Большая Ордынка

Солнцеворот

Самолет пошел на посадку.

Вышел командир и сказал:

— Товарищи, самолет дальше не летит. Мирополь не принимает из-за погоды. Забирайте ручную кладь, будем ночевать в Крыльске.

В аэропорту пассажиры с авоськами, свертками столпились у дежурного администратора. Начали выяснять, как быстрее добраться до Мирополя. Оказалось, что рейсовые такси ходят только в курортный сезон, автобусов нет, поезд идет вечером.

Администратор обзванивал автопарки города Крыльска. Машин не было, никто ничего не обещал:

— Ведь сегодня канун Нового года. Кто же сейчас повезет, — отвечали повсюду.

Среди пассажиров произошел раскол. Часть оставалась в порту, чтобы утром лететь самолетом. Другие собирались на вокзал — ехать поездом. Несколько человек решили — обратно в Москву. Кое-кто отправился в буфет прощаться со старым годом.

— Выпьем, — думали они, — и все прояснится.

Гражданин, который вез с собою маленькую елку, тоже пошел в буфет, и она, запеленатая, бесприютно стояла, прижавшись к стене.

Среди пассажиров было всего три женщины. Две очень молодые, третья старше. Сейчас, как-то сразу, они сплотились. Ни одно из принятых мужчинами решений их не устраивало. Общим их желанием было как можно скорее добраться до Мирополя.

Без багажа и свертков, в туфельках, они имели совсем не дорожный вид.

Старшая все время дремала в самолете, а теперь неожиданно взяла инициативу в свои руки.

— Вот что, — сказала она, — нам придется отправиться в Крыльск и там искать себе машину.

Спутницы не возражали, доверившись ей.

По площади перед аэропортом проезжала машина. Самая молоденькая, звали ее Женей, побежала к ней, остановила, начала упрашивать водителя, чтобы он довез их до города. Тот попытался было отказаться, но когда подошли еще две женщины и тоже начали просить, уступил.

Дорогой они только и говорили о своих надеждах немедленно выбраться из Крыльска.

Водитель молчал, иронически улыбаясь.

В городе он сказал, что довезет их не до автостанции, а до заправочной колонки, весьма толково обосновав этот стратегический ход. Женщины покорились. Подъехали. Несколько машин ждали заправки. Женя помчалась туда, а старшая сказала:

— Мы подождем здесь, в машине.

Водитель недовольно покосился на нее, но промолчал.

Женя вернулась в полной растерянности. Никто и слушать ее не захотел.

— Как теперь быть? — спросила она у старшей.

Другая, стриженая брюнетка, зябко куталась в слишком легкое для зимы пальто.

И тогда спокойно, неуместно спокойно, старшая сказала, обращаясь к водителю:

— Вот что! Нас повезете в Мирополь вы.

— Я? — воскликнул водитель. — Да вы что?..

— Да, да, вы не сможете нам отказать.

Водитель обернулся и удивленно посмотрел на нее.

— Да, да, вы и только вы сможете нам помочь, — и, улыбнувшись, доверительно сказала: — Мы ведь с вами старые фронтовики.

Голос ее звучал глухо и так, будто все уже было решено.

— Конечно, вы не оставите нас! Ну, только посудите, что мы будем делать? Вы подумайте, в каком мы положении. Пожалейте нас.

Маленькая Женя не прекращала уговоров. Она сидела рядом с водителем, беспрестанно поправляла растрепавшуюся челку и болтала без умолку.

— Ну, пожалуйста, согласитесь. Вот мы едем из Москвы, только на один день, ни с чем не посчитались, значит, нам очень нужно, очень важно. А вот вам, наверно, не так. Ведь это правда, что я говорю?

Водитель обернулся назад и встретился с умоляющим взглядом брюнетки. Старшая сидела, опустив голову. Седая прядь резко белела на темных волосах у виска. Он включил мотор.

— Ура, ура! — воскликнула Женя. — Мы едем в Мирополь.

Машина тронулась.

— Вы настоящий человек, — сказала старшая. — Спасибо.

«Почему я согласился?» — думал водитель и ответить на этот вопрос не мог.

Серый огромный Крыльск сразу сделался уютнее и теплее. Пока проезжали по городу, разместились удобней, уселись поглубже. Молчали, еще не уверенные в том, что все так быстро и счастливо обернулось.

Автомобильчик был так себе, видавший виды, наверно, не раз подбитый, грязный внутри. Он весь дребезжал при движении.

Когда город остался позади и ровная лента шоссе легла перед ними, оживление вернулось к Жене, и она начала всех забрасывать вопросами.

Оказалось, что водитель — хозяин машины. В войну был летчиком-истребителем, был ранен и контужен. Сейчас — в отставке, вышел на пенсию. У него дочь и сын — студенты и очень строгая жена. Оказалось, что старшую из спутниц зовут Ольгой Николаевной, стриженую брюнетку — Тамарой. Женя рассказала, что спешит к жениху. Едет знакомиться с родителями, ее пригласили встретить Новый год. Жених — футболист, тренируется сейчас на юге. Родители живут там постоянно, и она боится, понравится ли им.

— Можете не сомневаться, — сказал водитель, — понравитесь.

— А почему он сам не прилетел к вам? — спросила Ольга Николаевна.

— Он не может. Он тренируется перед поездкой за границу. А потом… так романтичней. Вы ведь тоже сами едете, и Тамара. К кому вы едете?

Она повернулась на своем сиденье, с любопытством уставилась на женщин.

— Куда вы едете, Тамара? К мужу?

— Да, — ответила Тамара, — к мужу, до Мирополя.

— К мужу… — раздумчиво повторила Женя. — К мужу — это не так уж интересно…

— Почему? — сказала Ольга Николаевна. — По-моему, очень хорошо.

— А вы? Куда вы едете? — обратилась к ней Женя.

— В Овинду, — ответила та.

— В Овинду? Это дальше, чем нам? Через перевал? А к кому? — и она хитренько улыбнулась. — Вы актриса?

— Нет, — ответила Ольга Николаевна, — я врач.

— А я думала актриса, — разочарованно сказала Женя. — К кому вы едете, расскажите, — допытывалась она.

— Длинная история.

— Интересная, наверно?

Ольга Николаевна не ответила.

Все молчали. Но это продолжалось недолго. Женя вынула «Мишку» из сумочки и протянула водителю.

— Хотите конфету?

— Не хочу, — сурово ответил он.

С неба начала сыпать мокрая крупа, стало скользко, машину вертело во все стороны. Мимо белели поля, пробегали поселки с беленькими мазанками, длинный белый путь лежал впереди.

Ольга Николаевна смотрела на широкую спину водителя. «Знакомая, добрая спина».

Невесело дребезжали створки дверей. Во все щели отчаянно дул ветер.

— У меня есть одеяло, — сказал водитель, — если замерзнете, скажите.

— Замерзаем! — сказала Тамара, и водитель вытащил из-под себя старое солдатское одеяло, которым она жадно укутала ноги себе, а потом Ольге Николаевне. Начали заниматься подсчетом часов и километров. В Мирополь при удаче могли бы поспеть часам к восьми вечера, но гололед снижал скорость. Положение становилось тревожным.

Водитель молчал. Навстречу неслись грузовые машины, и их трепало в разные стороны. Промозглый ветер становился все сильнее.

— А вдруг вы не успеете к двенадцати вернуться, — сказала Женя. — Ой-ой-ой, жена будет волноваться…

— Не знаю, ничего не знаю.

В поселках у шоссе зажигались огни. В окнах мелькали разукрашенные елки. На улицах не было народу. Очевидно, все уже собрались по домам. Машин на шоссе тоже не стали встречать. Совсем стемнело. Поднимался туман. У поворота на Сеченск он сделался густым как молоко, и машина ползла, как черепаха.

Навстречу прорвалось такси, его определили по зеленому глазку. Водитель отсигналил, остановил машину, вылез и подошел к таксисту. Он довольно долго вел переговоры, и женщины заволновались. Тамара вынула из сумочки и начала есть бутерброд с ветчиной.

— Надо бы предложить водителю, — сказала Ольга Николаевна. — У меня ничего, кроме двух апельсинов…

Водитель вернулся мрачный.

— Дело труба, — сказал он. — Дальше не поедем. Такси возвращается из-за тумана. Сплошная стена. Делать нечего, придется ночевать в Сеченске. Будем куковать до утра.

— Это невозможно! — воскликнула Женя.

Тамара сказала:

— Нет, нет, это невозможно. Вы должны нас везти! Мы нигде не будем ночевать, ни за что!

Водитель рассердился:

— Я не буду рисковать вашими жизнями, машиной, своей жизнью, наконец. Куда я вас повезу? Видите — молоко.

Такси проехало мимо, поворачивая в Сеченск. Таксист крикнул:

— Валяй за мной, к гостинице.

Но Женя схватила водителя за руку.

— Не поворачивайте! Все пропало! Ну, что вы делаете с нами? Поедемте.

— Я говорю вам, ехать нельзя. Разве сами не видите, что делается. Что я враг себе и вам?

Ольга Николаевна молчала. Женя начала всхлипывать. А Тамара приподнялась на сиденье, уронив одеяло с колен, обхватила водителя за плечи руками и начала просить его, отчаянно и исступленно:

— Не надо в Сеченск. Ехали и будем ехать, ничего не случится, не бойтесь. Вы такой смелый, рискованный и вдруг испугались. Поедемте тихонько, совсем тихонечко. Умоляю вас!

Водитель не сдавался. И тогда Ольга Николаевна сказала:

— Нелепо было выезжать из Крыльска, чтобы заночевать в Сеченске. Вся игра теряет смысл. Я уговаривать не стану, отлично знаю, как трудно ехать и что четыре жизни в ваших руках, но бывали у нас с вами ситуации и посложней. Вы отличный водитель, а потом я могу вам помогать. Надо только следить за краем шоссе из окна, и я за это берусь. Мы поедем очень тихо. Если ночевать в Сеченске, вы все равно домой не попадете. А нам… уж лучше встретить Новый год в машине, продвигаясь вперед, чем свернуть куда-то с дороги. Вы просто устали, передохнем. Съешьте бутерброд с ветчиной, Тамара вас угостит. А у меня для вас есть апельсины.

И опять водитель не устоял. Он только буркнул в ответ, что есть не будет. Машина покатила по шоссе. Женя и Тамара притихли, а Ольга Николаевна опустила стекло — оно заледенело — и высунула голову, чтобы следить за обочиной. Водитель притормозил машину.

— А ну-ка, Женя, пусти Ольгу Николаевну вперед. Тут потеплее, — сказал он. — Вот тоже… уселась… — добавил шепотом.

— Нет, нет, — сказала Ольга Николаевна, — здесь хорошо, я знаю, как надо.

Спокойным ровным голосом она подавала команду:

— Правее, правее, прямо. Левее, левее. Обочину не вижу. Вот так. Прямо.

Машина медленно, по верно продвигалась вперед. Холодный влажный ветер насквозь пробивал ее, и Тамара перетащила на себя все одеяло. Вся закуталась в него, в это старое солдатское одеяло. Женя задремала. И только голос Ольги Николаевны беспрестанно подавал команду.

Так в течение нескольких часов они прорывались сквозь клубы тумана, который все густел.

А потом вдруг поднялась луна, и туман начал таять.

Подъехали к заправочной станции. Остановились. Водитель, мрачный и осунувшийся, заливал бензин. Женщины вышли для разминки. Промерзшие, голодные, они, оглядев друг друга, ужаснулись.

— Хороши! — сказала Ольга Николаевна. — Хороши! Нечего сказать.

И все рассмеялись.

А потом вновь уселись в машину и кое-как укутались, и поджались, и на шоссе было светло от луны, и не стало совсем тумана, и все опять оживились, и даже водитель повеселел:

— А все же прорвались! — и Ольга Николаевна прошептала:

— Как на фронте.

А Женя болтала:

— Все мы удивительные люди. Ольга Николаевна, вы должны выдать нам справки с круглой печатью, что мы молодцы и герои. Вашей жене, — обратилась она к водителю, — будет послание от нас троих. Она должна вас простить, потому что вы — настоящий.

Водитель улыбнулся. Ехать стало легко, потеплело, дорога была сухая.

— Вашему жениху, Женя, — продолжила Ольга Николаевна, — мы напишем, что вы самая отчаянная и самая любящая из невест. Вашему мужу, Тамара, напишем, что он должен вас беречь и радоваться…

Тамара повернулась к ней и тихо сказала:

— Не надо, я еду к чужому мужу.

В двенадцать по московскому времени они подъехали к переезду. Он был закрыт. Сторож поднял шлагбаум и сказал, пропуская машину:

— С Новым вас годом, с новым счастьем, да що с праздничком. Путя вам открываю.

Проскочили переезд и остановились на минуту, поздравили друг друга. Разделили апельсин на дольки. Женя щедро угощала «Мишками».

— Что там сейчас мои думают? Как они там?.. Доченьке моей такой подарок приготовил. Эх, лучше не вспоминать, — сказал водитель и вздохнул.

До Мирополя было еще далеко, но Новый год был встречен и как-то сразу стало спокойнее.

Когда проезжали мимо поселков на шоссе, по дороге навстречу попадались люди, парочками в обнимку или целой толпой.

Откуда только брались силы у водителя? Без еды, без отдыха отмахать столько километров, да еще когда туман и гололед… Помимо выносливости и воли, у этого человека было и еще что-то более важное.

Вдруг Женя сказала Ольге Николаевне:

— А вам мы тоже напишем справку. Только не знаем, кому. Когда вы нам расскажете про себя?

— Я расскажу вам непременно, когда доедем до Мирополя.

— Ну смотрите, — сказала Женя, — мы ждем.

Впереди заплескались огни. Все оживились. Машина шла быстро, и огни приближались.

Улицы Мирополя были ярко освещены. Праздничные гирлянды из хвои, разноцветные лампочки. На улицах было многолюдно и шумно.

— Довезу вас до автостанции, и баста, — сказал водитель. — Я должен поспать. Ничего уже не вижу, а мне еще обратно.

Как-то мгновенно его охватила усталость. Чувствовалось, что он уже не в силах управлять рулем.

У автостанции первой выскочила Женя. Она слишком уж торопливо попрощалась со всеми и шмыгнула в первое попавшееся такси.

За нею следом вышла Тамара. Она нервничала.

Прощаясь с водителем, Ольга Николаевна тихо погладила рукой могучую усталую спину:

— Я не ошиблась в вас, вы поняли меня, я-то знаю, чего вам это стоило.

Но он уже почти не слышал. Он засыпал. Тяжелая голова свесилась на руль.

Ольга Николаевна еще довольно долго стояла под теплым, мелким, почти весенним дождем у автостанции, дожидаясь машины. Наконец она уселась в маршрутное такси.

Когда проезжали перевал, рассветало. Дождь кончился. Столетние буки и грабы как великаны стояли вокруг. Ярко-зеленый мох расползся по их стволам, высоко на ветвях покачивались легкие шары вечнозеленой омелы.

Вдалеке заблистало море, и до боли знакомые ей резные очертания южного берега стали доступны глазу.

Повороты шоссе. Огни санаториев. Стройные силуэты кипарисов. Остро пахло морем, и быстро светлело. Когда подъезжали к Овинде, уже вставало солнце.

Город спал, и только чайки с визгом метались у мола.

Белая приморская гостиница, с маленькими лепными балкончиками по фасаду. Ольге Николаевне пришлось разбудить швейцара. Дежурный администратор тоже спала. Очень неудобно было будить сладко спавшую немолодую женщину.

— Здравствуйте, с Новым годом, — сказала Ольга Николаевна.

— Мест нет, — ответила та спросонья. — Раньше десяти ничего не будет, — добавила она, протирая глаза.

— Я посылала телеграмму, чтобы забронировали, завтра я уезжаю обратно.

Дежурная окончательно проснулась. Она уставилась на Ольгу Николаевну и не сразу узнала ее.

— О, так это вы, — сказала она. — Здравствуйте! А мы тут на вас грешили. Думали, не приедете. Всякое ведь бывает. Потом получили телеграмму. Разве можно забыть. Нельзя. Номер вам оставили…

Ольга Николаевна осталась одна. Подошла к окну и распахнула створки.

Пронзительно свежий морской ветер с запахом соли и йода хлынул в лицо. Впереди простиралось море. Было светло, и солнце сияло совсем не по-зимнему. Она долго смотрела в морскую даль.

— Вот я и встретила Новый год. Опять с тобой, как тогда, как всегда… Тебя нет, а я жива и буду жить, — тихо прошептала она.

И видела его так же ясно, как и в последний раз в партизанских лесах Овинды. Обросшего, с синими, смеющимися глазами, с доброй могучей спиной, похожей на щит.

Ветер трепал занавески, и они раздувались как парус над ней.

Она улыбнулась, вспомнив водителя:

«Конечно, она виновата перед ним за погубленную новогоднюю ночь. Но он должен простить. Если ей дорога эта память, то и он, оставшийся в живых, отдал свою дань».

А он сладко спал в своем опустевшем автомобильчике, на обочине, почти в кювете, и тоже улыбался. Он слышал ее голос, глухой, не терпящий возражений. И видел запавшую в душу седую прядь у виска.