну-ка, сбегайте сейчас же прямиком через поле в Оленды и притащите мне сюда этих мильтонов, поразвлечемся с ними. Выполняйте! Только быстро!

— Но, пан командир, прямо сейчас, средь бела дня? — отозвался Рымша Добитко — младший из братьев, наиболее вспыльчивый.

— Что, наложил в штаны от страха? Приказ не хочешь выполнять, гнида?

— Я не гнида, я не… — Рымша не успел договорить. Сраженный выстрелом Молота, он скорчился от боли и со стоном дважды перевернулся.

С этого момента события развивались молниеносно. Выстрел Молота почти слился с прозвучавшими одновременно выстрелами Рейтана — среднего из братьев, который в отместку за своего брата короткой очередью из автомата прошил Молота. Смертельно раненный, тот зашатался, выпустил из рук парабеллум и рухнул в траву. Пеля с воплем бросилась к нему.

— Бросайте оружие, руки вверх и не шевелиться, иначе стреляю без предупреждения! — Маркос держал всех под прицелом своего автомата.

Рядом с ним с автоматом наготове стоял Рейтан, и даже стонавший от боли, раненный в живот Рымша, лежа на земле, передернул затвор своего автомата. Видя решимость разъяренных братьев, никто не сомневался, что всякое сопротивление им бесполезно. Рейтар первым отстегнул ремень с пистолетом и положил его на землю. Его примеру последовали остальные. Пока Маркос продолжал держать всех на мушке, Рейтан подвел лошадей. На одну из них он уложил стонавшего Рымшу, на другую сел сам. После этого направил автомат на Рейтара и бандитов, стоявших рядом с ним, чтобы Маркос смог, не опасаясь нападения бывших друзей, сесть на лошадь. Спустя минуту Рейтан вместе с Рымшей скрылся в одном из ближайших выступов Рудского леса. Только после этого Маркос длинной очередью из автомата заставил всех находившихся на дворе залечь и, пришпорив коня, с места рванул галопом. Первые пули засвистели над его головой, когда он уже достиг Рудского леса.

Загрузка...