Блуждающий огонь. Два адмирала

Глава XXVI

По пылкости своего характера сэр Джервез очень часто подвергался самым беглым переменам намерений, а потому Гринли, заметив ему, что они находятся на траверзе «Перуна», спросил, угодно ли ему далее продолжать свой путь?

— К «Карнатику», Гринли, если только сэру Вичерли будет угодно направить туда путь. До наступления ночи мне надо переговорить еще кой о чем с моим другом Паркером. Дайте нам, однако, прежде простора посмотреть на выдумки Морганика. А, вот он машет своей шляпой на юте и удивляется, кой черт принес к нему в гости сэра Джервеза! Подойдемте к нему ближе, Вичекомб, и послушаем, что он нам скажет.

— Добрый вечер, сэр Джервез, — крикнул герцог, начиная, по обыкновению, первым разговор. — Когда я увидел на катере ваш флаг, я льстил себя надеждой, что вы окажете мне честь распить у меня бутылочку кларета и отведать свежих плодов.

— Благодарю, милорд, но у нас дело важнее удовольствия. Мы не были и сегодня ленивы, а завтра нам будет еще более работы. Поставьте хороших караульных и будьте внимательны к отдаваемым сигналам.

При этом сэр Джервез махнул рукой, и молодой герцог не смел отвечать ни слова, а тем более задавать новые вопросы, хотя на «Ахиллесе» и призадумались над значением последних слов вице-адмирала. Тогда катер двинулся далее, и через несколько минут сэр Джервез был уже на квартердеке «Карнатика».

Паркер встретил главнокомандующего со шляпой в руке, с обыкновенным своим беспокойством и страхом, которые не могли умерить даже чувства собственных заслуг. Впрочем, такая странность характера была следствием отчасти привычки с малолетства уважать старших. Как скоро на квартердеке была отдана надлежащим образом честь, — что сэр Джервез всегда строго соблюдал, — вице-адмирал сообщил капитану Паркеру желание переговорить с ним в собственной его каюте и попросил с собой Гринли и Вичерли.

Два капитана и Вичерли последовали за вице-адмиралом в заднюю комнату, где последний сел на диване, а остальные, взяв кресла, поместились подле него в почтительном отдалении; когда все заняли свои места, сэр Джервез начал:

— У меня есть весьма важное дело, капитан Паркер, которое я хочу вверить вам. Вы, конечно, знаете, что мы жестоко отделали одно неприятельское судно, которое ушло сегодня утром от нас в свою линию. Потеряв в деле с нами две мачты, оно поставило уже, как вы видели, временные; разумеется, они дают ему только возможность добраться кое-как до своего порта. Monsieur de Vervillin никогда не согласится оставить нерешенным наш спор, — иначе я жестоко в нем ошибаюсь. Он не оставит в своем флоте изуродованного нами судна и, без всякого сомнения, как скоро стемнеет, пошлет его в Шербург в сопровождении корвета, а может быть, и фрегата.

— Так, сэр Джервез, — отвечал Паркер в задумчивости, когда вице-адмирал замолчал. — Все, что вы говорите, очень легко может исполниться.

— Должно исполниться, Паркер, ветер дует прямо к гавани неприятеля. Если вы меня поняли, вы легко можете себе представить, чего желаю я от «Карнатика»?

— Кажется, я понимаю вас, сэр; но если вы позволите мне высказать свои соображения…

— Говорите, старый юноша, — вы имеете дело с другом. Я выбрал вас для этого предприятия потому, что люблю вас, так и потому, что вы старший капитан нашего флота. Кто это судно захватит, тот, разумеется, получит приличную награду.

— Совершенная правда, сэр; но разве здесь не предстоит нам еще более дела? Да и будет ли с нашей стороны благоразумно лишать себя помощи такого прекрасного судна, каков «Карнатик», когда мы имеем на шесть судов десять неприятельских?

— Обо всем этом я уже думал и, кажется, даже предвидел ваши мысли. Без подкрепления, в эту тихую погоду, мне невозможно сражаться с французами. Когда же к нам присоединятся суда Блюуатера, мы будем иметь десять судов против десяти, а с вами было бы одиннадцать против десяти. Признаюсь вам, я не желал бы быть сильней неприятеля многочисленностью и потому отсылаю одно судно, причем я уверен, что прекрасный двухдечный корабль будет нам наградой за это предприятие. Если изувеченного молодца будет провожать фрегат, то у вас будет довольно дела и самое жаркое сражение; если вы возьмете их обоих в плен — вас ожидает завидная слава. Что вы теперь скажете, Паркер?

— Что я начинаю иметь лучшее мнение об этом плане, сэр Джервез, и благодарю вас за ваш выбор. Но мне хотелось бы теперь, сэр Джервез, знать ваш собственный план действий, — я всегда находил самым лучшим и безопасным для себя в точности ему следовать.

— Извольте, вот он. Выберите четырех или пятерых зорких караульных и пошлите их наверх, чтоб они, пока будет довольно светло, постарались найти вам жертву. В ту минуту, как она пустится в путь, вы поворотите через фордевинд и поспешите к мысу Ла-Гот или острову Алдерней. Не ждите от меня никаких сигналов и, как скоро стемнеет, снимайтесь с якоря. Когда вы сделаете свое дело, поспешите к ближайшему английскому порту и накиньте шотландца на плечо, чтобы меч короля как-нибудь не ушиб вас.

Пробыв в каюте Паркера по крайней мере час, сэр Джервез простился с ним и спустился в свой катер. Уже так стемнело, что простым глазом невозможно было рассмотреть мелких предметов на расстоянии и ста ярдов, и громады судов казались нашим пловцам из катера черными холмами с носящимися на их вершинах облаками. Никто из капитанов не смел окликнуть главнокомандующего на обратном пути, исключая, разумеется, герцога. Он всегда имел что-нибудь сказать; и так как он догадывался, в чем заключалась настоящая цель поездки вице-адмирала к Паркеру, то и не мог удержаться, чтобы не высказать своих мыслей сэру Жерви, когда услышал удары весел приближающегося катера.

— Всем нам будет очень завидна честь, оказанная капитану Паркеру, сэр Джервез, — крикнул он, — пока вы не распространите вашей милости и на нас недостойных.

— Хорошо, хорошо, Морганик, и вы не будете забыты в свое время. А пока смотрите, пожалуйста, чтобы ваши люди были внимательны и не потеряли из вида французов. Мы сможем завтра утром кое-что сказать вам.

Через четверть часа сэр Джервез был уже снова на юте «Плантагенета», и катер убрали на свое место. Гринли занялся своими обязанностями, а Бонтинг был готов передавать приказания главнокомандующего.

Было девять часов, и за темнотой едва ли можно было отличить самые громады судов даже на расстоянии полумили; однако с помощью подзорных труб неусыпно наблюдали за неприятельскими судами, которые в это время были от них впереди на две мили. Вся британская линия, будто побуждаемая каким-то общим инстинктом, обрасопила свои грота-реи, и тонкий слух легко бы услышал, как все грота-марсели заполоскались в один и тот же момент. Тогда вся дивизия сэра Джервеза двинулась вперед в сомкнутой линии и, следуя за «Плантагенетом», строго исполняла все его маневры. Спустя несколько минут «Карнатик», к удивлению всех, круто повернул через фордевинд и, поставив лиселя штирборта, пошел бакштагом. Через полчаса он исчез уже из вида, ибо весь восточный горизонт, или, лучше сказать, часть его, склоняющаяся к берегам Франции, оделась непроницаемым мраком ночи. Все это время «Победа», буксируемая «Друидом», держалась на булине; но спустя час, когда сэр Джервез снова увидел себя на траверзе французов в полумиле от них к ветру, двух судов этих, равно как и «Карнатика», не было видно и следов.

— Пока все идет, как нельзя лучше, господа, — сказал вице-адмирал, обращаясь к окружающим его. — Теперь мы попытаемся сосчитать суда неприятеля, дабы удостовериться, не отослал ли он также крейсеров захватить наши суда, которые мы оставили позади.

Вичерли, рассмотрев положение неприятеля, донес, что фрегат, стоявший за несколько времени перед тем близ «Громовержца» и повторявший его сигналы, скрылся. Это обстоятельство было чрезвычайно приятно сэру Джервезу, потому что оно оправдало его предсказание; к тому же он вовсе не печалился, что так легко отделался от одного из легких крейсеров неприятеля, которые часто приносят много вреда и хлопот победителям даже по окончании битвы.

— Мне кажется, сэр Джервез, — заметил скромно Вичерли, — что французы натянули галсы до борта, желая приблизиться к нам. Вы не заметили этого, капитан Гринли?

— Нет. Если они, действительно, идут теперь под нижними парусами, то они должно быть сейчас только их подняли. Как вы думаете, сэр Джервез, ведь это признак деятельной ночи!

Говоря это, Гринли указывал в ту сторону, где находился французский адмирал и где в эту минуту появился двойной ряд огней, возвещавший, что фонари батарей зажжены и что неприятель приготовляется к атаке. Менее чем через минуту можно было уже различить всю линию французов, освещаемую огнями, тянувшимися по океану. Свет их уподоблялся тому, который изливается из окон ярко освещенной комнаты. Так как эти действия были такого рода, что англичане много могли потерять и ничего не выиграть, то сэр Джервез тотчас же отдал приказание обрасопить реи вперед, натянуть фок- и грот-галсы и поставить брамселя. Следующие за его кормой суда, разумеется, поставили те же паруса и, натянув туго булини, последовали за адмиралом.

— Нет, эта игра не для нас, — хладнокровно заметил сэр Джервез. — Поврежденное судно должно неминуемо попасть в наши руки, а в битве, где на одного капитана приходится два неприятеля, канонада не может быть успешной. Нет, нет, monsieur de Vervillin, оскаливайте себе зубы сколько вам угодно, но вы не дождетесь от меня выстрела. Я надеюсь, Бонтинг, мое приказание не показывать огней исполняется во всей строгости?

— Кажется, на всех наших судах не видно ни одного огня, сэр Джервез, — отвечал Бонтинг. — Впрочем, мы так близко находимся от неприятеля, что ему нетрудно узнать, где мы.

— Кроме «Карнатика» и приза, Бонтинг. Чем более они нами заняты, тем менее они станут о них думать.

Нет никакого сомнения, что французский адмирал был обманут приближением неприятеля, к храбрости которого он питал глубокое уважение. Он приготовился встретить нападающих, но сам не открывал огня, хотя тяжелые выстрелы его произвели бы самое пагубное действие. Не полагаясь на успех ночного сражения, он уклонялся от него, и через час огни в его портах исчезли; к этому времени английские суда, поставив более парусов, чем следовало бы в такую погоду, отошли от неприятеля далее пушечного выстрела. Сэр Джервез тогда только сбавил свою парусность, когда удостоверился с помощью трубы, что французы снова поставили свои нижние паруса и пошли легким ходом.

Было уже около полуночи, когда сэр Джервез решился сойти вниз. Однако, прежде чем он оставил дек, он отдал весьма подробные приказания Гринли, передавшему их лейтенанту, с которым условился быть в продолжение всей ночи, попеременно, наверху. Движение всей эскадры зависело по-прежнему от флагманского корабля. После этого вице-адмирал удалился к себе в каюту и, зная, что он может теперь отдохнуть, спокойно лег спать.

Картина движения обоих флотов в этот час ночи была в высшей степени любопытна. После тщетного часового усилия поставить своего неприятеля на расстояние пушечного выстрела французы при восходе месяца оставили на время свои напрасные покушения, укоротили паруса, и большая часть их старших офицеров и капитанов предалась отдыху.

При самом восходе солнца Галлейго, согласно отданного ему с вечера приказанию, подошел тихонько к вице-адмиралу и дотронулся до него. Этого было довольно, чтобы разбудить сэра Джервеза.

— Хорошо, — сказал он, поднялся, сел и задал обыкновенный первый вопрос всякого моряка: — Какова погода?

— Теперь дует славный брамсельный ветер, сэр Джервез, прямо по нашему судну. Напустите только его на этих жалких французиков, и оно в полчаса налетит на них, как ястреб на цыплят.

— Как далеко были от нас французы, когда ты был последний раз на деке?

— Да вот они, сэр Жерви! — отвечал Галлейго, отдергивая занавеску с окна каюты и позволяя вице-адмиралу видеть арьергард французской линии.

— Да, был ли виден приз? — спросил сэр Джервез с нетерпением.

— Нет, сэр Жерви, он исчез, а с ним вместе и «Друид». Но это еще не все, сэр; говорят, что с «Карнатиком» также что-то случилось; он вышел из нашей линии, как нактоузная лампа в восемь склянок.

— Как, и его не видать?

— Не видать, сэр Жерви, как и нашего курятника! Мы все удивляемся, что сталось с капитаном Паркером; и его, и «Карнатика» исчез и след на соленом океане. Наши матросы на вахте хохочут и говорят, будто Паркера унесло тифоном; но они так много смеются при несчастьях, что я вообще никогда их не слушаю.

— Хорошо ли ты разглядел сегодня утром океан, мистер Галлейго? — спросил сэр Джервез, готовясь бриться. — У тебя был очень зоркий глаз, когда мы служили на фрегате, и потому ты в состоянии сказать мне: не видишь ли ты адмирала Блюуатера?

— Адмирала Блю? Странно, сэр Жерви, ведь я совсем и забыл о его посудинах и вычеркнул его из моего журнала. С рассветом там, к северу, было несколько судов, но я вовсе и не подумал, что это может быть адмирал Блю, потому что с моей стороны было гораздо естественнее предполагать, что он находится на своем месте, в арьергарде нашей линии. Позвольте, сэр Жерви, сколько у нас в отсутствии судов, вместе с адмиралом Блю?

— Пять двухдечных кораблей и сверх того «Ренжер» и «Гнат». Всего семь парусов.

— Да, так точно! Ведь и там, к северу, как я говорил, было видно пять судов; очень легко может статься, что это была дивизия адмирала Блю.

Сэр Джервез только что покрыл лицо свое мыльной пеной, но едва Галлейго успел окончить речь свою, как он в ту же минуту забыл об этом; так как ветер дул с северо-запада, и «Плантагенет» шел левым галсом по направлению к Портлендскому мысу, и притом довольно далеко от берега к югу, то окно в боковой галерее бакборта позволяло обозреть весь наветренный горизонт. Перебежав из каюты в эту галерею, сэр Джервез отворил окно и пристально устремил глаза свои вдаль. Отсюда в самом деле была видна эскадра в пять судов, которая в сомкнутом порядке медленно спускалась к двум линиям под марселями и с поднятыми нижними парусами. Тогда вице-адмирал снова принялся за свой туалет и выбрился с такой быстротой, которая казалась бы весьма опасной при движении судна, если б он не был приучен к этому годами службы. Едва он успел окончить эту важную операцию, как лекарь доложил о приходе капитана Гринли в главную каюту.

— Что нового, Гринли? Что нового? — спросил вице-адмирал, пыхтя и вытаскивая свою голову из таза. — Нет ли известия от Блюуатера?

— Мне чрезвычайно приятно, сэр Джервез, что я могу сказать вам, что его видно уже с час и что он незаметно приближается к нам. Я не хотел будить вас, пока в точности не удостоверился в этом, очень хорошо зная, что для ясной головы нужен сон.

— Вы поступили хорошо, Гринли; если Богу будет угодно, сегодня будет у нас жаркий день! Французы должны видеть наш арьергард.

— Без сомнения, сэр; но не заметно, чтоб они намеревались уйти. Monsieur de Vervillin хочет с нами сразиться, — в этом я уверен; но вчерашний опыт сделал его немножко поосторожнее.

Сэр Джервез в задумчивости вышел из гостиной с сюртуком в руке. Он оделся с таким рассеянным видом, что даже не заметил, как Галлейго хлопотал около него, стараясь как можно тщательнее принарядить своего господина.