Бог из глины

6. Разговоры на кухне

Голос звучал в голове. С каждым днем он казалось, набирал силу, чтобы звучать в ночи, забираться в мысли, путать их. Если раньше он изредка проявлял свою змеиную сущность, то теперь ночи всецело принадлежали ему. Сергей лежал без сна, вслушиваясь в неторопливое бормотание, стараясь отдалиться от того, что рассказывал голос существа. Вот только с каждым разом делать это становилось все труднее, и главным образом потому, что голос обладал дьявольской хитростью и изворотливостью, заползал глубоко в душу, и Сергей убеждался, что все то, о чем шептало существо, было не таким уж и неправильным.

С того самого момента, как маленький скелетик в шкафу вывалился прямо в объятия совершенно ошалевшего от неожиданности Сергея, все пошло не так. Вернее все было не так с самого начала, но то проклятое мгновение, когда из коробки выпорхнуло маленькое черно-белое фото, стало той точкой отсчета, с которой он действительно начал осознавать, что получил очередной пинок под зад, от коварной судьбы-злодейки, которая не могла отказать себе в этом маленьком удовольствии.

Время словно притормозило ход, и некогда быстрые секунды, что пролетали подобно птицам, превратились в тягучий кисель, пугая своей неторопливостью. Сергей все чаще стал задумываться о чем-то своем. Он подолгу застывал, вперив неподвижный взгляд куда-то далеко, словно вслушиваясь в то, что говорит поселившееся в нем существо.

Днем он, словно зомби, шатался по дому, стараясь меньше попадаться на глаза Надежде, справедливо полагая, что она поймет все по его безумному виду, но и предпринимать что-либо, было выше его сил.

Оставалось только лежать в постели, слушая, как беззаботно храпит супруга, как шумит за окном ветер, и поет луна серебристым голосом. Это было лучше, чем тратить дни на бесцельное ожидание, в этом, по крайней мере, был хоть какой-то смысл.

Ожидание чуда. Ожидание, что к берегу снов приплывет золотая рыбка и исполнит все желания.

(Ты ведь этого хочешь, не так ли? Чтобы исполнились все желания, и голос существа исчез навсегда, и не было этой тоскливой безысходности…)

Толстая сука похоже не собиралась посвящать его в свои планы, наивно полагая, что все ее гребаные секреты пройдут мимо него. Теперь Сергею стало понятно многое. Он всматривался в тучную фигуру супруги, отмечая каждую мелочь, каждую деталь, и все что было раньше, приобрело теперь совсем другой смысл. Это как всматриваться в стереокартинку, без специальных очков, ведь только когда дешевая поделка из картона с парой разноцветных стекляшек окажется на носу, размытые линии приобретут четкость, и получившееся изображение будет пугать реалистичностью.

Неужели она решила, что сможет и дальше водить его за нос?

(Считать тебя полным ничтожеством?)

С каждым днем Сергей наливался странной решимостью, словно одержимый, что копит ярость, чтобы выплеснуть ее одной разрушительной вспышкой, освобождая эмоции, страхи, ненависть…

Словно прочитав его мысли, Надежда что-то пробормотала во сне, и перевернулась на другой бок. Сергей неприязненно посмотрел на нее, и выскользнул из-под одеяла. Спать не хотелось совершенно.

Он спустился на кухню, шлепая тапками.

Голос не надолго замолчал, и это не могло не радовать. Сергей открыл дверку холодильника и задумчиво уставился на содержимое. Постояв пару минут, он захлопнул дверку, и перевел взгляд на кухонный шкаф.

Ему не хотелось есть. Хотелось чего-то другого, и Сергей знал чего именно. Поймав себя на этой мысли, он облизал губы.

Бутылка стояла в шкафу. Они торжественно поместили ее на средней полке, еще в первый день, когда только переезжали в этот дом. Эта бутылка была чем-то вроде талисмана, торжественным напоминанием о том, что воля иногда может быть подобна проржавевшему стальному тросу — пускай металлические волокна торчат в стороны, и сам трос уже давно подозрительно потрескивает, но все еще чувствуется в нем сила, способная выдерживать любую тяжесть. Тем не менее, Сергей уже давно заметил, что запретный плод особенно сладок именно тогда, когда до него рукой подать. Чертова бутылка стояла в шкафу, маня своей доступностью, и Сергей не раз представлял как однажды, откроет шкаф, достанет ее оттуда, и поставит на стол.

(А почему бы тебе, не сделать это прямо сейчас?)

Сергей наклонил голову набок. Сущие пустяки — только руку протянуть. Ощутить приятную прохладу, всколыхнуть, наблюдая, как устремляются вверх, к горлышку, маленькие пузырьки воздуха. И скрутить пробку, чтобы приятный, такой знакомый запах ворвался в ноздри, вызывая приятные воспоминания о том, как легко и свободно там, за пределами сдвинувшегося мира, и можно на некоторое время позабыть обо всех ненужных проблемах.

(Просто достать ее, и ничего больше…)

Проще некуда — открыть шкаф, достать бутылку, закрыть шкаф — программа минимум, следуя которой можно постичь всю сложность непостигаемого, окунуться на самое дно мироздания, заглянуть за грань…

(Ничего такого, парень, просто открыть шкаф и достать эту гребаную бутылку!)

Сергей улыбнулся. Именно так он и сделает, и нет ничего страшного в том, что он немного подержит ее в руках. И это не было бы нарушением каких-то правил, пускай даже эти правила и были придуманы им самим.

Он ласково провел рукой по старому дереву — шкаф был частью всего, что окружало Сергея, и значит тоже содержал в себе немного законсервированного времени, так же как и содержимое бутылки — одна из вех, следуя вдоль которых можно прожить чужую жизнь, так и не заметив, что своя давно уже отжита, растрачена на ненужную суету, и разные пустяки, суть которых ничто, просто дуновение ветра.

Это действительно оказалось проще простого — Сергей вынул бутылку. Он машинально закрыл шкаф, и подошел к столу. Поставил бутылку, и присел на шаткий табурет.

На столе томились пустые стаканы в подстаканниках из нержавейки, да забытая Надеждой трехлитровая банка с солеными огурцами.

(Интересное сочетание, малыш, ты не находишь?)

Да эта сучка сама подталкивает тебя к тому, что неизбежно, к тому, что должно произойти…

Сергей подвинул стакан.

(Сущие пустяки, приятель…)

— Совершенно верно — Сергей свинтил пробку и сбросил на пол.

Задержать дыхание, и заворожено слушать, как булькает содержимое, переливаясь в стакан. Еще немножко…

— Хватит — скомандовал Сергей сам себе, и отставил бутылку, в которой оставалось больше половины.

Сергей сковырнул полиэтиленовую крышку, и, кряхтя, вытащил самый большой огурец. Он разрезал его на дольки, и аккуратно разложил в блюдце, предварительно вытряхнув из него хлебные крошки.

Он не торопился, растягивая удовольствие.

(Это твое время, парень, в лучшем из всех возможных мест, в доме, который часть тебя самого, как и старый шкаф, как и крышка погреба, под которой не оказалось ничего, что могло бы изменить твою жизнь, и именно сейчас, не стоит спешить, так как все будет просто чудесно…)

— Все будет хорошо — Сергей поднял стакан…

— Эй, парень! — проснулся голос. — Уж не собрался ли ты выпить это?

— Именно! — добродушно подтвердил Сергей.

— Что же, малыш, я вижу, ты взялся за ум. Быть может все мои старания привести тебя в чувство, все же были не напрасны…

— Точно, приятель — выдохнул Сергей.

Он опрокинул стакан. Водка приятно обожгла пищевод, опускаясь, все ниже, к желудку, чтобы принести долгожданное облегчение. Сергей минуту прислушивался к ощущениям, и только потом довольно захрустел огурцом.

В этот миг что-то изменилось. Момент перехода был неуловим. Словно всколыхнулись стены, и тут же все вернулось на место. Сергей вытер слезы, и потянулся за бутылкой.

(Нужно наливать поменьше — чтобы растянуть удовольствие…)

— Плесни-ка чуток и мне. — Отец подвинул второй стакан.

Сергей поднял голову, чувствуя, как что-то заныло в груди.

— Ну же, не жадничай — осклабился отец.

Он развалился напротив. Высокий, огромный, в своей шитой перешитой тельняшке, отец смотрел на него, и в его взгляде можно было увидеть легкую насмешку.

— Не ожидал? — Отец хмыкнул, и подвинул стакан еще ближе.

Сергей плеснул во второй стакан, и подтолкнул блюдце с закуской, чтобы гость мог дотянуться. Отец благодарно кивнул и ухватил огуречную дольку.

— Ну, сынок, давай — за встречу! — Они чокнулись, и выпили. Сергей одним обжигающим глотком, отец — не спеша, чуть подергивая кадыком. Затем они почти одновременно поставили стаканы на стол. Сергей заметил, что отец не допил, оставил немного на донышке.

— Для разговора — словно прочитав его мысли, ухмыльнулся отец.

Сергей налил себе еще, и вопросительно посмотрел на гостя.

— Освежи немного. — Сергей послушно долил водку. В бутылке оставалось еще на треть. Не много для серьезного обстоятельного разговора, но кто знает, от чего зависит судьба застольных бесед — то ли от количества выпитого, то ли от компании.

Компания кстати подобралась хоть куда! Сергей протопал к холодильнику, и вытащил из него остатки колбасного кольца. В хлебнице, то стояла на холодильнике, завалялся небольшой кусочек серого хлеба.

Все это добро он снес на стол, придвинул угощение отцу. Тот кивнул, и скромно отломил кусочек хлеба.

— Что сынок? — Отец внимательно посмотрел на него. — Похоже, тебя поимели со всех сторон, и я вижу, все, на что ты способен — только размышлять о том, что можно сделать… Ничего, малыш, у меня найдется пара советов, как помочь, в этой дерьмовой ситуации.

Сергей недобро улыбнулся, и они выпили снова.

Потом еще раз, и еще…

И все это время отец рассказывал, а Сергей внимательно слушал, а когда бутылка была пуста, и запах гари ударил в ноздри, мир начал свое движение.

— Послушай, парень — отец наклонил голову набок — бывает так, что иногда все вокруг словно сговорились, и все их мысли только об одном — как ловчей обуть тебя. Но я знаю, ты не из тех простофиль, что прогибаются под чужие желания, словно ковыль на ветру, в тебе есть то, что было когда-то у меня — не знаю, как это назвать, стержень, что ли… Просто ты совсем разленился, и не хочешь думать своей пустой башкой, хотя самое время сложить два и два, и получить один простой ответ — они все против тебя, и самое время внести кое-какие изменения. Не то, чтобы я очень переживаю, но на твоем месте, я все же задумался — быть может, стоит один раз показать, кто хозяин? Я не собираюсь давить на тебя, сынок, но посуди сам — сколько можно терпеть все это?

Отец замолчал, и Сергей с тоской уставился на пустую бутылку.

— И это тоже… — отец многозначительно посмотрел на него. — Ты только взгляни на себя со стороны — маленький запуганный зверек, для которого любимая женушка специально держит в буфете приманку, чтобы потом торжествующе пожать плечами, — ну, конечно же, я так и знала — у этого парня совсем нет выдержки. Только вот что я тебе скажу, сынок — так может поступать только самая распоследняя дрянь!

И вот, что еще — разве ты никогда не задумывался о том, что делаешь что-то не так? Разве не думал о том, что когда-то, свернул не в ту сторону, когда бежал вприпрыжку, следуя по дорожке жизни, и там, за гребаной развилкой все оказалось наоборот — совсем не таким, каким должно быть? Так вот, что я тебе отвечу (поскольку ты никогда не найдешь в себе сил, признать очевидное) — все именно так, как я сказал, и все что ты имеешь в итоге — осточертевшую толстуху, что разрушает твою жизнь, да пустую бутылку на столе, из-за которой у тебя теперь будут большие проблемы.

Хей, парень, раскрой пошире глаза, что не желают видеть, и быть может я смогу очертить перспективы…

Дни, которые стали твои проклятием. Тягучие будни. Время, словно удав, проглотивший хвост — оно кажется бесконечным, бессмысленным. И работа, бесконечная, изматывающая — все, чтобы прокормить шумную ораву, что сидит на твоей шее.

Каждый вечер, ты задерживаешься на работе — сидишь за столом, чуть покачиваясь мыслям в такт, провожая взглядом уходящих домой сотрудников. Ты не спешишь — тебе просто некуда спешить. Ты сидишь до последнего, оттягивая момент, когда придешь домой, и толстая нелюбимая жена, в окружении галдящего выводка, ворча и вытирая жирные пальцы о грязный передник, выйдет тебя навстречу, чтобы забрать под свое крыло, в царство провинциальной, одуревающей скуки.

Тебе тесно в маленьком городишке, где не настолько мало жителей, чтобы знать, друг друга, но достаточно для того, чтобы некоторые из них примелькались в троллейбусе.

Перспектива прожить в этом болоте оставшиеся четыре десятка лет пугает тебя не меньше, чем мелкие детские страхи, про которые и думать забыл. Забыл до поры до времени.

Ненавистный круговорот будней и праздников.

День рождения.

Годовщина свадьбы…

Серый дождь рисует тонкими потеками на стекле. Ты смотришь равнодушно в окно.

Зима укутывает мерзлую землю белыми хлопьями снега…

Тебя не радует это. Тебе все равно…

А еще голос. Голос, что сидит где-то в глубине души. Он говорит с тобой, и с каждым разом ты все больше прислушиваешься к его словам. Голос все время с тобой. От него не спрятаться, не скрыться. Он становится сильнее и настойчивее…

Этот голос стал частицей тебя. Вернее ты стал частицей его.

Это голос существа, оставшегося в колодце, это голос тьмы…

Голос говорит тебе, что ты должен сделать, и однажды ночью ты сделаешь все, что он велит.

Тихонько пройдешь на кухню. Сядешь на табурет, и будешь некоторое время сидеть, облокотившись о стол, раздумывая о вечности. Голос скажет, что делать дальше. Глиняные шарики в пасти существа перемалывают слова, которые превратятся в действие, обретут плоть, станут явью.

— Открой стол, достань нож…

Ты сделаешь это, достанешь нож, и, не спеша, вернешься в спальню. Все, что от тебя потребуется — несколько быстрых взмахов рукой. И никто не, догадается…

— Сережа. Сереженька.

Голос затихает — слабеет. Ты удовлетворенно киваешь. Все идет так, как должно идти. В конце концов, ты уже взрослый. Пора избавляться от детских кошмаров.

Заворожено ловишь лунный отблеск на лезвии ножа. Голос ослаб, но все еще нашептывает, причмокивает…

Остается один пустяк. Так, пустая формальность — ты готов на все, лишь бы только избавиться от этого голоса. Ты сделаешь это — и существо навсегда покинет тебя, твои сны, твой разум…

Ты берешь нож поудобнее, и на цыпочках крадешься в детскую…

Сергей вздрогнул. Маленькая капелька крови скатилась по подбородку и упала на клеенку. Сергей запрокинул голову. Отец молча смотрел на него.

(Вот так парень, все будет так, как тебе привиделось, и мы оба знаем это…)

— Что тебе нужно? — прохрипел Сергей.

Отец не спеша, допил остатки водки в стакане и неожиданно, грохнул его об пол.

— Что мне нужно?!! — заорал он. — Мне нужно, чтобы ты оторвал, наконец, свою задницу от стула, и сделал то, что давно должен был сделать!!!

Сергей испуганно заморгал. Если отец и дальше будет так орать, он непременно разбудит Надежду…

— Что я могу…? — Отец не дал ему закончить:

— Ты можешь все, стоит только захотеть — все твои надежды и мечты, все чего только пожелаешь, и будет лучше для всех, (в первую очередь для тебя), если ты сделаешь это…

Сергей уставился на отца тяжелым пронзительным взглядом.

— Там, в погребе… — начал, было, он и остановился.

Отец ковырнул клеенчатую поверхность стола пожелтевшим от никотина ногтем.

— Я знаю сынок, я знаю… — спокойно ответил он. — Но быть может, стоит проверить еще раз? Прямо сейчас…

Сергей встал из-за стола. Мир сдвинулся, и это было прекрасно — стоять вот так, чуть пошатываясь, втягивая ноздрями запах паленого, смотреть как окружающее пространство начинает свой немыслимый танец.

Он пошел к выходу, нашаривая руками дорогу, больно ударился о дверной косяк. Ухватился руками за перила. Старое дерево жалобно заскрипело.

(Полегче, парень.!)

Сергей поднялся по лестнице, про себя отметив, невообразимое количество ступенек, которые пришлось преодолеть. Уперся плечом в дверь, ведущую в прихожую.

(Пора заглянуть кое-куда, навестить старых друзей…)

Одним движением сдернул циновку, и заворожено уставился на крышку погреба. Наклонился, с трудом удержав равновесие, и принялся ощупывать крышку. Там, в самом углу, где под ударами ломика отлетел кусок дерева, образовалось небольшое отверстие, в которое можно было свободно просунуть руку.

Теперь дернуть сильнее, и…

Застонали гвозди, вырываемые из некогда прочного дерева. Сергей отбросил крышку, совершенно не обращая внимания на шум, с которым та упала на пол.

— А парень этот я… — пробормотал Сергей, всматриваясь в непроглядную тьму погреба.

Луна, светящая в небольшое окошко прихожей была похожа на огромный серебряный блин, она чуть освещала комнату, отчего казалось, что в углах прячутся страшные чудовища, вот-вот готовые выпрыгнуть из своих упокоищ, чтобы наказать наглеца, осмелившегося нарушить их древний покой. Внизу же, в подполье, чернела мгла, и на миг, Сергею совершенно расхотелось окунаться в ее ночные объятия.

Он сглотнул, чувствуя, как к горлу подкатывает рвота.

(Дыши глубже парень, вот и весь секрет!)

Сергей стоял в прихожей, чувствуя, как оживает дом. Встрепенулись и запели существа, замурованные в толще его стен. Луна за окном улыбнулась, и спряталась за тучи, тьма обрушилась на него, и ее сосредоточие там, за пределами прямоугольного прохода в другой мир, показалось не таким уж и страшным.

Сергей шумно втянул ноздрями воздух. О, это блаженное ощущение, когда сдвинутый мир — лишь причудливая декорация, не более, и пускай завтра болит голова, и тугой ком стоит у горла, сейчас — лучшее из времен, когда все по силам, и нет предела взбесившимся желаниям молодого пропойцы.

(Там все — деньги и слава, золото и дорогие красотки в шелках, их соски касаются твоего разгоряченного тела, чуть царапая, а прикушенные губы блестят в ярком свете софитов, в глазах неприкрытое желание, животная похоть…)

Давай, малыш, не раздумывай, не жалей — все будет только так, как того захочешь ты, поскольку это твое время, и не трать его понапрасну, чтобы с первыми лучами солнца не оказаться в прихожей, тупо созерцая учиненный разгром, маясь бессмысленным и жестоким похмельем, и ловить неободрительный взгляд этой сучки, что вообразила себе невесть что, пытаясь, что-то сообразить своим куриным мозгом.

Тот, кто внизу не привык ждать. Вернее он слишком долго ждал, и теперь, когда до столь желанной встречи осталось сделать два шага, ответь, малыш — какого черта ты медлишь?

Давай, становись на край, так, чтобы почувствовать пустоту пальцами ног. Ты же не собираешься забираться вовнутрь, словно старик, мающийся простатой и утренним недержанием, нет — ты не таков.

Зажмурь глаза, (если это действительно поможет тебе), задержи дыхание, соберись.

И когда ты будешь готов (действительно будешь!) медленно открой свои гребаные глаза, и набери полную грудь воздуха так, чтобы тебе хватило:

Рухнуть вниз, с оглушительным криком:

— Хей-хо!!!