Боги в тропиках. Религиозные культы Антильских островов

Тринидадский хоровод богов

Когда идешь по Порт-оф-Спейну, столице Тринидада, пишет посетивший этот остров советский журналист Виталий Кобыш, кажется, что совершаешь кругосветное путешествие: это и Англия, и Индия, и Китай. Буддийские храмы и католические соборы, протестантские церкви и пагоды, мечети и синагоги живут в тесном соседстве. И все вместе — это Тринидад, земля, не похожая ни на какую другую.^{74}

Тринидад вместе с Тобаго образуют с августа 1962 г. независимое государство. Оно расположено близ устья могучей реки Ориноко, напротив венесуэльского побережья, от которого их отделяют два узких пролива шириной в 25 км с романтическими названиями Пасть дракона (Бока дель Драгон) и Пасть змия (Бока де ла Сьерпе). Оба острова были открыты Колумбом в 1498 г. во время его третьего путешествия в Вест-Индию.

Индейское население Тринидада было истреблено конкистадорами, после чего испанцы стали ввозить на остров индейцев из Венесуэлы и негров-рабов. Обращением индейцев в христианство на острове ведали каталонские монахи-капуцины. В начале XVIII в. у них было на Тринидаде десять миссий. С их «помощью» новое индейское население острова постигла участь его коренных обитателей: оно вымерло или погибло от изнурительного труда на плантациях.

Что касается Тобаго, то этот остров почти сто лет был необитаемым. У испанцев было слишком много дел на континенте, чтобы обращать внимание на небольшие Антильские острова, лишенные ценных ископаемых. По этим же причинам очень медленно росло и население Тринидада. В 1783 г. оно составляло всего около трех тысяч человек, преимущественно негров-рабов. В конце XVIII в. на Тринидад бежало с Гаити много французских плантаторов. Они привезли с собой несколько тысяч рабов, занялись разведением сахарного тростника.^{75} Еще раньше сюда переселились многие французские семьи из Канады (после ее завоевания Англией в 1763 г.). Приток новых поселенцев оживил экономику острова. В 1796 г. на Тринидаде насчитывалось уже свыше 400 плантаций сахарного тростника, кофе, хлопка, какао и индиго.

Год спустя Тринидад захватили англичане, к которым остров окончательно перешел по Амьенскому договору. В этом году население острова насчитывало 17 718 человек, в том числе 2151 белых, 4476 свободных цветных (негров и мулатов), 10 000 рабов и 1082 индейца. Англичане стали расширять сахарные плантации, увеличив ввоз африканских рабов. В 1838 г., однако, Англия была вынуждена запретить рабство в своих колониях, поэтому на Тринидад стали ввозить законтрактованных рабочих из Индии. К 1917 г., когда система контрактации рабочей силы была отменена, на остров было завезено свыше ста тысяч индийцев, а также некоторое количество китайцев и сирийцев.

Несколько иначе складывалась судьба Тобаго, которым с 1632 но 1662 г. владела Дания, затем — курляндский герцог Якоб, затем — Франция и с 1814 г. — вновь Англия. В 1888 г. Тобаго и Тринидад были объединены в одну колонию, которой управлял английский губернатор.

По данным переписи 1960 г., на Тринидаде и Тобаго проживало 827 957 человек, из них 33 333 на острове Тобаго и около 120 тысяч в Порт-оф-Спейне. Приблизительно половину населения составляли негры, около 10 % — мулаты, 36,5 % — индийцы, 1 % — китайцы и сирийцы, около 3 % — белые английского, французского, испанского, португальского и североамериканского происхождения.

В религиозном отношении население Тринидада и Тобаго представляет пеструю картину. По данным упомянутой переписи она выглядит так (в %):

Католики……36,0

Англикане……24,0

Пресвитерианцы……3,9

Веслеянцы (методисты)……2,2

Баптисты……2,2

Адвентисты седьмого дня……1,5

Свидетели Иеговы……0,5

Пятидесятники……0,5

Другие христианские культы……2,2

Индуисты……23,0

Мусульмане……6,0

Прочие (буддисты, евреи, неверующие)……0,5

Эта таблица, однако, не отражает наличия на Тринидаде последователей синкретических афро-христианских культов Шанго и «крикунов» (sholiters — они же духовные баптисты, spiritual Baptists). Секта крикунов была запрещена законом с 1917 по 1951 г. Точная цифра членов этих сект неизвестна, подразумевается, что их насчитывается несколько десятков тысяч. В статистике они фигурируют в числе последователей одного из перечисленных христианских культов.

Разношерстная гамма христианских культов на Тринидаде повторяет известную уже читателю картину на Ямайке. На Тринидаде, как и в других британских владениях в Вест-Индии, действовали миссионеры многочисленных протестантских культов, прибывавшие сюда из Англии и США. Английские колониальные власти всемерно способствовали их деятельности, считая, что религиозная раздробленность, вражда и соперничество сект содействуют ослаблению национального и политического единства местного населения и тем самым укреплению колониального режима.

Характерно, что в лице католической церковной иерархии английские колонизаторы всегда имели «лояльных» сотрудников. Католический архиепископ Порт-оф-Спейна монсеньер Район весьма резко выступал против партии Национальное народное движение и ее руководителя Эрика Уильямса, боровшихся за независимость. Духовенство не могло простить Уильямсу, бывшему католику, его заявления о том, что он перестал посещать церковь. Несмотря на сопротивление колонизаторов и их союзников — католических церковников, народ завоевал независимость, а Эрик Уильямс стал первым премьер-министром правительства Тринидада и Тобаго.

Из наличествующих на Тринидаде религий наибольший интерес для исследователя представляют культ Шанго, а также индуистский и мусульманский культы.

Тринидадский культ Шанго отличается рядом особенностей по сравнению с уже знакомыми нам другими афро-христианскими культами. Особенности эти обусловлены тем, что цветное население острова складывалось в основном из негров, завезенных сюда не из Африки, а из других вест-индских владений Англии, а также в результате миграций из Гаити и Венесуэлы. Таким образом, негры прибывали на Тринидад с религиозными представлениями, которые уже претерпели известную синкретизацию под влиянием местных условий на различных островах Антильского архипелага и в Южной Америке. На Тринидаде эти разношерстные верования под воздействием, с одной стороны, религиозной пропаганды разнообразных протестантских сект, а с другой стороны, под влиянием индуистских и мусульманских культов, также пустивших глубокие корни на острове, продолжали эволюционировать.

Как кубинская сантерия и в известной степени воду, так и тринидадский культ Шанго являются синкретизацией религиозных воззрений народа йоруба и католического культа. На Тринидаде божества йоруба обрели в католическом пантеоне соответствующих двойников. Так, бог йоруба Элефон превратился в Вечного отца, Обалу-фон — в Иисуса Христа, Шанго — в св. Ионна, Ойа — в св. Катерину (или св. Филомсну), Ошун — в св. Анну, Огун — бог железа, кузнечного дела и войны стал св. Михаилом, покровителем кузнецов и водителей автомашин; на родство с божеством-лекарем Шакпаной претендуют одновременно и св. Иероним, и св. Франциск, и Моисей. Наряду с этим в культе Шанго имеется серия божеств неуточненного африканского происхождения. Среди них Омалале, Абакусо, Бакбиаба и др.^{76}

В культе Шанго (и этим он напоминает культ воду) видное место занимают злые духи и демоны, появившиеся уже на местной почве. Это — доктор Стил, доктор Брум, Князь кладбища, Князь тьмы, Череп и кости (cross bones), доктор Хикеймах и им подобные астральные существа и фольклорные персонажи.

Последователи культа Шанго собираются в молитвенных домах — часовнях (chapelles; этот термин, по-видимому, перекочевал на Тринидад вместе с французскими рабами из Гаити). Имеются также полузакрытые помещения для ритуальных плясок — «пале» (palais, этот, как и предыдущий термин, по-видимому, перекочевал сюда вместе с рабами из Гаити). В часовне алтарь и одна из стен заполнены различными изображениями, символами и другими культовыми предметами католической религии и религии йоруба. В их числе — литографии католических святых, церковные свечи, четки, кресты, сосуды со священной водой, оливковым маслом и цветами, «громовые стрелы», или камни (pierres — осколки метеоритов), неолитические топоры, церемониальные метелки (шай-шай), трещотки (чок-чок), а также такие атрибуты могущества и силы католических святых и африканских божеств, как мечи, секиры, кинжалы, луки со стрелами, барабаны, ключи и т. д. В отличие от культа воду африканские культовые предметы находятся в той же комнате (как в сантерии) с той лишь разницей, что католические символы веры расположены на верхних полках, а африканские — на нижних или на полу. Во дворе на земле устанавливаются алтари в честь отдельных богов культа Шанго; здесь размещаются, как правило, предметы только африканских культов.

Особым почитанием шангоистов пользуются «громовые стрелы», напоминающие лепесткообразные топоры Кубы. Их держат на белых подносах в помещениях или на алтарях во дворах часовен. Верующие считают, что эти «стрелы» посылают с неба боги, власть которых они символизируют. «Стрелы» ежегодно моют настоем из листьев. Их «кормят», поливая растительным маслом.

Амомбой — руководителем секты Шанго — может быть мужчина или женщина, которых так же, как на Кубе и Гаити, именуют «отцом» или «матерью» божества. Во время молебна они одеваются в белое или в платье цвета, присущего божеству, которому они служат.

Моления происходят по воскресным вечерам, в некоторых случаях еще и по средам. Раз в году устраивается большой праздник в честь Шанго. Он продолжается четыре дня — со вторника по утро субботы. Есть и другие празднества: обряды посвящения (мытье головы и татуировка); установление «престола» и флага — символов божества; «кормление детей» — благодарственная церемония; «плач» (пост и молитвы) с целью добиться откровения и видения; поминание усопших; освящение новых ритуальных барабанов и некоторые другие.

Гимны секты Шанго, по мнению ее членов, поются на языке йоруба, в действительности же они состоят из смеси слов йоруба, креольских выражений и бессмысленных слогов.

Ритуальная практика включает жертвоприношение в честь богов. Чаще всего закалывают козленка или режут петуха. Печень, части передней и задней ноги козленка отдельно варятся без соли и «преподносятся» божеству. Кровью жертвенного животного обрызгивают «громовые стрелы», подогретую смесь крови с растительным маслом выпивает посвящаемый на «последней вечере» (причем к посвящению, как и на Кубе, допускается только крещенный по католическому обряду).

Месяц спустя посвященный устраивает праздник, на котором ему моют голову специальной настойкой из разных трав. Эта церемония называется дайсуну. В тот же или на следующий день над ним совершается другой обряд — сингбере (надрезывание головы). После общей молитвы и пения в честь божества новообращенному бритвой наносят по три или пять небольших надрезов на лбу, груди, плечах. Рапы замазываются специальной пастой, приготовляемой из семян красного перца, охры, мух и яичной скорлупы и настойки, которая употреблялась для мытья головы.

В религиозных церемониях в честь Шанго большое значение имеет пляска, совершаемая под звуки барабанов типа бата. Это та же пляска, что и у сантеро: танцующие в нарастающем темпе двигаются взад-вперед, притоптывают, приседают, хлопают в ладоши, качаются, поют, пока на них не снизойдет «сила» — божество. Тогда их движения становятся резкими, темп пляски нарастает, они начинают стонать и говорить на «неизвестном языке», кататься по полу, обнимать и трясти руки других участников церемонии.

После пляски, которая длится несколько часов, совершается обряд жертвоприношения богам. Режут петухов, коз, овечек, черепах и реже бычков. Амомба варит мясо с рисом и другими приправами, часть еды преподносится богам, а остальное съедают участники праздника.

Прогрессивный тринидадский писатель Ральф де Буассьер в своем романе «Жемчужина короны» так описывает одну из церемоний секты Шанго, в которой участвуют герои книги Кассандра Уолкотт и ее друг Попито:

«… Они гуськом поднимались по узкой тропинке, ведущей в гору. Грохот барабанов становился все слышнее. Их характерный, синкопированный, призывный ритм возбуждающе подействовал на женщин… Из темноты вдруг резко выступили темные купы деревьев и красный грунт тропинки. От колеблющегося и скачущего язычка пламени деревья, казалось, причудливо извивались и плясали в такт прерывистой барабанной дроби.

На холме, за хижиной жреца, стоял крытый соломой бамбуковый навес. Под ним, тесно сгрудившись по краям, стояли и сидели люди. Неподалеку, под манговым деревом, было установлено изображение девы Марии… Перед ним горели свечи и какая-то женщина отбивала низкие поклоны, касаясь лбом земли. Оглушительно грохотали барабаны…

Глядя вперед широко открытыми, немигающими глазами, взгляд которых, казалось, пронизывал каждого насквозь и вместе с тем был устремлен куда-то за пределы видимого, с выпяченной вперед нижней челюстью, жрец-хоунбонор прохаживался по кругу гордой и величавой походкой, словно божество, привыкшее внушать священный трепет; дыхание с шумом вырывалось из его полуоткрытого толстогубого рта. Он что-то сказал Касси…

Касси подала жрецу сосуд из полой продолговатой тыквы, наполненный водой. Жрец покропил водой землю у ее босых ног и позади нее, брызнул во все четыре угла навеса и пошел к выходу, молящиеся почтительно и торопливо расступились перед ним.

— Джим, поди сюда, мальчик. Я устал, — сказал человек, бивший в самый большой барабан, прозванный „Мамой“, и вытер взмокшую седую голову.

Джим сменил его. Старик с шишковатым бритым черепом хриплым голосом пел на африканском диалекте. Ему вторили женщины. Снова забили барабаны, и собравшиеся запели хором.

Не переставая петь, Касси подала Попито трещотку из полой тыквы и знаком велела трясти ее — существовало поверье, что шум трещотки отпугивает духов и не позволяет им вселиться в человека. Соседка Попито, закрыв глаза, самозабвенно пела. Ребенок на ее коленях крепко спал.

Ритм музыки становился все чаще, все быстрее. Казалось, весь мир наполнился сейчас грохотом барабанов, и их удары сыпались на Попито, как удары хлыста. Они болью отдавались в голове, заставляли содрогаться всем телом, и странное, захватывающее чувство оцепенения нашло на него. И, как раз когда ему показалось, что он больше не может, что он должен бежать отсюда, от этих ударов, причиняющих такую боль, барабаны и пение внезапно умолкли. Старик с бритой головой затянул новую песню. И барабаны забили снова. Чувствуя себя очень глупо, Попито вместе со всеми встряхивал трещоткой в такт ударам барабанов. Он понял, что все чего-то ждут. Его соседка с ребенком на коленях пожаловалась:

— Дух не так-то силен сегодня.

Женщины с сонным видом поплотнее закутывались в шали.

Но вот опять вышел старик барабанщик и, вытерев с губ капли рома, уверенно обхватил коленями „Маму“. Бритоголовый старик хриплым голосом издавал протяжные дрожащие звуки на чужом и вместе с тем странно знакомом Попито языке, устремив перед собой неподвижный взгляд, словно видел то, о чем пел.

— Пойте все! Пойте! — выкрикивал оп, рассерженный не столько нестройным пением, сколько тем, что у него самого такой слабый и дребезжащий голос. Он снова затянул песню, на этот раз не такую печальную и тягучую, и все, кто был под навесом, подхватили новый несложный мотив:

Старик барабанщик, низко склонившись над барабаном, с ожесточением колотил в него.

— Бам, м’бам! Бам-бам-бам! Бам! Бам-бам! М’бам!

Он почти вплотную прижался к барабану своей седой взмокшей от пота головой и слушал то, что лишь ему одному говорило гудевшее барабанье нутро. Его черные, как бусинки, глазки быстро пробежали по рядам молящихся и остановились на Касси.

Касси больше не пела. Она сидела, уставившись невидящими глазами в земляной пол. Попито понял, что сейчас для нее существует лишь призывный гул „Мамы“. Внезапно по телу ее пробежала дрожь. Все мгновенно умолкли и расступились, давая ей место. И вдруг Касси, сделав сильный прыжок вверх, изо всей силы грохнулась лицом оземь. Попито в ужасе вскочил, но его оттолкнули назад. Ритм музыки участился. Извиваясь в конвульсиях, Кассандра каталась по полу.

— Абобо! Абобо-бо-бо! — все более возбуждаясь, выкрикивали люди, прихлопывая ладонями по губам. Продолжая петь, женщины кое-как подняли Касси на ноги. Она шаталась, как пьяная. Попито почти бессознательно отметил, что на лице Касси не было ни единой ссадины или царапины. Его больно поразило то, что перед ним теперь была не прежняя Кассандра Уолкотт. Кто-то чужой и незнакомый глядел на него остановившимся взглядом. Женщины торопливо вынули из волос Касси все шпильки, освободили ее платье от булавок и крепко повязали ее у пояса куском красной материи. Широко расставив ноги, Касси сделала два судорожных шага вперед, пошатнулась, застонала, дерзким жестом подбоченилась, а затем, прижав руки к вискам, вдруг бросилась вперед и плашмя упала на барабаны.

Грохот барабанов и пение мгновенно смолкли. Слышалось лишь шумное дыхание Касси. Старик барабанщик, игравший на „Маме“, боялся коснуться одержимой, лежавшей у него на коленях. Он взглянул на одну из стоявших поблизости женщин. Она быстро подошла и подняла Касси. Падая, Касси уронила одну из поставленных перед барабанами горящих свечей. Прежде чем опять зажечь свечу, женщина ладонью коснулась земли.

Музыканты снова бешено заколотили в барабаны.

Присутствующие в каком-то исступлении повторяли три ноты:

Маленькая девочка сладко спала на коленях у соседки Попито. Она немного сползла с колен матери, рот ее был полуоткрыт, а шапочка упала на лицо и почти совсем закрыла глаза с длинными ресницами.

Пение напоминало восторженное чествование божества, сошедшего на землю в образе Кассандры Уолкотт. Теперь Касси плясала, но не так, как плясал до нее жрец, а яростно и исступленно, вся извиваясь и подавшись корпусом вперед, словно подгоняемая ударами хлыста или терзаемая невыносимой мукой. С неподдельной грацией быстро перебирала она босыми, покрытыми пылью ногами, выделывая замысловатые па на земляном полу.

Но теперь безумный взгляд старика барабанщика был устремлен в другой конец сарая, где перед кем-то в почтительном страхе расступилась толпа.

Вперед вышел жрец с зажженной свечой на голове, с внушающим ужас остановившимся взглядом, устремленным, казалось, в никуда и вместе с тем все видящим и подмечающим вокруг.

Какой-то юноша свалился со скамьи и забился на земле, как петух с отрезанной головой. Несколько человек быстро сняли с него ботинки. Барабанная дробь стала еще более неистовой. Зрители стояли на ящиках, забирались друг другу на плечи и, открыв рты и обмениваясь короткими замечаниями, глядели на пляшущих. Слабый свет бамбуковых фонариков усугублял выражение священного ужаса на их возбужденных лицах.

Барабаны умолки только тогда, когда старик барабанщик, бивший в „Маму“, совсем обессилел. Касси, шатаясь, покинула навес. Так как она долго не возвращалась, а барабаны забили снова, Попито пошел искать ее. Он нашел ее распростертой на земле перед изображением Богородицы и совсем уже догоревшими и оплывшими свечами. Оглянувшись вокруг и убедившись, что на них никто не смотрит, он подошел к Касси и потряс ее за плечо.

— Касси? — сказал он нерешительно.

И будто оборвалась какая-то нить. Словно пробудившись от сна, на него взглянула прежняя Касси, которую он знал в течение всех этих месяцев.

— Что случилось? Ты здорова?

Она перекрестилась, отряхнула платье и, пытаясь скрыть явное смущение, ответила:

— Подожди, я сейчас.

Касси убежала в хижину жреца, чтобы привести себя в порядок, а Попито остался ждать ее в темноте…»^{77}

Последователи Шанго считают, что кроме души (положительного начала), существует ее тень (греховное начало); болезни — проявление власти злого духа, изгнание которого из тела производится при помощи добрых богов.

Американский этнограф Джордж Итон Симеон, исследовавший культ Шанго на Тринидаде, отмечает, что этот культ складывается из следующих составных частей.

Неизменные африканские элементы: вера в сверхъестественные существа, которые вмешиваются в жизнь людей; значение ритма и полиритма; музыка барабанов и шумовых инструментов; хлопанье в ладоши и притоптывание; ритуальные пляски; проявление могущества богов через предоставление лекарственных снадобий больным; жертвоприношение животных; вера в силу «громовых стрел»; церемониальные мечи; подношение еды богам.

Измененные африканские элементы (к старым африканским понятиям прибавлялись новые элементы): вера во множество богов, новые черты у ряда африканских божеств, публичное вселение духа в человека; множественное понятие души; использование духов умерших; святилища; гадание на орехах кола; новые элементы в обряде посвящения; негармоничное пение; перекресток дорог как избранное место для магических действий; использование в культовых церемониях камней, листьев, крови и змей; понятие, что ничто не является полностью плохим и ничто — полностью хорошим.

Синкретизм: ритуальное использование воды; многочисленные погребальные церемонии; широкое использование заговоров; гороскопы; вера в ведьм; использование снов в гадании.

Европейские заимствования и реинтерпретация европейских религиозных элементов, таких, как Библия, католические молитвы, изображения католических святых; четки; троекратное окропление водой; молитвы баптистского толка; магические книги; крест и распятие; свечи; фимиам; пастырский посох; ключи; флаги, украшенные буквами; гадание на стеклянном шаре, стакане воды или пламени свечи.

В последние годы наблюдается известное срастание культов Шанго и духовных баптистов (крикунов), моления которых имеют якобы лечебное значение. Часты случаи, когда один и тот же амомба справляет культовое действо и в секте Шанго, и в секте крикунов. Однако оба культа в последние годы не могут похвастаться успехами. Провозглашение независимости, экономическое развитие страны, рост городского населения, развитие начального образования — эти и другие факторы способствуют отходу верующих от всевозможных культов. «Несомненно, — отмечает Джордж Итон Симпсон, — что влияние старых верований в известной степени подорвано и амомбы уже не пользуются таким широким уважением, как в прошлом».^{78}

Большинство (около 75 %) проживающих на Тринидаде индийцев говорят кроме английского на хиндустани, около 75 % из них исповедуют индуизм, остальные мусульманство. Они — вест-индцы второго или третьего поколения. Различия в происхождении (различные районы Индии) в значительной степени сглажены, они чувствуют себя не пенджабцами или бенгальцами, а индийцами. Как отмечает советский исследователь А. Д. Дридзо, в значительной мере этому способствует чувство национальной солидарности, возникшее у них вдали от родины.^{79}

Так как среди завезенных на остров индийцев было мало представителей высших каст и так как условия труда на плантациях были для всех каст одинаковы, то со временем отпали многие кастовые табу, в том числе кастовая эндогамия — следствие того, что среди индийцев на острове в течение многих лет преобладали мужчины. Отсюда распространение разводов и вторичных браков и смешанных индийско-негритянских браков.

Индуизм в результате подневольного труда индийцев на Тринидаде претерпел весьма существенные изменения. Многие индуистские обряды под влиянием господствующей католической религии подверглись синкретизации. Английские колонизаторы запрещали сжигать трупы, как того требует индуистская религия, и ее последователи были вынуждены хоронить покойников в земле, переняв у католиков обычай зажигать свечи на могилах предков в день всех святых. В то же время погребальные молитвы остались те же, что употреблялись и при кремациях. Многие индуисты постоянно посещают католические богослужения.

С другой стороны, индуисты оказывают весьма заметное влияние на негров — последователей секты Шанго, в особенности в тех районах, где индуисты составляют большинство населения. Негры заимствуют у индуистов свадебный церемониал, нанимают индийских пандитов (лиц, знающих священные санскритские тексты) для совершения своих молений. Негры и мулаты участвуют в празднике «Рамлила», — десятидневной мистерии на сюжет «Рамаяны», хотя играют они лишь отрицательных персонажей, темнокожих врагов Рамы. Негры часто обращаются к индийским знахарям, а индийцы — к обиаменам.

На Тринидаде преобладают две индуистские секты — Дхарма Махаа Сабха и Сеунераин, или Сива Нарайани. Последователи первой поклоняются богу-обезьяне (Хануман Пужа), читают священные книги Рамаяны и справляют праздники Дивали. Молебны в честь Ханумана проводятся, как правило, по субботам, с участием священника-брахмана. Последователи секты верят, что Хануман может наделить их властью, богатством, здоровьем, вознести их душу на небо. Чтение стихов из Рамаяны следует за молебном в честь Ханумана. Праздник Дивали в честь богини Лакшми проводится в ноябре.

Кроме традиционных индуистов, на Тринидаде имеются группы приверженцев возникшей в XV в. в Индии секты кабириантхи, отрицающей кастовые различия, идолов, всякую обрядность. Имеются последователи другой монотеистической секты, основанной в Индии в 1877 г., — Арья Самадж.

Среди индуистов и верующих других культов широко распространено поверие в магическую силу «дурного глаза» (мальжо, креольская версия испанского mal de ojo), для борьбы с которым совершаются специальные экзерсисы как брахманами, муллами, так и обиаменами.

В народе верят также в существование ведьмы — сукуйон, находящейся в связи с дьяволом, летающей ночью и сосущей кровь людей и животных. Эти народные поверия носят на себе следы синкретизма, в них явственно прослеживается европейская традиция.

Только около 15 % индийцев, живущих на Тринидаде, исповедуют мусульманство. Хотя большинство мусульман — сунниты (ханифиты), один из главных их праздников, как и среди индийцев Ямайки, является Мохаррам шиитского происхождения. Здесь его называют Hossé festival — праздник Хасана. Мохаррам на Тринидаде приобрел карнавальные черты. В нем активно участвуют негры и мулаты, они вместе с индийцами строят Тадж — больших размеров сооружение из бумаги и бамбука, которое несут во время процессии в честь Мохаррама.

Христианство (католичество и протестантские секты) получило весьма широкое распространение среди индийского и негритянского населения Тринидада. Переход в религию колонизаторов открывал цветному возможность получить лучше оплачиваемую работу, стать мелким чиновником в управленческом аппарате.

Тринидадские индийцы сохраняют в своей пище многие национальные блюда — роти, дхальнури (виды хлебцев), керри (рис с острой приправой) и другие, которые потребляются также негритянским населением и фигурируют у последнего в приношениях предкам (так называемый родительский стол). Несмотря на традиционные запреты и ограничения, большинство тринидадцев-индуистов потребляет в пищу мясо, мусульмане же продолжают воздерживаться от свинины. Свадебные угощения у индуистов, как правило, не содержат мяса. Некоторые из этих пищевых запретов сохраняют и индийцы-христиане, особенно в первом поколении.^{80}

В начале XX в. на Тринидаде были открыты большие запасы нефти. Кроме того, озеро Пич-лейк — одно из крупнейших в мире естественных хранилищ асфальта. Тринидад, как и в прошлом, продолжает поставлять Англии дешевый сахар. Но население острова живет в нищете. Несмотря на провозглашение независимости, национальные богатства страны продолжают оставаться в руках иностранных монополий. Хозяин тринидадского сахара — по-прежнему английская монополия «Тэйт энд лайл». Тринидадская нефть и нефтеперегонные заводы, перерабатывающие в год свыше 20 млн. тонн нефти, — в руках американского нефтяного спрута «Тексако». Внешняя торговля острова контролируется английскими и американскими фирмами. На острове мощная военно-морская база США.

Из всех злых духов, в существование которых верят местные жители, единственно реальным и подлинно опасным является «дух колониализма», все еще причиняющий огромные бедствия населению Тринидада и Тобаго.

«Освободиться политически и даже экономически — это еще далеко не все, — заявил в 1965 г. премьер-министр Эрик Уильямс посетившему его советскому журналисту Виталию Кобышу. — Наследие колониализма прочно засело в самом сознании людей. Не все пока чувствуют себя хозяевами своей страны, у многих еще нет чувства ответственности за ее судьбы. Над этим тоже приходится много работать, мы вообще вынуждены много работать».^{81}

Народу Тринидада и Тобаго предстоит еще преодолеть много препятствий в борьбе за свое светлое будущее…