Товарищ Тёмный, Хранитель из системы тёмной материи, которая находится между созвездием Орла и Скорпиона в земных координатах, прибыл на планету Контрольная в качестве Координатора[25], что, несомненно, повышало его статус, но никак не влияло на его эго. Товарищ Тёмный оставался всё также прост для масс и всем возможным обличьям природы предпочитал фигуру лошади – вечного труженика на нивах Вселенной.
Он вышел из станции, цокая копытами, и, щипнув пару раз, просто так, для удовольствия, совсем не нужную ему для пропитания зелёную травку, направился в сторону города Арбинара, здешней столицы Королевства Армильйон. Именно туда вёл след Блуждающего Нефа, которого Тёмный обязан обездвижить и водрузить на место, где он должен находиться – внутри Таинственного острова. Остров следовало доставить в город Паллас, и там вернуть его в землю.
За ним осталась станция, с застывшим над ней Таинственным островом, на котором находился Мо, вызвавший подмогу из Кольца. Тёмный благодарен ему, за предоставленную возможность пообщаться с людьми, и не спешил с ним встречаться – намного интересней проделывать всё самому.
Он прикрыл пышными ресницами свои огромные глаза, так как света от пылающего солнца для него чересчур много, и потрусил вперёд, размышляя о превратностях вечной жизни лошадей … тьфу, Хранителей.
Наверное, он так бы и трусил, в одиночестве, до самого городка Брилоу, если бы не случай: никому не нужного Метина ссадили со «Зверобоя», и он шагал в обратном направлении, на свою родину к шатру Ай-те-Кона. Увидев лошадь, Метин расставил руки, пытаясь её поймать, но лошадь остановилась, не собираясь никуда убегать.
— Хорошая лошадь, — сказал Метин, усаживаясь Тёмному на спину, и поглаживая его по шее.
— Поехали, — сказал Метин, хлопнув лошадь по крупу. Тёмный продолжил путь, удаляясь от станции.
— Лошадка, мы едем не туда, — сказал Метин, пытаясь руками повернуть Тёмного.
— Уважаемый, нам с вами не по пути, — сообщил ему Тёмный. Метин удивился разговорчивой лошади, и некоторое время молчал, подпрыгивая на ней не в попутном направлении.
— Теряете время, дорогой товарищ, — посоветовала лошадь, и Метин решил, что путешествовать лучше пешком. Он спрыгнул с лошади, как с поезда, которого никогда не видел, и, время от времени оглядываясь, пошагал в направлении к станции.
Чуть-чуть подальше Тёмный встретил безголового Уандера, выброшенного Анаписом, как и Метина, из «Зверобоя» за ненадобностью. Они немного постояли друг против друга, рассматривая неожиданного встречного, потом товарищ Тёмный констатировал:
— Аномалия, — и побежал дальше, подумав о том, что Мо придётся самому разбираться с этой репликацией.
Какое-то время потом, товарищ Тёмный, пробегая по степи и любуясь окрестными видами, увидел впереди себя неясную фигуру в красном, бегущую в том же направлении.
Немного припустив, товарищ Тёмный приблизился к Бегуну Бодди, бежавшему ничуть не хуже лошади. Его, как Метина и Уандера, безжалостно ссадили со «Зверобоя», хорошо ещё, что не выбросили с высоты. Повернув голову, товарищ Тёмный внимательно рассматривал бегущего Бодди, что того несколько смущало. Пробежав, таким образом, ещё некоторое время, Бегун Бодди, глядя в невинные большие глаза Тёмного, по-доброму сказал:
— Лошадка, отстань, — на что товарищ лошадь резонно заметила:
— Я вам ничуть не мешаю.
Бегун Бодди понял, что перегрелся на солнце, и, споткнувшись, растянулся на траве.
— Вам помочь, уважаемый? — спросила лошадь, просвечивая сломанную ногу Бодди. Тот отмахнулся рукой, отгоняя наваждение.
— Вам, уважаемый, нужно больше употреблять кальция, — посоветовала лошадь, — в вашем старом организме его недостаток.
— Я не старый, — возразил Бодди, пытаясь встать.
— Я бы вам не советовал, — порекомендовала лошадь, — вы раскрошите ногу совсем.
— А что же мне делать? – беспомощно спросил Бодди.
— Я вас подлечу, — решил товарищ Тёмный и приставил копыто к сломанной ноге Бодди.
— Всё, — сообщил он Бодди, — во избежание эксцессов, рекомендую продолжить ваше путешествие на мне.
— Я вас не знаю, — засомневался Бодди, предпочитавший бегать сам, а не ездить на лошадях.
— Оч-чень рекомендую, — ещё раз посоветовал товарищ Тёмный и Бодди безуспешно попытался взобраться на лошадь. Изогнув заднюю ногу самым странным образом, товарищ Тёмный стукнул Бодди по заду, немного оскорбляя его чувства, но благополучно забрасывая к себе на спину.
— Мо! — только и сказала Маргина, обняв кота за голову и погружая свои руки в его густую шерсть.
— Что у тебя тут? — спросил Мо, прекрасно всё зная, только для того, чтобы вернуть Маргину в действительность.
— Не знаю живой или нет, — сказала Маргина, склоняясь к хабиба Бата.
— Нехороший человек, — сообщил Мо.
— Хороший или нехороший, а нужно что-то делать, — сказала Маргина, накладывая руки на грудь хабиба Бата. Мо, ничего не говоря, перелил ей силы, но Маргина сразу это почувствовала и, улыбнувшись Мо, сказала: — Спасибо.
— Я помогу, — сообщил волшебник Тартиф. Маргина махнула ему рукой – помощник не помешает, чтобы временно фиксировать сосуды, на это много энергии не уходит и Тартиф с этим справится. Мо сидел на задних лапах и ничего не делал. Маргина засмеялась и сказала ему:
— Помоги!?
— Нехороший человек, — упирался Мо, и неохотно стал помогать. Но потом так увлёкся, что, под конец, спросил у Маргины: — Может ему и память почистить?
— Только в крайнем случае, — улыбнулась Маргина, — знаю я тебя, лучше не трогай.
Она поднялась, расправила плечи и сказала Гешеку и Лотту: — Отнесите его на кровать, пусть отсыпается.
Повернувшись к Мо, она долго смотрела ему в глаза, потом снова обняла и, прижимаясь к его голове, сказала:
— Как же я тебя люблю, мой котик. Рассказывай, как там Онти?
— Палдор и Полиния хорошие родители, — купаясь в ласках Маргины, сообщил Мо.
— Это здорово, девочке и так натерпелась в жизни, — сказала Маргина.
— Даже больше, чем ты думаешь, — сообщил Мо. Маргина согласно кивнула головой, совсем не подозревая, о чем он говорит.
— Мне нужно помочь одному человеку, — застыв на мгновение, сообщил Мо.
— Я с тобой?! – попросилась Маргина.
— Не нужно, я быстро, — сказал Мо. Добежав до конца обрыва, он бросился вниз, к станции.
— Кто здесь был? — настороженно принюхался Балумут, вернувшийся после неудачного преследования.
— Здесь был Мо, — мечтательно сказала Маргина, а Балумут ревниво принюхался к новому запаху.
Стоящий возле станции Уандер от испуга чуть не умер, когда Мо выбрал самый быстрый способ передвижения — грохнулся сверху и наполовину ушёл под землю.
— Испугался, — хмыкнул Мо, — заходи, — предложил он и открыл стену. Тут же соорудил подобие кушетки и сказал Уандеру:
— Ложись.
— Больно будет? — спросил Уандер.
— Мне – нет, — пошутил Мо, погружаясь в Уандера. Тот напрягся.
— Не бойся, — успокоил его Мо, — дядя шутит.
Уандер не поверил коту, а тот, подпитываясь станцией, слился с ним миллионами своих частиц, которые принялись переворачивать состоящие из атомов иксоаэдры в его теле.
— Щекотно, — сказал лежащий на кушетке Уандер.
— Не шевелись, а то что-нибудь отпадёт, — напугал его Мо и, для пользы дела, впрыснул ему в артерии оксибутират натрия, чтобы Уандер уснул. Солнце склонилось к ночи и настало утро, а Мо всё ещё ковырялся в Уандере, рассматривал, сравнивал, время от времени бурчал в свои кошачьи усы: «Вон как!» или «Интересно…»
Закончив свои манипуляции, он взял Уандера в лапы и поднялся на Таинственный остров.
— Кто это? — спросила его Маргина, потягиваясь на крыльце дома Лотта.
— Ещё один больной, — сообщил ей Мо.
— И что мне с ним делать? — спросила Маргина, разглядывая Уандера.
— Подвезёте его до Палласа, — сказал Мо, передавая Уандера Балумуту. Тот, с опаской поглядывая на Мо, потащил Уандера в дом.
— Передали, — сказал он Вете и уложил Уандера на кровать, рядом с хабиба Бата. Вета ошарашено смотрела на медведя, не понимая, что ей делать с оравой больных. Русика, несмотря на его протест, она тоже уложила в комнату, где находились Гешек и Этиора. Она, неизвестно зачем, откармливала его и поила чаем с мёдом.
— А ты что, куда-то собрался? — тоном жены спросила Маргина у Мо, когда они остались вдвоём.
— Я боюсь за Онти, — сообщил Мо и понял, что говорить этого не следовало.
— Та-ак! Ну-ка колись! — насела на него Маргина. Мо, долго не раздумывая, плюхнул ей прямо в голову, всё, что знал.
— Ого! — Маргина даже пошатнулась от избытка информации.
— Предупреждать нужно, — добавила она, немного всё переварив. — Хорошо, ты отправляйся к Онти, а мы полетим в Арбинар, там и встретимся.
Она обняла Мо, чмокнула его прямо в нос, и, упираясь в его голову своей, проникновенно сказала:
— Был бы ты мужчина, я бы в тебя влюбилась без памяти.
Ноги сами по себе несли Монсдорфа на вершину близлежащего холма, где вдали от посторонних глаз он собирался совершить то сокровенное, о чем мечтал всё последнее время. Ещё несколько мгновений и он, Монсдорф, будет жить вечно и тогда осуществит свою новую мечту – покорит весь мир и станет безраздельным и могущественным властелином всего.
Его ничуть не пугала необходимость убийства этого ребёнка, его рассуждения оставались здравы и он не страдал излишней сентиментальностью или слабостью. Если бы на его пути стояли жизни толпы детей он, не колеблясь, оборвал бы их, так как его мечта стоила того.
Вершина оказалась пуста, только корявая, сломанная ветром, сосна замысловатыми узлами клубилась возле земли, упорно поднимая зелёные колючие ветки к небу.
Монсдорф снял тело с лошади, которая испуганно рванулась в сторону, но он не обратил на это внимание. Положив тело девочки на расщепленный наклонный ствол, Монсдорф деловито вытащил из сумки нож и почерневшую миску из обожжённой глины, которую поставил у свесившихся ног Онти. Легкими движениями ножа он надрезал артерии на ногах, и в миску тонким ручейком потекла живительная кровь.
«Все, сбылась твоя мечта», — сказал сам себе Монсдорф, почему-то не чувствуя праздника.
Что-то мешало наполнить душу ощущением счастья, какая-то мелочь, которая, как заноза, ныла и вносила дискомфорт в ощущения. «Нужно будет пойти в трактир и с кем-нибудь поделиться, — радостно подумал Монсдорф.
Предавшись дальнейшим размышлениям, он уточнил свой план: «А потом его убить, чтобы он не рассказал другим». С такой обнадёживающей мыслью Монсдорф успокоился, и принялся ждать, пока стечёт кровь, предварительно вытянув из-за пазухи деревянную флягу с давно запасённым соком кожуры вобоса. «Больше ничто не может помешать моим планам», — улыбаясь, подумал Монсдорф, приседая и упираясь спиной на сосну.
Если бы Монсдорф поднял голову вверх, он бы заметил высоко в небе тёмный силуэт птицы, делающей круги и острым взглядом высматривающей что-то внизу. Сомнительно, чтобы она его испугала, к тому же, у птицы Монсдорф оставался на втором плане. Птица тщательно высматривала следы Рохо, который бесследно пропал пару полных солнц назад как раз в данной местности.
Блуждающий Неф, а это он кружил птицей, ещё раз накинул сеть на все окружающее пространство, вплоть до станции, но так ничего не обнаружил. «Мо, — с досадой подумал он, — Мо уничтожил Рохо». С этой горькой мыслью, он сделал ещё один круг, и теперь обратил внимание на Монсдорфа. «Что он делает?!» — в недоумении подумал Блуждающий Неф, и, внимательно присмотревшись, яростно воскликнул:
— Какая тварь! Бедная девочка!
Он камнем бросился вниз и через мгновение большой сокол с чуть красными кончиками крыльев, обдав всё волной воздуха и сдувая сухие иголки, опустился старый пень возле сосны.
— И ты, птица, хочешь поживы? — весело спросил Монсдорф, ничуть не испугавшись.
— Соколы не едят падаль, — сказала птица. Монсдорф глянул на распростёртую Онти и сказал:
— Тогда ничем не могу помочь.
— Глупец! Ты хотел забрать моё и жить вечно? — вскипел Блуждающий Неф и с сарказмом добавил:
— Под падалью я подразумевал тебя!
Монсдорф неохотно сжал руки и со словами: «Прости, птица, ты зажралась», — выбросил из ладоней огненный поток, который, впрочем, тут же пропал, опадая на землю огненными каплями.
— Не получилось? — с насмешкой констатировал сокол, и, поучая, добавил: — Это нужно делать так!
Огненный смерч охватил Монсдорфа со всех сторон, и он запылал, как факел. Распугивая диким криком здешних птиц, Монсдорф бросился вниз, опадая на ходу горящими обрывками одежды и плоти. Сырая трава по его следу вспыхивала и угасала, сердито шипя.
Блуждающий Неф наклонился над Онти. Девочка почти мертва, а остатки её крови орошали землю, рядом с опрокинутой миской. «Нужно её оживить», — подумал Блуждающий Неф, но тут тяжёлая сеть легла рядом, и от неожиданности он вздрогнул.
«Это не Мо», — мелькнула догадка, но в следующее мгновение требовалось бежать – Блуждающий Неф сразу почувствовал твёрдую хватку Координатора. «Прости, Онтэинуола», — с сожалением подумал он и полетел прямо над землёй, едва не касаясь деревьев.
Король Армильйона, Ладэоэрн, стоял возле окна, в своей резиденции, находящейся в столице Арбинар, и смотрел на плавные воды реки Дауры, медленно ползущие по излучине внизу, и только в самом её центре игриво ударяющие в монолитные камни, на которых возвели величественное здание.
На противоположной стороне берега раскинулись королевские сады и сады самых богатых советников и мартов[26], а ещё дальше, до самых предгорий невысоких Арапат, селилось преимущественно сельское население города.
Если наклониться из окна и посмотреть влево, то там, вдали, на самом конце столицы находился мост, перекинутый на другую сторону, по которому во время первого солнца двигались нагруженные провиантом крестьяне, следующие на базарную площадь, невдалеке от моста.
Меньшая часть ехала дальше, так как имела королевскую привилегию поставлять продукты на королевский стол, и не заморачивалась другими покупателями. Они направлялись на хозяйский двор, где комендант королевства Тимус Калвин принимал их груз и выдавал королевские метки, которые принимались к оплате в королевства не хуже селт.
Если же наклонится из окна вправо, то наблюдатель с хорошим зрением рассмотрел бы вдали, за богатыми кварталами советников и вельмож, неказистые домики работного люда столицы, как-то: плотников и кузнецов, поваров и швецов, шорников, каменщиков и прочих особ рабочего состояния. Их небольшие дома неизменно окружали маленькие огородики и цветники, вносящие в серое однообразие их жизни цветные нотки.
Широкая дорога, немного извиваясь и разделяя город надвое, тянулась от самого порта Мек и до столицы, где парадным проспектом упиралась в ограду резиденции.
Если бы король захотел, он мог увидеть его, повернувшись назад и подойдя к окнам, выходящим в сад, ворота которого открывались для почётных гостей, прибывающих морем.
Всего этого не видел король Ладэоэрн, не потому что близорук, а по той причине, что его совсем не интересовали виды из окна, и свой внимательный взгляд он сосредоточил исключительно на реке. Узнать, что высматривал Ладэоэрд, не представлялось возможным, так как поперёк реки носилось не менее десятка праздношатающихся лодок и небольших парусников, на которых знатные и не очень горожане перебирались на пологий противоположный зелёный берег для развлечений и отдыха.
Наконец, взгляд короля обнаружил искомое, и его лицо осветилось внутренним светом, который придал его всегда недовольной и надменной мине привлекательное содержание, а его пустые глаза зажглись жаждой жизни.
Ладэоэрд нетерпеливо позвонил в колокольчик, на который сразу откликнулась дверь, впуская в светлую залу молодого человека, весьма неприметной наружности. Человек, вероятно из высших слуг, внимательным взглядом своих серых глаз окинул зал и застыл, ожидая, что скажет король.
— Валлиан, март Гартор, ждёт? — спросил тот, даже не оглянувшись.
— Да, ваше совершенство, — наклонился голову Валлиан.
— Отведёшь ему место в правом флигеле, скажешь, что приму его в первое солнце, — сказал король, не повышая голоса, потом добавил, не поворачивая головы от окна, — больше ко мне никого не пускать.
— Даже королеву? — переспросил Валериан.
— Никого, — сообщил Ладэоэрд, немного нахмурив брови. Валерьян, как назвал король своего секретаря протокола, слегка махнув головой и очертив своим длинным носом полукруг, повернулся и исчез за дверью. Ладэоэрд, даже не посмотрев на закрывшуюся за ним дверь, повернул к другой, через которую вышел во внутренние покои, и прошёл дальше, в анфиладу, тянущуюся вдоль окон, выходящих на реку.
В конце анфилады он ключом открыл дверь, зашёл в круглую башню и по лестнице, кружащей спиралью вниз, опустился на самое дно, где открыл ещё одну дверь, выходящую на пологий уступ, ведущий прямо к реке. Небольшие деревянные сходни спускались к самой воде, которая порядком покрыла зеленью последние ступеньки. К ним приткнулось небольшое весельное судно, с опушённым лёгким парусом. Человек, в грубом плаще с капюшоном, скрывавшим его лицо, увидев короля, сообщил:
— Всё готово, ваше совершенство, — и, соскочив на берег, придержал лодку. Ладэоэрд перешагнул через борт и уселся на корме. Человек оттолкнул лодку от берега и запрыгнул сбоку, сразу же взявшись за весла. Через несколько мгновений лодка ушла далеко от башни, легко уносимая течением. Человек потянул верёвку, поднимая косой, треугольный парус и сказал: — Посторонитесь, ваше совершенство, пройдите на нос.
Король, прогибаясь под гиком с натянутым парусом, и путаясь в стоящем такелаже, перебрался на нос, а человек, одной рукой управляя парусом, держал другую на руле.
Ладэоэрд, усевшись на лавку, взглянул назад, на резиденцию и замок, радуясь тому, что никто не заметил его исчезновения. Нужно сказать, что думал так король самонадеянно, потому как в замке не только знали, но и внимательно наблюдали за лодкой.
— Никаких сюрпризов не будет? — спросила королева Манриона, поглядывая в окно. Март Гартор, бросив взгляд на реку, ответил: — Не будет, скоро мы будем вместе, — и потянулся к королеве, прижимая её к груди, но Манриона оглянулась и отстранилась.
— Не сейчас, в замке много недобрых глаз, — молвила она и добавила, — нужно быть осторожными.
Когда Хабэлуан открыл глаза, зелёные человечки ходили кругом и пели песню:
«Онти держит страшный, злой, вой, вой
Между небом и землёй, ой, ой
Странный с помощью спешит, сыт, сыт
Добрый дело завершит, щит, щит».
Хабэлуан осмотрел лежащих на земле Палдора и Полинию, но ничем помочь не мог: они дышали, но пребывали в каком-то сне. Кучер, Арвин Флипп, и вовсе храпел во всё горло, а попытки Хабэлуана привести его в чувства не дали никакого результата – кучер лежал храпящим трупом.
Хабэлуан в отчаянье осмотрелся вокруг и заметил в небе, над ближайшей горкой, стайку кружащих в небе стервятников. От предчувствия Хабэлуану стало нехорошо, и он присел, чтобы остановить радужные змейки перед глазами.
Зелёные человечки продолжали кружить и петь:
«С нами вместе наш герой, свой, свой
Мы дадим злодею бой, стой, стой
Он источник страшных дел, ел, ел
Онти тело он хотел, ел, ел».
— Хватит вам каркать, — поднялся сидящий на земле Грохо Мом. Забрав из рук спящего Арвина Флиппа его кожаный кнут, он подошёл к Хабэлуану и с сочувствием спросил: — Отпустило?
— Да, — сказал Хабэлуан, поднимаясь на ноги, — она там, на горе.
— Пойдём, — деловито сказал Грохо Мом и они, поддерживая друг друга, поползли вверх, медленно поднимаясь на гору. Зелёные человечки гурьбой двинулись за ними, не решаясь петь свои песни.
— Ты их прости, — сказал Грохо Мом, — они добрые и любят Онтэинуолу, — он немного помолчал и добавил: — Только глупые немного.
Пока эта живописная группа шествовала на гору, с другой её стороны, по непонятному ему зову двигался вверх Рохо. Он совсем недавно пришёл в себя, а если честно, то по-новому осознал свою оболочку и внутреннее я, которое, после обработки Мо, существенно отличалось от прошлого «я» Рохо.
Суть состояла не во внешнем отличии, так как Рохо и сейчас мог принимать любую форму бытия, и имел в данное мгновение вид юноши. Изменилось что-то внутреннее, которое и сравнивать не с чем, так как память Рохо оказалась девственно пуста.
Он находил своё самочувствие нормальным, а радостное восприятие жизни у него оставалось прежним, что скоро навеяло ему некоторую эйфорию и возвышенность в чувствах. Бодро шагая, он быстро поднялся вверх и сразу же обнаружил покинутую всеми Онти, безусловно, к тому времени не подающую никаких признаков жизни. Он склонился над ней, слой, за слоем просматривая её состояние, с жалостью думая о том, что такому юному созданию рано уходить из жизни.
Рассыпавшись на миллионы мелких частей, он окутал коконом её тело и, воспользовавшись запасом плоти, некогда принадлежащей Блуждающему Нефу, о котором он сейчас ничего не знал, принялся переделывать её внутреннюю структуру по своему подобию. Если кто-нибудь посмотрел со стороны, то увидел бы на сломанной сосне огромную куколку какой-то гигантской бабочки, ничем не напоминающей об Онти. И только опрокинутая миска, вымазанная кровью да скомканные остатки одежды, лежащие под коконом, напоминали о ней.
Немного дальше от горы, в направлении обрушенной дороги в Мессаку, двигались кибитки артистов Занзира, ещё не зная, что дорогу смыло водой. Кристлин увлечённо рассказывал разные истории Миралин, забравшейся в задок кибитки вместе со своим котом Орвиком.
— Откуда ты все это знаешь? – спросила она после очередного рассказа.
— Прочитал в книге, — ответил Кристлин.
— Ты умеешь читать книги? — удивилась Миралин.
— Да, научился у отчима, — сообщил Кристлин.
Впрочем, его слова отличалось от правды – отчим за книги его нещадно порол.
— А какую книгу у него забрал Грохо Мом? — спросила Миралин. Кристлин помолчал, но все-таки ответил:
— Эта книга о чародействе.
— А он давно стал чародеем, — подперев подбородок ладошкой, спросила Миралин.
— Совсем недавно, — ответил Кристлин, глядя под ноги, — раньше у него ничего не получалось.
Они немного помолчали. Кристлин, глянув вперёд, показал рукой: — Смотри, там что-то случилось.
Миралин соскочила на землю и посмотрела: впереди, на дороге, одиноко стояла лошадь, а на земле лежали двое: мужчин и женщина. Кибитки остановились, и Занзир ушёл вперёд. Внимательно осмотрев мужчин и женщину, он махнул артистам рукой.
— Они живы, но как будто спят, — сообщил Занзир, — нужно их уложить на кибитки и, наверное, сделаем привал.
В это время Хабэлуан и Грохо Мом добрались на вершину и увидели сломанную сосну и кокон, лежащий на ней. Хабэлуан заметил остатки одежды Онти и, содрогаясь, сказал:
— Это она! Кто с ней такое сделал? — он беспомощно обвёл взглядом вершину и остановил свой взор на Грохо Моме.
— Это сделал Монсдорф, — сообщил тот, потом начал пристально вглядываться в куколку.
— Что ты смотришь? – растерянно спросил Хабэлуан.
— Я думаю, что сейчас ей не угрожает опасность, — сказал Грохо Мом, оглядываясь на своих зелёных одноплеменников. Те стояли невдалеке плотной гурьбой и молчали.
— Почему ты так считаешь? — внимательно посмотрел на него Хабэлуан.
— Если с ней случится что-нибудь плохое, нам всем, — он показал рукой на зелёных, — станет ещё хуже.
Видя непонимающее лицо Хабэлуана, Грохо Мом добавил: — Мы с ней сильно связаны. Если она умрёт, мы, зелёные, тоже погибнем.
— Так что нам делать? — с надеждой спросил Хабэлуан.
— Только ждать, — ответил Грохо Мом, и, подтверждая свои слова, уселся на старый пень возле сосны.
Тёмный не спешил. Для выполнения его миссии достаточно четверти полного солнца, максимум – половины, но быть в командировке и не почерпнуть что-нибудь новенького для последующих бесконечных размышлений в одиночестве – верх неразумности. Тёмный помнил в мельчайших подробностях свою предыдущую миссию на планету Маргины и почерпнутые там гармонические человеческие вибрации.
Эти лакомые вспоминания до сих пор составляли самую лучшую часть коллекции Тёмного. Сейчас он наслаждался рассказами старика Бодди о Маргине, Мо и этой прелестной девочке Онтэинуоле. Собственно говоря, он уже давно слизал всю информацию с головы Бегуна Бодди, поражаясь большими расхождениями рассказа старика и его памяти.
— Так это ты вытащил Маргину и Мо из тюрьмы? — переспросил Тёмный, наслаждаясь смятением сидящего на нем Бодди.
— Конечно, я, — гордо вскинул голову Бодди, и сам себе поверил, — я уговорил наместника короля в городе Оберона Х и он их отпустил.
— Уговорил? – переспросил Тёмный, неестественно поворачивая к нему голову на сто восемьдесят градусов назад и записывая в свои глифомы эмоции Бодди.
— Да, он послушался, — сообщил Бодди, — ведь я, всё же, королевский человек.
От удовольствия Бодди замахал ногами, свешивающимися по бокам Тёмного чуть ли не до земли.
— А какие пирожки готовил Мо, — мечтательно вспомнил Бодди, и Тёмный тут же считал работу его вкусовых рецепторов.
— Такие? — спросил Тёмный, каким-то образом шагая на трёх ногах, и подавая передней правой белую тарелочку с горкой пирожков. Бодди, ничуть не удивлённый, как же едали, взял один и принялся жевать.
— И как? — спросил Тёмный, считывая желание Бодди запихнуть всю тарелку в рот.
— Не очень, — поставил диагноз Бодди. — Может я не распробовал?
Он забрал тарелочку и пробовал до последнего пирожка.
— И как? — переспросил Тёмный.
— У Мо пирожки вкуснее, — изрёк вердикт Бодди, тяжело переводя дух и вертя в руках не нужную ему тарелку.
— Тарелку можно есть, — предупредил Тёмный и Бодди, забравшись на Тёмного вместе с ногами, похрустывая тарелкой, сообщил: — Я маленько прикорну, — он попытался устроиться удобнее, и, засыпая, пробормотал:
— На Мо значительно комфортнее.
Тёмный раскинул сеть вперёд и нащупал Блуждающего Нефа. Послав вперёд мощный импульс, он с удовольствием увидел, как Неф быстро умчался в сторону и хмыкнул: «Пусть побегает». Что-то ещё мелькнуло рядом с Блуждающим Нефом, но отпечаток оказался бледным и Тёмный мечтательно подумал: «Разберёмся».
Бросив сеточку назад, Тёмный с удивлением увидел след Мо, мчавшегося где-то в небесах в том же направлении, что и он. «С чего бы это?» — не понял он, и снова, смакуя волну, подумал: «Разберёмся».
Они зашли в город Паллас, который мирно дрожал в тёплом мареве середины полного солнца. Никто не обращал внимания на лошадь и дремавшего на ней королевского бегуна, в красном облачении и с галунами под золото. Тёмный прошёл почти весь город, пока не очутился перед двором Уандера.
«Здесь жил человек-аномалия», — констатировал Тёмный, остановившись перед заборчиком и сунув свою голову во двор.
— Лоша-а-а-дка, — воскликнула дочка Уандера, Нестия, которая подбежала к забору и уставилась на Тёмного.
— Лошадка, ты кушаешь яблочки? – спросила Нестия, поглаживая морду Тёмного.
— Кушаю, — подтвердил Тёмный, млея и подставляя свою чёлку под ручку Нестии.
— Смотри, а то укусит, — предупредил Витус младшую сестру.
— Я не кусаюсь, — заверил Тёмный, подставляя под ручки Нестии и свою шею.
Он схрумкал яблочко, а Нестия от удовольствия захлопала в ладошки. Тёмный млел и ради радости ребёнка, в которой он купался, съел бы и слона, на этой планете не существующего. Витус и себе запустил руки в гриву и Тёмный, чтобы им стало удобней, опустился на колени.
— Что вы делаете? — проснулся Бегун Бодди.
— Дядя Бодди, это ваша лошадка? — спросил, узнав его, Витус.
— Нет, эта лошадка сама по себе, — объяснил Бегун Бодди и, прослезившись от воспоминаний, сообщил Тёмному: — Ты видишь детей бедного Уандера.
Он вытащил из своей кожаной сумки несколько конфет, неизвестно как туда попавших, и подал их детям.
— Угощайтесь, у дяди Бодди больше ничего нет, — сказал он, вытирая глаза.
— Ваш папа скоро вернётся, — сообщил им Тёмный. Дети, услышав это, помчались в дом с криком: — Мама, мама, наш папа скоро вернётся!
Мама Лерия, погладив ворвавшихся детей, с сожалением сказала: — Кто вам это сказал?
— Лошадка на улице, — сообщила Нестия и добавила, для солидности: — и дядя Бодди.
Лерия выглянула в окно, но улица оказалась пуста. Она заплакала и прижала к себе детей: «Как же им хочется видеть своего отца. Даже, целую историю придумали».
В это время Тёмный и Бодди миновали последний двор и стали медленно подниматься на гору.
— Это правда? — спросил Бодди, сидящий на Тёмном.
— Правда, — сообщил Тёмный, считывая вопрос Бодди о возвращении Уандера домой.
— Это хорошо, — сказал Бодди, и улыбка осветила его всегда угрюмое лицо.
— Нам не обязательно подниматься на гору, — предупредил он Тёмного, — дорога находится слева.
— Я знаю, — сообщил Тёмный, забираясь всё выше. Он просканировал пещеру с хрустальным ложе, а поднявшись на вершину, увидел разлив речки, в том месте, где из земли вырвали громадный кусок. «Это произошло здесь?!» — подумал Тёмный, и потрусил вниз к мосту и дороге, ведущей в Мессаку.
Мо исчез неожиданно, так же, как и появился, и Маргине оставалось только растерянно хлопать глазами. На прощанье сообщил: «Встретимся в Арбинаре», — и сразу свечой завинтил в небо. «Что-то с Онти, — подумала Маргина, — видимо, не всё сказал. Если с ней что-нибудь случится – я его убью».
А пока оставалось смотреть за оравой бездельничающих мужчин, и Маргина, посоветовавшись с Ветой и Лоттом, отправила всех на обработку новых полей, благо урожаи созревали на этой планете круглый год. Русика Вета посадила под домашний арест и он наблюдал за своими друзьями, Балумутом, Вава и Жужу, только из окна комнаты.
А созерцать за тем, что происходило, стоило!
Капитан Краббас, имея о сельском хозяйстве весьма смутное представление, тут же начал командовать, в связи с чем два вола ходили по кругу, а плуг оставался на месте.
— Цоб! — кричал капитан на быков. Те стояли, жевали жвачку и ждали следующей команды.
— Цабе! — кричал Краббас, но волы игнорировали его совершенно.
— Вы неправильно говорите, — сообщил Балумут, прислонившись к дубу, жуя спелые жёлуди и с интересом наблюдая за процессом.
— А как нужно? — немного сбросив командный пыл, спросил капитан.
— Нужно говорить им с придыхом, — сообщил медведь великую тайну.
— С каким таким «придыхом»? — не понял Краббас, глядя на хмыкающих рядом Гешека и волшебника Тартифа.
— Может их шпиннануть? — предложил Вава, валяющийся, вместе с Жужу, на голове Балумута.
— Они существа тонкие, — назидательно сообщил Балумут, — могут не понять.
— Так как же нужно говорить? — безнадёжно спросил капитан. Медведь поднялся, зашёл сзади волов и заревел во всё горло: — Цабе-е-е!!!
Волы рванули с места и остановились только возле обрыва, на краю острова. Одинокая рваная борозда за ними делила поле пополам.
— Примерно так, — сообщил Балумут, снова усаживаясь под дуб и принимаясь за жёлуди.
Маргина, наблюдавшая всё издали, в сопровождении кота Дормадора, следовавшего за ней по пятам, появилась перед мужчинами и решительно сказала:
— Если не вспашете это поле — будете голодные, — она осмотрела всех и повернулась к Балумуту: — Тебя это тоже касается.
— А что я? – возмутился Балумут: — Здесь капитан командует!
Маргина ничего не ответила и ушла. Кот Дормадор, презрительно взглянул на взъерошенного Балумута, поднял хвост трубой и отправился вслед за Маргиной. Пришлось компании взяться за дело, и к обеду всё поле вспахали и тщательно выровняли.
Хабиба Бата, как лицо израненное, к работам не допускалось, и сидело на крылечке, так как лежать рядом с Уандером решительно не хотело, а наблюдало за Маргиной, Ветой и Этиорой, доивших коров. То, что его дочь, ухаживает за коровами и даже умеет их доить, совершенно поразило хабиба Бата, так как дома, в Харданате, за Этиорой такого не наблюдалось.
С особым удовольствием он рассматривал Маргину, её крепкую фигуру и естественные движения во время работы, которые возбуждали в хабиба Бата совсем не приличествующие больному чувства. Нужно сказать, что в медицинских целях любовь к Маргине пошла хабиба Бата на пользу, так как организм, одурманенный эйфорией, решительно изгонял последствия ранения. К этому ещё примешалась любовь пациента к врачевателю, так что, диагноз у хабиба Бата имелся один – влюблён по уши.
Маргине любовь хабиба Бата, как говорят на далёкой Земле, была до лампочки, к тому же в последнее время, она чувствовала себя неважно. Может быть, сказалась нервные события последних дней, или много сил ушло на лечение больных, но что-то в себе чувствовала не так.
— Вета, у тебя кисленького ничего нет попить, — спросила она у Веты, поддавшись мгновенному желанию.
— Хочешь мочёные яблочки? – спросила Вета, выглядывая из-за коровы.
— Хочу, — поднялась Маргина.
— Пойдём, — согласилась Вета.
— И я, — тут же поднялась Этиора.
— На мужчин кричали, а теперь сами лодырничаем, — засмеялась Маргина.
Хабиба Бата, тоже улыбаясь, проследил, как женщины весёлой гурьбой спустились в погреб. Вета открыла деревянную кадку и зачерпнула полную кружку. Маргина нетерпеливо вырвала её у неё из рук и одним махом выпила всё до дна.
— Возьми, — Вета протянуло ей мокрое яблоко. Одуряющий приятный запах защекотал ноздри, и Маргина вгрызлась в яблоко, весело поглядывая на хрумкающих подруг.
— Ты не беременная, что на кисленькое потянуло? — смеясь, спросила Вета.
— Да откуда, — отмахнулась Маргина, — у меня и мужчин то давным-давно не имелось, запустила я что-то это дело, — сказала, смеясь, она и вдруг застыла. «Неужели Ва-Гор?» — растерянно подумала Маргина, вспоминая крепкую фигуру вождя племени ваду.
— Что? — заинтересованно спросила Вета, а Этиора так и вовсе открыла рот.
— Да ничего, — отмахнулась Маргина. – Своё вспомнила. Пошли работать.
Они выбрались из холодного погреба наружу и снова взялись за работу. А Маргина растерянно думала о неожиданном открытии.
Парусник «Зверобой», управляемый Аделом, летел над городом Палласом, когда мимо их, чуть не воспламенив паруса, промчался огненный шар, обдав их искрами разрядов. Металлические части корабля, стоило к ним дотронуться, ещё долго разряжались колючими вспышками в неосмотрительных матросов. Никто на корабле не мог предположить, что мимо них пронёсся Мо, которого, впрочем, находящиеся на корабле не знали.
Анапис, с некоторого времени не переносящий вида огня, сразу подумал, что за ними гонится Маргина и инстинктивно схватился за лысую голову.
— Что произошло? — спросил он у Адела.
— Не знаю, — ответил тот, выравнивая корабль. Натянутые паруса, благодаря нисходящему с полюса потоку, несли корабль точным курсом на Арбинар, иначе Адел, в некоторой степени знающий моря, но практически беспомощный на суше, вряд ли бы сумел довести его до столицы. Анапис, много путешествовавший с хабиба Бата, знал раскинувшуюся внизу землю лучше, но вид с высоты не всегда способствовал узнаванию.
Впрочем, лететь им оставалось недолго, так как провиант заканчивался, и нужно каким-то образом его пополнить. У Анаписа не имелось никаких планов в отношении «Зверобоя», скорее сказать, эта сразу впадающая в глаза игрушка исключала всякую мысль о незаметности, что совсем не нравилось Анапису. Пусть хабиба Бата убит, но он имел в королевстве Армильйон немалый вес, так как находился в весьма близких отношениях с самим королём. А вдруг тому придёт на ум найти убийцу своего друга.
Но пока «Зверобой» являлся самым быстрым средством добраться до столицы королевства, а в ней Анапис сможет затеряться среди толпы. Можно убрать лишние рты, ссадив их на землю, как сделал Анапис с тем прозрачным дураком, стариком-бегуном и кочевником.
Острые взгляды моряков, в большинстве своём близких родственников, не давали Анапису успокоиться, и он не хотел тревожить осиное гнездо. Анапис порылся у себя в кармане и выловил несколько монет, оставшихся от денег, подаренных его другом Маремоном. На много явно не хватит, но Анапис и не думал кормить команду деликатесами.
— Спускайся вниз, — сказал он Аделу.
— Зачем? — насторожился тот.
— Провианта нужно купить, — хмуро сообщил Анапис, и махнул на матросов, — чтобы ораву эту кормить.
Они решили сесть невдалеке от города, возле небольшой деревни, надеясь, что пища там будет дешевле. На окраине деревни у самой дороги, ведущей дальше, в Мессаку, находилось подобие рынка, где проезжие могли купить свежего хлеба, молока и других нехитрых деревенских пожитков. Когда «Зверобой» сел рядом с базаром, произведя фурор среди местных жителей, Анапис забрал волшебный кристалл и вместе с Аделом ушёл на базар.
Поторговавшись, Анапис закупил мешок сухарей, который водрузил на Адела, и уже отправился к кораблю, где велась оживлённая беседа и торговля экипажа с местными, как заметил на дороге необычный персонаж. Болтая ногами чуть ли не по земле, на невысокой чёрной лошадке, без явных признаков пола, восседал давешний старик-бегун, и направлялся к базару. Анапис тут же догнал старика и остановив лошадь:
— Ты не забыл, что кое-что мне должен?
Старик, совсем не ожидая встретить здесь Анаписа, немного ошалел от неожиданности.
— Что должен? — не понял Бегун Бодди.
— Должен за проезд на «Зверобое», — объяснил Анапис.
— У меня ничего нет, — объяснил Бегун Бодди.
— А лошадь? — поинтересовался Анапис.
— Лошадь сама по себе, — развёл руки Бегун Бодди.
— Я её забираю, — ответил Анапис, накинув на шею лошади ремень с пояса.
— Я не могу этому воспрепятствовать, — сказал, извиняясь, Бегун Бодди, поглаживая лошадку между ушей.
— Я разберусь, — сказала лошадка, а Анапис, настороженно обернувшись к Бегуну Бодди, сказал:
— Старик, я сам разберусь, а ты иди своей дорогой.
Как только лодка воткнулась в берег, король Ладэоэрд, движимый лёгким нетерпением, направился протоптанной тропинкой прямо к воротам расположенной сразу возле воды загородной резиденции марта Гартора. Ворота оказались закрыты, но калитка оставалась не на замке, и король уверенно её распахнул. Март Гартор приходился двоюродным братом королю, необычайно на него похожим, что, впрочем, не мешало их сразу и бесповоротно различать по характеру.
Недовольная мина короля не давала никаких шансов ошибиться в отношении его, в тоже время лёгкий и чуть-чуть ироничный характер март Гартора имел успех у женщин, которые вешались на него гроздьями. Миновав калитку, король, не путаясь, сразу свернул налево к флигелю и, никем не замеченный, вошёл в одни из дверей. По деревянной лестнице Ладэоэрд поднялся вверх и очутился в танцевальной зале, залитой светом из окон. Одинокая фигура женщины возле одного из них резко повернулась и выдохнула: — Наконец-то!
Она быстрым шагом подошла к Ладэоэрду, обхватила его за шею и с наслаждением впилась в губы короля.
— Как я по тебе соскучилась, — прошептала она, глядя на него из-под полузакрытых ресниц. Лицо Ладэоэрда светилось совсем не свойственным ему огнём, а от угрюмости лица не осталось и следа.
— Где ты была раньше, — прошептал король, медленно целуя её лицо, погружаясь губами в густые заросли волос и запоминая их аромат.
— Я ждала твоего взгляда, — прошептала мартресса Габителла Гартор.
— Почему же ты вышла за Гартора, — ревниво спросил король.
— Я уже не надеялась, — промолвила Габителла, и ещё тише сказала: — Он так похож на тебя.
Влюблённые прижались друг другу, застыв на мгновение, но Габителла схватилась и промолвила:
— Пойдём, я приготовила тебе обед.
— Я не голоден, — промолвил король, голодными глазами кушая Габителлу.
— Я не помешал? — раздался голос за их спиной. Ладэоэрд резко повернулся, а Габителла вскрикнула от испуга. Сзади, в нескольких шагах от них, стоял человек с маской на лице, опустив правую руку на эфес длинного и тонкого меча.
— Что тебе нужно? — спросил Ладэоэрд, выходя вперёд. Он оказался безоружен, но грозный взгляд совсем не выглядел беспомощным.
— Я хочу тебя убить, — сказал незнакомец, вытягивая из дорогих ножен свой меч.
— Ты хочешь убить короля? — из противоположных дверей залы вышел ещё один человек и небрежно направился к убийце.
— Я король, убивай меня, зачем же тревожить влюблённых, — продолжил свою речь незнакомец. Человек в маске растерянно вертел головой – сзади и спереди стояло по королю. Зашедший незнакомец оказался точной копией короля Ладэоэрда, закрывающего собой Габителлу.
— Если ты король, так умри, — воскликнул человек в маске, проткнув насквозь двойника короля.
Он с усилием выдернул свой меч, и из раны фонтаном заструилась кровь, обрызгав убийцу. Зажимая рану одной рукой, поверженный протянул вторую к убийце и, захлёбываясь кровью, сказал: — Передайте моей королеве, что я её люблю, — с этими словами он упал на пол и затих. Человек в маске, выставив вперёд меч, задом отошёл к двери и исчез за ней, даже не прикрыв.
— Кто этот благородный человек? — всхлипнула Габителла, вытирая платочком слёзы.
— Не знаю, — ответил Ладэоэрд и добавил: — Но он появился как нельзя кстати.
Мо перепугал всех зелёных, когда прямо с неба грохнулся на вершину горы, оставляя за собой горящий шлейф раскалённого воздуха. Хабэлуана жёсткое приземление Мо напугало не меньше, чем зелёных, но увидев, как из расплавленной жижи возник рыжий кот, он обрадовался и бросился к нему.
— Мо! — только и сказал он, теребя пахнущую горелым рыжую шерсть и пряча в неё своё лицо. Мо, проведя лапой по спине мальчика, быстро подошёл к кокону и накинул на него свою сеть. Хабэлуан, наблюдающий все со стороны, увидел, как Мо расплылся и начал обволакивать кокон новым слоем.
— И что теперь? — не понял Хабэлуан.
— Нужно ждать, — сказал Грохо Мом, а Хабэлуану показалось, что в последнее время слово «ждать» ему приходиться слышать чаще, чем бы хотелось. В это время внизу, у подножия горы, пришедшие в себя Палдор и Полиния, растерянно рассказывали о появлении в их таборе Монсдорфа и пропаже Онти и Хабэлуана. Полиния никак не могла успокоиться и, придя в себя, беспрерывно плакала, а Палдор чувствуя себя беспомощным перед обстоятельствами, совсем растерялся и потерял голову.
Когда Мо грохнулся на вершине горы, звук его приземления и пылающий след в небе хорошо различили внизу, и Кристлин, вместе с Миралин и Орвиком, отправился посмотреть, что там случилось. Занзир с артистами остался внизу, чтобы каким-нибудь способом утешить родителей Онти.
Увидев незнакомых людей, Хабэлуан напыжился, не зная, что от них ожидать, но Миралин сразу его успокоила, спросив: — Ты Хабэлуан?
Он кивнул головой, и Миралин продолжила: — Там, внизу, твои родители пришли в себя и беспокоятся о тебе и сестре, — она посмотрела него и спросила: — А где Онти?
— Она там, — Хабэлуан показал на кокон.
— Грохо Мом, а ты что здесь делаешь? — спросил Кристлин. — И кто эти зелёные человечки?
— Они мои… — замялся Грохо Мом и Хабэлуан ему помог: — Родственники.
— Подождите вы со своими родственниками, — прервала их Миралин и повернулась к Хабэлуану: — Ты сказал, что она здесь?
Она подошла к кокону, возле которого настороженно остановился Орвик, и внимательно его осмотрела. Внутри, в полупрозрачной массе происходило какое-то движение, что неприятно поразило Миралин.
— А что она здесь делает? — повернулась она к Хабэлуану.
— Её лечит Мо, — сообщил Ментор, отделяясь от зелёной массы родственников.
— Та-а-ак! – открыла рот Миралин. – Чем дальше, тем запутанней. И кто такой этот Мо? — уставилась она на всех.
— Мо это кот, — сообщил Хабэлуан.
— И кот лечит? — скептически спросила Миралин, подозрительно глядя на зелень и Хабэлуана.
— Он большой кот, — объяснил Хабэлуан, но для Миралин такая характеристика не аргумент. Интересный разговор мог бы продолжаться ещё некоторое время, если бы кокон неожиданно не распался на несколько частей. Удивились, собственно, Миралин да Кристлин, остальные, увидев Мо и лежащую на дереве Онти, с радостным криком бросились к ним. Зелёные тут же окружили дерево с Онти плотным кольцом и затянули песню:
«Слава, слава милый кот, вот, вот, вот
Онти милая живёт, йот, йот, йот
С нами милые друзья, и я, и я, и я
Наша милая семья, моя, моя, моя».
От их «милых» песен Миралин закрыла уши и громко крикнула: — Перестаньте сейчас же, вы что не видите, что она голая?
Она сняла с себя накидку и прикрыла спящую Онти. Хабэлуан тут же положил Онти на Мо, прикрыв вдобавок своей курткой.
— Пойдём вниз, а то ваши родители места себе не находят, — предложила Миралин и тут увидела ещё одного персонажа: — А это кто?
— Это тот, кто спас Онти, — сообщил Мо, оглянувшись на Рохо.
— Так вы ещё и разговариваете? — удивилась Миралин и внимательно посмотрела на Мо.
Тёмный стоял на носу «Зверобоя», положив левое копыто на борт, а правым подпирал грустную лошадиную физиономию. Он с удовольствием смотрел вниз на расстилающееся зелёное великолепие лесов и лугов, кое-где отмеченное цветными точками городов и посёлков, и думал о том, что в его родной туманности, дожидаться таких планет придётся ещё долго.
«Может слепить себе по-тихому парочку похожих», — размечтался Тёмный, тут же понимая, что скрыть такое не удастся, и как бы ему не пришлось занять место рядом с Блуждающим Нефом. Когда его по сходням подняли на корабль, он с интересом рассматривал конструкцию судна, удивляясь изобретательностью аборигенов, умудрившихся задаром тырить энергию станции репликации. Молодой человек, именуемый Аделем, имеющий небольшой опыт общения с животными, заворожено гладил Тёмного по шее и теребил чёлку на лбу. Тёмный ему не мешал, наслаждаясь его восторгом и испытывая удовольствие не меньше Аделя.
— Что ты его гладишь, — усмехнулся тогда стоящий у трапа Анапис и добавил, — скоро он пойдёт на мясо.
Тёмный прочитал в голове у Анаписа, что означает «на мясо» и не удивился – примитивные не умеют пользоваться свободной энергией. И тут же прочитал энергичную мысль юноши, которая посылала Анаписа в интересное место.
«Нужно запомнить», — подумал Тёмный, и забросил словосочетание Адела в ближайшие глифомы. Анапис подошёл, похлопал Тёмного по спине, и произнёс, глядя на Адела: — Что, лошадка, как ты думаешь, какая из тебя выйдет колбаса?
— Никакая, — ответил Тёмный, и говорил правду – на вкус он трава травой, к тому же его расчленённые куски плоти тут же стремятся друг к другу, что, несомненно, представляло опасность для съевших его хищников. О чем можно говорить, если бифштекс, съеденный на обед, рвётся наружу, не зная никаких преград.
— Я тоже думаю, никакая, — согласился Анапис, и запоздало спросил: — Ты что, говоришь? — остро понимая, что пища говорить не может.
— Немного, — успокоил его Тёмный. Анапис оглянулся, не слышат ли его остальные и шёпотом спросил:
— Ты, правда, говоришь?
— Говорю, — ответил Тёмный, и, глядя честными глазами, добавил: — Только ты никому не рассказывай.
Анапис, озабоченно ощупал свою обгорелую голову и подумал: «Может обратиться к доктору?» — и скрылся в каюте, где тут же завалился спать.
Весть о том, что лошадь разговаривает, не осталась незамеченной и быстро разнеслась по судну. Матросы всё время норовили найти какое-нибудь дело возле Тёмного, который с интересом заглядывал им в головы, брал понравившееся и отправлял в свои глифомы. Когда толстый боцман Даринт, разгоняя матросов, протиснулся мимо Тёмного, тот остановил его и сказал: — У тебя песок в печени.
— Я знаю, — печально ответил тот, — иногда прихватывает так, что хочется прыгнуть вниз, — он смачно плюнул за борт. Тёмный поставил ему копыто на плечо и из боцмана посыпалось всё лишнее.
— Все, иди, больше болеть не будет, — заверил его Тёмный.
— Правда? — не поверил боцман, но новость по секрету сообщил всем.