2

Виви Уокер медленно направлялась вниз по обсаженной деревьями подъездной аллее Пекан-Гроув, чтобы забрать почту. Еще пару минут назад она лежала на банкетке под окном кабинета, читая роман и слушая записи Барбры Стрейзанд, но ее внимание привлек шум мотора почтового грузовика. В свои шестьдесят семь Виви все еще пребывала в прекрасной форме благодаря теннисным тренировкам дважды в неделю. Правда, она набрала пять фунтов после очередной попытки бросить курить, но по-прежнему могла сойти за довольно молодую женщину. Ноги, хоть и не загорелые, все еще были сильными и мускулистыми. На слегка подкрашенных, коротко стриженных светло-пепельных волосах красовалась дорогая шляпка из лучшей черной соломки, купленная тридцать пять лет назад. Сегодня на Виви были полотняные шорты, подкрахмаленная белая блузка и теннисные туфли. Из драгоценностей только браслет из золота высшей пробы, обручальное кольцо и серьги с крохотными бриллиантиками. Ни один человек в Сенле[5] не мог припомнить, чтобы летом она одевалась как-то иначе. Почтовый ящик был забит каталогами торговцев одеждой со всей страны. Шеп Уокер, ее муж, так и не смог преодолеть влечение былого сельского мальчишки к призыву «Товары — почтой!». Из груды выскользнул счет от «Уэйленс» из Торнтона, где Виви только сейчас заказала потрясающий белый брючный костюм.

Был еще конверт. Серый, тонкая бумага, штамп Сиэтла. Почерк старшей дочери.

В животе неприятно засосало. Если Сидда снова просит бумаги я-я, пусть не надеется. Эта девчонка ничего не получит. Ничего. После того как унизила мать, ни о какой помощи не может быть и речи.

Все еще стоя на аллее, Виви вскрыла конверт ногтем большого пальца и стала читать.

«10 августа 1993 г.

Дорогие мама и папа!

Я решила отложить свадьбу с Коннором и хочу сказать вам об этом сама, прежде чем вы услышите это от кого-то другого. Я знаю, как быстро распространяются в Торнтоне слухи.

Моя беда в одном: я просто не знаю, что делаю. И не знаю, как любить.

Вот и все мои новости.

С любовью,

Сидда».

«Черт, — подумала Виви. — Черт, черт, черт».

Вбежав в кухню, Виви встала на табурет и потянулась к высоко висевшему шкафчику, где обычно прятала сигареты, но тут же опомнилась, осторожно сползла на пол и вместо этого подобралась к полке с поваренными книгами. Вытащила забрызганный соусом экземпляр «Рецепты Ривер-роудз», открыла на странице ЮЗ. Там, рядом с рецептом этуфе с лангустами миссис Хансен Скоуби, лежал снимок Сидды с Коннором, посланный в тот день, когда они объявили о помолвке. Единственный, который не уничтожила Виви.

Вглядевшись в фото, она сунула в рот пластинку антиникотиновой жвачки и подняла трубку.

Полчаса спустя Виви вынула из плеера диск Барбры Стрейзанд, схватила сумочку, прыгнула в темно-синий джип-«Чероки» и помчалась по длинной аллее, ведущей из Пекан-Гроув в большой мир.

И все же, когда подъехала к дому Тинси, оказалось, что Ниси и Каро уже здесь. Ширли, горничная Тинси, успела настрогать сандвичей и сделать два термоса «Кровавой Мэри». Подруги уселись в красный «сааб-кабриолет» Тинси, на свои обычные места, не менявшиеся с сорок первого года: Тинси за рулем, Виви рядом с ней, Ниси позади Тинси, Каро за спиной Виви. Только в отличие от прежних времен Каро не уложила ноги на спинку переднего сиденья. Не потому, что беспокоилась о приличиях. Просто последнее время ездила только с кислородной подушкой. Не то чтобы подушка требовалась постоянно. Так. На всякий случай.

Тинси включила кондиционер на полную мощность, и я-я по очереди прочитали письмо Сидды, после чего Тинси опустила крышу, а Виви снова сунула диск с Барброй Стрейзанд в плеер. Все дружно натянули шляпы, солнечные очки и шарфы. Машина понеслась в направлении Спринг-Крик.

— Ну так вот, — начала Виви. — Я стояла у почтового ящика и сочиняла молитву… вернее, «ультра-томато», как Сидда в детстве называла ультиматум. Я сказала: «Слушай, Старый падре…» Не «пожалуйста, слушай», просто «слушай».

— А я думала, cher[6], ты молишься только Матери многомилостивой, — заметила Тинси. — Разве ты не плюнула на Старого пердуна?

— Пожалуйста, Тинси, прекрати, — попросила Ниси. — Ты выставляешься, только чтобы шокировать меня.

— Но это правда, — объяснила Виви. — Я давно отреклась от Бога Отца, Старого падре, как зовет его Шеп. Но на всякий случай решила подстраховаться.

— Это никогда не вредно, — согласилась Каро.

— Я всегда говорю: на всякий случай молись всем подряд, не помешает, — кивнула Ниси, единственная, кто все еще считал, что папа вполне нормален. — Тем более что Святая Троица в самом деле существует, хотя все вы переделали католическую религию по своему вкусу.

— Брось, Ниси, — отмахнулась Тинси. — Ты не в церкви, так что нечего проповедовать. Сама знаешь, все мы в душе по-прежнему примерные католички.

— Я просто считаю, что обращаться к Господу всемогущему «Старый пердун» — немного кощунственно, вот и все, — подчеркнула Ниси.

— Bien, bien[7], — буркнула Тинси. — Не отвлекайся, святая Дениза.

Виви открыла термос и налила «Кровавую Мэри» в пластиковый складной стаканчик.

— Каро, мивочка, держи, — прокартавила она, передавая стаканчик Каро. — Тинси, поедем не по автостраде, а по старой дороге, хорошо?

— Как скажешь, крошка, — откликнулась Тинси.

Старая дорога была одноколейкой, прорезавшей сельскую местность и вьющейся вокруг Байю-Овелье. Движение здесь было меньше, чем на автостраде, а росшие по обе стороны деревья отбрасывали густую тень.

— Думаю, Бог обязан мне особыми милостями для Сидды, поскольку забрал ее близняшку. То есть разве мне не полагается скидка?

— Совершенно верно, — объявила Ниси. — Сидда должна получить все милости, которыми Господь наградил бы близняшку, если бы тот выжил.

— Слава тебе, — саркастически бросила Каро. — Сестра Мэри Ниси-все-разъясняет-как-по-писаному.

— Тинси, — осведомилась Виви, — ты, случайно, не из Отмеченных?

— Черт возьми, нет, — фыркнула Тинси.

— За это нас могут упечь в Бетти, — предупредила Виви, наливая Тинси коктейль.

— Нас могут упечь в Бетти за многое другое, — заметила Тинси, выравнивая машину. Это она много лет назад так окрестила Центр Бетти Форд[8], и теперь это слово стало частью лексикона я-я.

— Ниси, — спросила Виви, поднимая стаканчик, — капелюшечку?

— Совсем маленькую.

— Передай Барбре, чтобы орала потише, — недовольно попросила Каро. — Я ничего не слышу из-за ее воплей.

Тинси прикрутила звук в си-ди-плеере и поймала взгляд Каро в зеркальце заднего вида.

— Знаешь, теперь они такие маленькие, что со стороны даже незаметно.

— В тысячный раз, Тинси: мне не нужен слуховой аппарат.

Виви тут же обернулась и стала что-то говорить одними губами. Ниси мгновенно к ней присоединилась.

— Сумасшедшие идиотки, — рассмеялась Каро. — Немедленно заткнитесь.

— Я все еще зла как черт на Сиддали Уокер, — призналась Виви, глотнув «Кровавой Мэри». — Нагло очернить меня в самой большой газете страны! Кто на моем месте не взбесился бы?! Но мой материнский радар подает сигналы, и игнорировать их как-то не получается.

— Я всегда прислушиваюсь к твоим сигналам, — похвасталась Ниси.

— Это все фотография, — вздохнула Виви. — Фотография с объявлением о помолвке.

Она вынула снимок и передала на заднее сиденье.

— Сидда тут была просто неотразима, — заметила Ниси, — пусть даже объявление показалось мне весьма заурядным.

— Нет, взгляните хорошенько, — настаивала Виви.

Каро и Ниси принялись изучать фотографию, прежде чем передать Тинси, которая уже нетерпеливо прищелкивала пальцами. Несколько минут Каро насвистывала Шестой Бранденбургский концерт Баха, прежде чем заявить на середине такта:

— Все дело в улыбке.

— Точно! — воскликнула Виви, оборачиваясь. — Сиддали Уокер уже с десяти лет так не улыбалась на фотографиях!

Тинси посигналила и сбросила скорость на подступах к старой бакалейной лавке с полуразрушенным фасадом. Здание попало в плен кудзу[9], и лозы, походившие на странные волосы горгоны Медузы, росли прямо из ржавых бензоколонок «Эссо».

Тут Тинси свернула на дорогу поуже, над которой во многих местах смыкались кроны виргинских дубов, так что женщины словно въехали в волшебный тоннель. Эти деревья считались старыми еще шестьдесят лет назад, когда подруги были детьми. Постепенно они замолчали, и тишина окутала их зеленым покоем.

Ни одна из женщин не могла сказать, сколько раз они проезжали под этими деревьями по пути в Спринг-Крик. Сначала совсем маленькими девочками, вместе с родителями, потом с мальчиками, воруя талоны на бензин, чтобы добраться до заповедных вод ручья. И далее лето за летом, пока росли дети и можно было остаться без посторонних на два-три месяца, накладывая косметику, только когда мужья приезжали на выходные.

— Они так улыбаются, только пока не начали расти груди, — пояснила Тинси.

— Вроде как улыбаются себе, а не парню с чертовой камерой, — вторила Каро.

— У меня тоже была такая улыбка, — вспомнила Виви. — Точно знаю. До того, как я начала проклинать веснушки и втягивать живот.

— Все дело в том, что Сидда не позирует, Господи Боже ты мой! — воскликнула Каро. — Не изображает женщину, которая, черт побери, только что обручилась.

— Каро, — упрекнула Ниси, — у тебя ужасно пронзительный голос.

Каро мягко сжала ее руку.

— Ниси, подружка, мне шестьдесят семь. И я могу орать сколько пожелаю.

— Мелисса говорит, ее психоаналитик считает, что я боюсь резкости. Пристрастие к безмятежности. Только не могу понять, почему пристрастие, если я всего лишь стараюсь представлять все в розовых и голубых тонах, — пожаловалась Ниси.

Каро подняла руку Ниси и быстро поцеловала, прежде чем отнять свою.

— Никогда не слушай психоаналитика своих детей, — посоветовала она.

— Подожди, пока на сцену выйдут психоаналитики их детей, — поддакнула Виви. — О, месть так сладка!

Ниси улыбнулась и посмотрела на Каро, сидевшую с закрытыми глазами.

Виви покачала головой. Интересно, улыбалась ли так Багги, ее собственная мать? Она вспомнила снимок, найденный в вещах Багги после ее смерти.

Старый снимок, девятьсот шестнадцатого года. Мать с огромным бантом в волосах серьезно смотрит в камеру. На обратной стороне она написала свое имя. Не «Багги». Не «миссис Тейлор С. Эббот», как звали ее все окружающие, а «Мэри Кэтрин Боумен». Ее настоящее имя.

— Maman часто улыбалась как Сидда, — сообщила Тинси, показывая на фотографию, лежащую на коленях Виви.

«А какая же улыбка у меня теперь? — спросила себя Виви. — И можно ли вернуть улыбку беззаботного детства или это как девственность: потеряешь раз и больше не вернешь?»


Добравшись до ручья, женщины вышли из машины. Ниси несла корзинку с едой, а Тинси вынула из багажника очередной термос с «Кровавой Мэри». Виви, не дожидаясь просьб, помогла Каро вытащить кислородную подушку, а Каро молча приняла помощь. Четыре я-я зашагали по короткой тропинке, прежде чем медленно, осторожно спуститься с откоса к воде, где Виви расстелила старое одеяло в розовую клетку. Все неторопливо расселись на одеяле и несколько секунд блаженно слушали звон насекомых.

— Спасибо тебе, Господи, за прохладу, — пробормотала Каро, — иначе мы просто спеклись бы.


Ивы и тополя низко наклонялись над ручьем, а за ними темнели ладанные сосны. Солнце клонилось к горизонту, но жара все еще стояла.

Ниси раздала этуфе Ширли на свежем французском батоне. Тинси разлила коктейли.

— Так как быть с просьбой Сидды помочь ей с пьесой Клер Бут Люс? — спросила Виви. — Подумать только, какая наглость со стороны маленькой сучки просить наши дневники! Да она просто издевается над нами! После всего, что она сотворила со мной… да я не послала бы ей завалящего рецепта тунцовой запеканки с лапшой!

— А вот я была бы искренне польщена, — возразила Ниси. — Но это всего лишь мое мнение. Мои дочери только и просят, что выслать облигации внутреннего займа.

— Нам следует содействовать процветанию театра, — вмешалась Тинси.

— У детки острый глаз. Сразу сообразила, где есть первоклассный справочный материал, — вторила Каро.

— Но мы совсем не похожи на этих злобных кошек в «Женщинах», — запротестовала Виви. — Они ненавидели друг друга. И мы были единственными детьми в семьях, когда вышел этот фильм.

— Совсем крошками, — согласилась Тинси.

— Но мы ценим свою историю, — заключила Ниси. — Помните, как изумительно играла Норма Ширер в этом фильме! Теперь таких актрис уже нет.

— За альбом я-я, — провозгласила Каро, поднимая стаканчик.

— Что? — ахнула Виви.

— Жизнь коротка, подруга, — хмыкнула Каро. — Пошли альбом с вырезками.

— Не моя вина, если она сдрейфила идти замуж, — отбивалась Виви. — Ничего я не пошлю.

— Я ее крестная, — объявила Каро. — Пошли ей «Божественные секреты».

— Это было бы прекрасным поступком. Достойным, — вторила Ниси.

— Пошли «Божественные секреты», дорогая, — постановила Тинси.

Виви оглядела подруг, прежде чем поднять свой стаканчик.

— За секреты я-я.

Женщины снова переглянулись и чокнулись. Основное правило племени я-я: перед тем как чокнуться, следует посмотреть друг другу в глаза. Иначе ритуал недействителен и все это чистое притворство. А в этом я-я грешны не были.

Загрузка...