К Толкунову Клавдию с Ириной не пустили, хотя тот и находился в сознании.
Он лежал в реанимации, а туда даже родным вход был закрыт.
Ирина попыталась уговорить главврача, но тот даже слушать не стал.
Сообщение они получили, когда возвращались из редакции «Голой правды» в прокуратуру. Ирина набрала номер дежурного по городу, и тот перечислил последние сводки.
Клавдия сразу же решила ехать в больницу.
— Вы из какого отделения? — спросила она милиционера, охранявшего вход в палату Клавдия.
— Из пятьдесят седьмого, — испуганно ответил милиционер.
— Живете далеко?
— Далеко. В Измайлово.
— Смотрите, отсюда никуда не отлучаться, — строго приказала Дежкина. Был уже такой случай, когда милиционер, охраняющий больного преступника, ночью сходил домой, поесть ему, видишь ли, захотелось.
Господи, все по-новой! Вернее, все по-старому.
Толкунов был тем самым районным прокурором, у которого работали следователи-сутенеры. Клавдия и раньше предполагала, что и Толкунов что-то знает, а вот теперь убедилась окончательно. А если Толкунов знает, но еще жив, значит, кто-то сильно постарается, чтобы он замолчал навсегда.
Молоденький милиционер у двери — Клавдия еще раз с сомнением посмотрела на него — защита слабая. Хотя скорее всего убийца побоится сунуться сюда среди бела дня, а ночью они с Ириной подежурят.
Ох, если бы ей только пять минуточек переговорить с Толкуновым! Она знала, что тот теперь не станет отмалчиваться — терять ему уже нечего, надо о собственной шкуре подумать. А ей бы только фамилию. Да нет, не фамилию, хотя бы имя, даже просто намек.
Ведь они с Ириной уже ходят совсем рядом. Уже так горячо, что уличная жара — приятный холод по сравнению с этим.
— Клавдия Васильевна, давайте я останусь, — предложила Ирина.
— Нет, мы вечером сюда придем.
Милиционер понял, что не внушает доверия, поэтому напустил на себя строгий и бдительный вид.
— Ничего, он справится, — сказала Клавдия.
Она, конечно, надеялась, что с арестом Шевкунова убивающая машина хотя бы забуксует. Как бы не так.
Теперь оставалась уверенность хотя бы в одном — главный негодяй все еще на свободе.
На кассете были записаны три разговора прокурора с чиновником из мэрии. Они начинались как вполне дружеские, а заканчивались на повышенных тонах. Причем агрессивнее был чиновник, Малютов только защищался. И без экспертов было ясно, что разговор записан не с аппаратов, а совсем другим способом.
Клавдия тут же позвонила секретарше и попросила, чтобы Малютов ее принял.
— А Владимира Ивановича нет.
— Жаль, но ничего, можно и без него, — сказала Клавдия. — Я сейчас приглашу понятых, а постановление об обыске Владимир Иванович выпишет позже. Ладно, Люся?
— Ой, я не знаю. А это можно?
— Можно, я всю ответственность беру на себя.
— Клавдия Васильевна, только вы потом не откажитесь.
— Люся, это на меня похоже?
Ирина привела двух понятых — официанток из столовой, Клавдия заполнила шапку протокола обыска, и они поднялись в кабинет.
Люся волновалась и суетилась, словно сейчас за дверью будет обнаружен труп самого Малютова со следами Люсиной помады.
— Да не волнуйся ты, — еще раз успокоила Клавдия. — Владимир Иванович тебя похвалит.
Они открыли кабинет и вошли.
Конечно, можно было позвать экспертов, но, во-первых, дело заведено не было, так что формальные основания отсутствовали. Во-вторых, Клавдия справедливо рассудила, что прокуратуре огласка ни к чему. Дело-то почти семейное.
Она стала осматривать стол прокурора, а Ирина занялась телефонными аппаратами. Она раскрутила микрофоны и внимательно изучила их содержимое. Однако ничего не обнаружила.
И Клавдии тоже не очень повезло. На столе — ни сверху, ни снизу — никакого подслушивающего устройства не оказалось.
Ящики стола были заперты.
— Люся, у тебя есть ключи? — спросила Клавдия.
— Есть.
— Давай.
— Ой, Клавдия Васильевна, а это можно?
— Люся, давай ключи, — строго сказала Ирина.
Но не успела секретарша вынуть ключи, как в кабинет, нет, не вошел, не ворвался, не влетел, а как-то вшагнул Малютов.
Секунду он смотрел на собравшихся женщин широко раскрытыми глазами, а потом тихо и испуганно произнес:
— Что здесь, собственно, происходит?
— Ничего особенного, Владимир Иванович, — сказала Ирина, которую Малютов побаивался. — Мы производим обыск, вернее, выемку подслушивающего устройства, которое, скорее всего, спрятано в вашем кабинете.
— В моем кабинете?! — еще шире раскрыл глаза Малютов.
— Я им говорила! — встряла секретарша.
Но Малютов только махнул на нее рукой.
— С чего вы взяли?
— Да очень просто, — пояснила Клавдия. — Мы получили аудиозапись вашего разговора с мэрией. Голос вашего собеседника звучит из телефонной трубки, ваш — нет. Значит…
— И что? Нашли?
— Ищем. Вот, кстати, Владимир Иванович, откройте ящики стола, пожалуйста.
Малютов как завороженный двинулся к Клавдии. Он сам никогда не присутствовал на обысках, тем более своего кабинета. Вынул ключи и протянул Клавдии.
Она открыла верхний ящик, посмотрела в нем сверху, а потом пошарила рукой под столешницей. И…
— Жучок, — сказала она, вынимая на свет божий нечто, похожее на металлическую пуговицу.
— Вы уверены? — близоруко приблизил глаза Малютов.
— Стопроцентной уверенности нет, можно отдать в лабораторию, но думаю…
— Дайте-ка поглядеть, — как ребенок протянул руки Малютов.
Клавдия отдала ему кругляшок, и тот, повертев его в руках, вдруг широко улыбнулся и сказал:
— В каком-то фильме я такое видел.
Затем изо всех сил щелкнул ногтем по жучку и радостно засмеялся.
Впрочем, его веселье оборвалось внезапно.
Он вдруг дико оглянулся по сторонам и сказал командирским голосом:
— Никто отсюда не выходит! Люся, закрой дверь.
Секретарша захлопнула створки и встала грудью у выхода.
— Сесть всем! — приказал Малютов. Сам плюхнулся в собственное кресло и нервно забегал руками по столу. — Это что же получается?! Это получается — что же?!
— Это получается, что в ваш кабинет кто-то проник и поставил жучок, — спокойно сказала Ирина.
— Вы соображаете, что вы говорите?! — испугался Малютов. — Кто сюда мог проникнуть? Как? Когда?
И он посмотрел на секретаршу, которая побелела как невестина фата и схватилась за сердце.
— Владимир Иванович, никогда! Я — ни за что! Это неправда! — истерически вскрикнула она.
— Погоди, Люся, — сказала Клавдия. — Мы пока никого не обвиняем. Правда, Владимир Иванович? Мы пока хотим понять…
— Что вы хотите понять?! — взвился Малютов. — Что кабинет прокурора Москвы стал проходным двором? Что сюда можно втащить жучок, еще, не дай Бог, телекамеру поставить?! Да вы знаете, что будет, если об этом узнает хоть кто-нибудь?! Это скандал… Нет, не скандал! Это фиаско! Провал! Позор! Крах! Все!
— Погодите, Владимир Иванович, — остановила его Ирина. — Может быть, все не так страшно.
— Нет, не так. Намного страшнее! Если сегодня можно прослушивать прокурора Москвы, то завтра Президента! А потом настанет тридцать седьмой год!
Клавдия поморщилась, но так, чтобы Малютов этого не заметил.
— Слушайте все меня! Ни один из вас отсюда не выйдет, пока не подпишет бумагу о неразглашении.
— Как это? — не поняла Ирина. — Какую бумагу?
— Вот такую! Сейчас Люся напечатает, а вы все подпишете!
— Кровью? — уточнила Ирина. — О чем вы говорите, Владимир Иванович? Вам что, нашего слова недостаточно будет?
— Нет!
— Тогда и бумага не поможет. Это незаконно! Никакой государственной тайны в том, что мы нашли жучок, нет.
— Все равно! Люся, пиши!
— Владимир Иванович, — сказала Клавдия примирительно, — мы обязательно подпишем все бумаги, какие вы пожелаете, но, может быть, сначала разберемся?
— Вы следователь, вы и разбирайтесь! Люся!
— Я здесь.
— Стенографируй. Я, такой-то, такая-то, обязуюсь не разглашать сведения…
— Владимир Иванович, тогда позвольте нам уйти, Люся принесет нам расписки. Мы никуда из прокуратуры не сбежим.
— Нет! Всем оставаться на местах!
Клавдии уже было не смешно. Ирина тоже выразительно вздохнула. Только официантки сидели, как мышки, бегали испуганно глазками и молчали.
Люся отпечатала расписки в шести экземплярах, все честно расписались, и только после этого Малютов отпустил их по своим рабочим местам.
— Люся! — крикнул он вслед уходящим, — ко мне никого не пускать!