Богами не рождаются

Глава 1

С натугой растворив тяжелую, разбухшую от старости дверь избы, Гала выскользнула на крыльцо. Зябко переступила ногами в тонких вязаных чулках и подула на мгновенно озябшие пальцы. Торопливо набрала в чугунок несколько пригоршней свежего снега с перил и засмотрелась за ограду.

«Отчего же дедушка Онисим так долго не едет? — боязливо гадала знахарка, вглядываясь в темные контуры вековых сосен, близко обступавших ее почти по самые окна вросшую в землю хибарку, самую крайнюю в ряду крепких деревенских домов. — А если на обоз волки напали? Или чего хуже, — тут девушка поежилась еще пуще, но уже не от мороза, — Олгой-Хорхой?»

В отличие от большинства своих соседей в Великого червя Гала верила твердо. Дед Онисим, до полусмерти пугавший деревенских ребятишек своим жутко изуродованным, обожженным лицом, именовал червя чуть иначе — Уральским полозом, что, впрочем, совершенно не меняло сути дела. Как не меняло и отношения селян ко всему роду Галы, многозначительным полушепотом называемого в деревне проклятым Захариевым семенем. Раньше-то люди хотя бы Порфирия побаивались, чтя его авторитет старейшего шамана, но с тех пор как ушел он на поиски Хозяйки врат да так и сгинул бесследно, Гале с Онисимом приходилось совсем туго. Трудно сосчитать, сколько раз соседи знахарке уже и ворота дегтем мазали, и собаками ее саму травили, что, однако, вовсе не мешало им вспоминать об ее лекарском искусстве в момент крайней нужды.

«Вон как душевно толстая Семкина сноха под нашей дверью голосила, когда ейный сынок от падучей лихоманки занемог, умоляя меня ради милости Хозяйки врат спасти жизнь невинного дитяти. А энто дитя ведь, — тут девушка добродушно усмехнулась, — ворота-то дегтем и мазало». Или взять, к примеру, Якова — здоровенного деревенского кузнеца, на руках притащившего в домик знахарки свою нареченную невесту, укушенную болотной гадюкой… Три ночи не спала Гала, накладывая на ногу золотоволосой Лады припарки да мази, отбивая ее у костлявой смерти… И ведь спасла-таки первую деревенскую красавицу. После этого случая кузнец знахарку зауважал, в обиду никому не давал и сам вызвался поехать с Онисимом за лекарствами для загадочной гостьи…

Гала бурно вздохнула. Нет, нельзя допускать тревогу в душу. В обозе пять саней, да кроме богатыря Якова еще трое михеевских парней, один другого кряжистее, по гроб жизни благодарных знахарке за отца, с преогромным трудом выхоженного после страстных объятий голодной медведицы. Значит, возвернется обоз вскорости, а лекарства нынче Гале ой как нужны! Ну да молодой знахарь Ратибор, коий пользуется непререкаемым авторитетом в Выселках, соседних к Галиной деревушке Борти, на нужные лекарства не поскупится, ибо разумом его Хозяйка не обидела, да и — тут девушка зарделась как маков цвет — ладной внешностью тоже. Ой, до чего же пригож собой добрый молодец Ратибор! Ростом высок, плечами широк, талией тонок, глазами синь, а волосами рыжеват. Галин сокол ясный!.. Тут девушка, наверное, в сотый раз вспомнила, как сладко забилось ее сердечко на празднике летнего солнцеворота, когда синие глаза выселкового красавца-знахаря повстречались в первый раз с ее — карими. Побелели тогда щеки Ратибора, а потом вдруг вспыхнули ярче костра жертвенного. А Гала в тот вечер знай себе лишь все ниже клонила украшенную венком голову да кокетливо плела пушистую русую косу. С тех самых пор начал сам Ратибор в Борти заезжать, подарки привозить, а если не было на то такой возможности, при каждой оказии слал Гале поклоны. Видно, люба она ему! А еще, в этом девушка не сомневалась, попросит он по весне у деда Онисима ее руки и пришлет удалых, разбитных сватов! Девушка корила себя за нескромность, но не могла забыть, как однажды красавец-знахарь поймал ее в темных сенях, сжал в жарких объятиях и начал страстно целовать сахарными устами, называя своей незабудкой ненаглядной… От этаких мыслей Гала совсем обмерла и чуть не выронила чугунок со снегом. Благословит их брак этим летом сама Хозяйка врат! Ведь Хозяйка…

Безудержные мечты девушки неожиданно прервал тихий, болезненный стон, раздавшийся из-за двери, и знахарка, вмиг позабыв о Ратиборе, опрометью бросилась в избу.

На твердой лежанке, выстланной дорогими медвежьими шкурами, лежала ОНА. Знахарка робко приблизилась, сняла мокрую полотняную тряпицу и прикоснулась к пылающему лбу необычной пациентки. Плохо дело, потому что сжигает гостью антонов огонь, и нет от него ни спасения, ни лекарства! Одна надежда слабая теплится в душе Галы: пришлет Ратибор столетний мед диких пчел — так, может, хоть он поможет… Любой другой, попавший на место загадочной гостьи, уже давно бы умер, — но ведь это была ОНА!

Гала вздрогнула, бережно сняла с полки портрет, испокон веков хранимый в их семье и выполненный неведомым способом на древнем стекле, трепетно приблизила к больной и внимательно сравнила два лика — живой и рисованный… Без сомнения, на скромном деревенском ложе металась в лихорадке сама Хозяйка врат! И не найдешь более в целом мире второй такой красоты несказанной — ни шеи лебединой, ни кудрей золотисто-медных, ни очей изумрудных. Но Гала не завидовала ослепительной внешности своей пациентки. Подобная неземная красота вызывала у нее лишь благоговение, да еще желание спасти, излечить. Этому ее и прадед Порфирий учил: служить Хозяйке, оберегать, ибо она — залог выживания всего рода человеческого!

Знахарка смочила тряпицу холодным талым снегом и вновь положила на горячий лоб рыжеволосой девушки. Заботливо укрыла больную пушистой, теплой шкурой, села рядом и пригорюнилась. Галу с самого рождения воспитывали в осознании служения своему высокому предназначению. Пращур Порфирий на науку оказался щедр, на похвалу скуп, а на наказание — суров. Чуть что, нещадно бил хрупкие девчоночьи ладошки гибкой ракитовой хворостиной. Но Гала лишь еще крепче, еще упрямее сжимала трясущиеся от боли губы, кланялась в пояс и благодарила. Суровый прадед лукаво улыбался в сторону и добрел хмурым лицом. Гала радовала его всем: и тем, что умом пошла в знаменитую Захариеву породу, и твердым характером, и внешностью пригожей, но более всего — знаком, что сразу поняла и приняла весь смысл науки тайной: ждать Хозяйку, оберегать ее, служить ей, а когда настанет заветный час — проводить в то урочное место, где начиналась Тропа испытания, ведущая к Небесным вратам. А только узрел старый шаман знамение небесное — возликовал душой и сразу же отправился в град дальний, иноземный, Никополисом названный, ибо там ему Хозяйку и встречать предназначалось. А Гала дома осталась — ждать… Ждать, сама не ведая чего. Ведь мало ли что случиться может — то ли Порфирий вернется, то ли еще что важное приключится. Вот так ждала, ждала она и… дождалась!

Три дня уж как с той страшной ночи минуло. Девушка тогда отчего-то уснуть не могла — тоска неясная, словно предчувствие черное, душу томила. Вышла Гала на крыльцо, точно так же, как и сегодня, да подняла лицо к небу звездному, вопрошая безмолвно: отчего это деревенским охотникам и бортарям стало так трудно жить в лесах родимых? Прошедшая осень тяжелой выдалась — вода в реке ни с того ни с сего вдруг каким-то жирным налетом покрылась, отчего люди, испившие дурной водицы, начинали хиреть и животами маяться. Травы и ягоды на корню сохли, на скотину домашнюю мор напал, а зверье лесное так и норовило куда подальше схорониться. «Не иначе как настал конец света», — качали седыми головами мудрые старики. В отличие от своих наивных земляков Гала много чего знала, но предпочитала помалкивать. А то, не ровен час, услышат селяне из ее уст недоброе пророчество, да еще чего похуже, чем просто в дегте вывалять, сотворить над ней удумают, чтобы неповадно было каркать, беду призывать. А чего ее призывать-то, если она и так уже сама пришла — незваной, непрошеной? Тут, как говорится, отворяй ворота да проси о заступничестве добрую Хозяйку врат, даже если ты в нее и не веришь особенно.

Но в милость святой девы Гала верила твердо, да и ведала о ней куда поболее всех прочих, неграмотных и запуганных обитателей лесной деревни. Вот поэтому и молилась она в ту ночь Хозяйке, глядя на яркие звезды. А небо вечное возьми, как на беду, да и прислушайся к молитве молодой знахарки. Одна из звезд неожиданно приблизилась и начала неуклонно расти в размерах, принимая форму неведомого, серебристого вытянутого предмета. Гала не сдержалась и вскрикнула в голос, когда непонятное чудо беззвучно рухнуло за ближайшей заметенной снегом чащобой. А мгновение спустя во двор знахарки, на манер хвостатой кометы, стремительно упала рыжеволосая девушка, со всего маху приложившись виском об обледенелый колодезный сруб. Гала затравленной оленухой метнулась к девушке-звезде, подхватила в свои дрожащие ладони ее бледное, прекрасное, словно из хрусталя выточенное лицо и заглянула в изумрудные очи, дивясь нечеловеческой мудрости, на самом их дне плещущейся. Гостья уцепилась за Галины пальцы и прерывисто простонала несколько слов, кои и стали всему объяснением:

— Я Рыжая Ника, и мне нужно немедленно попасть к Небесным вратам! — из последних сил потребовала удивительная незнакомка, а потом погрузилась в горячечное забытье, побороть которое не хватало даже всего стократно проверенного таланта лесной знахарки.

А уж когда Гала нашла в кармане Ники карту, много раз виденную в руках прадеда Порфирия, да сравнила лик красавицы с бережно хранимым портретом Хозяйки — вот тогда девушка окончательно утвердилась в осознании того, какую долгожданную гостью послало ей справедливое, вечное небо…

Размышления девушки прервала звонкая песенка бубенцов, привешенных на дугу саней. «Едут!» — встрепенулась Гала, схватила шубейку, кинула бдительный взгляд на безмолвную пациентку и ринулась встречать обоз.

Сани выстроились в цепочку перед крыльцом. Покрытые инеем кони заморенно похрапывали, копытами били по насту, нетерпеливо выпрашивая заслуженный овес. Гала удивленно расширила глаза, пытаясь пересчитать непривычно возросшее число обозников. Первым из-под меховой полости вылез сам Онисим, вопреки своему довольно преклонному возрасту, еще крепкий и ловкий.

— Деда! — Гала ребячливо ткнулась носом в его окладистую бороду, по-домашнему благоухающую табаком и сладкой жевательной смолкой.

— Ну, ну, слезы-то зачем? — Онисим любовно провел заскорузлой ладонью по русой девичьей головке. — Ты погляди, внученька, какого я тебе гостя привез!

Но, мысленно обмирая, Гала и сама уже заметила, как вслед за дедом из саней спешно выбирался Ратибор, радостно сияя ей навстречу влюбленными синими очами.

— Незабудка моя!

Молодой знахарь крепко обнял невесту и, невзирая на присутствие посторонних, одарил долгим поцелуем. Гала конфузливо покраснела. Дед Онисим благодушно отвернулся, прикрывая кожаной рукавицей счастливо улыбающийся беззубый рот.

— А это кто такие? — оторопело спросила девушка после того, как поздоровалась с Яковом и михеевскими братьями, робко указывая пальчиком на незнакомых ей людей.

Из вторых саней гибко выпрыгнул высокий статный молодец, чудно смуглый, с черными шелковистыми локонами, волной спускающимися на могучие плечи. Его прекрасные, бархатистые карие глаза, подсвеченные золотистыми искорками, в упор рассматривали лесную знахарку. Юноша учтиво поклонился, приложив руку к сердцу.

«Вот колдовство-то неведомое! — изумилась Гала. — Вроде парень молодой, а обликом — краше любой девки!»

Кареглазый красавец со смешком зашарил в глубине саней, извлекая наружу озябшую, закутанную в меха девушку — маленькую и пухленькую, остриженную по-мальчишески коротко, и высокого сутулого мальчишку. Мальчишка, несмотря на толстый тулуп, поминутно кашлял и сморкался, гнусаво умоляя добить его из милосердия, дабы избавить от непереносимых мучений.

— А как же божественные испытания, насылаемые нам свыше? — пророкотало из других саней, и перед округлившимися глазами Галы предстал настолько дюжий человек, что рядом с ним даже богатырь Яков казался всего лишь слабой хворотьбой. — Что-то ты совсем раскис, мой благонравный друг великомученик Антонио!

— Апчхи! — покаянно отозвался простуженный послушник.

Здоровяк утробно захохотал.

— А это что за прелестная лесная дриада? — Он одним сосискообразным пальцем подцепил тонкое запястье совсем растерявшейся Галы.

— Невеста моя, лекарка местная! — молодецки подкрутил усы Ратибор. — Что скажешь, Феникс?

— Зело хороша! — восторженно одобрил великан, и девушка испуганно ощутила, как чуть сжалась в приветствии его рука, завораживая мощью перекатывающихся под кожей мускулов.

Трое последних гостей не произвели на Галу столь шокирующего впечатления. Ими оказались трое мужчин: первый — невысокий и полный, второй — настороженный и жилистый, и еще один — молодой и смазливый. Все они носили необычные, не запоминающиеся сразу имена.

— Вот это принц заморский, Алехандро его звать. — Ратибор подвел к девушке кареглазого красавца.

— Да кто же они все? — аж подпрыгнула истомившаяся от любопытства знахарка.

— Как это кто? — притворно вознегодовал гигант Феникс. — Мы друзья Ники — той, которую вы Хозяйкой врат называете!

— Их корабль упал возле самых наших Выселок, — добавил Ратибор. — Охотники их всех в лесу нашли, замерзших и напуганных, и в деревню ко мне привели.

Гале и не поверилось сразу, будто здоровяк Феникс может чего-то бояться.

— Не за себя! — гулко бухнул кулаком в грудь гигант. — Токмо за нее, за Нику нашу! Она ведь корабль на себе несла!

— Ишь ты, успел уже — нахватался словечек уральских, — похвально улыбнулся Алехандро.

Но в то, что рыжая девушка несла на себе корабль со всеми этими людьми, Гале тоже поначалу не поверилось.

— Где Ника? Что с ней? — так и сыпал вопросами Алехандро.

В его взволнованном, дрожащем голосе, а главное — во взоре золотистых очей Гала прочла нечто живо напомнившее ей о собственных мечтах про Ратибора. Девушка тут же прониклась сочувствием и пониманием.

— Болезная она, лежит у меня в избе! — всплеснула руками знахарка. — Антонов огонь ее сжигает. Одна надежда — на лекарства Ратибора!

Принц помертвел лицом.

— Веди и показывай, — строго приказал Ратибор.

Алехандро вперед всех кинулся в дом, увидел бессильно распростертую на лежанке любимую и, скрипнув зубами, припал губами к ее разметавшимся рыжим локонам. Вокруг больной суетился выселковый знахарь и вполголоса советовался с пухленькой стриженой девушкой. В углу избы, поминутно чихая и кашляя, бил молитвенные поклоны набожный послушник Антонио.

— Поднесла бы чарку напитка веселящего, хозяюшка! — отвлек Галу здоровяк Феникс, боязливо присев на скрипнувшую под его весом лавку.

— Ой, я сейчас! — гостеприимно встрепенулась девушка. — Бражки, водочки?

— Водка, бражка, огуречик — вот и спился человечек, — задумчиво бормотнул Фен. — Я думал, у вас, знахарей, всяких наливок да настоек вкусных пруд пруди…

— И впрямь была одна, на мухоморах настоянная, для чресел мужских дюже пользительная, — так и ту Яков выпил, — виновато потупилась Гала.

Гигант иронично хмыкнул:

— Благодарствую, девица, но с чреслами у меня проблем не наблюдается!

— Всем водки налей для сугрева, — устало попросил Ратибор, кулем плюхаясь рядом с Фениксом. — Плохи наши дела!

Алехандро не отходил от Ники, продолжая гладить ее спутанные волосы.

Кристина печально покачала головой:

— Лекарств нет, аппаратуры нет, интерком не работает…

— А мед? — несмело заикнулась Гала.

— Да какой тут мед! — разочарованно рубанул ладонью по воздуху Ратибор. — Умирает она! Мало того что у нее почти все кости переломаны, так и жизненные силы из нее целиком ушли — словно высосаны до капельки!

— Это все ключ от Небесных врат… — Алехандро мягко приподнял безвольную руку любимой, обличающе показывая на два серых, мертвенных кольца, украшавших ее запястья. — Через него она свою жизнь и отдала добровольно, нас спасая…

— Что делать-то будем? — задумчиво сгреб в кулак бороду дед Онисим.

— Есть одно средство, — медленно протянул выселковый знахарь. — Только уж шибко оно опасное…

— Да ты никак, парень, про Око мира говоришь! — негодующе охнул старик.

Ратибор печально кивнул.

Гала обмерла.

— Не молчи, дедушка! — умоляюще затормошил старика Алехандро. — Если есть хоть один шанс спасти мою драгоценную, я для этого самого себя не пожалею!

Остальные ничего не поняли, поэтому просто молча хлопали вытаращенными глазами. Дед Онисим нерешительно пожевал сморщенными губами, а потом, испросив взглядом дозволения у Ратибора, все-таки начал рассказывать:

— Знание сие есть древнее, тайное, простым селянам неведомое, а потому от непосвященных в большом секрете сберегаемое. Передается оно в роду нашем, Захарьевом, по наследству от отца к деду. Мне оно от шамана Порфирия досталось — жаль, что вот только силы его я не унаследовал. А Гала наша — она в него пошла…

— Но Ратибор-то откуда тогда про вашу тайну узнал? — недоверчиво хмыкнул Фен.

— Ох, лишечко! — Дед хитро улыбнулся. — У Захария много жен перебывало, оттого-то и род наш крепко на земле Уральской укоренился. А я-то уж как рад-радешенек, что дожил до вашего прихода — не исчах, не помер. Ну да я с вами, однако, в горы не пойду, ноги у меня уже не те — нет в них молодой прыти.

— Дедушка, а зачем нам в горы-то лезть понадобится? — нетерпеливо перебил Алехандро по-стариковски многословную и запутанную речь Онисима.

Но Старик не обиделся, он успокаивающе положил на плечо горячего юноши свою тяжелую, словно из доски вытесанную, ладонь и размеренно продолжил:

— Захария много по земле нашей поскитался. Бают, будто он и Врата Небес сам устроил и много тайн за ними схоронил. Да и пожил он немало, и еще вроде бы как испил он в чужой стороне зелья неведомого молодильного, силы огромные ему даровавшего. А в нашем краю нашел он в горах пещеру одну волшебную, всю изнутри хрусталем выложенную. И якобы свойства необычные хрусталь тот имеет — кости сломанные сращивает, разум уснувший пробуждает, мудрость дает нечеловеческую…

— Возможно ли это? — не поверил Алехандро, не сводя с деда загоревшегося надеждой взгляда.

— Возможно! — коротко ответил Ратибор. — Довелось мне подобное видеть, как вождей еле живых волшебная пещера излечивала и на поле брани героями великими возвращала.

— Ну, — скептично протянула Крися, — сложные ультразвуковые приборы часто монтируются на основе резонансных частот колебания нескольких пластин кварца. Хрусталь вообще обладает множеством малоизученных свойств — вспомните хотя бы мистические шары кельтских магов, медиумов и спиритов…

— Решено, — громогласно провозгласил Фен, — несем Нику в эту вашу пещеру друидскую!

Все, кроме Ратибора и Онисима, радостно закивали.

— Охма, и скор же ты, богатырь, на решения! — усмехнулся старик. — А мне вот ведомо, что не попусту лечебную пещеру Оком мира прозвали! Сама она выбирает — чем кого одарить, а чем наказать. Живал в наших местах хан один, шибко до золота жадный, а на доброту душевную — прижимистый. Прослышал он про Око мира, схватил шамана тогдашнего да и приказал отвести себя в пещеру…

— И что? — испуганно выдохнул Алехандро.

— Не отказал ему шаман, — удрученно покачал седой головой Онисим, — знал, что воздастся хану по заслугам. Нашли через пару дней ханские слуги труп своего господина, обугленный, как головешка…

— А твое лицо? — спросила Кристина. — Тоже таким от пещеры стало?

— Нет, — небрежно отмахнулся старик, — полез я однажды туда, куда соваться не следует. Молод был да глуп. Не своим путем пошел. — Онисим надолго замолчал, а затем встал, подошел к Нике и приблизил свечу к ее шее, на которой висели рядышком рукоятка от кинжала Зуб дракона и серебряный свисток из усыпальницы Рыжих жриц. — А вот ей ее путь давно ведом. — Старик ласково прикоснулся пальцем к нежной щеке больной девушки. — Выздоравливай поскорее, Хозяйка врат!

Алехандро сидел на припорошенном снегом крыльце избушки, усиленно делая вид, будто приводит в порядок лезвие своей рапиры, а по правде — с любопытством присматривался к возившимся среди сугробов Фениксу и Антонио. За время, прошедшее с начала путешествия, мальчишка-послушник заметно вырос, раздался в плечах и возмужал, но в некоторых вопросах по-прежнему оставался наивным до неприличия. Вот и сейчас, творчески самореализуясь под чутким руководством проказливого штурмана, Антонио старательно лепил из снега нечто кривобокое, весьма смахивающее на карикатурно пышную женскую фигуру.

— Эй, Микеланджело местного разлива, — виконт метко запустил снежком в трудолюбиво сгорбленную спину кардинальского воспитанника, — что это ты там такое изваял? На Кристину вроде не походит!

— Упаси меня святая Ника, чтобы эта кривая образина хоть чем-то напоминала прелестную Крисю, — немного виновато откликнулся мальчишка. — Просто господин Феникс сказал, что для тех, кто не умеет клеить девушек, последний шанс чего-то добиться — слепить снежную бабу!

Алехандро восторженно хохотнул. Простодушный Антонио, конечно, не уловил тонкой игры слов «клеить — лепить», которой блеснул шутник-штурман. Право же, слишком часто наследнику казалось, что за грубоватыми опусами могучего штурмовика скрывается недюжинный ум, впрочем напрочь отрицаемый самолюбивым Аймом. Залог успешной работы любой команды — подобрать в нее людей, обладающих совершенно несхожими склонностями и темпераментами. Результат операции напрямую зависит от большого числа мнений и вариантов развития событий, выдвигаемых членами команды, плюс такому звену позарез требуется авторитетный лидер, умеющий объективно анализировать полученные версии. Теперь Алехандро понимал, по какому именно принципу формировали экипаж «Ники». А вот по части клеить девушек… Виконт насмешливо подмигнул нескольким деревенским красоткам, через ветхий забор неотрывно и жадно наблюдающим за здоровенным штурманом, специально красующимся в одной легкой рубашке. А мороз-то на дворе нешуточный… Алехандро потер перчаткой покрасневший кончик носа.

— Шо, змерз, Маугли? — сардонически улыбнулся Феникс, кулаком проламывая свежий ледок, затянувший поверхность бадьи с водой.

— Да не май месяц на дворе, однако, — отшутился виконт, безоговорочно признавая превосходство закаленного штурмана.

— Неужто? — делано изумился штурман, с фырканьем выливая ледяную воду на свою разгоряченную голову. Даром он, что ли, полчаса демонстрировал приемы карате, мастерски делая вид, будто совсем не замечает восторженно поохивающих селянок, плененных его удалью. От волос богатыря немедленно повалил теплый пар. Девки восторженно завизжали. Феникс скинул мокрую рубаху, сладко потянулся могучим торсом и, накинув на голые плечи тонкий кафтанчик, присел рядом с виконтом.

— Ты зачем над послушником изгалялся? — заинтересованно спросил Алехандро.

Штурман покосился на друга темным глазом, в котором так и прыгали смешинки:

— Робок больно твой послушник! Не знает, дурень, как к девке подступиться, — а Кристина уже истосковалась вся. Замуж ей пора… — Он вытянул из стоявшего на крыльце плетеного туеска тонкий ломтик копченого сала и принялся задумчиво жевать, щурясь на поблескивающие в солнечном свете льдинки.

Алехандро отложил рапиру и неодобрительно уставился на штурмана:

— А ты, как я погляжу, по женской части спец!

Феникс многозначительно хмыкнул:

— А ты, типа, нет?

— А может, ты и к Нике лыжи вострил? — не унимался ревнивый виконт.

Штурман хотел привычно отшутиться, но, увидев раскрасневшееся лицо наследника, понял, что разговор принимает далеко не шуточный оборот:

— Охолони, друже! — Он сильно хлопнул виконта по плечу. — Горячий ты зело, кровь у тебя южная — так и бурлит! Я ведь Нику чуть ли не с пеленок знаю, она мне заместо сестры родной. Да и не ее я поля ягода. Ей принц нужен! (При этих словах, Алехандро громко выдохнул и расслабился.) Мне вот сестричка твоя шибко в душу запала. — Уголки губ Феникса лукаво поползли верх. — Коли все образуется, то к ней свататься стану. Она хоть и не семи пядей во лбу, но душой чистая и светлая. Хорошая из нее подруга получится!

Алехандро взволнованно отвернулся, донельзя обрадованный мнением мудрого штурмана относительно его младшей, любимой сестренки.

— Не грусти, прынц заморский! — поддразнил Фен. — Выкарабкается твоя ненаглядная. Она еще в Школе такой упрямой стала. Не гляди, что тонкая да чувствительная, зато внутри у нее — чистейшая сталь. Лоза вон тоже хрупкая, все гнется-гнется — а не ломается…

Виконт хотел о чем-то спросить, но встретил пристальный взгляд расширившихся зрачков друга, пытливо смотревших в упор, и тут же забыл заготовленный вопрос. Ни капли обычной дурашливости не сквозило в тот момент в проницательном взоре штурмана.

— Зачем же ты так? — с упреком спросил наследник. — Зачем зачастую дураком себя напоказ выставляешь? Вот поэтому Айм и не считается с тобой вовсе!

По губам Феникса бродила непонятная усмешка.

— Не считается, говоришь?.. — чуть насмешливо протянул он. — Да и нехай с ним, ибо наш толстяк умен, но себе же на беду — самоуверен излишне. Может зарваться, и тогда самое милое дело его не тычком, а шуткой невинной на место поставить.

Алехандро потрясенно вылупил глаза, никак не ожидая от грубоватого штурмана настолько глубокого понимания человеческой психологии.

— Оно ведь как в жизни случается, — спокойно продолжал Фен, — это только детство кулаками машет — с несправедливостью вокруг себя борется. А зрелость — та поумнее будет, она в драку попусту не лезет, но учится к миру приспосабливаться, преуспевать в нем. Вот только взрослеем мы все в разное время… Посему Аймушка наш — еще дитя малое, вроде умен-благоразумен, а чуть что — сразу на манер страуса голову в песок прячет, не замечая, как беззащитная задница снаружи остается…

Виконт заинтригованно поднял тонкую бровь:

— А Ника?

— Ника-то, — со вкусом обсосал кожицу от сала штурман, — добрая она лишку, в ущерб и себе, и задаче глобальной. Умная, сильная, надежная — но добрая, аж до одури! Она и нас бросить не может, и всех остальных спасти хочет. Вот и рвет себе душу, а ведь не божье это дело вовсе — души-то слушаться!

— Это как? — не понял Алехандро.

Феникс разочарованно вздохнул и вразумляюще постучал свиной шкуркой по смуглому лбу виконта:

— Спокойнее свой божий путь ей вершить надобно, на всякие мелочи не размениваться, за каждого человека не хвататься. Ради тысячи спасенных небось можно десятком-то убиенных и пожертвовать!

— Нами, что ли? — оторопел Алехандро. — Не сможет она…

— Вот этого я и боюсь! — помрачнел Феникс. — Знаешь, что случается с богами, которые парой людишек пожертвовать не умеют?

— Что? — всем телом содрогнулся виконт, интуитивно предугадав ответ.

— Собой они за это расплачиваются! — хмуро закончил штурман. — Вот что.

Алехандро сник и погрустнел.

— Брось, друже, авось еще и обойдется! — уже в привычной своей задиристой манере выражаться ободряюще гаркнул Феникс. — Где там этот наш деревенский знахарь-богатырь затерялся? Вроде бы он обоз снаряжать пошел, чтобы Нику в горы везти… Признаюсь по секрету, уж шибко он мне по всем статьям молодецким дерево одно экзотическое напоминает, на бабо… начинающееся… — Феникс игриво подмигнул.

— Баобаб! — подсказал начитанный виконт.

— Во-во, баболюб он и есть настоящий, — скабрезно осклабился штурман. — Тоже по части девок наш Ратибор не дурак оказался, от меня не отстает. Помнишь, как он вчера перед спелой мельничихой соловьем заливался — я, мол, все умею, снимаю порчу с любой бабы…

— Баб снимаю. Порчу, — в голос расхохотался Алехандро. — Он, как и ты, по женской части ценитель, а невеста у него — словно яблочко наливное.

— Ну он-то, может, и ценитель, а я — гурман! — самоуверенно подвел итог Феникс, поднимаясь на ноги. — Вон нам дед Онисим от ворот машет зазывно. Ну, значит, поехали уже!

Горный снег, белый и крупнозернистый, слепил глаза. Меньше чем за час пути у путешественников возник острый зуд под веками, вызывавший нестерпимое желание потереть, почесать взбунтовавшиеся органы зрения. Самые недисциплинированные — Антонио и Айм — так и поступили, неосмотрительно проигнорировав строгие запреты заботливого Ратибора, отчего им, естественно, стало только хуже. На ближайшем привале знахарь наложил на глаза приболевших гостей мешочки с какими-то травами, а потом выдал всем деревянные очки с узкими прорезями вместо темных стекол. Надевая это кустарное убожество, Феникс долго ворчал, вспоминая оставленные на звездолете любимые солнцезащитные «Полароиды», но ничего не поделаешь — пришлось смириться. Узкая обзорная щель при наличии некоторой тренировки почти не сужала кругозора, надежно оберегая глаза от солнечных лучей, отраженных девственным снегом.

А Алехандро на снег и вовсе не смотрел… Через узкие прорези очков он неотступно наблюдал за застывшим лицом любимой, кажущейся такой хрупкой на фоне укутывающих ее собольих мехов. Но, невзирая на его мысленные призывы очнуться, девушка оставалась неподвижной. Ратибор время от времени подходил к саням, везшим Нику, и заботливо брал ее за истончившееся запястье, отслеживая еле слышимую ниточку пульса. Недовольно качал головой, враждебно косился на тусклые браслеты, мертвой хваткой обхватившие руки больной, но снять их даже не пытался. Алехандро часто наклонялся к розовому ушку, скрытому средь густой чащи пышных рыжих кудрей, нашептывал тысячи милых глупостей и слов любви, пылко целовал холодные губы, но — увы, ненаглядная не отвечала. Ника не желала поднимать своих длинных загнутых ресниц, лежавших на бледных щеках, так разительно напоминая теперь мумию Влада Цепеша, что у виконта сердце обмирало от тревоги. Знать бы, каким богам молиться за любимую, да и остались ли еще в этом мире боги сильнее нее? Он отмечал, как устрашающе ввалились ее нежные щеки, заострился точеный носик, черные тени легли на влажные виски, и понимал — смерть рядом. Стоит, недобрая, возле его любимой, затаила дыхание и поджидает — как бы отплатить Рыжей за все: и за силу ее огненную, и за дружбу кракена, и за разбуженных Крылатых богов, и за усмиренный песчаный смерч.

«М-да, много чего хорошего за Никой накопилось — того, чего не прощает ревнивая судьба-злодейка…» — И Алехандро с неумолкающей тревогой вновь и вновь вспоминал недавнее пророчество Феникса.

На третьи сутки пути они достигли высокой одиночной скалы, в противовес всем другим горам не носившей щедрого снегового покрова. На высоте полуметра над землей зиял узкий вход в пещеру. Алехандро сунул голову внутрь и поспешно зажмурился. Пол, стены и потолок естественного округлого грота покрывали крупные кристаллы горного хрусталя, блиставшие сполохами холодного многоцветного пламени, словно застывшая радуга плавно перетекала из камня в камень, рождая тени неясных картин, отображающих прошлое и будущее. И при желании чего только нельзя было увидеть в этих отблесках: и небо с облаками, и бурную реку, и густой лес…

— Понял теперь, почему сию пещеру называют Оком мира! — подчеркнул интонацией Ратибор.

Наследник безмолвно кивнул.

Крися с Аймом тоже заглянули в грот и торопливо отошли, почтительно бормоча что-то про энергетические потоки и усиливающие их природные линзы.

Нику бережно внесли в пещеру и положили прямо на голые кристаллы, укрыв лишь тонким покрывалом. Алехандро опечалился: «Каково же это ей — лежать на холодном да остром?» — но Крися зашипела разгневанно: «Так и надо, контакт, массаж…» Виконт покорился. А что ему еще оставалось?

Два богатыря — Феникс и Ратибор — завалили вход в пещеру огромным валуном.

«Словно заживо ее погребли…» — неприятно царапнуло по сердцу наследника.

— Что же мы теперь делать станем? — спросил он Галу, хлопотавшую у костра.

— Ждать! — вместо невесты коротко бросил Ратибор, раскатывая меховой спальник поверх уложенных на снег еловых лап. — Три ночи ждать чуда. Ждать и надеяться!

Первой пришла боль. Жестоко вырвала меня из убаюкивающих объятий милосердного, предсмертного сна. Выгнула дугой тело, заставляя кровь жарче струиться в онемевших, атрофировавшихся конечностях. Вгоняла раскаленную иголку под каждый ноготь, а затем — в каждый пальчик, в руки и ноги. Сращивала порванные сухожилия, наживляла новые мышцы, восстанавливала кости. Исцелила отбитую селезенку и сломанный позвоночник, залатала пробитый череп и вынула осколки костей, пронзившие легкие. Филигранно возродила сгнившие нервные окончания, до этого сухие и почерневшие. Я сделала первый робкий вздох и открыла прозревшие глаза…

На вторую ночь возникло восприятие. Кристаллы показывали мне тысячи чужих миров, находящихся далеко за пределами известных нам галактик. Я еще не понимала — кто я, но послушно, как губка, впитывала открывающиеся мне знания. Я постигла технологии давно ушедших цивилизаций и языки инопланетных народов, тайны тибетской медицины и подлинное происхождение строителей гигантских пирамид страны Та-Кем, чаще называемой Египтом. Химия, богословие, теология, астрономия и ядерная физика непрерывно сменяли друг друга ярким калейдоскопом. К моему обновленному, безукоризненному телу прибавились изощренный ум, мощный интеллект, невероятная интуиция и холодный прагматизм. Душа отсутствовала. Я стала безликой машиной, самой совершенной на свете.

А на третью ночь появились они… Трое старцев, даже внешне схожих между собой, словно близнецы-братья. Убеленные сединами, одетые в развевающиеся, свободные, ангельские одежды. Мудрые, голубоглазые и добрые, как родные дедушки. Они окружили меня, обняли слабыми руками и поцеловали иссохшими губами, а я с восхищением и благодарностью приняла их бесценный дар — дар осознания самой себя. Я вспомнила все произошедшее со мной и узнала их, дорогих моему сердцу друзей — шамана Порфирия, крылатого Хизли и директора Захарию.

— Браво, капитан! — беззвучно хлопнул в ладоши директор. — Вы не только оправдали все мои надежды, но совершили подвиги, достойные если не богов, то, по крайней мере, титанов!

— Ах, господин Финдл, — это всецело ваша заслуга, ведь вы и в Школе любили загадывать нам различные загадки и ребусы, — скромно потупилась я.

— Ну и начудил же ты, дружище! — покачал лысой головой Хизли. — Совсем замучил нашу милочку со своими пророчествами.

— Неужели это еще не все? — с нехорошим предчувствием испугалась я.

Старики проказливо захихикали.

— Твой путь к Вратам только начинается, — предупредил шаман.

— О, боги милосердные, спасите меня! — Я измученно подняла глаза к хрустальному своду пещеры.

— Каким богам ты молишься? — удивились все трое.

— Ну, есть же в этом мире какая-то высшая сила! — окончательно растерялась я.

Хизли хихикнул — на этот раз неприкрыто злорадно, директор нахмурился, а Порфирий разочарованно всплеснул руками.

— Вот тебе раз, учили-учили ее — и все насмарку! — ненатурально расстроился Захария.

— Нелегко постигать себя! — укорил его шаман, видимо, более снисходительный к моим промахам.

— Еще не поздно правильно оценить свою душу, — успокоил меня техасец. — Было бы желание…

— Иди! — Директор повелительно простер руководящую длань. — Кому много дано, с того много и спросится. Ты не поняла косвенных намеков, значит, нам придется учить тебя прямо и грубо, как котенка тыкая мордочкой в совершенные ошибки и промахи!

— Куда тыкая? — еще пуще испугалась я. — В лужу?

Но видения не ответили, истончаясь, тая на глазах и превращаясь в легкую дымку…

А в следующее мгновение по ушам резанул громкий, пронзительный вой, грубо выбрасывая меня в реальный мир…

— Помогите, верните мою прелесть! — отчаянно голосил Антонио, хрипя и срываясь на визг.

Я вздрогнула и протестующе вытянула перед собой руки, намереваясь оградиться от этого дикого крика, сворачивающего мои внутренности в один встревоженно пульсирующий комок, выедающего душу и выгрызающего мозг. Случайно заметила браслеты на своих запястьях, полыхающие переливающимся пламенем, ярким как никогда. Первым же небрежным щелчком не то чтобы отвалила тяжелый камень, плотно закупоривающий вход в пещеру, а просто разнесла его в облако мелких осколков, мысленно переживая — лишь бы никого снаружи не задело. И вывалилась на склон горы такой, какой лежала в хрустальной пещере, — в одной развевающейся на ветру просторной полотняной рубахе. Неприбранная и непричесанная, пошатывающаяся на подгибающихся от онемения ногах, вмиг ставших чужими и непривычными, с вытянутыми вперед дрожащими пальцами. Не поймешь кто: то ли упырь, из домовины выбравшийся, то ли ведьма, из гроба восставшая. Под моими босыми ногами дымился, таял снег, а на свежих прогалинах тут же буйно пробивалась молодая зеленая трава. Оттолкнув окаменевшего Феникса, замершего с топором в руках, я мельком хмыкнула в перекошенное лицо Айма и улыбнулась, постаравшись сделать это как можно нежнее, обомлевшему Алехандро. Судя по тому, что любимый мужчина вдруг глухо застонал и обморочно повалился на спину, улыбка мне не удалась. И наконец, я налетела на источник нечеловеческого вопля…

Богобоязненный послушник Антонио, распластавшись в сугробе и судорожно обнимая неразлучный том священного Писания, голосил с силой, неожиданной для столь хилого горла. Он орал так, как не кричат даже пытаемые на дыбе смертники, и всем сразу становилось понятно — мальчишка лишился чего-то важного, более ценного для него, чем сама жизнь или спасение собственной души.

Я взметнула руку, желая извлечь Антонио из снега, но не рассчитала мощности своего энергетического импульса. Мальчишку выдернуло из ледовой норы, подняло на метр в воздух, перевернуло и швырнуло в соседний сугроб.

— Демоны! — взвыл ушибленный и до заикания перетрухнувший послушник.

— Где? — взвился рыжеватый незнакомый усач.

— Кто? — молодецки гаркнул Феникс, поднимая увесистый топор.

— Хозяйка врат! — бухнулась на колени миловидная девушка, обнимая мои ноги.

— А, черт! — Я поскользнулась на сотворенном мной же ледке и метко приземлилась на девицу, к счастью довольно мягкую на ощупь.

— Картина маслом — явление Христа народу! — многозначительно обобщил ехидный Айм.

Риф и Рей поднимали едва пришедшего в сознание Алехандро.

— Помогите, украли! — еще громче заверещал послушник, выползая из сугроба и на сей раз обращаясь явно ко мне.

— Да что у вас тут вообще происходит? Не дали мне, понимаешь, помереть спокойно… — визгливо гавкнула я.

— Умереть?

Виконт вновь попытался закатить глаза, но Фен с воплем: «Хватит уже миндальничать», — отрезвляюще стукнул его кулаком по макушке. Глаза моего милого плавно съехались к переносице, и он вяло обмяк на руках Рея и Рифа. Мушкетер посмотрел на штурмана укоризненно.

Я наконец-то оторвала от себя цепкие пальчики симпатичной девушки:

— Что у вас тут за выезд дурдома на природу? И где Кристина?

— Так вот я об этом и говорю! — Антонио полз на четвереньках, горестно мотая головой и волоча за собой порядком измочаленную антикварную книгу. — Украли нашу Крисю!

— Кто посмел? — вызверился Феникс. — Урою козла!

— Так, — я устало опустилась на чью-то лежанку, — давайте-ка с самого начала и поподробнее!

— Уйдут же, гады! — заколотился в истерике послушник.

— От меня не уйдут! — насупленно пообещала я.

Ситуация оказалась такова — Антонио с Крисей отошли чуть в сторону от лагеря, преследуя цель незаметно справить некие естественные физиологические надобности организма. К прискорбию, отнюдь не те, на которые скабрезно намекнул бесстыжий штурман, выразительно поигрывая густыми бровями. Мальчишка скромно отвернулся и спустя секунду услышал испуганный возглас девушки. Оказалось, что пятеро здоровенных парней, имевших донельзя неопрятный вид и одетых в шкуры, нагло умыкнули нашу биологиню прямо из-под невысокой сосенки, призванной укрыть Крисю от любопытных взоров. Подхватив на руки визжавшую девушку, похитители бросились к ближайшему лесочку, пропахивая нетронутую целину не хуже мощных снегоходов… Вот это событие и стало причиной заполошных воплей послушника. Попутно меня просветили по поводу всего случившегося с момента падения прогулочного бота и моего эффектного приземления прямиком во двор знахарки Галы, оказавшейся правнучкой достопамятного шамана Порфирия. Я только головой вертеть успевала, поворачиваться то к одному, то к другому рассказчику, наперебой излагавшим подробности, достойные пера Фенимора Купера или Майн Рида.

— Вот так-то, Хозяйка! — важно подытожил знахарь Ратибор.

— В целом мне все ясно, — откликнулась я, мысленно быстренько слепив воедино все описанные события. — Мне непонятно лишь одно: кто и зачем украл Кристину?

— Ну понятно же, зачем! — пошловато намекнул Феникс.

Антонио горестно взвыл, обеими руками вцепившись в свои и так-то не слишком пышные волосы. Ратибор смущенно откашлялся, Гала краснела и помалкивала.

— Да есть тут у нас орава лихих людишек, — смущенно повинился знахарь, — Свободными охотниками прозываются. Несколько мальчишек от родительских рук отбились. Сбежали в лес, землянок накопали и зажили по своему разумению. Охотятся, орехи да грибы собирают, меха по осени на торжке сбывают. Ну озорничают, знамо дело. Запросто могут зазевавшейся бабе юбку на голову завернуть. Одно слово — беспутные!

— А тут-то они что по холоду делали? — удивилась я.

— Так зимой самая знатная охота, мех у зверья зело густ и пушист, — компетентно пояснил Ратибор. — На песца, видать, охотились!

— На писца, говоришь! — с угрозой протянула я, вспомнив, в какой щекотливой ситуации подловили стеснительную Кристину. — Вот поймаю я ваших охотничков — такого писца им покажу!

Антонио смотрел на меня с надеждой.

— Ты знаешь, где точно лагерь похитителей расположен? — спросила я у знахаря.

Ратибор кивнул и указал в сторону леса.

— Веди! — приказала я.

Провинившиеся охотники, оказавшиеся всего лишь сборищем неухоженных мальчишек возрастом не старше семнадцати лет, улепетывали долго и отчаянно. Старательно путали следы, петляли, уводя нас то к чуть замерзшему болотцу, то к унылой каменистой гряде. Но их ухищрения попали втуне — я не отставала, прекрасно обходясь без четко видимого следа, чутко — лучше любой охотничьей собаки — улавливая тончайшие энергетические колебания, присущие каждому живому существу. Мальчишки упорно тащили завернутую в шкуры Кристину, бросив девушку только через десяток километров. Видимо, лишь тогда, когда уже совсем вымотались и приуныли. Я торопливо развязала попискивающий меховой кулек:

— Крись, ты жива?

— Ника! — повисла у меня на шее подруга. — Солнце мое рыжее!

Мы счастливо расцеловались, после чего девушка перешла в подрагивающие от переживания руки Антонио.

— Отступилась бы ты, Хозяйка! — попросил Ратибор, подразумевая, что пора бы мне позабыть про незадачливых похитителей, благо Кристину они не успели и пальцем тронуть, а уж тем паче — чем-то другим.

Но я заупрямилась, сама не понимая почему.

— Все равно догоню! — сердито рыкнула я, видимо, из извечной женской солидарности за все неправедно задранные подолы. — И отметелю показательно, дабы впредь неповадно насильничать стало. А коли вы устали, так я она дальше пойду.

Друзья возмущенно зароптали, отказываясь отпускать меня на очередные авантюры в одиночку.

— Место здесь худое! — поджал губы Ратибор. — Загнала ты песцовых охотников на Охранную гряду, за которой тропа к Небесным вратам начинается. Никто сюда соваться не отваживается. Дед Онисим один раз забрел — так вернулся еле живой, обожженный весь, едва-едва его Гала выходила.

— Почему обожженный-то? — подивилась Кристина, пожалуй, к моему великому изумлению, даже весьма довольная своими приключениями. Зато теперь моя подруга получила обоснованный повод горделиво задирать нос, красуясь перед по уши влюбленным в нее Антонио. Вон, мол, какая я роковая девушка — меня мужчины крадут, в меха бесценные заворачивают. Так что цени меня теперь, дурень, и люби до гробовой доски!

— Олгой-Хорхой охраняет подступы к Вратам, — тоненько подсказала Гала из-за широкой спины жениха, — и никого в оное место заповедное не пускает, клубами огня отгоняет!

— Кто? Червь из фантастического романа… — икнув от недоверия, начала я.

Но низкий, утробный рев неожиданно гулко раскатился над горной грядой, эхом отражаясь от огромных валунов.

— Нарвались… — стиснул зубы враз заробевшийРатибор.

Глава 2

Вам приходилось когда-нибудь жалеть своих друзей, переживать за их благополучие, бояться за них? Думаю, что каждый из нас, имеющий близких людей, знаком с подобным чувством. Если в беду попадает друг, то слишком многое, до сих пор надежно скрываемое в тайниках твоей души, выплывает наружу. Тогда отбрасывается прочь трезвый расчет и отметаются любые колебания, теперь уже не имеют значения деньги и прочие материальные ценности, срываются защитные маски, забываются роли и приоритеты. Подобная страшная беда превозмогает все, особенно в том случае, если становится общим несчастьем, общим горем. Мы — люди, и именно умение сопереживать, сострадать близкому или более слабому отличает нас от примитивных животных. Именно поэтому так уместно смотрелись в момент волнения и топор Феникса, и обморок Алехандро, и слезы Антонио. То были переживание и радость, причем не за себя, а за меня, за их близкую подругу. Помнится, еще в нашей школьной бытности Учитель внушал мне одну немудреную истину: пожалеть поверженного противника способен и враг, чтобы подчеркнуть свое великодушие и превосходство, а вот друг является подлинным только в том случае, если он не поддается зависти, а умеет бескорыстно радоваться твоим удачам — не меньше, чем своим собственным. Друг и жалеет, и радуется за тебя, и переживает горе вместе с тобой. На то он и друг!

А можно ли пожалеть врага? Не припомню, чтобы нечто похожее водилось у всемогущих богов, все равно каких — египетских, греческих, римских. Да, нужно воздать им должное — боги умели проявлять снисхождение. Но прощать… Нет, на подобные эмоции они не разменивались, а при каждом удобном случае мстили, причем мстили жестоко и безжалостно, мстили за каждый проступок и каждую мелочь, даже не предоставив провинившемуся малой толики времени, чтобы раскаяться и измениться. Они мстили людям за зависть, за гордость, за трусость, за самолюбие, за глупость и за похоть. А ведь если разобраться — все это привычные, распространенные, сплошь и рядом встречающиеся человеческие слабости. Хотя можно подумать, боги сами не грешили точно таким же образом… Грешили, еще как грешили. Просто зачастую то, что скрываешь в самом себе, ты начинаешь рьяно клеймить в том, кто слабее других или зависим от тебя. А называется это неприглядное качество весьма некрасивым словом — лицемерие. Искорени порок первым, пока тебя не заподозрили в том же, не выявили ту гнусность, коей привержен ты. Вот так, боясь утратить свой высокий статус, боги стали лицемерными и безжалостными. Опасаясь критики, боги стали необъективными. Для них существует всего лишь два мнения — их личное и неправильное. Считается, что бог всегда справедливо взвесит деяния человека и воздаст ему по заслугам. Но где гарантия того, что бог рассуждает беспристрастно? А вдруг богу не глянутся твои веснушки, рыжие волосы или плебейский нос картошкой? Поэтому нередко случается так — мы буквально из кожи лезем, совершаем кучу благих дел, а в ответ слышим очередную высокомерную сентенцию: «Ну не нравишься ты мне, мужик, не нравишься, и все тут!» — изреченную придирчивым небожителем. Ох, как часто торопились предусмотрительные герои древности заручиться поддержкой какого-нибудь ленивого обитателя Олимпа, чтобы с его помощью завоевать Трою, украсть красавицу Елену или отчебучить нечто покруче. А самим-то, без страховки, без божьего промысла и шулерской подтасовки судьбы — слабо, что ли, оное содеять? Выходит — слабо! М-да, в одиночку, пожалуй, только авгиевы конюшни и удается вычистить, да и то лишь в том случае, если ты ведешь свой род от какого-нибудь хоть завалящего, но бога! А простому смертному, значит, в жизни вообще ловить нечего? Вот поэтому-то и стремятся все смертные стать похожими на богов — научиться быть такими же холодными, капризными, ждущими поклонения. Но может ли подобный эгоистичный бог простить врага? Не наказать, не добить — просто помочь, понять и простить? Сомневаюсь… Ибо слишком уж сие бескорыстно: сделать врага другом! А зачем богам друзья? Боги — самодостаточны, одиноки и несчастны. Боги — не люди…

Чем дальше заводил нас жизненный путь, тем сильнее я понимала — меня форсированно готовили на роль божества, насильно навешивая на спину крылья и сантиметровыми гвоздями приколачивая на голову золоченый нимб. Но, признаюсь как на духу, мне все меньше и меньше хотелось становиться богом…

Наверно, поэтому я и не позлорадствовала, увидев морально сломленных песцовых охотников, со всех ног бегущих обратно, прямо на меня. Лица мальчишек — худые и грязные — красноречиво отображали крайнюю степень охватившего их ужаса. Первый из них отчаянно размахивал обожженной, покрытой волдырями рукой, а другой — с трудом приволакивал травмированную ногу, и мне стало искренне жаль тех, кого всего лишь минуту назад я мечтала наказать и проучить. Я поняла: негодные мальчишки столкнулись с кем-то опасным, с кем не смогли справиться сами, и посему — стремглав бросились за помощью к своему недавнему врагу, рассчитывая на помощь и милосердие. И я уже не смогла отказать им, несмотря на всю неблаговидность их прошлых поступков. Возможно, это было совсем не по-божески — помогать злодеям, но, кажется, очень по-человечески!

— Спаси нас, великая! — повалился мне в ноги один из охотников, запыхавшийся и измученный быстрым бегом. — Он сожрет, испепелит всех!

— Кто? — Я участливо протянула руку, помогая мальчишке подняться с холодной земли.

— Олгой-Хорхой! — лепетал несчастный беглец.

— Я вас предупреждал! — напомнил рассудительный Ратибор. — Нужно уходить, пока не стало слишком поздно, если наша жизнь нам еще дорога…

— Но мы же искали именно Небесные врата, — храбро усмехнулась я. — А по вашим легендам, чудовище охраняет это самое место. Я полагаю — глупо отказаться от того, что само плывет к нам в руки!

— Можно поискать другую дорогу, — предложил Феникс. — Более безопасную, хотя, надо ожидать, и более длинную…

— Поздно! — Алехандро встал рядом, прижимаясь ко мне своим крепким, надежным плечом. — Смотрите!

Мы взглянули…

Массивные базальтовые валуны, венчавшие горную гряду, вдруг легко взмыли в воздух и с грохотом рухнули возле нас, осыпав дождем мелких осколков. Ратибор покачнулся и шагнул назад, мальчишка-охотник с визгом присел на корточки, закрывая голову трясущимися руками. Но Алехандро и Феникс стояли непоколебимо, с двух сторон подпирая меня, подобно мраморным атлантам, удерживающим небесный свод. Я улыбнулась, довольная пройденной нами проверкой: ведь наша дружба оказалась сильнее страха за собственную жизнь. Алехандро повернул ко мне совершенно спокойное лицо, и мы обменялись понимающими взглядами.

— Что бы такое к нам ни приближалось — я не струшу, не побегу и не брошу тебя! — торжественно пообещал любимый.

«Ну и зачем нам боги?» — мысленно спросила я себя.

И откуда-то из глубины моего подсознания до меня долетел ехидный, удовлетворенный смешок Захарии Финдла.

Над камнями взметнулась чья-то огромная, обтекаемой формы голова, сильно напоминающая змеиную: плоская и широкая, покрытая крупной золотистой чешуей. Два кроваво-красных глаза злобно уставились на отступников, осмелившихся нарушить границу запретной территории. Раскрылась пасть, усеянная десятками мелких, загнутых внутрь зубов, но вместо языка из глотки чудовища вырвался столб пламени, докрасна раскаляющий обломки скал. Я вытянула вперед напряженные ладони, выставляя энергетический щит, по которому пламя стекало бессильными вспышками, превращаясь в клубы тумана и хлопья пепла. Чудовище разгневанно взревело, и из-за скал взвился его толстый хвост, играючи подбрасывающий следующие валуны. Я прикрыла друзей созданным мною силовым куполом, предоставив каменному граду бессильно барабанить по его радужным стенам. Но тварь не сдавалась… Медленно, метр за метром, она вытягивала из камней свое гигантское тело, укладываясь бесконечными кольцами на вершине горы. Он выглядел как змей или чудовищный червь-переросток, и теперь я опознала — мой противник один в один походил на неведомых существ, изображенных на фресках в усыпальнице Рыжих жриц. На тех, кого приручили и оседлали отважные Всадницы… Змей поднял голову и всем ее немалым весом ударил по моему силовому щиту…

Я даже глазом не моргнула.

— Кто ты, безрассудная женщина? — проскрипел в моей голове механический голос, безусловно принадлежавший червю.

— Всадница! — дерзко ответила я вслух. — Разве ты меня не узнаешь?

— Невозможно, — не поверил голос, — последние Всадницы ушли в небытие много лет назад. С тех пор разум наш угас, а жизнь — утратила высшую цель…

— Какую цель? — поинтересовалась я.

— Ты принадлежишь к породе смертных людей, — рокотал змей, — пусть и обладаешь непонятной мне силой. Мне нет до тебя никакого дела…

— Ошибаешься! — Я вынула серебристый свисток, ранее принадлежавший жрицам, и поднесла к своему рту. Я помнила наизусть то странное четверостишие, написанное на одной из надгробных плит, и сейчас я собиралась вдохнуть искру утраченного разума в тело червя. Я приложила свисток к губам и дунула…

Звонкая трель мелодично поплыла в чистом, морозном воздухе. С треском лопнул мой силовой щит, а услышав звук наследия жриц, еще два червя, немного уступающие размером вожаку, торопливо выползли из-за гребня скал…

— Всадница! — радостно приветствовал меня большой змей. — Ты вернулась! Приказывай, ОХ номер тридцать два, рад служить человеку из расы создателей.

— ОХ? — непонимающе удивилась я. — Олгой-Хорхой?

— Нет, — недовольно повело головой существо. — Так меня назвали местные дикари. Я — Охранный робот!

— Машины — они всего лишь машины! — в голос выкрикнула я.

— Возможно ли это? — усомнился Алехандро.

— Думаю, что да. — Феникс бестрепетно подошел к роботу и провел рукой по его блестящей чешуе. — Технология работы этого механизма аналогична той, которая поддерживала функционирование генераторов перевала Льда и Пламени.

ОХ скрипуче заурчал что-то признательное, а два меньших червя сползли вниз и свернулись вблизи меня, как изнеженные кошки.

— Контактный рычаг! — тихонько подсказал робот № 32, наклоняя ко мне свою массивную голову.

— Рычаг? — недоуменно переспросила я.

Память услужливо воспроизвела картину со стены усыпальницы: Всадницы сидят на спинах железных червей и держатся за какие-то странные отростки, выступающие из голов роботов… Я встала на звено его механического тела, приглядываясь к голове робота… На самом темени змея я обнаружила ровное прямоугольное отверстие, куда, по-видимому, и полагалось вставить рычаг управления. Но у меня же не было никакого рычага… А в четверостишии упоминался только Крест, коий требовалось соединить с волей…

Я озаренно ахнула и сдернула со своей шеи рукоятку кинжала Зуб дракона, болтавшуюся на шелковом шнурке от жабо Феникса. Рукоятка с лязганьем вошла в контактную скважину на черепе червя… Засветились рубины, имитирующие глаза дракона. Я повернула рычаг на девяносто градусов. Спина червя раскрылась, ушли вбок две полукруглые пластины, скрывающие под собой ряд удобных низких кресел.

— Хозяйка врат! — продолжал услужливо журчать робот, по-собачьи преданно заглядывая мне в глаза. — Небесные врата и Тропа испытания ждут тебя!

Я отпустила непутевых мальчишек-охотников, смотревших на меня с безмолвным обожанием, и поручила им важную задачу — помочь Гале и Ратибору собрать жителей всех деревень в условленном месте, откуда «Ковчег» легко сможет забрать будущих переселенцев. Мальчишки гордо приняли возложенную на них миссию, явно предвкушая, как они — недавние отщепенцы и изгои — торжественно вернутся под отчий кров в качестве спасителей и посланцев самой Хозяйки врат. Я добродушно улыбалась: богов из них точно не получится, да этого и не требуется. Зато теперь они имеют все шансы стать обыкновенными хорошими людьми. После прибытия на нашу новую родину нам очень пригодятся такие вот смелые мужчины, сумевшие понять силу человеческого сострадания, оценившие великодушие другого и научившиеся отвечать добром на добро. Ведь для того, чтобы человек поверил в себя, нужно так мало — всего лишь возможность проявить свои лучшие качества. А если не оценишь по достоинству порыва души человека, не поддержишь его вовремя, — то наружу выползет все самое худшее и низменное, что живет в каждом из нас. И позднее непонятой личности потребуется огромный душевный перелом, огромная работа над собой, чтобы понять уже известную мне мудрость: зло рождает добро… Тот, кто не постиг самых глубин зла, никогда не сможет творить добро в полной его мере. Или как там у христиан говорится: «Не согрешишь — не покаешься»…

Я украсила волосы Ратибора и Галы веночками из торопливо выращенных мною голубеньких васильков и торжественно соединила руки жениха и невесты. Внутренним взором мимолетно заглянула в чистые души молодых, не желая глубоко вторгаться в их приватные мечты и помыслы. Поняла, как самозабвенно любят они друг друга, как взаимосвязанно подходят, дополняют один другого. Я прикоснулась благословляющим поцелуем к белоснежному лбу невесты, благодаря за заботу и помощь. Гала счастливо всхлипнула. Я дружески пожала крепкие пальцы Ратибора.

— А может, и мы отправимся с тобой, Хозяйка? — взволнованно попросил знахарь.

— Нет, — коротко отказалась я. — Вы мне в деревне нужны. У тебя авторитет, к тебе прислушаются, а мне уже некогда по лесам шастать, всяких песцовых охотников отлавливать. — Я по-доброму подмигнула мальчишкам. Те виновато засопели грязными носами.

Отныне каждому из нас предстояло выполнить свою нелегкую задачу, не грезившуюся даже могучим богам…

Эх, и хороша же земля Уральская! Особенно если смотришь на нее с высоты удобной и безопасной спины могучего робота. Жаль только, что никого, кроме меня, окружающие нас красоты не интересуют ничуть. Алехандро и Феникс выдвинули железный довод: «А вдруг завтра война, а мы — невыспавшиеся», — и поэтому сейчас сладко спят, похрапывают. Крися с Антонио забились вдвоем в одно кресло и о чем-то тихонько шушукаются. Рифорд, получивший во временное пользование походный арсенал виконта, самозабвенно рассматривает его кинжалы и сюрикены, восхищенно цыкает зубом да правит лезвия клинков на карманном точильном камне. Временами он поднимает голову, проверяет — нахожусь ли я на своем прежнем месте, и вновь целиком погружается в свое излюбленное занятие. Кажется, мой телохранитель пришел к здравому, но весьма неоригинальному выводу, гласящему: неспокойную меня лучше держать на прочной веревке, привязанной к его запястью. Айм и Рей вцепились в том священного Писания, пребывающий в состоянии, близком к аварийному, и рьяно обсуждают очередное пророчество, пытаясь согласовать его с каракулями, нанесенными на прозрачную пластинку карты. Следует признать — они навязали себе в высшей степени интеллектуальное занятие, но, судя по доносящимся до меня приглушенным ругательствам, пока не приведшее к какому-либо продуктивному результату. А я тем временем просто отдыхаю, бесстыдно пользуясь выдавшимся затишьем. Так сказать, коплю силы морально и физически, подозревая, что впереди нас ждет нечто самое непредсказуемое и невероятное, при этом не сбрасывая со счетов и обещания Захарии потыкать меня носом в какие-то жуткие загадки…

А вокруг — красота! Стройные сосны, чуть посеребренные тонкой вуалью инея. Потрясающее по контрастности сочетание безбрежного белого снега и бескрайнего синего неба. Скованная морозом лента реки, спящая под панцирем толстого льда. И наш красавец ОХ, гибко пронзающий толщу сугробов. Под защитой силового поля, надежным щитом укрывающего пассажирские кресла, нам тепло и спокойно. А на душе у меня — горечь, ибо не сумела я все-таки спасти всю эту дивную красоту… Меня терзало чувство необъятной вины и жгучего раскаяния:

«Прости меня, земля! Простите меня, звери и птицы! Клянусь, если смогу — то я конечно же последую примеру библейского Ноя: соберу каждой подвернувшейся твари по паре — авось приживутся их потомки на новой родине. И запрыгают в девственных лесах Земли-2 юркие уральские белочки и зайчики, пойдут по траве пятнистые олени из долины Имлир, и…»

Резкий удар внезапно вырвал меня из страны грез, больно приложив лицом о спинку впереди стоящего кресла. Робот неожиданно затормозил, пропахав в снегу широкую полосу. Мои друзья попадали с мест, костеря неловкого ОХ на чем свет стоит. Кто себе язык прикусил, кто шишку набил, кто нос расквасил…

— Тварь неловкая! — возмущенно взревел Феникс. — Ты разве не знал, что таких штурманов, как я, следует оберегать будто зеницу ока? Их ни будить, ни кантовать нельзя, а при пожаре и вообще — полагается выносить в первую очередь?

— Простите, виноват! — вежливо извинился робот-червь. — Но из-за снега я чуть не проскочил мимо урочища Свистящих демонов. К счастью, я узнаю знакомые места — дальше вы пойдете одни. До Небесных врат уже недалеко…

— Почему одни? — поинтересовался Алехандро, нехотя покидая удобное кресло.

— Звук, — туманно пояснил робот. — Мои микросхемы его не выдерживают…

— Глупости, — привычно ворчал Айм, скатываясь по стальному боку ОХ и сразу же до колен увязая в снегу. — Уж очень привередливы эти искусственные интеллекты…

Но ОХ прощально вильнул хвостом и поспешно умчался прочь, вздымая клубы снега. Мы недоуменно пожали плечами, подхватили свои немудреные пожитки и медленно побрели пешком, проламывая тонкий наст и глубоко погружаясь в пышные сугробы.

— Безобразие, — жаловался Феникс, торя путь. — Робот бросил нас внаглую, а сам… — Тут штурман резко остановился, удивленно прислушался и хлопнул себя по уху. — Что это, комары?

— Окстись, Финик, какие могут быть зимой комары! — передразнил его вредный аналитик. — Это у тебя пустота в голове звенит. Завел бы ты в ней хоть одну умную мысль, глядишь… — Айм не договорил, взвыл и подпрыгнул на месте. — Ой, меня что-то больно укусило за ухо!

— И меня! — всхлипнула Кристина, пытаясь заткнуть пальчиками свои аккуратные розовые ушки.

— Очень больно, — пожаловался Антонио, накрывая голову раскрытым томом Писания.

Я тоже ощутила что-то неприятное, ошибочно принятое моими друзьями за болезненные укусы насекомых. Но на нас напали вовсе не комары, а еле слышимый звенящий свист, который упорно лез в уши, раздражая и вызывая мучительный зуд под черепной коробкой.

— Назад, все бегом назад! — потребовала я. — Нас же не зря предупредили о Свистящих демонах!

Не разбирая дороги, мы бросились обратно и бежали до тех пор, пока не исчез тонкий посвист, доставивший нам столько неприятностей.

— Дай книгу. — Я отобрала у послушника растрепанное Писание. — Ждите здесь, я пойду проверю, что там такое.

По расстроенным лицам друзей я поняла, как не хотят они отпускать меня одну в пасть к зловредным демонам, как страшатся за меня, но идти вместе со мной не решаются, ибо мучительные ощущения, вызванные свистом, оказались поистине нестерпимыми.

Я вернулась к переломной точке пути и упрямо побрела вперед, прикрывшись силовым щитом. А неприятный звук все нарастал, словно огромная эолова арфа вибрировала в моей раскалывающейся голове, иссушая мозг, вытягивая оголенные нервы и вырывая выпученные от боли глаза. Какой там крик ламии — теперь он мнился мне всего лишь детской игрушкой на фоне нынешнего какофонического кошмара, заполонившего, захватившего весь мир. Капли крови текли из носа и уголков глаз, а мои барабанные перепонки лопались раз за разом, заставляя тратить массу сил и энергии на их восстановление. Мутная пелена почти застлала взор. Но когда я наконец поняла, что уже не в состоянии сделать еще хотя бы один шаг, что сейчас упаду замертво, — передо мной предстали огромные нагромождения грубо обтесанных полусгнивших бревен, преграждающих дальнейшую дорогу. Я вступила в урочище Свистящих демонов…

Мне казалось, стволы деревьев возвышаются до самого неба, образуя ужасную лестницу, ведущую на эшафот. Уровень свиста достиг апогея. Я шагнула на крохотную, свободную от веток и снега площадку прямо перед завалом и внезапно очутилась в абсолютной тишине. На этом участке даже сам воздух ощущался чем-то непривычно плотным, почти зримо ограничивающим особую «мертвую зону», в которую не проникали медленно убивающие меня звуки. Эксперимент показал — сия зона простирается ровно на два шага влево и два вправо, очерчивая территорию покоя и отдыха. Созданную, я в этом не сомневалась, специально для того, чтобы предоставить мне возможность перевести дух и собраться с мыслями. Но стоило только покинуть защищенный участок, как невыносимый свист с удвоенной силой вновь принимался ввинчиваться в мозг и уши.

«Ну, знаете ли, уважаемый директор, — я опустилась на колени, раскрыв перед собой разбухший от снега том священного Писания, — такой изощренной подлянки я не ожидала даже от вас. Признаюсь честно, ваша изобретательность намного превысила границы моей фантазии!»

Почти убаюканная сладкой тишиной «мертвой зоны», я полусонно рассматривала нагромождения побуревших от старости бревен, лениво ворочая вялые мысли. Вытащила из кармана полупрозрачную пластинку карты, повертела ее так и сяк, пытаясь расшифровать запутанные пересечения всевозможных линий и букв, щедро испещряющие поверхность кусочка КМ. Вроде бы совсем недавно именно этим и занимались Айм с Реем, но, может, не зря шаман настаивал на том, что только я способна понять всю глубину тайного замысла Захарии Финдла? Чего же такого невообразимого в очередной раз навыдумывал наш сумасшедший директор?

За все сумбурное время, истекшее с тех пор, как карта впервые попала в мои загребущие ручки, я, наверное, впервые получила возможность рассмотреть раритет обстоятельно, спокойно и неторопливо. Карта представляла собой полупрозрачную пластинку величиной с мою ладонь. Качественный металлокевлар — не гнется, не ломается. Темные линии на нем как будто проложены в толще самого материала, и не поймешь — выжжены они или нарисованы. Ну да бог с ними, с гениальными технологиями Захарии, и так я с оным его «ноу-хау» уже достаточно горя хлебнула. Меня интересовал не процесс изготовления раритета, а смысл нанесенных на нее изображений. Они состояли из трех волнистых линий в самом низу пластины, окружающих крест и маленький тонкий прямоугольник, которые я решила, за неимением лучшей версии, считать троицей роботов ОХ, свистком и рукоятью от кинжала. Далее следовала буйная россыпь хаотически перекрещивающихся палочек, смахивающих на красующийся впереди бурелом. А вот в центре этого бурелома директор зачем-то поместил небольшой круг… Я нахмурилась. Я твердо убеждена — неразрешимые загадки встречаются только в детских сказках, значит, уместно предположить: именно внутри завала некогда, очень давно, был спрятан какой-то прибор, и являющийся источником свиста. А следовательно, для того, чтобы пройти дальше, прибор требуется выключить, сломать или деактивировать… Я вцепилась в сборник сомнительных премудростей, то есть в том священного Писания, и принялась лихорадочно листать обтрепанные страницы, пытаясь отыскать разгадку.

Одно из четверостиший гласило:

Хотелось бы мне знать — кого или что я должна согреть? Карту? Я обхватила руками пластинку, действительно замораживающую пальцы сильнее ледяной глыбы. Костяшки пальцев побелели… Брр, так и хочется выбросить неприятную вещицу, но я настойчиво согревала ее своим теплом, подпитывая энергией из браслетов. Может статься, так получилось случайно, а может — мне просто повезло в очередной раз, но подушечка большого пальца моей правой руки попала именно на круг в буреломе, и через пару минут карта ответила тактичным уколом. Я удивленно отвела руку… Круг радужно переливался, по нему плыли сочетания каких-то букв… Я подняла пластинку к свету и прочитала фразу: «Дать жизнь иным началам».

Что за абракадабра? Хотя… Я усмехнулась. Действительно, подобный ребус могла разгадать только одна я! Однако память у нашего директора просто изумительная. Вспомнил-таки Захария одну старую историю, а дело обстояло так…

Произошло это на нашем выпускном вечере, а вернее — на его официальной, торжественной части, предшествовавшей вручению дипломов, штурманских значков и дальнейшему обильному фуршету с танцами. Моему экипажу, к тому моменту полностью сформированному и утвержденному, доверили листок с гимном Школы, лишь накануне написанным каким-то очень известным поэтом-композитором, с грозным напутствием — упаси нас бог потерять сей бесценный текст, имеющийся в единственном экземпляре. И конечно же гимн полагалось немедленно разучить, а затем — блестяще исполнить перед штатом руководства и личного состава младших курсов. Мы торжественно пообещали не ударить в грязь песней, после чего посетили столовую, где запаслись внушительным ассортиментом аппетитных сэндвичей, щедро сдобренных майонезом, кетчупом и горчицей, и отбыли на любимую ромашковую полянку упражняться в групповом вокале. Как выяснилось чуть позднее, песней мы действительно ударили, но отнюдь не в грязь…

Развалившись на пледе, Феникс картинно отставил мизинец и, карикатурно копируя манеры опытного метрдотеля, откупоривал огромную бутыль свежего яблочного сидра. Айм педантично раскладывал по картонным тарелочкам фрукты, печенье и бутерброды.

— А это что? — Он недоуменно повертел донельзя замаслившийся листочек бумаги, из которого только что извлек горку сэндвичей с майонезом. — Ничего не разберу, вроде стишки какие-то были! Тут играть, тут не играть, тут рыбу заворачивали… Ника, твое высокоинтеллектуальное творчество? — Он бросил листок мне на колени. Я брезгливо, кончиками пальцев подняла бумажный огрызок, вгляделась и… взвыла пожарной сиреной…

— Фен, гад, ты что с гимном сделал?

— Как это что? — отвлекся от сидра штурман. — Я его в карман куртки, согласно твоему приказу, прибрал, конечно, дабы не потерять ценный документ!

— А потом? — мрачно продолжила я допытываться.

— Потом… — Фен изобразил на лице напряженную работу мысли, — потом мы пошли в столовую, взяли бутики и… ик…

Он обалдело икнул, строя покаянную морду.

— Вот именно! — возмущенно рявкнула я. — Ты завернул в наш гимн эти проклятые куски хлеба с майонезом!

Змей с хохотом повалился навзничь, нещадно приминая нежные ромашки.

— Чего ржешь, жеребец стоялый! — Дракон долбанул друга по лбу металлическим ведерком со льдом. — Что мы теперь петь станем?

— Пить? — переспросил плохо расслышавший последнюю фразу Змей. — Сидр!

— Идиоты! — Я горестно возвела глаза к безоблачному небу. — И вот с вами-то я и полечу на Нимфею?

— Успокойся, никуда мы уже не полетим! — страдальчески нахмурился Айм. — Выгонят нас всех из Школы к чертовой матери за порчу ценного документа!

— Ой, нет, только не это! — приготовились зарыдать Дина и Нея.

Крися жестом фокусника извлекла из кармана флакончик с нашатырем.

Текс гимна не читался — абсолютно и никаким образом. Ни с майонезом, ни с помидорами, ни даже будучи прополосканным в золотистом сидре. От стройного ряда четверостиший остались невразумительно-мутные чернильные разводы красивенького синенького цвета.

В общем, не знаю, чему там полагалось звучать в оригинале, но угробленный гимн я написала заново — под дружное одобрение и подсказки своего экипажа. Мы бравурно исполнили патетичную песню в парадном зале Школы и сорвали бурные аплодисменты всех присутствующих. Один лишь директор улыбался хитро и лукаво…

Алехандро подбросил в костер сухую еловую веточку и тяжело вздохнул, коря себя за то, что в очередной раз позволил Нике ввязаться в непонятную и, безусловно, чрезвычайно опасную авантюру. Причем снова в одиночку. Она ушла, увязая в рыхлом снегу, решительно выпрямив сильную спину. Сама — сильная и гордая, но на краткий миг вдруг обернулась и улыбнулась зелеными глазами, обещая взором — все будет хорошо!

Будет ли?

«Вот дьявол! — Виконт сжал ветку, жалобно хрупнувшую в его сильных пальцах. — Когда-нибудь оно все равно закончится, это ее невероятное везение. Причем, согласно теории Феникса, закончится в самый трудный и неподходящий момент. В безвыходный момент…» Его светлость пристально вглядывался в рыжие язычки пламени, разительно напоминающие непослушные кудри его божественной возлюбленной.

Слово «божественная» обожгло больнее огня. Вроде бы в какой-то древней религии уже существовала ее тезка, тоже Ника — крылатая дева, богиня победы, покровительствующая храбрецам и героям. Впрочем, она ведь не всегда казалась ему божеством — великой святой Никой… С тех самых пор, как матушка церемонно подвела пятилетнего, разряженного в кружева карапуза к прекрасной мраморной статуе и сказала: «Молись, сынок, и святая тебя услышит!» И наследник молился… Правда, не так чтобы очень уж истово и фанатично, но, скорее, по-своему, по-особенному. Он не произносил гладких длинных виршей, напичканных ускользающим смыслом и приведенных в нудных церковных книгах, а молился буднично и просто — рассказывал святой о своих тщательно скрываемых шалостях и маленьких детских победах. А много позднее — о реальных государственных делах. Но вместо ответа она по-прежнему безразлично взирала на виконта с высоты мраморного постамента, чуть прищурив холодные глаза и изогнув губы в многозначительной усмешке. Такая далекая и отстраненная, равнодушная, высокомерная, чужая, и Алехандро понимал: Нику волнуют совсем иные проблемы — не земные, а божественные. На людей же ей попросту наплевать, несмотря на щедро подносимые цветы, возжигаемые свечи и возносимые молитвы. И потому в качестве протеста виконт очень рано научился искренне ненавидеть безучастных идолов, почему-то ошибочно называемых добрыми, всесильными богами!

А потом она внезапно явилась на Землю во плоти — так давно ожидаемая, но все-таки слишком неожиданная. Упала с небес буквально как снег на голову — и оказалась совсем непохожей на свое каменное изваяние. Она — живая и увлекающаяся, горячая и насмешливая, ребячливая, как Франческа, безалаберная, как Феникс, мудрая, как Кардинал, заботливая, как мать, но расчетливая, как Гай де Ретай. Квинтэссенция всего многообразия противоречивых человеческих качеств! И тогда Алехандро запутался… Он с головой окунулся в стремительный поток, носящий короткое, но такое всеобъемлющее имя — Ника! Предался ей телом, душой и сердцем, с восторгом наблюдая, как с каждым днем растет и взрослеет ее дух. В голове наследника безудержно бродили крамольные мысли о том, что ее человеческая ипостась постепенно становилась намного сильнее бесполезного божественного облика. Вера в Нику помогла людям выжить. Вера самой Ники помогала ей спасти людей. Но во что же верила сама святая Ника? Алехандро не находил пока ответа на этот важнейший вопрос…

«Во что же она верит?» — спрашивал себя Верховный Навигатор, судорожно цепляясь за рычаги маленького вездехода, извлеченного им из складского отсека «Мурены». Машину беспощадно бросало из стороны в сторону, так и норовя затянуть в очередной бездонный сугроб. Машине досталось с лихвой — и в горах страны ламий, в и песках пустыни, и теперь, в этом белом мире, целиком состоящем из холода и снега. Вездеход надсадно ревел и скрежетал мотором, грозясь заглохнуть окончательно, ибо эта бездушная машина оказалась намного слабее воли и разума, ведущих за собой одну удивительную девушку…

— Из железа они выкованы, что ли? — восхищенно ворчал Учитель, следуя по пятам за собственными учениками. — Неужели она никогда не устает? — Подобная идея казалась ему абсурдной.

Деяния богов? Навигатор недоуменно хмыкнул. А чего такого героического сотворили древние боги? Они вечно стравливали между собой различные задиристые народы, нектар пили, амброзию жрали, балду пинали, дурака валяли и баб уламывали. И только-то! Никаких особых душевных или физических качеств для этого и не требуется. Вся черная работа обычно доставалась тем, кто в боги не очень-то и стремился. Признаю, вот те-то скромные смертные явно умели жить на полную катушку! Умели делать то, в чем глупые боги сознательно себе отказывали: разрушали и строили города, любили до смерти, ненавидели до безумия и даже самим богам, извините за прямолинейность, задницу неоднократно надирали! Вот это были люди!

Учитель неотступно следил за своей неуемной дочерью, вслед за нею проделав весь длинный путь в поисках ключа и «Ковчега», но так не осмелившись приблизиться — боясь спугнуть ее, помешать ей. Силы его таяли. Добровольно лишившись дарующего бессмертие имплантата, он стремительно старел и дряхлел, мечтая лишь об одном — не свалиться на полпути от несвоевременного инфаркта или инсульта. Он мечтал выстоять, выдюжить, дойти до конца — до того победного финиша, где конечно же его и ожидал самый желанный приз — осознание того, во что верила его удивительная дочь…

Мне пришлось совершить значительное усилие над собой для того, чтобы превозмочь страх перед болью и заставить себя шагнуть за периметр «мертвой зоны». Этого только и дожидались свистящие демоны, со свежими силами вновь набросившиеся на мой слух и разум. Они выли и свистели, тщательно выговаривая убийственное заклинание, подсказанное им их хозяйкой Смертью. Заклинание, преследовавшее единственную цель: уничтожить меня! О, Смерти очень хотелось взять реванш, поквитаться за все свои прошлые поражения: припомнить неугомонной святой и огненный вихрь, защитивший меня в Убежище Ордена, и дружбу большого кракена, и победу в Мертвых пустошах, и дар Влада Цепеша, и прощальный поцелуй старого Хизли, и еще много, слишком много чего знаменательного. А я твердо знала — Смерть терпелива. Если у нее не получится на сей раз, тогда она станет ждать все нового и нового удобного случая, стремясь доказать — святые тоже уязвимы!

Словно бодливый бычок, я низко склонила голову, упрямым лбом прорывая защитный контур тишины, и громко запела начальные строки гимна Школы навигаторов, написанного мной когда-то давным-давно. Запела про свою судьбу, мною же самой и созданную:

Сначала демоны изо всех сил пытались перекричать мой голос, вбивая слова песни обратно в мое пересохшее от боли горло. Но я упрямо продолжала петь. Я пела назло всему и всем, все больше воодушевляясь, потому что мы и вправду выполнили данное нами обещание — нашли новую родину, на которой человечество сможет не только выжить и окрепнуть, но и создать более совершенное, гуманное общество, построенное по принципу доброты и взаимопомощи. Общество, в котором не будет равнодушных богов, а будут только умные и справедливые люди! И тогда, очарованные песней, демоны начали понемногу прислушиваться к моим идеям… Тональность их свиста изменилась, постепенно подстраиваясь под заданный мной ритм. Кажется, им понравились эти не очень-то музыкальные, грубоватые звуки, слетавшие с моих потрескавшихся губ. И демонам захотелось подпеть… Их беспорядочный свист неуклонно приобретал форму мелодии. Создаваемая ими боль исчезла, стертая электронными синкопами, гармонично вплетавшимися в ритмический размер произносимых мной стихов. Последние два куплета мы допели вместе.

На моих глазах блестели капли влаги — слезы благодарности мудрому директору, позволившему мне на мгновение вернуться в парадный зал Школы, мысленно увидеть стройные ряды друзей, облаченных в белоснежные кители навигаторов, сиявшие новенькими шевронами и штурманскими значками. Еще раз ощутить всю грандиозность возложенной на нас миссии, которую требовалось завершить любой ценой. И самое главное — прочувствовать свою убежденность идти до конца, невзирая на преграды, не задумываясь над тем, что еще предстоит совершить, чем придется заплатить мне за спасение последних, еще остававшихся в живых людей…

Я растерянно вздрогнула и прикрылась рукой. В самом центре искусственного бурелома что-то негромко взорвалось, разворошив темные древесные стволы и открывая безопасный проход. Я повернулась и пошатываясь побрела назад, выше колена проваливаясь в рыхлый снег, но стараясь не обращать внимания на накопившуюся усталость. Вот сейчас дойду до друзей (а то они ведь там волнуются, не едят, не спят — меня ждут) и скажу им, что дорога к Небесным вратам свободна, а затем чуток отдохну.

Отдохну, если удастся, если успею…

Глава 3

Первые беглецы появились с наступлением темноты. Алехандро по-прежнему продолжал все так же задумчиво сидеть возле костра и, поддерживая яркое пламя, скармливал его прожорливым языкам ветку за веткой из загодя заготовленной вязанки. Тьма неумолимо обступала лагерь, наползая со всех сторон. Отупелый от недосыпания разум юноши, подобный затухающему костру, питался единственной навязчивой мыслью — где-то там бредет по снегу измученная девушка, любимая и единственная, самая желанная в мире. Бредет спотыкаясь, падает и опять встает, потому что видит издалека слабый отблеск его костра — костра неугасимой любви…

Что-то ощутимо стукнуло виконта по плечу… Юноша чуть не повалился на бок, но успел оттолкнуться рукой от влажного, холодного одеяла, постеленного прямо на слежавшийся наст. «Чуть не уснул!» — упрекнул он себя, и тут что-то болезненно ударило его по второму плечу, заверещало и сигануло в темноту. Виконт даже рот раскрыл от удивления, успев рассмотреть длинноухий серо-белый комок. Заяц! Крупный, с мощными задними лапами, одетый в пушистую зимнюю шубку.

«Сдурел косой, что ли?» — подивился Алехандро. Но не успел он объективно проанализировать причину непонятного поведения ушастого прыгуна, как мимо импровизированного бивуака промчалась целая стая волков, идущих крупной, целеустремленной рысью, испуганно поджав хвосты.

— Что это? — поднял голову Феникс, пытавшийся немного подремать рядом со скудным источником тепла. — Миграция?

— Какая на фиг миграция в самый разгар зимы? — ворчал Айм, в обматывавшем его клетчатом одеяле сильно смахивавший на тучного шотландского воина. — Да и волки — это тебе не лемминги!

— Молчал бы ты лучше, Дунька МакКлауд, — поддразнил его штурман, при этом стараясь поглубже натянуть край теплой шерстяной такни на голову вредного аналитика. — Можно подумать, ты леммингов видел?

— Видел! — уперто буркнул Айм, строптиво отталкивая заботливую руку друга. — В детской энциклопедии про животных…

— Чего это они? — Антонио удивленно проследил глазами за парой белок, дружно улепетывающих по волчьим следам. — Куда они все собрались?

— А ты у них спроси, — предложил Риф, зевая и потягиваясь. — Ну, собрались и собрались, нам-то что? Хотя, — он зашарил рукой на поясе, нащупывая нож, — вот так олень! Глянь, братва, какое жаркое убегает…

Красавец-олень, запрокинув на спину гордую голову, увенчанную тяжелой короной ветвистых рогов, важно рассекал снежную гладь, ничуть не интересуясь своими потенциальными врагами — людьми.

— Какие рога шикарные! — восхитился Феникс, даже в самый лютый мороз щеголявший в одной лишь тонкой курточке.

— Вот женишься — у тебя такие же вырастут, — ехидно пообещал Айм.

Рей и Риф рассмеялись. Штурман, как всегда, надулся, а Айм в очередной раз насладился блеском собственного остроумия.

— Нам-то что?.. — задумчиво повторял Алехандро, оценивающе рассматривая все возрастающий поток животных и птиц, в ускоренном темпе текущий мимо лагеря. Во всеобщей суматохе только люди продолжали растерянно сидеть на одеялах, хлопая глазами и обмениваясь недоуменными фразами.

— Звери спасаются — они явно от чего-то убегают, — робко подала голос Крися. — Может, и мы последуем их примеру, пока не поздно?

— Не поздно для чего? — не понял Антонио.

— Так панически бежать можно лишь от… — запоздало осенило Алехандро. Но виконт не успел договорить…

Землю ощутимо тряхнуло. С треском из костра вылетела пышущая жарам головешка, угодившая прямиком в самодовольно надутого Айма. Кристина завизжала. Антонио, всхлипывая и молясь вполголоса, искал священное Писание, совсем позабыв о том, что книгу унесла Ника.

— Да это же… — хрипло начал де Монро.

— Землетрясение! — уверенно подтвердил Алехандро.

Вездеход забуксовал. Правая гусеница машины бесполезно крутилась на холостых оборотах, зависнув над глубокой трещиной, расколовшей снежное поле. Учитель озадаченно ругнулся:

— Что же это творится-то, мать вашу?

Риторический вопрос завис в стылом воздухе.

Натянув меховые рукавицы и плотнее завернувшись в абсолютно неподходящую к столь сильному морозу шерстяную хламиду, Навигатор вылез из кабины, намереваясь осмотреть поврежденную гусеничную ленту. Холодный ветер, будто острым лезвием, немедленно полоснул его по лицу, прикрытому тонкой тканью черной маски. Учитель испугался. Испугался за дочь. С помощью радара он отследил легко одетую девушку, словно зомби шедшую на зов врезающегося в мозг ультразвука. Мужчина скрипнул зубами от бесполезной злости и выругался еще забористее, ибо ни плотный кожаный шлем водителя, ни беруши в ушах не смогли устранить мучительного свиста — лишь немного понизили его устрашающую мощь. А ведь совсем недавно она в одиночку ушла туда — в самый эпицентр боли, туда, где убийственный звук достигал немыслимой силы…

«Она уже большая, — вел ведущую партию его здравый рассудок, — она понимает что делает». — «Она — моя маленькая девочка, — жалобно стенало любящее отцовское сердце, — которую нужно немедленно спасти…»

Но в следующий же миг умопомрачительный свист неожиданно стих, и сразу за этим чуть впереди расцвел синий клубок огня, донеся звук взрыва…

— Что за… — еще недоуменнее спросил Навигатор, обращаясь неизвестно к кому…

Алехандро испуганно наблюдал за приближавшейся к их лагерю непонятной темной полосой, окрашивавшей снег в отвратительный коричневый цвет. В воздухе ощутимо пахло керосином. За его спиной нервно шебуршились Кристина и Рей, под громкие причитания слезно убивавшегося по пропаже книги Антонио быстро собиравшие нехитрые пожитки всей команды.

— Не ной, вот твоя ненаглядная книга! — внезапно донеслось из темноты, и толстый том Писания, вылетевший из приближающейся тени, угодил прямехонько в руки плаксивого послушника, чуть не сбив того с ног.

— Слава святой Нике! — привычно выдохнул мальчишка, крепко вцепившись в вернувшуюся реликвию.

— Аминь! — насмешливо ответил хриплый, но такой узнаваемый голос, и сама Рыжая, густо припорошенная снегом, вступила в круг света. Алехандро немедленно схватил в объятия свою вновь обретенную возлюбленную и ужаснулся ее виду. Лицо девушки покрывали засохшие потеки крови, ее опаленные с правой стороны пышные локоны свалялись и повисли мокрыми сосульками, закопченная и порванная одежда внушала жалость. Но побледневшие губы Ники кривились все в той же ехидной улыбке, а зеленые глаза смотрели по-прежнему озорно и уверенно.

— Да я это, я, не гляди так пытливо. — Ника нашла его дрожащие пальцы и сильно их сжала. — Ну ты подумай сам — что мне сделается, я же — памятник!

Рядом хмыкнул Айм:

— А у нас тут землетрясение. А у вас?

— А у нас, — Ника принюхалась, — похоже, керосин и даже газ. Газ, очевидно, выделяется при разложении топлива, и подозреваю, что он чрезвычайно ядовит.

— Какого такого топлива? — нахмурился Айм.

— А того самого, — невесело пояснила девушка, — что разлилось по планете после войны. Кажется, взрыв ультразвукового устройства, создававшего эффект «свистящих демонов», вызвал сотрясения почвы, приведшие к прорыву какого-то резервуара с топливом. Поэтому гадость потекла наружу, вступая в реакцию со снегом. Черт, я об этом топливе почти ничего не знаю, могу только строить догадки…

— Там, — указала пальцем Кристина, — находятся деревни…

— Да, — печально подтвердила Ника, — а это значит, что там живут беззащитные люди — женщины и дети. Нужно каким-то образом немедленно остановить эту гадость!

— Нет! — Алехандро взволнованно уцепился за девушку, обоснованно опасаясь: сейчас она устроит очередной фокус, подвергающий опасности ее бесценную жизнь. — Сколько можно рисковать собой?

— Столько, сколько нужно. — Ника мягко отвела руки юноши. — Отпусти меня, пожалуйста, а не то невинные люди пострадают или даже погибнут…

Виконт раздосадованно прикусил губу, сдерживая рвущиеся с языка упреки, но отступил.

Землю продолжало ощутимо потряхивать. Рыжая святая отошла чуть в сторону и ненадолго задумалась, обшаривая глазами разбуженную ледяную пустыню, наблюдая за придвигающейся темной линией, отмечавшей границу разлития токсичного топлива…

Инструменты примерзали к его сведенным судорогами пальцам. Навигатор отложил гаечный ключ и потер изрядно иззябшую поясницу. Сорванная гусеничная лента никак не хотела надеваться обратно на обледенелые колеса…

Ледяные торосы под его ногами внезапно покачнулись и начали стремительно разъезжаться в стороны, обнажая огромную пропасть. Совершив немыслимый акробатический прыжок, Учитель успел уцепиться за какой-то элемент кабины вездехода, медленно сползавшего в провал, на дне которого бурлила дурно пахнущая, коричневая река. Он повис над пропастью, пытаясь подтянуться и выбраться на безопасное место, но обмороженные пальцы не слушались, скользя и разжимаясь. Ему стало страшно — страшно, как не было еще ни разу в жизни, и тогда, вложив остатки сил в свой жалобный призыв о помощи, Навигатор закричал…

Мне подумалось: если топливо течет подобно реке, разъедая снег и уничтожая на своем пути все живое, то почему бы мне не исхитриться и не отвести этот ядовитый поток в более удобное для всех русло, дабы обезопасить деревни, а потом еще и не поджечь? Гореть должно хорошо, да и воздух очистится от удушливых испарений. Прикинув — что и как, я решительно подняла руки, сконцентрировалась и ударила в землю направленным энергетическим импульсом, пытаясь высечь узкий каньон. Лед плавился и трескался, зигзагообразные расколы побежали по поверхности простиравшегося передо мной поля. Обрадованная результатом, я ударила повторно. С мучительным недовольным скрипом земля раскололась, образовав глубокую щель, в которую, подобно водопаду, начали низвергаться вонючие струи топливной реки. Я обрадованно прищелкнула пальцами и метнула на дно ущелья яркую искру, мгновенно поджегшую вязкое коричневое озерцо. Факел яркого пламени взметнулся к небу, осветив испуганные лица друзей, столпившихся вокруг меня.

— Помогите! — донесся отчаянный крик, идущий прямо из разлома. — Помогите ради всего святого, заклинаю вас именем Ники!

Я услышала призыв и остолбенела: «Именем меня?!»

Пламя слепило глаза. Огонь на дне ущелья разгорался все сильнее, непрерывно подпитываясь свежими струями стекавшего вниз горючего. Прикрываясь ладонью, задыхаясь от смрадных газов, я осторожно свесилась вниз и увидела человека, судорожно вцепившегося в обломки вездехода, застрявшего в стене разлома. Искореженная машина медленно сползала вниз — к пылающему озеру, увлекая за собой обреченного на гибель человека.

— Помогите! — из последних сил хрипел несчастный, повернув ко мне голову, окутанную капюшоном плаща.

Не успев разобраться в собственных ощущениях, я поднялась в воздух и спикировала на дно ущелья, попутно выставляя силовой щит, призванный укрыть нас обоих от всепожирающего пламени.

— Держись! — Я протянула руку, и навстречу мне тут же выдвинулась кисть, покрытая обрывками тлеющей рукавицы. Меховые лоскуты буквально вплавились в обгорелую кожу… Несчастный повернул ко мне прикрытое черной маской лицо…

— Верховный Навигатор! — ошеломленно отшатнулась я.

— Помоги мне, девочка! — умоляюще прохрипел враг, теряя сознание.

Я едва успела подхватить обмякшее тело своего недавнего врага, удерживая его от падения в волны огненного озера.

Я бережно придерживала голову спасенного, когда Крися осторожно, кусочек за кусочком, снимала с его лица остатки полуобгоревшей маски. По идее сейчас мне полагалось бы искренне переживать за здоровье Верховного Навигатора, потерявшего сознание от боли и шока, но, к своему стыду, я могла думать лишь о том, что наконец-то увижу подлинный облик сего загадочного долгожителя… И возможно, через секунду подтвердится моя здравая теория относительно его принадлежности к Школе… Но — увы, меня постигло жестокое разочарование. Подруга отложила пинцет и ахнула, потому что лицо мужчины совершенно не годилось для идентификации, а представляло собой сплошной пузырь ожога, слабо сочащийся каплями желтой лимфы. В этот же момент Навигатор открыл глаза…

— Больно? — сочувственно спросила я, испытывая по отношению к спасенному врагу отнюдь не злость или враждебность, а только непонятную мне самой нежность. — Потерпите немного, почтенный, сейчас Кристина распылит противоожоговый аэрозоль и наложит стерильную повязку. Через пару недель раны заживут, а медицинский комплекс нашего звездолета, безусловно, сможет сделать вам хорошую пластическую операцию. Гарантирую, после нее вы станете намного моложе и привлекательнее…

— Спасибо! — хрипло перебил меня раненый, при этом не делая попыток убрать свою голову с моих колен. — Но внешний вид — не главное.

— А что тогда главное? — подступил к нему разъяренный Феникс. — Зачем ты за нами следил?

— Фен, — упрекнула я напористого штурмана, — чего ты хочешь добиться от больного и напуганного человека?

Алехандро безмолвно сидел рядом, его карие глаза задумчиво перебегали с меня на Навигатора…

— У меня тоже накопилось к вам множество вопросов.

Мои пальцы ласково, едва весомо касались обожженного лица мужчины, помогая Крисе закреплять бинты. Навигатор боязливо вздрагивал и еще крепче прижимался к моим коленям. Что с ним? Неужели он думает, будто я позволю кому-нибудь из своей команды обидеть и так уже достаточно настрадавшегося путника, пусть и являвшегося нашим недавним противником? Сейчас он вызывал у меня лишь щемящую жалость и стремление защитить. Я наклонилась и, совершенно не отдавая себе отчета в совершаемых действиях, ласково поцеловала его забинтованный лоб. Навигатор ответил мне пристальным благодарным взглядом. Алехандро хмыкнул и улыбнулся, его напряженные черты разгладились — так, словно он понял нечто важное… Фен недовольно стукнул себя кулаком по колену.

— Ника, — почти рычал штурман, — опомнись! Ты привечаешь нашего злейшего врага!

— Пусть! — подняла я глаза. — Врагам приходится страдать, и они также способны оценить поддержку и милосердие…

Раненый ответил мне согласным пожатием пальцев.

— Зачем ты выдавал себя за моего отца? — Рею тоже не терпелось задать мучившие его вопросы.

— Я нашел тебя в криокамере во вспомогательном убежище, — сквозь бинты донеслась до нашего слуха нечеткая речь спасенного. — Баллон с криогеном в твоей капсуле дал утечку, и ты был обречен на гибель… Я расконсервировал тебя и наделил ложной памятью…

— Спас! — потрясенно шепнул Рей.

— Спас. — Навигатор, забывшись, кивнул и зашипел от боли.

— И ты отдал мне свой чип… — как бы случайно добавил Алехандро.

Навигатор молчал.

— Да черт побери, откуда он вообще взялся, этот твой неучтенный чип? — совсем вышел из себя вспыльчивый Фен.

Но вместо ответа Навигатор закрыл глаза и вовремя лишился сознания. Я знала, что он притворяется, но сделала умиротворяющий жест рукой, умоляя друзей ненадолго отложить этот незаконченный допрос. Интуиция мне подсказывала — подходящий для откровений срок еще не настал…

Феникс разбудил меня глубокой ночью, когда спасенный враг сладко посапывал под моим же шерстяным клетчатым пледом. Штурман бесцеремонно пихнул меня в бок, показывая глазами: давай отойдем, поговорим. Я недоуменно пожала плечами, но подчинилась. Алехандро не проснулся, а лишь что-то недовольно пробормотал во сне, когда я змейкой выскользнула из его объятий, подсунув вместо себя свернутое в трубочку одеяло. Фен чуть не рассмеялся вслух, изобразив забавную пантомиму на тему «вот точно так же ты и в монастыре нас одурачить пыталась». Галантно поддерживая меня под локоток — подозреваю, скорее побаиваясь, что я могу попытаться увильнуть от неприятного разговора, чем с целью уберечь своего капитана от падения в глубокий снег, — штурман чуть отошел от лагеря, отыскав в поле вывороченный из земли камень, свободный от снега. А чего, спрашивается, было отходить? Все равно мы торчали посреди открытого пространства как два тополя на Плющихе, имея при этом самый что ни на есть заговорщицкий вид.

— Ну? — требовательно спросила я, усаживаясь на камень, который штурман по-джентльменски мне уступил.

— Ну, это самое, — смущенно пробубнил Фен.

— Весьма содержательная беседа! — зевнула я во весь рот. — Может, пойдем досыпать? Вон уже светает почти, а утром в путь…

— Вот-вот, — обрел ясность мысли штурман, — к чему все это?

— Ты о чем? — не поняла я.

— Так о твоей треклятой «бондиане», о чем же еще! — Фен попытался неуклюже примоститься рядом, на еще не успевшей остыть после устроенного мною пожара поверхности камня. — Вот скажи, к чему ведут все эти красочные приключения в стиле Индианы Джонса или агента Бонда? А если учесть, как отчаянно ты все время рискуешь своей жизнью, то мне так и хочется пригласить для тебя парочку каскадеров из Голливуда!

Я молчала и улыбалась, подняв лицо к сиявшим на черном небе звездам. Пусть друг выговорится. А Феникс продолжал кипеть праведным гневом:

— Хотя, может, святым и положено так геройствовать, не щадя живота своего? А чего бы, кажется, проще — вызвать «Нику» с орбиты, загрузить всех внутрь и в комфортных условиях закончить наш крестовый поход к Небесным вратам?

— Все сказал? — холодно прервала я зарвавшегося штурмана. — Кстати, связи с «Никой» здесь нет! Так что фиг тебе, а не полет: ножками походишь.

Услышав подобный резкий тон, ранее никогда мною не используемый, Фен удивленно приподнял густые брови, глядя на меня так, словно видел своего капитана в первый раз.

— Рыж, ну ты чего?

— Нарушение субординации, — сухо начала я перечислять, — критика решений старшего по званию, публичный подрыв моего авторитета и общее снижение боевого духа команды. Да уже один из этих пунктов, — я напустила на себя суровый вид, изо всех сил стараясь удержаться от улыбки, — тянет на смертную казнь согласно уставу Школы. А повешу-ка я тебя вон на той сосенке, — ткнула я наугад пальцем в сторону ближайшего лесочка.

Фен громко икнул и свалился с камня.

Я расхохоталась в голос и протянула руку, помогая напуганному другу подняться на ноги.

— Пошутила, значит! — сердито, но с видимым облегчением констатировал штурман.

— Угум-с!

— А если… — начал Фен. Но я зажала ему рот, указывая на небо. Юноша послушно поднял голову.

Над нами ярко светились с детства знакомые созвездия.

— Помнишь, — чуть слышно шепнула я, — как мы ночью удирали из дортуаров и собирались на башне у главного телескопа? Таращились на звезды, нетерпеливо отталкивая друг друга от окуляра, и безудержно мечтали: вот вырастем мы, станем великими капитанами — и полетим к неизведанным планетам?

— Помню! — дрогнул железный Феникс.

— Наши мечты исполнились, прошли сотни лет, а звезды остались почти теми же!

— Почти? — скосился на меня Фен, потому что я выделила интонацией именно это слово.

— Да, почти. Видишь вон там, в созвездии Ориона, темное облачко вокруг третьей справа звезды? Она потухает, остывает, гибнет. Тысяча лет — немалый срок даже для Вселенной. А вон там, в созвездии Лебедя, появилась лишняя звездочка, яркая и золотистая. Мы наблюдаем рождение сверхновой. Тысяча лет — это же целая прорва лет, понимаешь, дикая уйма времени…

Штурман нахмурился, явно не догадываясь, к чему я веду.

Я вздохнула…

Ночь завораживала тишиной. Чуть потрескивали ветки в лесу, словно предупреждая: завтра будет морозно, — а нам ведь придется опять идти пешком, хотя, подозреваю, уже недалеко…

— Ника! — Штурман отвлек меня от нерадостных мыслей. — Я никак не могу уследить за нитью твоих размышлений!

Я вздохнула еще раз, полной грудью, спеша насладиться последней спокойной ночью в моей жизни. Откуда-то я твердо знала, что ей суждено стать именно такой — последней. И в очередной раз спросила себя: нужно ли мне проклинать или, наоборот, благословлять свою необъяснимую интуицию мутанта?

— В детстве мы все горим страстным желанием изменить мир, сделать его лучше, чище. Но со временем начинаем понимать, что это — невозможно. Тех, кто продолжает упрямо цепляться за наивные романтические мечты, постигает жгучее разочарование, калечащее слабые личности и закаляющее сильные. Не желая слепо прогибаться под окружающий нас мир, мы начинаем перестраивать свой менталитет, гибко подстраиваясь под неумолимую реальность. Подстраиваться — но не прогибаться. Чуешь разницу?

Фен задумчиво кивнул. Мои рассуждения в принципе почти не расходились с его собственной теорией выживания.

— Но в мире, к сожалению, существуют некоторые объективные факторы, ничуть от нас не зависящие. Помнишь, как ты недавно сказал про время? — продолжила я, с упоением вдыхая сладкий, обжигающе холодный воздух, каплями горячего коньяка скатывающийся, кажется, в самое естество моей души. Воздух, из которого я старалась извлечь последнее, максимально доступное мне удовольствие. — «Но ведь время не проведешь». — Я почти дословно процитировала мудрую фразу штурмана. — Вот поэтому нам так нравится смотреть на ход событий, изменить которые мы не в силах. При этом мы испытываем восхищение, смешанное с недовольством. В некоторых ситуациях человек четко осознает свое бессилие перед временем, перед вечностью. Например, когда смотрит на горящий огонь, текущую воду…

— Работающую женщину! — со здоровым мужским эгоизмом ехидно подсказал Феникс.

Я одобрительно хмыкнула:

— А что получится, если попробовать изменить ход независимого от нас события? «Провести» время?

— А я почем знаю! — недогадливо буркнул Феникс.

— Подозреваю, не стоит и пытаться. — В этом я тоже была убеждена на все сто процентов. — Лучше послушно следовать тому, что и должно произойти. Захария задумал некий хитроумный план, который пока почему-то дословно сбывается по всем пунктам, даже в мелочах. Не уверена полностью, что здесь первично — логика или его гениальное предвидение, но проложенная им тропинка судьбы плавно ведет нас к намеченной цели, и я затруднюсь предположить, что произойдет в том случае, если мы нарушим цепь навязанных нам событий, так сильно взаимосвязанных между собой. Да и отнюдь не дураком наш директор оказался, подстраховался от попыток смухлевать: места искусственных аномалий, созданные им, не предоставляют возможности связаться со звездолетом или задействовать его летные ресурсы…

— Как если бы мы попробовали подменить лицензионную версию игры ее пиратской копией! — рассмеялся штурман.

Меня немного покоробило подобное хакерское сравнение, хотя я честно признала его меткость и точность.

— Да. И понимаешь, мне вовсе не нужна кривая пиратская копия зарождения нового витка цивилизации, создания нового человечества. Опыт подсказывает, что таким торопливым образом можно остаться без неких важных комментариев или нахватать трудноизлечимых вирусов. А у нас, заруби это себе на носу, совсем уже не осталось времени на какие-либо ошибки…

Юноша поднял горсть снега и начал лепить твердый снежок, пытаясь скрыть бурную волну эмоций, вызванную в его душе такими понятными и простыми словами капитана. Снежок вышел кругленьким, ровненьким, аккуратненьким, словно только что родившийся шарик, своими очертаниями напоминавший едва сотворенную и открытую планету. Фен немного подержал его в ладони, а затем доверчиво-трогательно переложил в руку рыжеволосой девушки с глазами мудрой старухи, как будто вверяя ей свою судьбу.

— Извини меня, капитан! — покаянно попросил он. — Веду себя как глупый ребенок! Я все понял. Ты точно следуешь намеченному графику нашего пути, опасаясь что-то испортить, боясь не дойти до запланированной цели. Клянусь, теперь я стану помогать тебе во всем. Но обещай мне, пожалуйста, — он не поднимал головы, не решившись заглянуть в ее усталые зеленые глаза, — обещай мне, что все непременно получится и с нами все будет хорошо…

— С вами не случится ничего плохого! — твердо пообещала я, и Фен облегченно чертыхнулся, даже не заметив, как я намеренно подменила его формулировку: «с нами» на свою: «с вами».

Да, я сделала это совершенно осознанно, да — я специально не включила себя в число всех прочих, ибо я не могла обещать ему, что со мной тоже все будет хорошо. Я поняла — в жизни каждого человека когда-то наступает срок собирать ранее разбросанные им камни…

Время откровений приближалось…

Глава 4

Девять измученных людей гуськом продвигались по зыбкой тропинке, старясь шагать точно след в след. Почва под нашими ногами ненадежно колыхалась, проседала и пружинила. Выемки, оставленные ногами, тут же заполнялись вонючей, ощутимо отдающей тиной жижей. Дорога завела нас в болото. Я шла первой, лучше любой палки прощупывая тропу своей ментальной энергией, и чувствовала — под нами простирается бездна. Бездонная и зловонная трясина, пропитанная горючим газом и выстеленная трупами неосторожных животных. Один шаг мимо тропы грозил неминуемой мучительной гибелью. Холод снежного поля сменился удушливой жарой никогда не замерзающего болота. Противный запах поначалу доводил нас чуть ли не до слез, навязчиво вплетаясь в волосы, забираясь под одежду, забиваясь в ноздри, но вскоре мы либо притерпелись, либо соответствующие рецепторы наших организмов не выдержали неравной битвы с болотным парфюмом и дали сбой. Едкие испарения щипали глаза, а капающие с ресниц слезы сильно осложняли наш и так весьма плохой обзор. Поэтому чем дальше, тем все больше и больше я полагалась лишь на свою способность чувствовать энергию, а друзья, вконец вымотанные и полусонные, двигались за мной как сомнамбулы, доверившись моему внутреннему чутью. Они полностью утратили бдительность, и посему мне пришлось по-новому распределить роли, в целях безопасности разбив людей на ведущих и ведомых. По пятам за мной брела Крися, слепо повинуясь строгим окрикам Феникса, вызвавшегося следить за тем, чтобы девушка ступала в лунки, оставляемые моими ногами. За нею шел Верховный Навигатор, вверенный контролю и попечению моего верного телохранителя Рифорда. Вопреки мрачным прогнозам бывшего бретера, я ни в коей мере не опасалась того, что по уши замотанный в бинты пленник задумает организовать побег. Да и куда здесь можно сбежать? Ну, если только на тот свет… Сразу же за бретером, добровольно взявшим на себя обязанности конвоира, тащился Антонио — сопливый и поминутно кашлявший, но упорно не желавший препоручить в чьи-то грешные руки свое бесценное Писание. За послушником следил Рей, после сенсационного признания Верховного Навигатора ставший еще более молчаливым и замкнутым. Скромный арьергард импровизированного отряда составили Айм и Алехандро, причем последний из этих двоих принял на себя львиную часть нашего общего вещевого груза. От прежней вызывающей самоуверенности пухлого аналитика ныне не осталось ни капли: ведь поддельная, показная храбрость имеет свойство истощаться в самый критический момент. Поэтому, подметив такое разительное изменение в поведении Айма, я тайком шепнула виконту пару слов, попросив его обратить внимание на это внушавшее опасения напряженное состояние нашего хронобиолога, весьма близкое сейчас к истерике. За любимого я не переживала, ибо на его похудевшем лице с заострившимися чертами спокойно сияли ясные карие глаза, подчеркивая завидное самообладание их владельца.

Последний участок пути давался нам нелегко, в полной мере выявив личные качества каждого. А я с возрастающей очевидностью понимала, что все, до сего момента произошедшее в моей жизни, стало не чем иным, как затяжной прелюдией, подготовительным этапом к решающим испытаниям, ожидающим меня впереди…

Болотная тропинка закончилась идеально гладкой, вымощенной булыжниками площадкой.

— Привал! — громко скомандовала я. — Здесь вполне безопасно, приказываю всем отдыхать!

Друзья повалились прямо там, где стояли.

Я нерешительно замерла на краю ровного каменного круга, имевшего уж слишком четкие очертания для того, чтобы оказаться природным. Бесспорно, сия площадка являлась творением человеческих рук.

— Ты тоже это заметила? — Алехандро топнул ногой, подковкой своего сапога высекая искры из твердого базальта. — Похоже на площадку для ловцов жемчуга, размещаемую на носу корабля. Место, где можно передохнуть, прикинуть ожидаемую глубину и принять верное решение перед прыжком в воду.

— Беспокоит меня это место. — Фен положил тяжелые лапищи нам на плечи, как будто богатырь стремился поделиться своей неиссякаемой физической силой. — Не знаю, что там у вас на кораблях устраивают, а у нас подобные кругляши на учебном полигоне ставились для прыжков с тарзанки… Да вот только страховки здесь, кажется, не полагается.

Слова Феникса определенно несли в себе некое рациональное зерно. Я присмотрелась внимательней. Перед нами простиралась трясина, местами скудно разбавленная редкими, аккуратными камнями величиной не шире двух ладоней, разбросанными хаотично и непредсказуемо. Но потом я вдруг заметила — все камни имеют одинаковый размер и форму…

— Ступеньки! — Я торопливо рылась в памяти, старясь припомнить, где я уже видела подобный замысловатый рисунок, состоящий из округлых пятен…

— А ты уверена? — спросил Алехандро. — Ступени — это часть лестницы, а лестницы рисуют на картах или планах…

— Точно, карта! — Я благодарно чмокнула любимого в кончик носа. — Какой ты все-таки у меня умница!

Я вытащила из кармана заветную пластинку металлокевлара и как улику предъявила ее мальчишкам. Виконт и штурман странно переглянулись, явно сомневаясь в моем умственном здравии.

— Ну как же, неужели вы не видите? — Я возбужденно тыкала пальцем в полупрозрачную поверхность карты. — Вот здесь, за черточками, обозначавшими урочище Свистящих демонов, нанесен ряд кружков…

— Но их же гораздо меньше, чем этих камней… — точно подметил Алехандро.

— Значит, часть камней не является тропой, и прикосновение к ним может привести к… — Я вскрикнула.

Нетерпеливый Феникс, решивший не дожидаться окончания моих пространных умозаключений, перешел к активным действиям. Он взмахнул руками и одним могучим прыжком перенес свое тяжелое тело на ближайший к нам камень. Но, лишь только крупное тело штурмана приземлилось на крохотную площадку, как ступенька вдруг прощально чавкнула и начала проваливаться в глубь трясины, увлекая за собой неразумного смельчака. Я отчаянно закричала, не представляя, что тут можно предпринять… Мои способности к левитации почему-то совсем заглохли в этой проклятой аномальной зоне. Все остальные члены нашей команды тоже вопили в голос, бестолково расшвыривая вещи, бегая по площадке и постоянно натыкаясь друг на друга. А между тем Феникс, по-телячьи хлопая ресницами, провалился по пояс и продолжал неумолимо погружаться все глубже и глубже…

— Вот дьявол! — Алехандро сорвал с пояса тонкую веревку, с помощью которой он когда-то перенес нас с ним на крышу собственного дворца. — Держи! — Аккуратная петля захлестнула торс штурмана. — Поднатужились! — командовал сметливый наследник.

Общими усилиями мы вытянули Феникса обратно на уступ, от которого и отходила опасная тропа. Обманный камень, освободившийся от его немалого веса, как ни в чем не бывало вновь встал на свое прежнее место.

— Ну знаете ли… — Фен взахлеб пил из знаменитой фляжки Айма, отпыхиваясь и откашливаясь. — Во второй раз я туда не полезу. Увольте! Этот аттракцион — один из самых верных способов помереть без особых усилий, какой я только видел в жизни. З-з-з-застенки инквизиции нервно курят в с-с-с-стороне. — Видимо от пережитого стресса наш отважный штурман начал заметно заикаться.

Крися испуганно всплеснула пухлыми ладошками и засуетилась, извлекая из своей походной сумки какие-то ампулы и шприцы. Хрупнуло стекло, терпко запахло спиртом… Но Фен ловко выхватил флакон из ее рук и, не обращая внимания на возмущенный вопль биологини, отхлебнул прямо из горлышка.

— С ума сошла, столь ценный напиток — да на задницу намазывать! — Он мягко отстранил девушку и одним глотком прикончил остаток спирта. По его лицу расплылась счастливая улыбка.

— Блажен тот, кто верует в животворящую силу неразбавленного спирта! — с видом закоренелого атеиста хмыкнул Айм.

— Во славу святой Ники — и на веки веков! — автоматически выпалил набожный Антонио.

— Аминь! — иронично и уже привычно отозвалась я. — А ну-ка дай мне наш знаменитый бестселлер всех времен и народов… — Только сейчас я вспомнила, как шаман Порфирий говорил, что если совместить воедино карту и священное Писание, то именно в этом случае можно успешно пройти Тропу испытаний, ведущую к Небесным вратам…

Писание поведало:

— Бред! — с чувством провозгласил Фен. — Первостатейный! Ядреный! И где это наш глубокоуважаемый директор нарыл столь качественную дурь, которую неумеренно употреблял в процессе написания сего религиозного опуса?

Антонио, до глубины души оскорбленный столь богохульным высказыванием, решительно потянул дорогую ему книгу из мускулистых лапищ наглого штурмана, но Фен небрежно отмахнулся от мальчишки, словно от надоедливой мухи, и вновь склонился над пожухлыми, усеянными пятнами страницами.

— Милая, это тебе о чем-нибудь говорит? — растерянно спросил Алехандро.

Я вдохновенно кивнула:

— Все предельно ясно. Да и Порфирий упорно талдычил, возможно сам не понимая толком, о чем идет речь, но вбивая в мою голову одну ценную мысль — книгу и карту требуется совместить… Смотрите, — я положила прозрачную пластину металлокевлара на текст странного четверостишия, — что сейчас произойдет…

Кружочки, отмечавшие Тропу испытаний, точно совпали с некоторыми буквами, миновав другие.

— Безопасный путь! — потрясенно выдавил Алехандро. — Просто и гениально!

— Да!

— Прости, капитан, — осоловело хмыкнул Фен, — это, может, и круто, но я туда больше не полезу.

— И не надо, ты слишком тяжелый…

Я тщательно запомнила расположение нужных камней и, примерившись, прыгнула на первую ступеньку. Камень подо мной остался непоколебим. Так, изгибаясь, покачиваясь и подскакивая, будто горная лань, я прошла двенадцать камней. И едвая успела попасть на последнюю ступень Тропы испытаний, как с легким гулом из болотной жижи поднялся прочный мост, обеспечивший остальным безопасный проход через вонючую бездну. Друзья боязливо промаршировали до противоположного края болота, даже не замочив ног.

Я сверилась с картой, уже не предвещавшей каких-то новых испытаний. На пластинке оставалось всего три непройденных знака — полукруглая арка, а над ней — чуть выпуклый шар, перечеркнутый овалом. Я не сомневалась — это были Небесные врата!

Последняя ночь в пути. Утром мы увидим таинственное святилище. Браслеты на моих руках излучали приятное тепло, когда мы опять расселись вокруг костра. Стараясь ничем не выдать охватившего меня волнения, я исподтишка рассматривала лица друзей, с которыми мне вскоре предстояло расстаться. Пока я даже и не предполагала, как и когда это случится. Но я знала определенно — это произойдет скоро и непременно. Жаль… Мой рассеянный взор задержался на лице удивительного мужчины, дарованного мне этим погибающим миром, прекрасного суровой, воистину царственной красотой. Безумно жаль… А ведь именно с ним я хотела бы прожить всю оставшуюся жизнь, познать плотскую любовь, иметь от него детей. Я пришла к выводу: желание родить ребенка от какого-то конкретного мужчины всегда можно считать высшим комплиментом его физическим и духовным качествам, его личностным достоинствам. За недолгое время нашего знакомства я хорошо изучила моего храброго виконта, научилась уважать его проницательный ум и прощать ему маленькие слабости, присущие любому порядочному человеку, не умеющему равнодушно наблюдать за страданиями других людей. А еще — я намного крепче сдружилась с безалаберным Фениксом и моей милой, простодушной Кристиной, встретилась с преданным Рифордом де Монро, привязалась к забавному Антонио, вновь обрела Рея и немного разочаровалась в Айме. Господи, как много они мне дали! Жаль покидать их всех… Но, к сожалению, ранее неведомое чувство прозорливости подсказывало: судьба не отступится без искупительной жертвы — не пропустит нас всех, если не заполучит одну, самую настырную и назойливую. Меня! Да будет так! Однако я еще поборюсь за себя… Хотя по большому счету чего стоит моя жизнь по сравнению с будущим всего человечества? Да практически ничего!

Внезапно я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд и, спешно отведя упавшие на лицо волосы, встретилась с задумчивыми глазами Верховного Навигатора, светившимися сожалением и раскаянием. Я ободряюще улыбнулась, искренне радуясь ответной улыбке, чуть тронувшей его обожженные губы. И тогда наши слившиеся в понимании и дружелюбии взоры за один краткий миг неожиданно поведали друг другу намного больше, чем сказали бы сотни доверительных слов. Он сожалел о том плохом, что уже сотворил, и скорбел о том хорошем, что мог бы еще сделать, но не совершил во благо людей. Чаша его злодеяний оказалась слишком велика, но тем не менее он все-таки спас Рея и подарил бессмертие Алехандро. Зло его души в итоге трансформировалось, породив добро… А вот представится ли ему подходящий случай искупить все свои прочие грехи? Этого я не ведала.

— Спой нам новую песню, — стеснительно попросил Навигатор. — Песню о себе и обо всех нас!

Я решила не спрашивать, откуда ему стало известно о моем увлечении стихами. Я почти поняла, кем ранее являлся этот загадочный, роковой для всех нас человек. Но я не захотела вызывать его на откровенность. Я просто запела:

И после моей песни уже ни единого слова не прозвучало более в тишине нашей последней ночи. Слова оказались не нужны, а меня переполняли благодарность и гордость за моральную твердость моих друзей, давшуюся им всем ой как нелегко. Мы просто сидели тесным кружком возле костра и передавали друг другу фляжку Айма, наполненную коньяком тысячелетней выдержки. От меня к Алехандро, от виконта к Фениксу, от штурмана к Крисе, далее к Антонио, Рею, Айму, Рифорду и бывшему Верховному Навигатору. А от него — опять ко мне. И этот минуту назад изобретенный нами ритуал выглядел чертовски символично!

«Наша тайная вечеря», — мысленно усмехнулась я столь крамольному, но явно напрашивающемуся сравнению. Догадывались ли мои друзья о том, что этой ночи предназначено стать для нас последней? И судьбоносной — для меня? Наверное, догадывались, но никто из них не произнес ни слова.

И за это я тоже была им благодарна…

Вскоре мои друзья тихонько улеглись на разостланные одеяла и погрузились в глубокий сон без сновидений, измученные мыслями о грядущих сюрпризах близящегося дня. Бодрствовала лишь я, да еще — Навигатор, загадочно поблескивающий глазами из-за окутывающих его лицо бинтов. Пару раз мы безмолвно переглянулись, взаимно угадав безрадостные мысли друг друга. Мы ждали рассвета…

Продолжившаяся за мостом тропа оборвалась неожиданно… Пробудившись утром, мы обнаружили: нас окружила густая пелена тумана, белого как молоко, мертвенного и непроницаемого. За этим по-настоящему кладбищенским покровом расстояние до гор показалось мне обманчиво далеким. Поэтому когда мы, бодрой рысцой трусившие вдоль едва заметной дорожки, неожиданно уперлись в высокую базальтовую стену, на лицах всех отразилось сильнейшее недоумение, смешанное с паническим ужасом. Тропа закончилась ничем — ну или практически ничем, а именно: тщательно очищенной и выровненной площадкой, посыпанной мелким речным песком, сразу за которой начиналась обширная горная гряда. Туман конденсировался в холодные капли влаги, медленно оседавшие на единственный заслуживающий внимания предмет, находившийся точно в центре площадки, коим являлась ровно обтесанная и отшлифованная гранитная глыба в форме пятиугольника. Я подошла и рукавом куртки стерла налет влажной плесени, покрывавший лицевую сторону плиты…

«Захария» — коротко значилось на памятнике. И более — ничего. Ни тебе дат рождения и смерти, ни хвалебной эпитафии. Скромненько и со вкусом, как любит говорить Айм.

— Душно! — пожаловался сам аналитик, утирая вспотевший лоб. — В тутошних местах вообще не разбери что с климатом творится! Вроде Урал, а мороз сменился почти субтропической жарой. К чему бы это?

Рей категорично шмякнул свой рюкзак на песок, а сам уселся сверху, по-турецки скрестив ноги:

— Кирдык климату наступает, если выражаться в стиле нашего уважаемого друга Феникса. Чувствуете, как парит прямо из земли? — Он приблизил раскрытую ладонь к трещине в песчаном грунте, из которой вырывались белесые облачка горячего пара. — Как бы здесь вскоре гейзер не забил или еще чего похлеще не образовалось. Подозреваю, процесс разлития токсичного топлива в земной коре подходит к финальной фазе. Судя по жаре, можно уверенно говорить о подземном возгорании, что, скорее всего, приведет к мощному взрыву и расколу материков.

Пока орденец увлеченно рассуждал подобным апокалиптическим образом, я оперативно провела пару экспресс-тестов с помощью своего портативного анализатора и в целом согласилась с выводами Рея. Надвигающуюся гибель Земли следовало принять как неизбежный и грядущий независимо от наших желаний факт. У нас оставалось в лучшем случае дней тридцать, чтобы успеть отыскать транспортный корабль «Ковчег» и погрузить на него всех, кого мы сможем собрать: людей, не совсем людей, роботов, образцы флоры и фауны. Верховный Навигатор через мое плечо скосился на дисплей анализатора и выразительно прищелкнул языком.

— Перемудрил Захария, — с упреком просипел он сквозь бинты. — Не понимаю, чего он хотел добиться своими завуалированными пророчествами? Где же теперь искать эти злополучные Врата?

Я почесала в затылке:

«И правда — где?»

Всем казалось, что мы попали в безвыходную ситуацию. Священное Писание больше не предлагало никаких подсказок, путь к Вратам закончился глухим тупиком, а местоположение «Ковчега» до сих пор оставалось загадкой. Наверное, хитроумный директор немало похихикал в раю или аду (уж кто знает, куда его определили после смерти), злорадно наблюдая за нашими растерянными лицами и картиной бестолкового блуждания вокруг его скромного надгробия, больше смахивающего на спровоцированные мухоморовой настойкой шаманские пляски.

— Чтоб тебя за ногу! — мрачно пожелал Феникс, небрежно плюхаясь на одеяло прямо перед каменной плитой с именем директора и обращаясь явно к нему же. — Хорошая каменюка, тяжелая. Так и хочется добавить ниже еще одну строчку: «Теперь уже точно — не встанет». Но лучше бы встал! А иначе кто же еще, кроме него самого, способен подсказать, что нам нужно делать дальше?

«Кто, кроме самого усопшего?» — Бредовая на первый взгляд мысль показалась мне здравой согласно потаенному, глубоко спрятанному в ней смыслу. Упрятанному надежно, как… как в могилу!

— Фен, сворачивай надгробие и разрывай могилу! — взволнованно приказала я.

— Чего? — оторопел штурман. — Рыж, ты, случаем, с ума не сошла? Еще только осквернением погостов мы не занимались!

— Кощунство! — испуганно пискнул не в меру набожный Антонио. — Или смертный, э-э-э — бессмертный грех! — видимо, он никак не мог решить, разрешено ли святым нарушать покой давно усопших составителей местных религиозных бестселлеров.

Я возмущенно скрипнула зубами:

— Директор унес тайну Врат с собой в могилу, но я намерена докопаться до нее любым способом! Пускай даже через эксгумацию его трупа!

— Думаешь, разгадка кроется там? — Алехандро вежливо указал пальцем вниз, намекая на скрытую под землей могилу.

— У кого-то имеется теория получше? — Я обвела пронзительным взглядом шокированно притихших друзей.

Народ подавленно молчал.

Отчаявшись получить хоть какую-нибудь помощь от присутствующих, я разгневанно, со всей дури, долбанула энергетическим импульсом прямо в захоронение директора… В воздух взлетело каменное крошево и клубы песка. Аккуратная надгробная плита тяжело рухнула набок. На мгновение все заволокли поднявшиеся тучи пыли. Алехандро только головой укоризненно покачал, наблюдая за выплеском моей необузданной энергии, зато мне сразу же полегчало, и я успокоилась.

Пыль осела…

Нашим потрясенным взорам предстало мрачное сооружение прямоугольной формы, глухо закрытое черным мрамором и ранее помещенное под землей. То оказался сам гроб, надежно упрятанный в монолитную мраморную глыбу. Высеченное на камне саркофага лицо являлось точной посмертной маской самого Захарии Финдла. Я узнала его сразу, несмотря на некоторые странные изменения, постигшие грубоватые, некогда довольно заурядные черты директора. Его губы истончились и стали напоминать клюв, надбровные дуги выступали четче, а размер невероятно разросшегося черепа внушал уважение, переходящее в благоговение. Это, безусловно, было лицо гения, но гения недоброго и сумасбродного. На губах покойного запечатлелась ехидная, какая-то демоническая усмешка. По обе стороны от маски проступали симметричные полукруглые углубления.

Затаив дыхание, я опустилась на колени перед разверстой могилой недоброго бога этого погибающего мира. Словно молясь, склонилась к мраморному лику Захарии Финдла и благодарно, будто испрашивая благословения, прикоснулась губами к его выпуклому каменному челу. А потом приложила свои энергетические браслеты, недаром названные ключом от Небесных врат, к полукруглым контактам в изголовье могилы. С глухим лязгом выпуклые края браслетов совместились с контурами предназначенных для них углублений…

Земля под нашими ногами качнулась, надсадно взвыли потайные двигатели — и передняя часть каменной плиты, до этого служившая поверхностью возвышающейся перед нами скалы, прорезалась горизонтальной чертой. Трещина медленно расширялась. Верх каменной пластины сдвигался, нехотя и натужно, открывая огромный, зиявший темнотой шлюз, уводивший в толщу горы. Я продолжала стоять на коленях и, будучи не в силах подняться, завороженно наблюдала за разворачивающейся передо мной величественной картиной.

— Ура! — громко кричали друзья, радостно прыгая по песчаной площадке. — Небесные врата открылись!

Итак, ключ от Небесных врат успешно выполнил возложенную на него функцию. Мы нерешительно столпились у края шлюза, робко заглядывая внутрь, потому что скудный дневной свет освещал лишь малый участок стены, обшитой каким-то металлопластиком, с толстым жгутом проложенных вдоль нее силовых кабелей… Я первой подняла ногу и перешагнула через порог. Немедленно сработали скрытые в полу датчики движения, а под потолком коридора загорелись светильники, автоматически включаясь и выключаясь по мере того, как мы продвигались в недра управляющего комплекса.

— Вот это да, — восхищенно вертел головой Феникс, — типа и не улетали мы никуда, типа мгновенно перенеслись в довоенное время! Наша техника! И пыли тут, как ни странно, почти нет… — провел он пальцем по оплетке кабеля.

Верховный Навигатор усмехнулся:

— Все герметично, система кондиционирования включилась после подъема шлюза, а до этого момента объект оставался законсервированным на практически стерильном уровне. Скорее всего, оборудование тоже должно находиться в режиме безотказного функционирования…

Я улыбнулась. Навигатор прекрасно разбирался в наших довоенных секретных военных технологиях так, словно сам принимал непосредственное участие в их разработке. Впрочем, это меня не удивило.

Коридор закончился серебристыми дверями с многозначительной надписью: «Командный центр». На стене тускло мерцал крохотный монитор индивидуального допуска. Навигатор комично пожал плечами, подмигнул и приложил подушечку большого пальца своей правой руки к дисплею идентификации. Прибор ожил. Зеленая светящаяся линия пробежала по экрану, считывая и анализируя данные.

— Личный код ноль-один, в допуске отказано, — известил нас холодный механический голос.

— Попробуй ты, — предложил мне Навигатор.

Я повторила процедуру опознания.

— Личный код ноль-ноль, приветствую вас, капитан Ника. — В интонациях робота-диспетчера прорезалась нотка обезличенной любезности. — Добро пожаловать в управляющий комплекс «Небесные врата». Вас ждет центральный компьютер и программа запуска проекта «Ковчег».

— «Ковчег»? — удивилась я. — Так он находится здесь?

— Не совсем, — спокойно констатировал голос. — Сначала вам необходимо провести процедуру активации телепорта «Врата».

— Телепорт? — нахмурился Фен. — А вот о таком опасном фокусе мы и подавно не договаривались. Помнится, на момент нашего отлета подобные устройства находились в процессе разработки, и не думаю, что после отбытия «Ники» у персонала исследовательского центра имелась возможность детально протестировать экспериментальный экземпляр…

Айм вытаращенными от недоверия глазами смотрел на штурмана, рассуждавшего необычайно серьезно. Но сейчас Феникс напрочь отбросил свою привычную показную дурашливость:

— Телепорт не прошел испытания, не так ли?

— Не прошел, — согласился робот-диспетчер. — Началась война, мы не успели этого сделать, поэтому в систему «Врата» пришлось вмонтировать опытный образец, не подвергавшийся даже первичной апробации.

— …! — мило высказался Фен.

И я была с ним полностью согласна. Ни разу не проверенный телепорт, прибор, встречавшийся нам только на страницах фантастических романов, — это здорово выходило за рамки обоснованного риска.

— Пойдем посмотрим? — Фен нерешительно указал в сторону раскрытых дверей.

— А разве у нас есть другой путь? — ответила я.

Все получилось очень — нет, даже слишком — просто, а я никогда не верила в подобные халявные подарки судьбы.

Теперь мне следовало ждать какого-то подлого подвоха, заготовленного моей вечной противницей — Смертью…

Итак, мы торжественно вступили в командный центр. Я, по издавна узаконенной капитанской привычке, — только с правой ноги, Фен — немного развязно, с «полпинка», Рифорд — с любопытством таращась на неведомые штуки, но краем глаза продолжая следить за вверенным его надзору Верховным Навигатором. Цепочку экскурсантов замыкал Алехандро, заметно побледневший и нервничающий.

«Неужели его тоже гнетет недоброе предчувствие?» — немного отстраненно подумала я, полностью захваченная тем, чему предстояло свершиться в самом ближайшем времени.

Оборудование отсека отвечало самым строгим требованиям астронавтики. Оно состояло из десятка мощнейших компьютеров, источников питания, управляющей консоли с удобными креслами для операторов и еще из много чего. Здесь нашлась даже никелированная кофеварка и пакет с кофейными зернами, к огромной радости Криси.

Фен уверенно направился к центральному блоку, тут же развив бурную деятельность и громко командуя на ходу:

— Рей, надень наушники и сядь вон в то кресло — будешь ассистировать. Айм, за тобой проверка питания. Мне не мешать — я сам разберусь с программой запуска «Врат»…

А я не думала вмешиваться. Мое внимание сразу привлек весьма необычный сервер, дополнявший ряд компьютеров. Ничего подобного я ранее не видела. Я безмолвно указала на него глазами, дернув за рукав Навигатора, но тот лишь недоуменно развел руки, удивленный не меньше меня. Придется разбираться самой.

Пальцы Фена с энтузиазмом летали над клавиатурой, а над залом поплыл ароматный запах свежесваренного кофе. Я умилилась: совсем как в старые, добрые школьные времена. Компьютеры ожили, по их экранам побежали длинные колонки цифр. Не отрывая взгляда от консоли управления, Фен поднял растопыренную ладонь и начал загибать пальцы, ведя обратный отсчет: пять, четыре, три, два, один, ноль…

— Вы вошли в программу запуска главного терминала управления телепортом «Врата». Проверьте питание сервера-накопителя…

— А что с ним не так? — Брови штурмана недоуменно поползли вверх. Он ввел запрос.

— Отсутствует кристалл-накопитель, — равнодушно изрек компьютер. — Вставьте его в соответствующий отсек.

Изрыгая проклятия, Фен вскочил с кресла и наклонился к тому самому прибору, который я так и не смогла опознать. Внешний вид штурмана красноречиво говорил о полнейшей растерянности.

— Сбой всей системы, нарушение питания накопителя! — надрывался механический голос. Все мониторы угрожающе мигали аварийным красным светом.

— Ничего не понимаю! — угрюмо признался Фен. — На такой аппаратуре мне еще не приходилось работать!

— И никому не приходилось, — печально подсказал Верховный Навигатор. — Я тут пораскинул мозгами и почти уверен, что в ячейке сервера некогда находился особый кристалл — специально выращенный в лаборатории и служивший конденсатором для энергии, необходимой при активации «Врат»… Ходили когда-то по Школе смутные слухи о подобном проекте…

— Но сейчас ячейка пуста! — не дослушав его объяснения, отчаянно выкрикнул Фен.

Я облизнула указательный палец и осторожно провела им по дну ячейки.

— Видишь, — я показала Фениксу мельчайшую серебристую пыль, прилипшую к моей влажной коже, — кристалл состарился и рассыпался в прах.

— Катастрофа! — Вцепившийся в свои отросшие волосы штурман походил на буйнопомешанного. — Это ужасно! Существовал ли запасной кристалл?

Верховный Навигатор виновато склонил голову:

— Нет, его просто не успели вырастить…

Последовала немая сцена всеобщего отчаяния.

— Но, — после некоторого раздумья добавил бывший глава Ордена, — я вроде бы слышал, что его можно попытаться заменить любым непрозрачным органическим минералом.

— Час от часу не легче! — саркастично рассмеялся штурман. — Никто, случаем, не знает, нет ли поблизости хоть одной, самой захудалой ювелирной лавочки?

— А это не подойдет? — Я состроила невинную рожицу и вытащила из кармана прекрасную продолговатую жемчужину по имени Звезда морей, когда-то подаренную мне великим кракеном.

— О! — восхищенно выдохнул Навигатор, трепетно вынимая из моих пальцев огромную драгоценность. — Девочка моя, где ты сумела раздобыть такую прелесть?

Услышав его слова, я содрогнулась до глубины души. «Девочка моя» — так меня называл лишь один человек, занимавший слишком много места в моей прошлой жизни…

— Подойдет? — волновался Фен.

Навигатор сначала примерился, а потом уверенно вставил жемчужину в пустую ячейку сервера. Звезда морей поместилась в ней идеально.

— Замечательно! — обрадованно потер руки штурман.

«Спасибо тебе, великий кракен!» — мысленно поблагодарила я и где-то, на самом краю подсознания, отчетливо услышала победную песнь благородного спрута, воссоединившегося с погибшими женами и детьми в ином, светлом, недоступном для нас мире.

— Программа запуска «Врат» восстановлена, — вежливо уведомил нас компьютер. — Приготовьтесь к переходу!

Глава 5

Войдя в центр управления, мы не сразу обратили внимание на арку из темного металла, скромно притаившуюся в густой тени за столами с компьютерами и прочим оборудованием. Но сейчас, после запуска программы, арка перешла в активную фазу функционирования. Включилась подсветка, и металл засиял неземным голубоватым светом.

— Небесные врата! — громко восхитилась Крися, указывая пальчиком.

Фен метнулся к консоли, над которой располагалась ячейка с моей жемчужиной, и быстро забарабанил по клавишам, набирая короткую директиву. Звезда морей засветилась, испуская тонкий лучик, похожий на лазер, плавно перебегающий по участкам схематичного контура Врат, воспроизводимых монитором. Железные сегменты арки пришли в движение, вращаясь в какой-то сложной последовательности и составляя узор-схему.

— Пространственный туннель установлен! — бодро отрапортовал механический голос.

Внутри металлического каркаса Врат появилась слабо колышущаяся и фосфоресцирующая пленка незнакомой нам субстанции. Поверхность пленки волновалась, как беспокойная морская вода, выстреливая жгучими уколами энергетических разрядов. Я трепетно провела ладонью вдоль арки этого неведомого чуда, не осмеливаясь к ней притронуться. Я ощутила — сразу за тонкой нематериальной завесой простирался бездонный колодец, состоящий из хаоса и космической пустоты, способный как убить, так и подарить вечную жизнь.

Феникс уважительно присвистнул:

— Колоссально! И как работает эта штуковина?

— Испытуемый объект, вступивший в телепорт, подвергается деструктуризации на атомном уровне, мгновенно переносится в пункт назначения и восстанавливается там полностью, с сохранением и возобновлением всех физических, духовных и ментальных функций своего организма, — прошелестели динамики.

— Колоссально! — окончательно впечатлился штурман. — А где расположен пункт назначения?

— В главной галерее транспортного корабля «Ковчег», находящегося на орбите планеты Сатурн.

«Вот и реализовались последние знаки на карте, — грустно подумала я. — Символ арки, а над ним — круг, перечеркнутый овалом: Сатурн с его кольцами».

— Можно начинать сеанс телепортации? — Пальцы Фена вновь пробежались по клавиатуре.

Но компьютер неожиданно замолчал.

— Поломка? — нахмурился Айм.

— Скорее, техническая сложность, — отозвалась машина. — «Врата» настроены на личный код капитана Ники, и первой процедуру телепортации может пройти только она…

— Так в чем проблема? — недогадливо удивился аналитик. — Вполне стандартный подход к решению любой задачи. Мы уже вполне привыкли к тому, что капитан у нас всегда впереди Вселенной всей! Прошу, леди! — Он галантно взмахнул рукой, предлагая мне вступить в зону действия устройства.

Я иронично усмехнулась — они еще ничего не поняли, не почувствовали… Невероятно, как буднично, незримо и небрежно Смерть наконец-то вплотную подкралась к своей долгожданной жертве и по-хозяйски уверенно встала за моим правым плечом. Меня уже обжигало ее ледяное дыхание…

— Телепорт не прошел «обкатки»… — равнодушным тоном предупредил компьютер.

— Странный термин! — прерывающимся от недобрых предчувствий голосом сказал Верховный Навигатор. — Как его следует понимать?

Интересно, умеют ли машины сопереживать подобно нам — людям? Помнится, когда-то я сильно растерялась, обнаружив у «Ники» наличие юмора, обычно совсем не присущего кибернетическим существам. Юмор, подобно всем прочим человеческим эмоциям, не заложен в характеристики искусственного интеллекта. Но клянусь, сейчас в голосе компьютера прозвучало неприкрытое злорадство:

— Опытный образец, переместившийся через телепорт, послужит средством его отладки и не сможет восстановиться на приемном конце. Он умрет!

В наступившей тишине раздался резкий звук, похожий на пистолетный выстрел. Это сломалась ножка кресла, не выдержав богатырского веса нашего штурмана. И сразу же все отмерли, забегали, заохали, заговорили, намеренно стараясь перекричать друг друга так ненатурально, словно проводили некий отвлекающий маневр. А я неподвижно стояла в центре растревоженного человеческого муравейника, улыбаясь спокойно и чуть отстраненно. Час моего главного испытания пробил…

— Нет! — протестующе выкрикнул Алехандро, хватая меня за руку. — Только не ты, любимая!

— А кто тогда? — Я задумчиво склонила голову набок. Мои глаза смеялись.

Ответа не последовало.

— Это чудовищно неправильно! — сдавленно пискнула Кристина, заливаясь слезами. — Это какая-то глупая ошибка!

Я подмигнула Антонио, и юноша, повинуясь вполне понятному приказу, крепко обнял девушку, увлекая в сторону.

— Девочка моя! Я… — хрипло начал Навигатор, но я решительно оборвала его некстати намечавшуюся исповедь, беззвучно пошевелив губами: «Не время».

Фен смотрел на меня с каким-то новым, хищным прищуром.

— Нет! — вдруг по-звериному взвыл Айм. — Это же форменное убийство нашего капитана, я отказываюсь в нем участвовать! — Он сполз с кресла оператора и забился в угол комнаты, свернувшись в позе эмбриона и жалобно всхлипывая.

— Все, «финита ля комедия», сдулся наш циник! — печально констатировал Фен. — Крись, вколи ты ему что-нибудь успокаивающее.

Биологиня поспешно забрякала шприцами, абстрагируясь от собственных переживаний.

Рей и Риф с двух сторон крепко держали виконта, тело которого сотрясала крупная дрожь. Я отвернулась, избегая умоляющего взгляда дико вытаращенных глаз любимого мужчины. Со временем он поймет, что я предпочла умереть ради него, ради будущего всех людей…

— Ты обещал мне помочь, — напомнила я Фениксу.

Друг клацнул зубами и прикусил нервно подергивающуюся нижнюю губу. На его подбородок стекло несколько капель крови.

— Ты обещал, вспомни! — усилила я нажим.

Штурман медленно кивнул.

— Нажмешь пуск, когда я прикажу, — не оборачиваясь, велела я, вступая на пандус, ведущий к Вратам.

Три ступеньки пологого пандуса, всего-то три ступеньки… Такие короткие и одновременно такие длинные… отделяющие бытие от небытия. Перед моим лицом заплескалась тонкая пленка энергетического поля. Смерть пощекотала мой затылок своим зловонным дыханием и требовательно подтолкнула в спину. Я взмахнула рукой, подавая знак Фениксу, зажмурилась и шагнула в арку Врат…

Я отчетливо помню, как еще на первом курсе Школы мы усиленно пытались понять — что же представляет собой смерть? Особое состояние тела или души? Конец всему или, наоборот, начало чего-то нового? Но теперь я не гадала — я просто сделала свой выбор, и мое решение умереть являлось абсолютно добровольным и непринудительным. Таким же, каким стал выбор Захарии и Порфирия, каким являлся выбор великого кракена, старого Хизли и крылатых рыцарей Имлира. Смерть одного — во имя спасения многих. Решение, достойное не бога, но — человека. Выбор своей судьбы, ибо в то краткое мгновение я наконец-то четко осознала, что же это все-таки значит на самом деле — быть человеком!

Я стала светом…

Светом, пронизывающим каждую частичку моего хрупкого тела, разложившим меня на атомы, превратившим меня в мельчайшую звездную пыль: невесомую, летучую, холодную и неживую. Оказалось, что это совсем не больно — всего лишь одно мимолетное дуновение испепеляющего солнечного ветра — и вот твоей физической оболочки уже нет. От меня остался только крохотный сгусток незримой материи, называемой бессмертной душой. Те пресловутые четыре грамма, на которые каждое мертвое тело всегда легче своего живого аналога. Я свободно парила в эфире… Я видела своих безутешных друзей, столпившихся вокруг Врат и взирающих на них в немом отчаянии. Нашла звездолет «Ника», обрабатывающий запутанную информацию сугубо медицинского характера, и Дину с Неей, нещадно эксплуатирующих кибернетический разум корабля. Я мысленно наблюдала за Змеем и Драконом, добросовестно муштрующими целый полк мускулистых монахов, и даже за самим Кардиналом, благосклонно взирающим на тренировку с высоты мраморного монастырского балкона. Обнаружила гигантский транспорт «Ковчег», прикрытый силовыми щитами, зеркальная поверхность которых отражала сияние космических светил, создавая эффект защитной невидимости…

Но все эти действия давались мне с огромным трудом, потому что звезды притягивали и манили меня к себе. Теперь я точно знала, что где-то там, дальше — вне привычного для нас измерения — находится та светлая обитель, куда устремляются все отлетевшие души. Именно там они обретают настоящую, долгожданную свободу. В том мире не существует богов — одна лишь энергия разума в своей самой совершенной и чистой форме…

— Иди к нам, Ника! — мелодично напевали голоса многочисленных звезд, звеневшие хрустальными колокольчиками. — Мы ждем тебя, наша крылатая сестра!

И я, не раздумывая более ни минуты, воодушевленно полетела на их зов…

Тело скрутила невыносимая боль…

«Тело? — изумилась я. — Какое тело? У меня уже нет тела!»

Но самовнушение не сработало, а непереносимые ощущения все нарастали. Я уподобилась куску податливой глины, положенному на вращающийся гончарный круг бытия. Кто-то незримый и всесильный прикоснулся ко мне своими узловатыми, натруженными пальцами и начал мучительный процесс воссоздания моей разрушенной плоти.

— Ты совершенно позабыла обо мне, милочка, — упрекнул ехидный голосок с запоминающимся техасским акцентом. — А ведь я совсем не зря подарил тебе последнюю искорку своей жизненной силы. Искорку, несущую способность видоизменяться, мимикрировать в окружающем пространстве, восстанавливать поврежденные органы. Живи же, милочка!

— Не знаю, стоит ли благодарить тебя за подобные пытки! — мученически выла я, плавящаяся, будто кусок свежего воска. — Сомнительная услуга от старого пройдохи!

Хизли проказливо хихикнул, как частенько любил проделывать это при жизни:

— Умирать — легко! Выжить — намного труднее…

Звезды отдалялись. Я страдальчески вытянула руку, не желая отказываться от их красоты, отрываться от сего небесного хоровода, но водоворот телесного существования беспощадно вырвал меня из мира духов, закружил и швырнул обратно.

В мир живых…

Я ругалась. Витиевато и грязно, стараясь поточнее вспомнить цветистые уроки прирожденного мастера скабрезностей — Рифорда де Монро, но тем не менее сквернословила и с одновременным радостным облегчением. Я лежала на шикарном ковре, в центре лужицы из прозрачной околоплодной жидкости, и ругалась на чем свет стоит. Недобрым словом помянула выдумщика Захарию, хитреца Хизли, доброхота Порфирия и попыталась встать на ноги. Колени заметно подкашивались, но я оперлась на какую-то античную колонну и, непристойно выставляя голые ягодицы, кое-как перевела себя в позу «поиска тапочек под диваном». А затем поднатужилась еще и выпрямилась в полный рост.

Окружающий интерьер поражал расточительной роскошью. Персидский ковер, напрочь мной испорченный, беломраморная беседка в греческом стиле, с колоннадами и фонтаном, огромный плазменный телевизор и потухшая арка Врат. В общем, сценка из разряда: «Поздравляю, капитан Ника, ваша безумная авантюра удалась! Позвольте представить вам конечный пункт прибытия — Главную галерею транспорта «Ковчег». И среди всего этого вызывающе-вульгарного великолепия находится главный элемент — я, мокрая, замерзшая, с неизменными энергетическими браслетами на запястьях. Нагая, жалкая и слабая, каковой и положено быть любому человеку в момент своего рождения.

— А младенцам разрешается выпить что-нибудь покрепче молока? — нахально спросила я у тишины, в случае отказа уже почти решившись утолить жажду некипяченой водой из фонтана.

— Виски, джин, абсент? Чего прикажете подать, капитан Ника? — Из люка в стене выехал ушлый робот-официант, облаченный в безупречно отглаженный смокинг с накрахмаленной белой манишкой. Я стыдливо прикрылась руками.

— Содовой со льдом и новую одежду! — Я сдернула полотенце с манипулятора робота и устроила из него импровизированное сари.

Все из того же люка немедленно появился запотевший стакан с холодным напитком.

— Ваши личные апартаменты находятся на восемнадцатом уровне, капитан, — вежливо уведомил меня официант.

— Сколько же всего этажей на этом корабле? — вздрогнула я.

— Сто тридцать, мадам. Я вас провожу.

— Офигеть можно! Вот уж точно «Ковчег» создали тупые дилетанты, — потерянно бормотала я, вслед за роботом бредя к лифту. — Умные профессионалы построили «Титаник»!

— А это что? А вот это? — Я с любопытством тыкала пальцем в электронную карту «Ковчега» и без устали приставала с расспросами к главному компьютеру. Мониторы в командирской рубке демонстрировали мне все новые уровни и отсеки корабля, а сам кибернетический организм звездолета имел приятный мужской баритон. За что тут же, хотя немного панибратски, был окрещен мною просто и понятно — «Ноем». Компьютер не возражал. Наоборот, истосковавшись за долгие годы молчания и бездействия, он покровительственно разглагольствовал с интонациями молодого самовлюбленного радиодиктора.

— А тут у нас что находится? — деловито поинтересовалась я, указывая на единственный сектор, оставшийся темным. Все прочие этажи весело светились разными цветами, делая схему корабля похожей на инструкцию по сборке рождественской оптоволоконной елки.

«Ной» корректно кашлянул.

— Нечего мне тут курильщика изображать, — возмутилась я. — Почему молчим? Какой-то секретный уровень?

— Капитан, вы должны знать о нем больше меня, — туманно заоправдывался компьютер. — Данный сектор запечатан вашим индивидуальным кодом доступа!

— Хитро! — Я недоуменно поскребла свежевымытую голову. — Прогуляемся, посмотрим.

Через пятнадцать минут я уже почти жалела о своем скоропалительном решении. Засекреченный сектор находился значительно дальше жилых и рабочих уровней, а точнее говоря — он оказался последним. Ниже располагались лишь складские помещения. Лифт туда не ходил, и добираться пришлось на каре-автопогрузчике, изрядно растрясшем мой еще не оправившийся от телепортации организм. Когда длительное путешествие по запутанным, скудно освещенным коридорам пришло к концу, я пьяно уставилась на толстую дверь, усиленную не только асбестовыми плитами, но и металлокевларовыми накладками. В довершение ко всему на этих покрытых инеем створках красовался знак радиационной опасности. Строгий голос «Ноя» не терпящим возражений тоном приказал мне надеть защитный костюм, предназначенный для выхода в открытый космос, снабженный баллоном кислорода.

— Это либо прямой выход в один из каньонов Луны, — недовольно бубнила я, упихиваясь в серебристую, плохо гнущуюся ткань скафандра, — либо утерянный запасной бункер Адольфа Гитлера. Что все-таки там находится? — допытывалась я у компьютера. — Сокровища Янтарной комнаты? Александрийская библиотека? Мумия Светлейшего князя Потемкина-Таврического, по слухам, обладавшего самым большим детородным органом за всю историю человечества, или нечто еще столь же раритетное?

Но кибернетический гид лишь вежливо хмыкал, игнорируя мои примитивные шуточки, и ограничивался менторскими репликами на тему: молнию застегни, кнопку вентиляции нажми, внутри шлема не чихай.

Система личного доступа к секретному отсеку оказалась еще более дотошной. Она попросила не только предъявить отпечаток моего большого пальца, но и сунуть сам палец в одно из отверстий, где его тут же больно укололи иглой, взяв каплю крови. Потом мне нагло засветили сканером в глаз, считывая информацию с сетчатки. Я бодро предложила анализатору не скромничать и затребовать, до кучи, еще и анализ мочи. Но, видимо, все изменения, постигшие мой многострадальный организм за время длительного пути к Вратам, систему защиты не смутили, потому что металлическая дверь бесшумно раздвинулась…

Я ушла по узкому проходу между десятками консервационных капсул и восхищенно вспоминала текст священного Писания. Ай да директор, ведь сходится все — тютелька в тютельку сходится! Под Небесными вратами действительно спали мои ангелы — не живые, но и не мертвые! Я подходила, протирала перчаткой очередное заиндевевшее стекло и жадно всматривалась в знакомые лица ангелов, уложенных в куда более мощные криокамеры, чем те, которыми в свое время оснастили «Нику». Ведь в отличие от моего бессмертного экипажа все они оставались обычными людьми. Теми ребятами, с которыми я прошла и огонь учебных полигонов, и воду выпускной регаты, и медные трубы нашего самодеятельного школьного оркестра. С которыми в столовой не один пуд соли съела. Вот в этом ряду лежит весь второй курс, названный «Звездными орлами», — лучшие пилоты в Школе. А в другом ряду — «Белые барсы» — белая кость, элита космической разведки. В специальной, сделанной по индивидуальному заказу камере спит Стен — наш «Морской ярл»: чистокровный швед, два метра двадцать сантиметров росту. Соломенные локоны до плеч, лоб грозно нахмурен. Что-то тебе там сейчас снится, дорогой «крейсер Аврора» ты мой? А рядом его неразлучный друг — смуглый Бастор. Невысок, но коренаст и дюже мускулист — штурман-виртуоз от бога. Чуть левее, кажущаяся еще прекраснее сквозь пелену морозного тумана, виднеется тоненькая фигурка золотистокожей индуски Индры, первой красавицы Школы, талантливого микробиолога. Да все они здесь — медики и строители, пилоты и разведчики, биологи и химики. Эх, ребята, да мы с вами горы свернем!

Невзирая на предостерегающий окрик «Ноя», я сдернула с головы шлем:

«Ну и подумаешь, что температура тут минус сто градусов по Цельсию! Что мне, святой, то есть памятнику, сделается, если все мои друзья — со мной…»

Я уткнулась лицом в промороженные полосы свисающего с потолка целлофана и счастливо разрыдалась, как самая обычная, сопливая земная девчонка…

— Феникс, прием! — Я требовательно постучала по клавише связи. — Видишь меня?

По монитору сначала поплыли серые полосы помех, а затем на экране нарисовалось сияющее улыбкой лицо штурмана, из-за широких плеч которого высовывались все остальные ребята, показывавшие мне языки и корчившие рожи. Я усмехнулась. Ну, ей-богу, как дети!

— И слышу, и вижу! — старательно выговаривал Фен, наклонившись к микрофону. — Это ты? Живая?

— А что, я похожа на призрак отца Гамлета? — привычно отшутилась я.

— Не люблю Шекспира! — скривился друг. — У него все книжки маньячные какие-то.

— Почему? — Я недоуменно приподняла брови, питая давнее, проверенное на практике, а потому — почти благоговейное уважение к гениальному английскому писателю.

— Героини у него обязательно не только глупы, как курицы, так еще и мрут на каждой странице, будто мухи! Вот смотри, — начал увлеченно перечислять Фен. — Офелия сбрендила и померла, Дездемону придушили за грошовый носовой платок, Джульетта вроде как паленой водкой сначала траванулась, а потом и вовсе закололась для надежности…

— Все, все! Хватит! — Я с хохотом замахала руками. — Поверь, дружище, мне птичий грипп не грозит!

— Верю! — уважительно хмыкнул штурман. — Такую, как ты, и поленом не зашибешь! — В его голосе явственно проскользнули плохо скрытые нотки восхищения. — Сейчас я твоего разлюбезного Алехандро к экрану пущу, а то он мне уже всерьез кинжалом спину ковырять начал…

Мощный торс Феникса, полностью перегораживающий все зримое пространство, немного сместился в сторону, и я увидела золотисто-карие глаза любимого мужчины. Виконт выжидательно положил подрагивающие от нетерпения руки на консоль управления и приблизил свое лицо к экрану ровно настолько, насколько это оказалось возможно. В его правой ладони и правда виднелся крепко зажатый кинжал.

— Привет! — шепнул он чуть слышно.

— Ты сейчас монитор выдавишь, — поддразнила я. — Если хочешь встретиться, иди лучше через Врата. Теперь они настроены — и никаких сюрпризов отныне нам уже не подкинут…

— Я тебя люблю! — словно нехотя признался Алехандро, требовательно заглядывая мне прямо в душу. — Обещай, что больше ничего не натворишь!

Я мысленно прикинула — вроде бы наши приключения подошли к своему логическому концу.

— Обещаю! — как можно честнее сказала я, поймав себя на подленькой мысли, что подобное я ему уже, кажется, обещала, причем неоднократно. И что стабильно после каждого невыполнимого моего обещания перед нами в очередной раз — тут же, словно по закону подлости, возникала какая-нибудь новая, спонтанная неприятность…

— И мы всегда будем вместе? — продолжал настаивать любимый. — Обещай!

— Всегда! — согласно кивнула я.

«Кошмар, — панически мелькнуло у меня в голове. — Неужели он теперь собирается поместить меня в бархатное мягкое кресло, привязать крепкими сыромятными ремнями и заставить вязать ему носки? Нет уж, нет уж, на фиг, на фиг! Так и быть, потерплю еще чуток, как раз до прилета на Землю-2, а там — баста! Первым же делом издам соответствующий указ и объявлю строжайший стопроцентнейший матриархат!»

Спустя два дня я сидела на краешке заботливо восстановленной могилы Захарии Финдла и задумчиво вертела в руках березовую веточку с набухшими почками. Повинуясь теплу, струившемуся из энергетических браслетов, почки лопнули, и наружу выглянули благоухающие свежестью, скомканные, как конфетные фантики, нежные зеленые листочки. Я положила случайный подарок в изголовье могилы.

— За неимением цветов! — Я пытливо вглядывалась в каменные черты надменно застывшей посмертной маски директора. Мне нестерпимо хотелось спросить — обрела ли душа Захарии желанный покой, возможно, не без нашей посильной помощи? Но я все не решалась.

— Не знаю, с чего начать… — Я прокашлялась настолько растерянно, будто снова очутилась на храмовой площади Никополиса, вернувшись в день высадки. — Вот опять в самый ответственный момент я не потрудилась заготовить речь. Придется импровизировать. Докладываю по пунктам. — Я провела черточку на дерне у своих ног. — С «Ковчегом» все в порядке. Он под завязку загружен техникой, топливом, оборудованием и продуктами. На борту имеются больницы, лаборатории и заводы. В общем, настоящий летающий мегаполис, а не корабль. Ребят я будить не стала — пусть спят до Земли-2.— Я провела вторую черту. — Свободных камер у нас более чем достаточно, поэтому мы укладываем в них всех, кого смогли собрать. Людей, ламий, а еще — млекопитающих, птиц и насекомых. Не дословно следуя примеру библейского Ноя, беру каждой живой твари не по паре — а по три пары, обязательно репродуктивного возраста, из всех сохранившихся в природе видов. С расчетом, чтобы можно было попытаться наладить воспроизведение привычной для нас фауны в новом месте. Исключила только комаров, ибо жутко ненавижу этих мелких сволочей! Третье… — Я провела еще одну черту, но потом сердито чертыхнулась и стерла ее кончиком сапога. — Нет, это уже не для протокола. Скажи, ты доволен тем, как я постаралась воплотить в жизнь твои пророчества? Ну, хоть какой-нибудь мало-мальский знак подай…

Затаив дыхание, я с немой надеждой скосилась на каменную маску директора, но, похоже, усопший так и не собирался вступать в беседу со своей нерадивой ученицей. Я раздосадованно хмыкнула и быстро осмотрелась по сторонам. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь застал меня в столь двусмысленной ситуации. Впрочем, я и сама четко не понимала, кому именно задаю столь важный вопрос — себе или Захарии Финдлу?

Вроде бы в воздухе запахло весной, но весной безрадостной и нехорошей. Черной она выдалась в этом году, последней… Чувство вины из-за загубленной и неспасенной Земли не уходило из моего сердца, хоть я и понимала, что сделала все возможное и даже невозможное в сложившейся непростой ситуации. Наверное, даже древние боги не смогли бы совершить большего, если бы они вдруг оказались на моем месте. При мысли о богах я поморщилась: зачем директор хотел сделать из меня богиню? Еще не хватало, чтоб люди на меня молиться продолжали. Слово «раб» звучит противно. «Раб божий» — противнее вдвойне. Ведь мы оба когда-то читали фантастику и прекрасно знаем — богом стать трудно. А быть им на протяжении достаточно долгого времени — еще труднее! Вон у тех же Стругацких, пока герой оставался богом, ему возбранялось проявлять какие-либо эмоции, совершать поступки, влекущие за собой воздействие на естественный ход событий, да и просто вмешиваться в жизнь людей. Он утратил смысл и вкус к жизни, став сторонним наблюдателем: равнодушным, циничным. А когда его человеческая сущность внезапно вышла из-под контроля холодного разума, он тут же перестал ощущать себя богом. Он стал — Человеком!

— Вот так-то, уважаемый директор! — Я чуть иронично похлопала ладонью по холодному надгробному камню. — Не боги вершат историю! Ее создают люди, ибо каждый из нас сам является творцом своей судьбы. Богами не рождаются. Все мы рождаемся людьми. И пусть нам достанет силы воли для того, чтобы в полной мере осознать, что же это такое — родиться, жить и умереть Человеком!

Я поднялась с неудобной надгробной плиты и направилась к шлюзу. Уже занося ногу на порог пещерного ангара, я словно ощутила на себе чей-то одобрительный пристальный взгляд и поспешно обернулась… Я в последний раз, на прощанье, оглядела могилу директора, и мне показалось — скорее всего, только показалось, — что каменные губы изваяния осветила слабая улыбка.

Улыбка победы и глубокого душевного спокойствия…

На «Ковчеге» царила предстартовая суматоха. Я отчетливо понимала, что процесс погружения в криокамеры такого огромного количества людей, абсолютно не знакомых с техникой, окажется сопряженным с определенными трудностями, но не ожидала, что сумятица достигнет масштабов стихийного бедствия. Вдоволь налюбовавшись на гиганта Феникса, с ласковым ворчанием укладывающего в анабиоз свою пухленькую малышку Франческу, я обратила внимание на то, что среди присутствующих не хватает командного руководства Кристины. Спокойный голос биологини вмиг помог бы разрешить массу проблем, но подруга нигде не появлялась. Нея и Дина шустро разводили по отсекам его преосвященство Кардинала вкупе с многочисленной свитой, торжественно распевавшей стихи моего сочинения. Я невольно заслушалась густым басом дюжих монахов, которым сладко вторил нежный дискант смазливых длинноволосых мальчишек-служек тинейджерского возраста. Благообразный Кардинал, уже облаченный в серую трикотажную майку и просторные трусы до колен — обязательный наряд для погружений в криосон, — направо и налево милостиво благословлял коленопреклоненную паству, ничуть не смущаясь своего непрезентабельного внешнего вида. Мальчишки в шортиках в обтяжку смотрелись очень пикантно. Слезно облобызавшись со мной, его преосвященство церемонно удалился в личную камеру, стребовав с меня клятву — непременно начать обживание новой родины со строительства многоэтажного монастыря и собора имени меня. Я плюнула в сердцах, но конечно же вслух пообещала — лишь бы только отвязаться от настырного старика.

На цыпочках я прокралась по скромному коридорчику, ведущему в комнатку Криси, заподозрив, что, утомившись праведными трудами, девушка потихоньку прилегла отдохнуть. Моя версия подтвердилась: подруга действительно спала. Но не одна…

Одним глазком я заглянула в щелку неплотно прикрытой двери. На двуспальной кровати громоздился ворох смятых простыней, а в воздухе витал специфический мускусный запах. Темноволосая головка сладко посапывающей Кристины покоилась на пусть излишне худощавом, но, несомненно, крепком и надежном плече послушника Антонио. Широко распахнутые глаза юноши бездумно смотрели в потолок и слегка друг на друга. На припухших от поцелуев губах закоренелого грешника запечатлелась бессмысленно-блаженная улыбка. Я сдавленно хихикнула в кулак и поспешно убралась восвояси, опасаясь побеспокоить влюбленных. Моя очаровательная подружка и набожный кардинальский воспитанник по-своему постигли и небесный промысел божий, и самую суть земной человеческой любви. А мне оставалось искренне порадоваться обретенному ими счастью…

— Начинать программу запуска двигателей? — Фен посмотрел на меня вопросительно.

Я утвердительно кивнула.

Потребовалось некоторое время для того, чтобы выполнить достаточно сложную процедуру совмещения функционирования всех систем корабля и проложить нужный курс.

— Готово! — Штурман уступил мне почетное право ввести последнюю директорию.

«Начать предстартовый отчет», — набрала я на клавиатуре главного компьютера.

— Отсутствует согласование с управляющим центром базы, — коротко доложил «Ной».

Мы с Феном удивленно переглянулись:

— Это что еще за новость?

— Вас удерживает неразорванная энергетическая связь между двумя арками Врат. Необходимо продублировать команду запуска на оборудовании наземной базы! — холодно отчеканил компьютер.

— Но для этого там должен остаться оператор, который, скорее всего, не сможет улететь с нами! — потрясенно воскликнула я.

— Да! — беспощадно согласился мозг корабля.

Я бессильно опустилась в кресло и закрыла лицо ладонями.

— Рыж, — тронул меня за плечо Фен, — давай я останусь на Земле…

— Нет! — Я смахнула злые слезы и взбешенно заорала на друга: — А что я потом скажу Франческе, когда она проснется и не найдет тебя рядом?

Феникс растерянно моргнул и тяжело сглотнул. Комок прокатился по его загорелому горлу. Я видела, как нелегко даются храброму штурману слова, обрекающие его на смерть:

— У каждого из нас есть на корабле кто-то дорогой и близкий! А мы не можем послать на Базу необученного человека! Поэтому…

— Вот именно поэтому туда вернусь я! — заявила я с непререкаемыми капитанскими интонациями. — Может, я потом что-нибудь придумаю и смогу догнать вас на «Нике».

— Капитан, не дури! — подал голос отлично разбирающийся в технике Дракон. — Кого ты хочешь обмануть? Мы ведь не хуже тебя знаем, что «Ника» полностью выработала свой ходовой ресурс и ни за что не сможет догнать «Ковчег». Да она попросту рассыплется на части, как только выйдет в открытый космос… А имеющиеся у нас в ангаре боты совершенно не годны для подобных полетов.

— Сама прилечу, своим ходом! — упрямо заявила я.

— Ага, на метле! — скептично покачал головой Змей. — Капитан, ты блефуешь, но тебе нас не провести. Ты нужна на корабле. Ты нужна всем нам на Земле-2, без тебя нам не выжить…

— Это мое законное право — рискнуть собой! — упорно настаивала я.

Алехандро зарычал, как дикий зверь, выхватил из-за пояса кинжал и приставил к моему горлу:

— А обо мне ты подумала? Почему ты, всегда ты? Да лучше я убью тебя собственными руками!

— Милый, пожалуйста… — тихо попросила я, не делая попыток вырваться.

Виконт громко и мучительно застонал, а потом отпустил меня, но приставил кинжал к горлу посеревшей от испуга Дины:

— Уйдешь — и я убью ее! Клянусь чем угодно!

— Совсем у мужика от горя крыша поехала! — непритворно опечалился Фен. — Придется его в лазарет отправить, как и Айма.

Я почувствовала, как внутри меня зарождается пламя гнева, грозя немедленно вырваться наружу и испепелить весь корабль. Чтобы хоть как-то попытаться удержать его внутри, я до крови впилась ногтями в ладони своих судорожно сжатых рук.

— Слушайте меня все! — Я намеренно чеканила слова, падающие тяжело, будто пудовые гири. — Я — ваш капитан, а поэтому…

Дверь рубки с грохотом распахнулась, и в помещение ввалился Риф де Монро. Под глазом бретера наливался огромный лиловый синяк, рубашка оказалась разорванной до пупа, из разбитого носа капала кровь.

— А-а-а-а, — нечленораздельно взвыл мой телохранитель, хватаясь за пустые ножны от рапиры, — я же предупреждал, что ему нельзя доверять!

— Кому ему? — совсем запуталась я.

— Верховному Навигатору! — с ненавистью выпалил Риф, обводя комнату безумным взглядом. — Я даже не предполагал, что он так отлично дерется. Вроде на вид больной и хилый, а скрутил меня, вырубил и сбежал!

— Да куда он мог сбежать с корабля? — отказывалась я поверить.

— Ника, в ангаре не хватает одного бота. — Фен не отходил от главной консоли управления. — Судя по данным автопилота, Верховный Навигатор вернулся на Землю!

— Идиотизм! — истерично расхохоталась я, чувствуя: еще немного — и я не сдержусь, а натворю та-а-аких дел… — Еще только этого мне не хватало — в решающий момент гоняться за пожилым дураком…

Но меня неожиданно прервал знакомый голос, прозвучавший из динамика:

— Ника, девочка моя! — тихо и нежно позвал Верховный Навигатор. Точно так же, как он всегда звал меня еще тогда, в Школе…

Потрясенная до глубины души, я бросилась к монитору.

На экране внешней связи появилось худое, скрытое под бинтами лицо бывшего главы Ордена.

— Девочка моя! — опять позвал он, но успокоился и заулыбался, глазами встретившись с моим растерянным взглядом. — Если бы ты знала, как я тебя люблю!

— Я знаю, — с надрывом ответила я. — Я все знаю и помню, Учитель!

Ребята ошеломленно вскрикнули.

Учитель размотал повязку, до этого мгновения маскировавшую его лицо, и сбросил на пол длинные полосы марлевой ткани. Под ней обнаружились до боли знакомые черты: высокий лоб и точеный нос с властно вырезанными ноздрями, покрытые розовыми пятнами почти заживших ожогов.

— Милые мои! — Учитель обвел нас обожающим взглядом. — Умные мои, отважные, повзрослевшие дети! Вы должны завершить возложенную на вас миссию и спасти человечество!

— А вы? — печально спросила я.

— О! — Учитель лукаво улыбнулся. — Когда я понял, что вы с виконтом полюбили друг друга, я отдал ему свой чип, который когда-то смог украсть в лаборатории, где создали вашу партию. Я подделал бумаги и заказал их на один больше, чем требовалось. А потом началась эта ужасная война, и все сплелось в один гигантский узел боли и горя! — Он покаянно вздохнул. — Бесы честолюбия обуяли меня. Я захотел не только выжить любой ценой, но и заполучить все — власть, почитание, ресурсы. Я даже хотел использовать для своих целей тебя, моя милая девочка. Но теперь я понимаю, Захария оказался мудрее меня, — тут Учитель шаловливо подмигнул, словно намекал на мое прощание с могилой директора, — и постиг самую великую истину. Вместе с ним мы сделали из тебя, Ника, святую — почти бога. Но при этом он изначально стремился развить в тебе не только физическую силу, свойственную высшему созданию, но и чисто человеческие качества: широту души, умение сопереживать чужой боли, уважать устремления других людей, любить, мучиться и радоваться. Лишь человек, а отнюдь не бог, — Учитель внушительно поднял указательный палец, словно вел лекцию в одной из аудиторий Школы, — есть финальная ступень эволюции, одновременно сильнейшее и слабейшее звено в развитии разума. И спасибо слабостям Ники, заставившим ее остаться человеком, что означало не противопоставить свои личные интересы потребностям всего человечества, а, наоборот, поставить общие цели намного выше своего эгоизма! И поэтому я заявляю: да здравствует человек, переборовший бога! Богами не рождаются, потому что в первую очередь все мы рождаемся людьми!

И тогда все мы, стоявшие в этот решающий миг перед лицом нашего первого и последнего наставника, не удержались — и соединили свои руки в крепком пожатии дружбы и взаимопонимания.

По впалой щеке Учителя скатилась крупная, прозрачная, как хрусталь, слеза:

— Спасибо вам, дети мои! — проникновенно сказал он.

— Но что вы хотите сделать теперь? — напомнила я, с трудом приходя в себя после возвышенной, героической сцены, только что разыгравшейся в командной рубке.

— Не переживай за меня, моя девочка, — попросил наставник. — Я прожил долгую жизнь и безмерно устал от пролетевших надо мной столетий. Годы тяготят меня. Мой организм, не поддерживаемый более энергией биочипа, быстро изнашивается и стареет — я умираю. И этот неизбежный процесс прекрасен в своей естественности. Прими же его как должное. Но я весьма рад, что мне представилась уникальная возможность искупить причиненное мною зло и уйти героически, как подобает великому Учителю. Отважно — со славой и достоинством, спасая от гибели тех, за кем стоит будущее! — Он обвел просветлевшим взором нашу притихшую аудиторию. — Я уйду вместе со своим отжившим миром, как его последний пророк, как его символ и бог. Трудно быть богом! — иронично хмыкнул он. — Но, — довольная улыбка на миг промелькнула на его тонких губах, — так чертовски приятно!

И мы церемонно склонили головы, отдавая дань высшей почести, предназначенной последнему творцу уходящего от нас мира.

— А теперь позвольте мне поговорить с Никой и Алехандро наедине, — попросил Учитель.

Все лишние покинули рубку. Наставник прикоснулся кончиками пальцев к губам и послал мне воздушный поцелуй:

— Лети, моя крылатая девочка! Ты — моя любовь и надежда, мое лучшее творение!

Я опустилась на одно колено и приложила руку к сердцу:

— Учитель, я никогда не знала своих настоящих родителей, но обещаю — отныне, мысленно и вслух, я всегда стану называть вас отцом! Клянусь, благодарное человечество никогда не забудет вашего дара жизни и впишет ваше имя в скрижали новой цивилизации!

Бывший Верховный Навигатор ласково провел в воздухе сложенной чашечкой ладонью, и я физически ощутила, как его теплые пальцы бережно гладят мою вихрастую рыжую голову.

— Плевать мне на скрижали, — неразборчиво буркнул мужчина. — Лишь бы ты, дочка, жила и была счастлива…

Но эти слова услышал лишь Алехандро и взволнованно вцепился в спинку кресла, стараясь удержаться на ногах и не упасть от огромного эмоционального потрясения. Теперь его смутные подозрения подтвердились, и он отчетливо осознал — КОГО же конкретно напоминало ему лицо Учителя… Жаль только, что другие так и не заметили сего очевидного факта…

— Иди, родная! — напутствовал меня Учитель. — Все уже сказано, так не рви же попусту душу ни мне, ни себе! Иди, иди — успокой тех, кто толчется там, за дверями!

Повинуясь его безмолвному приказу и догадываясь, что Учитель хочет поговорить о чем-то важном с одним Алехандро, я в последний раз поклонилась названому отцу и вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Учитель пальцем поманил к себе наследника.

— Ты уже понял? — доходчиво намекнул он.

Юноша понятливо кивнул:

— Да! Вы — ее настоящий биологический отец. Впрочем, не вздумайте отнекиваться, ибо сходство — налицо!

Навигатор сердито усмехнулся:

— Не вздумай рассказать ей об этом, мальчик, а то еще наша непредсказуемая святая учудит очередное геройство и кинется меня спасать. Проболтаешься — я тебя и с того света достану!

Виконт изобразил безмолвную пантомиму: будьте покойны во всех смыслах — я нем как могила.

Учитель удовлетворенно вздохнул:

— Уж поверь мне, так будет лучше для всех! Помнится, однажды я процитировал Нике одну хорошую фразу: нет в мире зла, которое бы в итоге не породило…

— Добро! — закончил за него Алехандро. — Мне это Ника сказала в ту самую ночь, когда я вернулся с вашей лодки с чипом, вшитым в плечо.

— Умная девочка! — горделиво выпятил грудь Учитель. — Вся в меня!

Алехандро согласно улыбнулся.

— Береги ее, — проникновенно попросил мужчина. — Люби ее, подари ей детей! Благословляю вас!

— Спасибо, отец! — растроганно шепнул виконт.

— Ладно, — скомканно закончил разговор Учитель, — что-то я с вами совсем раскис. Начинаем процедуру запуска всех двигателей «Ковчега»!

Уже удалившись на значительное расстояние от Земли — туда, где шар нашей планеты, ныне из зелено-голубого превратившийся в мертвенно-белесый, стал казаться всего лишь крохотной точкой на экране, — мы с Алехандро вдруг увидели огромное пятно взрыва, внезапно расплывшееся на месте покинутой нами родины…

— Вот и конец всему! — Опечаленный любимый привлек меня к себе и крепко обнял.

— А может, только начало? — с надеждой шепнула я, уткнувшись в его белую рубашку и, как и тогда, на причале, вытирая об нее слезы, обильно струившиеся из глаз.

Милый успокоил меня нежным, долгим поцелуем, ставшим непривычно жарким и требовательным. Мы могли не опасаться чьих-либо любопытных глаз — ведь весь прочий экипаж крепко спал в своих криокамерах, а «Ковчег» перешел в режим автопилотирования.

— Мне нужно загерметизироваться в своем отсеке, — нехотя выдавила я, все еще хлюпая носом. — Спать мне не положено — значит, буду дремать и следить за приборами. А для тебя я приготовила удобную камеру по соседству.

— Брр, — притворно содрогнулся милый, — ты словно в тюрьму меня упрятать собираешься. Твой отсек большой — скорее, целая комната… Там вполне хватит места для двоих!

— Но это так мучительно — бодрствовать, когда все вокруг спят, — продолжала я убеждать. — Если ты погрузишься в сон, то для тебя весь перелет станет ничуть не длиннее обычной земной ночи! Подумай.

— Да не хочу я спать! — строптиво упирался Алехандро. — Вернее — хочу, но… только в одной камере с тобой!

— И что мы там станем делать вместе несколько сотен лет? — наивно поинтересовалась я.

— О! — многозначительно усмехнулся виконт. — Я покажу! Гарантирую, тебе это понравится…