XII

Валерий в своей четвертой миссии был актером. По молодости играл в основном в провинциальных труппах, летом мотаясь с ними по южным губерниям России, а зимою выступая на ярмарках: то на

Нижегородской, то на Ирбитской. Приходилось ему и не раз встречаться с корифеями этого вида искусства, но сам он заглавные роли играл не часто — амплуа было не то. Однако и на его долю порой выпадали аплодисменты зрителей. Особенно, когда ему удавалось продемонстрировать свой коронный номер — выдержать паузу.

Вот и сейчас, выдержав театральную паузу, увидев, что я сник, он произнес:

— Высокий суд, но у нашего подсудимого есть и смягчающие обстоятельства. Я бы хотел их продемонстрировать.

— Хорошо, — разрешил спокойный голос сверху.

Опять Валерий сделал какое-то движение рукой, и из темноты появилась все та же красавица. Только теперь она держала какую-то круглую рамку- обруч, диаметром сантиметров в семьдесят.

— Сейчас мы покажем запись событий, которые произошли уже после смерти нашего подсудимого.

— Хорошо, — молвил голос.

Рамка в руках красавицы засветилась и из нее куда-то во тьму ушла сверкающая внутренними стенками труба. Это напоминало огромный световод. А где-то в конце трубы я и судья увидели молодого парня, сидящего с гитарой на диване. Парень пел:

— "Я умру- упаду, на бегу на ходу,

Словно чуть поскользнувшись на мартовском льду.

И слетит моя шапка куда-то в кювет,

Вот я жил и дышал — и меня больше нет.

И начнут все меня обходить стороной.

И промолвит брезгливо прохожий иной,

Что не стало житья, мол, от этих бомжей,

Вот и этот свалился, напившись уже…"

Порою парень сбивался, видно песня ему была не очень знакома, он ее только разучивал.

А вот зато мне эти стихи были известны хорошо! Еще бы мне их не знать, если я их написал.

— "А я не пьяный, ни бомж и совсем не злодей.

Я такой же обычный, как те из людей,

Что, спеша, равнодушно пройдут стороной,

Не спросив ничего, не склонясь надо мной.

Но не мне их винить, ведь, пока был живым,

Я и сам не бросался на помощь другим.

Так что я получу то, что сам заслужил

Бог все знает, рассудит, так ли я жил.

Мы видели его откуда-то сверху, поэтому я не мог разглядеть его лица. Но ни по голосу, ни по фигуре, ни по манерам я его узнать не мог. И когда он поднял лицо к подошедшей к нему из глубины комнаты девушки, я убедился, что парня этого не встречал никогда.

— Новую песню сочиняешь? — спросила девушка.

Парень кивнул головой, не переставая петь.

— "На одну часть весов вознесется душа,

На другую он сложит грехи не спеша:

"Не курил, меру знал, хоть и пьяным бывал.

Многих женщин любил, но порой обижал.

Не был грубым и злым, и не так часто врал.

И друзей он своих никогда не сдавал.

Никого не убил и чужого не брал,

Был к деньгам равнодушен, долги- возвращал…"

— А стихи чьи? — поинтересовалась девушка, — Неужели сам сочинил?

Парень отрицательно помотал головой, и, прервав пение, что-то черканул в листочке, что лежал перед ним.

— Здесь, значит, будет ми-минор, — пробормотал он.

И, отвечая на вопрос девушки, сказал:

— Да в инете наткнулся на стихи одного чувака, — и он назвал фамилию, под которой я прожил свою последнюю жизнь. — Уж больно они мне музыкальными показались. Это уже третья.

— Что, третья? — спросила девушка.

— Это третья песня на его стихи. Для двух я уже аккорды подобрал.

И, взяв в руки гитару, парень запел дальше:

— "И умом не обижен, силой не обделен,

В этой жизни сумел достичь многого он.

Но вот с нищими он не делился, отнюдь.

Так что добрым его не считаем ничуть…"

И склонится куда-то стрелка божьих весов,

И вся жизнь моя станет ясной без слов.

И воздастся за все, все, что я совершил,

И узнаю, быть может, так ли я жил.

А пока я бегу по весеннему льду,

И не ведаю, где и когда упаду.

Знаю только одно, что совсем не боюсь

Я того, что на Божьем суде окажусь.

А боюсь одного, что в сумятице дел,

Я могу не успеть сделать все, что хотел.

И жалею о том, что в отпущенный срок

Я так много задумал, а исполнить, не смог."

Дальний конец трубки стал ссужаться, превратился в конус, затем сияние его быстро погасло, и в руках у красавицы остался только обруч. Вместе с ним красавица скрылась во тьме.

"Передача с планеты Земля окончена"- подумал я.

— Как мы все видели, творческие усилия подсудимого все же не пропали втуне, — сказал Валерий. — На его стихи были сочинены мелодии и, видимо, еще будут сочиняться. Поэтому я бы просил, Высокий Суд, учесть это вновь открывшееся обстоятельство при своем решении.

Вот теперь у меня и все. И он тоже воззрился туда, наверх, на божественные весы. Стрелка весов колыхнулась и медленно поползла вверх. И опять, как и в прошлый раз застряла ровно на середине.

— Не очень понятно, — удивленно произнес Валерий, — каков же будет вердикт?

— Мы решаем, — послышался ответ сверху.

Тягостная тишина повисла в зале.

Загрузка...