Богатырь - не звание! (СИ)

Глава 11

— Как ты ушел, наехали какие-то, — сбивчиво тараторил по дороге к деревне Одинец, — все о тебе спрашивали. Наши сдуру ляпнули, что ты у меня ночевал. Они ко мне. А я как глянул, что кольчуги под рубахами хоронят — не с добра — думаю! В общем поупрямился для виду, получил пару разов плетью, для правдивости, да отослал к Чернигову…

— Постой. — Не понял парнишку Василий. — Кто меня искал? Ничего не путаешь?

— Тебя. Точно тебя! — Одинец сбиваясь начал торопливо описывать незнакомцев. Чем больше он говорил, тем сильнее хмурились брови богатыря. Крутилась в голове какая-то мысль… — А у главного ихнего, еще крест напоказ выставлен…

— Что? — Василий остановился так резко, что чуть подотставший парнишка врезался в широкую спину. — Какой крест?

— Ну, такой как у этого, — голова Одинца мотнулась в сторону давно покинутого боярского терема. — Только больше.

Крест! Василий мигом вспомнил всадников возле Киева. Неужели и правда за ним посланы? Кто же мог? Если б князь, то гридней бы послал, а то и дружинников. А наемников… Неужто ромеи прознали?

— Говоришь, в Чернигов отправил?

Одинец радостно закивал.

— Ну что ж… хорошо. Мне немного в другую сторону путь держать… А к боярину ты как подоспел? Я ж велел тебе дома сидеть!

— Званка прибежала… — виновато пиная ногой камешек буркнул парнишка. — Вся в слезах, толком сказать ничего не может… Я и поспешил.

— Ну, дурень! — рассердился Василий. — А убили бы тебя?

— А как жить дальше, — внезапно вскинулся подросток, — с думой что вдруг смог помочь? А? И ведь действительно помог!

Василий только вздохнул. Что правда, то правда — опоздай Одинец немного, уже в вирии бы сидел.

— Ну, это… — неловко постарался загладить вину богатырь. — Спасибо тебе…

— Тебе спасибо, — мигом забывая обиду, улыбнулся парнишка, но на щеках выступил румянец смущения. — Ты Званку освободил. Я за это тебе до смерти благодарен буду.

Настала очередь Василия покраснеть. Давно уж не слышал ни от кого благодарностей. Уж и забыть успел как ласкает сердце доброе слово.

— Я ж поступил как должен был…

— И я тоже!

Заговорщицки переглянувшись они весело рассмеялись.

Отсмеявшись, Одинец бросил взгляд на подкрашенные алыми лучами заходящего солнца верхушки дальних деревьев.

— Поторопиться бы. Стемнеет уж скоро, — совсем по взрослому бросил парнишка. — Званка небось извелась уж вся.

Василий задумчиво, потягивая ароматную можжевеловую бражку, смотрел на рдеющие в очаге угли. После сытного ужина сготовленного Званой, разморило. Постаралась девка на славу. И откуда только взяла столько разносолов? И гусь жаренный, набитый ароматной гречневой кашей, и поросеночек с румяной, истекающей горячим соком, корочкой. И рыжики соленые — все как на подбор крепенькие. Даже бруснику моченую раздобыла. Но самым дорогим, для Василия, на столе оказался большой ковш с можжевеловой брагой. Сама девка, раскрасневшаяся от хлопот, к столу так и не присела. Стоя рядом, смотрела на Одинца с Василием обожающими глазами, да подкладывала куски побольше. И лишь после того, как Василий сыто откинулся от стола, обводя груды костей осоловелым взглядом, набросилась с расспросами.

Добрая жена выйдет Одинцу, одобрительно подумал богатырь приступая к рассказу. Спохватился только когда Звана с Одинцом начали клевать носами. Отправил спать, а сам с заметно полегчавшим за время ужина ковшичком браги, уютно устроился напротив очага — подумать как быть дальше, куда путь держать. Теперь, узнав что выслана погоня, на прямую не пройдешь. Простых наемников ромеи держать не станут. Это не замкнувшийся на своих землях боярин, которому и надо всего — пахарей устрашать. К ромеям со всего белого света витязи стекаются — служить за хорошую плату. Есть им из чего выбирать. И думать нечего, что бы в одиночку одолеть, тем более что те и при конях и при бронях. А тут два плохоньких меча против доброго булата, шкура ветрами дубленая против кольчуги, да две ноги против четырех конских — не поспоришь. Стало быть лесами надо путь держать. Белояна бы сюда, подумал Василий. С такой большой головой точно что-нибудь придумал.

Брага потихоньку давала о себе знать. Мысли то путались, носясь с непостижимой скоростью, то вовсе замирали и прятались в глубине головы. Веки, потяжелев, медленно поползли вниз. Глухо стукнул об пол выпавший из расслабившихся пальцев кувшин, и окрестности огласил могучий, богатырский храп.

Едва первые солнечные лучи подкрасили розовыми отблесками виднокрай, тонкая девичья рука опустилась на плечо Василия.

— Вставай, Василий, — негромко протянула девушка. — Заря уж.

Смешно плямкнув губами, Василий сонно перевернулся. Глаза было открылись, но в следующий миг стены потряс мощный залп богатырского храпа.

— Вставай, ну же! — сильнее потрясла девушка.

Насилу удалось ей, при помощи Одинца, растолкать спящего Василия. С трудом открыв мутные, в красных прожилках глаза, Василий негромко застонал. К боли от побоев добавилась невыносимая головная боль и жуткое похмелье. На каждое неосторожное движение голова отзывалась острыми вспышками мучительной боли. Желудок же, воспарив с необычайной легкостью, так и норовил вылететь через глотку.

— Водицы бы… — с жутким хрипом просипел богатырь.

Одинец мигом сбегал на двор. Раздался негромкий скрип колодезного ворота, стук, плеск воды, и в следующий момент на пороге возник радостно улыбающийся Одинец с тяжелым, до краев полным, ведерком. Студеная колодезная вода нещадно ломила зубы, но Василий оторвался от ведерка лишь когда в нем осталось не больше половины. Не глядя на молодых людей, мучимый похмельем богатырь с трудом дотащился до порога, и не снимая рубахи, одним махом вылил остатки воды на растрепанную голову. Немного полегчало. От стола донеслись ароматные запахи жареного мяса. Невнятно квакнув, Василий вылетел на двор.

Уняв беснующийся желудок, богатырь подставил лицо слабенькому утреннему ветерку. Вроде и пил вчера немного, а в купе с побоями… Правы добрые люди, бросать надо это дело, а как бросить, если после чарочки жизнь проще кажется? Коли, пусть ненадолго, но снимает с сердца камень пудовый?

— Плохо? — раздался за спиной жалостливый девичий голосок.

Василий обернулся стыдливо пряча глаза. Звана, угадав состояние богатыря, тут как тут с ковшиком выдержанного рассола.

— Помираю, так плохо!

— Накось, испей… Я деда всегда так лечила… — вспомнив деда, Звана украдкой смахнула навернувшуюся на глаза слезинку.

Благодарно кивнув, Василий жадно припал к ковшичку. Словно и не выпил недавно пол-ведра колодезной воды — выхлебал на одном дыхании.

— Спасибо, красавица, — возвращая пустой ковшик, выдохнул богатырь. — От смерти спасла! Прям другим человеком стал… А бражки больше не осталось?

Звана подняла на богатыря полные изумления, серые глаза.

— Не осталось… Но ты только что чуть не помирал, а снова хочешь?

— Дак, я ж сказал, что другим человеком стал, — пожал плечами Василий. — А этому другому тоже выпить хочется.

— Тю на тебя! — рассмеялась девушка заметив хитро прищуренный взгляд. — Шутишь?

— Ага, шутю.

Посмеялись. Василий задумчиво посмотрел на утреннее небо. Угадав мысли богатыря, Звана тихонько вздохнула.

— Уйдешь?

Не глядя на девушку, богатырь кивнул.

— А может… с нами останешься?

Василий вздохнул, развел руками, всем своим видом показывая — рад бы, да нельзя.

— Скидай порты и рубаху, надевай это! — Одинец бросил Василию мягкий сверток. — Бери-бери. Отцовское. Ему теперь без надобности…

Пряча глаза от богатыря, парнишка быстро вышел из избы. Что-что, а одежа была очень кстати. Та в которой ушел Василий из Киева, уже давно пестрела прорехами. Не только рубаха, но и — вот срамота — порты. Да и не только прорехи. И рубаха и порты были так загвазданы засохшей кровью, что в любом городке, не думая, скарают как душегуба.

Мигом натянув новую одежу, богатырь облегченно вздохнул. Еще бы в баньке попариться, да времени нет. Жаль, но не беда это. Когда был на службе у князя, в походах месяцами не мылся, а тут всего и минуло недели три. Ничо, промелькнула веселая мысль, дождик пройдет, вот и буду умытый.

За дверью негромко звякнуло. Василий бросил взгляд и обомлел. Одинец стоял в дверях, а в руках… Богатырь ущипнул себя — кольчуга. Да не простая а булатная, тройного плетения!

— Вот… Нашел ночесь… Батя изладил… — проталкивая слова сквозь горький комок в горле, проговорил Одинец. — Мне-то она ни к чему… а тебе пригодиться.

Василий осторожно принял подарок на вытянутые руки. Прокравшийся в дом солнечный лучик озорно пробежался по блестящим кольцам.

— Там еще шелом есть, — торопливо договорил парнишка. — Тебе в самый раз будет.

Василий дрожащими руками натянул кольчугу. Волновался так, что пришлось попросить Одинца помочь, сам бы не управился. Прохладная тяжесть приятно облепила могучее тело, словно на него и плели. В голову безудержным потоком хлынули воспоминания. Сколько ж времени прошло, как одевал в последний раз? Даже не упомнить. Сердце тонко затрепетало. Словно частичку себя нашел.

Василий посмотрел на Одинца мутными от счастья глазами.

— Спасибо, парень. Ты… Я… — и не найдя слов, стиснул парнишку в медвежьем объятии.

С трудом отдышавшись после такой благодарности, Одинец улыбнулся.

— У нас для тебя еще подарок… Выйди во двор.

Во дворе, Василий и вовсе схватился за сердце. Нетерпеливо постукивая копытом, на него скосил глаза, огромный гнедой конь. Да не просто конь. Присмотревшись, Василий узнал того самого коня чьего хозяина сбил палицей первым…

— Ты, когда ушел Звану выручать, — довольный произведенным впечатлением, подтвердил Одинец. — Я все на околицу бегал, тебя высматривал. Глядь, этот красавец бежит. Замучался бедный, еле дышит. Я водицы ему принес, он и пошел со мной. Бери, богатырь, не пожалеешь!

Не находя слов, Василий пылко обнял Одинца, чмокнул в румяную щечку Звану.

— Да я теперь… По гроб жизни!

Звонко рассмеявшись, Звана украдкой сунула в руку богатыря кусочек подсоленного хлеба. Все еще не веря своему счастью, Василий робко протянул лакомство коню. Фыркнув, конь недоверчиво потянулся мягкими, влажными губами к угощению. С удовольствием съел и потерся мордой о плечо человека, выпрашивая добавку.

Радостно рассмеявшись, Василий одним прыжком, не коснувшись стремян, оказался в седле. Конь взбрыкнул, недовольно тряхнув шелковистой гривой. Удержавшись в седле, Василий стиснул колени. Сколько потов пролил в свое время, удерживая меж сжатых колен трехпудовый камень. Пусть и не та уже сила, но жалобно заржав, конь присел от боли в ребрах, и безоговорочно признал главенство человека. Потрепав умного зверя по голове, Василий так же снорово спрыгнул на землю. Это ж надо, сколько лет прошло, а тело помнит. Точно вчера еще тренировался под присмотром сурового воеводы.

Василий отогнал воспоминания. Что вспоминать былое, когда впереди еще дел непочатый край. Вот доведется дожить до старости да обзавестись внуками, тогда и настанет черед воспоминаний о молодости. Не без прикрас конечно. А пока в жилах кровь горячая играет, надо делать так, что б воспоминаний потом хватило и на внуков и на правнуков.

— Ну, ребятки, — Василий обвел горящим взглядом погрустневшие лица Званы и Одинца. — Настала пора прощаться. Пара вы — хоть куда! Не печальтесь, живите счастливо. Родители ваши не нарадуются любуясь вами из вирия! Сделайте же так, что б не прервался их род!

Парень с девушкой смущенно переглянулись, лица заалели. Василий рассмеялся, привлек их к себе, обнял крепко.

— Идите в Киев. Найдите там корчмаря Данилу-Новгородца. Передайте привет от меня, да поклон земной. Скажите, что жив и здоров, часто его добрым словом вспоминаю. Да передайте, что просил показать избенку мою. Там и живите, покуда не найдете получше. Она у меня по правде сказать плохонькая, ну да на первое время… А то и вовсе оставайтесь — все равно не знаю, когда вернусь… да и вернусь ли.

Звана всхлипнула, а затем и вовсе разрыдалась, пряча лицо на широкой груди богатыря. Одинец подозрительно пошмыгивал носом, но рассудительно кивал, сдерживаясь из последних сил.

— Ничего! — продолжил Василий. — Ты, Одинец, добрый коваль. В Киеве такие всегда нужны, без работы не останешься! Только… пообещай одну вещь.

Одинец преданно посмотрел в сияющие глаза богатыря.

— Никогда, слышишь, никогда не прикасайся к вину!

Парнишка кивнул, и вновь зашмыгал носом.

— Ну, пора, — решительно отстранился от молодых Василий. Отвернувшись подозрительно долго поправлял подпругу. Когда богатырь снова обернулся глаза странно покраснели.

— Вот мошкара! — оправдываясь, он пожал плечами. — Стоило чуть зевнуть — в глаз залетела!

— Я там собрала кой-чего в дорогу… Да от прежнего хозяина в седельной суме калита с серебром осталась. Тебе в пути как раз пригодится, — всхлипнула Звана. — Присесть бы надо… а то дороги не будет…

Избегая смотреть друг другу в глаза, присели на завалинку. Помолчали. Неловко было нарушать тишину.

— Все. Пора! — не выдержав вскочил Василий, лихо прихлопнув себя по коленям. — А то так и до вечера досидеть можно!

Молодые криво улыбнулись — не до шуток, когда на душе так горько.

— Мы проводим тебя до околицы?

Взяв фыркающего коня под уздцы, Василий повернулся к воротам. Шли молча. Яркое солнышко нет-нет, да и поблескивало на влажных щеках. Каждый думал о чем-то своем. Ласковый утренний ветерок, задорно трепал волосы, как щенок игрался с подолом расшитого затейливыми узорами платья Званы.

Высоко, в пронзительно синем небе, молниями проносились юркие стрижи. Василий глубоко вдохнул непередаваемые запахи утреннего леса.

— Пора…

— Мы будем ждать твоего возвращения, — всхлипнула девушка. Одинец утешающе обнял любимую.

Благодарно кивнув, богатырь вспрыгнул в седло, повел могучими плечами, устраивая меж лопаток сбившиеся от резкого движения мечи.

— Ну, не поминайте лихом.

Вспомнив о чем-то, Василий поспешно зашарил в седельной сумке. Заплечный мешок с которым вышел из Киева нашелся сразу. Благодарно кивнув Зване — не забыла положить девка, молодец, — бережно вытащил клубочек, и на глазах изумленных провожатых бросил на землю.

— Веди, малыш. Дорога, чай, длинная.

Весело подпрыгнув, клубочек быстро покатился в сторону леса.

Одинец и Звана, с полными слез глазами смотрели на удаляющуюся широкую спину того, кто ураганом ворвался в их жизни, изменил, и так же внезапно уходит. Даже когда конь скрылся среди деревьев, а в просветах перестала поблескивать кольчуга, они тоскливо продолжали смотреть. Что ждет этого героя? Какие еще горести предстоит ему вынести? Вернется ли из своего опасного путешествия?

И только солнце ласково, но безразлично смотрело на землю.