Высокому не прогнуться, низкому не дотянуться. На то и оно высокое, а выше — главный бог. Главного бога грузины величают Распорядителем, Дежурным. Но не подумайте, что он раз в неделю классные комнаты убирает. Боже упаси! Главный на всём свете порядок наводит, днём и ночью, даже в выходные работает, по справедливости судит. Непослушных карает, вызовет есаулов, скажет: «Что посеешь, то и пожнёшь!» И… конец! Есаулы на волков или борзых похожи. Принесут от Дежурного провинившемуся приговор, и не видеть ему радости вовек. Сидит Дежурный на золотом троне. В заботе и думах о других проходят дни и ночи. Из златых уст золотые слова вылетают. Нет ни входа, ни выхода у неприступной божьей крепости. Серебряный тополь у высокой ограды листьями шелестит, по серебряному жёлобу серебряные ручейки текут. Живительную воду божий кит охраняет. Если Дежурный не в духе, кит хвостом воду баламутит; настроение хорошее — и кит воду фонтаном извергает. Тень от кита на Мкинварцвери (Казбек) ложится. Хочешь удостовериться — езжай в Степанцминда. Здесь находится и Гергетская гора. Туда отправил Дежурный сыновей божьих, раздав им мечи, сабли, кинжалы, лахты с железными наконечниками, и наказал биться с дэвами и злыми духами, пока не затупятся клинки.
Пришла к одному человеку беда — похитили у него жену, разграбили дом, один лишь белый бык остался. Убитый горем, обратился мужчина к Дежурному: «Ты несправедливый, верни мне жену, состояние, взамен прими в жертву моего быка!»
Белый бык, стуча серебряными копытами, сверкая свечами на золотых рогах, с серебряным ярмом, поднялся по усеянной звёздами тропе к вратам богов. «Дарёному коню в зубы не смотрят», — молвил главный и отправил божьего сына на землю. Одолел тот злых духов, и вернулась жена к мужу, повеселел человек, закатил пир горой.
Дежурный добро оценит — честного труженика щедро наградит, но лицо своё не покажет — орлом, оленем, лозой, пчёлкой, фиалкой или розой представится. Пусть и нам путь-дорогу озарит.
У солнца два сторожа было — Калбарбаре и Кавшелдин. Калбарбаре раздавал солнечный свет, Кавшелдин живительную воду охранял. Много желающих ходило к нему, да мало кто возвращался обратно. Но, как рассказывают, одному чонгуристу удалось спастись от его гнева.
Поручили ему достать живительную воду, отправился он в путь и чонгури с собой прихватил. Прошёл тридевять земель и наконец добрался до ворот господних. Видит — сад цветущий, в саду том серебряное дерево с изумрудными листьями растёт, на ветвях золотые яблоки висят, одна сторона у них янтарная, другая — пурпурного цвета. Из корней живительный ручеёк течёт, но у входа огромный гвелешапи лежит. Ходит чонгурист взад-вперёд, ни хода, ни лазейки не нашёл, сел и начал на чонгури играть. Со всех сторон слетелись птицы, замерли листья на деревьях, замолкли все вокруг, заслушавшись сладкими звуками. Вдруг расступилась скала, открылись врата, и показалась убранная цветами дорога. Услышал гвелешапи незнакомые звуки, разъярился, зарычал:
«Здесь от страха муравей не проскользнёт, птичка не пролетит, кто же посмел нарушить мой покой, позариться на мой сад?»
Чонгурист поёт, слезами заливается. Бросился к нему гвелешапи — и вдруг остановился как вкопанный, прислушался к пению. Вдруг лопнула у чонгури струна. Прошептал Кавшелдин что-то Калбарбаре, и превратился чонгури в золотой инструмент. «В жизни ничего такого не слышал, как прекрасен человеческий голос, — сказал гвелешапи, — недаром говорят, ласковое слово злое побеждает! Бери пригоршнями живой воды!» Обрадовался чонгурист. Набрал воду, но по дороге пролил, только малость в напёрстке осталась, а разлитые капли в звёзды превратились. Ходит молва, что золотой чонгури до сих пор чудесными звуками заливается. И ещё говорят: «Как мне сыграешь, так тебе и подыграю».
Каждому своё солнце дорого
Весной она надевала платье небесного цвета, украшала голову венком из цветущего миндаля. Летом сияла пурпурным цветом граната, осенью накидывала пёструю накидку, а зимой платье выцветало, волосы покрывались сединой. А потом опять встречала новую весну похожими на тающий снег лучистыми косами. Она была богиней плодородия и мастерства. Блики солнца были её красавицами дочерьми. В высокой зеркальной башне дожидались они своих освободителей, выходили замуж и солнечными лучами озаряли их дома. Захочешь увидеть их — направь зеркальце к солнцу и поймай его играющие лучи.
У Барбаре был трёхдневный золотистый ягнёнок. Если он прыгал вперёд — день увеличивался, отпрыгивал назад — и ночи становились длиннее. Было ещё одно огромное колесо. Вертела колесом — и солнце на дорожку выходило, останавливала — и яркое светило исчезало, говорят, в море опускалось. Много дел было у Барбаре, но был ещё и помощник Господинов господин. Почему так звали? Властвовал он над сестрицами, приносящими болезни, а болезни так и назывались «батонеби». Только Барбаре могла защитить людей от этих господ. Ей молились, прося о помощи.
Однажды маленькой упрямой девчонке Господинов господин ниспослал краснуху. Мать сшила девочке красное платье, красные тапочки, расстелила красный ковёр; отец принёс красного петуха, красные яблоки, завязал на дереве красные лоскутки и помолился богине за жизнь ребёнка.
Услыхала она мольбу родителей, завалила дом красными листьями, искупала девочку в фиалковой воде, научила мать петь песенку «Отведите, господа, отступитесь господа, в красное платье одета, красным господам угождает». Выздоровела девочка и, хоть искупалась в фиалковой воде, стала на розу похожа.
Слава тебе и здравия, Квириа, богом благословленный
На квирикаоба развернули чудный сияющий прозрачный шатёр Квирии. Главный Дежурный думу думал, планы планировал, умом раскидывал, а чтобы его мысли не растерялись, Квириа всё записывал, помогали ему подручные-судьбописцы. Новички много ошибок допускали. Досадовал Квириа, вздыхал, рассматривая их писанину, потом содержание с Главным согласовывал и начинал исправлять ошибки — точки, запятые, восклицательные знаки. Из-за пропущенных букв приходил в ярость, заставлял переписывать по сто раз. «Счастье придёт — на печи найдёт». «Судьба сеет, судьба пашет, а человек сам свою судьбу ищет».
Узнал однажды Квириа, что дэвы людям жить не дают, тотчас письмо написал, отнёс Дежурному. Рассердился тот, задрожала земля от его ярости, решил ниспослать на землю огонь. Но Квириа отсоветовал. Тогда создал он людей, истребляющих дэвов и злых духов, — сыновей божьих. Поблагодарил Квириа за ясный ум и хороший совет и назначил его личным управляющим, чтоб соблюдал установленный порядок, поручил управлять любовью, здоровьем живых и душами усопших, охранять семьи. Много дел навалилось на Квириа. Пожалела солнцеликая Барбаре уставшего Квириа и забрала у него ключи от домов любви и семьи. С того дня женщины занимаются женскими делами, а мужчины — мужскими, а Квириа стал на досуге стихи писать. Сам передышку сделал и людям на седьмом дне позволил отдыхать. Назвали этот день в его честь квира (воскресенье).
В своём светлом шатре, устроившись на мягком ложе среди шёлковых подушек, бог сочинял стихи и щедро рассылал их людям. Они читали, переписывали на глине, камнях, коже и пересылали друг другу. Так дошли до наших дней грузинские мифы, стихи, рассказы, сказки, нанизанные как жемчужины. «С неба на землю мост прочный перекинут, по нему твои праправнуки ходить будут».
«Ах, Лазаре, Лазаре, тучи в небо пригони, солнышко на миг прикрой, землю влагой освежи и росою окропи, нам не нужен сухой ком, нужны ливень и сильный дождь». Дети ходили по дворам, распевая эту песню, одетые в крапчатые рубашки, и вымаливали у Элии и Лазаре дождь. Если просили послать солнце, то надевали пёструю одежду, брали большие корзины, клали туда лепёшки, подаренные односельчанами. На медовых сладких лепёшках рисовали солнце, на солёных — облака: этим извещали богов о своих просьбах. Потом разбегались по лугу и в небо с криками: «Бог Лазаре, бог Лазаре» — бросали лепёшки. При засухе плескались в реке, обрызгивали друг друга с криками: «Капни каплей, Элия, брызни брызгами, Элия! Солнце постарело, капля отяжелела, брызни, капни с неба нам». Пели, смеялись, но промокших до нитки детей матери не ругали.
Элия и Лазаре были братьями. Элия — слепой, и Лазаре всюду водил его с собой. Братьям подчинялись ветер, ураган, стихия, погода. Они разводили облака как хотели, сменяли погоду по своему желанию: дождливый день — солнечным, ясный день — непогодой. Лазаре сквозь решето дождь просеивал, громовой плёткой за тучами гонялся. Мог сегодня ливень на землю обрушить, назавтра — мелким дождём оросить, а на третий — громом и молнией оглушить. Слепой Элия не различал, куда град посылал, а куда — дождь. Если братья были в хорошем настроении, отходили подальше от солнца, и тогда в небе господствовала Барбаре, но коль гневились — метали громы и молнии, землю ливнями заливали.
У трёх братьев одно общее поле было. Взошла пшеница одно загляденье. Но разбушевалось небо, побил град ниву младшего брата. Загрустил он, взял посох и отправился в путь-дорогу. Повстречался ему Элия. Схватил парень своего губителя, не пожалел — намылил ему бока. «Чем же я тебе не угодил, что моих братьев пожалел, а меня нет? — И пригрозил Элии: — Подожди. Ещё вернусь!»
У младшего брата была дочь, Кесо. Рассучила она шерсть, спряла пряжу, соткала ткань, сшила куклу, положила около иконы и попросила Лазаре: «Не сердись на отца, прости его за обиду на Элию». Пожалел Лазаре девочку, повёл отца по другому пути, чтоб тому не повстречался Элия. С тех пор и град и мор обходили стороной его семью. И урожай богатый уродился, и со спасителем подружились. Так что же лучше: кулаками размахивать или добром дело решать?
Вот тебе загадка: «Без окон, стен и без дверей, прозрачное и лёгкое, над нами нависает; рукой не дотянуться, как высоко ни прыгать».
«Отгадаешь — мудрым станешь, коль двух братьев назовёшь. Одному лишь трон достался. Свиту другого не сочтёшь».
«Солнцем взят трон золотой, а луной поставлен…»