Больше жизни, Хлоя Браун!

– В какую игру? – спросила Хлоя.

Она высунула язык, ловя каплю плавящейся зефирки, и каждый дюйм его тела вытянулся в струнку. Рэд не до конца продумал всю эту фигню с жаркой маршмэллоу. Он не подумал, насколько охренительно соблазнительно Хлоя будет выглядеть, слизывая эту тягучую белую сладость, или как свет от огня заставит ее кожу сиять, словно отполированное красное дерево, а глаза разгорятся янтарными угольками. Он и подумать не мог, что нечто настолько невинное пробудит в нем желание слизать сахар с ее языка и затащить ее в палатку.

А стоило бы подумать, вообще-то. Он всегда хотел Хлою. Во всех возможных смыслах.

Она все еще ждала ответа, вскинув изогнутые брови, так что Рэд прочистил горло и наконец сказал:

– Двадцать один вопрос. Это стародавняя походная традиция среди людей, пытающихся пробраться в спальные мешки друг к другу.

Хлоя скрестила щиколотки и подалась ближе, задевая его плечом. Это простое движение осветило его изнутри, как укол расплавленного золота.

– Полагаю, это ты узнал не от дедушки.

Рэд сглотнул, пытаясь смягчить горло. Все это было ради нее, и она, кажется, наслаждалась, так что он не собирался хватать ее и удовлетворять свою похоть – по крайней мере пока.

– Я узнал об этом там же, где узнал о сморах, всезнайка. Ну согласись, в фильмах эта игра кажется интересной.

– Ой, ну не знаю. Это разве не та игра, в которой девушка спрашивает что-то полезное, например «Какое твое любимое животное?», а потом мелкая озабоченная тварюга – кхм, то естьпареньтратит свой вопрос на то, чтобы узнать, был ли у нее анальный секс?

Губы Рэда дрогнули:

– Возможно. К счастью, я не мелкая озабоченная тварюга, –ложь, – так что я буду задавать тебе осмысленные вопросы. Но ты можешь спрашивать первая.

Хлоя побарабанила пальцами по нижней губе:

– Мне нужно еще маршмэллоу – думать помогает.

– Не начинай.

Он пихнул ее в плечо. И, видимо, застал врасплох, потому что она едва не опрокинулась – спасла ее лишь его рука.

– Нападение! – воскликнула Хлоя драматично, как в фильме.

– Я не виноват, что у тебя с равновесием беда.

Рэд вернул ее в прежнее положение. Если точнее, он… вроде какподнялее и усадил между своих ног. Теперь ее бедра оказались сжаты его бедрами, ее спина – прислонена к его груди. Она была так близко, что Рэд различал цветочный аромат ее волос, перебивающий дымную сладость жареных маршмэллоу, так близко, что тепло ее тела отпечаталось на нем, как клеймо.

Идеально.

– Ну ладно, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал авторитетно. – Давай начинай.

Хлоя даже не задумывалась:

– Тебя дразнили в школе из-за имени? И из-за волос и всего прочего?

– Да. – Рэд обхватил ее руками, будто он был какой-нибудь чертовой коалой, а она – его любимым деревом. – В школе мне доставалось – а кому нет? – но мне было плевать. Имя мне дала мать. Она сказала, это хорошее имя. А ее волосы были гораздо рыжее моих, но я всегда считал ее самой красивой женщиной в мире, так что мне было без разницы, что люди говорили про цвет.

Секунду не было слышно ничего, кроме потрескивания огня и лесных шорохов: они услышали даже, как вдали кто-то радостно орет. Потом Хлоя сказала, с улыбкой в голосе:

– Ну, это невероятно мило. В смысле я и так знала, что ты маменькин сынок…

– Ну-ка стоп. Я кто?

– Рэд, – терпеливо сказала она, – у тебя нарукевытатуировано слово «МАМА».

Он ухмыльнулся и провел этой рукой по волосам:

– А, ну да. А у тебя нет никаких спорных татуировок? Нет, конечно нет.

– Я не люблю боль, забыл?

– И ты не принимаешь упоротых решений, как я.

Когда она запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, нахмурившись, он подмигнул и поцеловал ее в щеку.

Хмуриться она не перестала.

– Ты не принимаешь упоротых решений, – строго сказала она.

– Хло, мы только что это обсудили. – Рэд пошевелил татуированными пальцами и приподнял брови. Когда она рассмеялась, внезапная тяжесть в его груди рассеялась. Он снова чувствовал одну лишь легкость: – Ладно, теперь моя очередь. Что же я хочу спросить? – задумчиво протянул он, будто его вовсе не переполняли бесчисленные вопросы к этой женщине. Будто он не мог на многие часы провалиться в кроличью нору ее загадок. – Раз уж мы заговорили о неловких моментах из детства… когда ты впервые поцеловалась?

Хлоя рассмеялась:

– Кто сказал, что это было в детстве? Может, я впервые поцеловалась в двадцать.

– Правда?

– Нет. – Теперь ее голос звучал ярко и словно искрился.

Рэд слышал ее улыбку, хоть и не видел, слишком занятый наблюдением за маршмэллоу и разглядыванием электрически-мягкой текстуры ее волос. Потом она откинула голову ему на плечо, и Рэду открылся прекрасный вид на эту беззаботную улыбку и сияющие глаза. Все сделалось пуговично-розовым, будто Купидон только что выстрелил ему в зад.

– Мне было шестнадцать, я была на вечеринке с подругой. Мы играли в правду или желание, и кому-то загадали меня поцеловать. Все прошло неплохо, наверное, потому, что остаток вечера я провела засунув язык этому типу в глотку.

– Видишь, вот тут я и просчитался. Заставил тебя отвечать на вопросы, а стоило бы играть в правду или желание.

Она шлепнула его по бедру:

– Меня не нужно заставлять целовать тебя.

– Что ж, в таком случае… – пробормотал Рэд.

Он положил ладонь на ее живот исключительно по той причине, что ему нравилось его тепло и мягкость и тот факт, что это часть Хлои. Наклонил голову, коснулся губами ее щеки, и это чувство напоминало самый приятный на свете удар под дых. Этого было достаточно: одно прикосновение – и его член уже, вероятно, упирается ей в поясницу. Но она, кажется, не возражала, потому что утопила пальцы в его волосах, притянула ближе и прижалась своими губами к его. На несколько бесценных, идеальных секунд ее язык осторожно, но требовательно скользнул ему в рот. Все было таким же ярким, как ее полуночные глаза, таким же восхитительным, как ее бедра, таким же настойчивым, как его желание.

Потом она отстранилась и сказала:

– Моя очередь.

Слегка поплыв, Рэд пробормотал:

– Эм. Точно. Да.

– Тебе нравится твой сайт?

Он моргнул, потом разразился смехом:

– В каком смысле – нравится ли он мне? Ты что, не видела семьдесят моих гребаных сообщений?

Хлоя только вчера отправила ему ссылку на предпросмотр, во время их растянувшейся на весь день виртуальной беседы. И, несмотря на то что ей еще нужно было сделать всякую техническую хрень, Рэд считал, что все выглядит идеально. Просто… идеально. Настолько, что, если он думал об этом чуть дольше, грудь начинало сдавливать, а в горле от всей надежды и благодарности вставал комок: мечты оказались не так уж и неосуществимы.

– Там не былосемидесятисообщений, – сказала Хлоя. – Скорее штук пять. Но я знаю, что тебе не хотелось бы ранить мои чувства, а в сообщениях врать легко, так что…

– Эй! – Рэд крепко обнял ее, прижимая к груди и приподнимая ее подбородок, пока она не встретилась с ним взглядом. – Я тебе не вру. Хорошо? Просто не вру, и все.

Хлоя прикусила губы, но это не смогло спрятать ее улыбки:

– Хорошо.

– Мне он нравится.

– Ладно. Можно мне задать еще вопрос?

Рэд приподнял бровь:

– Я думал, мы спрашиваем по очереди?

На ее лице появилось задумчивое выражение:

– Может, этот вопрос не часть игры. Я хотела узнать… – Казалось, она одним вдохом собрала всю свою смелость. – Я хотела узнать, что случилось с тобой в Лондоне. Что случилось с твоей карьерой.

А. Рэд посмотрел на кроны деревьев, рождающуюся над ними ночь и звезды, начинающие проявляться, мерцая, как тысяча ярко-белых свечей.

– Маршмэллоу горит, – мягко сказала Хлоя.

– Ох, блин. – Он спустился с небес на землю, выдернул последний маршмэллоу из огня и уставился на тлеющий шарик: – Э…

– Ничего. Я все равно съем. Ты мне ответишь? Это необязательно.

Но Рэд собирался ответить, потому что любил ее.

Эта мысль заставила его оцепенеть на секунду, прежде чем окутать, как мягкое одеяло. Прежде чем стать утешением, помогающим ему понять, чту сказать. Он любил Хлою. Он любил Хлою, как любил пустой холст, законченную работу и все будоражащие, болезненные, медленно-быстрые мгновения между. Он любил Хлою, как любил мчаться через ночь на своем Триумфе, чувствуя себя живым в движении, раз уж не мог чувствовать себя живым изнутри. Он любил Хлою так, будто каждый сердитый взгляд, который она кидала на него, был поцелуем, а каждый поцелуй, которым она его одаривала, был крошечной частичкой ее сердца в его ладонях.

Рэд отвел ее косу в сторону и поцеловал затылок, мягкий и уязвимый. Последний раз, когда он касался Хлои губами, целых пять минут назад, он еще не знал, что любит ее. Он задумался, почувствует ли она разницу. Скорее всего, нет. Потому что у него было ощущение, что он уже некоторое время целовал ее с любовью, хоть сам он заметил это только сейчас.

– Рэд, – пробормотала она с резким сожалением в голосе, потому что решила, что ранила его.

– Все нормально, – сказал он. – Все нормально. – И это правда было так.

Если он сорвет этот пластырь, как большой мальчик, дело будет сделано, и он сможет наслаждаться тем фактом, что она спросила его, что ей хотелось знать о его спрятанных сторонах, сторонах, которые никому не помогали и не заставляли никого улыбаться. Сторонах, не пригодных для выставки.

– Я поехал в Лондон, потому что думал, что так надо. Провел там несколько лет, пытаясь пробиться в мир, который вовсе не ждал меня с распростертыми объятиями. Устраивался разнорабочим, чтобы добыть денег на жизнь, а по вечерам бегал по галереям и направо-налево раздавал свои визитки – которые, вообще-то, были бумажками, поскольку… – Рэд рассмеялся, потому что это было забавно, хотя в то время это его здорово смущало: – Поскольку я сделал их сам на библиотечном компьютере – в ворде, короче говоря. Печатал по восемь штук на странице, потом разрезал. – Он покачал головой. – Прикола соцсетей я никогда не понимал, но это сделало бы мою жизнь гораздо легче.

– Ты и впрямь технофоб, – с триумфом сказала Хлоя. – Я так и знала!

– Возможно, – признал он. – Может, самую малость.

– Что ж, тебе повезло, что у тебя есть я, и я буду вести твой сайт, – самодовольно сказала она.

И его, как молнией, пронзило счастьем, потому что он был уверен – охренеть как уверен, – что она не имела в виду просто «Я помогаю своим клиентам на долгосрочной основе». Его мозг выцепил четыре слова, раздул их, и они засияли тысячей разных красок: «У тебя есть я».

Знала ли Хлоя, что он тоже есть у нее – что бы ни случилось? Она осторожничала, когда разговор заходил о подобных вещах. Если он скажет ей, какие чувства горят у него в груди, она может перепугаться.

Сначала нужно показать. Дать ей привыкнуть к этой мысли. Рэд хотел прижать ее к себе и сказать, что у нее есть он и что она может вовлекать его во все свои дикие планы во веки веков, аминь. Вместо этого он поцеловал ее в висок и продолжил рассказывать:

– В конце концов мои старомодные способы сработали – или, по крайней мере, мне так показалось. Однажды я встретил женщину – она шла с какой-то гламурной вечеринки. Ее звали Пиппа. Ей захотелось взглянуть на мои картины. Я спросил, где она работает, а она засмеялась и сказала, чтонеработает. Но я все равно показал ей, потому что она была уверенной, а я – в отчаянии.

Он почувствовал, как Хлоя напряглась, будто беспокоясь о том, что будет дальше. Ему захотелось снова поцеловать ее. Но в утешении, которое она предлагала, было слишком легко спрятаться, так что Рэд подавил свой порыв и продолжил говорить:

– Короче говоря, мы с ней сошлись. Оказалось, ее отец был арт-дилером, и ему понравились мои работы. Она возила меня везде, и люди, вместо того чтобы насмехаться или гнать меня взашей, слушали, когда я говорил. Я наконец начал получать достаточно, чтобы бросить подработки и сосредоточиться на картинах. Все было шикарно. Все было идеально. Кроме Пиппы. Она была… что ж, она надо мной издевалась.

Хлоя повернулась посмотреть на него:

– Что?

– Она издевалась надо мной, – просто повторил Рэд. – Абьюзила. Хотя не сказать чтобы я тогда это понимал. Я думал, она просто дерзкая. Ну то есть она была такая маленькая, что мне не было больно, когда она меня лупила. А когда обращалась со мной как с дерьмом или морочила мне голову… она как-то всегда умудрялась убедить меня, что это обычная ссора, а я принимаю все близко к сердцу. Но спустя некоторое время мне это надоело. Я помню, как она пыталась не пустить меня домой повидать маму. Раньше я ездил к ней раз в месяц, потом, когда стал зарабатывать получше, раз в две недели. Однажды я взял с собой Пиппу, но, э-э, маме она не понравилась.

Преуменьшение, на хрен, века.

– Она сказала, что Пиппа ко мне плохо относится. Когда я услышал это от кого-то другого, мне стало легче. И когда Пиппа опять попыталась не пустить меня, я начал осознавать, что происходит. Может, мне потребовалось бы больше времени, чтобы бросить ее, но она взбесилась и пырнула меня вилкой.

–Чтоона сделала? – прогремела Хлоя, и Рэд осознал, что никогда раньше не видел, как она злится.

Вот сейчас она злилась. Хлоя встала на колени и уставилась на него сверху вниз, как мстительная богиня. Ее голос напоминал плотный, удушающий дым перед извержением вулкана:

– Какогохера?

Он поднял правую руку, гадая, разглядит ли она четыре шрамика под костяшками.

– Повезло, что я левша.

Хлоя схватила его руку и разглядывала секунду, прежде чем поцеловать отметины:

– Ого.Ого.Значит, вот это каково – хотеть кого-то убить.

Рэд невольно улыбнулся:

– Все нормально. Мне уже все равно. Я быстро оправился.

– Может, тебе и все равно, но этоненормально. – Говорила она резко, но ее голос был надтреснутым, а дыхание неровным.

– Эй, Хлоя, нет. – С разрывающимся сердцем он взял ее лицо в ладони, встретился взглядом с ее сияющими глазами: – Не плачь, милая. Все в порядке.

– Совсем даже не в порядке! Не в порядке.Тыне в порядке. Ты не можешь даже говорить о Лондоне и…

– Я не поэтому не говорю о Лондоне, – сказал он.

Она мигнула, глядя на него:

– Что?

– Ну то есть эти отношения были гребаным кошмаром, и я все еще… – Рэд скривился: – Ну, ты поняла. Но я не закончил.

Хлоя явно пришла в ужас:

– Чтоещеслучилось?

– Сядь, и я тебе расскажу.

Медленно, неохотно, она повернулась и снова села. Туда, где и должна быть, – в его объятия. Он поцеловал ее в макушку и продолжил:

– В общем, я расстался с Пиппой, и у меня вроде как немного поехала крыша. Пиппа сказала мне… ну, она сказала мне, что без нее я ничто, и что она снизошла до меня, и бла-бла-бла. Сказала, что ее отец продвигал мои работы только потому, что она была со мной. И что люди покупали их только потому, что она сделала меня кем-то. Кажется, она сказала, что сделала, эм, из менякультурное событие. Она вечно несла такую херню.

Ладонь Хлои накрыла его руку, и мягкое, теплое прикосновение вытащило его из того холодного, неприятного места, в которое он загнал себя своими же словами. Рэд моргнул, осознавая, что отключился, когда говорил, мысленно возвращаясь к годам с синдромом самозванца, паранойей и нескончаемыми токсичными шепотками, разрушавшими его. Он благодарно пожал ее руку. Хлоя вернула пожатие.

Он прочистил горло и сказал:

– Думаю, весь этот успех, разом свалившийся на меня после долгих лет стараний, здорово меня расшатал. Мне казалось, что я ничего этого не заслуживаю, так что я поверил Пиппе. Я позабирал свои работы более-менее отовсюду, закрыл сайт и соцсети, которые наконец завел. Оборвал общение с друзьями, которых нашел в мире искусства – до и после нее. Со всеми. Абсолютно. С Джоани, с Джулианом. Сжег все мосты и исчез в сиянии славы. Конечно, все оказалось не так славно, когда я наконец пришел в себя настолько, чтобы понять, что натворил, но… Было уже слишком поздно. Япочтистал кем-то, а потом вернулся туда, откуда начал. А когда я думал о том, чтобы все исправить, я просто… цепенел. И в таком вот оцепенении провел больше года. – Он пожал плечами: – Плохие выборы и упоротые решения. В этом весь я.

Хлоя напряглась:

– Тебе сделали больно, и ты отреагировал. Ты во многих смыслах пребывал в нездоровой обстановке, так что запаниковал и сжег за собой мосты. Не думай о своих чувствах и попытках защититься просто как об упоротых решениях. Не превращай в ерунду нечто настолько сложное и реальное.

Этот внезапный поток слов Хлоя выдала со своей обычной точностью и спокойной уверенностью, будто совершенно не могла ошибаться. Может, поэтому ее утверждения и неказалисьошибочными. Это было не то, во что Рэд так долго верил, и все же почему-то слова звучали правильно. Будто он всего лишь человек и его ошибки извинительны. Будто несколько неудач еще не делают неудачникомего.

Будто, возможно, ему стоит простить себя за все. И возможно, снова начать себе доверять. Ему ужасно хотелось бы снова доверять себе.

– Ты когда-нибудь проходил психотерапию? – спросила Хлоя.

Он прочистил горло, пытаясь сосредоточиться на разговоре, а не на своих спутанных мыслях:

– Только начал, вообще-то.

– Хорошо. Джиджи говорит, психотерапия – это самый важный из всех видов медицинской помощи вообще.

– Серьезно? – насмешливо поинтересовался Рэд. – Значит, на хрен антибиотики, а?

– Я не говорила, что она права. Или не права, если уж на то пошло. – Хлоя повернулась и встретилась с ним взглядом, а руки положила ему на плечи: – Я лишь подчеркиваю важность психотерапии. А вот еще кое-что, что я хотела бы подчеркнуть. – Она подалась ближе, и их носы соприкоснулись. – Во-первых: та засранка тебя несделала. Она просто заметила тебя раньше остальных, что было весьма умно, и вцепилась в твой талант, как пиявка, что было просто отвратительно. Во-вторых: я знаю, ты сожалеешь, что все бросил, но это не значит, что это было неправильно, и не значит, что теперь ничего нельзя исправить.Тыможешь все исправить. И исправишь.

Ее слова были мощными и естественными, как окружавший их лес. Хлоя так настойчиво смотрела на него, что Рэд дивился, как она еще не прожгла насквозь свои очки. Казалось, она думает, будто сможет донести свое послание до его разума одной лишь силой воли, а воля ее очень даже впечатляла.

Рэд откашлялся, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо, но это ему не удалось:

– Что-то еще?

Выражение ее лица стало мягким, почти нежным:

– Столько всего еще! Ты всегда говоришь мне такие милые вещи, Рэд. А себе ты их говоришь?

Нет. Нет, не говорит. Ему никогда не приходило в голову, что стоит так делать, – до недавних пор.

– Тогда я скажу, – прошептала Хлоя. – Я скажу тебе, какой ты невероятно умный, и смешной, и добрый, и милый, и чертовски хорошо рисуешь. Я не знаю, как там все работает в творческих кругах, и я не знаю, сколько там в действительности сделалаПиппа. – Она скривилась и буквально выплюнула ее имя, будто оно было мерзким на вкус, что принесло Рэду гораздо больше удовольствия, чем следовало. – Но неважно, что она сделала или не сделала для твоей карьеры, никто не может отменить того факта, что ты талантлив. Ты опытен. Тыхорош.

Долгое, долгое время Рэд не был в этом уверен, но за последние три недели все здорово поменялось. Он знал, что все меняется. А теперь, когда Хлоя произнесла это вслух, и он поверил ей без вопросов, Рэд осознал, что все и впрямь поменялось. Дело было сделано. Что-то внутри него пошатнулось, еще тогда, но теперь все встало на место, пока он не видел.

Он хорош.

Улыбка зародилась где-то в пальцах ног. Каждый дюйм его тела окутало теплом, которым Рэду хотелось поделиться с ней, потому что оно было абсолютно чистым – как и сама Хлоя. Он никак не мог придумать, что сказать, как объяснить, что сейчас чувствует, – каким он внезапно стал свободным. Так что Рэд показал ей.

Он запустил пальцы ей в волосы, притянул к себе и поцеловал. Хлоя так легко подалась к нему, будто знала, что должна быть именно там и все должно быть именно так: они двое целуются на холоде, и между ними возникает жар горячее, чем костер, пылающий всего в нескольких футах. Ночное небо над ними давно уже усыпали звезды, а земля внизу была свежей и настоящей – именно таким Хлоя заставила его себя почувствовать. Она приложила прохладные ладони к его пылающим щекам, ее пышные губы соединились с его губами, и Рэд любил ее так сильно, что ему казалось, его сердце слишком велико для тела.

Так вот она какая – глубокая, нутряная уверенность! Он почти позабыл это чувство.

Глава двадцатая

Рядом с Рэдом Хлое постоянно хотелось болтать. Но в этом поцелуе, голодном, полном надежды и переполняющем сердце поцелуе, было что-то, что аккуратно заставило ее замолчать, будто погрузив под воду и блокировав все звуки внешнего мира. Рэд был повсюду. Крепко обнимал. Даже когда их губы расставались, когда он убирал руки, чтобы потушить огонь, потом расстегивал клапан палатки и садился на колени, пропуская ее вперед, он все равно умудрялся обнимать ее, словно изнутри, и это здорово утешало. Так что Хлоя ничего не говорила. Просто не могла. Она тонула в надвигающемся желании – скоро она окажется под ним.

Боже, она не могла дождаться, когда уже это случится!

Рэд вполз в палатку за ней, закрыл клапан, и они погрузились в почти полную тьму, казавшуюся потусторонней. Хлоя могла разглядеть его смутный силуэт, широкие плечи и водопад волос – их безошибочно различимые, пусть и темные очертания. И у нее появилось странное, приятно тяжелое ощущение, что Рэд смотрит прямо на нее.

Но это ощущение испарилось, когда он отвернулся, возясь с чем-то, чего она не видела. Через миг она услышала щелчок – и зажегся свет. Хлоя заморгала, давая себе привыкнуть, и вытаращила глаза, когда все разглядела. Рэд каким-то образом обмотал всю палатку гирляндами, и их огоньки освещали небольшую гору одеял и подушек.

Хлоя в восторге оглядывала палатку:

– Ох, боже мой! Вот с чем ты тут возился?

– Когда ты кричала, чтобы я поторопился и накормил тебя? Ага. – Он подмигнул ей: – Честное слово, чего мне только не приходится терпеть!

Ее сердце превратилось в нечто пылающее и сверкающее, бьющееся о ребра:

– Рэд, зачем ты это все сделал?

– Для тебя, – ответил он так, будто это было очевидно. – Все всегда для тебя.

Хлоя включила поход в список, потому что это казалось ей решительным, нормальным и слегка пугающим действием – настоящим испытанием. Но, по правде говоря, ей не очень-то хотелось идти. А теперь, в этот самый миг, она осознала, насколько волшебным сделал это предприятие Рэд. Не только все устроив, смеша ее весь день, не забывая о ее возможностях, так что ей не приходилось постоянно напоминать ему, – но и вот такими мелочами. Вроде маршмэллоу. Дополнительными усилиями, которые он приложил, чтобы превратить поход в чудесный опыт, а не просто в поставленную галочку.

Хлоя посмотрела на него – его волосы сияли, как шелковое пламя, прекрасное лицо по-прежнему заливал румянец, а нижняя губа была прикушена – и поняла, что его острый взгляд изучает ее с чем-то вроде тревоги. Как будто Рэд нервничал. Как будто хотел убедиться, что ей понравилось.

Как он мог сомневаться, что ей понравилось? Как он мог сомневаться, что ей нравится он, что она любит его, хочет, доверяет ему и жаждет делать с ним все на свете – только ради того, чтобы радоваться, глядя на его реакцию?

Она была влюблена в Рэдфорда Моргана, причем по уши. Внезапное осознание этого факта так шарахнуло Хлою, что у нее закружилась голова. Ей стоило испугаться, захотеть спрятать свои чувства, но знание осветило ее изнутри, и она почувствовала себя огоньком гирлянды: прятать этот огонек было бы чем-то сродни греху.

Но, конечно, это чувство возникло слишком быстро, и вряд ли он уже чувствует то же, так что она не станет вываливать это на Рэда. Вместо этого Хлоя сказала:

– Я тебя обожаю, – и это было искреннее, чем биение ее сердца.

Рэд улыбнулся – все его беспокойство немедленно испарилось – и пополз к ней, делая и без того тесное пространство еще меньше:

– О, правда?

Она не могла поверить, что сказала нечто настолько эмоциональное и честное, но и брать свои слова назад не хотела. Она затеяла это все, чтобы стать смелее, и теперь, впервые за долгое время, именно смелой себя и чувствовала. Если ей суждено умереть завтра – у нее не будет сожалений.

– Правда. Самая настоящая правда.

– Да ты и сама не так уж плоха, Пуговичка.

Он толкнул ее на подушки, и она засмеялась, слегка подскакивая на надувном матрасе. Но ее смех погас в горле, когда Рэд навис над ней всем телом, крепко вжимая в одеяла, возвращая на землю и одновременно доводя до небесного исступления. Выдохнув, она раздвинула губы – и ноги. Рэд поцеловал ее в челюсть и прошептал, не убирая губ:

– Так что же? Ты позволишь мне сегодня забраться в твою прелестную киску, Хло?

– Да, – выдохнула она, пытаясь выгнуться под ним.

Но ей это не удалось: между ними вообще не осталось места, его тело тесно прижимались к ее, ее ноги обхватывали его талию, будто они были фрагментами пазла, идеально подходящими друг к другу.

– Хорошо. – Он поцеловал, потом лизнул, а потом начал посасывать основание ее горла.

Хлоя затрепетала от горячей, влажной смеси любви и похоти, запульсировавшей между бедер, и задумалась, замечает ли Рэд, как бешено колотится ее пульс. Он наверняка слышал, как ее дыхание ускорилось и стало неровным, чувствовал, как ее бедра изо всех сил пытаются потереться о его. Ее клитор уже разбух и отчаянно нуждался в сладком трении, в том, чтобы на него надавили чуточку сильнее. Рэд этого не сделал. Вместо этого он нащупал ее ладони своими и переплел их пальцы. Она чувствовала через одежду, как его твердый член прижимается к ее лобку, – и все же Рэд только лишь взял ее за руки.

– Рэд, – прошептала она.

Он поцеловал ее в щеку, в висок, в нос:

– Хлоя.

– Не хочу портить этот крайне романтический момент, но, может, подумаешь о том, чтобы трахнуть меня прямо сейчас?

Смех зарокотал у него в груди:

– Я уже думал об этом. И часто.

– В таком случае, может, не будешь терять времени исделаешьэто?

– А ты требовательная, а?

Но, без предупреждения, он двинул бедрами. Плотный бугорок его эрекции так прекрасно задел ее клитор, что, несмотря на всю разделяющую их одежду, по телу Хлои прокатилась волна наслаждения. Она тяжело дышала, зрение расфокусировалось, она уже была на грани. Вот так легко.

О боже!

– Детка, – пробормотал Рэд с улыбкой в голосе. – Надо было сказать мне, что ты до такой степени отчаялась.

Она стиснула зубы.

– Заткнись!

– Ты уверена, что хочешь именно этого? – Он задел губами ее ухо: прикосновение кожи к коже оказалось горячим и чувственным. – Кажется, ты кончаешь гораздо быстрее, когда я напоминаю тебе, насколько сильно ты этого хочешь.

– Рэд!

– Хлоя! Ты распустишь волосы ради меня?

Даже если наутро они запутаются и превратятся в гнездо?

– Да. Как скажешь. Только…

– Знаю-знаю. Только не тянуть и трахнуть тебя поскорее. Иди сюда. – Он встал на колени, и Хлое внезапно сделалось так холодно и одиноко, что она заскулила. Но он потянул ее наверх, сажая, и приказал: – Волосы.

Она послушно подняла руки, чтобы распустить косу. Но они застыли, когда Рэд стянул с себя худи и футболку, – мозг просто завис при виде его голого торса. В приглушенном, теплом свете его бледная кожа отливала тускло-золотым. Тени играли на линиях стройного тела, на буграх мышц. Он адресовал ей свою обычную уверенную улыбку, избавляясь от остатков одежды.

– Так, Хлоя. Я знаю, что на тебе двадцать тысяч слоев одежды, и я бы с радостью снял их с тебя, но, если ты не возражаешь…

– Ладно, – выпалила она, потому что, когда он говорил, его руки переставали двигаться, а значит, одежда, скрывающая его тело, оставалась на месте, а значит, она до сих пор не могла увидеть его член.

А ей ужасно, ужасно хотелось увидеть его член, сейчас же, немедленно, в самый, как она вдруг осознала, первый раз. Неожиданно проворными пальцами Хлоя расплела косу, потом начала стягивать через голову худи. Под ним прятались футболка, майка, спортивный бюстгальтер… Боже, да это просто кошмар…

Охренеть, Рэд был голый.

Она снимала с себя одежду, откладывала в сторонку очки и обдумывала порядок, в котором будет снимать остальное, а потом подняла взгляд – а он оказался перед ней совершенно, на хрен, голым. И великолепным. Ее рот практически наполнился слюной, когда она перевела взгляд ниже, осматривая его целиком, хоть и немного размытого.

Его бедра были плотные и мускулистые, покрытые тонкими золотистыми волосками, и, как любительница ног, в обычной ситуации Хлоя стала бы разглядывать их не спеша – но сейчас она едва ли удостоила их вниманием: перед ней был его член, гордо вздымающийся к подтянутому животу. Он был твердый и тяжелый, набухшая головка покраснела и блестела. Хлоя протянула к нему руку, словно под гипнозом, но Рэд поймал ее за запястье, легко удерживая.

Таким настойчивым голосом, какого Хлоя никогда от него не слышала, он велел:

– Снимай. Свою. Одежду.

Потом схватился за пояс ее спортивных штанов с надетыми под ними легинсами и трусиками – одним движением. Как ему это удалось? Он что, колдун? Этот вопрос вылетел у нее из головы, когда он потянул, освобождая ее от слоев ткани. Во имя командной работы Хлоя стащила с себя майку, а потом принялась бороться со спортивным лифчиком. Что, к сожалению, выглядело не очень-то изящно.

Но Рэд явно не возражал, возможно, потому, что этот процесс включал в себя много ерзанья и подпрыгиваний. К тому времени, как ей удалось стащить лифчик через голову, ее тяжелое пыхтение походило скорее на рычание, а его взгляд прилип к ней, как язык к патоке. Рэд стянул остатки одежды с ее лодыжек, и они превратились просто в двух людей, сидящих в крохотной, заваленной подушками и освещенной гирляндами палатке и глядящих на обнаженные тела друг друга.

Хлое увиденное понравилось.

Рэду тоже понравилось. Она поняла это, потому что заметила, как бешено вздымается и опускается его грудь, а высокие скулы покрываются алыми пятнами. Сдвинутые брови придавали его лицу свирепое выражение, от которого к ее нервным окончаниям устремились импульсы возбуждения. Рэд обхватил рукой основание члена и сжал.

– Хлоя?

– Да?

– Мне пришла одна мысль. Я думаю – просто выслушай меня, ага? – я думаю, что тебе, возможно, стоит подумать о том, чтобы всегда ходить голой. В смысле прямо всегда. Обдумай эту идею, ладно?

– Обдумаю, – сказала она, а потом, просто чтобы посмотреть, что будет, провела пальцами по груди, рисуя вокруг сосков кружочки: – Я определенно…

Закончить предложение ей не удалось, потому что, когда она дотронулась до себя, внутри Рэда словно что-то лопнуло. Он набросился на нее, но, когда толкнул ее на подушки, был нежен, несмотря на напряженное возбуждение, от которого все его тело словно вибрировало. А потом его рот оказался везде сразу – он посасывал ее грудь, лизал ее горло, а пальцы потянулись прямо к ее влажной, ноющей киске. Рэд приглушенно застонал, уткнувшись ей в грудь, когда почувствовал, какая она мокрая. Потом сунул внутрь нее свои восхитительно толстые пальцы, и Хлоя тоже издала стон – резкий, надломленный, напоминающий скорее крик.

– О боже мой, Хлоя! – хрипло повторял Рэд, двигая пальцами в ее припухших, чувствительных глубинах. – Господи боже мой, ты такая охренительная! Черт, скорее бы войти в тебя!

– Так поторопись, – выдохнула она, приподнимая бедра, когда он задел то тайное место, прикосновение к которому сделало ее более обмякшей и томной от удовольствия, чем любые лекарства, а перед глазами поплыли звезды. – Ох, пожалуйста, просто поторопись!

– Я хочу, чтобы сначала ты кончила.

– Ох, да…

Рэд снова мягко поцеловал ее, чтобы она выпустила нижнюю губу из ловушки зубов. А потом он целовал ее крепче, горячее, влажнее, его язык двигался смело и ровно, от чего у Хлои перехватывало дыхание. Когда его пальцы снова начали толкаться в ней изнутри, их ритм совпадал с ритмом его языка, лаская ее глубоко, всепоглощающе, почти что аморально, заставляя просто сходить с ума.

Он разорвал поцелуй ровно тогда, когда его большой палец коснулся клитора. Хлоя застонала и подалась вверх, требуя продолжения, и Рэд улыбнулся:

– Расслабься. У нас вся ночь впереди.

– Ла-адно, – выдохнула она дрожащим голосом. На самом деле дрожало все ее тело, вибрируя от энергии, окутывающей ее, удерживающей в заложницах, влекущей к чему-то, что казалось взрывом. – Звучит неплохо.

Он сдавленно рассмеялся:

– Да, детка. Звучит неплохо. Как твои стоны.

Он снова поцеловал ее, быстро, жадно и так горячо, что ее словно обожгло до самой глубины души. Большой палец, до этого нежно касавшийся клитора, задел его снова, в этот раз увереннее,восхитительноувереннее. Рэд обвел набухший бутончик, и все ее тело дернулось, как от электрического разряда. Так что он сделал это снова. И снова. Даже когда она впилась ногтями в его ягодицы. Даже когда ее хриплые вздохи стали напоминать скорее всхлипы. Даже когда она вонзила зубы ему в плечо, потому что рассудок у нее помутился настолько, что она просто не знала, что делать с этим охренительно головокружительным, нарастающим ощущением.

Рэд не остановился. Даже не дрогнул. Вместо этого он сказал ей, что она восхитительна, и что ее киска его убивает, и что она настолько мокрая, что капает ему на ладонь, и что он мог бы делать это целую вечность, только чтобы чувствовать, как она содрогается под ним…

А потом Хлоя кончила так интенсивно, что уже не слышала и не видела его, и на какой-то миг даже не чувствовала. Но, боже, она знала, что он рядом!

Когда Хлоя открыла глаза и сфокусировала зрение, от оргазма Рэда отделяли десять секунд и одно прикосновение. А как иначе? Боже, она так стонала, что одни только эти звуки могли бы заставить его перевалить через край. Он бы пожалел, что приволок все эти гребаные гирлянды, если бы они не обрадовали Хлою до такой степени, потому что вид ее обнаженного тела лишал его всякой выдержки.

Она была великолепна. Просто охренительно великолепна. Полуночная буря густых волнистых волос обрамляла ее лицо, словно нимб. В тусклом свете ее обнаженная кожа казалась ужасно уязвимой – Хлоя впервые полностью разделась перед ним – и нежной. Она была мягкой, мягкой везде, от податливого веса полной груди до роскошной округлости ее животика и пышных бедер, ее боков, ее… черт! Рэд впился короткими ногтями в ладонь и отвел взгляд от пухлых, надутых губ ее щелки, но это не помогло. Не отдавая себе отчета, он поднес пальцы к губам и слизал с них ее мед, вздыхая от вкуса. Так охренительно! Даже лучше, чем он помнил.

– О боже! – внезапно сказала Хлоя.

Голос у нее был беспокойный. Из-за чего, на хрен, она беспокоилась?

– Я тебя укусила!

А.Рэд улыбнулся и наклонился поцеловать ее нахмуренные бровки – плечо все еще ныло от укуса.

– Мне понравилось.

– Правда? Ну тогда ладно. Но все равно. Надо было спросить.

– Ты была занята. – Он снова поцеловал ее.Занята тем, что кончала от моих пальцев.– Но теперь ты в курсе. Мне нравится.

Она шаловливо улыбнулась ему:

– Хмм. Что ж, Рэд, ты дал мне кончить, так что, если ты человек слова, теперь ты оттрахаешь меня до беспамятства.

Он едва не подавился собственным языком. Напряжение в основании позвоночника стало еще хуже.

– До беспамятства, значит?

– Именно так я и сказала. Давай приступай.

Что ж, она сама попросила. Рэд нашел прихваченную с собой полоску презервативов, открыл один и ухитрился натянуть, стиснув зубы. Может, она сделала бы это для него, и, может, это было бы адски сексуально, но, если он хочет оказаться внутри нее до того, как кончит, нужно свести прикосновения к минимуму.

Конечно, как только он подумал об этом, Хлоя схватила его за волосы и потянула вниз, вжимаясь в его тело всеми своими мягкими, пышными изгибами. Ее кожа была горячей и влажной, а киска, когда он раздвинул ее ноги и взял себя за член, – мокрой и открытой, готовой к нему, просто умоляющей в нее войти. Хлоя прошептала ему в ухо:

– Посильнее, пожалуйста.

О господи, на хрен, боже!

– Хлоя…

– Я серьезно.

Она схватила его и сжала, приставив головку ко входу. Глаза Рэда закатились до самого затылка. У него появилось чувство, что он горит, – самым приятным образом, что онзаклеймен. Боже! Он прорычал что-то, едва ли напоминающее человеческую речь, и толкнул, уже не контролируя свое желание, подчиняясь самым базовым инстинктам. Хлоя была ужасно скользкая, она приняла его в себя разом, издав низкий стон, от которого по его телу пробежали мурашки.

Оказавшись внутри, он замер на миг, втягивая воздух, потому что от удовольствия почти кружилась голова, и проводя руками по ее бедрам, потому что не мог до конца поверить: он с ней. Он с Хлоей Софией Браун. И она до обалдения великолепна.

Она двинула бедрами, лежа под ним, и Рэд выдохнул ее имя. Она снова укусила его, на этот раз в горло, и он едва не кончил. Потом она запустила пальцы в его волосы и притянула к себе для поцелуя, который пробрал его до костей и словно разрушил изнутри, – ее язык на вкус был словно бесстыдная жадность, пышные губы доводили до безумия. И она прошептала:

– Пожалуйста.

Рэд ухватился за ее мягкие бока, зарылся лицом ей в плечо и начал ее трахать. Каждый его толчок был медленным, жестким, обдуманным, заставляющим ее ахать, скулить, а потом громко и протяжно стонать. Рэд стиснул зубы – оргазм приближался к нему на полном ходу, как товарный поезд. Это должно было быть просто охренительно, но он не хотел, чтобы все заканчивалось. Это просто не могло закончиться. Когда он был внутри нее, это словно уничтожало его, разбирало на кусочки и собирало заново, в другом порядке, делая еще более собой. Так что он велел себе держаться и дать ей то, чего она просила, о чем умоляла: еще больше его члена, еще больше его самого.

Но, когда она снова кончила, сотрясаясь под ним, стискивая его своей раскаленной киской, он уже не смог сдерживаться. С рыком он бешено толкнулся в нее – раз, другой, третий, – а потом мир вокруг разбился вдребезги, превратившись в краски и свет, свет и краски.

Долгое, прекрасное время никто из них не двигался, но в конце концов Рэду пришлось встать. Надо было разобраться с презервативом. К счастью, это он тоже спланировал. Когда он все закончил и был уже относительно чистым, он снова лег с ней рядом и прижал ее к себе, целуя в макушку.

– Сделаешь для меня кое-что? – спросил он.

Хлоя ответила сонным голосом:

– Для тебя я сделаю что угодно.

Эти слова поразили его, словно стрела, в самое сердце. Будто она только что вслух призналась ему в любви. Будто она хотела его так же, как он хотел ее: полностью, до невозможности и с безрассудной преданностью. Внутри него, словно весенний сад, расцвело счастье. Он прижал ее покрепче и продолжил:

– Если не сможешь уснуть, разбуди меня. Хорошо?

Хлоя не ответила. Она уже спала.

На следующее утро Рэд паковал вещи с глупой улыбкой – отражение которой с радостью увидел на лице Хлои. Каким-то образом эти улыбки не покидали их весь день, несмотря на утреннюю боль в Хлоиных суставах и спор по пути домой на тему, какая из дорог – A46. Ее умение ориентироваться – или его отсутствие – было девятым чудом света, сразу после Кинг-Конга. Теперь Рэд понимал, почему она так редко пользовалась машиной.

– Тебе и правда нужно, чтобы я был рядом, – сказал он с плохо скрываемым удовлетворением: его стремление быть полезным находило применение. – Для походов, чтения карт и всякой такой фигни.

– Вовсе мне не нужно, чтобы ты был рядом, – дерзко ответила Хлоя. – Ни для чтения карт, ни даже для списка, как я сейчас осознала. – Но потом она кинула на него взгляд и слегка изогнула губы: – Я просто очень, оченьхочу, чтобы ты был рядом.

Его улыбка растянулась на целую милю.

Домой они приехали к обеду, и Рэд знал, что должен пойти к себе, дать Хлое побыть одной и так далее, но ее немного покачивало, а глаза слипались. Ему хотелось накормить ее и уложить в постель, так что он нагло пошел за ней в квартиру. Приготовил еду. Заставил Хлою поесть. Внимательнее, чем обычно, присмотрел за ней, пока она принимала душ, и нашел новое применение миленькой пластмассовой сидушке, которая хранилась у нее в ванной.

Но в итогенаконец-тобурная смесь любви и похоти, подпитывавшая его член, как самая мощная на планете батарейка, успокоилась, и примерно в то же время снизился и уровень энергии Хлои. Так что они снова оказались в постели, оба слегка влажные, в коконе теплой обнаженной кожи, колотящихся сердец и мягких, ищущих губ, и Рэд подумал, что никогда в жизни не чувствовал себя настолько совершеннохорошо.

Хлоя провела пальцем по его груди и поцеловала в самое сердце:

– Ты очень нравишься мне, Рэдфорд.

Он попытался превратить усмешку в стон:

– Никто не называет меня полным именем так часто, как ты, знаешь ли. Ты им разбрасываешься, как рисом на свадьбе.

– Значит, у тебя на уме свадьбы, хм? – спросила она знакомым насмешливым тоном. – Очевидно, я великолепна в постели.

В обычной ситуации Рэд усмехнулся бы и съязвил что-нибудь в ответ, и они начали бы препираться. Но, по правде говоря, у него и правда были на уме свадьбы – если это означало, что он был совершенно точно намерен жениться на Хлое в какой-то не слишком отдаленный момент будущего. И тот факт, что он знал об этом, делал его настолько странно уязвимым, что он смог лишь пробормотать нечто смутно-воинственное и проклясть свою легко краснеющую кожу.

Хлоя отстранилась с видом одновременно довольства и готовности дразнить его до самой смерти:

– Рэд! Тыпокраснел. Почему ты покраснел? Давай-ка расскажи мне…

– Замолчи, женщина. – Он сел и поцеловал ее, затыкая ее хорошенький рот, и она с милым мычанием подалась к нему.

А потом раздался стук в дверь, от которого они оба чуть не выпрыгнули из кожи. Из голой кожи. Что представляло собой проблему, потому что спустя секунду в скважине уже завозился ключ.

– Блин! – взвизгнула Хлоя и выскочила из постели с таким проворством, которого Рэд буквально никогда в жизни от нее не видел.

Она поморщилась от движения – неважно, что она там говорила и какие суперпластыри на себя лепила, Рэд знал, что после вчерашнего у нее все болит, – а потом лихорадочно схватила какую-то одежду.

– Кто это? – прошептал он, садясь и ища взглядом – ох, черт!

Его грязная одежда лежала в Хлоиной стиралке, которую она, по всей видимости, использовала в качестве корзины для белья. А его сумки стояли в гостиной – куда Рэд не мог пробраться не пробежавшись по коридору с развевающимися по воздуху на радость того, кто там явился, яйцами. Видимо, он застрял здесь в обществе собственной голой задницы и нескольких тысяч Хлоиных блокнотов. Может, он ими и прикроется, если кто-нибудь вломится в комнату.

Или ты можешь воспользоваться гребаными простынями, гений.

О да, паника Хлои оказалась заразной.

– Я не знаю, кто это, – сказала она, прыгая по комнате в попытке натянуть пижамные штаны. – Но вариантов два – это либо мои родители…

Черт!

– Либо мои сестры.

Рэд понадеялся на второй вариант. С родителями Хлои он хотел бы познакомиться не совсем так. В идеале – как минимумодетым.

– Хло! – разнесся по коридору жизнерадостный голос. – Это мы! Надеюсь, ты не умерла!

Хлоя разом расслабилась, натягивая на себя верх от пижамы.

– Ив, – сказала она с явным облегчением. – И…

– Язнаю, что ты не умерла, – раздался другой, пугающе похожий голос. Рэд внезапно осознал, что голоса у сестер практически одинаковые. Раньше он этого не замечал. – Я бы почувствовала, если бы ты умерла, милая. А значит, ты нас игнорируешь, мерзавка.

– И-и-и Дани, – договорила Хлоя, закатывая глаза. Но тут на ее лице появилось стыдливое выражение: – Боже, я так замоталась, готовясь к нашей, э-э, поездке, что не писала им два дня. А может, три. – Она нахмурилась, схватила с тумбочки очки и сказала Рэду: – Я мигом. – Но потом замешкалась, повернулась к нему лицом и прикусила губу. Возвысив голос, она крикнула сестрам: – Я нормально! Просто… дайте мне минутку! – А потом, обращаясь уже к Рэду, прошептала: – Хочешь выйти?

Он оглядел себя:

– Я голый.

– Ой, точно. – Хлоя моргнула.

– Но спасибо, солнышко. Правда. – Он понимал, что она старается сделать. В последний раз, когда она попыталась проигнорировать его существование перед кем-то из родственников, он,возможно, был слегка оскорблен. Но в этот раз все было иначе. Рэд уже знал, что Хлое жутко не понравилось бы, дай она кому-то – неважно кому – хоть намек на тот факт, что теперь у нее есть сексуальная жизнь.

– Ну ладно, – негромко сказала она. – Тогда сиди тихо!

Не успел он ответить, как она уже вынеслась из комнаты, практически захлопнув за собой дверь. Потому что, с молчаливым смешком сообразил Рэд, его неуклюжая, беспокойная Пуговичка собиралась сохранить его присутствие в тайне. Даже несмотря на то, что его барахло валялось по всей ее квартире, представленное на всеобщее обозрение.

Какая же она милая!

Качая головой, Рэд выбрался из постели и размял усталые мышцы. Он как раз размышлял, чем занять себя в спальне женщины, регулярно употреблявшей фразы вроде «гигиена сна», когда из коридора донесся голос. Хотя технически он был неотличим от голоса Хлои, Рэд знал, что это не она. Если бы пришлось угадывать, он сказал бы, что это Дани.

– …это не особенно убедительное объяснение, дорогая сестрица. Однако я убеждена, что ты что-то затеяла. – Ей удалось произнести это мрачно-зловещим тоном, навевающим мысли о профессоре Снейпе.

– Что я могла затеять? – спросила Хлоя почти что скучающим голосом, но все равно не совсем правдоподобно.

От того факта, что она вообще пыталась отпереться, в горле у Рэда булькнул смех.

В разговор включился третий голос:

– Я, правда, не знаю, но хочу отметить, что кататонически невозможно поверить…

–Категорически, милая.

– …в то, что ты пошла в поход одна. Даже не из-за твоей фибро: мы просто не созданы для дикой природы. А ты не выглядишь настолько травмированной, будто провела целую ночь в палатке.

Хлоя ответила с ноткой теплоты в голосе, окутавшей Рэда, словно шелк:

– Это была очень,оченьхорошая палатка. Просто замечательная. Я бы оставила ей пятибалльный отзыв.

В этом Рэд не сомневался.

– Хммм, – протянула кто-то – Рэд не смог понять, кто. А потом: – Имеют ли замечательные свойства этой палатки какое-то отношение к паре здоровенных мужских ботинок, стоящих у твоей двери?

– Ох, это… а… прости, я не…

Рэд расплылся в ухмылке, пока Хлоя путалась в словах.

– Я так и знала! – воскликнула кто-то. – Ты…

– Тихо! Он тебя услышит!

– Онздесь?

– Заткнись!

Разговор превратился в хор воплей шепотом. Рэд старался не подслушивать, но стены были чертовски тонкие, а голос Хлои было невозможно игнорировать. И все же он старался. Но потом он услышал бормотание с ноткой веселья, которое разрушило все его благие намерения.

– Может, мне все-таки придется отдать тебе пятьдесят фунтов, Иви, детка. Секс без обязательств и поход – это два пункта, которые, как я считала, ей ни за что не вычеркнуть.

Рэд нахмурился. Секс без обязательств? Этого не было в списке.

А потом медленно, как кровь, отхлынувшая от его лица, он вспомнил: Хлоя показывала ему неполный список. Но сестрам она, очевидно, давала настоящий.

В ушах странно зазвенело. В желудке стало тяжело, будто внутренности неожиданно нафаршировало свинцом. Он что… значит, Хлоя?..

Нет. Нет. Он не будет предполагать худшее, основываясь на подслушанном, брошенном вскользь замечании. Нельзя так делать. Хлоя не такая. Он любит ее. А она, возможно, еще не любит его, но все равно не смогла бы относиться к нему так, как относилась, – быть такой милой, – если бы втайне смотрела на него как…

Как на пустое место. Как на ничтожество. Вот ты кто такой.

По коже Рэда поползла волна паники, липкая и холодная. Он грубо пропустил руку сквозь волосы, ища, за что бы ухватиться, и нашел: записку, которую он написал утром пятницы, приклеенную к ее столу.Приклеенную, как будто она нравилась Хлое, будто Хлоя собиралась ее там оставить. Рэд сфокусировался на ней и схватил свои подкрадывающиеся, тревожные воспоминания за горло. Он не пустое место – ни для Хлои, ни для других дорогих ему людей, и уж точно ни для себя самого.

А потом, словно чтобы поддержать его, раздался ее голос:

– Секс без обязательств уже не в списке.

– Хочешь сказать, ты изменила список?

– Да.

Рэд выдохнул с таким облегчением, что закружилась голова. Он осел на кровать, чувствуя, как онемевшие конечности с покалыванием оживают.

– Думаю, это должно повлиять на условия спора. Она облегчает себе задачу.

Хлоя фыркнула:

– Ничего подобного!

– Меньше пунктов легче выполнить.

– Я его заменила, – оживленно ответила Хлоя. – Я вписала туда Рэда.

И тут произошло что-то странное. Его органы просто… взяли и перемешались. Начали двигаться, будто пытались освободить место за переполненным столом. Сердце оказалось в желудке. Желудок подпрыгнул в горло. Кожа натянулась, будто хотела вывернуться наизнанку. Глаза жгло. Конечности снова онемели. В уши вернулся звон. Правая рука заныла. Рэд не мог дышать.

Это же охренеть какой плохой знак, не так ли? Он заставил себя вдохнуть, глотая воздух, но не почувствовал, чтобы тот попал в легкие: голова кружилась. Калейдоскоп красок, окружавший его с прошлой ночи, постепенно растворялся, пока мир не стал серым. Рэд паниковал и хотел прекратить это, но не мог. Сделай. Хренов. Вдох. Он стиснул простыни, напоминая себе, где находится, но чувствовал себя голым, нелепым и одураченным пунктиком гребаного списка…

– Все явно не так, как звучит, – пробормотал он себе под нос, потому что, хоть мозг и взбунтовался, рот еще слушался.

А потом в голове всплыло воспоминание, как услужливый флешбэк в паршиво снятом фильме: та первая поездка на мотоцикле с Хлоей. Когда она упомянула про свой план, и он решил, что это что-то вроде списка дел дрянной девчонки. Что она гонялась за ощущениями и решила снизойти до него, прямо как Пиппа.

Вот только Хлоя совершенно не походила на Пиппу.Совершенноне походила. Она ни за что не стала бы использовать его, только чтобы почувствовать себя живой. Не стала бы смотреть на него как на пункт, который нужно вычеркнуть.

…Или как на зверюшку, которую интересно рассматривать в окно.

Черт!

Глава двадцать первая

Спустя ужасно долгое время сестры Хлои сжалились над ней и оставили «наслаждаться радостями секса». Когда она наконец вернулась в спальню, щеки у нее по-прежнему горели.

– Прости, что так вышло, – сказала она. – Они… Рэд, ты нормально?

Выглядел он не нормально.

Он сидел на краю кровати, стискивая простыни так, что костяшки пальцев побелели, и тяжело дыша. Взгляд у него был пустой и безжизненный. Он так пристально вглядывался в простой серый ковер, что Хлоя задумалась, не видит ли он там что-то такое, чего она увидеть не может.

Рэд не отвел от ковра взгляда, когда ответил хриплым и неровным голосом:

– Да.

Это единственное слово задело какую-то струну в ее груди. Что-то было не так, не так, не так!

– Ты уверен? Ты выглядишь…

Он встал, резче, чем взмах ножом:

– Мне нужна одежда.

Внутренности Хлои свело от тревоги. Кожу закололо одновременно от жара и от холода. Что-то происходило, и она должна была выяснить, что, но спросить не могла – Рэд уже шагал в гостиную так быстро, будто изо всех сил старался не сорваться на бег. Его что-то расстроило, и он хотел одеться, чтобы обсудить проблему как разумные взрослые. Вот и все.Конечно, вот и все. Хлоя говорила себе это, чтобы избавиться от жуткой хтонической паники, поднимавшейся внутри нее, когда он натягивал одежду. Его движения были резкими, отчаянными и лихорадочными.

Будто ему не терпелось уйти.

Нет, поправила себя Хлоя. Будто ему не терпелось мило, зрело с ней побеседовать.

Но, одевшись, Рэд подхватил свои сумки. Сердце Хлои оборвалось. Прямо как в ночь, когда они наткнулись на тетю Мэри, он будто ощетинился невидимыми лишавшими его плечи всякой нежности шипами, а на его скулах заиграли желваки. Но Хлое было плевать. Она все равно потянулась к нему:

– Рэд…

Он отшатнулся от ее протянутой руки, будто Хлоя была ядовитой.

Мгновение они стояли молча, округлив глаза и напрягшись. Переваривая это почти автоматическое отторжение. Потом Рэд с усилием моргнул, будто беря себя в руки. Избегая ее взгляда, он выплюнул:

– Это правда? Я – пункт твоего списка?

О боже! Он услышал. Так вот в чем дело. Стыд пронзил Хлою, словно пулей, пробивая плоть, кровь и кости, лишая самообладания. Рэд знал, как важен для нее список. Может, он решил, что она жалкая, и прилипчивая, и все такое прочее, что говорил ей Генри, прежде чем уйти. Но это не походило на правду. Это не походило на Рэда, так в чем тогда проблема?

– Хлоя, – сказал он, крепко сдерживаемый гнев опалял его слова. – Отвечай мне.

Может, она ничего не понимала, но врать точно не собиралась.

– Да. – Его лицо погасло, будто ему отключили энергию. – Почему ты так расстроен?

Миг – и на его лице снова вспыхнули эмоции. Его переполнила смесь шока и ярости, это читалось по ровной линии его рта и пустому взгляду. Ярость бурлила и в его голосе:

– Что, хочешь сказать, я принимаю все слишком близко к сердцу?

– Нет, – немедленно ответила Хлоя. – Конечно нет.

В голове закрутились шестеренки. Все стало яснее, но она понятия не имела, как поаккуратнее распутать этот узел, так что решила прибегнуть к простым фактам. Очевидно, Рэд считал, что его присутствие в списке означает нечто ужасное. Иного объяснения она придумать не могла. Нужно просто проявить терпение:

– Просто успокойся, ладно? В том, что ты есть в списке, нет ничего плохого.

К его ярости, как керосин к пламени, подлилось недоумение. Он заговорил быстро, дрожа всем телом:

– «Успокойся»? «Нет ничего плохого»? Я не идиот, Хлоя. Все это время я… а ты просто использовала меня для своего хренова… ставила галочки и смеялась со своими сестрами над…

– Я бы никогда так не поступила, и ты об этом знаешь! – рявкнула Хлоя. Дыхание сделалось резким от паники. – Рэд, послушай меня. Я добавила тебя в список, потому что ты важен.

Он так резко пропустил пальцы через волосы, что Хлоя знала – ему наверняка больно.

– Важен как «сделать что-то плохое»? – выпалил он жестким и насмешливым тоном. – Разве ты не использовала меня и для этого тоже? А я-то думал, что это охренительномило.

Хлоя оцепенела:

– Ты не понимаешь…

Его крик был рваным, вырвавшимся из груди смесью злости и боли и обжигающим, как кислота:

– Не рассказывай мне, что я чего-то не понимаю. Нечего делать из меня гребаного дурака!

Опустилось напряженное молчание. Судя по виду Рэда, эта вспышка шокировала его так же, как ее. Но сосущая пустота между ними породила отчаянную мысль: Хлоя не сможет заставить его поверить ей, когда он на взводе, зато сможетпоказатьему правду – если он даст ей шанс. Она найдет доказательство, найдет список – и Рэд придет в себя, перестанет трястись, перестанет кричать, перестанет смотреть на нее так, будто она – не она вовсе.

Ей еще никогда не хотелось придушить кого-то так сильно, как прямо сейчас – незнакомую женщину по имени Пиппа.

– Просто подожди, – попросила Хлоя. – Я тебе покажу. – Она перегнулась через журнальный столик и принялась рыться в мусоре, бумажках и бесконечных блокнотах, ищатот самыйблокнот, тот, который все исправит.

Рэд тяжело выдохнул. Издал звук, напоминающий звон трескающегося стекла, возможно, смех – очень надломленный смех:

– Ага, конечно. Будешь искать какое-то доказательство, что ты не лживая манипуляторша, использующая людей в своих целях, только никак не сможешь найти. Но – ох, черт, если бы ты только могла! Так? – Его голос больше не звучал зло. Он звучал устало. Смертельно, чертовски устало: – Ладно, Хло, перестань. Ты меня получила. Дело сделано. Так что вычеркни меня из списка, а я сделаю вид, что никогда тебя не встречал. И хрен с этим! – Он повернулся и вышел из комнаты.

Нет, нет, нет!

Мгновение Хлоя стояла, ошарашенная, не в силах ни произнести что-либо, ни думать как следует, ни даже толком вдохнуть. Его слова поразили ее в самое сердце, ранив глубже, чем следовало бы. Она попыталась напомнить себе, что это просто недопонимание, то, что Дани назвала бы «триггернуло».

Но демоны выли громче: «Он тебя бросает».

Когда-то Хлоя пообещала себе, что ни за что не будет гоняться за теми, кто хочет уйти. Никогда не позволит угрозе одиночества, отчаянию,любвивыставить ее дурой. Но ноги двинулись с места без разрешения, сначала медленно, потом быстрее, пока она не начала спотыкаться о разбросанные коробки и держаться за стены, ведомая свирепой целеустремленностью. К тому времени, как она догнала Рэда, он уже стоял в дверях, спиной к ней. На пороге.

Неужели всегда все так заканчивается?

Но он не двигался. Не делал этого последнего шага. Все его мускулы были напряжены, словно застыли. Он как будто вибрировал – не то от ярости, не то от сожаления, не то от нерешительности.

Внутри Хлои разгорелась надежда – яркая и опасная, которой невозможно было сопротивляться:

– Поверь мне. Просто поверь.

Он не повернулся:

– Не думаю, что смогу.

Хлоя так крепко стиснула зубы, что могла бы поклясться: она услышала, как один треснул. В горле образовался комок из болезненной гордости, кислоты, опилок и тяжелого бетона. Хлоя попыталась сглотнуть его – ей это не удалось. Она попыталась убедить себя, что Рэд не станет этого делать, – не станет вот так бросать ее, отказавшись выслушать хотя бы на секунду, – и это не удалось ей тоже.

Когда Хлоя снова заговорила, в ее голосе сквозили паника и страх, и она ненавидела себя за это. Нет.Нет.Она ненавиделаегоза это, за то, что он доказал: все ее опасения ненапрасны. Конечно, он не стал бы так делать.

– Рэд. Не надо.

Тишина. Обжигающая тишина.

– Если ты можешь вот так просто уйти, – в отчаянии сказала Хлоя, – то катись к чертям и не возвращайся!

Грохот двери сотряс ее до костей.

Внутри нее что-то сломалось.

Как только Рэд вышел в коридор, нечто заставило его разум вернуться назад в тело. Последние десять минут он словно наблюдал за происходящим со стороны, порхая над самим собой, словно призрак. Наблюдая, как все рушится. Ощущая отголосок своей собственной боли, будто она принадлежала кому-то другому. Теперь он чувствовал все сам, словно Бог только что лично ударил его под дых.

Стены Хлоиной квартиры медленно смыкались вокруг него, ее прекрасный убитый горем взгляд удушал, но теперь Рэд вышел и чувствовал себя спокойным, опустошенным и ослабевшим. Он прислонился к ее двери, не в силах сделать новый шаг, и медленно опустился на пол. Мир подернулся дымкой ярко-белого, смешивавшегося с кроваво-красным, но, когда Рэд прижал ладони к линолеуму, его холод помог ему сконцентрироваться. Рот онемел, будто принадлежал кому-то другому. На языке был привкус меди, напоминающий кровь. Кожа взмокла от пота и липла к одежде, а он этого даже не заметил.

Ему было страшно. Он осознал это резко, одновременно удивленно и покорно. Ему было страшно, и это злило его, как гребаное бешеное животное, отгрызающее свою же угодившую в капкан лапу. Но эта мысль раздражала, и Рэд поймал себя на том, что хмурится, исправляя негативный посыл.Я не зверь.Потом он повторил это вслух, потому что доктор Мэддокс вечно талдычила про осознанность и мантры.

– Я не животное, – прошептал он, и его голос растворился, словно дым. – Я не животное.

Что дальше? Он сказал себе что-то позитивное, и теперь… теперь надо найти что-то, на чем можно сконцентрироваться. Вот так. Рэд выбрал первое, на что упал взгляд: противоположную дверь с царапиной, которую ему надо закрасить. Точно. Он уставился на черную отметину на фоне красной древесины и повторял собственные слова, как молитву. Лучше бы этой гребаной двери не открываться, потому что Рэд сейчас не в той форме, чтобы разговаривать с жильцами. Или с кем угодно вообще. Некоторое время он посидел наедине со своими мыслями.

– Ладно, – наконец пробормотал он. – Ладно, Рэд. Что это сейчас такое было?

Хлоя манипулировала им – вот что. Она манипулировала им, прямо как Пиппа. Вот только эта мысль, еще пять минут назад казавшаяся такой рациональной, теперь выглядела абсолютно нелепой, потому что Хлоя совершенно не походила на Пиппу. И Рэд знал, что это его собственная мысль, потому что она уже тысячу раз приходила ему в голову. Эти отношения не походили на предыдущие. Никто не морочил ему голову.

Железный обруч, сомкнувшийся вокруг грудной клетки, немного ослаб.

Рэд взял правую ладонь в левую и потер ноющий шрам. Голова тоже ныла. Слова застряли в сознании, как колючая проволока, разрывая все, к чему прикасались. «А я сделаю вид, что никогда тебя не встречал. И хрен с этим».

Он так и сказал. Это уже казалось сном или даже кошмаром, но нет – он сам так сказал. И на языке, и в голове эти слова казались ужасно неправильными. Потом они закрутились, завертелись, изменились. Он услышал Хлою, словно впервые: «Я добавила тебя в список, потому что ты важен».

Когда она сказала ему это, оно прозвучало как полная хрень. Как те бредовые оправдания, которые вечно придумывала Пиппа, вот только Хлоя не Пиппа, Хлоя не Пиппа, Хлоя не Пиппа – и она сказала, что это недопонимание. Не типа «Ты слишком тупой, чтобы понять», даже если именно это он и услышал. Нет: она умоляла его дать ей гребаный шанс. Просила подождать. Возможно, она говорила ему правду. А он ушел. Обошелся с ней дерьмово и ушел.

Рэд уронил голову назад, ударяясь о дверь. Черт, черт, черт!

– Хлоя? – окликнул он хриплым голосом, нервно стискивая руки.

Последовала пауза, длившаяся целую вечность. Потом из-за двери раздался голос, полный слез:

– Чего тебе надо?

У Рэда разбилось сердце. Просто на хрен разбилось. Как он вообще мог подумать, что она стала бы?.. Но тут он вспомнил, как. Вспомнил отчаянно охватившую его панику, подавившую все логические соображения и воскресившую в памяти отравленные эмоции. Теперь он должен был объяснить ей все, исправить этот монументальный косяк.

Поскольку, что бы он ни подслушал, во что бы он ни поверил, он знал, что Хлоя не использовала его. Просто знал.

– Черт, – сказал он. Потом, потому что от этого ему стало немного лучше, повторил: – Черт. Прости, Пуговичка. Я… я психанул.

Рэд услышал какой-то приглушенный всхлип, но голос Хлои на этот раз прозвучал сильнее, с ноткой стали:

– Я заметила.

– О боже мой, Хло! Я мудак. Я такой мудак!

– Да, обалдеть какой.

Тот факт, что она вообще с ним разговаривала, вселил в Рэда надежду. Золотистая и сияющая, она плескалась у него внутри, мешаясь с горьким послевкусием страха. Его замутило. Он проигнорировал это:

– Можно мне войти? Мы можем поговорить?

Она ответила моментально:

– Нет.

Рэд не удивился. Ее слова отчетливо всплыли в голове, приглушенные звоном в ушах. «Если ты можешь вот так просто уйти, то катись к чертям и не возвращайся». Он мог бы сказать ей правду – что это было вообще не просто, что это был единственный вариант, что он хотел обернуться и коснуться ее, но ему было чертовски страшно, – вот только он не думал, что это что-то исправит. Потому что, с точки зрения Хлои, он просто ушел.

Полное осознание этого факта потрясло Рэда настолько, что у него заклацали зубы. Он ушел.

– Хлоя, – сказал он дрожащим от всего его отчаяния и сожаления голосом. Он закрыл глаза и пропустил пальцы сквозь волосы. – Я не знаю, что случилось. Нет, знаю. Я облажался, и мне очень жаль. Я запаниковал и не мог толком думать, но…

– Я знаю, – перебила она. На секунду его сердце неуверенно подпрыгнуло. Но потом Хлоя продолжила: – Я знаю, Рэд. Я понимаю. Но… но я думаю, нам не следует больше встречаться.

И в этот момент он по-настоящему понял, что значитопустошение. Он словно стал землей, на которую упал громадный астероид, – сбитой с оси, обожженной, задыхающейся и превращенной в пустыню.

– Хлоя, нет! Пожалуйста! Я пытаюсь…

– Дело не в тебе, – твердо сказала она. Что явно не могло быть правдой, вот только… только голос у нее был уверенный. Спокойный. Сдержанный, будто слезы, которые Рэд слышал всего мгновение назад, он вообразил. – Дело во мне, – продолжила она. – Я так не могу. Потому что мы всего лишь люди, и, когда я споткнусь или споткнешься ты, будет так же больно, а я просто не могу так. Немогу. Я должна была понять, что не готова к такому. Когда ты ушел…

Она так резко вдохнула, что Рэд буквально услышал это. Этот вдох нарисовал в его голове картинку: Хлоя, милое лицо залито слезами из-за него, мягкий рот превратился в твердую линию, удерживающую ее от всхлипов. Эта мысль принесла ему настоящую, физическую боль. У него заныли руки – не из-за шрама, но из-за того, что ему было отчаянно необходимо коснуться ее.

Но она больше не хотела его прикосновений.

– Когда ты ушел, – сказала она, собравшись, – у меня внутри словно что-то сломалось.

Рэд в точности понимал это чувство:

– Детка…

Она продолжила – слова маршировали, словно хорошо обученные солдаты:

– Ни у кого не должно быть власти причинить мне такую боль. Это… небезопасно.

Затылок Рэда сжала холодная ладонь, длинные, ледяные пальцы проникали в его нервную систему, пока все тело не онемело. Хлоя снова замыкалась в себе – и все из-за него. Он не мог этого вынести. Он отказывался быть причиной, по которой кто-то настолько смелый возвращался обратно в спячку.

– Хлоя, послушай меня. Из меня так и прут проблемы, но к тебе они никакого отношения не имеют. Ты все делала правильно. А даже если нет – если я тебе больше не нужен, это не значит, что ты должна отказываться вообще ото всех. От того, чтобы что-то чувствовать к людям. От того, чтобы рисковать.

Молчание.

– Хлоя, ты там?

Ничего. Рэда охватила паника, словно огонь, пожирающий лес, неотвратимо и разрушительно:

– Хлоя, прошу. Мне жаль. Мне так, мать его, жаль! Ты можешь доверять мне. Ты можешь доверять себе. Если ты просто дашь мне время – я над этим работаю. Я могу стать лучше.

Это наконец заставило ее откликнуться. Голос у нее был мягкий, но каждое слово ранило до костей:

– Тебе не нужно становиться лучше, Рэд, по крайней мере для меня. Никогда. Этоядолжна стать лучше для тебя. Дляэтого. Все было… идеально, – сказала она так тихо, что он едва расслышал. – Но теперь все кончено. Хорошо?

Впервые за все время он обернулся, отводя взгляд от заземлявшей его царапины. Он повернулся лицом к двери, на которую опирался, двери, за которой скрывалась Хлоя, и сказал:

– Нет.

Потому что все было совершенно не хорошо.

– Я пойду, хорошо?

– Нет. – А потом наконец его отчаявшийся разум подбросил ему решение. Возможность. Надежду. – Я могу тебе показать, – сказал Рэд. – Я могу показать тебе, что оно того стоит. Что тебе не нужно бояться, потому что, даже если я налажал, я смогу все исправить.

– Рэд…

– Для меня тыидеальна, Хлоя, – сказал он – решительность выпрямила ему спину, придала силы голосу. Он наконец стал самим собой. Он облачился в уверенность, как в поношенную кожаную куртку. – Я знаю тебя, хочу тебя и нуждаюсь в тебе. У нас все получится. Я тебе докажу.

– Не получится, Рэд. – На его имени голос Хлои дрогнул. – Это не… Отношения не должны причинять боль.

– Жизнь причиняет боль, – горячо сказал Рэд. – Это неизбежно. Но я знаю разницу между пыткой и болями роста.

Хлоя не ответила. Скорее всего, она ушла, по горло сытая его бредовой болтовней, но это было нормально. Он был в норме. Он принял решение и намеревался придерживаться его: она слишком много для него значила, чтобы он позволил всему закончиться вот так. Может, в итоге все и закончится, что бы Рэд ни предпринял, и ему придется с этим смириться, – но сначала он попытается все исправить. Сначала он попытается сделать все возможное, чтобы вернуть ее доверие. Чтобы доказать, что он ее не бросит, показать, что он работает над собой. Ради нее. Чего бы это ни стоило.

Рэд еще немного поглядел на дверь, представляя, что Хлоя все еще находится по ту сторону. Сообщил ей, отсутствующей, секрет:

– Я люблю тебя!

А потом ушел. Пришло время доказать это.

Глава двадцать вторая

Хлое хотелось верить, что Рэд прошептал «Я люблю тебя» просто от отчаяния, – еще раз попытался изменить ее мнение, исправить все, что только что разлетелось между ними на куски. Но дело было в том, что, если бы она не прижималась к двери, прислушиваясь, пока уязвленная гордость тянула прочь, она бы вообще ничего не услышала.

Был ли он искренен? Правду ли сказал? Наверное, это в любом случае не имело значения. Потому что неважно, что он чувствовал, неважно, что чувствовалаона,– он все равно надорвал ей сердце и разбил его изнутри, просто выйдя за дверь.

Ни у кого не должно быть такой силы. Ни за что! Больше никогда.

Так что Хлоя не позволила себе заплакать, когда он ушел. Вместо этого она принялась за работу.

С негнущимся и словно принадлежащим роботу телом, болью, притаившейся в самой глубине сознания, и мрачным лицом она уселась за стационарный компьютер, чтобы доделать его сайт. Она подвяжет все свободные концы, которые остались болтаться между ними… а потом дождется окончания арендного срока и съедет. Это она исчезнет из его жизни. Впервые в жизни она станет Крутой Хлоей Браун, которая ушла от той опасной эмоциональной путаницы, которая ей угрожала.

Мысль заставила ее ехидно улыбнуться, но это была не та улыбка, от которой все становилось лучше. Скорее Хлоя почувствовала себя даже хуже.

Чтобы закончить сайт, потребовалось несколько часов. К тому времени, как она управилась, живот жутко крутило от голода, костяшки пальцев вопили от утомления, а затекшая спина так ныла, что на глазах выступили слезы. Хлоя вредила сама себе и знала это, но у нее не было времени об этом жалеть. Отправив Рэду последний имейл, она почувствовала лишь облегчение.

Ей станет гораздо лучше, когда все будет сделано. Когда она положит конец всем этим запутанным чувствам, этой дефективной, неконтролируемой связи.

Имейл вышел кратким.

Рэд,

твой сайт закончен и готов к запуску. Я приложила всю необходимую информацию и инструкции. Пожалуйста, не забудь сменить пароли администратора, чтобы доступ был только у тебя.

Хлоя

Вот и все. Она ждала, что боль отступит. Вместо этого боль удвоилась, и в голову Хлое пришла ошеломляющая мысль: а вдруг Рэду так же больно? Вдруг он потерян и не знает, что делать, все еще потрясенный своей вспышкой? Вдруг нуждается в ней, а она от него отвернулась?

Резким щелчком мышки Хлоя выключила компьютер, так же решительно отбрасывая все предательские вопросы. Неважно. Все к лучшему.

Она на это надеялась.

Уведомление она увидела на следующий день, на доске объявлений дома. И едва не выронила почту, за которой пришла.

Комендант Рэдфорд Морган увольняется со следующего месяца.

Это было все равно что удар под дых. Хлоя так отчаянно пыталась не вспоминать сказанные им через дверь слова, обещания, которым она не могла заставить себя поверить. Вот и дело с концом. Но она была определенно рада, что Рэд решил прислушаться к ней и идти дальше. Это ему полезно. Это полезно ей. Все только в плюсе.

По дороге до квартиры Хлоя дрожала и была рассеянна. Мысли так поглотили ее, что она едва не проглядела картонную коробку, ожидающую ее на пороге. Она даже пнула ее – носок туфли отскочил от картонки, когда Хлоя собиралась вставить ключ в скважину. И отчего-то, едва увидев эту коробку, она поняла: это от Рэда.

В конце концов, это не мог быть заказ из интернет-магазинов – даже с учетом Хлоиной зависимости от онлайн-шопинга, – потому что коробка стояла прямо у входной двери, а не у почтовых ящиков. И адреса на ней не было: только одно слово, нацарапанное на крышке. Хлоя сказала себе, что посылка от родителей, потому что они частенько так делали. Она могла представить, как отец хихикает себе под нос, оставляя коробку у двери. Но потом нагнулась и прочла нацарапанное сверху слово: «Пуговичка».

После вчерашнего переутомления Хлоя чувствовала себя как мешок бесполезных костей, так что заволокла коробку внутрь, вместо того чтобы пытаться ее поднять. А потом, оказавшись в безопасных стенах квартиры, села на пол, уставилась на посылку и постаралась не чувствовать ничего. Безуспешно. В груди зияла дыра размером с влюбленное сердце. Видимо, посылка – это какой-то прощальный жест.

Вот и хорошо. Чем скорее Рэд уйдет, тем быстрее она сможет больше никогда не чувствовать ничего подобного.

Внутри коробки она нашла блокнот с прекрасной переливающейся золотой обложкой. Хлоя открыла его на первой странице, увидела линии отчетливого почерка Рэда и захлопнула блокнот, будто наткнулась на сатанинскую библию.

Нужно открыть его. Прочесть прощальное письмо, которое несомненно включает многочисленные извинения и только подтвердит сделанный ею и очень разумный вывод: эти отношения были слишком рискованными, и им обоим не следовало и пытаться. Ей следует оставаться одной, потому что так безопаснее. В конечном счете, если бы в прошедшие недели она оставалась одинока, ей не пришлось бы провести прошлую ночь всхлипывая до хрипоты. Для этого не было бы причин.

Хлоя приложила ладонь к осипшему горлу и напомнила себе, что Рэд ушел, и сделает это снова, и риск был слишком велик, и ей вообще не стоило связываться с мужчиной, особенно после того, как она провела несколько вполне комфортных лет в одиночестве.

И все же она не могла заставить себя открыть блокнот.

Она отложила его с такой же осторожностью, с какой могла бы отодвинуть ядовитую змею. В коробке нашлись и другие вещи, спрятанные под слоем оберточной бумаги. Хлоя разорвала ее и обнаружила, что Рэд отправил ей ее любимый шоколад. «Грин энд Блекс» с морской солью. И не в замысловатой корзиночке, которые, как она знала, продавались онлайн, – просто плитка на плитке, будто он зашел в магазин и скупил все, что были в наличии, как безумец. Ярко-синие обертки растопили ее сердце ровно на 0,002 секунды, прежде чем она снова взяла себя в руки. Это прощальный подарок. А не что-то, что могло бы вызвать у нее тоску, надежды или сожаление.

Хлоя положила шоколад на журнальный столик, чтобы иметь возможность дотянуться до него, пока работает. Незачем разбрасываться хорошим продуктом.

На следующий день появилась новая коробка, значительно меньше предыдущей. На этот раз Хлоя совсем озадачилась. Коробка была от Рэда, это несомненно, но что еще ему понадобилось ей дарить? Оказалось, что это банка, из тех, в стекло которых вставлены крошечные золотые звездочки. Они засияли, когда Хлоя поднесла банку к свету, и секунду она не могла думать ни о чем, кроме той ночи в лесу, звезд в небе и крошечных огоньков света внутри их палатки.

И кроме него. Рэда.

В банке лежали три резинки для волос – ей такие нравились: из мягкой ткани, не цепляющиеся за волосы. Она фыркнула от смеха, осознав, что Рэд пытается сделать: она никогда не знала, где ее резинки, если только они не пребывали у нее на голове. Значит, он хотел, чтобы она хранила их в банке. Но, напомнила себе Хлоя, стирая улыбку с лица, банки для нее бесполезны. С ее-то фибромиалгией и тем, как часто она работала руками, сила ее запястий и пальцев обычно стремилась к нулю. Лишь в редкие и счастливые дни Хлоя Браун могла открыть банку.

Она собиралась уже положить подарок обратно в коробку, когда осознала, что крышки у банки нет. Или, скорее, эта крышка не походит ни на одну крышку, виденную Хлоей раньше. Она представляла собой странную прозрачную, пузыреподобную штуковину вокруг горлышка. Хлоя осторожно ткнула штуковину. Та поддалась. Хлоя ткнула посильнее – и ее рука оказалась внутри.

Она изумленно уставилась на банку, внимательно изучая объект, о котором сообщали ей нервные окончания. Вокруг горлышка банки была натянута мягкая резина, края которой смыкались, «закрывая» банку, но под давлением расходились, пропуская внутрь руку.

Может, шоколад и письмо, которое она отказалась читать, и можно было воспринять как прощание, но как воспринимать это – Хлоя не знала. Такое даришь кому-то, чтобы показать…

Что он тебе небезразличен. Или что его любят.

Может, ей все-таки стоило прочитать записку. Может, все же это не прощание. Может, письмо окажется чистой магией на листке бумаги и сотворит что-то совершенно правильное – скажет что-то, чего Хлоя не могла даже представить, о чем не подозревала. Что-то, что сотрет всю боль, которую она чувствовала, и придаст смелости, чтобы начать сначала.

А может, завтра она пробежит марафон. Но Хлоя не стала бы ставить на это свою жизнь, верно? Так что она снова взяла себя в руки, отвергая фантастические предположения собственного сердца, поставила банку рядом с шоколадом и категорически отказалась открывать блокнот.

Шли дни, приходили новые подарки.

Коробки с ее любимыми фруктовыми и травяными чаями. Плюшевый котик, настолько похожий на Клякса, что – не исключено – Хлоя самую малость поплакала, когда увидела его. А не исключено, что и – возможно – иногда – брала его с собой в кровать. Что ничего не значило, потому что этого никто не видел.

Дальше был путеводитель по Нью-Йорку, достаточно легкий, чтобы носить с собой, – маршруты в нем давались не с помощью карт, а через главные достопримечательности и уличные знаки. Потом появился крошечный стульчик из розовой пластмассы, украшенный стразами, и Хлоя со смехом поняла, что это вроде как мадам Стул. За ним последовал пакет маршмэллоу вместе с написанной от руки инструкцией, как поджаривать их в духовке. Хлоя видела, что Рэд старался выводить свои круглые заглавные буквы как можно аккуратнее, но на обратной стороне плотной кремовой бумаги обнаружилось пятно краски закатно-оранжевого цвета, и она заулыбалась. Рядом с каждым пунктом инструкции Рэд нарисовал забавные мультяшные картинки.

Она скучала по нему. Она скучала по нему так сильно, что начинала его ненавидеть.

Она нашла золотистый блокнот, взяла его в руки и попыталась заставить себя открыть его. Она знала, что это не прощание. Это почти точно извинение, объяснение, что он запаниковал.

Проблема состояла в том, что Хлоя тогда запаниковала тоже, – и до сих пор паниковала. Вытащить себя из этого сбивающего с толку, слезоточивого тумана страха казалось не невозможным, но пугающим. Будто она могла не справиться с этим в одиночку. Будто могла потеряться в темноте. На ум ей приходил только один человек, способный озарить светом ее мрачные мысли.

Она отложила блокнот и схватила пальто.

В чердачной йога-студии Джиджи было достаточно тепло, чтобы под тихую музыку и ровное гудение голоса инструкторши Хлою начало клонить в сон.

– Вдыхаем… и выдыхаем. Вдох… и выдох…

Хлоя поймала себя на том, что следует этим инструкциям, неловко сидя в кресле-мешке и ожидая, когда одиночное занятие закончится. Она и не осознавала, в каком раздрае пребывала, пока не уселась в машину. В итоге пришлось вызывать такси.

– И еще раз… – произнес успокаивающий голос.

Он принадлежал Шивани, удручающе счастливой, уверенной и буквально светящейся женщине за пятьдесят, которая разгуливала в спортивном лифчике и легинсах и вытворяла со своим позвоночником нечеловеческие вещи. Нет, она не вырывала его из спины и не сражалась им с инопланетянами, но поза лука в ее исполнении тоже была весьма впечатляюща. Шивани стояла в передней части комнаты, напротив Джиджи, которая тоже была облачена в спортивный лифчик и легинсы, причем пресс, который скрывался под ее тонкой морщинистой кожей, был куда лучше, чем у любой из ее внучек.Эх!

Занятие подошло к концу. Джиджи и Шивани тихонько пересмеивались, будто их одинаковая гибкость, физическая форма и, предположительно, внутренняя гармония были какой-то уморительной, понятной лишь им шуткой. Потом они обнимались несколько долгих потных мгновений, что-то бормоча друг другу. Если бы Хлоя позволила себе задуматься об этом дольше чем на пять секунд, ей пришлось бы принять: Джиджи стопроцентно спит со своей инструкторшей по йоге на протяжении семи последних лет. Поэтому думать об этом дольше пяти секунд Хлоя себе не позволяла.

– Увидимся, Хлоя, милая! – сказала Шивани, уходя.

Конечно, издомаона не уходила. Нет, она просто спускалась вниз, чтобы дать Хлое и Джиджи возможность побыть наедине, а также начать готовить Джиджи смузи из ростков пшеницы, шоколада и Бейлиса – идеальный аперитив. По всей видимости.

–Итак, дорогая, – промурлыкала Джиджи, извлекая из ниоткуда ярко-голубой палантин и грациозно накидывая его. Она подошла к креслам-мешкам, где Хлоя терпеливо ждала последние полчаса. Или, если по правде, ждала угрюмо и слегка нетерпеливо. –Чемуже я обязана такой чести?

– Просто решила заскочить. – Хлоя попыталась сказать это легко, но слова ударились об искусственно состаренный деревянный пол, как три куска свинца.

Джиджи изогнула бровь:

– Ты, женщина, добровольно не садившаяся за руль с две тысячи третьего…

– Ты слегка преувеличиваешь, Джиджи.

– …решила сесть в машину, попрощавшись со своим любимым, грязным, серым городом…

– Вообще-то, я вызвала такси – ради общественной безопасности.

– …и проникла в дом, как маленькая юркая мышка, избегая своих родителей и Ив…

– Этонеправда, – с жаром соврала Хлоя.

– …просто потому, что решилазаскочить? – Джиджи поджала блестящие губы. Когда это они успели стать блестящими? Она что, накрасилась силой мысли? – Дорогая, как говорит молодежь, не парь мне мозги.

– А, – пробормотала Хлоя, – моя любящая бабушка.

– Твоя нетерпеливая бабушка, которая хочет свой смузи и свою Шивани. Я знаю тебя как облупленную, Хлоя. Сэкономь время нам обеим и выкладывай уже.

Возможно, эти слова были скорее заклинанием, чем предложением, потому что они сработали. Слова полились с губ Хлои, прежде чем она успела передумать, убедить себя удержать их внутри или даже сформировать из них что-то обманчиво-сухое и как будто неважное:

– Когда любишь кого-то, Джиджи, – кого-то, ктоне обязательнодолжен любить тебя в ответ, – и он может обидеть тебя, и ты можешь обидеть его, и все может пойти как попало, и оно уже пошло, как понять, что все это, э-э…

– По-настоящему? – подсказала Джиджи.

Но, что весьма настораживало, на этот-то счет вопросов у Хлои не было. Спрашивать об этом ей даже в голову не приходило.

Ее вопрос был куда сложнее:

– Как понять, что это все безопасно? Как понять, что оно стоит риска?

Пожалуйста, скажи, что оно никогда того не стоит. Пожалуйста, скажи, что я все сделала правильно. Пожалуйста, скажи, что я не бросила Рэда, как только возникли первые трудности,–скажи, что нам лучше быть порознь.

Нет. Пожалуйста, не говори.

Долгое время Джиджи смотрела на нее своими прекрасными сводящими с ума глазами, обрамленными улыбчивыми морщинками, которые подтвердили то, что Хлоя уже знала: несмотря на свою привычку говорить внучкам не хмуриться, не смеяться и не проявлять каких-либо других эмоций из страха перед морщинами, сама Джиджи никогда не позволяла таким мелочам мешать ей жить на полную катушку.

Наконец пожилая женщина проговорила:

– Ты задала мне разом два очень сложных вопроса, Хлоя, и я надеюсь, ты понимаешь, что по сути они про одно и то же. Любовь определенно никогда не может быть безопасной, но она абсолютно стоит того.

Она вытащила незажженную сигарету и покрутила в длинных элегантных пальцах. Поскольку сегодня Джиджи не надела головной платок, выставив всем на обозрение свои шикарные седые кудряшки, Хлоя понятия не имела, где эта «Мальборо» была спрятана. В трусиках? В ноздре? В параллельном измерении, доступ в которое бабушка получает силой воли? Одному Богу известно.

Спустя мгновение Джиджи заговорила снова:

– В шестнадцать я влюбилась в подлеца, который сделал мне ребенка и бросил, из-за чего, конечно, родители вышвырнули меня из дома, потому что я подавала плохой пример сестрам. Как бы ни был мне небезразличен твой – что ж, полагаю, это был твой дед, – это не меняло того обстоятельства, что он оказался жалким и гадким мужчинкой, не стоившим ни капли моей любви. Но многочисленные его недостатки, к сожалению, не мешали мне обожать его. В конце концов, когда дело касается любви, мы смотрим не на недостатки, не так ли? – Она иронично улыбнулась, но Хлоя не нашла сил улыбнуться в ответ. – Любовь небезопасна, как доказывает эта история. Но стоит ли она того? – Джиджи развела руками в величественном жесте, и Хлоя поняла, что она имеет в виду не особняк, в котором они сейчас находятся, так отличающийся от крошечного отчего дома, из которого Джиджи вышвырнули, но людей, которые в нем живут. – У меня есть твой отец. У меня есть вы, девочки. И конечно, мой хит «Эй, мистер Дик-младший», который, если какие-нибудь юристы или журналисты вдруг начнут разнюхивать – что-о-о, дорогая?

– Не имеет совершенно никакого отношения к некоему Ричарду Ф. Джеймсону, о котором моя бедная дорогая бабушка и не слышала никогда, – послушно оттарабанила Хлоя. – Но, Джиджи, я… Да ладно, с тем же успехом можно и сказать тебе: я говорю о Рэде.

– Ах-ах, ну надо же, – пробормотала Джиджи.

Хлоя воззрилась на нее.

– Кажется, я влюбилась в него, – сказала она: это показалось наименее неловким способом перефразировать «Я люблю Рэдфорда Моргана, как тигр-людоед любит мягкие и мясистые плечи». – И, по-моему, он, возможно… – Она прочистила горло и выпрямилась, принимая то, что должна была знать с самого начала. С того момента, когда он позвал ее через дверь. – Он меня тоже любит, – договорила Хлоя. Потому что всем своим существом чувствовала, что это правда. – Но мы обидели друг друга, и теперь я как будто в ловушке этих бесконечных колебаний – что, если мы продолжим это делать? Что, если мы продолжим все портить? Я всегда чувствовала себя человеком, который… – Она улыбнулась, хоть ничего смешного в этом не было. – Я человек, который вечно болит. Слишком сильно.

– Нет, – спокойно поправила Джиджи. – Ты женщина, которая в жизни, полной боли, пришла спросить о любви.

Эти слова поразили Хлою, как зазвеневший в воздухе гармоничный аккорд, тронувший ее до глубины души. Они были правдивы, отзывались в ней. Заставляли взглянуть на себя по-новому.

– Да, – медленно пробормотала она. – Полагаю, так и есть.

А кто же еще она есть? Рэд называл ее крутой и несгибаемой. Она соглашалась, потому что физически так и было. Но эмоционально? Ей всегда было страшно. И все же…

Она – женщина, которая пришла спросить о любви.

Она – женщина, которая решила изменить всю свою жизнь одним только списком.

Она – женщина, которая продолжала жить – каждый божий день.

Она – чертова Хлоя Браун, и она начинала задумываться, что, возможно, с самого начала была смелой. Возможно, ей просто нужно было сильнее полюбить себя, чтобы это понять.

Она предположила – и это осознание озарило ее, как восход, – что теперь она себя любит. И это было замечательное чувство.

Хлоя пришла домой и открыла блокнот.

Он лежал на ее журнальном столике, сияющий и золотой, утешающий и ужасающий, уже почти неделю. Хлоя сграбастала своего фальшивого Клякса ради моральной поддержки, а потом мельком подумала, не позвонить ли Энни радинастоящейморальной поддержки. Но нет – Энни никогда не брала трубку, и, хотя рано или поздно она все-таки перезвонит, Хлое нужно было сделать это сейчас.

Ей нужен былон. А ему, как она подозревала, нужна была она. Самое время выяснить.

Она открыла блокнот. Писал Рэд аккуратно, явно стараясь не сорваться в каракули, и это было так по-рэдовски, что Хлоя любовно провела по его письму пальцами. А потом строго велела себе прекратить грезить и начать читать.

Дорогая Хлоя,

ты, возможно, слышала, что я увольняюсь. Может показаться, что я бросаю тебя, но это не так. Я подал заявление за день до нашего похода, потому что быть с тобой и одновременно быть твоим комендантом казалось мне плохой идеей. Эта работа стала для меня безопасным убежищем, но ты нужна мне сильнее, чем безопасность. Да и в любом случае, отчасти благодаря тебе, я думаю, эта безопасность мне уже без надобности.

Ты много для меня сделала, и то, что в ответ я взял и обидел тебя… что ж, от этого я чувствую себя просто дерьмово, но потом я чувствую себя еще дерьмовее, потому что, боже мой, Хлоя, я охренеть как тебя люблю. Я думал, стоит ли так говорить после всего, что случилось. Но, возможно, это мой единственный шанс, а я хочу, чтобы ты знала, потому что это самое честное, что есть во мне. Хлоя София Браун, я очень сильно люблю тебя. И я хочу доказать это, потому что ты этого заслуживаешь. Я хочу, чтобы ты снова начала мне доверять. Я хочу, чтобы ты улыбалась, пока не забудешь, как это вообще – плакать. Я хочу, чтобы ты знала: я никуда не уйду.

И, поскольку ты эксперт в планировании, я решил взять с тебя пример. Я составил список.

1. ВЕРНУТЬ ХЛОЮ.

2. Соблазнять ее едой и подарками.

3. Подкараулить у дома Энни: стащить Клякса.

4. Научиться пользоваться приставкой.✔

5. Рисовать перед окнами топлес. Возможно, голым. Вероятно, нанести психическую травму жильцам/попасть за решетку, но, думаю, ей это понравится.

6. Взять на себя взаимодействие с пуговицами, чтобы она могла носить настоящие кардиганы, если захочет.

7. Пользоваться гребаным инстаграмом.✔

8. Продолжать психотерапию.✔

9. Всегда любить ее, несмотря ни на что.✔

Кое-что я уже сделал. Я надеюсь, что если справлюсь с этим списком, то в конце концов ты вернешься ко мне. Если все это – не то, или ты хочешь чего-то другого, или горишь желанием поведать мне, какой я мудак, – не стесняйся. Позвони мне. Приходи. Открой шторы и покажи мне средний палец. Пожалуйста! Я скучаю по тебе.

У нас все может получиться. Если не веришь мне – верь себе. Потому что ты лучше других знаешь, что способна на все, если решишься.

Твой Рэд

Хлоя перечитала письмо трижды. Только когда ее слезинка шлепнулась на страницу, затопляя собой «д» в конце его имени, она оторвалась от письма. Посмотрела на шторы, плотно закрытые, словно щит, и прищурилась. Ее обуяла яркая, сияющая сила, и впервые за долгое время она почувствовала себя живой. Нетерпеливой. Целеустремленной.Настойчивой.Она подошла к окну, резко отдернула шторы, и перед ней возникла зимняя тьма.

Зимняя тьма и упрямый квадратик света.

В окне напротив стояла знакомая фигура – закатные волосы свешиваются на лицо, голая грудь демонстрирует крепкие мускулы, смелые чернила, уязвимую кожу и жизненную силу. Он, как всегда, склонялся над холстом, но через секунду после того, как Хлоя раздвинула шторы, замер. А потом медленно, ужасно медленно повернулся.

Она не стала прятаться.

Из-за расстояния она не могла толком рассмотреть его кошачий, весенний взгляд, но точно почувствовала миг, когда их глаза встретились. По ее телу словно пробежала волна тока. Рэд полностью повернулся к окну и приложил руку к стеклу, и у Хлои появилось страннейшее чувство, что это один из тех моментов, которые могут значить все – или ничего. Могут принести преображение – или сожаление. Это был один из тех моментов, которые переживают бесстрашные, интересные женщины…

Нет. Нет. Это был момент, который переживалаона сама– со всеми своими списками, тревогами, острой застенчивостью и всем прочим. Ведь смелость – это не столько черта характера, сколько выбор.

Хлоя выбрала его.

Глава двадцать третья

Раньше Рэд считал, что лажать – это его специализация, но после того, как он налажал с Хлоей, он больше не позволял себе так думать. Потому что если это так, то он потерял ее навсегда. А если он потерял ее навсегда…

Нет. Это не вариант.

Так что Рэд решил, что его новая специализация – все исправлять. В конце концов, с того самого момента, как любовь врезалась в него, словно грузовик, он понимал, что не может просто вывалить ее на Хлою и надеяться на лучшее. Он знал, что ей нужно нечто большее, что он должен объяснить ей все до конца, дать причину доверять ему. Поэтому он разработал план и составил список. А потом, поскольку он уже отдал Вику заявление и время шло, собрался и начал действовать.

Не только в отношении Хлои. Во всех отношениях.

Каждое утро Рэд просыпался, смотрел в окно и обнаруживал, что ее шторы по-прежнему закрыты. Он разрешал себе несколько секунд ощущать кислотный, тошнотворный страх, глубоко вдыхая, нуждаясь в ней, скучая по ней. А потом брал себя в руки. Он планировал следующий месяц, когда он покинет этот дом и снова бросится в неизвестность с головой. Разнес свои сбережения по таблицам – которые здорово возбудили бы Хлою, – проверяя и перепроверяя, может ли позволить себе рискнуть. Изучал стратегии ведения бизнеса, связывался со старыми друзьями и разбирался с новым сайтом, следуя инструкциям Хлои, хотя от ее голоса, звучавшего в голове, у него сжималось сердце.

Все должно быть в порядке. Он это знал. Но с Хлоей все было бы гораздо лучше. Вот только дни шли, а ее шторы оставались закрытыми, и каждое утро Рэд терял еще немного надежды.

А может, очень много надежды. Настолько много, что, когда она наконец распахнула шторы – когда Рэд краем глаза поймал какое-то движение и пролившийся из окна свет, – на миг он решил, что ему кажется.

Но потом он повернулся, увидел ее и понял, что даже самые отчаянные его воспоминания не смогли бы воссоздать этот тяжелый полуночный взгляд.

Рэд все смотрел, и смотрел, и смотрел. Упивался ею. Начал беспокоиться о своем зашкаливающем пульсе и болезненно колотящемся сердце. Возможно, он умирает от гребаной эйфории при виде нее. Возможно, в этом нет ничего страшного.

А потом она ушла, мелькнув бирюзовыми очками и взмахнув бело-розовой юбкой. У Рэда появилось чувство, что его шарахнули по голове. Он продолжал стоять, прикованный к месту, с кисточкой в руке, с которой вот-вот грозил капнуть синий акрил, а в голове крутилось, как заевшая пластинка: «Хлоя, Хлоя, Хлоя…» – пока не раздался стук в дверь.

Он слышал этот стук всего лишь раз в жизни, но точно знал, кто стоит за дверью. Он выронил кисть. Кинулся через всю квартиру. Распахнул дверь – перед ним стояла она.

Хлоя Браун. Прекрасная со своим суровым взглядом, волосами, перехваченными резинкой в горошек, которую купил ей он, и да, он пялился, и нет, он не собирался отводить глаза. Она проплыла мимо него в квартиру, и он спрятал руки за спину, потому что, если он схватит ее и начнет целовать, пока у нее не потемнеет в глазах, – это будетплохо, чертовскиплохо…

– Вот, – сказала она, протягивая ему что-то.

Ее хрипловатый голос звучал словно гребаная музыка. Рэду хотелось выпить его. Он мог бы накрыть ее рот своим и – стоп, нет, это же уже поцелуй. Никаких поцелуев. Не теперь, когда она, возможно, пришла сюда, чтобы дать ему шанс.

Полный надежды, он вспотевшей ладонью взял то, что она ему протягивала, – блокнот.

– Хлоя.

– Рэд, – тихо сказала она. – Прочти это для меня.

С сердцем, колотящимся где-то в горле, Рэд подчинился. Он уже знал, что там увидит: ее список. Настоящий, полный и без цензуры. Он сделал вдох и наконец прочел цели, с которых все это и началось.

Список был аккуратным, четким и абсолютно отражавшим Хлою. Каждая цель была выведена черными чернилами, усердно и безукоризненно. Некоторые пункты он узнавал, другие нет. Возле одних стояли галочки, другие были вычеркнуты и заменены – все с огромным старанием. Сердце Рэда дрогнуло. Почему он вообще считал, что место в этом списке – это что-то плохое? Он должен был знать – онзнал,– что это ее способ стать той, кем она стремилась быть.

Вот только Рэд никогда не понимал этого, потому что для него она уже и так была идеальна.

У него возник охренительно сильный порыв швырнуть блокнот через всю комнату, пока он не успел отыскать пункт про себя, вот только это было бы ошибкой, а их Рэд уже наделал предостаточно. Он заставил себя отыскать собственное имя. И нашел.

«Не отпускать Рэда».

Рэд отложил блокнот и посмотрел на нее. Он хотел что-то сказать. Что-то правильное. Раньше это ему никогда не удавалось, так что он сомневался, что удастся сейчас, – но все равно попытался:

– Я был неправ. Я знаю, что был неправ. Я…

– Я прочла твое письмо, – перебила Хлоя.

Она только сейчас прочла его? Это хорошо или плохо? Хлоя казалась неуверенной, нервной – мягкие губы крепко сжаты, гипнотические глаза избегают встречаться с ним взглядом. Внезапно в комнате как будто потемнело, и момент приобрел могильную жуткость и окончательность. Он ей не нужен. У него ничего не вышло. Он ее потерял, потерял по-настоящему.

Но потом она сказала – тоном, который ему не удалось расшифровать:

– Мне понравились подарки.

Рэд надломленно рассмеялся и пропустил пальцы сквозь волосы. Попытался свести свой страх к шутке, потому что ей вряд ли понравится, если он рассыплет перед ней кусочки своего разбитого сердца, как конфетти.

– Хлоя! Детка. Просто… прекрати мои страдания.

Она наконец посмотрела на него, и он резко вдохнул. Не смог удержаться. Боже, до чего она красива! Боже, от нее кружится голова! Хлоя слегка нахмурилась, покачала головой, закатила глаза. А потом сказала:

– Ладно.

И поцеловала его.

Рэд попятился, упираясь в стену, и Хлоя последовала за ним. Ее руки скользнули в его волосы, а тело плотно прижалось к нему, но губы ее были нежными, как лепестки. Ищущими. Нерешительными. Будто она не была уверена, как он отреагирует.

Как выяснилось, отреагировал он как голодный зверь.

Он не смог сдержать стона, вырвавшегося от ее прикосновения, не смог сдержать дрожи – не теперь, когда его кровь бурлила от осознания, что это на самом деле происходит. Ее губы жадно разомкнули его губы, и, когда она скользнула своим языком по его, Рэд издал раненый, отчаянный рык, который должен был сказать Хлое обо всем, что ей пришло бы в голову спросить.Ты нужна мне. Отчаянно нужна. Я и без тебя не пустое место и вполне справлюсь один, но я охренеть как не хочу этого, так что, боже, пожалуйста, не заставляй меня.

Он выронил блокнот. Его руки нашли ее талию, потом бока, потом ряд пуговичек, пришитых к краю ее джемпера. Дальше – ее волосы, выпрямленные волны под пальцами, потом нежный изгиб горла и наконец лицо. Он был везде. И этого было недостаточно.

Хлоя отстранилась и произнесла, запыхавшись:

– Прости меня.

Рэд осторожно снял с нее очки. Теперь она казалась юной и беззащитной, глядя на него расфокусированным взглядом.

– За что, милая?

– За то, что отпустила тебя, и за то, что так долго не могла сюда прийти. Мне надо было быть смелее. Как ты.

– Нет, – твердо и горячо сказал Рэд. – Ты как раз такая смелая, какой и должна быть. Это ты делаешь меня лучше. Ты самый смелый человек из всех, кого я знаю.

Она схватила его за футболку, притянула к себе и снова поцеловала.

В этот раз поцелуй был медленней, не такой нетерпеливый. Выразительные прикосновения. Мягкое давление ее губ:я хочу тебя. То, как она поглаживала его грудь руками:я скучала по тебе. А когда он переплел их пальцы? Словно фрагменты пазла встали на место.Я твой.Его мир стал розовым, как маршмэллоу, электрически-белым, шоколадным, земляным и тропически-океанским. В его мире было хорошо.

Хлоя снова отстранилась, и все немного потускнело.

– Нам нужно поговорить как следует.

О да. Как разумные взрослые люди.

– Или мы могли бы целоваться, пока у нас не кончится кислород.

Она улыбнулась, и сердце Рэда треснуло и снова затянулось.

– Я серьезно, – сказал он. – Если я умру – я умру.

Она рассмеялась, и воздух стал каким-то другим. Чистым.

– Идем, – сказала Хлоя, направляясь в его мастерскую, но не выпуская его руки до тех пор, пока не села, прислонившись к исключительной части стены, возле которой не были свалены в кучу художественные принадлежности.

Рэд сел напротив и попытался не таять от того, как чопорно она скрестила ноги и расправила юбку на коленях. Но потом его улыбка погасла:

– Хлоя, прости меня. Я психанул, вывалил на тебя все дерьмо из своей головы, и мне просто… не надо было так делать. Но ты прочитала мой список и знаешь, что я работаю над этим, и я надеюсь… Что ж, я надеюсь, этого достаточно.

Она мягко сказала:

– Достаточно. Рэд…

– Ой, погоди. Я кое-что забыл. – Он снова взял ее за руку и крепко сжал: – Я люблю тебя!

Уголки ее пышных губ чуточку приподнялись, пока она не взяла их под контроль. Рэд задумался, отчего он вообще считал ее холодной – или высокомерной, – когда, просто приглядевшись как следует, мог различить на ее лице каждую эмоцию, которую она пыталась скрыть под своей маской. А сейчас, с ухмылкой осознал он, сквозь ее напускную суровость просвечивало счастье. С таким же успехом она могла попытаться спрятать солнце под подушку. Он видел каждый выбивающийся наружу лучик.

Однако сказала Хлоя другое:

– К этому мы через минутку вернемся.

Рэд сказал себе, что это слишком серьезный момент, чтобы рискнуть засмеяться.

– Прямо сейчас, – продолжила она, – я тоже должна попросить у тебя прощения. Мне так чертовски жаль, Рэд. Я все знаю о той ситуации, которая тебя стриггерила. И тогда знала. Но не знала, как правильно отреагировать, – а должна была.

– Нет, Хло, – мягко ответил он. – Ты ни в чем не виновата.

– Не виновата, – согласилась она. – Но помнишь, что ты мне как-то сказал? О том, чтобы заполнять дыры друг для друга? Ты делаешь для меня разное, когда я не могу сделать этого сама. Я хочу точно так же тебя поддерживать. Мы сможем поработать над этим? Вместе?

Какая же она охренительно милая! Такая милая – и он ей нужен. Рэд закрыл глаза и медленно кивнул. Голос получился хриплым, как гравий:

– Да, любимая. Сможем.

– Хорошо. Потому что ты для меня целый мир, и я не хочу, чтобы ты сражался в одиночку.

Ее слова были словно бальзам для всех его ран и ожогов. Их пальцы переплелись так крепко, что Рэд надеялся, они никогда не распутаются.

– Ты, – тихо сказал он ей, – мое все.

Тоном сухим, как кость, она пробормотала:

– Льстец.

Рэд улыбнулся и ощутил эту улыбку всей душой.

– В тот день, – сказала Хлоя, и его улыбка погасла. – В тот день ни ты ни я не дали друг другу шанса. Ты плохо отреагировал на явное недоразумение, а потом я плохо отреагировала на твою плохую реакцию. Я жалею, что не проявила больше понимания. Но я пыталась защититься – пыталась избежать риска, потому что, по правде говоря, ты меня пугаешь. Ты такой монументальный. Избегать всего, что было между нами, казалось легче, чем принять боль. Но я больше не собираюсь бояться, Рэд. Ты гораздо важнее этого.

В его груди забурлили надежда, облегчение и невозможное, сияющее счастье, будто смешиваясь вместе и создавая идеальный оттенок для этого момента. Нечто прекрасное, восхитительное и напоминающее Хлою, как ее милые синие очки или теплые карие глаза.

– Может, нам стоит торжественно поклясться, что в будущем мы оба будем почаще вынимать головы из собственных задниц.

– Может, и стоит, – с медленной улыбкой согласилась она.

– Ладно. Клянусь.

– Клянусь.

Хлоя протянула ему мизинец, и Рэд расплылся в улыбке:

– И что я должен с этим сделать?

– Дай мне свой, – строго велела она. Рэд так и сделал, и она зацепилась своим мизинцем за его и сказала: – Теперь все официально. Мы поклялись на мизинчиках.

Он фыркнул. Притянул ее ближе, потому что не мог сдержаться. Когда она подалась вперед, касаясь его щекой, ее дыхание сбилось. Даже от этого незначительного контакта по его телу прокатилась волна почти невыносимого удовольствия. Он прошептал ей на ухо:

– У нас все хорошо?

– Да, – тихо ответила она.

Что-то зазубренное и сломанное внутри него разгладилось, встало на место так крепко, что Рэд почти услышал щелчок. Вот где, кем и как он должен быть: с Хлоей.

Он встал, поднимая ее за собой. А потом, потому что вот такое у него было настроение, подхватил ее на руки. Она удивленно пискнула, когда он крепко прижал ее к груди, вдыхая аромат цветов и ванили. Все неправильное в его мире само собой встало по местам.

– Просто чтобы ты знала – тебе от меня не избавиться. Я тебя поймал, и мне конец. Мне, на хрен, конец.

Она рассмеялась, проводя рукой по его волосам. Этот жест оказался бездумно-собственническим. Рэд на миг закрыл глаза, захлестнутый волной удовлетворения.

– Приятно это знать, – сказала Хлоя. – Куда мы, кстати говоря?

– Ко мне в комнату. Раз уж у нас все официально хорошо, нет причин, почему бы тебе не сесть на что-то поудобнее пола.

– Справедливо. Но мы просто посидим. Больше ничего.

– О да. Больше ничего.

Так и было, поначалу. Хлоя задала ему тысячу вопросов о его планах и одобрительно кивала, слушая ответы. Он показал ей свои аккаунты в соцсетях, которые успел завести, а она объяснила ему, почему все его посты – полная хрень и как подбирать нормальные хештеги.

Только и всего.

Но потом Хлоя устала, так что они прилегли. А потом она снова поцеловала его, и его мозг коротнул – и вот Рэд уже оказался над ней, держа ее за руки и жадно целуя, пока она стонала.

И тут, посреди этого всего, она выдохнула:

– Ой, чуть не забыла! Наша отложенная на потом тема.

– Что? – прорычал он, прикладываясь губами к ее горлу.

– То, что ты меня любишь.

Рэд замер.

– Это, конечно, очень мило, – сказала она таким невинным голосом, что он немедленно всепонял.

– Хлоя.

– И чрезвычайно лестно, особенно от кого-то настолько замечательного, как ты…

–Хлоя.

– Что? Перебивать – это грубо, знаешь ли.

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз:

– Прекрати меня мучить. Просто скажи.

– Что сказать?

– Женщина…

– Я люблю тебя, Рэд. Я люблю тебя, я люблю тебя, я…ммпф!

Он жадно поцеловал ее, и она, пискнув, умолкла.

Три этих коротких слова звучали просто прекрасно, но их вкус на ее губах был еще лучше.

Эпилог

Год спустя

– Хлоя, ну и коза же ты, самое время… ой, приветик, Рэд. – Ив, как всегда, становилась паинькой, стоило ей увидеть на экране телефона лицо Рэда.

Хлоя даже не потрудилась скрыть, что закатывает глаза.

– Да, и тебе привет, дорогая сестренка. Решила позвонить перед тем, как мы займемся своими делами.

– Это неправда, – услужливо сообщил Рэд, пытаясь перекричать шум уличного движения и топот сотен шагов – неотъемлемую часть оживленной нью-йоркской улицы. – Это я ее заставил.

Хлоя наступила ему на ногу. Он ухмыльнулся ей, ничуть не раскаиваясь.

– Честное слово, Рэд, слава богу, ты с ней, – цокнула языком Ив. – Ставлю что угодно, что ты-то уже звонил сегодня своей маме. Какхорошийсын. – Она многозначительно уставилась на Хлою, а потом отвернулась от камеры и завопила: – ЭЙ, ВСЕ! ХЛОЯ ЗВОНИТ!

И, кто бы мог подумать, по счастливой случайности вся семья оказалась дома. Только Хлое могло так повезти. Первой показалась Дани – она разве не должна была быть где-нибудь в библиотеке, грызть гранит науки? – а за ней следом папа, как всегда в своем пальто, будто в любую минуту мог куда-то умчаться. Потом появилась мама – ой, нет, это тетя Мэри без макияжа. За ней уже пришла мама – с необычно широкой улыбкой. Рэд ей нравился, она считала, что он «милый мальчик», что в переводе означало «достаточно сильный, чтобы защитить мою драгоценную дочь, если уж она так настаивает на том, чтобы мотаться по миру».

Хлоя действительно настаивала.

А потом наконец показалась Джиджи и растолкала всех в стороны, пока ее лицо не стало занимать почти весь экран. Джиджи до сих пор не понимала всех нюансов видеозвонков, так что любила убеждаться, что ее видно во всем ее великолепии. Она просияла и приподняла извивающегося и сопротивляющегося Клякса.

Да, Клякс был с ними. Когда Хлоя и Рэд переехали в дом, где разрешалось заводить животных, Энни преподнесла им на новоселье самый желанный подарок.

– Дорогая, – промурлыкала Джиджи, – ты наслаждаешься жизньюна полную?

– Возможно, – ответила Хлоя со сдержанной улыбкой.

За экраном, там, где ее семья не могла этого увидеть, рука Рэда в перчатке сжала ее руку.

– Клякс уже по тебе скучает. Правда, Клякс?

Морда Клякса выражала в лучшем случае безразличие.

– Я тоже по нему скучаю, – сказала Хлоя.

Зимой в Нью-Йорке оказалось жутко холодно. Поэтому, несмотря на то что Хлоя чуточку соскучилась по родным, она поспешила завершить звонок как можно скорее. Она заверила их, что скоро напишет, и да, она чувствует себя хорошо, и Нью-Йорк и впрямь великолепный, но нет, она бы не сравнила его с Кенией, Бельгией или Кубой, потому что они все разные и в равной степени замечательные.

Что, конечно, было ложью. Куба понравилась ей больше всего. Но они с Рэдом еще не отошли от полета.

Потом наконец остатки ее родни попрощались, и она спрятала телефон и повернулась к Рэду:

– Прости. Надо было догадаться, что это затянется на целую вечность.

– Все нормально, Хло.

– Нет, не нормально. Я тебя практически дразнила.

Она взглянула на стеклянные двери, ведущие в Музей современного искусства, а потом снова на Рэда. Его практически распирало от предвкушения. От холода кончик его носа и высокие скулы стали бледно-розовыми. Зеленые глаза сияли, как проблески лета посреди зимы. До чего же он был прекрасен! Хлое не верилось, что он настоящий.

– Я знаю, тебе не терпится попасть внутрь. Идем?

– О да! Но сначала… – Он поднес ладонь к ее щеке, и Хлоя даже не возражала, что его перчатка холодная и слегка влажная от медленно падающего снега. – Дай-ка посмотреть, смогу ли я найти что поцеловать под всеми этими слоями.

Может, она чуточку и переборщила с шарфами – двумя – и шапками – тоже двумя, – но тут былохолодно.

– Ты хочешь поцеловать меня сейчас? – пискнула Хлоя, когда он отвел в сторону шерстяную ткань, защищающую ее кожу от сурового ветра. – В эту самую минуту?

– Я хочу целовать тебя каждую минуту, – пробормотал Рэд, и его взгляд вдруг сделался серьезным. – И в каждом городе мира.

Потом, когда ее сердце переполнилось нездоровым количеством любви, он коснулся ее губ своими. Быстро, легко и так чудесно, что у нее самую малость подкосились коленки.

Рэд отстранился и старательно поправил ее шарфы, хоть им и недолго оставалось зябнуть на улице. Борясь с улыбкой, Хлоя сказала:

– Ну теперь-то идем?

– Ты нормально себя чувствуешь? Не устала от прогулки?

– Пока нет. – Ну разве что немного.

Он практически вибрировал от нетерпения, но задержался, чтобы удостовериться в ее самочувствии:

– Бупренорфин еще действует?

– Я накачана в хлам, любовь моя.

Хлоя старалась не использовать опиоидные пластыри постоянно, но для поездки в Нью-Йорк они определенно требовались.

– Хорошо, – сказал Рэд, явно радуясь, что его девушка под кайфом. А потом, сделав продолжительный выдох, расплылся в улыбке: – Тогда вперед.

– На всех парусах! Постарайся не опи́саться от радости, ботан ты здоровенный.

Они вошли внутрь, и он бросил на нее предупреждающий взгляд:

– Хлоя. Прошу тебя. Это приличное место.

– Прости. Я неисправима.

С насмешливой улыбкой Рэд серьезно ответил: