Большая книга грузинских сказок и легенд

Мать земли, повелитель полей, его дочь и другие

Весна была и был праздник поклонения деревьям. Мать-землю называли Матушкой. Добрая, благоухающая, тёплая богиня имела много дочерей — покровительниц места. Ни малейшего клочка земли, требующего заботы, не оставляли они без своего внимания. Некоторые превратились в духов дерева; пень и тот обрёл душу. Не веришь? Прислушайся или загляни в дупло, может, и услышишь голоса душ.

Как уже сказали, была весна тёплая. Словно только что вспаханная земля. Привели в поле белого быка с красным крестом на плуге. В первую борозду первые семена рукой и молитвой избранного сеяли. На склонах зеленевших пригорков цвёл миндаль, колыхалась травка. К святому дубу поднимались мужчины в холщовых рубашках, матери в домотканых одеждах, на ногах плетёные лапти, дети в пёстрых одеждах, с подношениями к ангелам-хранителям священного дуба. Дуб назывался Чкондиди (большой дуб). Его охранял ангел, дух дерева. Дух дерева мог переселяться в птиц. Он защищал и деревню, потому и несли к нему подношения: сушёные фрукты, чурчхелу, мёд, орехи и белую пряжу. Каждый ребёнок подвязывал одну нить на одну ветку и загадывал одно желание, просил земных богов: «Белый голубь, белокрылый, пряжу белую в дар прими и одно желание исполни!»

Невидимый повелитель лугов собирал детские желания, наполнял ими хурджин, благословлял засеянное поле, пропахивал белую длинную борозду и исчезал в темноте. Лишь шуршание трав и листьев выдавало его осторожные шаги. Падали на скатерть цветки миндаля и разлетались словно песчинки — это дочери повелителя горстками рассыпали цветочную пыльцу. Богиня плодородия нежная, прозрачная, как крылышки пчелы, перелетала с лужайки на лужайку, с дерева на дерево, с цветка на цветок и, прикрывая волосы, похожие на ветви плакучей ивы, длинным покрывалом из абрикосовых цветов, улыбалась медовыми устами.

Ребята играли в салки, жмурки, догонялки. Из леса выглядывал леший, с горы поглядывал, прищурив один глаз, снежный человек. Окружённые со всех сторон духами, люди накрывали на стол: гоми и надуги, хачапури и пхали, купдари и ветчина, хинкали и рыба, сациви и хашлама, ткемали и назуки — стол ломился от изобилия, птичье молоко и то было на столе. Глава пира ожидал божьего знака — закипало пиво, и это считалось разрешением свыше. Садились пирующие, но ни к чему, кроме хрустящего шоти (хлеба), фазана и цесарки, не притрагивались.

Игриси, Оровела, Агуна

К накрытому столу и проведённой борозде даже боги не опаздывают, а коль случалось запоздать, посол богов Хелсамдзивари напоминал — люди идут и преподносят выпеченные ими лепёшки в форме лозы и винограда. «Хлебцы Агуны» — так их называли в народе. Боги ставили золотые столики, серебряные треноги, и начиналось в золотом шатре под облаками божье пиршество.

Игриси был богом воды, приливов, отливов и наводнения, каплю зря не проливал. У Хелсамдзивари лосося выпрашивали, тот просьбу любимчику рыбаку передавал, который руками мог выловить из косяка, плывущего с Понтийского моря к истокам Ингури, главную рыбину. Тот лицом в грязь не ударил и преподносил богам трепыхающуюся рыбу.

Агуна покровительствовал вину и виноделию. Наполнял до краёв украшенные жемчужинами и драгоценными камнями золотые пиалы, кувшины преподнесённым крестьянами вином и живительной водой, поднимал тост за бога, за мир и спокойствие и выпивал до конца.

Оровела был божеством труда, веселья, пира. (Негоже пировать без труда.)

Все трое, закрыв глаза, делили лосося. Кому выпадала голова — становился во главе пира и запевал, получивший среднюю часть подпевал вторым голосом, а обладатель хвоста — бубнил басом. Разливалась вокруг громозвучная песня. Тут Дидберика появлялся — отменный танцор и музыкант и сказитель с козьей мордой. Стишки умел сочинять — самого лучшего зубоскала в соперники вызывал. Килике велено было забавлять, развлекать, новости пересмеивать, передразнивать, а то и подтрунивать над кем-то. Вино разливалось, песня и стихи разлетались, а как только затвор открывался и живительная вода из земли выливалась, люди голос подавали: сначала тихо, негромко начинали петь, потом песня крылья расправляла, гремела и, разгулявшись, достигала богов — благодатная, чистая, слаженная песня:

Хедеамдзавара

Не робкого десятка был парень Вепхиа — отчаянный смельчак, а Ниаморе в любви объясниться не смел: встретит в пути — слово в горле застревает, ночью глаз не мог сомкнуть, днём шатался как пьяный. Узнала Хелсамдзивара, приняла облик его возлюбленной и подкараулила у околицы. Засмеялась, заулыбалась, глазами сверкнула — приворожила парня. Осмелел Вепхиа, признался в любви и повёл домой. Но не понравилась будущей свекрови девушка, не обвела, по обычаю, трижды вокруг очага — значит, на признала в ней невестку, но решила проверить, на что способна, и велела испечь каду, но к очагу не подходить — на это имела право лишь признанная невестка, — масло не расходовать, муку руками выгребать. Пока хозяйка за водой ходила, када подрумянилась. Увидела женщина пышную каду, проверила запасы — заметила, что муки осталось три напёрстка, масла недостаёт.

— Не земная ты! — воскликнула удивлённо.

Устыдилась Хелсамдзивара, исчезла, только сверкнуло на солнце её блестящее тело.

Рассердился Вепхия, ворвался к Ниаморе, схватил за руку и потащил удивлённую девушку домой. «Здесь твой дом», — сказал. Свекровь новую невестку приветливо встретила, обвела трижды вокруг очага и великий пир закатила — и про каду не забыла. Ладная да хозяйственная оказалась Ниамора — в муже души не чаяла. А в это время златовласая Хелсамдзивара от смеха давилась: удачно делото провернула. Любила она сводничеством развлекаться. И ещё сны рисовать любила: подкрадётся ночью в башню, и снились Хатии — Сесе, Натии — Сосо. Просыпались влюблённые, и начиналась сказка любви. На досуге Хелсамдзивара наряжалась, накручивала волосы золотыми щипцами, расчёсывала золотым гребнем. Но большую опасность таил в себе этот гребень: если разрешала она мужчине расчесать ей волосы, влюблялся он в богиню, а коль отказывался — не отставала, пока своего не добивалась.

Сколько парней и девушек сосватала — столько радостей всем вам!

Дали — царицы скал

Там, где не ступала нога человека, ни птица не пролетала, ни серна не пробегала, в золотых пещерах неприступных снежных гор живут Дали. В их царстве нет места лжецу, изменнику, обманщику. По ущелью золотистым светом разливается сияние из грота, ниспадающие водные потоки несут золотые песчинки, оседающие на висящих в реке шкурах. Говорят, одна шкура вся золотом покрылась и в золотое руно превратилась.

Покровительницами охоты управляет золотокосая царица. У остальных Дали медные волосы. Своими косами они поднимают мужчин в поднебесье. Судьбы охотников в их руках: непослушных — карают, честных — награждают, нарушителей мадшида — сбрасывают со скалы, приковывают к скале цепями. Мадшид — это запрет — охотник не имеет права применить нож к раненой серне, если та в глаза охотнику посмотрит и кровавыми слезами заплачет. В случае нарушения этого запрета царица Дали не в силах оживить животное, тогда она жестоко мстит охотнику. Так одному охотнику повстречался белый горный козёл — тур, любимчик Дали. С полумесяцем на боку, на рогах лунные блики переливались. Очарованный видением охотник опустил ружьё. Тем туром была сама Дали. Она поблагодарила за любовь к прекрасному и погнала к нему туров. Дали желания охотников исполняет, а если заслуживают, любовью одарит, матерью станет, сестрой назовётся, собой пожертвует. Дар Дали большой милостью считается. Тайная любовь Дали и охотника не оглашается, а клятвонарушитель строго карается. С богинями враждуют волки. Их предводитель, Мамбер, крадёт у них детей и подкидывает волчицам. Если дочь Дали спасётся, то сама богиней станет, если сын — его люди воспитают и героя из него сделают. Бог подземного царства Алерти из кожи вон лезет, лишь бы у Дали сын не рождался, и велит Мамберу загрызать детей, волк ограждает своих детёнышей от обжорства, зажимая пасти, и поэтому один-два героя всё-таки рождаются.

Джграаги — бог, карающий клятвонарушителей, — любит Дали. Он посылает есаулов-духов в образе волков, которые отпугивают настоящих волков, а богиням волю бога передают. Но худо тому, кто разгневает бога или повелителей зверей. Негоже сидеть в лодке и спорить с лодочником.