8. Страна волшебных грез (продолжение)

Шум провожающих стих, и пассажиры, пройдя таможенный контроль, потянулись гуськом к выходу из аэропорта. Сергей в последний раз оглянулся, Надя стояла в толпе, и махала рукой. Ее серый платок, выделялся сумрачным пятном на фоне пестрой разношерстной публики.

Самолет стоял на взлетной полосе, словно ожидая, когда, наконец, Сергей соблаговолит занять свое место. Маленький самолетик, в котором чудилось что-то до одури знакомое, терпеливо поджидал его. Сергей заторопился, потерял из виду фигуру жены, взошел, точнее, вбежал по трапу (насколько позволяли больные ноги), протиснулся сквозь узкую щель, залезая вовнутрь.

— Проходите, пожалуйста, посадка заканчивается — стюардесса, скривила некрасивое личико, пытаясь оставаться более-менее вежливой, и при этом скрыть свое раздражение нерасторопным пассажиром. Сергей послушно проковылял на свое место, и вытянулся в неудобном кресле.

(Хей-хо, парень, что-то будет — хотелось бы надеяться, что этот полет не станет для тебя последним…)

Рядом на сиденье опустился сухой, юркий старичок, показавшийся Сергею знакомым. Он обвел салон настороженным взглядом — толстая мамаша с дочерью, мужчина с ноутбуком на коленях, что-то яростно отбивает на клавиатуре, старуха в старинном, драповом пальто, одетая не по погоде тепло, а далеко впереди, из-за кресла выглядывает чья-то широкополая шляпа. Владелец шляпы, очевидно, втянул голову в плечи, из-за чего казалось, что кто-то просто забыл головной убор на подголовнике кресла.

Больше в самолете не было никого, что весьма удивило Сергея. Про себя он отметил, что никогда ему еще не доводилось летать в столь маленькой компании пассажиров, таких же покорителей неба, как и сам Сергей.

(Семеро включая тебя, и как ты считаешь, что ждет всех вас? Совершенно верно — смерть!)

Сергей вздрогнул, услышав в голове такой знакомый голос. Голос детства. Голос, который уходил не надолго, вытесняясь здравым смыслом, и возвращался снова, неся в себе страх и боль старых воспоминаний.

Он опустил глаза — нога уже почти не болела. Серый гипс надежно сковал изломанную, исковерканную плоть. Оставалось только ждать.

(Ждать своего часа…)

Такой вот подарок — напоминание о славно проведенных часах внутри колодца, люк с которого похитили охотники за металлом.

Новый Год, встреченный в адски холодной утробе. Обледеневшая кирпичная кладка перед глазами, переломанные ноги и ребра, тупая боль в замерзающем теле, и мысли о смерти. Да, еще голос в голове:

— Сережа, ты, надеюсь, не забыл про своего старого верного друга. Ну как же, вот я — ты отлично знаешь, кто любит тебя больше всех, и готов находится рядом и днем и ночью (но лучше конечно все-таки ночью, не так ли?). Это я существо-которое-живет-в-шкафу. Это мой голос ты ждешь, каждую ночь, внутренне надеясь, что не услышишь, это мой голос царапает мозг, пытаясь упорядочить твои никчемные мысли. Это мои руки тянутся к тебе во тьме, чтобы нащупать нежное тельце. Да, это я…

— Иди к черту, тварь — процедил сквозь зубы Сергей, заставив соседа-старичка поднять брови в немом удивлении.

— Что вы сказали? — старичок заинтересованно скользнул взглядом по гипсу, словно примеряя проклятые оковы на себе.

— Ничего… — прошипел Сергей, внезапно ощутив приступ боли.

Старичок согласно закивал головой, пытаясь не вызывать раздражения в случайном собеседнике. Подумав секунду, он протянул свою сухую ручку:

— Семен Степанович.

Сергей очумело смотрел на насмешливую улыбку соседа. Ну конечно же — это тот самый старикан, что купил их старый дом. Но каким образом он оказался здесь?

— О, не берите в голову — старик ухмыльнулся, обнажив коричневые зубы. — Рано или поздно мы все попадаем на этот рейс, кому как не вам знать об этом?

— Что здесь происходит? — ошарашено пробормотал Сергей, совершенно сбитый с толку странным стариком.

Старик все так же насмешливо кивнул головой, не сводя пронзительного взгляда.

— Однако, мой милый друг — продолжил он, внутренне наслаждаясь недоумением собеседника. — Главное вовсе не то, что здесь делаю я, гораздо больше нас всех (на последних словах старик повысил голос, акцентируя внимание Сергея на том простом факте, что кроме них двоих, в этом треклятом самолете находились и другие пассажиры), повторяю нас всех, интересует другой вопрос — что здесь делаете вы, любезный?

Старик смешно наклонил голову вбок, словно китайский болванчик, у которого заклинило шарнир.

— Насколько понимаю я, ваше время еще не пришло, мой юный друг, хотя кто знает, кто знает… — старик зашелся мелким противным смехом, переходящим в кашель.

Сергею стало неприятно, и он отвернулся, чтобы не видеть назойливого старика (какой-то ненормальный старикан, просто псих, похожий на того деда, что купил у них старый дом, и даже не совсем-то и похож — вовсе не тот благообразный старичок…).

— Сережа, Сереженька…

Тонкий заунывный голос прошел по салону, навевая полуночную тоску по старым временам, когда можно было опрокинуть рюмку-другую водки, выйти в магазин за хлебом в одной легкой курточке (благо недалеко), пройтись по заснеженному двору, подняв голову в небеса, любуясь яркими бриллиантами звезд, по пути нырнуть в подвернувшийся колодец, у которого неизвестные стащили люк, переломать ноги о торчащие со дна колодца обледеневшие вентили, и замерзать, встречая Новый Год, в компании скользких скоб, торчащих из стены, пытаясь из последних сил выбраться наружу, зная, что никто не услышит и не придет на помощь.

(Славные были деньки, не так ли?)

Сергей зажмурился, и закрыл руками уши, пытаясь заставить замолчать тусклый голос.

Легкий ветерок прошелся по самолету, на миг, забравшись под одежду, воткнулся прямо в тело мелкие холодные иголочки мороза.

(Совсем как тогда, пару месяцев назад, приятель)

Сергей открыл глаза — тонкая нить паутины вибрировала перед самым носом. В салоне не было никого — только он и пассажир в шляпе, все также сидящий впереди.

Исчез старик-сосед, пропали остальные пассажиры. Гул самолета стал тревожным, действовал на нервы, к нему добавилось какое-то потрескивание, шорох.

Сергей привстал, и подлокотник кресла остался у него в руках. Он ошеломленно вылез в проход между креслами. Салон самолета, покрывал толстый слой пыли. Сергей легонько хлопнул по креслу — в воздух поднялось густое облачко, ткань треснула, обнажая трухлявый поролон.

(Да этот самолет просто куча хлама. Удивительно, что он до сих пор еще в воздухе!)

Сергей почувствовал, как волна злой тревоги прошлась по телу, заставляя цепенеть в испуге. Нервы натянулись, словно стальные тросы на барабане подъемного крана. Он сделал шаг, затем еще один — нога провалилась в пол. Проржавевший металл не выдерживал его веса.

— Полегче малыш — невесело подумал Сергей. — Еще немного и твои ноги окажутся в воздухе, вместо шасси!

Осторожно, стараясь не делать резких движений, он шел по проходу, пробираясь к пассажиру в шляпе. Приблизившись, Сергей встал как вкопанный — сидевшая в кресле мумия лишь отдаленно напоминала человека. Скрюченные конечности тянулись к Сергею, нос запал, ветхие клочки одежды спадали на глазах, обнажая истлевшую плоть.

С тихим шелестом мумия осела, шляпа упала на горстку праха, оставшись укоризненным воспоминанием о бывшем владельце. Сергей почувствовал, как ноги подкашиваются. Он сглотнул и двинулся дальше — в кабину пилотов, заранее догадываясь, что увидит там.

(Мумии — две гребаные мумии. Иссохшие останки капитана, в фирменной фуражке, а рядом такая же мумия второго пилота)

Ожидания обманули.

Кабина была пуста. На приборной панели тухли и зажигались вновь сотни лампочек. А далеко впереди, Сергей увидел огромное здание небоскреба. Оно стремительно приближалось, словно давно ожидало встречи, и теперь, наконец, было готово заключить в свои смертельные объятия кучу ржавого железа.

А еще он услышал тихий шепот, что прошел по салону:

— Бамс-тремс…

Сергей закричал — крик раздался слишком поздно. Железо и камень встретили друг друга в причудливой гармонии разрушения. Вспышка боли, в которой сгораешь без остатка, мгновенно, быстро, и кажется что все это пустяки, вот только почему крик вырывается из груди, и кто это тормошит его, больно вцепившись в плечо?

Остатки крика осели тусклой памятью в воспаленном сознании, переносясь из ночного кошмара в сонную явь спальни.

Мерное дыхание супруги. Тонкий шелест ветра за окном.

Осень. Сознание нехотя выползало из кошмара, привыкая к реальности.

Он провел рукой по простыне, разглаживая невидимые в темноте складки. Этот сон… — все, что случилось с ним, было неспроста. Сергей привык доверять своим снам — но что это могло означать?

Кое-что оказалось знакомым сразу — самолетик, всего лишь куча металлолома, что стоит неподалеку от центральной площади. Обрывки реальности смешались с мутной пеной, что так услужливо подбрасывало подсознание, чтобы окунуть не надолго в ночной кошмар.

Самолет стоял на трех бетонных опорах, его нос смотрел в небо, словно железный птах собирался навсегда оторваться от грешной земли. Проходя мимо, Сергей каждый раз задумывался о том, что может быть внутри. Нет, конечно, он понимал, даже если и найдется смельчак, вздумавший поживиться — все что обнаружит незадачливый воришка, так это грязь, скелеты кресел, торчащие провода и останки приборов. Но воображение рисовало причудливые картины. Например, Сережке представлялось, что останки экипажа и пассажиров навсегда замурованы в железном склепе, и люди, проходя мимо, даже не задумываются о том, что внутри.

Но что означало все остальное?

Старик, странные пассажиры, и столкновение — сон оказался настолько ярким, словно на время столкнулись параллельные миры, и он оказался, насильно втянут в историю, которая вряд ли когда-либо случится с ним самим.

(Хей, парень, а что еще есть в твоих свихнувшихся мозгах?)

Ответить на этот вопрос не представлялось возможным. Кошмар, всего лишь ночной кошмар. Многим часто снятся такие сны, в этом нет ничего плохого. Просто кошмар, и ничего больше…

Внизу, в кухне включился холодильник, недовольное дребезжание перешло в равномерное деловитое тарахтение работающего агрегата.

(Стакан холодной воды, старик, вот что нужно тебе сейчас. Стакан воды, а лучше молока…)

Сергей выполз из кровати. Прошел по коридору, на секунду поймал взглядом серую тень своего отражения в зеркале, спустился вниз, привычно отсчитав ступени. Зажег свет, и открыл холодильник.

Не глядя, нащупал бутылку с молоком. Достал из шкафа стакан, выдавил тонкую крышечку из фольги. Налил молоко, и замер, тупо рассматривая бутылку с неправдоподобно широким горлышком…

Черт возьми, что это? Где-то в дремучем детстве остались треугольные молочные пакеты, бутылки с крышечками из фольги, пионерские галстуки, и странное ощущение грядущих перемен…

Дом дышал ночной тишиной. От его стен исходило ровное тепло. Он словно шептал:

— Не бойся малыш, пока ты здесь, все будет хорошо. Как в детстве. Поверь…

Сергей стоял на кухне, чувствуя как холодный, липкий страх уступает место странной уверенности, что все будет хорошо.

Это его дом. Его жизнь. Дом защитит, ему нечего бояться в этих старых стенах

В конце концов — здесь прошла часть детства. Он стоял в кухне, сжимая стакан с молоком, медленно приходя в себя после кошмара…

Как тогда, когда задремал, сидя за столом, а в переполненной ванне захлебывалась уснувшая супруга. Сергей не знал, что ей снилось, ему было достаточно того, что он увидел сам — дом разговаривал с ним, как со старинным приятелем, шептал, уговаривал потерпеть немного:

— Все впереди, малыш, вот увидишь! Мы вместе одно целое — ты и я, и уж как-нибудь разберемся, как жить дальше. Возможно, придется кое-кому задать взбучку, но не стоит сильно переживать по этому поводу. Все что ни делается — к лучшему, и ты как никто другой знаешь это. А до тех пор, все будет оставаться таким, как есть.

На самом деле, все и оставалось, как есть. И стакан молока оставался стаканом молока. Правда, допотопная бутылка, оказалась вдруг обычным прямоугольным пакетом, с нарисованными коровой и залихватского вида молочником.

(Не удивляйся, и не бойся — все будет хорошо…)

Просто показалось. Немного задремал на ходу, вот и память подбросила картинки из детства, чтобы сон и явь сплелись в один клубок. Бывает и такое, в конце концов. Так что парень, не дури — пей свое молоко, и не забивай голову глупостями, тем более, впереди еще много всего интересного.

(Пей это гребаное молоко, и не суй свой любопытный нос, куда не следует…)

А впрочем, все будет хорошо, малыш. Тебя ждет теплая постель, и ласковые сны, как в детстве, когда ты сопел в две дырочки, закутавшись в теплое одеяло так, чтобы выглядывал только кончик носа. А луна пела колыбельную, и ты вторил ей, посапывая в полусладкой дреме.

(Все будет хорошо…)

Сергей тихо засмеялся и отпил первый глоток.

Загрузка...