МЕСТО

Натариу да Фонсека, надежный человек, готовит засаду в подходящем месте

1

Еще до того как здесь появился дом, у подножия холма на левом берегу реки возникло кладбище. Камни у входа указывали на неглубокие могилы, в которых в последние утренние часы, ближе к полудню, были зарыты трупы. Именно тогда верхом, во главе нескольких наемников, представлявших собой жалкую кучку из четырех человек, оставшихся на фазенде, появился наконец полковник Элиаш Далтру и оценил масштаб бедствия. Рассказать о случившемся было некому — в живых не осталось ни одного бандита.

Полковник осмотрел окровавленные тела. Берилу умер с револьвером в руках, даже не успев выстрелить, — пуля разнесла ему голову. Полковник отвел взгляд. Он понял, что эта резня означала конец. У него уже не было средств продолжать. Подавив горечь, он не подал виду — не позволил, чтобы остальные поняли, — лишь повысил командный голос, отдавая приказы.

Несмотря на непогоду — дождь хлещет, черные облака нависли, раскаты грома сотрясают заросли, — несколько стервятников, привлеченных кровью и вывернутыми внутренностями, кружили над людьми, которые таскали трупы и рыли могилы.

Они спешили, им нужно было успеть до того, как распространится зловоние.

2

До въезда на мост они скакали молча. Наконец Натариу, который ехал в авангарде эскорта, сопровождавшего полковника от железнодорожной станции в деревне Такараш, замедлил шаг своего мула, поравнялся с хозяином и вкрадчиво сказал:

— Я знаю очень подходящее место, полковник. Могу показать его, если ваша милость захочет немного отклониться от дороги, где-то с пол-лиги. Это чуть впереди, вверх по реке.

Подходящее место? Подходящее для чего? То, что сказал мамелуку,[3] оказалось настолько кстати, что полковник Боавентура Андраде испугался. Дона Эрнештина, его благочестивая супруга, знавшая толк в спиритизме, утверждала, что некоторые люди обладают даром читать чужие мысли. Вместе с сыном Вентуриньей, студентом юридического факультета, фазендейру оказался однажды в столичном театре на представлении фокусников и телепатов и был поражен, буквально потрясен неким факиром и его женой блондинкой, которая заслуживала более породистого мужчины, чем хлюпик с остроконечной бородкой. Тощий, с впалыми щеками, восковой кожей, этот тип хлипкого телосложения был зато сведущ в гадании, читал тайные мысли в чужих головах, как будто они были написаны на листе бумаги. Вентуринья, педант, без пяти минут бакалавр, утверждал, что все это не более чем трюки, но так и не смог привести доказательств и убедительных объяснений. Полковник предпочитал не углубляться в эти загадки. Это был человек почти легендарной храбрости, ничто на этом свете не пугало его. И все же он испытывал неконтролируемый страх перед сверхъестественными силами. Ему нужно было подходящее место, но как Натариу об этом узнал?

Полковник вопросительно уставился на управляющего. В ответ Натариу изобразил улыбку. Широкое индейское лицо, жидкие черные волосы, выдающиеся скулы, маленькие проницательные глаза. Он гордился званием управляющего. И хотя свою задачу — управление работами на плантациях какао — он выполнял с удовольствием, в последнее время Натариу в основном был погружен в распрю, смертельную междоусобицу, которая разделила могущественных сеньоров. У него был опыт, полученный в прежних переделках, всегда на службе у полковника Боавентуры. Смолоду скрываясь от правосудия, Натариу был наемником, управляющим, главарем головорезов, надежным человеком, мастером на все руки. Он взвешивал факты и делал выводы.

Соблюдая приличия, полковник избегал напрямую говорить о вооруженной борьбе, упоминать о перестрелках, засадах, кровавых столкновениях с убитыми и ранеными. Какой бы яростной ни была ссора, для ее обозначения он использовал слово, которое казалось ему более цивилизованным, менее жестоким, — «политика».

— Политика кипит, друг Натариу, нам нужно принять меры, а иначе нас прикончат. Это опасная политика!

Неделю назад на балконе особняка фазенды Аталайа в разговоре с управляющим он пошел несколько дальше. Подтвердились известия о приготовлениях полковника Элиаша Далтру, политического лидера, хозяина фазенды Кашкавел, чьи плантации какао граничили с Аталайей. Друзья и однопартийцы, полковники стали заклятыми врагами, и каждый считал себя полновластным хозяином этого огромного пространства незанятой земли, густых зарослей, которые простирались от начала сертана до берегов Змеиной реки.

— Сосед потерял голову: приказал искать наемников даже в Алагоасе. Из Сержипи в горы, это ж надо! Гляди, друг Натариу…

— Я вижу, полковник.

— Или мы сами о себе позаботимся, продумаем план, организуем хорошо вооруженную засаду, или нам конец. Мне нужно защищаться, в чистом поле с соседом никто не справится. — Он говорил «сосед», чтобы не произносить имя врага.

Говорил он расплывчато, потому что еще не разработал план. Обдумывая засаду, только в Ильеусе он осознал детали. Так как же управляющий мог советовать ему место, отвечая на беспокоивший его вопрос, который он и задать-то не успел?

Очень подходящее место. Полковник Боавентура почувствовал, как сердце его забилось сильнее: не иначе как Натариу умеет читать мысли! Когда речь идет о людях с индейской кровью, никогда нельзя ни в чем быть уверенным. Управляющий заговорил именно в тот момент, когда полковник размышлял о том, что нужно срочно найти подходящее место для вооруженной засады — основной операции разработанного им секретного плана. Натариу ответил на его мысли еще до того, как полковник успел открыть рот, чтобы сообщить о принятом решении.

— Подходящее для чего, Натариу?

На спокойном лице мамелуку растеклась улыбка. Если бы не маленькие пронизывающие глазки, он мог бы сойти за тихого и послушного типа, эдакого простачка. Только те, кто был с ним близок, кто видел его в действии в критические моменты, знали, какой запас решимости, рассудительности, храбрости и способности вести за собой людей скрывался за этим неподвижным лицом.

— Для большой засады, полковник. Лучшего места я не знаю.

Конечно, совпадение, других объяснений нет. Ладно, предположим, Натариу умеет читать мысли. Тогда остается только приказать убрать его, а это было бы очень прискорбно — такие умельцы на дороге не валяются. Натариу служил полковнику Боавентуре уже больше пятнадцати лет и не раз доказывал свою верность: в прошлых междоусобицах он два раз спас ему жизнь. Когда Натариу пришел в Аталайю в поисках убежища — он убил торговца в публичном доме в Проприи, — это был неопытный мальчишка, никто бы за него ломаного гроша не дал. Сегодня имя Натариу известно каждому; его уважают, у одних он на хорошем счету, другие его ненавидят, — и все боятся. Когда он открывает рот, все замолкают, чтобы выслушать его. Когда он вынимает оружие, тогда Бог нам в помощь и спасайся кто может.

В награду за верность и хорошую службу хозяин обещал ему надел земли с документами, заверенными у нотариуса. Натариу стал бы выращивать какао, устроил бы фазенду, как только кончится вся эта неразбериха. Полковник не пожалеет о своем обещании: предсказатель или нет, Натариу того заслуживает.

— Для ловушки любое место подходит. — Полковник предпочитал не употреблять слово «засада». — Достаточно верного прицела и дерева, которое растет в правильном месте.

Натариу улыбнулся еще шире:

— Ваша правда, но я думаю, что нам нужна большая засада. Говорят, люди, которых нанял полковник Элиаш, на днях пойдут в Итабуну — может, сегодня, может, завтра. Больше двадцати человек… — Он повысил голос: — Дерева и одного стрелка недостаточно, сеньор!

Они были совсем рядом с полковником Элиашем, со сборным пунктом его жагунсо.[4] Некоторые из них приехали издалека — их тщательно подбирали, чтобы гарантировать победу жалкому адвокатишке, которого выбрали главой муниципалитета, потому что за него поручился губернатор. Какого черта он вмешивался в эту ссору, которая касалась только их, хозяев этих мест? Почему он лезет со своими решениями, если это вообще не его ума дело? Полковник Боавентура не хотел идти против губернатора, но муниципалитет Итабуны — это особое дело, тут должны решать только полковники, по-хорошему или по-плохому, в согласии друг с другом или с оружием в руках. Кандидата назначит тот, кто окажется сильнее или хитрее. Эти выборы — сплошной фарс, они нужны только для того, чтобы узаконить свершившийся факт, они должны следовать за принятым решением, а не наоборот. Сосед решил, что он хитрее: раньше времени провозгласив адвокатишку победителем, думал, что тот вступит в должность. Происки болтунов — полковник Боавентура их ненавидел.

Было законное средство: обжалование процесса, — да разве ж это процесс? Так, росчерком пера назначили, а вместо избирателей — капанга.[5] Но для обжалования было недостаточно отправить судье петицию: так же как и выборы, аннулирование должно стать следствием уже свершившегося факта. В Ильеусе, откуда он сейчас возвращался, полковник целыми днями заключал союзы, давал обещания, угрожал, подмасливал нужных людей в нотариальных конторах и, как обычно, наслаждался в мягкой постели, на горячей груди Адрианы, девушки, которую он с показной роскошью содержал в борделе Лореты. План был продуман во всех подробностях, необходимые меры уже приняты, осталось только найти подходящее место и понять, в какой день люди соседа направятся в сторону Итабуны.

Когда они проехали поворот реки, Натариу замедлил шаг мула:

— Здесь верхом нельзя, полковник, нет прохода.

Они оставили мулов на двух капанга. Натариу вытащил нож и начал рубить ветки, расчищая просеку. Тучный фазендейру держался за кусты, скользил на гладких камнях: стоило ли это таких усилий? Но когда они пришли на вершину холма, он не смог сдержать возгласа восхищения — перед ним открылось огромное пустое пространство, долина, простиравшаяся по обоим берегам реки, великолепный, ослепительный вид.

— Самое лучшее место!

Натариу покачал головой в знак согласия:

— Здесь я построю дом, когда все закончится и вы сделаете что обещали. Здесь еще город будет. Это точно, я это как будто наяву вижу. — Он вглядывался в даль. Казалось, Натариу различает кого-то по ту сторону горизонта, по ту сторону времени.

Полковник еще раз почувствовал укол сомнения: а вдруг мамелуку и впрямь ясновидящий? Может, и так, кто знает; бывали случаи — дона Эрнештина не один такой знает. Адриана тоже верила в телепатию и ясновидение, в этом они похожи, жена и любовница, а в остальном разница огромная!

Натариу продолжил:

— Я узнал, что приспешники полковника Элиаша пройдут здесь, — им нужно добраться до реки, не пересекая Аталайю. Вы видите эту тропинку, полковник? Другой нет. Если захотите, если прикажете, я встану здесь, наверху, с горсткой людей и гарантирую вам, что ни один наемник не дойдет до Итабуны. Более подходящего места для большой засады и быть не может, полковник. Отсюда сверху нужно только целиться и отправлять бандитов в ад. — Он улыбнулся: — Кажется, Бог создал это место специально для таких дел, полковник!

Полковник Боавентура почувствовал, как сердце стало биться быстрее. Натариу иногда и без всякой мистики пугал его. Пугало спокойствие, с которым он превращал Бога в своего сообщника и в союзника полковника! Хорошо еще, что Натариу у него на службе, — он стоил десятерых, что бы ни случилось.

— Ты рожден для войны, Натариу. Если бы ты записался в армию и была бы война, ты бы закончил с офицерскими галунами.

— Если вам так кажется, полковник, если вы считаете, что я этого заслуживаю, тогда купите мне звание капитана.

— Капитана Национальной гвардии?

— Вы не пожалеете.

— Ну так я тебе обещаю. Так и будет. Можешь считать себя капитаном с сегодняшнего дня.

— Капитан Натариу да Фонсека к вашим услугам, полковник!

Более подходящего места и быть не могло…

3

Перед тем как оставить фазенду, Натариу осмотрел винтовки и мушкетоны, карабины и револьверы — лучшее оружие, невероятно дорогое, тщательно отобранное, заботливо смазанное, с выверенными прицелами. Он делал расчеты и переделывал снова, стараясь избежать любого непредвиденного обстоятельства. Он не мог позволить себе небрежности, не мог зависеть от сомнительных договоренностей, поскольку твердо обещал полковнику Боавентуре, что ни один жагунсо, вышедший с фазенды Кашкавел, не продолжит свой путь на Итабуну. На кону было его слово и звание капитана. Фазендейру ждал новостей в Ильеусе.

Дождь шел уже больше недели. По дорогам, превратившимся в болото, идти было тяжело. Путь изнурял, каждая лига стоила трех. Желая поменьше сидеть в засаде, Натариу ждал известия о том, что вооруженная банда полковника Элиаша Далтру уже вышла, чтобы после этого привести в движение своих людей.

Известия ждали долго. Приговоренные им бандиты покинули фазенду Кашкавел на два дня позже запланированного, тщетно надеясь, что непогода утихнет. Но дождь полил с удвоенной силой, и им ничего не оставалось, кроме как пуститься в путь в этих жутких условиях. Они спешили, им нужно было прийти к определенному дню. Они вышли ранним утром, полковник Элиаш дал последние инструкции Берилу: в Итабуне он должен направиться к доктору Каштру и поступить в его распоряжение. Что касается маршрута, их поведет Короинья: неутомимый ходок и охотник, опытный проводник, он знал все здешние закоулки и сумел бы провести их далеко от фазенды Аталайа. Экспедиция готовилась в условиях строжайшей тайны, чтобы о ней не пронюхали полковник Боавентура и его люди. За исключением Берилу и Короиньи никто не знал, куда они направляются. Бандитам платят за то, что они дерутся. Это не доверенные лица и не командиры — чем меньше знают, тем лучше.

— Что с тобой творится, скажи ради Бога! — спросил Берилу у Короиньи, когда после наступления темноты они свернули с дороги, чтобы пойти по тропе. — Ты будто привидение увидел! Ты боишься? Чего?

— Я просто стараюсь не сбиться с пути.

Может, и так. Грязь скрыла следы животных, ведущие к реке. Короинья двигался впереди, нагибался, нюхал землю. Они шли, сгорбившись под бременем усталости.

Каждый шаг стоил усилий. Дикие кабаны и грызуны перебегали дорогу, свистели жараракусу, гремучие змеи. Берилу заранее оговорил с полковником Элиашем место, где они остановятся на ночлег, — за мостиком, но следовать этой договоренности было трудно: ночь наступала, а они все еще блуждали в девственных зарослях по милости этого странного проводника, который выглядел все более напуганным. Берилу насторожился и начал за ним наблюдать.

В это же время наемники полковника Боавентуры Андраде вышли наконец на главную дорогу, но даже там было тяжело. Несмотря ни на что, они прибыли вовремя, устроили засаду и начали ждать.

4

Прислушиваясь и пытаясь различить звуки шагов сквозь шум непогоды — завывание ветра, раскаты грома, страшный треск дерева, в которое попала молния, — наемники напряженно ждут, спрятавшись за деревьями на вершине холма, насквозь промокшие, с ног до головы в грязи. Они привыкли к долгому сидению в засадах. Закаленные в опасностях и борьбе, всегда на волосок от смерти, даже они не могут побороть гнетущее ощущение агонии, конца света, которое несет в себе ярость природы. Они пытаются сохранять спокойствие, сдерживать страх. Еще больше они боятся Натариу. От непогоды можно уйти живым — пули управляющего не избежать даже чудом.

Устроив засаду, указав каждому его место, Натариу объясняет, как и когда начинать действовать. Он требует тишины и подчеркивает важность работы: беда тому, кто промахнется! Затем он сам встает почти на краю оврага, рядом со стволом мулунгу, откуда просматривается вся долина.

Сжимая пистолет, Натариу замирает. Он должен сделать первый выстрел, который будет для наемников сигналом открыть огонь, смертным приговором некоему Берилу — наемнику из Алагоаса, командующему экспедицией, — злодею, известному своей жестокостью. Затем настанет черед Короиньи, проводника, если несчастному удастся выжить после первых выстрелов или убежать. У него не получается пожалеть Короинью, хотя они знакомы уже много лет. Продажный слуга двух господ не заслуживает сострадания. Родившийся и выросший на плантациях полковника Элиаша Далтру, человек, которого тот уважает и которому доверяет, проводник за гроши продался противнику, снабжая его подробной информацией: точное число людей в банде — двадцать семь человек, целое войско! — чем они вооружены, день и час отправления. Он обязался прокричать совой, когда они будут приближаться. Может, выполнит обещание, а может — нет.

Натариу пытается уловить любой подозрительный шум, доносящийся со стороны тропинки: ветка, которую сломали, чтобы открыть проход, кто-то поскользнулся на грязной жиже, голос, приглушенный разговор. Жагунсо потеряют осторожность, будучи уверенными, что опасность осталась позади, далеко у границ фазенды Аталайа. Может, он и крик совы услышит, но это вряд ли. Скорее всего Короинья, приблизившись к назначенному месту, сумеет выкрутиться: опытный охотник, он знает укрытия и окольные тропы. Так и происходит. Если бы он доверял иуде, то пропустил бы момент для атаки, потому что предатель не выполнил обещание.

Тонкий слух мамелуку различает, почти угадывает, едва уловимый звук осторожных шагов по грязи, и рукой он дает сигнал наемникам. Он напрягает зрение и в свете молнии замечает Берилу. Поправляет оружие, но не спешит — дает кафузу[6] пройти вперед, чтобы оставшиеся члены банды оказались на виду. Почему у этого сукина сына пистолет в руке и почему он идет так осторожно, оглядывая окрестности?

Берилу поднимает голову, всматривается. Натариу вытягивает руку, поправляет прицел — с вашего разрешения, полковник! — так чтобы попасть прямо в голову. С вершины холма раздается очередь выстрелов, и внизу в грязи начинается паника: жагунсо отвечают наугад, не зная, куда стрелять.

Побоище — полковник Элиаш Далтру так и сказал. Засады, подобной этой, не было даже во времена прошлых стычек между Базилиу де Оливейрой и семьей Бадаро. Эта засада войдет в историю, большая засада!

5

Никому из жагунсо полковника Элиаша убежать не удалось. Это были знатные стрелки, приехавшие из сертана, из Сержипи-дел-Рей — края храбрецов, некоторые даже из Алагоаса, профессионалы. Когда наемники, следуя за Натариу, спустились холма, им осталось не много работы: прикончить раненых, добить тех, кто пытался лезть наверх, чтобы спрятаться среди деревьев и оттуда продать свою жизнь подороже, догнать пару-тройку бандитов, рискнувших бежать туда, откуда пришли.

Преследуя этих последних, негр Эшпиридау наткнулся на тело Короиньи. Проводник валялся рядом с валуном, за которым, без сомнения, хотел спрятаться. Натариу понял тогда, почему Берилу сжимал револьвер и почему шел с такой осторожностью и тревогой.

Короинью к тому времени уже зарезали. Ему вырезали сердце и яйца — это был любимый обычай покойного храбреца из Алагоаса. Натариу подумал: «Хорошо, что его убили». Если бы Берилу этого не сделал, ему бы пришлось взять это на себя. Он даже согласился с выбором оружия: болтун не стоил пули из винтовки, но и не одобрил жестокости: одно дело отправить предателя на тот свет выстрелом или ударом ножа, пытать несчастного — совсем другое.

Натариу не разрешил своим наемникам подбирать старое ненужное оружие. Под командованием негра Эшпиридау они ушли еще под покровом ночи и засветло вернулись на фазенду Аталайа. Натариу переехал мостик и направился в сторону железной дороги, откуда отправил телеграмму — текст они с полковником заранее обговорили. Было только одно незначительное изменение: подпись — вместо «Натариу» — «капитан Натариу».

Доехав до излучины реки, Натариу посмотрел назад, вспомнил и довольно улыбнулся. Впрочем, он помнил не перестрелку, не лежавшие тела, не Берилу с разорванной головой, не кастрированного Короинью, исколотого ножом, с сердцем, вырванным из груди. В глазах и в памяти остался ночной пейзаж: холмы и долина под проливным дождем, вздувшаяся, будто беременная, река — красота-то какая! Лучшего места днем или ночью, под солнцем или дождем в этих краях не сыскать. Это было лучшее место, чтобы жить.

Вентуринья, без пяти минут бакалавр, начинает общественную жизнь

1

Вентуринья приехал на каникулы из Сан-Жуау. На лице — воодушевление, улыбка легкая и довольная. Он обнял Натариу на станции в Такараше и сказал:

— Значит, полковник Элиаш спустил штаны и просится на горшок?

Мамелуку поправил его:

— Посыльный полковника Элиаша Далтру не просится на горшок, он просит перемирия.

Он не сдерживался перед сыном хозяина. Вентуринье не было еще и девяти лет, когда Натариу обрел убежище на фазенде полковника и стал работать на него. Мальчик привязался к молодому капанге, ездил с ним в седле, тот учил его различать голоса птиц и обращаться с оружием. Первую женщину, которую покрыл Вентуринья, привел Натариу. Это была конопатая Жулия Саруэ, бродячая проститутка, перебиравшаяся с плантации на плантацию. Ей не впервой было лишать мальчиков девственности. Лучше ее могла быть только кобыла Формоза Флор.

— Так или эдак, — продолжил студент, когда они сели на лошадей и пустились в путь, — но из политики Элиаша убрали. На свое счастье, он имел дело со стариком, у которого мягкое сердце. Если бы это был я, то раз и навсегда покончил бы с этим негодяем: сровнял бы с землей его фазенду, поджег плантации — не оставил бы ничего, кроме тыквы для мате, по миру бы пустил. Но отец пожалел его, дал слабину. Тебе не кажется, что старик должен был пойти до конца, раз уж случай представился?

Натариу ответил, не меняя тона, поскольку знал порывистость Вентуриньи:

— Может, да, а может, и нет. Но если ты думаешь, что полковник не прикончил его из мягкости, то ошибаешься: это не мягкость, а мудрость. Нам нужен мир, чтобы вырубать рощи и засевать землю. Много земли, Вентуринья. И если бы полковник Боавентура поджег плантации полковника Элиаша, сейчас бы мы бились смертным боем с половиной белого света. Сжечь какао — значит сжечь живые деньги. Эти времена прошли. Твой отец знает, что делает, и поэтому он наверху, он заправляет. Когда нужно было драться, он не колебался, о мировой даже слышать не хотел. Но драться нужно только тогда, когда не найти способа жить в мире.

— И это ты мне говоришь? Ты, у которого всю жизнь палец на спусковом крючке? Натариу полковника Боавентуры?

Натариу улыбнулся, маленькие глазки почти закрылись.

— Ты уже почти окончил университет, вот-вот степень получишь, но тебе еще нужно много чему научиться. Всему свое время: время стрелять и время договариваться. Полковник хочет, чтобы ты был посредником на переговорах с людьми из Итабуны. Он сказал мне: «Вентуринье пора начинать учиться. В этот раз он будет принимать решения, и я хочу видеть, как у него это выйдет». Ты не должен забывать, что у полковника Элиаша вся Итабуна на крючке: один кум, другой крестник. Есть люди, которые идут на мировую только потому, что он приказал. Поэтому ты там не говори о том, чтобы поджечь плантации полковника Элиаша, а то все погубишь. Ты слишком горячишься, побереги свой пыл для девушек…

— Раз уж о девушках заговорили, Натариу, это словами не передать… — И Вентуринья начал рассказывать.

Натариу не стал объяснять, что полковник решил послать вместо себя сына, потому что самое сложное уже было сделано — основные пункты договора определены и утверждены. Все замеры были зарегистрированы, выборы объявлены недействительными, должны были назначить новые сроки и нового кандидата. Впрочем, скорее всего кандидатом будет все тот же адвокатишка — протеже губернатора. Полковник шутил с Натариу, обсуждая возможные кандидатуры:

— А ты, Натариу, не хочешь возглавить муниципалитет Итабуны? — Ему эта дикая идея казалась смешной.

Натариу серьезно ответил:

— В Итабуне — нет, не хочу, сеньор. В Итабуне если уж кто и управляет, то только не глава муниципалитета. Раньше командовал полковник Элиаш, теперь вы. Если уж мне повезет управлять каким-нибудь местом, пусть даже последней дырой на белом свете, командовать там буду только я. Я — и больше никто.

2

Капитанский патент, заказанный в Рио-де-Жанейро, еще не прибыл, но, несмотря на это, во время выполнения миссии по заключению мира в Итабуне Натариу повсюду называли капитаном. Этим титулом его величали не только бандиты и наемники, но и коммерсанты, фазендейру, доктора, юристы и даже сам судья. С уважением, соответствующим званию и репутации.

В письме судье, составленном при помощи Вентуриньи, полковник Боавентура Андраде не умолчал о заслугах своих представителей. Он писал и читал, а Вентуринья и Натариу слушали:

— «…мой сын, студент юридического факультета…».

Вентуринья вмешался:

— Не студент, отец! Я уже на последнем курсе, в декабре заканчиваю, уже без пяти минут бакалавр.

— Хорошо. «Без пяти минут бакалавр Боавентура Андраде-сын»…

— Не сын, отец. Лучше «джуниор» — младший, я так подписываюсь, так современнее.

— А для меня ты сын — и точка. Я уже написал и не буду зачеркивать, не люблю всю эту иностранщину — разве ты какой-нибудь английский или швейцарский ублюдок? — Он прекратил спор, продолжив писать и читать. — «…и капитан Натариу да Фонсека, землевладелец, моя правая рука…».

Капитан и землевладелец. Полковник не был неблагодарным или мелочным. По случаю замера новых земель для последующей регистрации в нотариальной конторе он приказал записать несколько алкейре[7] на имя Натариу — вполне достаточно для небольшой плантации какао. Это, конечно же, не могло сравниться с состоянием полковника, который был одним из крупнейших, если не самым крупным, фазендейру региона, но для начала жизни — неплохо. Не мелочно, но и не слишком щедро, учитывая, что замер и регистрация этих бескрайних девственных зарослей происходили в ночь большой засады, а истинным нотариусом был сам Натариу. В нотариальной конторе в Итабуне они просто узаконят акт завоевания, уже свершившийся факт — все в правильной последовательности, так, как нравится полковнику. Сначала засада, потом сделка, или, лучше сказать, сначала сила — потом закон.

Это больше походило на военную экспедицию, чем на мирную миссию: пятнадцать вооруженных с головы до ног мужчин под предводительством негра Эшпиридау. На самом деле это было не нужно, потому что полковник Элиаш ушел с арены и, как говорят, из политики, оставив старые обязательства.

Капитан там, капитан тут — грандиозное празднество в Итабуне. Все прошло гладко, судья был просто шелковый, называл Вентуринью коллегой, буквально пылинки с него сдувал. Адвокатишка, тот самый доктор Каштру, к которому должен был явиться Берилу, вызвал бы жалость, когда бы не внушал отвращение. Он будет главой муниципалитета ровно в той мере, которая нужна. Вентуринья сумел удержать язык за зубами, не похвалялся величием и не объявлял себя храбрецом из храбрецов, не грозил земле и небесам немецким пистолетом. А это ценное оружие, настоящая драгоценность. Даже когда он напился в кабаре и вознамерился вцепиться в Доралисе из Пернамбуку — девицу полковника Эрменижилду Кабусу, который, по счастью, отсутствовал, — Натариу удалось его отговорить и вытащить из кабака.

В нотариальной конторе — а там полковник заранее всех подмаслил, — при регистрации замеров и получении актов о собственности, которые должны были узаконить огромный надел полковника Боавентуры Андраде и клочок земли капитана Натариу да Фонсеки, не возникло ни малейших затруднений.

В пансионах и публичных домах изо дня в день царило воодушевление. Жагунсо с фазенды Аталайа сорили деньгами. Престиж нового политического лидера возрастал. На небе был Бог, а на земле — полковник Боавентура.

Увидев, как Натариу переходит улицу Умбузейру, Мария даш Дореш, сидевшая на ступеньках борделя, указала на него пальцем и пояснила Зезинье ду Бутиа, новенькой, приехавшей из Лагарту:

— Это Натариу, наемник полковника Боавентуры, мерзкий бандит. Более жестокого головореза во всей округе не сыскать. Он уже сам потерял счет своим преступлениям. Хочешь верь, хочешь — не верь, но у него есть жена, которая с ума по нему сходит, Боже меня спаси и сохрани! — Она плюнула с презрением.

Жеманная мулатка с круглым задом и выдающейся грудью, Зезинья ду Бутиа, несмотря на то что приехала недавно, оказалась хорошо информированной:

— А я другое слышала: что этот капитан Натариу богач, ловкач и добряк. Говорят, он никогда ни одну женщину не обидел.

И щекастая мулатка вздохнула, провожая Натариу взглядом. Зезинья ду Бутиа была, что называется, в самом соку, в расцвете красоты, мужчины за нее дрались. Она крикнула мальчишке, жевавшему землю:

— Догони этого парня, Ману, попроси у него благословения и скажи, что я его жду, что он может прийти когда захочет. И что денег не нужно.

Для одних — преступник, безжалостный наемник, кровожадный бандит; для других — храбрец капитан, добрая душа, любимец женщин.

3

Перед тем как покинуть фазенду и поехать в Ильеус, чтобы провести последние дни каникул с матерью, доной Эрнештиной, образцом всех добродетелей, Вентуринья захотел побывать в том месте, где все произошло. Он хотел увидеть собственными глазами, узнать доподлинно, как все было, чтобы потом рассказывать однокурсникам и собутыльникам в столице, смакуя подробности. Натариу привел его туда и сказал:

— Ты увидишь небесный знак.

Среди камней стихийно возникшего кладбища пробивалась буйная растительность, появились кусты, ростки мамоэйру, распускались цветы. Весть о подвигах, распространявшаяся из уст в уста и обраставшая подробностями, привлекала любопытных, сворачивавших с главной дороги. Тропинка, протоптанная зверьем, благодаря людям начала расширяться и понемногу превращаться в дорогу.

Стремясь сократить путь, караван ослов, груженных мешками с какао, направился сюда. Пока только первый.

Вентуринья настоял на том, чтобы дойти до самой вершины холма: такой же грузный, как отец, и такой же толстый, как мать. Он встал за цветущим в эту пору мулунгу, вытащил немецкий пистолет, прицелился в хамелеона, выстрелил. Грохот потряс склоны гор.

— Это было волнующе, да, Натариу? Мне становится страшно.

Услышал ли его Натариу? Его взгляд терялся где-то за пределами горизонта и времени. Каждому мужчине нужно построить дом, чтобы жить там с женой и детьми, в том месте, которое ему нравится. У Натариу была жена и четверо детей.

— Старик должен был приказать прибить здесь наверху доску, как это делают на полях сражений.

Зачем? Разве не достаточно народной славы? Место большой засады. А когда прошло время и появились жители — просто Большая Засада.

Загрузка...