Глава 7
Воздух застрял у меня в горле, когда я попыталась вдохнуть. Я хотела увидеть его лицо, его глаза. Я хотела знать, о чем он думал в тот момент, прикоснуться к нему. Но я лежала неподвижно, моё сердце было единственной частью меня, которая двигалась.
Его палец еще раз погладил мою щеку:
— Вот что меня пугает, — потом она поднялся с меня. Он отошел назад. маты прогибались под его неровными шагами. — Я буду в другой комнате, когда ты будешь готова... к тому, чтобы я проводил тебя в общежитие.
Когда он выскользнул из тренировочной комнаты, свет на мгновение вспыхнул снаружи и темнота снова поглотила меня.
Я не двигалась, но мой мозг бешено работал. Он боялся того, что ему никогда не будет позволено чувствовать то, что он чувствовал. Боги, я не была глупой, но сейчас я хотела быть такой. Я знала, что он имел в виду, и еще я знала, что это ни черта не значило. Я была немного зла на него, потому что он осмелился сказать это, и все, чего он достиг — это наполнил мою грудь ноющим желанием — желанием таким сильным, что оно могло раздавить меня под своим весом. И почему признавать это сейчас, если я умоляла его раньше просто сказать это, и он отказался? Что сейчас изменилось?
И он был прав насчет другого. Я была в ужасе, потому что могла стать чем-то неподвластным самой себе, потому что могла потерять себя в этой связи с Сетом. Казалось, даже если я преодолею все препятствия, оставалось еще одно — то которое я не смогу перепрыгнуть с помощью старой доброй безрассудности Алекс.
Дверь снова открылась и комната наполнилась негромким шепотом двух мужских голосов. Потом прозвучал глубокий, хрипловатый смех и маты прогнулись под их ногами. Я могла бы сказать что-нибудь, но я слишком потерялась в своих мыслях, чтобы выдавить хоть одно слово.
Через секунду ноги запутались в моих и я услышала удивленный вскрик. Маты колыхнулись под весом тела, наполовину упавшего на меня. Я вскрикнула и оттолкнула руки со своей груди.
— Боги, Алекс! — вскрикнул Люк, скатившись с меня и сев. — Святой Аид, что ты здесь делаешь?
— Откуда ты узнал, что это я, просто облапав мою грудь? — простонала я, прикрыв лицо рукой.
— Это суперсила.
— Ух ты.
Люк фыркнул. Я почувствовала, как маты сдвинулись, когда он посмотрел на своего беззвучного загадочного партнера.
— Эй, — сказал Люк. — Можешь дать нам несколько минут?
— Конечно, как хочешь, -ответил парень и нырнул обратно в дверь. Голос был очень знакомым, но сколько я ни пыталась, я не могла узнать его.
— Извращенец, — сказала я. — Чем ты занимаешься в этих комнатах?
Он рассмеялся
— Я бы сказал, что чем-то чертовски более занимательным и нормальным, чем то, чем тут занимаешься ты. Ты — та, кто лежит одна в сенсорной комнате как маленькая чудачка. Что ты здесь делаешь? Строишь планы захвата Ковенанта? Медитируешь? Самоудовлетворяешься?
Я состроила гримасу.
— Тебе больше нечего делать?
— Есть.
— Тогда иди. Комната уже занята.
Люк вздохнул.
— Ты нелепа.
Я подумала, что это смешно, принимая во внимание, почему я была "чудачкой" в сенсорной комнате. Люк не имел понятия о том, что здесь только что произошло. Он скорее всего подумал, что я прячусь ото всех, или у меня своего рода моральная разрядка. Вполне возможно, что последнее предположение, было бы правильным. Если бы Калеб наткнулся на меня, он бы догадался. Я резко вдохнула.
Моя тоска по нему не ослабевала, внезапно поняла я.
— Отстойно не иметь друзей, да? — спорсил Люк через некоторое время.
Я нахмурилась.
— Знаешь, хорошо, что ты не станешь психологом, потому что у тебя правда не получается заставлять людей чувствовать себя лучше.
— Но у тебя есть друзья, — продолжил он, как будто я ничего не говорила. — Просто, кажется, ты нас забыла.
— Кого например?
— Например, меня, — Люк вытянулся рядом со мной. — И еще Дикона. И Оливию.
Я фыркнула:
— Оливия ненавидит меня.
— Нет.
— Вранье, — я уронила руку, глядя на него в темноте. — Она винит меня в смерти Калеба. Ты слышал её в день похорон и вчера в холле.
— Ей больно, Алекс.
— Мне тоже больно! — я села, скрестив ноги.
Маты задрожали, когда Люк перекатился на бок.
— Она любила Калеба. Хотя для нас очень непрактично кого-либо любить, она его любила.
— И я любила его. Он был моим лучшим другом, Люк. Она винит меня в смерти моего лучшего друга.
— Она больше тебя не винит.
Я пригладила волоски, которые выпали из моего хвоста.
— Когда это случилось? В последние двадцать четыре часа?
Не колеблясь, Люк сел и каким-то образом нашел мою руку в темноте.
— В тот день, когда она подошла к тебе в коридоре, она хотела извиниться перед тобой.
— Забавно, потому что я не помню, чтобы она что-нибудь говорила, чтобы облегчить мою скорбь, — я не убрала руку, потому что было приятно, что кто-то прикасается ко мне и ничего черт возьми не происходит. — Это новый способ извиниться, о котором я не знаю?
— Я не знаю, о чем она думала. Она хотела извиниться, но ты не остановилась, чтобы поговорить с ней, — мягко объяснил Люк. — Она потеряла самообладание. Она была с тобой стервой. Она это знает. Потом, ты надрала ей зад перед всеми, и это тоже не помогло.
Старая Алекс рассмеялась бы, но мне не стало от этого лучше.
— Тебе нужно поговорить с ней, Алекс. Вы обе нужны друг другу.
Я вытащила руку и вскочила на ноги. Комната внезапно стала душить меня и я не могла это больше выносить.
— Мне не нужна ни она, ни что-либо еще.
В то же мгновение люк уже стоял рядом со мной:
— И это вероятно самое незрелое из всего, что ты когда-либо говорила.
Я сузила глаза в его направлении.
— И я могу сказать тебе еще кое-что более незрелое. Я едва удерживаюсь от того, чтобы ударить тебя.
— Это не очень мило, — поддразнил Люк, обходя меня. — Тебе нужны друзья, Алекс. Каким мы красавчиком ни был Сет, он не может быть твоим единственным другом. Тебе нужен кто-то с кем ты можешь поплакать, кто-то, кто не будет пытаться залезть тебе под юбку. Тебе нужен кто-то, кто захочет быть рядом не из-за того, кто ты, а из-за того, какая ты.
Моя челюсть ударилась о мат.
— Надо же.
Люк, должно быть, почувствовал моё потрясение, потому что он рассмеялся.
— Все знают, кто ты, Алекс. И большинство людей думает, что это круто. Что действительно не круто — и это причина того, что они тебя избегают, — это твое поведение. Все понимают, что тебе больно из-за Калеба и из-за того, что случилось с твоей мамой. Мы это понимаем, но это не значит, что мы должны мириться с твоей постоянной стервозностью.
Я открыла рот, чтобы сказать Люку,что я не единственная, кто был стервой, что они обращались со мной как с собакой с тремя головами с моего возвращения, и даже до этого, но я не смогла. Кроме общения с Сетом, я изолировала себя от всех.
И иногда я была ужасным человеком. У меня были причины — хорошие причины, но они были просто предлогами. Мою грудь придавило тяжестью.
В темноте и тишине, окружающей нас, Люк нашел меня и обхватил рукой мои напряженные плечи.
— Ну, может быть, нам придется мириться еще чуть-чуть. Помимо прочего, ты Аполлион, — я слышала улыбку в его голосе. — И даже не смотря на то, что ты была гигантской стервой, мы все еще любим тебя и беспокоимся.
У меня в горле встал ком. Я пыталась бороться с ним, правда, но я почувствовала, как слезы потекли из глаз и мышцы стали расслабляться. Моя голова каким-то образом нашла его плечо, и он успокаивающе погладил меня по спине. На какое-то время я поверила, что Люк это Калеб, и я представила, что рассказала ему обо всем, что случилось. Мой воображаемый Калеб улыбнулся мне, обнял меня крепче, и приказал мне вытащить голову из задницы. Неважно, что случилось, и что я узнала, конец света не наступил и не собирался.
И этого, казалось, было достаточно.
Айден ждал меня, когда я наконец-то заставила себя выйти из сенсорной комнаты. Он ничего не сказал и мы направились наружу. Мы оба вероятно сказали и подумали слишком много. Между нами не было неловкости, но было неуловимое чувство... неопределенности. Хотя, возможно, я просто проецировала на него свои чувства.
Мы дошли до тропинки, направляясь к общежитию. Ветер поднимал песок, в воздухе чувствовалась холодная влажность, когда мы приблизились к саду.
Двое чистокровных парней смотрели на статую Аполлона, протянувшего руку к Дафне, которая превращалась в дерево. Один толкнул локтем другого:
— Эй, гляди. У Аполлона деревянный.
Они рассмеялись. Я закатила глаза.
— Алекс, — что-то в голосе Айдена, какие-то грубые нотки сказали мне что то, что он собирается произнести, будет значительным. Его взгляд перешел на мое лицо, потом куда-то позади меня. — Что за черт?
Не то, чего я ожидала.
Айден протиснулся мимо меня, очевидно сфокусированный на чем-то другом. Проклятье. Я обернулась назад:
— Ты не... Ох.
Теперь я увидела то, что прервало его.
Двое парней полунесли Джексона, едва ли находящегося в сознании. Я едва его узнала. Он выглядел так, как будто его избили до полусмерти. Каждый видимый дюйм его кожи был покрыт синяками и кровоподтеками — глаза заплыли, губы были рассечены, и глубокая, жестокая отметина горела на его левой щеке, и она подозрительно напоминала отпечаток ботинка.
— Что с ним случилось? — потребовал Айден, заняв место одного из полукровок и практически поддерживая весь вес Джексона.
Полукровка помотал головой.
— Я не знаю. Мы нашли его в таком состоянии во дворе.
— Я... я упал, — сказал Джексон, из его рта текла кровь и слюна. Я думаю, у него не хватало нескольких зубов.
Лицо Айдена приняло двусмысленное выражение:
— Алекс, пожалуйста, иди прямо в свою комнату.
Безмолвно кивнув, я отошла с дороги. Я все еще злилась на Джексона. Он пытался наступить мне на голову, но то, что сделали с ним было ужасно и расчетливо. По сравнению с тем, что Айден ударил его кулаком, когда Джексон...
Мои расширенные глаза встретились с глазами Айдена, за секунду до того, как он унес Джексона по направлению к медицинскому зданию. Мне вспомнился разговор с Сетом.
— Итак, с кем ты спарринговала на занятиях? — спрашивал он.
— Меня всегда ставят в пару с Джексоном.
Боги, это сделал Сет.
Казалось, что Сет большей частью избегал меня в последние несколько дней из-за инцидента с сендвичем. Наши тренировки либо были отменены, либо состояли из работы над моими ментальными щитами. Целую неделю, когда я видела его, я спрашивала его насчет Джексона. С выражением полной невинности он говорил мне, что он этого не делал. Я не верила ему и говорила об этом.
Он смотрела на меня с прекрасным пустым выражением лица и спрашивал:
— Как я мог сделать такую ужасную вещь?
Я не хотела верить в то, что он это сделал, потому что тот, кто избил Джексона, надолго вывел его из строя. Джексон практически не говорил. Его челюсть была в скобе и я слышала, что ему нужен стоматолог. Даже учитывая что он исцелялся гораздо быстрее, чем смертные, я знала, что он не заговорит. Мальчика напугали до смерти.
И хотя я не хотела верить, что это был Сет, я не могла отбросить подозрения. Кто еще сделал бы такое с Джексоном? У Сета был мотив — мотив, от которого я чувствовала себя больной. Если он это сделал, это было из-за того, что Джексон натворил в классе. Но как он мог совершить что-то настолько... жестокое, настолько безумное? Этот вопрос преследовал меня.
Единственной хорошей вещью было то, что странный страх, который окружал меня как колючее одеяло, рассеялся. Я немного скучала по компании Сета по вечерам, и о том, как он умудрялся прекратить все мое тело в подушку по ночам, но с другой стороны, я чувствовала облегчение. Как будто от меня не ожидали больше ничего.
Даже не смотря на то, что никто не пытался опоить или убить меня, Линард и Айден все еще везде следовали за мной. И когда они были заняты, огромная тень Леона торчала где-то неподалеку. Я привыкла проводить время в комнатах для тренировок, даже в те дни, когда не занималась с Сетом. Я знала, что Айден в итоге найдет меня там. Мы не разговаривали больше о страхах, но мы просто... проводили время... в залах.
Это звучало глупо, но это было как в старые времена, прежде чем все так изменилось. Иногда Леон возникал рядом с нами. Он никогда не казался удивленным и ничего не подозревал. Даже в последний раз, когда мы сидели, прислонившись спинами к стене и спорили о том, существуют привидения или нет.
Я не верила в них.
Айден верил.
Леон думал, что мы оба идиоты.
Но черт возьми, я ждала этого. Просто сидеть и разговаривать. Не тренироваться. Не пытаться использовать акашу. Это время с Айденом, даже когда Леон решал присоединиться к нам, было самой лучшей частью дня.
Я не пыталась больше задушить Оливию, но отношения между нами были очень неловкими, что, впрочем, не было сюрпризом. Но я начала есть обед в кафетерии вместе с Сетом. На второй день к нам присоединился Люк, потом Елена, и, наконец, Оливия. Мы не разговаривали, но по крайней мере мы не орали друг на друга.
Однако, некоторые вещи не менялись. Праздники, которые отмечали смертные, Новый Год и Рождество пришли и ушли, прошла большая часть января. Большинство чистокровных ожидали, что каждая полукровка превратится в высасывающее-эфир-существо и набросится на них. Дикон, брат Айдена, был одним их тех, кто осмеливался сидеть рядом с нами в классе и разговаривать в кампусе. Еще одна вещь, которая не изменилась, это то, что я не могла написать письмо отцу. Что я могла сказать? Я не имела представления. Каждый вечер, когда я была одна, я начинала письмо, и потом останавливалась. Мой пол был покрыт бумажными шариками.
— Просто напиши, что чувствуешь, Алекс. Ты слишком много об этом думаешь, — сказал Айден, когда я пожаловалась. — Ты уже два месяца знаешь, что он жив. Тебе нужно просто написать не думая.
Два месяца? Мне казалось, меньше. И это значило, что оставалось чуть больше месяца до моего Пробуждения. Может быть, я старалась замедлить время. В любом случае, мои чувства были растрепаны, и если мой отец был настолько сведующим, как я думала, я не хотела, чтобы он посчитал, что у меня проблемы.
Поэтому после тренировки с Сетом, я взяла блокнот и отправилась в наименее многолюдную комнату отдыха. Свернувшись калачиком на ярко-красном диване, я уставилась в пустую страницу и начала жевать кончик карандаша.
Линард занял позицию в дверях и выглядел скучающим. Когда он обнаружил, что я наблюдаю за ним, я состроила гримасу и вернулась к созерцанию голубых полосок на бумаге. Люк прерывал меня несколько раз, пытаясь соблазнить меня аэрохоккеем.
Когда его тень еще раз упала на мой блокнот, я простонала:
— Я не хочу...
Передо мной стояла Оливия, одетая в толстый кашемировый свитер, которому я сразу же позавидовала. Её карие глаза были расширены.
— Гм, извини, — сказала я. — Я думала, что ты Люк.
Она провела рукой по своим волнистым волосам:
— Он пытается заставить тебя играть в скибол?
— Нет. Он перешел на аэрохоккей.
Её смех был нервным и она взглянула на группу за автоматом. Потом она расправила плечи и показала на место рядом со мной:
— Могу я сесть?
Мой желудок перевернулся:
— Да, если хочешь.
Оливия села, проведя руками по ногам, обтянутым джинсой. Несколько секунд прошло, прежде чем кто-либо из нас заговорил. Она первая нарушила тишину:
— Итак... как у тебя дела?
Это был был двусмысленный вопрос, и мой смех был резким и прерывистым. Я прижала блокнот к груди и взглянула на Люка. он притворился, что не заметил нас вместе.
Она выдохнула и поднялась:
— Ладно, я думаю...
— Извини, — мой голос был тихим, слова отрывистыми. Я почувствовала, как загорелись щеки, но я заставила себя продолжить. — Прости меня за все, особенно за то, что случилось в коридоре.
Оливия сжала пальцами бедра:
— Алекс...
Я знаю, что ты любила Калеба и все, о чем я думала, это моя собственная боль, — я закрыла глаза и проглотила комок в горле. — Я действительно хотела бы вернуться и изменить тот вечер. Я Миллион раз думала о том, что мы могли бы сделать иначе.
— Ты не должна... так поступать с собой, — тихо сказал она. — Сначала я не хотела знать, что на самом деле случилось, знаешь? Я просто не могла... справиться с этим, но Леа наконец-то рассказала мне что произошло примерно неделю назад.
Я прикусила губу, не зная что сказать. Она не приняла мои извинения, но мы разговаривали.
Она прерывисто вдохнула, её глаза блестели.
— Она сказала мне, что Калеб спас её. Что ты дралась с другим демоном, и если бы он не схватил её, она бы умерла.
Я кивнула, сжав блокнот. Воспоминания о той ночи ожили, о том, как Калеб побелел передо мной.
— Он правда был смелым, да? — её голос прервался.
— Да, — страстно согласилась я. — Он даже не сомневался, Оливия. Он был таким быстрым, но демон... просто был быстрее.
Она несколько раз моргнула, её ресницы стали влажными:
— Знаешь, он рассказал мне что случилось в Галтинбурге. Все, через что вы прошли, и как ты вытащила его из дома.
— Это была удача. Они — моя мам и остальные — начали драться. Я не сделала ничего особенного.
Оливия посмотрела на меня.
— Он был очень высокого мнения о тебе, Алекс, она помедлила, негромко рассмеявшись. — Когда мы начали встречаться, я к тебе ревновала. Было похоже, что я никогда не смогла бы понять все то, что вы пережили вместе. Калеб действительно любил тебя.
— Я тоже его любила, — я сделала вдох. — И то любил тебя, Оливия.
Её улыбка была слабой.
— Думаю, мне нужно было винить кого-то. Это могла бы быть Леа, или Охранники, которые не смогли удержать демонов, я не знаю. Просто дело в том, что ты — неостановимая сила, ты Апполион. — Упругие кудри подпрыгнули, когда она покачала головой. — И...
— Я еще не Аполлион. Но я поняла, о чем ты говоришь, — я сжала пружинку на тетради. — И я просто хотела...
— И я прошу прощения.
Моя голова вскинулась в её направлении.
— Это была не твоя вина. И я была стервой, что винила тебя. В тот день в коридоре я хотела извиниться перед тобой, но все получилось неправильно. И я знаю, что Калеб ненавидел бы меня за то, что я винила тебя. Прежде всего, я не должна была этого делать. мне было так больно. Я так скучаю по нему, — её голос сломался и она отвернулась, глубоко вздыхая. — Я знаю, что это просто предлоги, но я не виню тебя.
В моем горле стояли слезы.
— Нет?
Оливия помотала головой.
Я хотела обнять её, но не была уверена в уместности этого. Возможно, это было слишком скоро.
— Спасибо, — я хотела сказать больше, но не смогла подобрать слов.
Её глаза закрылись:
— Хочешь, скажу что-то забавное?
Я моргнула:
— Ага.
Повернувшись ко мне, она улыбнулась, не смотря на то, что в её глазах стояли слезы:
— После того, как вы с Джексоном спарринговали, все говорили об этом в кафетерии. Коди проходил мимо и сказал какую-то гадость. Я не помню что — возможно что-то о том, как здорово быть чистокровным, — она закатила глаза. — В любом случае, Леа невозмутимо поднялась и перевернула целую тарелку еды ему на голову, — у неё вырвался смешок. — Я знаю, я не должна смеяться, но бы хотела, чтобы ты видела это. Это было уморительно.
Мой рот открылся:
— Серьезно? Что сделал Коди? У Леа теперь проблемы?
— Коди пришел в бешенство, назвал нас скопищем варваров или чем-то в таком духе. Думаю, на Леа написали жалобу и её сестра была не очень довольна.
— Ух ты. Это не похоже на Леа.
— Она вроде как изменилась, — Оливия успокоилась. — Знаешь, после всего что случилось, она уже не такая, как была раньше. Ну ладно, у меня есть кое-какие дела... но я рада что мы поговорили.
Я встретилась с её взглядом, и часть напряжения пропала. Как раньше уже не будет, по крайней мере какое-то время.
— Я тоже.
Она улыбнулась с облегчением:
— Увидимся завтра в обед в кафетерии?
— Конечно. Я там буду.
— Я уезжаю на зимние каникулы с мамой на следующей неделе. Какие-то дела в Совете, она должна там присутствовать и хочет, чтобы я поехала с ней, но когда я вернусь, может займемся чем-нибудь? Например, посмотрим кино или потусим?
Если у смертных были каникулы в честь Рождества, наши занимали весь февраль и были связаны с празднованием Антестериона. Когда-то давно, праздник длился всего три дня, и все напивались в честь Диониса. Это было как Ночь Всех Святых и Карнавал, смешанные в одну гигантскую пьяную оргию. В какой-то момент чистокровные продлили празднование на весь месяц, сделали его спокойнее и наполнили заседаниями Совета. Рабы и слуги тоже могли раньше участвовать, но и это изменилось.
— Ага, здорово. Я буду рада.
— Хорошо, ловлю тебя на слове, — Оливия поднялась, чтобы уйти, но задержалась в дверях. Обернувшись, она помахала мне и застенчиво улыбнулась, прежде чем исчезнуть.
Я взглянула на тетрадь. Какая-то часть боли и вины, которая осталась после смерти Калеба, ушла. Я глубоко вздохнула и нацарапала быструю записку Лаадан, прося её не беспокоиться насчет инцидента с напитком и благодаря её за то, что рассказала мне об отце. Потом я написала еще два предложения под коротким абзацем.
Скажите моему отцу, что я ЛЮБЛЮ его. Я всё исправлю.
Вечером я запечатала письмо и передала его Леону, который торчал за дверями моей комнаты, с точными указаниями передать это Айдену.
— Могу ли я спросить, почему ты передаешь записки Айдену? — он смотрела на письмо так, как будто это была бомба.
— Это любовная записка. Я прошу его обвести "да" или "нет"в ответ на вопрос, нравлюсь ли я ему.
Леон пронзил меня ничего не выражающим взглядом, но сунул письмо в задний карман. Я дерзко улыбнулась ему, прежде чем закрыла дверь. Я чувствовала себя так, словно с моих плеч подняли грузовик. Отвернувшись от двери, я метнулась к компьютерному столу. Мои босые ноги ударились обо что-то толстое и тяжелое.
— Ой! — подпрыгивая на одной ноге, я взглянула вниз. — Боги, я такая глупая.
На меня уставилась книга "Мифы и Легенды". Я нагнулась и быстро схватила её. Каким-то образом, я забыла о ней среди всего этого сумасшествия. Сев, я открыла пыльный том и начала искать секцию, о которой упоминал Айден когда мы были в Нью-Йорке.
Удача мне не улыбнулась, когда я просматривала часть, написанную на английском. Вздохнув, я я перелистнула книгу в начало и начала бегло просматривать страницы, покрытые тем, что казалось для меня тарабарщиной. Мои пальцы застыли через сотню страниц, но не потому, что я смогла прочитать надпись, а потому, что я узнала символ сверху страницы.
Это был перевернутый факел.
Дальше шли несколько страниц на древнегреческом, абсолютно для меня бесполезные. Нас должны были учить этому вместо тригонометрии в Ковенанте, но что я знала? И опять же, чистокровных учили старому языку.
Айден знал древнегреческий — он был зубрилой, но это было очень привлекательно.
Если бы я смогла больше узнать об Ордене, тогда может быть мы могли бы найти доказательства, чтобы подтвердить, что что-то безумное происходило с Телли и Ромви. Я не была на сто процентов уверена, что это имело отношение к тому, что случилось, но это было граздо лучше, чем предложение Сета.
Последнее, что нам нужно — это восстание... или если еще один из нас убьет чистокровного.