«Вошла буква вав и сказала: „Хорошо мною создать мир, потому что я буква из твоего имени АВАЯ (юд — ХЭЙ — ВАВ — ХЭЙ)“. Ответил её Творец: „Вав! И тебе, и букве хэй должно быть достаточно того, что вы находитесь в Моем имени. И потому не сотворю Я мир вашими свойствами“».
Когда Скульд открыл глаза, Лахе уже не было рядом. Шелковые простыни приятно холодили кожу. Солнечные лучи пощекотали лицо юноши, и он поморщился. Этим утром Игрок только и искал повод, чтобы выпустить скопившееся раздражение.
Эта его Фишка… Сперва показалось: лучше и быть не может. В меру самостоятельная, любопытная и не избалованная мужским вниманием. К тому же — какая находка! — интересуется древними преданиями, на чем можно изящно сыграть.
И вот — пожалуйста. Прыгнула в постель к первому встречному. Это совсем не то, что хотелось бы увидеть Скульду… Но Фишки не бывают идеальными, так что придется смириться.
Но Клот!.. Скульд сгреб одной рукой подушку и швырнул изо всех сил об стену, представляя, что это была голова рыжего подлеца. Ведь вчера еще договорились, что не станут мешать друг другу — и что же?
…Клот ожидал соперника, уже разлив ром по бокалам, добавив колы и льда — как раз в той пропорции, которую так не любил Скульд.
— Испортил благородный напиток, — пробормотал Повеса, усаживаясь напротив хозяина комнаты с видом на норвежские фъёрды. Мало кто мог подумать, что комната самого развязного Игрока будет такой холодной и аккуратной. Мало кто мог представить, каков Плут на самом деле. И Повеса был одним из немногих, которым позволялось делать догадки. Единственным, кого Клот впускал в свою комнату.
— Зачем ты пошел на пересечение с моей Фишкой? — Повеса поболтал бокал, отставил его в сторону. Такую бурду он не станет пить, даже умирая от жажды в пустыне.
Клот пожал плечами.
— Я не уйду, пока ты не ответишь.
— Напугал! От общения с дамами ты становишься таким же истеричным, как и они, дружище, — увидев, что шутка не имела успеха, Плут примирительно поднял руки. — ладно, ладно. Считай, это — моя новая тактика.
— Вмешиваться в мою Игру?!
— Что-то ты слишком за неё волнуешься. Выдумал что-то многообещающее? Не волнуйся, выспрашивать не буду. Хочу тебе объяснить, Скульд, что я… ммм… не знаю, как играть.
Уж в это Скульд бы не смог поверить при всем желании: что же еще делали Игроки на протяжении ста сорока трех лет между Большими Играми, как не составляли новые стратегии? Тем не менее, ложь была уже запрещена — Игра началась.
— И что ты собираешься делать? — недовольно бросил Повеса. Чужие секреты — лишняя ответственность. А ему совсем не хотелось отвлекаться.
— Отдать вожжи в руки Фишке. Не веришь?
Скульд неуютно поежился. да какая ему разница-то.
— Не верю. Ведь направление движения выбираешь ты. У Фишки не может быть полной свободы воли — после того, как она вытащила лотерейный билет.
— Ты абсолютно прав. И именно поэтому — раз уж я не собираюсь (в это раз) расталкивать других локтями в гонке за победой… Предлагаю тебе свою помощь.
— Союз?
— Нет. Именно помощь — относительно бескорыстную. Соглашайся, это — Джек-пот.
Скульд прищелкнул пальцами, рассеянно материализовал бутылку «Божоле» 1956 года. Выплеснул ром из бокалов, налил себе и Клоту. Только потом, когда они в молчании отпили по глотку, повеса откинулся на спинку кресла и смерил противника взглядом сияющих зеленых глаз.
— Ты заставишь свою Фишку подыгрывать моей, не заботясь о собственном выигрыше. Уволь, но…
И замолчал. Клот улыбался, наслаждаясь ситуацией. Он загадал загадку другому Игроку — и смотрел, как тот ломает голову в поисках решения.
Скульд же спокойно просчитывал варианты, откидывая заранее невозможные. И получалось, что… Плут, словно рыба-прилипала, присоединится к Скульду. Их Фишки будут действовать вместе, сообща преодолевая опасности Игрового Поля. А затем, возможно, Скульд сделает неправильный ход — и тогда Клот выйдет на финишную прямую.
Риск слишком велик. Клот не может не понимать, что Скульд разгадает его тактику и попытается впихнуть его в первое попавшееся пекло. Прежде чем бросать туда свою Фишку.
— Неужели ты правда не стремишься к выигрышу? — раздраженно бросил тогда Скульд. Нервировало его именно то, что он не понимал мотивов соперника.
— Ну, типа того. Не тушуйся, как юная дева в объятьях гусара — соглашайся уже.
И снова Игроки замолчали. Клот… да, о чем же он тогда думал? О том, как приятно бывает просто плыть по течению. Его соперники помешались на выигрыше, на возможности строить жизнь согласно своим планам, заставлять её отплясывать, как цирковую собачонку. Плут же был не таков: он вряд ли мог представить себе что-нибудь, более чарующее, чем неизвестность, лежащая за новым поворотом. Как там поется? Пропасть или взлет… тарам-пам-пам. Возможность бессмертного и почти всемогущего Игрока — позволить себе бездействовать. Ведь он сумеет в последний момент спастись, даже если упадет в пропасть.
Вот какая была на самом деле Большая Игра. Для Клота.
Скульд всё же согласился. А почему бы и нет? Врагов ведь надо держать поближе к себе…
Но на следующий день он уже успел пожалеть об этом. Знакомство фишек — одно дело. Но какого черта впутался сам Клот?! Эта… Аска… должна была взирать на Повесу, как на живого бога. На единственного! А теперь — чушь какая-то — ему еще и придется соревноваться за внимание какой-то смертной девушки.
В другое время Повеса бы только облизнулся, предвкушая интересный поворот в Игре. Но сейчас — нет, ему нужна была прямая дорога. К финишу. А это значило, что соперников придется устранять…
Лахе огляделась и присела на корточки, приласкала крысеныша. Тот пищал от возбуждения, стремясь передать хозяйке новости, которые, несомненно, её порадуют.
Крысы. Они на многое способны, эти маленькие твари. Необычайно обостренное восприятие чувств людей. Стоило чуть отточить эту способность, и помощники Лахе стали способны — нет, не к телепатии, но к чему-то похожему. А главное, не запрещенному Правилами.
На белокурую девушку ушатом грязной воды вылилось то, что мучило Скульда. Многое было непонятно. Но главное она узнала — союза с Клотом не бывать! А больше её ничего и не интересовало. Сам по себе Повеса был не опасен: боялся замарать белоснежные холеные руки грязными тактиками. Поэтому и сходил с дистанции одним из первых.
Поэтому… поэтому Лахе и позволяла себе относится к нему с симпатией.
— Лахе, девочка моя? — сухой голос застал девушку врасплох. Она долю секунды оставалась на корточках, мучительно размышляя, что же делать дальше: как объяснить такую странную позу? А крысеныша в руках?
Ничего не придумав, она медленно поднялась и повернулась к Лорду, храня на лице бесстрастное выражение. Взгляд Вердана скользнул по крысе, как по незначительной детали. Но он не мог не заметить.
— Не желаете ли прогуляться перед обедом? — светским тоном предложил старейший Игрок. — Свежий воздух полезен для аппетита.
Это было приглашением к тайной дуэли или попыткой выручить Игрока, пропавшего в неудобное положение? Будь на месте Вердана любой другой соперник, Лахе с горькой усмешкой отринула бы второй вариант. Но от Вердана можно было ожидать всего, даже такого глупого и нерационального благородства. Этого требовал его образ, как-никак…
Атропос сидела перед зеркалом, бездумно проводя расческой по блестящим волосам. Начиналась Игра неплохо. Её по-прежнему беспокоило, что новая тактика подразумевала большое вмешательство Игрока — такое, что его могли заметить другие. И помешать, естественно. Особенно Повеса, просто из своего мерзкого характера и желание совать нос в чужие дела…
«Но с чего я это взяла?» — неожиданно задумалась Атропос. Она замерла и посмотрела в зеркало, нахмурившись. Морщинка пробежала по снежно-белому высокому лбу.
В самом деле… они со Скульдом так давно ненавидели друг друга, что уже забыли о причинах.
— Как давно? — строго спросила себя девушка. Мысли замелькали смутные, неясные. Они кричат друг на друга до хрипоты. Она готова бросится на него, но из-за слез всё мутное… Слезы? Неужели она, Ледяная Дева, позволила себе такую слабость перед лицом врага?
Или… когда они не были врагами. Когда? И почему стали? И что же с её памятью?..
Над этим стоило задуматься. Впервые Лабиринт показался Атропос не таким уж надежным местом. Впервые вера в собственное могущество поколебалась. Она нервно бросила расческу на туалетный столик. Если подумать… Они никогда не говорили о прошлом. Не только Атропос со Скульдом, но и остальные. Никогда не вспоминали о нём. Прошлые тактики, чужие стратегии, неизменные образы противников — это помнилось четко, как будто… как будто им это «вложили» в головы.
Атропос стала лихорадочно перебирать свои воспоминания о самих Игроках: они касались только этой Большой Игры! Как будто им только внушили, что они бессмертны и прожили уже тысячи лет, будто…
Она вздрогнула.
— Вот оно когда…
Первый червячок сомнения закрался еще вчера. Они с Лахе обсуждали тактику Вердана. Оказалось, что они абсолютно одинакового мнения о нем. Более того — они обладали абсолютно одинаковой информацией. Но так не бывает! Лубочные картинки, небрежные крошки памяти, брошенные с барского стола — вот и всё, что у неё было.
Она обхватила себя руками. Слишком многого она не знает. А стоит ли знать?.. И еще Вердан: «Выигрыш может быть не таким, как ты ожидаешь». Откуда, Вердан?..
Вердан задержал Лахе до самого обеда. Ни к чему не обязывающий разговор, звонкий смех девушки… Насколько она искренна, улыбаясь? Игрок мучительно пытался проникнуть в её мысли, узнать, насколько серьезно Лахе намерена победить.
Между Игроками невозможны были отношения, чуть более теплые чем «терпимость». Казалось бы. Возможно, дело было в том, что Лорд не мог воспринимать Лахе в качестве серьезной соперницы, но он часто ловил себя на желании уберечь эту девочку… Да Тихе с тобой, Вердан, этой девочке столько же лет, сколько и тебе! А коварства, пожалуй, и побольше будет.
И всё же… Нельзя дать ей выиграть. Ни в коем случае — нельзя.
Четверо собрались возле Поля. Нервничали. Ждали. Лорд дошел до того, что начал крутить драгоценную запонку с топазом.
— Лорд, а не предусмотрены ли наказания за опоздание?
— Нет.
— Жа-аль, — протянул Повеса. Он сидел в кресле, откинув голову назад, бездумно глядя в потолок. На сердце было прохладно, казалось, он даже слышал, как похрустывает корочка льда. Заморозить, убить всё волнение — Судьба любит хладнокровных.
— Sex bomb, sex bomb… You're my sex bomb! Оп-ля! — вошел — нет, втанцевал Плут.
Слух у него был не ахти какой, зато двигался рыжий лис превосходно. И Атропос отвернулась, чтобы скрыть улыбку — такой смешной он в образе мачо! Такой… нелепый.
— О чем задумалась, красотка? — рука Клота шутя обвилась вокруг талии Атропос, но через секунду он уже стоял в нескольких шагах от неё и раскланивался, стянув с головы черную шляпу.
— Прошу пра-ащения за моё нахальство…. Так, а чего это мы не начинаем? Чего расселся, Казанова, подъём!
— Дешевое позерство, — Повеса не позволил себе даже раздраженной гримасы. Это чувство тоже будет лишним.
Но когда это Плута волновало, что о нем думают остальные? Тем более этот белобрысый франт.
Итак, они заняли свои места. Очередность ходов сдвигалась на один шаг. То есть, первой ходить должна была Атропос. Но, так как она пропускала ход из-за болезни своей Фишки, поэтому кубики Клота, сделанные из красной яшмы, первыми легли на Поле.
— Двенадцать! — ахнула Лахе. — Не думала, что Судьба любит таких, как ты.
— Не любит. У нас с ней чисто деловые отношения.
Плут поглубже напялил на голову шляпу, так что она смялась посередине, засвистел. Сделал вид, что глубоко задумался. Ну, в это бы никто не поверил, даже если бы этот Игрок стал клясться Тихе, богиней Удачи.
— Пропадать, так с музыкой, — прокомментировал Клот, ставя свою Фишку на клетку с изображением карнавальной маски. Появилась надпись: «Праздник. Повышение настроения. Ухудшение самочувствия».
— Как бы не спился, — с притворной озабоченностью покачал головой Плут. — Ай-яй-яй.
Скульд про себя подумал, что это было бы неплохо: уж очень ему хотелось снова получить Аску в своё безраздельное пользование. Даром что Фишка была наивна, как лунная маргаритка. Жаль только, ей не доставало природного шарма. Впрочем, подумалось Скульду, с какой-нибудь доморощенной Королевой Красоты было бы в десятки раз сложнее.
Но в парикмахерскую Фишке сходить всё же не помешало бы…
— Шесть очков, — рассеянного огласил он, разглядывая пути, лежащие перед ним. Ведь только вчера он видел клетку, отвечающую, хоть и с натяжкой, его цели. Сегодня же она пропала. На этот случай у Повесы был припасен трюк, о котором он постыдился бы рассказать соперникам: нужно прищурить глаза и так повернуть голову, чтобы только в узкой полоске между верхним и нижним веком было видно игровое Поле. И тогда, какая клетка покажется покрытой рябью…
Так он поступил и в этот раз. Приподнял ярко-зеленый пластмассовый конус, будто в нерешительности покачал в руке и поставил на самую обычную белую клетку. Затаил дыхание — хотя Вердан уже потянулся бросить свои кубики — и не ошибся.
«Финансы поют романсы», — издевательски сообщил серенький мерзкий туман, обвивший Фишку. «Настроение сильно ухудшается».
— Ха-ха, — равнодушно сказал Атропос. Она пришла в залу, как того требовали Правила: Игра свершается только в присутствии всех Игроков. Она с самого начала внимательно наблюдала за Скульдом. Даже жадно. Протаскивала трал сквозь мутные воды памяти, надеясь выцепить там рыбку покрупнее. Почему он решила начать именно с Повесы? Больше шансов. Сильнее чувство, связывающее их — ненависть. Освежающая, резкая, как порыв морского ветра… с запахом дохлой рыбы. Но, странное дело, чем больше всматривалась девушка в своего противника, тем прозрачней становилась ненависть, будто истаивала от одной попытки понять другого.
А воспоминаний — ни на грош…
Повеса едва сдержал грязное ругательство, стремившееся сорваться с губ. Поле приготовило еще одну ловушку. Форменное предательство! Линии пришли в движение, переплетаясь, как клубок змей по весне — и клетка Скульда соединилась с той, на которой расположился подопечный Клота. Это означало, что им придется снова увидеться, меньше чем через шесть дней, и испытать прелести и праздника, и денежных проблем.
— Не отвертишься теперь, гаврик, — Клот похлопал Повесу по плечу, и тот едва не передернулся.
Кажется, госпожа Удача повернулась к зеленоглазому красавчику не самой своей изящной частью тела.