Больше жизни, Хлоя Браун!

По какой-то причине, пока Рэд не произнес эти слова, Хлоя не понимала, к чему он ведет со своими вопросами. Или скорее к чему уже привел. Во рту у нее пересохло, будто ее застигло заблаговременное похмелье, а в кигуруми сделалось еще жарче, как в пушистой камере пыток.

– В субботу вечером, – нервно хихикнула она. – Так… так скоро.

Он снова поднял взгляд – три черточки между бровей вернулись на место:

– Тебя это устраивает?

– А, да. Почему нет? – пискнула Хлоя.

Уже в субботу вечером она будет пить и танцевать, как и планировала. Чудесно. Замечательно. Просто мечта.

– Потому что, – медленно сказал Рэд, – если ты не хочешь…

Она фыркнула:

– Не неси ерунды.

Он ее проигнорировал:

– …ты можешь просто… отказаться.

– Нелепо.

– Поскольку этотвойсписок и так далее, – мягко закончил он.

Она сердито воззрилась на него:

– Список не обсуждается. С нетерпением жду субботы, когда мы пройдемся по разным злачным местам и выпьем на двоих чрезмерно много алкоголя.

– Ага, – с иронией сказал Рэд, царапая что-то в блокноте. – Спорю, так и будет. Хочешь пойти в какое-то конкретное место?

Хлоя пораскинула мозгами, вспоминая места, в которые когда-то ходила с подругами – когда у нее еще были подруги. Но тогда она училась в университете, в другом городе. Она понятия не имела, что хорошего и веселого есть здесь. Она села прямо, прочистила горло и спокойно сказала:

– Оставляю все важные решения за тобой. Просто – пусть будет, ну знаешь… круто.

Рэд изогнул бровь, царапая еще несколько строк:

– Круто. Так точно, капитан Пуговичка.

– Ой, да заткнись.

– Дальше, – сказал он, – поход. Хочешь, чтобы я и с этим разобрался?

Поскольку Рэд оказался удивительно организованным, сказать «да» не составило труда. В конце концов, предполагалось, что он должен ей помогать. И, поскольку Рэд был обычным в тех отношениях, в которых Хлоя и ее семья обычными не были, он, надо полагать, имел больше опыта в развлечениях на свежем воздухе, чем она.

– Хорошо, – сказал он, а потом сделал паузу и на секунду задумался, и вся его кипучая живость как будто замерла вместе с его руками.

Хлоя узнала эту задумчивую неподвижность – такую же она видела в те ночи, когда шпионила за ним.

Но о том, как шпионила за ним, она думать не будет. Ей и без чувства вины чрезмерно жарко, а одним из множества проклятий фибромиалгии была неспособность тела поддерживать гомеостаз. Если ей станетслишкомжарко, она просто отключится. Хлоя решила открыть окно, пока Рэд был слишком занят, чтобы поинтересоваться, для чего. Он таращился в пустоту с ней рядом, водя костяшками пальцев по нижней губе.

Хлоя никогда раньше не видела, чтобы он так делал. Повезло же ей, что она впервые лицезреет это будучи закопанной в куче флиса, скрывающего реакцию ее сосков.

Она открыла окно – ах, свежий воздух! – и вернулась на диван ровно тогда, когда Рэд снова начал писать. Отстраненным голосом он спросил:

– Сколько должен длиться поход?

Как можно меньше.

– О, одной ночи будет достаточно, – неловко сказала Хлоя. – Я знаю, ты очень занят.

– Я свободен с субботы по воскресенье на следующей неделе, а ты?

Ей не нужно было сверяться с расписанием – Хлоя и так знала, что она удручающе не занята в эти вечера и в большинство вечеров на целую вечность вперед.

Нет. Не на вечность. У тебя будет новая жизнь, забыла?

– Мне подойдет, – бодро сказала она.

– Класс! У меня есть одно местечко на примете, но я все там разузнаю и дам тебе знать.

Рэд наконец отложил ручку. Почерк у него, заметила Хлоя, был удивительно аккуратный. В нем была какая-то одичалость, но осторожно сдерживаемая. Время от времени она просачивалась из хвостиков буквдилиу, рвалась из-под швовИ. Прежде чем Хлоя успела разглядеть повнимательнее, Рэд захлопнул блокнот и положил его на журнальный столик вместе с ручкой.

– Я хочу спросить тебя кое о чем.

То, как медленно и взвешенно он произнес эти слова, будто прокладывал путь по заминированной комнате, насторожило ее.

– Да? – резко спросила она.

Рэд повернулся к ней всем телом, и его правое колено оказалось волнующе близко к ее бедру. Хлоя чувствовала его жар, и жизнь, и нечто еще – нечто, от чего в животе у нее что-то напряглось: излучаемое им и опасно проникающее глубоко внутрь нее. Она застыла и уставилась прямо перед собой.

– Да ладно тебе, Хло, – мягко сказал Рэд. – Не надо так. Мы… мы же друзья, правда?

Она не знала, что удивило ее сильнее, – то, как он небрежно сократил ее имя, с такой легкой непринужденностью, которую она многие годы не ощущала ни с кем, кроме сестер… или то, что он считал их друзьями.

– Неделю назад я тебе не очень-то нравилась.

Большинство людей, наверное, стали бы отрицать это, но Рэд просто пожал плечами, легко улыбаясь:

– Я тебе тоже не нравился. Но теперь, когда я узнал тебя получше, я думаю, что ты забавная и в глубине души милая, и ты мне нравишься. И я надеюсь, что тоже тебе нравлюсь.

Хлою окутало невесомое, покалывающее тепло, и она попыталась подавить широченную глупую улыбку. Вчера она почти убедила себя, что головокружительный тон его имейлов – не более чем природная обаятельность, которую он то и дело демонстрировал при ней, как пятидесятифунтовую купюру, целую кучу раз. Очевидно, нет. Очевидно, Рэд был искренен в своих шуточках и в доброте.

Что принесло облегчение, потому что она была искренна тоже.

Однако радость от его слов, от того, как он описал ее, была слишком пылкой, так что Хлоя одернула себя. Сменила тему. Напомнила себе, что он хотел задать какие-то сложные вопросы:

– Ладно. Мы друзья. Так о чем ты хотел спросить?

Его улыбка не дрогнула – такая же мягкая, как его слова.

– Я знаю, что ты больна, – сказал он. – Я не пытаюсь выведать подробности, ничего такого. Но, если ты раньше ничего подобного не делала из-за здоровья, я должен знать, каковы риски. Что делать, если тебе понадобится помощь. Всю эту ерунду.

Ох!

– У меня фибромиалгия. Хронические боли, хроническая усталость, мигрени, спонтанные периоды мышечной слабости. Физические нагрузки могут привести к обострению, но я знаю свои возможности.

Рэд приподнял бровь:

– Кроме тех случаев, когда лезешь на деревья спасать котов.

– Я и тогда знала свои возможности, – фыркнула Хлоя, немного расслабляясь и придвигаясь к нему поближе. Боже, зачем она придвигается к нему поближе? – Я просто решила, что хочу спасти Клякса сильнее, чем быть разумной. Но с тобой я так делать не буду, – быстро добавила она. – Да мне это и не понадобится. Я вполне способна физически выполнить эти пункты: хотя мне могут понадобиться дополнительные условия, без которых другие обошлись бы. Твоя помощь нужна мне не из-за ограниченных возможностей. Этот список, он… немного про другое.

Рэд медленно кивнул, сфокусировав на ней свой взгляд, словно лазер. В этом взгляде читалась неожиданная теплота, вынудившая Хлою продолжить говорить, вместо того чтобы заткнуться:

– Раньше я не была, ну знаешь… – Она взмахнула рукой. – Социально неадаптированной и помешанной на контроле.

Рэд изогнул губы в улыбке:

– Я бы охарактеризовал тебя не так.

– Уверена, ты подобрал бы слова погрубее.

– Нет, – сказал он, но не стал ничего добавлять. И теперь Хлое хотелось узнать, о чем он думал. Слишком поздно: он продолжил разговор: – Так что изменилось? Что разделило твою жизнь на «до» и «после»?

На какой-то опасный миг ее сердце споткнулось:

– Я… откуда ты?..

– У меня самого есть подобный опыт, – сказал он, пропуская пальцы через свои шелковисто-закатные волосы. Голос у него был смутно печальный. – Наверное, я распознал это в тебе.

– Да, – пробормотала Хлоя, потому что это все расставляло по местам. – По твоим картинам это видно.

На миг его глаза округлились, а высокие скулы залила краска.

– О!

Теперь и Хлоя покраснела. Она не хотела его смущать. И уж точно не хотела выдавать, что столько знает о его творчестве. Ей стало слишком комфортно с ним, и она выбалтывала то, о чем стоило промолчать.

– Я просто хотела сказать… я немножко поискала в сети, для сайта, и нашла кое-какие твои старые работы, и в них явно…

Рэд перебил ее с добротой, которой она явно не заслуживала:

– Я понимаю, о чем ты. Ничего страшного.

Некоторое время он рассматривал ее, словно ее кожа сделалась прозрачной, словно он мог заглянуть внутрь ее головы, если бы свет упал на нее под нужным углом. Хлое стало неуютно – как будто светпадалпод нужным углом.

– Знаешь, для женщины, которая с радостью признает, что она груба, ты, кажется, здорово беспокоишься о моих чувствах.

Она иронически фыркнула – машинально, привычная защита.

– Не льсти себе. Я беспокоюсь о чувствах всех людей.

– Да? А как насчет твоих собственных?

Хлоя вдохнула, чтобы сказать что-то язвительное или остроумное или хотя бы перевести разговор на другую тему, но слова застряли в горле.

– Расскажи мне, что случилось, – попросил Рэд. Он был так близко, что пульс зашкаливал. – Расскажи мне о своем «до».

Глава десятая

Рэд не знал, почему он так настойчив, почему так жаден до любых подробностей жизни женщины, сидящей с ним рядом. Но, когда Хлоя подобрала под себя колени и повернулась к нему, когда эти чернильные глаза встретились с ним взглядом, а ее бархатный голос окутал его, у него появилось чувство, что все правильно. Чувство, что именно этого он и хотел.

Даже несмотря на то, что ее тихие слова больно вонзались ему в грудь:

– Раньше у меня были друзья. Раньше у меня даже был жених. – Она произнесла это, иронично улыбаясь и вскинув брови, будто думала, что это сможет его удивить.

Это удивляло и не удивляло одновременно. Хлоя была не самым общительным человеком, но она чертовски притягивала. Конечно, у нее были друзья. И все же, по всей видимости, она их потеряла.

– Наверное, когда я схватила пневмонию, это стало началом конца, – сказала она, обнимая ближайшую подушку и прижимая ее к груди. – Судя по всему, я чуть не умерла. Все, что я помню, – это как себя чувствовала.

Рэд задумался, замечает ли Хлоя, как стискивает подушку, – тем уязвимым жестом, которых она обычно боялась как огня. Наверное, нет. За несколько секунд она неким образом сделалась ужасно отстраненной.

– Мои кости были как яичная скорлупа. На груди у меня как будто сидела холодная, мокрая жаба, такая тяжелая и ледяная, что я не могла толком дышать. – Она произнесла это спокойно, но Рэд заметил в ее глазах отголосок пережитого страха. – Помню, что жутко злилась на себя, потому что заболела я очень по-глупому. Раньше я играла в нетбол и нервничала из-за одного матча. Я осталась с друзьями под дождем, потренироваться. Матч мы выиграли, но через несколько дней я попала в больницу. Как нетрудно догадаться, я выжила, – усмехнулась Хлоя, будто Рэд нуждался в напоминании о том, что она существует.

Он не стал смеяться:

– Но?..

– Но, – мрачно продолжила она, – мое тело перестало быть прежним. Тяжесть в груди и холод – они исчезли, когда мне стало лучше. Но кости по-прежнему казались хрупкими. Это осталось со мной навсегда. В течение следующих месяцев я замечала все новые и новые проблемы. Я постоянно чувствовала усталость. У меня безо всякой причины начала жутко болеть голова. А еще была боль – сильная, постоянная. Я шла на прогулку и чувствовала, что каждый мой мускул напряжен настолько, словно вот-вот порвется. Если я проводила слишком много времени за ноутбуком, руки начинали болеть так сильно, что я плакала. Я стала бояться своего собственного тела, будто это была камера пыток, внутри которой меня заперли.

Но, когда я просила помощи, никто меня не слушал. Повезло, что мои родные поверили мне, потому что многие годы меня поддерживали лишь они. Помню, как один из докторов захотел поговорить с моим отцом, хотя я была уже взрослой. Он сказал моему отцу, что физически я здорова, но им следует обратить внимание на мое психическое состояние. – Хлоя рассмеялась, но смех вышел слишком громкий, слишком резкий, царапающий кожу.

Рэд сжал ладони в бесполезные кулаки, борясь с порывом коснуться ее. Погладить по волосам или обнять, так, как сделал бы будь она кем-то – кем угодно – другим. Обычно он утешал людей. Но прямо сейчас Хлоя выглядела такой решительно хрупкой – взгляд колючий, челюсть стиснута, подбородок вскинут, – что Рэд понял: утешение ей не нужно. Он делал бы это исключительно для себя самого, потому что видел, какой загнанной она себя чувствует, и от этого внутри него возникала зияющая пустота.

– Я к тому, что – не пойми меня неправильно, – иронично продолжила Хлоя, – мое психическое здоровье правда трещало тогда по швам. И то, что профессионалы-медики не приняли меня всерьез, делу совсем не помогло, так что… – Она на миг зажмурилась.

– Конечно не помогло, – сказал Рэд хриплым, почти грубым голосом со злостью, которую не хотел показывать. – Какая разница, в теле проблема или в мозге? Все равно хреново, так? Все равно больно. Все равно нужно исправлять. Они не должны были от тебя отмахиваться, даже если дело было в твоей голове. Если уж на то пошло, все, что мы чувствуем, – у нас в голове.

Хлоя открыла глаза. Облизнула губы. Медленно кивнула и стала выглядеть чуточку менее измученной. Когда она снова заговорила, ее голос был мягким, плавным и привычным:

– Терпеть не могу признавать, что ты прав, но в этом случае у тебя каким-то образом родилась здравая мысль.

Рэд выдавил улыбку – ради нее:

– Наверное, сегодня полнолуние. Продолжай.

Хлоя сглотнула с таким усилием, что он это услышал.

– Точно. Да. В конце концов мне поставили диагноз. Моя консультант считает, что серьезная физическая травма может спровоцировать подобные состояния. Она думает, что это все из-за пневмонии. Но это не так важно. Важно то, что я годами не имела ни малейшего представления, что на самом деле происходит с моим телом. Никаких обезболивающих, никакой физической терапии, совершенно никакой медицинской помощи. Так что я делала то, что приходилось. Придумала собственные защитные механизмы. Проблема лишь в том, что они не особенно здоровые.

Рэд задумался, каково это – постоянно защищаться. Должно быть, выматывает. Определенно это стресс. Уже лишь то, что ей пришлось к этому прибегнуть, само по себе звучало нездорово.

– Я избегала всего, от чего могла почувствовать себя хуже, – сказала Хлоя. – Мне было страшно. – Никакой интонации. Никаких эмоций. Она как будто читала с листка чью-то чужую историю: – Я бросила нетбол. Бросила аспирантуру. Перестала тусоваться с друзьями. Не ложилась поздно, потому что сон – это важно. Отказывалась строить планы, потому что никогда не знала, когда мое тело заставит меня их изменить. Друзья исчезли один за другим. Думаю, из-за моих проблем они чувствовали себя виноватыми.

– А жених? – тихо спросил Рэд.

– А, Генри, – засмеялась она. – Его совсем ненадолго хватило. Он мне не поверил.

–Что?

На протяжении всей истории Рэд старался сохранять спокойствие, не показывать своих реакций, чтобы она не передумала рассказывать. Но в этот момент он не смог бы скрыть своего отвращения, даже если бы ему пришлось вырвать к черту язык.

Хлоя пожала плечами, но уголки ее губ тронула улыбка, будто его очевидный ужас ее забавлял:

– У меня не было ни анализов крови, ни снимка, ни раны, чтобы доказать, что мне правда больно. Видишь ли, он был очень логичный. Ему нужны были доказательства, а я их предоставить не могла.

– А твои слова – недостаточное доказательство? Твои чувства? – требовательно спросил Рэд тоном более резким, чем намеревался.

Но удержаться он не мог. Он видел, как менялась Хлоя, когда ее боли становились слишком серьезными. Черт, да он видел еесейчас, когда она пыталась делать вид, что все нормально, но была очевидно вымотана. Черные круги под прекрасными глазами, усталость висит над ней, словно тень. Как, на хрен, человек, который собирался на ней жениться, мог просто проигнорировать все это?

– Генри думал, что я симулирую, – объяснила она. – Что выпрашиваю жалость, требую внимания. – Она изогнула губы во вспышке злости, которой до сих пор не проявляла и которую Рэд был почти что рад увидеть. – Он без особых угрызений совести меня бросил, но я считаю, мне крупно повезло.

Рэд был с ней согласен:

– Жених из него явно так себе.

Хлоя встретилась с ним глазами – в них плясало веселье:

– Это точно.

– Явно из тех типов, которые, узнав, что у жены рак, начинают трахать секретаршу, чтобы снять стресс.

– Да, – сказала она, уже улыбаясь.

– К черту его.

– Бедный черт, – усмехнулась Хлоя, а потом махнула рукой, и миг дружеского единения прошел. – Теперь я знаю, конечно, как справляться с моими симптомами. У меня есть таблетки, психотерапия, когнитивная терапия. Со мной все нормально, правда. Но чувство такое, что какая-то часть меня не осознала это до конца. Как будто я до сих пор боюсь себя. Вот для чего мне список. Чтобы помочь вернуть себе смелость.

Свою речь она начала обычным голосом, но ближе к концу стала запинаться, говорить тише, отводить глаза. Как будто стеснялась произносить самые крутые слова, которые Рэд когда-либо слышал.

Этого он просто так оставить не мог:

– Эй!

Она поджала губы и взглянула на него, но без особого воодушевления:

– Что?

– Если этот список должен сделать тебя смелее, к тому времени, как мы закончим, ты станешь чертовой Чудо-женщиной.

Хлоя фыркнула, закатывая глаза, но Рэд видел, что она польщена. Удовольствие сочилось из нее, как джем из слойки, – он впитывал эту сладость и хотел еще.

– Также, – добавил он, – просто для полной ясности: твой жених – настоящий хрен ослиный, раз бросил тебя.

Ему понравилось, как Хлоя рассмеялась над этим, – не своим обычным низким фырканьем, а задыхающимся хихиканьем, которое явно не предназначалось для его ушей. Она прижала ладони к пухлым щекам, будто могла запихнуть смех обратно, но это не сработало. Она продолжала смеяться, и улыбка Рэда становилась все шире и шире.

– И друзья у тебя были фиговые, – сказал он ей. – Кучка придурков, вот и все.

Хлоя прижала ладонь к груди, над этим своим нелепым пушистым комбинезоном.

– Это правда, – выдавила она в перерывах между хихиканьем. – Абсолютная. Хотя я понятия не имею, зачем рассказала тебе об этом. Смысл не в том. Это вышло случайно.

Верила ли Хлоя в это сама, если он за милю видел ее боль? Если ее глаза наполнялись печалью, когда она говорила о людях, оставивших ее? Его голос смягчился:

– Теперь тебе надо завести новых друзей. Ты не должна оставаться одинокой.

Это стерло улыбку с ее лица – но не из глаз. Она нахмурилась, пытаясь сделать вид, что разгневана. По какой-то странной причине Рэду это понравилось.

– Мне не нужны новые друзья, – сказала она, – и я не одинока.

– Одинока, – не согласился Рэд, отчасти потому, что это было правдой, но в основном потому, что бесить Хлою ему нравилось почти так же сильно, как смешить.

Упрямая до чертиков, она выпалила:

– Нет.

– Да.

– Рэдфорд Морган, я сейчас вышвырну тебя из квартиры.

Он ухмыльнулся:

– Но у меня есть ключ.

– Которым ты никогда не воспользуешься без весомой причины, – парировала она, – потому что ты очень хороший комендант.

И снова вспышка этой головокружительной сладости, которой Хлоя продолжала его дразнить. От которой его ухмылка делалась озорной, а голос – низким, хоть его логический мозг и вопил, что флирт сейчас – фиговая идея.

– Неужели? И насколько хороший?

Хлоя быстро заморгала, и он мог бы поклясться: она покраснела.

– Ну, я… я не знаю, – неловко пробормотала она. – У меня не так-то много опыта с комендантами.

– Значит, я у тебя первый. Приятно знать.

Теперь она точно краснела:

–Рэд.

– Я просто дразню тебя, Пуговичка. – Дразнит ведь, не так ли? И получает от этого чересчур много удовольствия. – Не нужно падать в обморок.

– Ну, если что – ты займи себя чем-нибудь, пока я буду без чувств, – суховато сказала она.

Судя по всему, в этом наряде ей было жарко. Пушистая серая пижама целиком окутывала ее, и, хоть Хлоя открыла окно, Рэд видел, как по ее горлу катится бусинка пота. Его взгляд проследовал по дорожке этой крошечной капельки, будто он был волком, а она – его обедом. Теперь, заметив ее, он уже не мог отвлечься. Не мог переключить мысли. Не мог вспомнить, о чем они там разговаривали, – только о том, что он заставил Хлою покраснеть, и ему это понравилось.

Капелька достигла впадины между ключицами, виднеющимися над слегка расстегнутой молнией. Рэду захотелось слизнуть эту капельку.

Стоп – нет, не захотелось. Нет. Не. Захотелось.

Ох, да черт возьми. Да, захотелось.

– Рэд? – спросила Хлоя чуточку напряженным голосом.

Но напряженным не так, как раньше. На этот раз ее голос напрягался так, как напрягались мышцы Рэда, когда он пыхтел в спортзале. Как будто Хлою переполнял адреналин.

– Тебе стоит это снять, – сказал Рэд – в горле пересохло, губы двигались так, будто принадлежали кому-то другому.

Она высунула язык, облизывая губы, и нервно пригладила волосы ладонью:

– Что снять?

– Свою одежду, – ответил Рэд, потому что, очевидно, беспокоился о ее здоровье. – Как там называется эта штуковина. Тебе нужно ее снять.

Хлоя ответила весьма интеллектуально:

– Э-э.

– Ты вспотела, – продолжил Рэд, не сводя странного взгляда с ее горла.

Наверняка с легким отвращением таращится на упомянутый пот.

Приблизительно в тысячный раз за день Хлоя прокляла свою онемелоногую бессонную ночь и все, к чему та привела. Рэд сидит здесь, убийственно прекрасный, а она потеет в костюме лемура, как ребенок, который не умеет одеваться.

Она вцепилась пальцами в ткань, нащупывая остатки своего достоинства, и твердо ответила:

– Я в порядке.

– Судя по твоему виду – нет.

Рэд перевел взгляд с ее горла на лицо, всматриваясь в нее так пристально, что у Хлои скрутило живот, а кровь в венах начала пульсировать.

То, как он на нее смотрел, заставило ее почувствовать себя… настоящей. Замеченной. Расчувствовавшейся – только не в смысле эмоций. Ее кожу покалывало в предвкушении прикосновения, которого никогда не произойдет. Она внезапно с тревогой осознала, до чего мало одежды под ее кигуруми.Настолькомало, что Рэд мог бы потянуть за молнию – и она осталась бы стоять перед ним в одних трусиках.

Это странное притяжение, которое Хлоя чувствовала, выходило из-под контроля. Она продолжала слышать в его голосе дикую нотку, которой не должно было там быть, чувствовать жар его взгляда, который наверняка на сто процентов был плодом ее воображения. Она попыталась выровнять дыхание и напустить на себя невинный вид – по контрасту с развратным хаосом, творившимся в ее голове. Не сработало.

– Хлоя? – позвал Рэд, и складочки между его бровей вернулись.

Ей захотелось разгладить их пальцами.

– Что? – едва слышно спросила она.

На ее плече услужливо возникла Джиджи и сказала: «Не мямли, дорогая. Давай-ка глубоким, громким голосом:„Я хочу оседлать тебя, как жеребца”».

На другом ее плече появилась Дани и протянула: «Не забудь сказать„пожалуйста”».

К сборищу присоединилась крошечная иллюзорная Ив и заявила: «Не слушай этих двоих. Действия говорят громче, чем слова. Залезь на него».

– Тебе жарко, – сказал Рэд.

– Нет.

Он коснулся ее щеки тыльной стороной ладони. От этого прикосновения Хлою пронзило резким разрядом возбуждения. Она не собиралась реагировать, но ее новый вдох вышел весьма рваным – таким рваным, что послышался тихий, голодный звук. И Рэд это заметил. Упс! После недолгой паузы он поймал ее за подбородок и повернул ее лицо к себе, что было нечестно, потому что единственной защитной стратегией Хлои было смотреть прямо перед собой. Примерно через две-три секунды он уже видел ее насквозь. Хлоя отследила точный момент, когда он осознал, что она – маленький возбужденный демон, нелепо алчущий его. Глаза Рэда слегка округлились, будто она шокировала его до безумия.

Потом эти весенне-зеленые радужки накалились, медленно скрываясь за темными зрачками. Рэд вздохнул, почти что судорожно. Подался вперед и наклонял голову до тех пор, пока не прислонил лоб к ее виску – кожа к коже, по сути целомудренно. И все же по ощущениям это было невероятно безрассудно, эмоционально, шокирующе интимно. Его волосы занавесом отделяли их обоих от внешнего мира, шелковисто щекоча Хлое щеку. Его запах, теплый, телесный и умиротворяющий, отпечатался в ее сознании, навсегда связанный с этим моментом. Этим трепетным мигом мучительной близости, когда они оба дышали, глубоко и отчаянно, в унисон.

Когда-то давным-давно, вспомнила Хлоя, она просто обожала секс.

– Значит, вот оно как, – пробормотал Рэд почти с нежностью, впитывающейся в ее кожу.

– Нет.

Ее голос превратился в сиплый шепот, прерываемый резкими вдохами. Она упивалась их близостью, пока он не успел отстраниться.

Рэд тихо рассмеялся – каждый выдох как воздушный поцелуй на ее чувствительном горле:

– Врешь ты фигово.

– Это правда. – Хлоя закрыла глаза.

То, как все в нем притягивало ее, от улыбки до уверенности и искреннего очарования… это тяготение было мощным и неожиданным, подводное течение, притаившееся под ровной гладью ее собственного разума. Теперь она опустилась слишком глубоко и начала тонуть.

Она уже не знала, где поверхность.

Рэд нащупал ее пальцы, вцепившиеся во флис, и осторожно разжал их, что принесло облегчение, потому что Хлоя так их стискивала, что могла и сломать. У нее ушла секунда, чтобы осознать: он держит ее за руку. Она чувствовала его прохладную сухую ладонь на своей липкой у ортезов коже.Рэд держит ее за руку.Он осторожно переплетал их пальцы. Зачем?

Хлоя не знала, как спросить, и, поскольку это ей нравилось, спрашивать было глупо. Он может прийти в себя и отпустить руку.Онаможет прийти в себя и выдернуть руку. Лучше помалкивать.

Он поцеловал линию ее челюсти. Нежно, ужасно нежно, но Хлоя все равно застонала.

Рэд был спокоен и нетороплив, но, услышав этот стон, весь напрягся. Он хрипло прошептал:

– Мне это нравится, – и снова коснулся губами ее кожи, будто стремясь извлечь новые звуки.

Ее соски напряглись, но она проглотила неровный вдох. Так что он начал стараться усерднее, хотя по ощущениям стал еще нежнее. Его язык дотронулся до мочки ее уха, провел по ушной раковине. Хлоя замычала. Рэд издал низкий, резкий и довольный рык и сильнее стиснул ее ладонь, будто сам тоже тонул и ему тоже было необходимо за что-то держаться.

Хлоя таяла, как сахар в горячем чае. Ее дыхание стало поверхностным, температура стремительно поднималась – но теперь уже не из-за одежды, – а между ног барабанным боем пульсировало желание. Киска напряглась, как сжатый между бедер кулак. Хлоя трещала по швам. Хвала ее счастливой звезде, что до сих пор Рэд лишь дразнил ее, потому что, впейся он в нее по-настоящему, так, как ей этого хотелось, – и она бы упала замертво.

Если он вопьется в нее по-настоящему – так, как ей этого хочется, – она укусит его в ответ.

А потом что? Он сорвет с нее одежду, оттрахает до потери чувств, а потом в субботу вечером они продолжат идти по списку? Хлоя не знала. Просто не знала. Что это значит, когда мужчина, с которым ты заключила сделку и которому отправляла слегка кокетливые имейлы, лижет твое ухо и держит тебя за руку? Что этозначит? Это явно не будет ни профессионально, ни по-деловому, ни просто. Не в их случае, по крайней мере. Уж в этом Хлоя была уверена.

Его ладонь скользнула по ее затылку – теплая, крепкая и восхитительно твердая. Между ног заискрили ощущения.

– Хлоя, – сказал Рэд хриплым голосом. – Я хочу поцеловать тебя. Можно поцеловать тебя?

Он так возбуждал, что у нее закружилась голова. Она не могла посмотреть на него, потому что знала, что увидит: живой ходячий секс, мужчину, который мог легко превратить ее непонятно во что. Она таяла под его прикосновениями, а ведь они едва знали друг друга. Ей хотелось всхлипывать от удовольствия, притом что он не сделал для этого почти ничего. Она. Теряла. Контроль.

Хлоя заставила себя прошептать:

– Остановись.

Рэд послушался ее так же, как делал все остальное: спокойно, легко, как будто это было его решением. Его губы покинули ее кожу, не успела Хлоя договорить. Его тепло схлынуло – и она поняла, что Рэд отстранился. Он отрывисто пожал ее ладонь и только потом отпустил.

Выражение его лица было невозможно прочесть – но щеки у него горели. Хлоя сконцентрировалась на этом, потому что лицо Рэда казалось таким невероятно уязвимым. С чего бы ему краснеть? Он же крутой, уверенный и наверняка несколько раз в неделю заставляет женщин течь одним своим гиперсексуальным пожатием руки, просто чтобы не растерять форму. Вот только, судя по вспышкам румянца, расцветшим на его скулах, возможно, это было и не так.

Этот румянец – и слегка остекленевший взгляд, и приоткрытые губы – наполнил Хлою отчаянным сожалением. Ей хотелось схватить его за волосы и притянуть обратно. Хотелось снова переплести их пальцы и раствориться в нем. В конце концов, это было в ее списке – ни к чему не обязывающий секс. Но какой-то мудрый защитный инстинкт, спрятанный в доисторических глубинах ее мозга, предупреждал, что с кем-то вроде Рэда ничего «не обязывающего» не выйдет. Как будто «обязывающее» было ей не нужно. Когда дело касалось чувств, отношений, чего-тобольшего, Хлоя сторонилась мужчин.

Рэд на долгий миг закрыл глаза, а когда снова открыл – уже чуточку сильнее походил на себя, а не на существо с планеты Похоть, отправленное, чтобы возбудить в Хлое смертельное влечение. Что было хорошо. Очень, очень хорошо.

– Ты в порядке? – мягко спросил он с явным беспокойством. – Я не?..

Боже, какой он милый. Надо выставить его, пока она не сдалась окончательно.

– Я в норме, – бодро отозвалась Хлоя. Вероятно, немногочересчурбодро, но было уже слишком поздно: ее понесло: – Увидимся в субботу, чтобы продолжить со списком. – Голос у нее был как у бурундука, накачанного гелием.

Рэд помедлил, потом тихо спросил:

– Ты все еще хочешь это сделать? Я имею в виду со мной? Ничего страшного, если ты передумала.

Ох, мне с тобой много всего хотелось бы сделать.

Хлоя была на грани того, чтобы начать колотить себя скрученной газетой по носу. Ее мозг распоясался и нуждался в дрессировке.

– Да, все еще хочу. С тобой. Все нормально, честно. – Она встала и невнятно махнула ему рукой: – Давай, тебе пора.

Он тоже встал, улыбаясь:

– Я записал детали тебе в блокнотик. Знаю, ты любишь планы.

– Чудесно. Потрясающе. Премного благодарна. – Хлоя начала выпихивать его из комнаты.

Его улыбка стала еще шире:

– Я так понимаю, ты не хочешь говорить о том, как я?..

– До свидания, Рэдфорд! – Она погнала его в коридор.

– …поцеловал тебя…

– Так, так! – Она прошла мимо него, отпирая входную дверь и распахивая ее: – Больше никаких разговоров. Я бедная больная женщина, меня нельзя донимать пустой болтовней.

Рэд расхохотался.

Она вытолкала его за дверь.

Глава одиннадцатая

Никогда еще Хлоя не ждала вечера субботы с таким напряжением.

Спустя два дня – и чересчур много запретных, бросающих в краску фантазий, – после той Очень Профессиональной Встречи с Рэдом Хлоя сидела с ноутбуком на коленях и синим блокнотом с блестками в руке. Рэд и впрямь записал ей все подробности, вплоть до названий баров и ночных клубов, которые они посетят. И, пока Хлоя убивала время до его прихода, гугля эти заведения, она не могла не заметить, как близко друг к другу они расположены.

Достаточно близко, чтобы она могла пройти от одного к другому пешком не устав.

Цокнув языком, она закрыла окно браузера, все еще не уверенная, радует ли ее это открытие или она находит поведение Рэда чересчур бесцеремонным. Хлоя чувствовала, что первое, но ей ужасно хотелось верить, что она склоняется к последнему. Так ей будет значительно легче сопротивляться своим похотливым помыслам. А освободившись от его опьяняющего присутствия и вспомнив, что мужчины благонадежны куда менее, чем среднестатистическая блоха, и принесли ей больше эмоциональных проблем, чем они того стоили, Хлоя решила, что и правда должна сопротивляться.

Не то чтобы она считала, что Рэд ухватится за шанс стать новым бросившим ее женихом. Но, каковы бы ни были отношения между ними, рано или поздно он уйдет из ее жизни – все так в итоге поступали, – и она переживет это куда легче, если поцелуи они сведут к минимуму. А еще ей будет куда легче, если они и забавные флиртующие имейлы сведут к минимуму, но он все продолжал их слать, и… что ж. Игнорировать было бы грубо. К тому же это отвлекало от определенных мыслей. Каким-то образом.

Клякс, возлежащий на журнальном столике, грациозно вылизывал задницу, вопиюще нарушая установленные в доме правила, – зрелище, от которого в груди у Хлои, как ни странно, появилось какое-то грустное чувство. Рядом с котом лежал ее телефон, из динамиков которого лился знакомый голос. Если быть точнее, он продолжал литься последние десять гребаных минут.

– Ты сегодня очень ворчлива, дорогая, – сказала Джиджи. – Ты чувствуешь слабость?

– Нет, – ответила Хлоя одновременно твердо и честно.

Ее физическое состояние было приемлемым; все сегодняшние страдания имели исключительно эмоциональный характер, и это раздражало. Даже сильнее, чем резкая боль в спине.

– И в чем же тогда дело? – поинтересовалась Джиджи.

Если отбросить в сторону связанное с Рэдом замешательство и тревогу перед субботним вечером, дело было в Кляксе. Вчера Хлоя наконец свозила его в ветеринарку – и что же она обнаружила? Что у него есть хозяйка, само собой. Хозяйка, которая сунула в него чип, будто это не кот, а какой-нибудь компьютер. Ветеринар заверил ее, что чипы одновременно гуманны и необходимы для кошачьей безопасности, но, поскольку чипированность Клякса означала, что она никак не сможет оставить его у себя, Хлоя обнаружила, что яростно противится этой мысли.

– Дорогая, – прожурчала Джиджи, – ты что, рычишь?

Хлоя немного встрепенулась:

– Вовсе нет. Зачем бы мне это делать?

Джиджи любовно вздохнула:

– До чего странные у меня внучки. Я так этим горжусь! Ваш отец удручающе обычный.

Отец Хлои был финансовым аналитиком с нулевой склонностью к скандалам, что безмерно разочаровывало Джиджи. Он никогда не расставался со своим пальто в «елочку», везде ходил быстрым шагом и говорил вещи вроде «подождите секундочку, пожалуйста». Все годы школьного обучения Хлои он совал ей в портфель ободряющие записочки, потому что знал, насколько она ненавидит уроки английского. Если Мартин Браун был обычным – Хлое хотелось бы, чтобы все были такими обычными. Но она не стала утруждаться и говорить это, потому что Джиджи тогда закатила бы глаза и обозвала его выбор галстуков «невероятно неоригинальным».

– Я не странная.

– Еще какая странная, дорогая. Не такая странная, как Даника, надо признать, но все же. Итак, чем ты занималась сегодня, моя сладенькая луковка?

«Луковка» было еще не самым своеобразным прозвищем, которым бабушка одаривала Хлою.

– Я свозила своего кота-найденыша к ветеринару и обнаружила, что он принадлежит какой-то помешанной на контроле женщине безо всякого уважения к неприкосновенности кошачьего тела. Ее зовут Энни.

–Энни?Какая дикость. Я уже ее презираю.

– Она уехала в отпуск, только представь себе, – ядовито сказала Хлоя. – У нее кот пропал, а она за границу укатила!

–Совершенновозмутительно, – пробормотала Джиджи, которая как-то отправилась в круиз по Средиземному морю, пока ее третий муж лежал дома с раздробленным бедром.

Конечно, всем, кого ее решение озадачивало, она сообщала: «Яне приказывала этому дураку ломать себе бедро в такой замечательный летний месяц».

– Когда она вернется, – продолжила Хлоя, – она позвонит мне и будет ждать, что я тут же подорвусь и верну ей кота. Сомневаюсь, стоит ли ей вообще доверять животных. Я нашла Клякса в смертельной опасности!

Тут любой здравомыслящий человек мог бы заметить, что еще ни один кот не умер, упав с дерева, да и к тому же коты – существа неуправляемые, но, к счастью, Джиджи здравомыслящей не была. Утешая внучку, она заявила:

– Эта женщина – безалаберная хозяйка. Я в этом уверена.

– И я тоже! Ты не знаешь… – Хлою перебил стук в дверь.

Ее внутренности немедленно растаяли, как серединка шоколадного торта с помадкой. Это Рэд. Кожу над ключицей начало покалывать, будто он отметил ее своим горячим взглядом.

– Ты тут, дорогая? – окликнула Джиджи.

Хлоя прочистила горло и отогнала неуместные мысли.А ну давайте обратно под замок.

– Мне нужно идти. Кто-то в дверь стучит.

– Кто-то? – весело переспросила Джиджи. – Хм, что ж, дорогая… Кто бы это мог быть? Судя по голосу, ты взволнована.

– Ничего я не взволнована. И я не знаю, кто это.

– А по голосу судя, – промурлыкала Джиджи, – ты говоришь неправду.

Вот откуда она узнала? Она всегда откуда-то знала. Видимо, это какая-то сверхспособность бабушек.

– Обсудим это позже, – пискнула Хлоя. – Пора-бежать-люблю-тебя-пока!

Она сбросила вызов, выдохнула, а потом смущенно разгладила на себе халат. За волнениями о сегодняшнем вечере и переживаниями из-за Клякса она умудрилась совсем потерять счет времени – а теперь Рэд пришел, а она едва одета, и – о господи! – все начинается просто ужасно. Хлоя схватила кота – на удачу – и кинулась ко входной двери.

И все же по пути она чувствовала себя странно бодро – почти легкомысленно.

Рэдфорд, большой и широкий, стоял на ее придверном коврике – улыбка почти осторожная, волосы льются по плечам жидким огнем. Он был в джинсах и фланелевой рубашке с закатанными рукавами, демонстрирующими предплечья с выпуклыми венами, крепкими сухожилиями и порослью едва заметных золотистых волосков. Хотя Хлоя, конечно, ни на что такое не пялилась.

– Вечер, – сказал он низким густым голосом.

И спокойным. Извечное спокойствие. Очевидно, его вовсе не тревожил тот факт, что, когда они виделись в последний раз, он лизал ее ухо.

Что ж, если это не волнует его, то и ее волновать не будет.

– Мне очень жаль, – сказала Хлоя, прижимая Клякса к груди. – Боюсь, из-за меня мы опоздаем.

Пришедший днем от Хлои имейл был кратким и по делу, но Рэд, видимо, хорошо выучил ее язык за несколько последних дней, чтобы сразу понять: она расстроена.

«Свозила Клякса к ветеринару. Он чипирован. Есть хозяйка».

О да! Она расстроилась. Но явно не собиралась разговаривать об этом, так что он не планировал поднимать эту тему.

А потом она открыла дверь, виновато хмурясь, стиснув губы и прижав Клякса к груди, и Рэд уже не смог бы удержать язык за зубами за все деньги мира.

– Ты в порядке? – спросил он, полностью игнорируя то, что она только что сказала, потому что, видимо, вот таким он теперь был человеком.

Хлоя приподняла брови – неземное, словно с картин рококо, лицо прекрасно как никогда:

– Я не в настроении, но, с другой стороны, по-другому и не бывает. А что?

– Я получил твое сообщение насчет Клякса и…

– Я не хочу говорить о Кляксе, – резким тоном сказала она.

Еще не так давно эта резкость уколола бы Рэда, как острый шип. Теперь же она заставила его сердце взорваться, как воздушный шарик, потому что он знал: это значит, что Хлое больно, она прячет свои чувства, оставшись с ними один на один.

Женщины, которые спасают котов, составляют нелепые списки и до чертиков серьезно относятся к сделкам, не должны оставаться со своими чувствами один на один. И никто не должен.

Но не успел Рэд сказать ей этого, как она как-то смягчилась и быстро добавила:

– Сегодня мы повеселимся. Прямо до галочек в списке. Вот о чем я хочу думать. Не о Кляксе.

Он провел рукой по волосам и кивнул, не разрывая зрительного контакта. Глаза у Хлои были большими, темными и немного чересчур яркими за стеклами очков. Ему захотелось коснуться ее, но, учитывая все обстоятельства, это, скорее всего, было бы неудачной идеей. Так что он удержал свои неуклюжие руки при себе и молча поклялся, что заставит ее сегодня улыбнуться. Так или иначе.

– И ладно, – сказал он.

Напряжение между ними растворилось – а может, просто немного спало.

– Тогда заходи, – бодро сказала Хлоя, отходя в сторону, чтобы впустить его внутрь.

Только тогда он заметил ее наряд – или, скорее, его отсутствие. На ней было какое-то шелковое подобие халата, не доходящее до колен. Рэд несколько недель пускал слюни на чертовы щиколотки. А теперь таращился на целый дюйм открытой кожи над коленями и приходил к выводу, что нужно было подрочить перед выходом. Дважды. Даже трижды. Яйца начинали болеть, стоило ему только посмотреть на нее. Это нормально вообще? Вряд ли.

Хлоя сунула ему кота, развернулась, опасно взмахнув коротким шелковым подолом, и поплыла прочь по коридору.

Рэд уставился на кота. Кот уставился на него. Будь он тем человеком, которые умеют понимать животных, он сказал бы, что этот конкретный кот посылает ему телепатические сообщения в духе: «Убери свои грязные глаза от моей мамочки, распутник».

– Прости, приятель, – пробормотал Рэд, закрыл входную дверь и прошел в гостиную.

Хлоя стояла, наклонившись над телевизором, и выдергивала вилки из розеток. На долю секунды подол ее халата приподнялся, и Рэд, прежде чем отвел взгляд, успел мельком заметить обнаженную коричневую кожу. Все его нервные окончания, как бы он ни пытался их успокоить, заискрились. Тело как-то разогрелось и размякло, за исключением члена, который, конечно, стал охренительно твердым. Рэд сел, посадив Клякса на колени.

И, поскольку сегодня Хлоя явно упивалась, сводя его с ума, она повернулась и с улыбкой воззрилась на эту картину:

– Я думала, ты не любишь кошек?

– Ну что сказать… – Рэд прочистил горло: – Может, я делал слишком поспешные выводы, не узнав их как следует. Они не такие высокомерные, как кажутся. Я ошибся.

Он наблюдал, как на ее лице забрезжило удивление:

– О! – Хлоя быстро и застенчиво улыбнулась ему, и его сердце расцвело, как фейерверк. – Ну ладно. Э-э… Я пойду оденусь. Буду через пять минут.

– Не торопись. Ничего, если придем позже, чем планировали.

Она снисходительно кивнула ему, как матери кивают своим лопочущим какую-то ерунду младенцам, и вынеслась из комнаты, вероятно намереваясь игнорировать его слова.

Когда она ушла, Рэд решил занять себя перечислением бесконечного множества причин, по которым ему больше нельзя вожделеть Хлою, несмотря на то что ему этого отчаянно хотелось, ужасно нравилось и он был не совсем уверен, что сможет прекратить.

Он предпринял попытку, но Хлоя очень твердо отказала. И сколько бы он ни думал о вкусе ее кожи, о ее стонах – этому не бывать. Так что он должен сейчас же прекратить себя мучить.

Если он не прекратит, она может заметить, и тогда ей станет некомфортно. Он же ее комендант, бога ради, – о чем ему, вероятно, стоило подумать прежде, чем распускать руки. Нельзя заставлять ее чувствовать себя некомфортно. Это неправильно.

Вик его убьет. А потом Алиша поколотит его труп щеткой для волос.

Мысли о Хлое начинают отвлекать его от работы.

Он с подросткового возраста столько не мастурбировал и беспокоится, что со временем его яйца могут сморщиться, как грецкие орехи.

Рэд как раз раздумывал над пятым пунктом, когда Хлоя вернулась и все испортила. Он-то думал, что халат – это ужасно, но теперь… теперь на ней было платье цвета золотистого лунного света – ткань обтягивала головокружительные изгибы, которым явно недоставало табличек с предупреждением об опасности. Рэду тут же захотелось, чтобы не платье касалось каждого дюйма его тела, а его руки. Декольте было таким глубоким, что Хлоя могла бы просто плюнуть и пойти топлес. Он утешался тем фактом, что платье оказалось длиннее халата, но тут Хлоя пошевелилась, и о себе заявил разрез до бедра. Черт!

На ее лицо смотреть было не легче. Ее глаза затягивали Рэда в симметричные черные дыры, а роскошные губы сияли, подкрашенные каким-то блеском. И прическа у нее была другая – она стянула волосы в толстую замысловатую косу, названия которой Рэд не знал, но которую очень хотел бы намотать на кулак, целуя Хлою в хорошенький рот.

Он в заднице. В полной заднице.

Хлоя подошла и встала перед ним, стискивая в руках золотистую сумочку:

– Так прилично?

Прилично? Он прочистил горло.Не налажай. Не налажай. Не налажай.

– Ну… Без пуговиц, конечно, все не то, но сойдет.

Она рассмеялась и треснула его по плечу своей сумочкой. Рэд рассеянно задумался, переживет ли эту ночь.

Глава двенадцатая

Идти ко входу в ночной клуб было все равно что совершить прыжок назад во времени. Вот только в подростковые годы и когда ей было слегка за двадцать, Хлоя никогда не чувствовала холода, а сейчас дрожала так, что ее едва поддерживаемая платьем грудь грозила отвалиться.

Ночь была соткана из многослойных теней и вспышек, неоновых огней и угрожающе ледяной мороси, целовавшей ее разгоряченную кожу, замораживая нервозность. Хлоя была слишком занята, раскаиваясь в своем выборе слишком короткого платья, чтобы задаваться вопросом, должна ли она вообще здесь находиться. Это, считала она, уже большой плюс.

Рэд шел перед ней, его крупное тело служило ветрозащитным барьером, за которым она бессовестно пряталась. Он держал ее за руку и тянул вперед, как лодку, и Хлоя знала: он делает это для того, чтобы она не потерялась в полной народа темноте, – но никак не могла не вспоминать прошлый раз, когда он держал ее за руку. Сердце колотилось сейчас так же быстро, как тогда. Он был так нежен, когда касался ее, раздирая на куски поцелуем.

Она так и не решила, что это значило. Ее логический мозг говорил: «Это значило, что ты емунравишься, очевидно же!» И может быть – возможно – так оно и было. Но все не могло быть ни так просто, ни так мило. У Хлои так никогда не бывало.

В первом заведении их ожидала самая дешевая выпивка, что, как объяснил ей в такси Рэд, имело стратегическое значение. Хлоя пыталась возразить, что дороговизна выпивки ее не волнует, но он пробурчал что-то о мажорах-транжирах и велел проникаться атмосферой. И теперь они шли по усеянному бычками тротуару в слегка подозрительный клуб. Над дверью висел знак цвета Хлоиных очков, гласящий «КОЛОКОЛЬЧИК». Оглушительная музыка «Колокольчика» заставляла оглушительную музыку всех прочих клубов нервно курить в сторонке. Чем ближе они подходили, тем крепче Хлоя задумывалась, не стоило ли взять беруши.

Рэд кивнул амбалам в черных пальто, стоящим на фейсконтроле, и протащил ее в дверь – и вот они уже внутри. Кругом было темно, сумбурно и потно. Хлое это не понравилось.

Нет – не так. Она просто не привыкла к такому или была не настолько пьяна, чтобы таким наслаждаться. Конечно, голосок в голове нашептывал, что от похмелья после такого количества алкоголя, которое сделало бы это место удобоваримым, она неделю не сможет встать с кровати. Хлоя заглушила этот голосок. Он портил весь кайф и принадлежал старой Хлое, скучной Хлое, не той Хлое, которая спасала котов.

Стоп. Она не собиралась думать про Клякса.

Рэд каким-то образом расчистил им местечко рядом с баром. Она оказалась зажата между его грудью и липкой барной стойкой, а по обе стороны ее тела обнаружились его руки. Он наклонил голову к ее уху, и от его дыхания на шее у нее начало покалывать между ног. Хлоя покрепче сжала бедра, а Рэд спросил, перекрикивая музыку:

– Ты что хочешь?

Хорошо, что с этим она определилась заранее, иначе ее бедный запутавшийся мозг не смог бы выдать ответ:

– Вишневый ликер.

Когда-то он был у нее любимым.

Очевидно, Рэд это не одобрил, потому что он фыркнул – ее кожу обдало горячим облачком. И все же он подозвал бармена и, не успела Хлоя опомниться, как перед ней уже стояли в ряд три ярко-розовых шота, а с ними рядом – бокал чего-то темного. Предполагалось, что платить за все сегодня будет она – по крайней мере она собиралась, – но Рэд протянул бармену купюру раньше, чем Хлоя успела что-то предпринять. Она запрокинула голову и сердито посмотрела на него. Рэд подмигнул и взял свой бокал. Кола с чем-то еще, подумала Хлоя, а может, просто кола.

Потом он поднес бокал к губам и стал пить длинными глотками. Горло у него подрагивало. До Хлои долетел резкий аромат. Кола с чем-то еще, несомненно. Так же несомненно, как возбуждение, нарастающее между ног.

Ее воздержание явно длилось слишком долго, раз одного жара его тела и вида горла ей хватило, чтобы так разнервничаться. Хлоя отвернулась к стойке и схватила стопку. Алкоголь скользнул в глотку легко, но она обнаружила, что морщится. Оказалось слаще, чем она помнила. И кстати, о воспоминаниях – когда они пили с подружками, опрокидывая шот за шотом и глупо вопя после, будто сделали нечто шокирующе дикое, было гораздо веселее. Но Бет здесь не было, Сары здесь не было, Кэти здесь не было – никого из них не было, и те времена десятилетней давности давно прошли. Хлоя закусила губу и осушила следующий шот.

Потом она снова почувствовала на коже горячее дыхание Рэда и различила резкий запах алкоголя, когда он заговорил:

– Все нормально, Пуговичка?

Она подняла последний шот и крикнула:

– Хочешь это выпить?

– А ты разве не хочешь? – Он прищурился.

Она неловко ответила:

– Я хочу, чтобы выпил ты.

Рэд кивнул, будто в этом была хоть капля смысла, взял шот и опрокинул его. Хлоя в ответ взяла его бокал и пригубила, делая вид, что ее совершенно не будоражит тот факт, что они пьют из одного бокала. Он заказал ром с колой. Хлоя облизала губы и попыталась не получить от этого слишком много удовольствия.

– Эй! – Рэд забрал у нее бокал, проводя свободной ладонью по ее руке жестом, который, видимо, должен был успокоить ее. Внутри у нее вспыхнуло пламя. – Помедленнее, – сказал он. – Не торопись.

Хлоя вскинулась, все ее возбуждение – ладно,большаяего часть – испарилось. Она уже собралась едко пройтись насчет мужчин, которые считают себя вправе указывать женщинам, что им пить, когда Рэд наклонился к ней и продолжил.

– Правильно надираться, – заявил он профессорским тоном, – это тонкое искусство. По крайней мере если хочешь избежать неприятных побочных эффектов. – Пока она укладывала это в голове, он снова призвал бармена.

Хлоя не знала, как ему это удается. Видимо, один из плюсов гигантской рыжести: не заметить его было невозможно.

Бармен поставил перед ними две бутылки воды –фу-у– и четыре новых шота. Рэд сунул ей воду и снова расплатился. Потом двумя впечатляющими глотками допил свой ром с колой и занялся водой, что чуточку потушило Хлоино возмущение.

– Ну ладно, – наконец сказал он, разделяя шоты на двоих: – Вот тебе, вот мне. Выпьем.

Ее переполнило удивление, а следом за ним – чистое удовольствие. На этот раз она легко проглотила свою порцию, даже не содрогнувшись от вкуса, и, когда Рэд сделал то же самое, внутри нее поселилась какая-то легкость. Тепло. Хлоя хихикнула себе под нос и откинула голову ему на плечо. На одну опасную секунду его рука обхватила ее за талию и сжала. Он наклонился ближе, и его волосы рассыпались по ее коже.

А потом он отпустил, будто ничего и не было. Он поймал ее за руку, сделал шаг назад, и они опять пошли куда-то, соединенные ладонями. Хлоя пошатнулась, будто на шпильках. Она и не замечала, насколько неотъемлемой частью ее устойчивости за последние десять минут стала грудь Рэда. Падать с ног после четырех шотов? Как унизительно! Но и весело тоже.

До тех пор, по крайней мере, пока Хлоя не осознала, куда Рэд ее ведет. На танцпол. Потому что именно этого она и хотела. Она сказала ему это в такси: ей хочется развеяться, выпить и потанцевать. Вот только теперь, когда они держали курс прямо в бурлящую массу тел, ей совершенно расхотелось. Она внезапно вспомнила, насколько всегда ненавидела эту часть. С подружками Хлоя всегда неловко маячила с краю, чувствуя себя дурочкой.

Сегодня ей не хотелось быть дурочкой.

Она дернула Рэда за руку, и он взглянул на нее, вопросительно приподнимая брови. Когда она посмотрела на танцпол и помотала головой, он, ни слова не говоря, сменил направление и плавно потянул ее к липким, затененным кабинкам в углу. Они проскользнули в одну под нишей и, благодаря какому-то архитектурному чуду, шум стих ровно настолько, чтобы Хлоя смогла расслышать свои мысли. Слава Богу! Весь этот грохот и пульсация вселяли в нее смутное желание убивать.

– Что такое? – спросил Рэд, касаясь ее колена своим.

Хлоя посмотрела на их ноги под грязным столиком, и в ее голове дико проплясала мысль: он мог ее потрогать. Мог прямо сейчас скользнуть рукой ей под юбку, и никто в этой адской дыре ничего не узнал бы.

Потом она подняла взгляд, встретилась с его бездонными глазами – и могла бы поклясться, что Рэд думает о том же самом. Каждая вспышка стробоскопа высвечивала новую грань голода на его лице. Но он не шевелился. Он сидел и терпеливо ждал, когда она ответит, что все в порядке.

И внезапно Хлое наскучило ему лгать. Видимо, алкоголь подействовал.

– Мне здесь не нравится, – прокричала она.

Рэд посмотрел на нее взглядом, в котором читалось: «Какая неожиданность!» Но, когда он ответил, злорадства в его голосе не было:

– Хочешь, чтобы я отвел тебя куда-то, где поспокойнее?

– Да. Нет. Я… – Хлоя замялась, в голове кружились мысли.

Это, сегодня… На самом деле она хотела не этого. Потому что она сама не знала, чего хотела, когда включала этот пункт в список. Она искала каких-то неуловимых ощущений, чувств, которые помнила по тусовкам с друзьями, но она неправильно понимала, откуда эти чувства брались. Дело было не в выпивке и не в танцах в каком-то мутном клубе.

Дело было в людях. В том, как они вечно хохотали все вместе, слишком опьяненные друг другом, чтобы волноваться о том, что раздражают окружающих. В совместных походах в туалет небольшим отрядом, миссией которого было помогать друг другу приседать над грязными унитазами, чтобы платья не касались сидений.

Чувство общности.

Может, ее список был не таким уж идеальным или объективным, как она полагала. Потому что это был первый пункт, вычеркивание которого не принесло ей радости, и она не могла отрицать, что разочарована.

Но все можно исправить, не так ли? Планы ведь можно поменять, правда? Разве не поэтому она и написала этот список – чтобы стать той женщиной, которая легко исправляет разочарования, мыслит гибко и делает то, чего ей хочется?

Да, решила Хлоя. Да. Именно поэтому.

Она повернулась к Рэду и обнаружила, что он ждет – с этими его тремя сосредоточенными черточками между бровей.

– Я хочу в какое-нибудь другое место, – крикнула она.

Он кивнул:

– Это можно устроить.

Но она еще не договорила:

– Я хочу узнать, как развлекаешься ты.

На смену нахмуренности пришло удивленное робкое удовольствие:

– Да?

– Да. Покажи мне.

Они вышли из клуба, и Рэд накинул куртку на дрожащие плечи Хлои. Ему это тепло было без надобности – с ней он словно горел изнутри. Видимо, она совсем захмелела, потому что не оттолкнула его и не сказала что-нибудь колкое: просто мило улыбнулась и взяла его за руку, пока они пробирались через холодную сырую ночь.

С того момента, как Хлоя решила отказаться от их плана, она была словно наэлектризована. Волнующая и великолепная, походка медленная и покачивающаяся, все ее барьеры и сомнения, к которым Рэд так привык, испарялись. Как будто она становилась бесстрашной.

Ему это нравилось. Ему нравилось, когда она была так счастлива, что ее мягкие полные губы были постоянно изогнуты в улыбке, что ее глаза сияли, а щеки радостно округлялись. Крошечные капельки дождя забрызгали линзы ее очков, бусинками собрались на выбившихся из прически легких прядях, увлажнили кожу так, что она блестела под светом уличных фонарей, как драгоценность. Рэд приобнял Хлою за плечи, и она ему позволила. И вот так, прижавшись друг к другу, они шагали по знакомым бессонным улицам.

Променять этот город на Лондон было первой из многих ошибок Рэда. Он думал, что ему необходимо делать все определенным образом, – прямо как Хлоя со своим списком. Но рядом с ней он начинал осознавать, насколько неправ: к любой цели ведет не один-единственный путь. Ему нужно было быть гибким, остаться в любимом городе и пытаться добиться успеха, не теряя себя самого, вместо того чтобы куда-то уезжать и быть кем-то другим рядом с женщиной, которая, откровенно говоря, плевать на него хотела.

Рэд до сих пор толком не понимал, как начать все заново, как выстроить жизнь, к которой он стремился, по-своему, – но сегодня он смотрел на звезды и знал – действительно, блин, знал, – что во всем разберется. Онуженачал во всем разбираться.

Самое забавное в Хлое было то, что, когда он не распускал при виде нее слюни… она делала его голову охренительно ясной.

– Я думаю, ты пожалеешь, что попросила меня об этом, – признался он, стараясь, чтобы она услышала его за шумом проезжающих машин, музыки в отдалении и гомоном пьяных студентов, стоящих на автобусной остановке.

– Почему? – Ее туфли поскрипывали на мокром тротуаре. – Что, твои увлечения настолько порочны? – Ее голос был полон кокетства, которому Рэд не доверял. Если она говорит с ним так свободно, значит, она навеселе.

Он беззаботно ответил:

– Думаю, тебе понравилось бы, будь мои увлечения порочны. Но увы. Они просто скучные.

– Это я тут должна быть скучной. А ты должен меня исцелить.

Вот как она считала? В груди стало тесно, он машинально нахмурился. Хлоя Браун была какой угодно, только не скучной. Однако говорить этого он не стал, потому что она не услышит.

– Это тебя точно не исцелит.

– Ох! – Она надулась.

Рэд напряг каждый мускул своего тела, чтобы удержаться и не укусить ее за пухлую нижнюю губу. Потом она остановилась, склонила голову и пробормотала:

– Дай-ка угадаю. Мы на месте?

Рэд удивленно поднял взгляд – и, черт, она оказалась права. А он даже не заметил. Хлоя превращала время во что-то бесконечное и замечательное, как кристалл, делающий из света радуги. А может, он так сильно хотел ее, что постепенно терял контроль над реальностью. Третьего не дано.

– Да, – подтвердил Рэд. – Мы на месте.

В укромной части города, набитой бутиками, рассматривать витрины которых позволяли себе лишь богачи, имелся проулок. Находись этот проулок в любом другом районе, он казался бы подозрительным и потенциально опасным, но здесь он выглядел лишь загадочным. Помогало то, что с другого его конца виднелся свет, а с соседних улиц доносился шум ночной жизни. А еще то, что вдоль самого проулка были выставлены мольберты, обмотанные гирляндами.

На первом мольберте был абстрактный виниловый принт, который, если правильно прищуриться, смотрелся как огромный бледный лепесток. Если прищуриться неправильно, он выглядел как омертвевшая кожа. На втором стояла яркая стилизованная картина маслом с пандой под кислотой. Третий холст, последняя капля, выглядел так, будто Рой Лихтенштейн пытался закосить под Климта. И не сказать чтобы Рэду это совсем не нравилось.

– Картины вразнобой в каком-то проулке, – озвучила Хлоя. – Ты правда так развлекаешься?

Рэд немного напрягся, боясь, не скажет ли она чего-то, что оцарапает его больно, до крови, как сделала бы Пиппа. Но потом вспомнил, что Хлоя ни капли не походит на Пиппу, – поэтому он и привел ее сюда. Потому что, глядя, как она идет к своей цели, он понял: время пришло. Потому что сделать это с ней будет легче, чем одному. Потому что она попросила его показать что-то честное, осознавала она это или нет, а это было честнее всего, что он знал.

И потому, что она была слишком заботливой, слишком милой, слишком осторожно нежной, чтобы разбить чье-то сердце на кусочки смеха ради.

– Да, – наконец сказал Рэд. – Так я развлекаюсь.

Всего несколько шагов отделяли их от входа в место назначения, над которым висела потрепанная вывеска с надписью: «Художественная галерея Джулиана Бишопа».

– Какой милый, – пробормотала Хлоя.

Складывалось впечатление, что она имела в виду его, но этого быть не могло. Рэд посмотрел на нее. Могло. Он заговорил, но голос вышел грубоватым, так что он умолк, прочистил горло и попробовал снова:

– Ты назвала меня милым, Хло?

– Назвала. Ты здоровенный ботан от искусства, а еще ты покраснел.

Что ж, если до того и нет, то теперь – точно.

Перешагнуть через порог после того, как он столько времени избегал этого мира, было все равно что сделать пирсинг. Рэд проколол нос в двадцать один – что с его-то лицом было ошибкой – и теперь вдруг вспомнил эту резкую, острую боль и заслезившиеся глаза. На долю секунды он запаниковал, но потом решил – нечего раздувать из этого сенсацию, даже мысленно. Он здесь. Дело сделано.

Благодаря Хлое. Странно.

Крошечный вестибюль вмещал в себя начало винтовой лестницы.

– Ты можешь подниматься по таким? – спросил Рэд.

– Если я скажу, что не могу, – на спине меня понесешь?

Его губы дрогнули:

– Ага.

– Приятно знать, – иронично пробормотала Хлоя. – Но не волнуйся. Я справлюсь.

Она повернулась, оглядывая небольшое пространство. Здесь было пустовато и претенциозно – в том отчасти и заключалось веселье. Белая краска на стенах жутко осыпалась, а если пройтись по полу босиком, можно было бы заработать пару заноз, но на картинах, выставленных на улице, висели четырехзначные ценники. То, что висело наверху, стоило уже гораздо дороже.

Художники неисправимы, подумал Рэд, причисляя к этой категории и себя.

Единственное, что было в этом закутке интересного, – это втиснутый в угол садовый стул, выкрашенный в розовый. К сиденью совершенно не сочетающейся красной шелковой лентой была привязана табличка: «НЕ САДИСЬ НА МЕНЯ, Я ЗНАМЕНИТОСТЬ».

Хлоя изогнула бровь:

– Боже! Этот стул напоминает мне мою бабушку. Я прямо как домой вернулась.

Об этом Рэд даже не подумал: как здорово сарказм Хлои впишется в место наподобие этого.

– Всегда гадал, чем таким этот стул знаменит, – сказал он.

Хлоя бросила на него выразительный взгляд:

– Тыне знаешь?

На ее лице появилось знакомое – слегка скучное, слегка ироничное – выражение, которое он наблюдал у множества женщин из высшего общества в галереях более крутого пошиба. Он никогда не понимал смысла шуток, даже когда их отпускала его девушка, но Хлоя явно собиралась его просветить:

– Мадам Стул – из богатой семьи, конечно же.

– О, точно. Теперь припоминаю. Она была в «Большой брат: знаменитости».

Хлоя приподняла бровь, пряча расцветающую улыбку. Рэд почти видел, как у нее в горле трепещет смешинка, но Хлоя отказывалась выпускать ее:

– Что, правда? И как она себя показала?

– Не очень хорошо, – вздохнул он. – Если вкратце, мадам Стул ввязалась в спор с актрисой из «Холлиоукс» насчет ингредиентов фастфуда. Закончилось тем, что она заткнула бедняжке пасть замороженным наггетсом прямо в эфире.

Хлоя подавилась, закашлялась и засипела. Рэд услужливо похлопал ее по спине. Очевидно, это лишило ее остатков самообладания, потому что она зашлась бессильным смехом. Рэд стоял и смотрел, как Хлоя цепляется за его куртку, согнувшись пополам и хватая ртом воздух, – совершенно беззаботная и непринужденная. От этого зрелища на сердце у него стало странно тепло и… светло. Как будто он целую вечность мог стоять тут и впитывать ее веселье.

Это чуточку походило на рай.

Спустя несколько долгих, полных радости мгновений Хлоя выпрямилась, вытирая глаза за очками. И произнесла слегка хриплым голосом:

– Ну ладно. Мы поднимемся или ты привел меня на стул посмотреть?

Глава тринадцатая

Несмотря на убогий вестибюль на первом этаже, Хлоя не удивилась, увидев, что сама галерея представляет собой лофт с похожими на своды пещеры потолками, ярким чистым светом и покрытыми царапинами белыми стенами, придававшими помещению какую-то по-древнему спокойную атмосферу. Здесь проходила выставка, и кругом бродили люди с бокалами шампанского, что-то серьезно бормоча друг другу. Рэд игнорировал все обращенные на него любопытные и критические взгляды, неумолимо ведя Хлою к точке назначения.

Потому что все это время у него имелась точка назначения. Хлоя осознала это, когда он остановился перед каким-то триптихом и кивнул на табличку. Табличка гласила:

«ДЖОАННА ХЕКС-РАЙЛИ, ЛЮБЕЗНО ПРЕДОСТАВЛЕНО РЭТФОРДСКИМ ИНСТИТУТОМ ИСКУССТВ».

Рэд сказал со счастливым придыханием:

– Джоани.

– Ты ее знаешь?

– В Лондоне познакомился. Мы дружили. Недавно услышал, что это здесь выставляется.

– В Лондоне? – переспросила Хлоя, и его лицо погасло, будто она отключила питание. Она облизнула губы и попробовала снова: – Что случилось с твоей подругой?

Рэд пожал плечами, снова оживая. В уголках его губ заиграло едва заметное веселье:

– Ничего не случилось. Я уехал. Мы не поддерживали связь.

– Почему?

– Много причин. В последнее время я все чаще размышляю, так ли они весомы. Нет, не так. – Он криво улыбнулся: – Я знаю, что они херовые. Так что я это исправлю.

После чего он сделался молчаливым и задумчивым, что было чрезвычайно нехарактерно для человека, который был так же щедр на улыбки, как дорожные инспекторы – на штрафы. К счастью, картины Джоанны Хекс-Райли были достаточно завораживающими, чтобы Хлоя перестала думать обо всяких глупостях, вроде того чтобы обнимать Рэда, пока он снова не смягчится.

Она и представить не могла, как художнице это удалось, но бледная нагая женщина, изображенная на каждом холсте, ухитрялась казаться местами почти что прозрачной, как будто части ее тела растворялись в небытии. Интересный эффект. Заставлял испытывать… двоякие чувства. Не совсем приятные, но Хлоя все равно впечатлилась.

Прошло некоторое время, прежде чем Рэд снова заговорил:

– Можем пойти в другое место, если хочешь.

– Мне здесь нравится. Скажешь мне кое-что?

– Возможно.

– Когда ты понял, что хочешь этим заниматься?

Он не стал интересоваться, с чего такие вопросы:

– Во время школьной экскурсии. Мне было девять. Едва удалось поехать: лишних денег у нас не было. Но в последний момент дедушка где-то наскреб, и меня отправили со всеми.

Хлоя улыбнулась:

– Судя по всему, человек он неплохой.

– Ага. – Рэд поднял одну руку, и толстые серебряные кольца тускло засияли в ярком свете. – Он всегда носил их.

– А теперь их всегда носишь ты.

– Ага.

– Сожалею о твоей утрате.

Его лицо слегка исказилось:

– Прошло уже много лет. Он был старый. Я только иногда по нему скучаю.

– Моя бабушка умерла, когда мне было двадцать шесть. Мама моей мамы. Я знаю, каково это.

Рэд положил ладонь ей на плечо, и кончики его пальцев мазнули по голой коже, рядом с шеей. По Хлое пробежала волна дрожи, которая перекатилась и на Рэда, будто их подхватило и связало друг с другом одно течение. Их взгляды встретились. Глаза у Рэда были темные, раскаленные и таинственные, словно джунгли; а рот слегка приоткрыт от удивления – а может, от чего-то другого. Хлоя задумалась, какой он на вкус. Конкретно сейчас? С привкусом алкоголя, скорее всего.

Ей хотелось бы опьянеть от этого рта. Ей много чего хотелось бы. Было странно и немного тревожно осознавать, что, хотя она быстро трезвела, контролировать мысли легче не становилось. По крайней мере в том, что касалось Рэда.

– Ты говорил, – напомнила она, – об экскурсии. Продолжай.

А еще, пожалуйста, убери от меня свою руку, пока моя матка не взорвалась от похоти. Собственно говоря, матка вообще может испытывать похоть? Заметка на будущее: узнать побольше о собственных половых органах.

– Мы поехали в Национальную галерею. До этого я даже не осознавал, что искусство может быть работой. В моем мире работа была чем-то жутким. Она разрушала тебя и делала ничтожным – глубоко внутри, куда не доставало тепло. Ты работал только потому, что, если бы остановился – умер бы с голоду. Но та экскурсия… – Он покачал головой, и Хлоя увидела в его взгляде отблески удивления. – Она все изменила.

Рэд замолчал на некоторое время, и Хлоя наблюдала за ним с каким-то новым голодом. Голодом, рождавшимся в незнакомом месте, не имевшим ничего общего с его энергией или его красотой, – связанным с обыкновенными вещами из его жизни, которые начали заменять ей кислород. Этот голод подстегивал ее забраться ему в голову и всосать все, что она там найдет. Но это было бы немного жутко, вероятно, жестоко и, скорее всего, незаконно, так что Хлоя остановилась на вполне тривиальной методике – задавании вопросов:

– Есть что-то такое, что ты хочешь сделать, но еще не делал, что-то, что тронуло бы тебя так же глубоко, как та экскурсия? –Что-то вроде моего списка?

– А что? – поддразнивая ее, поинтересовался Рэд. – Реализуешь мое желание? Потому что день рождения у меня только в июне.

– Касательно подарков на дни рождения у меня строгая носочная политика.

Его брови взлетели вверх:

– Какого черта это значит?

– Это значит, что на дни рождения я дарю людям исключительно носки.

Он фыркнул:

– Очень на тебя похоже. – А потом, когда она уже начала думать, что он увильнет от темы, сказал: – Когда-нибудь я поеду в Музей современного искусства. В Нью-Йорке.

Музей современного искусства? Хлоя не удивилась. Не удивилась она и тому, как решительно он это сформулировал.Я поеду.Это не мечта: это реальность, которая еще не воплотилась.

Воодушевившись, она смело заявила:

– Я тоже поеду в Нью-Йорк. Не в музей: просто хочу там побывать. Как пункт списка.

– Тебе там понравится.

Рэд был чудесно, до боли искренен и рад за нее, без тени сомнения на лице. Он правда думал, что она это сделает. Уверенность, которую он носил, словно мантию, накрыла и ее тоже – так же надежно, как его куртка.

– Все в постоянном движении, – сказал он со смесью восхищения, теплоты и недоумения. – Кругом резкие линии. Там охренительно.

– Ты уже бывал там?

– О да! – Он кивнул – волосы упали ему на грудь, и Хлоя ощутила такой сильный порыв отвести их в сторону, что ей пришлось стиснуть свободную руку в кулак.

Конечно, будь она смелым человеком, она бы потянулась и сделала это. Рэд вот постоянно ее трогал. Но он-то был уверен в движениях, а она только училась быть уверенной в своих. Она задала новый вопрос:

– Ты там был, но в Музей современного искусства не попал?

Его добродушная улыбка стала натянутой:

– Я ездил со своей бывшей. Нам было не до этого.

Хлое стало интересно, не была ли эта бывшая блондинкой с фоток, которые она нагуглила, – той, с акульим взглядом. Прежде чем она придумала, как бы повежливее спросить – или как бы поненавязчивее вытащить самые глубокие и темные секреты прямо из его головы, – их прервали. Что, вероятно, было к лучшему, потому что мысленно Хлоя уже покупала фантастические сканеры мозга, как злодейка из супергеройского фильма.

В нескольких метрах от них, громко пыхтя и бросая на них кинжалоподобные взгляды, маячил высокий стройный мужчина в черной водолазке. Хлоя заметила, что немало людей косятся на них подозрительно или неодобрительно, но этого отдельно взятого типа было не так легко игнорировать. Рэд повернул к мужчине голову – очень медленно. Выражения его лица Хлоя не видела – только водопад волос. И конечно, реакцию мужчины на этот взгляд. То, как он побледнел и поспешил удалиться, будто увидел волка.

Рэд снова повернулся к ней, закатывая глаза:

– Ничего не меняется.

– Правда?

– Знаешь, – засмеялся он, – раньше я считал тебя снобом. Но когда дело доходит до подобных вещей, ты просто ничего не замечаешь, правда?

– Ты считал менякем? – Хлоя постаралась сделать вид, будто она в ужасе: – Я в шоке, и вообще. Поверить не могу, что ты считал меня снобом.

– Я тоже не могу. Ты просто милая маленькая отшельница, которая шипит, если ее вытащить на солнце.

Хлоя рассмеялась, потому что это было смешно, и почувствовала тепло, потому что это было сказано ласково. Но, как только ее веселье поутихло, она не смогла не отметить кое-что. Или, если точнее, незахотела.

– Я не совсем уж ничего не замечаю. Я черная, ты в курсе?

Рэд театрально округлил глаза:

– Черт, правда, что ли? И понятия не имел.

Она фыркнула.

– Конечно я в курсе, Хло. И я понимаю, что тебе приходится… – Он запнулся, будто не был уверен, как закончить предложение.

Что ее устраивало, потому что сама Хлоя в точности знала, что хотела сказатьона:

– Дело в том, Рэд, что… у некоторых из нас столько недостатков в глазах окружающих, что, если позволить себе обращать на это внимание, просто утонешь. Так что приходится фильтровать. Думаю, ты заметил, что я много фильтрую. И этот фильтр – не какой-то щит из денег, с которым я родилась. Это то, что я вынуждена делать самостоятельно. – Она пожала плечами. – И я говорю это не для того, чтобы сбросить со счетов ту разницу между нами, которая играет в мою пользу. Это просто объяснение.

Тот факт, что она вообще стала рассказывать ему об этом, уже предупреждал об опасности. Он свидетельствовал о том, что, возможно, Рэд ей чуточку небезразличен. Но, если повезет, он этого не осознает.

Рэд снова положил ладонь ей на плечо и стоял так, пока она не посмотрела ему в глаза. Выражение его лица было… неожиданным. Покаянным, мягким, слегка веселым. Последнее Хлоя поняла, когда он с ухмылкой сказал:

– Я осел, не так ли?

– Не совсем, но я чувствую, что должна воспользоваться возможностью назвать тебя так.

Он тихо хмыкнул:

– Справедливо. Хлоя, тебе не нужно мне ничего объяснять. Я бы даже сказал, скорее наоборот. Хотя я благодарен тебе за это. Слушай… – Его голос изменился, став слегка неуверенным: – У меня есть, э-э, определенный опыт. В том, что касается людей из другого класса. И мысленно я постоянно примеряю его на тебя. Прости меня. Я перестану.

Прости.Рэд ведь не сделал ничего плохого. Пробудил в ней слегка негативные чувства – вызвал их своими сделанными на ровном месте выводами. Не то чтобы эти чувства были неважны, но другие вряд ли восприняли бы их всерьез. А он стоял и смотрел на нее с настоящим раскаянием. Что-то внутри Хлои размягчилось, как теплое масло.

Она подняла подбородок и постаралась, чтобы слова прозвучали максимально бодро:

– Полагаю, я простила тебя.

Он рассмеялся:

– В конце концов, ты же не виновата, что ты такая принцесса.

– А ты не виноват, что пребываешь в постоянном косноязычном восторге перед моей утонченностью.

Он фыркнул, поперхнулся, а потом они оба зашлись хихиканьем, как шальные дети. Хлоя почти забыла, что они стоят посреди галереи, пока чей-то интеллигентный баритон не прервал их веселье:

– Рэд. Вижу, ты, как всегда, очаровываешь леди.

Фыркающий обладатель водолазки вернулся в обществе мужчины, который и подал голос. Ему было около сорока или пятидесяти – темная кожа, классическая красота, складки на брюках наутюжены до такой остроты, что детям и водяным матрасам стоило бы держаться подальше. Его улыбка сияла белизной, глаза блестели, а его явное удовольствие при виде Рэда вызывало у Водолазки тахикардию.

– Джулиан, – возмущенно выплюнул Водолазка. – Вот теличности, о которых я тебе говорил. Я вполне уверен, что они не гости…

– Уйди, Том.

Водолазка Том моргнул.

–Что ж…– зловеще протянул он.

Его аж потряхивало от возмущения. Но всем было наплевать, и он ринулся прочь.

– Рэдфорд Морган, – расплылся в улыбке Джулиан – Джулиан Бишоп, владелец галереи, догадалась Хлоя. Интересно… – Ты ни капли не изменился. Я знаю, в глубине души тебе нравится нервировать моих гостей.

– Ой, да иди ты, – радостно сказал Рэд и стиснул Джулиана в объятиях. Все вокруг резко вдохнули – гости явно ожидали, что Рэд пырнет Джулиана ножом, или застрелит его, или, возможно, вцепится ему в горло зубами. Когда же не произошло ничего страшного – не считая того, что Джулиан засмеялся и обнял Рэда в ответ, – интерес окружающих к ним постепенно пошел на убыль.

Мужчины похлопали друг друга по спинам и обменялись оскорблениями:

– Я услышал, что ты пришел. Точнее, услышалтебя– как ты топаешь в этих своих великанских ботинках.

– Прости, не все же могут ужаться до карманного размера. Хотелось бы мне быть таким же мелким, как ты, но…

Джулиан, который был всего на два дюйма ниже него, закатил глаза:

– Как твоя матушка?

– Как всегда. Что с ней сделается? – Голос Рэда, всегда теплый, стал напоминать одеяло у камина зимним вечером.

Он любил мать. Хлое, наверное, стоило догадаться об этом по татуировке у него на пальцах, но теперь она услышала, как он говорит о ней, и простопоняла.

– Как твой отец?

– Все так же. Неисправим. Где ты был?

– Видимо, от тебя бегал.

– Так я и подумал.

Они отошли друг от друга, и Джулиан посерьезнел.

– Да ладно, – сказал Рэд. – Я был занят.

Его непринужденное очарование стало еще мощнее, улыбка, как всегда, оставалась несуетливой и уверенной, а крупное тело – расслабленным, как у человека, которому комфортно в собственной шкуре. Вот только Хлоя в кои-то веки ему не верила. В кои-то веки ей казалось, что Рэд притворяется. Она была совершенно уверена, что он испытывает тотальный дискомфорт. Она вспомнила, как он молча нервничал у себя в квартире, когда вручил ей свою картину, притворившись, будто не раскрывает в этот миг свою душу нараспашку.

Она знала, что Рэд исчез из мира искусства примерно полтора года назад. Теперь в ее голове медленным и тяжелым колокольным звоном гудел вопрос: «Что такого случилось полтора года назад, что он стал таким?»

– Хмм. Представишь меня своей подруге? – спросил Джулиан, бросая на Хлою острый взгляд.

Такие глаза надо прикрывать. Иначе не миновать дорожных происшествий.

– Это Хлоя, – сказал Рэд. – Хло, Джулиан.

Она кивнула:

– Здравствуйте.

– И вы, – промурлыкал Джулиан, беря ее руку.

Он не пожал ее. Он ее поцеловал. Губы у него были твердые, а поцелуй оказался легким. Хлое не захотелось отвесить ему за это пощечину, но и порыва немедленно взобраться на него, как на дерево, у нее не возникло. Так что руку она вырывать не стала.

Рэд, казалось, не одобрял этого, и посмотрел на друга с прищуром.

– Отвянь-ка от нее, – потребовал он и положил руку Хлое на плечи.

– Почему это? – ухмыльнулся Джулиан.

– Она леди, и ей не нравятся мутные арт-дилеры. Правда, Хлоя?

Хлоя ответила очень серьезно:

– Я стараюсь не судить людей.

– Бред собачий, – сказал Рэд. – Она просто вежливая. На самом деле она думает, что ты надоедливый и глаза у тебя слишком маленькие. Скажи ему, Хлоя.

– У вас прелестные глаза, – сообщила та Джулиану, и вполне искренне.

– Говорю же, настоящая леди. Оскорбить тебя в лицо она не может, но думает именно так. Неважно, мы торопимся. Я просто заскочил на минутку. Нам пора.

Джулиан фыркнул:

– Так скоро?

– У нас романтический вечер в «Макдоналдсе». Не хочу опоздать. Без регулярного поступления углеводов она звереет.

Ну, технически это правда.

– Подожди минутку, – сказал Джулиан и вытащил гладкую, как шелк, визитку. – Поскольку ты, очевидно, потерял мой номер…

С несколько виноватым видом Рэд сунул блестящий прямоугольник в карман:

– Да, прости за это, приятель. Я тебя наберу.

– Необязательно звонить по рабочим вопросам. Я просто хочу знать, как у тебя дела.

Рэд сделал паузу, потом повторил:

– Я тебя наберу.

Потому что в первый раз это не было правдой.

Он обнял Джулиана одной рукой, потом поймал Хлою за ладонь и вывел ее из зала так же, как привел: слишком целеустремленно, чтобы этому сопротивляться. По пути к выходу они миновали Водолазку Тома, и Рэд буквально рыкнул на беднягу. Рыкнул! Хлоя попыталась не приходить в восторг, но у нее не вышло.

Они вывалились на свежий ночной воздух, но Рэд так и не выпустил ее ладонь.

– Значит, – сказала Хлоя, – ты знаком с хозяином.

Рэд пожал массивными плечами и ответил просто – в каждом его слове сквозила какая-то сдерживаемая энергия, названия которой Хлоя не знала:

– Раньше я постоянно тут торчал, осматривался, гадал, как все это устроено. У меня не было никого, кто мог бы мне рассказать. А потом появился его отец – разговаривали мы с Джулианом Бишопом Вторым. Его отец – Первый. Однажды он спросил, есть ли у меня вопросы. Здорово мне помог.

– Это очень мило, – пробормотала Хлоя, пока они брели прочь по мощеному проулку.

Впереди сияли в темноте, как драгоценности, огни города. Дождь превратился во влагу, висящую в воздухе, и от ее прохладного сырого запаха в голове у Хлои окончательно прояснилось. Но даже без помощи алкоголя она чувствовала себя храброй. Забавно.

– Джулиан-младший показался мне довольно славным.

– Он придурок, – пробурчал Рэд. – Руку, блин, тебе поцеловал.

– А почему он не должен был целовать мне руку? – поинтересовалась Хлоя, поскольку была жадным до внимания маленьким чудовищем, радостно выискивающим любые свидетельства ревности.

Рэд фыркнул, выпустив в холодный воздух белое облачко дыхания.

– Когда я впервые пожал тебе руку, – сказал он, – ты отреагировала так, будто я ударил тебя током.

А… Так он заметил. Что ж, скрытность никогда не была ее сильной стороной.

– Примерно это я и почувствовала, – признала Хлоя.

Рэд повернулся к ней. Его лицо находилось в тени, большая часть тусклого света падала ему на волосы, от чего глаза разглядеть было трудно. Но Хлоя почувствовала, что его взгляд прожигает ее, пригвоздив к месту:

– Вот, значит, как?

– Не пойми неправильно, – быстро сказала Хлоя.

Рэду очень хотелось бы взять и понять это уже, наконец,правильно. Так же, как внезапно захотелось взять ее – и отнести в постель. Между ними всю ночь искрила энергия, слишком мощная, чтобы ее игнорировать, – похоть и химия, пьянящие в сочетании с нежным новорожденным доверием.

Он был почти уверен, что Хлоя хотела его так же, как он хотел ее, но это не означало, что она собиралась по этому поводу что-то предпринимать. Совершенно точно не собиралась: она то и дело давала это понять. И он не станет настаивать. Не будет одним из таких парней. Так что он пропустил ее замечание мимо ушей, сменил тему, не попадаясь на крючок, который она закинула, сама того не подозревая.

Прочистив горло, он спросил:

– Ты еще пьяна? – потому что она больше не шаталась и потому, что это была самая несексуальная тема, которая пришла ему в голову.

Хлоя мельком улыбнулась ему, одновременно благодарно и смущенно, а потом наклонила голову, будто прислушиваясь к себе:

– Нет, не думаю.

– Хорошо.

Когда они вышли из проулка, он потянул ее в сторону первого попавшегося памятника неизвестно чему, приткнувшегося возле старого собора:

– Хочешь посидеть, перед тем как пойдем обратно?

Рэд понятия не имел, сколько времени она могла провести на ногах без дискомфорта, но хотел немного поговорить, и из головы у него не шел стульчик на ее кухне. Выглядела она бодрой, но, с другой стороны, она всегда выглядела бодрой… и одновременно всегда испытывала боль. Когда дело касалось заботы о Хлое, ее милому личику доверять было нельзя.

Она тут же сделалась подозрительной, будто предложение посидеть рядом с местным памятником было частью какого-то коварного плана:

– На ступеньках?

– Ох, прости. Я на секунду забыл, какая ты утонченная. – Он говорил без сарказма.

– Вообще-то, отвращение к тому, чтобы сидеть на земле, я преодолела спустя пару лет после того, как заболела. Обстоятельства вынуждают, и так далее. Э-э… ты не возражаешь?

Рэд подавил желание нахмуриться – не из-за нее, а из-за того человека, который внушил ей, будто посидеть на улице с другом – означает потребовать от него какой-то непомерной жертвы, будто это не обычное дело, которым занимаются все.

– Нет, Хлоя. Я не возражаю.

Но тут он вспомнил, как хреново обходились с ней ее старые друзья. Как хреново, видимо, обходились с ней многие люди – судя по тому, как она иногда себя вела. В конце концов, он видел, как люди относятся к его матери из-за ее диабета. Как будто проблемы со здоровьем – это преступление, или надувательство, или проявление саможалости.

Признавала она это или нет, но что Хлое было по-настоящему нужно – так это приличный, мать его, друг. И чего Рэду по-настоящему хотелось настолько сильно, что он удивлялся сам себе, – так это дать ей то, в чем она нуждается. Всю ту доброту, которую она имеет право принимать как должное. Заставлять ее улыбаться, смеяться и чувствовать себя собой.

Так, как она делала это для него.

Они сели, и весь мир как будто замедлился, стал тише, отошел на задний план. Эта сторона памятника была обращена к узкой мощеной улице – не совсем проулок, но освещена так же плохо. Позади них был церковный двор, а дальше – старые галереи юстиции. Днем на этой улице было бы полно приехавших на экскурсию школьников и повернутых на истории туристов, но сейчас здесь царила тишина. Они были одни в самом центре города, напоминающем сердце, бьющееся непонятно для кого.

Хлоя тихо сказала:

– Думаю, Джулиан взял бы твои картины на выставку.

Рэд пожал плечами. Отбросил волосы с глаз. Постучал пальцами по бедру. Джинсы опять начали протираться на коленке.

– Ты не согласен? – спросила она.

– Нет. – «Т» прозвучало как выстрел. Рэд вздохнул себе под нос и постарался, чтобы голос звучал не так жалко и оборонительно: – Просто я… не думаю, что хочу этого.

На ее блестящих ботиночках были шнурки, обхватывающие щиколотки. Рэд наблюдал, как бантики подпрыгивают вверх-вниз, когда Хлоя задумчиво покачивает ногами. Потом она сказала, медленно, но уверенно:

– Ты вообще не хочешь, чтобы тебя брали на выставку. Не хочешь висеть в галереях и музеях, ведь так?

Услышать то, как она сказала это, было настоящим облегчением – словно выдохнуть, после того как несколько месяцев задерживал дыхание. В голосе Хлои вовсе не звучало недоверия – она не думала, что ему это не по силам. Только тихий интерес, будто она признавала, что он может делать все по-своему.

И Рэд тоже поверил, что может все делать по-своему. Это осознание пьянило.

– Я независимый художник, – сказал он со слабой улыбкой. – Ты сделаешь мне интернет-магазин. Буду работать с арт-коллективами и всякое такое. Мне не нужны галереи вроде Джулиановой.

– Больше не нужны, – прибавила Хлоя.

Если бы она прямо сейчас спросила его о прошлом, он рассказал бы все. Слова так и просились с языка. Она рассказала ему о своем – о списке, и о женихе, и о фильтрах. Теперь пришла его очередь. И он был даже не против, потому что Хлоя казалась ему тем человеком, с которым можно поделиться абсолютно всем.

Хотелось бы ему, чтобы она не считала себя скучной.

– Ты пропал, – прошептала она. – Ты пропал, и картины твои изменились, и ты больше не хочешь того, что хотел раньше.

Рэд кивнул.

– И пишешь ты только ночами, кажется.

Он оцепенел раньше нее. Понял, в чем она только что призналась, – еще до того, как она сама поняла. Через мгновение Хлоя застыла, кинула на него нервный взгляд и начала заикаться:

– Эм… а…

Тут ему следовало спросить: «Откуда ты знаешь, что я пишу только ночами?» В конце концов, он только что был в опасной близости от того, чтобы показать ей все свои тайные шрамы. Он должен до смерти хотеть сменить тему. Но вместо этого он до смерти хотел…

Хлоя сделала вдох, села прямо и сказала:

– Я должна кое в чем признаться.

Голос у нее был тихий и нерешительный. Рэд нащупал ее ладонь, лежащую на холодном камне, и переплел их пальцы. Он никогда особенно не любил держаться за руки, но с Хлоей это казалось естественным – или необходимым. Как якорь.

– Ладно, – сказал он, будто еще не был в курсе. – Признавайся.

– Не знаю, стоит ли. Нет – я должна. Особенно потому, что мы друзья. Так ты говорил, правда, Рэд?

– Да. Мы друзья.

Хотя раньше ему никогда не хотелось поцеловать запястья своего друга, только чтобы почувствовать чужой пульс под своими губами. К примеру. Но да, друзья.

– Хорошо. – Хлоя как-то нервно улыбнулась. – Так вот, ты знаешь, что тот список, который я тебе показала, он… отцензурен, пожалуй. И там есть один пункт, ты его не видел, который, эм, ты уже помог мне вычеркнуть.

Рэд приподнял брови. Все шло не совсем туда, куда он ожидал:

– И?

– Я хотела сделать что-нибудь плохое. – Голос у нее был такой, словно ее пытали.

Он обнаружил, что улыбается:

– Ага?

– Так что я… ну, я… О, господи!

– Просто скажи прямо, Хло. Ты меня убиваешь.

И она сказала прямо.

– Возможнокажетсяянемножечкоподсматривалазатобойкакбычерезокно?

Он моргнул:

– Что?

– Яподсматривалаза тобой. – В этот раз ее голос прозвучал яснее, поскольку немного напоминал вопль банши. – Какненормальная. Ну то есть в первый раз это вышло случайно, а потом я делала так еще всего два раза, но это было на два раза больше, чем следовало, а ты былпо сутиголый, – но делала я это не поэтому…

– Так почему ты это делала?

Она прикусила губу, слегка округлив глаза. Вероятно, потому, что он спросил так, будто это был вопрос жизни и смерти. Рэд затаил дыхание, гадая, не испортит ли ее ответ что-нибудь. Не испортит ли все?

Не испортил.

– Я смотрела, потому что… когда ты рисуешь, – тихо сказала Хлоя, – ты кажешься таким живым. Это затягивало. Это было все равно что оживать самой.

Что-то в груди Рэда как будто… коротнуло. По его телу разлилось удовольствие, как по холодным рукам разливается тепло от огня: медленно, интенсивно и так резко, что ты не до конца уверен, не больно ли тебе, – но не возражаешь в любом случае. Он не осознавал, что молча таращится на нее, пока она не взмолилась:

– Боже мой, скажи что-нибудь.

От переживаний в ее голосе у Рэда сжалось сердце.

– Ничего страшного, – быстро сказал он. – Я уже знал.

У нее отвисла челюсть:

– Прошу прощения?

– Насчет того, что ты подглядывала, в смысле, – уточнил Рэд. – Не насчет, э-э… оживания. – Говоря это, он улыбался.

Хлоя подобрала челюсть и уставилась на свои колени:

– Не стоило мне этого говорить. И откуда ты узнал?

У нее хватило наглости придать голосу оттенок раздражения, и это отчего-то ему понравилось. На деле, ему многое в ней нравилось – в ней, с ее яркостью синего летнего неба, настолько ослепительного, что почти что хотелось отвести взгляд.

– Простое правило, – ответил Рэд. – Если ты видишь кого-то, этот кто-то, скорее всего, видит тебя.

– Но… – беспомощно пролепетала она. – Было же темно!

– У тебя горел свет. У меня горел свет. Ты знакома с принципом работы окон?

– Ой, да заткнись! – С Хлои разом схлынуло все возмущение. – Мне жаль. Мне правда,правдажаль. Ты должен меня ненавидеть.

Рэд ожидал худшего. Думал, что причины, по которым она это делала, утащат его обратно во тьму: что она использовала его для собственного развлечения, может, наблюдала за ним как за животным в зоопарке. Но это оказалось не так. Такого объяснения он совершенно не ждал. Оно было… приятным, будто Хлоя на мгновение дотронулась до его сердца. И на самом деле ему было плевать, кто смотрит, пока он рисует, – поэтому он и рисовал перед гребаным окном.

Но, учитывая все обстоятельства, он решил, что Хлоя самую чуточку привирает:

– Не то чтобы я не верил твоему лестному объяснению, но ты уверена, что не смотрела хотя быотчастипотому, что я был полуголый?

Она ахнула:

– Конечно нет. Возмутительно! Как можно такое подумать. Я не извращенка, знаешь ли!

– Тогда почему чувствуешь себя виноватой?

Ее хорошенькие пухлые губы превратились в идеальную «о». Уже так стемнело, что Рэд едва мог ее видеть, но полосы оранжевого света фонарей падали ей на щеку, отражались от очков, освещали ее поблескивающие, обтянутые юбкой колени. Может, он должен был воспринять это как какой-то знак. Может, Вселенная намекала ему поцеловать ее, снять с нее очки и задрать юбку.

Ага, точно. На чем они буквально только что сошлись? Что они друзья. Д Р У З Ь Я.

Но потом Хлоя поджала губы, вздохнула и сказала с таким видом, будто исповедовалась:

– Наверное, ты прав.

Рэд замер. Прочистил горло, потому что оно внезапно стало жестче наждачки:

– Прав насчет чего?

Она уставилась на него так, будто он был туповат:

– Ты же знаешь, как ты выглядишь.

«Ты же знаешь, как ты выглядишь». Из уст Хлои это было все равно что долбаная ода его физической привлекательности. А теперь она смотрела на него, прищурившись и вскинув подбородок, будто призывая его возразить.

Возражал Рэд против одного-единственного факта: они не касались друг друга. Так что он перестал сдерживаться и дотронулся свободной ладонью до ее щеки, ее охренительно красивого лица. Она резко вдохнула, прикусила нижнюю губу, и Рэд замер на грани возможной ошибки. Будет ли она жалеть об этом после сегодняшней ночи? Будет ли смотреть на него как на сорвавшийся план, как на то, что она не может контролировать и с чем не хочет иметь ничего общего? Оставит ли она его и все то прекрасное, что начало между ними расцветать?

Он не мог этого допустить. Но и этот момент упустить он не мог.

– Я хочу спросить тебя кое о чем, – тихо сказал Рэд, вглядываясь в ее лицо, – галочка между бровей, жар во взгляде, уязвимая розовость рта за приоткрытыми губами. Он жаждал этот рот. Жаждал эту уязвимость. – Я хочу спросить тебя и хочу, чтобы ты ни о чем не волновалась. Ни об одной гребаной вещи, Хло. Мы друзья. Необязательно все усложнять. Я не собираюсь все усложнять. Ладно?

Он услышал, как у нее слегка перехватило дыхание, когда она кивнула.

– Ладно, – тихо ответила она. – Ладно. Спрашивай.

– Хочешь, чтобы я снова заставил тебя стонать?

Ее ответ был офигительно приятным:

– Да, пожалуйста.

Глава четырнадцатая

Хлоя думала, он ее поцелует. Он ее укусил.

Кончик его носа столкнулся с ее, его большая ладонь коснулась ее щеки, а его зубы зацепили ее нижнюю губу. Мягко и медленно. И слегка потянули. Это потягивание отдалось расплавленным удовольствием прямо между ног. Рэд снова укусил, уже сильнее, и возбуждение прокатилось по ее коже. Соски напряглись, будто пытались привлечь его внимание, как пара бесстыжих распутниц. Хлоя это одобрила. Новые укусы – везде. Очевидно, телепатия не была его сильной стороной, потому что Рэд не сорвал с нее одежду и не начал пожирать ее – по груди за раз: вместо этого он лизнул ее губу. Он высунул язык, чтобы успокоить оставленное укусами покалывание, вот только это не сработало. Это превратило покалывание в искры, в электрический ток, в разряд молнии. Хлоя застонала.

Рэд отстранился – медленно, очень медленно.

– Вот так, – прошептал он.

– Еще, – потребовала она.

– Знаешь, что я сделал бы с тобой, если бы мы были в моей кровати? – Его хриплый голос был полон сладостно-горькой жажды: – Целовал бы тебя до тех пор, пока не перестал чувствовать своего собственного вкуса. Только фруктовый чай и твои губы. Коснулся бы каждого дюйма твоего тела. Ты такая мягкая, Хло. – Он провел большим пальцем по ее коже: – Как ты этого добиваешься? – Его голос надломился, будто, пользуясь увлажняющим кремом после душа, она разрушила ему жизнь. Он покачал головой и рассмеялся – очевидно, сам над собой. – Я бы заставил тебя кричать. Тебе же это нравится, правда? Когда все слишком остро. Когда тебе слишком хорошо.

Хлоя ошиблась насчет отсутствия у него телепатии. Мысли он читал отменно.

– Возможно. Иногда.

Он замычал. Большой палец, поглаживающий ее по щеке, скользнул ниже, приоткрывая губы. Она укусила его. Рэд сглотнул с таким усилием, что она услышала. Хлоя втянула его палец в рот. Рэд снова промычал что-то. А потом все испортил:

– Скажи, почему ты остановила меня. В прошлый раз.

Она замялась, неуверенность вытеснила большую часть удовольствия. Она не могла ему рассказать – не открыв о себе слишком многое. Что ей ему ответить? Что он уже нравится ей слишком сильно? Что с ним легко быть откровенной, честной и слабой – и это очень приятно, но делает ее очень уязвимой?

Хлоя не хотела заводить этот разговор, признавать, как беспокоилась тогда или как слишком сильно желала его, чтобы беспокоиться сейчас. Она видела, как легко будет влюбиться в этого человека. Она видела призраки всех чувств, которые могут у нее возникнуть, как предвестия. И видела, как он бросает эти чувства ей в лицо – как с ней поступали всегда.

Ее тело было достаточно уязвимым и без того, чтобы сердце следовало его примеру.

Так что она мягко напомнила ему:

– Ты сказал, что не собираешься все усложнять.

Пожалуйста, не усложняй. Я ужасно хочу коснуться тебя губами.

Рэд одарил ее печальной улыбкой и пробормотал:

– Сказал, не так ли?

– Ваши правила, мистер Морган. Пожалуйста, придерживайтесь их.

Как она и надеялась, от ее бодрого, насмешливого тона его улыбка сделалась шире:

– Заткнись! Иди сюда.

Ее желудок рухнул куда-то вниз, когда Рэд приподнял ее, а потом усадил между своих бедер. Ее спина прижалась к его груди. Он прислонился к каменному столбу памятника, который они совершенно точно не собирались вот-вот осквернить.

Сидя позади нее, Рэд прошептал ей на ухо:

– Тебе удобно?

От его дыхания по коже побежали мурашки. Хлоя почувствовала, как голос рокочет в его груди, и от этого вниз по спине заструилось удовольствие.

– Да, – выдохнула она.

– Холодно?

– Нет.

Потому что Рэд обнял ее, заслоняя от ночного воздуха своим большим теплым телом. И потому, что все, что она в этот момент чувствовала, была болезненная смесь удовольствия и отчаяния.

– Хорошо, – сказал он. Его губы коснулись того места, где под кожей сумасшедше бился пульс: – Давай сыграем в «Я хочу».

Хлоя прислонилась к нему и положила руки на его мощные предплечья, словно не желая, чтобы он ее отпускал.

– «Я хочу»? В духе – я хочу провести языком по татуировкам на твоей груди?

Из его рта вырвался протяжный выдох:

– Да-а-а! В таком духе.

Тот факт, что его возбудило что-то такое простое, как ее слова, придал ей смелости. Безрассудства. Для женщины вроде нее – даже бесшабашности.

– В духе… – Она задумалась на мгновение, перебирая фантазии, в которых не признавалась до конца даже самой себе: – Я хочу лежать голой с тобой рядом, чтобы узнать, каково это – когда твоя кожа касается моей.

– У тебя хорошо получается. – Рэд поерзал.

Основанием позвоночника Хлоя ощутила твердость его эрекции.

– Я хочу увидеть твой член, – выпалила она и прикусила губу.

Рэд застонал. Прижался лицом к ее затылку:

– Моя очередь.

– Скажи мне.

– Я хочу увидетьтебя. Прямо здесь, в этом свете. Я хочу увидеть, как ты выглядишь, когда возбуждена настолько, что почти дрожишь.

Хлоя осознала, что он прав; она действительно дрожит.

– Ох!

– Я хочу сунуть руку тебе под юбку и почувствовать, какая ты горячая. Но я могу поспорить, ты не позволишь мне сделать этого на улице.

Хлоя втянула глоток холодного воздуха, чтобы потушить пожар внутри.

– Конечно нет, – соврала она.

– Я хочу узнать, насколько ты мокрая.

– Очень, – прошептала она.

Он накрыл своей ладонью ее и переплел их пальцы.

– Тогда потрогай себя сама, если мне нельзя.Этоты сможешь сделать на улице?

Когда она запустила руку себе под юбку, его рука последовала за ней. Но ей не пришлось долго указывать ему путь. Рэд перехватил инициативу, будто не мог сдержаться, – с твердой, непринужденной силой. Он медленно провел кончиками их переплетенных пальцев по внутренней стороне ее бедра. Хлоя подавила резкий вдох.

– Это нечестно, – выдохнула она.

– Да ну, – тихо ответил он. – Разве это не то, что называют креативным решением проблем?

Хлоя не смогла ничего ответить. У нее не осталось кислорода: гипнотические круги, которые он выводил на ее коже, совершенно лишали ее дыхания. В венах стало слишком много крови, клитор пульсировал от желания. Низ живота напрягся и вибрировал, тело стало жестким, каждый мускул туго натянулся. Хлоя была на грани перегрузки – самой приятной на свете.

Слух уловил неровный цокот каблуков. Радостные возгласы, слишком громкая болтовня: мимо по улице шла, спотыкаясь, компания пьяных женщин. Подруги, наверное, выбрались развеяться. В любой другой день Хлоя почувствовала бы укол зависти: раздражение на саму себя, что запрещала себе подобное, злость на мир, что он отвернулся от нее. Однако сегодня она испытала лишь досаду, потому что Рэд перестал рисовать на ее бедре медленные, вызывающие зависимость круги.

Она попыталась заставить его руку продолжить движение, и он рассмеялся:

– Ты всегда удивляешь меня, Хлоя.

– Они нас не видят.

– Какая ты сегодня плохая. – Голос у него был совсем хриплый. – Даже не знаю, почему я пытаюсь вести себя прилично.

– Так перестань пытаться. – Она устала притворяться скромной.

Рэд поймал мочку ее уха зубами, и Хлою пронзило чувственностью:

– Хорошо.

Грубые, коварные слова. Словно щелкнули выключателем. Его рука под юбкой выпустила ее руку. Без нее он был смелее. Стиснул ее бедро и прошептал – горячее дыхание на щеке:

– Я хочу раздвигать тебе ноги вот так, когда войду в тебя.

Хлоя закрыла глаза и представила это: как он нависает над ней, разводя ее ноги, погружаясь в нее глубже и глубже. Она заскулила, и этот звук как будто подстегнул его. Он прижал ладонь к ее киске, властно схватив ее через белье, и по ним одновременно прокатился одинаковый стон.

– Ты насквозь мокрая. Черт, ты… Хлоя…

– Пожалуйста, – выдохнула она, приподнимая бедра. – Пожалуйста.

Основание его ладони мучительно приятно давило на ее набухший клитор. Откуда он знал, где ее касаться, как ее касаться? Он – явно какой-то вульвомаг. Когда он подцепил пальцем край ее трусиков, ей захотелось закричать. Она с силой закусила губу. Вздрогнула, стараясь смолчать.

Предположительно чувствительность у Хлои была выше, чем у других. Хронические боли буквально преобразуют мозг до тех пор, пока ты не начнешь осознавать собственное тело сильнее, чем следует, пока не станешь чувствовать боль ярче, чем здоровый человек. Замкнутый круг. Только теперь Хлоя видела потенциальное преимущество: она и удовольствие должна чувствовать сильнее, чем нормальные люди.Должна.Потому что нормальной ситуация явно не была. Легкие свело, в ушах звенит, сердце трепыхается, вместо того чтобы биться, а киска влажная и припухлая – это не может быть обычным.

Но и Рэд тоже дрожал, тяжело дыша: его тело за ее спиной было напряженным. Так что, возможно, для общения с ним происходящее вполне обычно. Может, такова суть их отношений.

Он стиснул ее сильной рукой, будто стараясь удержать на месте, уберечь от всплеска желания, от которого ее организм угрожает вот-вот закоротить. Но Рэд был не в силах этому препятствовать, потому что сам же был тому причиной. С уверенностью, от которой замирало сердце, он раздвинул ее влажные складочки, открывая ее так, словно она принадлежала ему. Погрузил в нее палец и прорычал:

– Блин, я сейчас с ума сойду! Поцелуй меня. Нет. Не целуй. А то точно сойду.

Хлоя извернулась, откинула голову назад и прихватила губами его нижнюю губу. Ей хотелось проглотить его. Это был не совсем поцелуй, так? Рэд застонал и нащупал скользкими от ее возбуждения пальцами ноющий клитор. Он касался ее легко, почти не надавливая, – одни электрические импульсы. Она резко подалась бедрами ему навстречу, но он продолжил едва ощутимо водить пальцем вокруг набухшего бугорка, пока ее не опьянило удовольствие, пока дыхание не перехватило от желания.

Рэд оторвал свои губы от ее и припал к линии ее челюсти, горла. Его обычное спокойствие разбилось вдребезги, и заостренные осколки опасно поблескивали в тусклом свете.

– Повернись. Покажи мне свою грудь. Пожалуйста.

Хлое хотелось этого. Ужасно хотелось.В когоона превратилась? Очевидно, в такую женщину, которую волнуют грубые приказы и которая окончательно тает, когда за ними следуют грубые действия. Хлоя повернулась, встав на колени между его ног. Он непонятным образом продолжал ласкать ее, не прекращая эту восхитительную пытку. Дрожащими руками она распахнула одолженную у него куртку и спустила вниз переднюю часть платья. Рэд заурчал, а потом наклонил голову и зубами стащил вниз одну чашечку бесплотного лифчика.

На мгновение тугой сосок похолодило ночным воздухом, а потом накрыло теплым влажным ртом – приятный контраст, почти боль, которой Хлоя страстно желала. Разве не странно желать боли? Но эта боль была иного рода. Эта боль была хороша.

А потом она исчезла, и ей на смену пришли щупальца чистого наслаждения, с каждым новым ленивым движением языка все крепче обвивавшие ее конечности. Рэд посасывал ее грудь, ласкал ее клитор, и глубоко внутри нее зарождался тот исступленный трепет, дававший понять: она вот-вот кончит. Хлоя запустила пальцы ему в волосы – волосы, на вид напоминавшие огонь, а на ощупь – прохладный шелк.

– Продол…

Она не договорила, но он понял и так. И продолжил. А потом еще.

К счастью для них обоих, Хлоя всегда кончала тихо. Ей не хватило кислорода, чтобы вскрикнуть: вопли, нараставшие в груди, вышли наружу отчаянными вздохами. Ее тело затопила волна удовольствия, и она откинула голову назад. Рэд мягко прикусил ее сосок и в последний раз коснулся клитора, а потом хмыкнул в ответ на сдавленный звук протеста. К тому времени, как ее сердце перестало, как сумасшедшее, биться о грудную клетку, он уже возвращал на место ее трусики и натягивал бюстгальтер ей на грудь.

– Давай-ка, – тихо сказал Рэд, поправляя ей платье. – Ты замерзла.

Он застегнул на ней куртку, легонько стукнул по носу и помог подняться.

Замерзла ли она? Хлоя этого не заметила, но, видимо, так оно и было. Она была без перчаток. Нехорошо, когда пальцы коченеют.

Когда они спустились со ступенек и вышли на свет, взгляд Хлои зацепился за бугор, который встопорщился у него под джинсами. Это тоже явно было нехорошо. Перед оргазмом возбуждение придало ей смелости, но теперь слова приходилось выдавливать:

– Эм, Рэд… Мне кажется… ну, то есть очевидно, ты не… и если ты…

– Хлоя, милая. Пожалуйста, не говори, что хочешь мне помочь. Я изо всех сил стараюсь сдержаться и не трахнуть тебя в каком-нибудь проулке.

Хлоя прикусила губу и позволила ему взять себя за руку и повести к ближайшей стоянке такси. Висящий в воздухе туман охладил ее разгоряченные щеки, заставляя стекла очков запотеть.

Шагал Рэд широко, и Хлоя начинала чувствовать усталость, но ничего не говорила, потому что слишком была занята самокопанием. Воспоминаниями. Ощущением того, как внутри пульсирует, словно эхо, удовольствие. Беспокойством, как всегда, потому что Рэд казался ей до боли близким, но она не думала, что он чувствует то же. В конце концов, это он сказал, что не собирается все усложнять.

Когда он прошептал эти слова, Хлое искренне казалось, что она не против. Но, очевидно, развратный демон внутри нее лгал, чтобы получить желаемое. Потому что теперь она кончила и тут же опять почувствовала, как надвигаются сложности – сложности и опасная привязанность.

Тц-тц-тц, развратный демон. Так нечестно.

Они почти дошли до стоянки, когда Рэд осознал, что она отстает.

– Прости.

– Ничего.

– Ты устала? Я могу…

– Я впорядке, – рявкнула Хлоя.

Она была не в порядке, но с быстрой ходьбой это не имело ничего общего.

Рэд кинул на нее подозрительный взгляд. Он был прекрасен. Ей захотелось его поцеловать. Технически они так и не поцеловались, и Хлоя знала, почему избегает этого: она боялась, что Рэд распробует все, что она чувствует, на ее языке. Потому что она бросалась головой вперед в связь, которая с его стороны, скорее всего, окажется не такой уж глубокой.

Она задумалась, почему он не поцеловал ее.

Он подошел поближе, обхватывая ее лицо ладонями.

– Эй, Пуговичка, – тихо сказал он. – Что не так?

Ее дыхание сбилось, будто она могла вот-вот расплакаться, чего Хлоя совершенно не собиралась делать. Вместо этого она собиралась глубоко вдохнуть и спокойно сказать ему, что им нужно забыть об этой ночи, потому что у нее и без того в голове бардак. Что он должен перестать касаться ее так, будто она – великая драгоценность. Что он совершенно замечательный, честно, и именно поэтому больше никогда не должен дотрагиваться до нее, или называть Пуговичкой, или даже улыбаться ей. Его улыбка очень красива, красива настолько, что может пробудить в ней опрометчивые чувства, которые обязательно закончатся плохо: лучше перестраховаться, чем потом раскаиваться.

Хлоя всегда предпочитала перестраховываться, чем раскаиваться. Предпочитала, чтобы ее оставляли в покое, а не просто оставляли.

Но, не успела она сказать хоть что-нибудь, все на бешеной скорости покатилось в тартарары.

– Это не моя ли Хлоя? – Вопрос зазвенел в воздухе, немного невнятный и более чем слегка недоверчивый.

Хлоя оцепенела. Ох, бога ради, только не это!

–Хлоя!– повторил голос, теперь безошибочно узнаваемый.

Катастрофа случилась. Близился конец света. Хлое уже хотелось провалиться под землю. Она резко отстранилась от Рэда, и его ладони упали с ее щек, но это совершенно не спасло ситуацию. Мужчина, пытавшийся завязать с ней роман без обязательств, вот-вот должен был столкнуться с одной из ее чокнутых родственниц. Потому что мужчины ведь обожают знакомиться с родней женщин, которых только что довели до оргазма посреди улицы. Простообожают. Это всем известно.

– Дорогая! Это же я!

Хлоя повернулась:

– Да, тетя Мэри. Я вижу.

– Ну не будь такойугрюмой! – Тетя Мэри сияла. – Я так рада, что ты гуляешь, дорогая моя. Ужасно рада!

Если бы не фиолетовая помада, шпильки и, э-э, громкость, Хлоя могла бы подумать, что стоит лицом к лицу с матерью. Мэри была сестрой-близняшкой Джой Маталон-Браун, а также, вероятно, причиной, по которой Хлоя родилась. У Хлои имелась личная теория, что ее родители сблизились на почве своеобразного опыта взросления рядом с такой матерью, как Джиджи, и такой сестрой, как Мэри. Ее бедного обычного папу и чувствительную нервозную маму свел одинаковый опыт стресса и продолжительных страданий.

– Я тоже рада тебя видеть, тетя Мэри. – Это была не совсем ложь: Хлоя любила проводить время с теткой. В контролируемой среде. При вполне определенных обстоятельствах. – Ты хорошо выглядишь.

Тетя Мэри подняла ногу в ботинке цвета фуксии:

– Имитация крокодиловой кожи. Разве они не чудовищны?

Красивая и умная, она была успешным партнером в семейной юридической фирме Маталонов, а значит, с преогромным удовольствием одевалась как ей заблагорассудится.

– Очень впечатляет, – кивнула Хлоя.

– Ты просто душка. Так, а это кто, милая? Он очень тихий. Я без ума от тихих мужчин.

О, боже! Огонек в карих глазах тети Мэри не сулил ничего хорошего. Ясное дело, последнее, чего Рэду хотелось, – это ощутить на себе всю любопытную силу этого огонька и того, чем он грозил. Что ей сказать, чтобы избежать этого? «Это мой друг»? Звучит как эвфемизм. «Это мужчина, с которым я люблю проводить время, а еще хочу лизнуть его, и мне бы хотелось, чтобы он был важен для меня, но я не могу на это осмелиться»? Звучит как неуместная и неприятная правда.

– Никто, – торопливо брякнула Хлоя.

Тетя Мэри вскинула одну идеально выщипанную бровь: