Большой заговор

ГЛАВА 13

Оттуда же, из ГУМа, Клавдия позвонила Ирине.

— Я его нашла! — закричала она в трубку.

— Как? — прошептала в восхищении Калашникова.

— Сложнейшая, опаснейшая, виртуозная операция. Короче, Ириша, я еду.

— Жду, как босый лета, как пьяница открытия буфета.

Макса с новыми штанами Клавдия отправила домой. На прощание, правда, сказала:

— Возвращайся не поздно. Лучше уж ночуй там.

— Мама! — деланно возмутился Макс.

Клавдия ввалилась в квартиру Ирины веселая, как Дед Мороз.

— Дай чего-нибудь выпить!

— Выпить или попить?

— Даже не знаю. А что у тебя есть?

— Водка. Спирт. Самогон. Что выбираете?

— Ой, все так вкусно! Воды мне дай холодной.

Они уселись с ногами на диван, все еще перешучиваясь счастливо и бестолково.

— Иногда так хочется сказать традиционное: а я ведь с самого начала знала, догадывалась.

— Вам тоже хочется так сказать?

— А кому нет? Но я и правда догадывалась. Нет, не с самого начала. С самого начала я ни ухом, ни рылом. А потом все стало становиться на свои места.

— Вернее, на не свои места.

— А ты схоластка.

— Есть маленько.

— Ну пусть. Конечно, разве это нормально, разве это на своих местах? Это ты очень тонко подметила.

— Я вообще наблюдательная.

— За что и люблю.

— Нет, а вот интересно, когда вы все-таки действительно догадались?

— Слушай, ты будешь когда-нибудь называть меня на «ты»?

— За это надо на брудершафт.

— Жарко. Ладно, потерплю. Когда я догадалась? А позавчера. Вернее так, позавчера все сложилось.

— Когда, когда?

— А я к Малютову пошла, помнишь?

— Ну.

— Пошла я к Малютову, он занят, а Люся мне вдруг говорит, дескать, я вам наврала, я отходила на минутку.

— А вы мне не сказали.

— Я нехорошая, распутная женщина, — «покаялась» Клавдия.

— Ага, так любой догадается! — «возмутилась» Ирина.

— А потом иду по коридору, Патищева навстречу. Что-то я на нее Полкана спустила, ну а она в ответ — не базар тут, не частная лавочка.

— Она в чем-то права.

— А я как раз думала, где я про эту лавочку слышала?

— Где?

— Да на кассете этой! Чиновник их мэрии говорил, что не позволит превращать прокуратуру в частную лавочку.

— Он сказал — «в коммерческую палатку».

— Правда? Какой ужас, это совсем меняет все дело! — преувеличенно испугалась Клавдия.

— Все, запутали вы меня, Клавдия Васильевна, — сдалась Ирина.

— Ну как же! Ты же говорила, что мэрия деньги выделяет на коммерческие палатки, лотки, автомастерские. Ну?

— Так их получает он?

— М-да.

— Откуда?

— От верблюда. Кожина мне все рассказала. Она свидетель — пальчики оближешь. К сожалению, исчезла.

— Ни фига себе! А при чем тут Люся?

— Ну что, раскрываем карты? Достаточно помучили?

— Давайте.

— Вспомни, Люся рассказала, что, когда приходил Сорокин, который, кстати, вовсе не Сорокин и не Сорин, а Сарычев, Малютов уехал из прокуратуры.

— Ну.

— Он уехал из прокуратуры и стол запер.

— Да.

— Даже если бы Люся вообще домой ушла, как бы Сорокин в этот стол свой жучок всунул? Только взломав. Но Люся никуда не уходила. Она смотрела на Сорокина во все глаза. И он жучок не ставил. Его поставил сам Малютов. Чтобы кто-нибудь случайно не нашел. Он перестарался. Опять перестарался.

— Опять?

— Уже в который раз! Во-первых, мина, вспомни! И часовой механизм, и дистанционное управление — чтоб супернаверняка. А эти подписи наши о неразглашении? Да вообще все! Понимаешь, этот человек был всю жизнь забитым партаппаратчиком. Синоним — перестраховщик. Он бы так и сидел в своем райкоме, но тут перестройка и прочая демократия. Но характер-то не переделаешь. Воровать охота, но и страшно. По проституткам хочется, но чтобы шито-крыто. Это Инна подробности знает, она его иначе, чем «страшный человек», не называет. Кстати, он же на Кутузовском живет. Он даже бордель поближе к дому устроил.

— А Сорокин?

— То бишь Сарычев.

— А что он? Он исполнитель. И в него тоже стреляли — там, в Филях. А что он сделал? Он только вид сделал, что ставит жучок. А потом разнес запись по газетам. Что-то, видно, у них там с мэрией не заладилось. Вожжа им, видно, попала под хвост.

— Да что не заладилось! — весело перебила Ирина. — Они последние два месяца ему не платят!

— Точно! Вот Малютов их и решил припугнуть. Они же тоже в бордель хаживали. И у него пленки с их похождениями. Он же нас на мэрию нацеливал, помнишь?

— Нет.

— А, это он мне говорил. Очень, знаешь, прозрачно намекал. Да что там — носом тыкал.

Ирина помолчала.

— Клавдия Васильевна, если честно, вы чего так радуетесь? — спросила она серьезно.

— В смысле?

— Ну, все-таки это наша работа, а начальник оказался сволочь из сволочей, выходит, что и мы…

— Вот теперь не выйдет! Вот потому и радуюсь! Помнишь, я говорила, что в прокуратуре воняет? Я по натуре домохозяйка. У меня даже в туалете запах лаванды. Я жить не могу, когда грязно.

— Да, — сказала Ирина. — Да.

— Завтра мы берем Сарычева, везем в прокуратуру, снимаем показания, а потом…

— А потом?

— А потом в генералку. Когда мы его арестуем, и Шевкунов расколется, и Инна найдется. Люди бояться перестанут.

— Не вывернется?

— Нет. Теперь не вывернется! У нас свидетель — пальчики оближешь!

— А деньги он брал, стало быть, якобы на космические технологии?

— Якобы. Ему эти технологии по фигу. Он ими один раз только и воспользовался.

— Когда?

— Помнишь, в тюрьме зарезали убийцу Севастьянова? Так проволочка невидимая — она же все время у Малютова на столе лежала. Он всей прокуратуре образцы показывал. Сверхпрочная, тончайшая проволока…

— Да. Я и не связала.

— А я связала? Все мы задним умом сильны. Как говорят французы, юмор на лестнице.

— А Шевкунов, значит, на всякий случай своего подельника прописал в компьютере.

— Да, на случай. Вот на этот самый. Теперь будет этим оправдываться.

Клавдия вдруг погрустнела.

— А ты права, радоваться нечего. Страшно. Какая же он… Нет, не знаю такого слова.

— И я не знаю.