Мы сидели молча. Прислушивались.
Стены заглушали звуки, но не полностью.
На верхних этажах что-то падало (иногда с потолка сыпалась пыль), скрипело, позвякивало. Где-то за стеной раздавались незнакомые мне голоса зверей. Спорили и ругались люди за дверью. Шестой и Двенадцатый нервно постукивали по лавке.
И всё это звучало на фоне странного рёва, напоминавшего многократно усиленный шелест древесной листвы. Такого я раньше не слышал. Но мне казалось, что вверху над нами бушевал ураган.
Вернулся вар Брен. Он нервно теребил кончики усов, покусывал губы. Осмотрел нас, явно мысленно с кем-то сравнил. Нахмурился.
— По моей команде, — сказал он, — встаёте и строитесь в колонну по двое. Идёте за мной. Отведу вас к входу на Арену. Потом перестроитесь в колонну по одному. Не забывайте держать дистанцию! Наш отряд выходит на поле четвёртым. Когда скажу, зажжёте над головой огонь. Каждый из вас знает, на какой высоте он это делает. Не опозорьте свой клан! Небольшого шара величиной с кулак вполне достаточно. Но не создавайте его быстро. Не спешите. Восемнадцатый, в первую очередь это касается тебя. Не стоит показывать противникам, на что ты способен. Пусть это окажется для них сюрпризом. Всем всё понятно?
— Да, командир вар Брен!
Вар Брен поправил одежду. Пригладил усы. Вздохнул и сказал:
— Хорошо. Да помогут нам боги.
***
Мы покинули комнату и вслед за командиром зашагали по широкому коридору. Тоже почти не освещённому. Пропахшему мочой, потом и всё теми же крысами.
Здесь звуки усилились. Но все их перекрикивал мужской голос. Я различал каждое произнесённое мужчиной слово, словно он стоял неподалёку. Понял, что это говорил тот самый глашатай с артефактом, о котором рассказывала Двадцатая (она объяснила, что так громко разговаривать ему помогала магия).
Навстречу нам шли похожие на дикарей люди. Почти нагие (на мускулистых телах белели шрамы), лишь в сандалиях и набедренных повязках из звериных шкур. С начищенным до блеска оружием в руках. Бойцы обменивались репликами, посматривали на нас кто с вызовом, кто с любопытством.
— Гладиаторы, — прошептал Гор.
Это те, кто будут драться до нас, вспомнил я.
Понял, что гладиаторы уже прошлись по арене, где их представили зрителям. И теперь готовились сражаться. Страха на их лицах я не заметил, а на некоторых увидел улыбку. Двадцатая говорила, что не все они погибнут. Кого-то из проигравших зрители пощадят. Поэтому гладиаторы не боялись?
Или им запретили испытывать страх? На теле каждого шагавшего мне навстречу воина — печать подчинения. Как у бойцов моего отряда.
Нам же вар Брен бояться не запретил. Мы знали, что сегодня умрут почти все — уцелеет лишь один, да и этот счастливчик может оказаться не из нашего отряда. На лицах огоньков я видел испуг перед близкой смертью. Они его даже не скрывали.
Я приподнял подбородок. Дышал глубоко.
На моем лице следов страха не заметит никто.
Вспомнил слова Двадцатой: «Почему я должна её бояться, Вжик? Через час, через день, через год или столетие она придет к каждому. От неё не спрячешься».
«Интересно, когда я умру, то стану ночным зверем? — подумал я. — Ведь Лес далеко. Или расстояние не имеет значения — ведь я охотник? Моя душа после смерти в любом случае принадлежит Лесу? Или я попаду во владения богини смерти, как и люди?»
Отец об этом ничего не говорил. А я не спрашивал — даже представить не мог, что окажусь так далеко от поселения (и буду готовиться там умереть). Теперь и у Двадцатой не уточнишь.
«Ничего, Хорки, — сказал я себе. — Или кто ты теперь? Вжик, Семнадцатый? Скоро узнаешь. Где бы ты ни оказался после смерти, ты явишься туда с гордо поднятой головой. Как охотник, сумевший умереть достойно, не опозоривший свой народ».
Стараясь не уткнуться носом в спину идущего впереди бойца, я преодолел подъём и зажмурился от яркого света. Прикрыл глаза рукой. Увидел впереди (за огромными распахнутыми воротами) клочок безоблачного неба.
Вар Брен скомандовал нам перестроиться в колонну по одному. Он хмурился, теребил усы. Наш строй рассыпался, мы тут же заняли свои места в новом.
Впереди, ближе к воротам, уже выстроились бойцы другого отряда. В такой же как у нас одежде, только синего цвета. Они не оглядывались — вытянув шеи, разглядывали что-то впереди себя, на Арене.
Их командир кивнул нашему.
Вар Брен махнул в ответ рукой — вяло, словно нехотя. И тут же отвернулся. Прошёлся вдоль нашего строя. Поправил халат Седьмой, стряхнул соломинку с рукава Тринадцатого.
— Бойцы! — сказал он. — Настало время доказать Империи, что вы лучшие! Что прошлые поражения нашего клана на Арене — не больше чем досадная случайность! Сегодня мы восстановим справедливость! Свои победы вы будете одерживать с новыми, звучными именами! Чтобы те, кто станут свидетелями вашего торжества, вас запомнили. Сейчас я каждому назову новое имя. Запомните его. Именно его назовёте, когда вас будут представлять зрителям.
Командир подошёл к началу строя.
— Первый, твоё новое имя — Гора. Второй…
Когда он ткнул пальцем в меня, сказал:
— Семнадцатый — Везунчик.
Пошел дальше.
— Восемнадцатый — Вспышка. …
Закончив раздавать имена, вар Брен вернулся в начало строя. К тому времени бойцы в синей одежде уже прошли через ворота. Отсюда, со своего места, я их не видел.
— Почему мне досталось женское имя? — пробормотал Гор. — Согласись, друг Вжик, это несправедливо!
— Зато не Ушастый, — сказал я.
— Хоть за это спасибо.
Командир велел нам пройти вперёд.
— Приготовьтесь, — сказал он. — Следующие идём мы.
Мимо нас прошагали огоньки в зелёном — возвращались с Арены. Их главный ухмыльнулся, проходя мимо вар Брена. Его бойцы (хмурые, утирающие рукавами с лица пот) посмотрели на нас неприветливо, оценивающе — как и мы на них.
— Когда придёт наша очередь, — сказал вар Брен, — выходите вслед за мной. Сохраняйте дистанцию. Первым зажигает огонь Гора — по моей команде. Следующий — через два удара сердца. Смотрите на того, кто идет впереди, делайте, как он. Сначала мы пройдем по краю Арены. Как только совершим полный круг, выйдем на её центр, где стоит глашатай. Выстроимся рядом с ним в шеренгу. Потом поочерёдно будете подходить к глашатаю, называть свои имена — он представит вас зрителям. Тот, чьё имя произнёс глашатай, гасит свой огонь и возвращается в строй. Всё понятно?!
— Да, командир вар Брен!
— Хорошо. И запомните: от вашего огня не должны пострадать зрители! Ни один! Запомнили?
Мы снова прокричали.
— Молодцы, — сказал вар Брен. — Ждём.
***
Я ступил на песок Центральной Арены Селены и понял, что тот звук, который сидя в полумраке комнаты принял за шум урагана — это голоса заполнивших трибуны людей. Людей здесь было много. И как же громко они кричали!
Шар из огня над моей головой вырос до нужного размера. Я не разрывал связывавший нас канал — потому шар следовал за мной, словно продолжение тела. Я шагал по песку, удерживал маску спокойствия на лице, оглядывался по сторонам. Но не выпускал из вида спину Шестнадцатого.
Надо мной возвышались три яруса трибун (похожих на гигантские ступени) с множеством рядов на каждом. С которых на меня смотрели человеческие лица (не только мужские — и женские!). Чтобы рассмотреть верхний ряд, мне пришлось запрокинуть голову.
Я тут же сощурился, ослепленный замершим в зените солнцем.
Сколько, по словам Двадцатой, собиралось на Битву Огней зрителей? Пятьдесят тысяч? Теперь я знаю, как выглядит такая большая толпа. Невероятное зрелище! Целый лес, где вместо деревьев люди. Они махали нам руками, свистели, топали ногами.
Я невольно поёжился, ощутив на себе тысячи взглядов.
Услышал за спиной голос Гора:
— Им уже не терпится посмотреть, как мы поджариваем друг друга, друг Вжик. Уроды. Жаль, что командир запретил: бросил бы в них десяток снарядов, как в крепость колдунов. Правда, было бы здорово? Послушали бы, как они визжат от боли и страха. Мне-то уже терять нечего. Как и тебе. Мы потеряли всё. Почти. Осталось только расстаться с жизнью. Этого они и ждут, друг Вжик. Хотят увидеть, как мы превратимся в куски обугленного мяса. Скоты. Как же я их ненавижу!
С удивлением обнаружил, что испытываю то же желание, что и мой приятель: понял, что приказ залить эту гигантскую толпу огнём выполнил бы с удовольствием.
Пробежался взглядом по рядам, попытался отыскать судейскую ложу — захотел увидеть лицо того, кто будет сегодня дарить гладиаторам жизни; или отнимать. Обнаружил её на первом ярусе. В дальней от меня части арены. В ложе — пятерых людей. Но высокий золотистый стул (золотой?) пустовал.
Тем временем мы совершили круг по полю Арены.
Командир повёл нас к её центру. Туда, где на деревянном помосте в серебристом халате и уродливой, похожей на котелок шляпе стоял красноносый толстяк. Толстяк не умолкал — прижимал к губам похожий на обломок медной трубы артефакт, комментировал наш внешний вид, выражения лиц, нёс всякую ерунду на потеху публике и то и дело заливался громким, неприятным смехом.
Отряд построился в шеренгу.
Я вытряхнул из сандалий камешки. Одернул халат.
Вар Брен подкрутил усы. Оглянулся на судейскую ложу (золотой стул там всё ещё пустовал). И скомандовал Первому взобраться по ступеням к толстяку.
Что тот и сделал.
Глашатай обменялся с нашим огоньком парой фраз. Усмехнулся. Поднёс к губам артефакт.
— Сиеры и сиериты! — закричал он. — Вот и первый представитель последнего участника Битвы Огней — клана Лизран. Представляю вам воплощение силы и дикости, а также самую большую мишень в составе отряда красных по прозвищу Гора! Не жалейте свои глотки, сиеры и сиериты! Ведь он пришел сюда, чтобы убивать и умереть! Чтобы подарить вам зрелище!! Поприветствуйте его!! Перед вами — Гора!!
Толстяк замолчал, дожидаясь, когда поутихнет рев голосов на трибунах Арены.
— Говнюк, — едва слышно прокомментировал слова глашатая Гор.
— Это Гора, сиеры и сиериты! — продолжил толстяк. — Если кто-то из вас всё же наберется смелости ставить на представителя клана Лизран, то почему бы не на него?! Почему бы не поставить на Гору?! Чтобы заработать огромную гору денег!! Ведь если он победит — тот, кто поставил на него медяк, получит золотой! Или целую гору медяков!! Это Гора, сиеры и сиериты!
Глашатай убрал от лица артефакт, что-то шепнул Первому.
Тот неуклюже поклонился зрителям, помахал им рукой. Под оглушительные крики и свист вернулся на своё место в строю. Шар над его головой стал уменьшаться, пока совсем не исчез.
— А теперь встречайте следующего участника!..
Дожидаясь своей очереди идти к толстяку, я рассматривал зрителей. Заметил, что те делятся на три примерно однородные группы. «Однородные» — одно из тех слов, что я встречал в книге о Линуре. Здесь оно вспомнилось очень кстати.
Люди, что сидели на нижних рядах (прятались в тени навесов), вполне соответствовали моему представлению о жителях имперской столицы. В их одеждах преобладали белые, серебристые и золотые цвета. Они что-то жевали, пили из блестящих бокалов, переговаривались с соседями. Изредка, словно нехотя, поглядывали на нас. Но основную часть времени все же уделяли еде и своим собеседникам.
Выше, отделённые от нижних ярусов каменной стеной — ряды, где люди располагались ближе друг к другу, но не в тесноте. Темных цветов в их одеждах больше, чем у тех, кто внизу, золотого и серебряного я не увидел. Эта часть зрителей активно реагировала на слова глашатая. Это они топали и свистели, тыкали в нас пальцами и истерично хохотали, когда глашатай испускал очередную шутку. И именно они, люди со среднего яруса, были самой многочисленной частью зрителей.
Тех, кто стоял вверху тоже немало (именно стоял, опираясь о каменные перила — не сидел). Глядя на них я вспомнил выражение Гора — «работяги». Такими я их себе и представлял: пестрой потрёпанной толпой. Они тоже махали руками. Гул, что они издавали, сливался с голосами людей из среднего яруса, превращаясь в оглушительный рёв.
К тому времени, когда пришла моя очередь подниматься к толстяку, от шума у меня разболелась голова. Но я продолжал удерживать на лице маску спокойствия.
Взобрался по скрипучим ступеням.
Глашатай повернулся ко мне и спросил:
— Имя?
— Везунчик.
— Сиеры и сиериты! Вам сказочно повезло! Сегодня! Сейчас! У вас появился шанс разбогатеть! Да, да! Воспользуйтесь этой возможностью! Сделаете ставку на этого участника! Именно на него! И непременно озолотитесь! Почему, спросите вы? А потому что его имя — Везунчик!! Поприветствуйте его, сиеры и сиериты!
Я заметил, что слова толстяка привлекли внимание даже зрителей с нижнего яруса. Многие из них прервали беседы и со смесью интереса и презрения на лицах осмотрели меня с ног до головы. Их интерес не укрылся от толстяка.
— Сиеры и сиериты! Запомните этот день! И эту Битву Огней! Почему, спросите вы?! Ну а когда еще вы сможете заранее узнать победителя?! Только сейчас! Ведь что необходимо для победы в нашем турнире? Сила? Смелость? Ловкость? Умение быстрей других зажигать огонь? Да! Всё это важно! Но главное всё же… что? Правильно! Везение! А у кого оно есть, если не у Везунчика?! Развязывайте кошельки, сиеры и сиериты! Делайте ставки! Ведь кто ещё подарит вам везение, если не Везунчик?!!
Глашатай повернулся ко мне и сказал:
— Поприветствуй зрителей, боец. Поклонись им.
— Можно я им кое-что скажу? — спросил я. — В эту штуку.
Показал на артефакт.
Толстяк на миг растерялся. Но тут же улыбнулся и сказал:
— А давай!
Обратился к трибунам:
— Сиеры и сиериты! Внимание! Будущий чемпион Битвы Огней хочет сказать вам приветственную речь! Такого у нас ещё не было! Тишину, пожалуйста!
Поднёс мне к лицу артефакт.
— Старайся говорить в это отверстие, — прошептал толстяк.
Чтобы последовать его совету, мне пришлось наклонить голову.
— Только трусы и подлецы могут радоваться чужим смертям, — сказал я. — Такие, как вы. Я вас презираю. И хочу, чтобы вы об этом знали.
Когда я поднял голову, увидел, что золотой стул на судейской трибуне занят (я стоял к ней лицом). С него на меня смотрел смуглый темноволосый мужчина. Широкоплечий, с гладко выбритыми щеками. Он ухмылялся.
Мгновение мы с ним смотрели друг другу в глаза.
А потом я отвернулся и направился к своему отряду.
— Это был Везунчик, сиеры и сиериты! — закричал глашатай. — Он нас ненавидит! Вы слышали это?! Ну что ж, тем с большим удовольствием мы будем следить за его поединками! И когда его поджарят — вспомните его слова! И порадуйтесь его поражению!
Свист, вопли и грохот обрушились на меня со всех сторон, словно желая втоптать в песок. Я приподнял подбородок. Представил, как ко лбу прикасается пёрышко.
Мой огненный шар погас.
— Ты что творишь, гадёныш?! — прорычал вар Брен.
Я встал в строй.
Заметил улыбку на лице Гора.
— Вспышка, не смей ничего говорить зрителям! — сказал ему командир.
Я услышал слова глашатая:
— А мы встречаем нового участника! …
***
С Арены мы вернулись в свою тёмную тесную комнату, куда утром прибыли через портал из лагеря огоньков. Бойцы отряда выглядели уставшими, словно уже успели провести по нескольку боёв. Не дожидаясь приказа командира, уселись на лавки. Кто-то даже прилёг — кто успел первым занять свободное место.
— Ждите, — в который раз за сегодня велел вар Брен.
Ушел.
Но вскоре вернулся в сопровождении двух неряшливо одетых людей. Те тащили за собой тележку с бочкой. Они установили бочку у порога комнаты, положили сверху нее ковш — деревянный, с длинной ручкой.
Я уловил запах воды.
Понял, что давно уже ощущаю жажду. Встал и первым направился к бочке.
— Времени у вас полно, — сказал командир. — Кто хочет, может вздремнуть. Ваши бои начнутся ближе к вечеру. Я приду к вам до них, дам инструкции. Скоро вам принесут еду. Так что от голода не подохните. Да, и никуда не выходите из комнаты! Ясно?
Мы подтвердили, что услышали его.
— Замечательно, — сказа вар Брен. — Первым на Арену пойдет Гора. Понял?
— Понял, командир вар Брен!
— Молодец. После него будете выходить на бои в том порядке, в каком стоите в строю. Это пока. Кто и когда пойдет на второй поединок — скажу позже. Если, конечно, пойдёт. Очень надеюсь, что вы меня не подведёте: не подохнете все сразу. И до второго боя доживёт хоть один из вас.