Борис Леонидович Личков (1888— 1966)

Средняя Азия

С середины 1940 г. Борис Леонидович был направлен на работу в Среднюю Азию. Теперь он мог больше времени и сил уделять теоретической научной работе, хотя по- прежнему продолжал вести преимущественно конкретные исследования, связанные с насущными потребностями народного хозяйства.

В 40-х годах продолжалась переписка Личкова с Вернадским, но характер ее несколько изменился. Теперь, помимо научно-философских тем, появилась еще одна, связанная с утверждением научных достижений Бориса Леонидовича и с получением им звания доктора геологоминералогических наук. Оформление соответствующих документов потребовало немалых усилий. Вернадский, к тому времени достигший преклонного возраста и часто болевший, стремился помочь Личкову получить научную степень.

Борис Леонидович продолжал увлеченно обдумывать привычные для себя научные проблемы геоморфологии, тектоники, литологии, гидрогеологии. Под влиянием Вернадского он заинтересовался воздействием разума и технической деятельности человека на биосферу, а также зависимостью становления ноосферы от общего хода природных процессов современной геологической эпохи.

Личков относился к числу людей, одаренных счастливой способностью находить радость в научном творчестве" в познании природы. У него всегда сохранялось ощущение тайны, удивление перед окружающим, стремление постичь неведомое. Он по-детски ликовал после своих открытий — истинных или кажущихся, достоверных или сомнительных — и периодически провозглашал в письмах Владимиру Ивановичу: "Я написал лучшую свою работу!". В трудные моменты жизни он находил в научных исканиях утешение и опору. Даже суета и волнения, связанные с подготовкой к защите докторской диссертации, не могли прервать его интересных размышлений над теоретическими проблемами, далекими от его конкретной практической работу геолога.

Шаг за шагом, постепенно выстраивает Личков свою обобщенную концепцию закономерностей развития земной коры, биосферы, живых организмов. С 1934 г. его преследовала мучительная мысль о том, что им уже была осмыслена и неожиданно забыта подобная концепция. Теперь он как бы восстанавливал ее, не вспоминая, а вырабатывая вновь. Важным шагом на этом, пути стала его статья "Современная геологическая эпоха и ее характерные черты" (1940 г.). Он заново продумал и попытался сопоставить факты о геологических событиях последних десятков тысячелетий, а также всей четвертичной эпохи (ледниковой, плейстоценовой, антропогеновой — одно уже обилие синонимов наводит на мысль о ее необычайности). В своих выводах он решительно опроверг господствовавшее представление о современной эпохе как о тектонически спокойной, с очень медленным развитием геологических структур и движений земной коры (таково было, например, мнение Г. Штилле).

Напротив! — возражал Личков. Мы живем в эпоху бурных геологических процессов. Прошло немногим более 11 тысячелетий с той поры, как исчез последний великий ледниковый покров северного полушария. Гигантские ледниковые щиты нарушали устойчивость отдельных участков земной коры, усиливали контрастность рельефа и климата. Личков называл ледниковые эпохи, повторявшиеся в истории Земли, временем революционных изменений, "бури и натиска", существенных перестроек всей области жизни, биосферы, вызванных ускоренным ритмом геологических процессов.

Личков ищет общие закономерности развития земной коры при чередовании революционных и эволюционных этапов. По Личкову, длительные фазы орогенеза, медленного воздымания гор, складкообразования и т. п. сменяются бурными, диастрофическими вспышками интенсивных вертикальных движений и осадкообразования.

За последние 0,5 млрд, лет, по мнению Личкова, сменились 3 цикла подобных двойных фаз. Каждый раз длительная орогенная фаза заканчивалась кратковременной геосинклинальной, а затем цикл повторялся. И чем быстрее, активнее менялся рельеф, тем радикальнее преображалось живое вещество: шло массовое вымирание одних видов и нарождение других.

Он создал красивую законченную теоретическую конструкцию. Ее можно сопоставлять по логичности и стройности с теориями физиков, химиков, математиков. С одной только оговоркой: он далеко уходил в ряде случаев от фактических данных, более заботясь о логической завершенности своих идей, чем об их доказательстве и опровержении. А ведь автору полезно поставить под сомнение свои мысли, выявить более или менее спорные положения.

Обо всем этом Личков мало заботился. Его как бы завораживали собственные идеи, соединенные в цельную теорию. Он не искал фактов, ей противоречащих. Искал и находил подтверждения своей теории, но слишком мало обращал внимания на возможности ее опровержения.

Дискуссии с Вернадским не могли склонить его к пересмотру своих теоретических построений. Владимир Иванович очень мало занимался геоморфологией и тектоникой, а также геологией и палеогеографией четвертичного периода и вряд ли мог убедительно опровергнуть мнение такого крупного специалиста в этих областях знания, как Личков, хотя свои сомнения, как мы знаем, он высказывал постоянно.

Космический год и фазы горообразования (млн. лет) за так называемое историческое время жизни Земли, после докембрия (Личков, 1960).

Для творческой индивидуальности Личкова было характерно постоянное стремление к созданию законченных теоретических конструкций. Так, написав статью о современной геологической эпохе, он сразу же признается Вернадскому: "А моя мысль идет дальше. Я все возвращаюсь к идее Дэна о цефализации, Вашим соображениям о ноосфере и хочу дать обоснование идее о творческих эпохах в истории жизни на Земле" ^[97].

Замыслы поистине грандиозные, если учесть, что феномен цефализации — формирования, усложнения и увеличения головного мозга в истории высших животных — сам по себе загадочен и недостаточно изучен, цельного учения о ноосфере, в сущности, не создано, а идея о творческих эпохах выдвигалась не раз, но всегда подвергалась уничтожающей критике как необоснованная или даже ложная. Но подобные соображения совершенно не беспокоят Бориса Леонидовича. Его как раз и занимают, вдохновляют сложнейшие задачи. Даже такие, для решения которых еще не создано достаточно надежных предпосылок (неизвестен целый ряд фактов, не выяснены некоторые частности, отсутствуют количественные критерии, методологические и философские обоснования и т. п.).

Стремление Личкова к обобщениям поистине не знает преград. Всего лишь через полгода после приведенного выше высказывания о замысле новой работы он сообщает Вернадскому:

"Я написал в последнее время небольшую книгу, которая неожиданно сложилась у меня в голове в цельном своем плане. Книга называется "Волны жизни и ритмы развития земного шара". Слагается она из таких глав:

1. Современная геологическая эпоха.

2. О ритме изменений земной коры в ходе геологического времени.

3. Об антропогеновой эре и ноосфере.

4. Ритмы изменений земной поверхности и эволюция органической жизни" ^[98].

В последующие годы Личков будет продолжать и развивать упомянутые здесь темы, и к анализу его достижений мы еще вернемся (тем более что судьба рукописи, о которой идет речь, остается невыясненной). А сейчас обратим внимание на все более широкий охват Личковым самых разнообразных проявлений жизни земной поверхности; на стремление привести их в единую систему взаимосвязанных событий и процессов.

В. И. Вернадский

Вот, например, как описывает Борис Леонидович события середины октября 1940 г.:

"Я выезжал по командировке Волгостроя в район ст. Шексны Вологодской (около г. Череповца), около двух недель провел в полевых исследованиях... На том участке, который я маршрутно обошел в течение своего похода, хорошо выражен ландшафт камов и проходит конечно-моренная гряда... Здесь поблизости — находятся озера Кубенское и Белое, и мне представляется в известной мере, пожалуй на основе интуиции, а не явных фактов, что во влиянии этих озер и озерности вообще кроется много явлений и соотношений их, еще не принятых во внимание нашей наукой. Это совсем не то, что мои равнины... Походил я изрядно много. Делал я со своим спутником от 30 до 45 километров в день. Очень жалею, что не смог побывать в Кириллове (километров на 60 севернее того места, где я был). Там так называемая "Белая гряда", представляющая собой напорные морены, и монастырь XIV в. (византийской архитектуры), должны быть следы древних озерных террас. Только что закончил краткий отчет по этой работе, где в центре стоит практическая проблема строительных материалов" ^[99].

Как ни странно, такого геолога-практика Вернадский — признанный теоретик наук о Земле — упрекал в увлечении философией. А Личков, как бы оправдываясь, отвечал: "Пожалуй, я согласен с этим... Однако я считаю, что я как человек имею право дополнять науку философией в тех вопросах, в которых наука некомпетентна (этика — должное) или которые она решать не берется" ^[100]. Возможно, при систематических занятиях философией науки и, в частности, наук о Земле, Борис Леонидович внес бы заметный вклад в эту область знания (как и в теорию познания вообще). Подобными темами он издавна увлекался. У него был редкий дар совмещать конкретные научные разработки с философским осмыслением их.

С февраля 1941 г. Личков стал работать преподавателем в Самаркандском университете. Он продолжает в переписке с Вернадским обсуждать различные геологические проблемы. Со временем спорных пунктов в их дискуссиях остается все меньше. Правда, Вернадский по-прежнему совершенно не согласен с идеей движения материков. Однако одновременно подсказывает Личкову очень интересную закономерность, открытую в конце XJX в. швейцарским геодезистом Ромье: масса вещества суши, возвышающейся над уровнем моря, приблизительно равна массе океанических вод. А если так, то, возможно, существует глобальное изостатическое равновесие наряду с изостазией блоков земной коры при воздымании горных массивов, а также крупных глыб литосферы под давлением мощных ледников (и при снятии этого давления). Вместе с тем Вернадский уверен, что "на нашей планете движения материковых масс могут происходить только ближе к ее поверхности. Глубины Земли неподвижны и инертны..." ^[101]. Пожалуй, с этим положением можно согласиться, если иметь в виду глубокие недра, ниже 100—300 км. Вызывает сомнения обоснование этого тезиса, данное Вернадским: инертность глубин связана с уменьшением энергии радиоактивного распада. По современным представлениям, энергетика земных недр только частично определяется радиоактивным распадом. Учтем еще, что Вернадскому пришлось прибегнуть к дополнительной гипотезе, объясняющей причины убывания с глубиной содержания ра- ' диоактивных минералов: воздействие на земное вещество космических излучений высоких энергий. С этой гипотезой также не согласно большинство современных ученых. Интенсивность космических излучений, как выяснилось ныне, во времена Вернадского оценивалась неоправданно высоко. Как вйдно, увлечение теоретическими построениями и гипотезами было не только у Бориса Леонидовича, но и у его знаменитого оппонента. И не только в увлеченности теориями проявлялось их сходство (для крупных ученых это вполне естественно). Выяснилась общность взглядов на зависимость земных процессов от космических влияний: "Чем больше я думаю,— писал Вернадский,—тем больше убеждаюсь в правильности Вашей и моей мысли о геологическом значении космических явлений"; "За исключением движения континентов, я всецело согласен с основными Вашими выводами..." ^[102].

Грянула Великая Отечественная война. Вернадские были эвакуированы на курорт Боровое в Казахстане. Личков продолжал работать в Самарканде.

С самых первых, труднейших дней войны Владимир Иванович не сомневался в победе над гитлеровцами. Он исходил из своих общих представлений о становлении ноосферы, области разума: "Я смотрю в ближайшее будущее — создание "ноосферы" — очень "оптимистично", но это не фатализм, а эмпирический вывод" ^[103].

Настроение у Бориса Леонидовича тревожное: в Киеве остались его отец и сестра. Об их судьбе он ничего не знает. Помимо трудностей, вызванных военным временем, положение его осложняется перестройкой высших учебных заведений; для него^с, не имеющего ученой степени, теперь очень затруднена педагогическая деятельность. Приходится заботиться о получении докторской степени по совокупности выполненных им научных работ. Его горячо поддерживает Вернадский, пославший ректору Среднеазиатского университета отзыв на научные работы Личкова:

"Я давно нахожусь в тесном и непрерывном, в течение всей его научной жизни, научном контакте с проф. Б. Л. Личковым и слежу непрерывно за его научной деятельностью.

...Борис Леонидович находится в полном расцвете и силе научной работы и стоит в первых рядах геологов более молодого поколения, от которых мы можем ждать в ближайшие десятки лет много важного и нового... Широкий размах его работы в области геоморфологии, геологии Украины, палеонтологии и то, что является у нас редким — огромная начитанность в мировой литературе и охват геологических явлений нашей страны в аспекте целой планеты, выделяют его работы среди современных наших геологов...

Прекрасный организатор, он был директором Украинского геологического комитета... и создал блестящую школу учеников. ...я считаю, что она [его работа о литогенезе.— Р. Б.] очень важна и нужна, так как касается области геологических наук, в которой за последние десятки лет творческая научная мысль мало проявлялась. Я считаю, что те новые идеи, которые он в этой своей новой работе указывает, позволяют идти дальше по тому пути, который был создан моим учителем В. В. Докучаевым..." ¹⁰⁴.

Между прочим, одна из идей, которую разрабатывал в эти годы Личков, выраженная в афористической форме, звучала парадоксально: почва подчас древнее подстилающей породы. Это на первый взгляд противоречит основному закону стратиграфии: подстилающая порода всегда древнее вышележащей, если они находятся в ненарушенном залегании. Личков, занимаясь проблемой происхождения лёссов, пришел к выводу, что эти своеобразные пылеватые горные породы, пронизанные многочисленными порами (порой в них воздуха по объему больше, чем минерального субстрата), подвергались в процессе накопления переработке почвенными процессами. Иначе говоря, по мере накопления лёссовой пыли при участии почвообразовательных процессов постоянно и последовательно создаются все новые и новые слои (ведь пыль, еще не тронутая этими биохимическими процессами,— не лёсс). Аналогичные явления идут и в некоторых иных случаях, скажем, в морях, дно которых покрывают илы, тоже активно участвующие в формировании некоторых осадочных горных пород.

Можно развить дальше эту идею Личкова. Почвы — биокосные природные тела (по Вернадскому), как п вся биосфера. Они представляют собой форму взаимодействия подземных частей растений, микробов, грибов, червей и т. п. с остатками организмов и минеральным веществом (пылеватыми и коллоидными частицами, солями, водой и пр.). Почва представляет собой как бы минеральный каркас, заполненный живым веществом. Минералы почв обычно очень неустойчивы и сохраняются сравнительно недолго. А каждый конкретный индивид тоже эфемерен. Однако он составляет одно звено невообразимо длинной цепи, образующей непрерывную череду поколений от неведомых первых живых клеток. Скажем, современное одноклеточное — в сущности, одна и та же клеточка, существующая миллионы лет и постоянно отбрасывающая в окружающую среду свои подобия.

На нашей планете живое вещество — пленка жизни, совокупность организмов, охватывающая весь земной шар,— существует по меньшей мере 3,5—4 млрд. лет. За этот срок оно видоизменялось: все живое тем и отличается от неживого, что может существовать, только непрерывно меняясь (стареют индивиды, эволюционируют виды и т. д.). Недаром Кювье называл жизнь вихрем атомов (можно уточнить: вихрь устойчив и упорядочен).

Если исходя из этого сравнить возраст живого вещества Земли и возраст минералов и горных пород литосферы, то окажется, что оно — одно из наиболее древних (если не самое древнее!) образований, природное тело в биосфере. Иначе говоря, живое вещество древнее горных пород, нас окружающих. И геолог — частица живого вещества, одухотворенная разумом,— изучает - минералы, каменные толщи и структуры, которые по возрасту значительно моложе его как частицы живого вещества!

Правда, Личков не заходил так далеко в прошлое и говорил только о возрасте почв, не выделяя особо живое вещество. Однако, логически продолжая движение его мысли, нетрудно прийти к новым, достаточно интересным и неожиданным выводам. И в этой перспективности идей проявляется подлинный научный талант их создателя — Б. Л. Личкова. Критерий плодотворности столь же существен для жизни идей, как и для существования живых организмов.

Познание возраста и истории почв, геологических ритмов, развития' жизни пробуждало у Личкова глубокий интерес' к проблеме пространство — время. Это вполне естественно для исследователя, занятого естественноисторическими науками, к числу которых относятся многие науки о Земле.

Личков, как и Вернадский, старался основательно познакомиться с проблемой пространство — время. Он проницательно заметил в письме Вернадскому: "Вы пишете, что пространство живого вещества не евклидово. Но ведь космическое пространство тоже не евклидово!" ^[105]. И продолжал: "Я пришел к выводу, что мне не обойтись без Эйнштейна и его понимания тяготения... Я взялся за пространство в связи с тем, что прочел такую интересную мысль у Н. И. Лобачевского. Величина притягательной силы, говорит Н. И. Лобачевский, выражается длиной, разделенной на квадрат расстояния, и ставит по этому поводу вопрос: "как же расстояние производит эту силу? как эта связь между двумя столь разнородными предметами существует в природе?". Ясно, что отсюда вытекает тот вывод, который сделан был Эйнштейном, что геометрические свойства пространства не самостоятельные, а обусловливаются материей. Отсюда вытекает и другой вывод, что заполненное материей тело связано с полем и что оно отличается от пустого. Пустое — это евклидово, а материальное, т. е. пространство поля, неевклидово. Я в центре построения не только астрономов, но и геологов ставлю тяжесть. Без нее в геологии ступить нельзя, и идея поля, и неевклидово пространство должны войти в геологию этим путем..." ^[106].

Казалось бы, углубленные занятия подобными проблемами должны были хотя бы на время отвлечь Личкова от других тем. Но он в том же письме сообщает, что в связи с чтением лекций по географии СССР и земного шара увлекся вопросом влияния оледенений на ландшафты, попеременных смен лесов, лесотундр, тундр. Мощное геологическое явление — оледенение заметно сказывалось на характере и эволюции живых организмов и "биоценозов.

Но и на этом не остановилась мысль ученого. Он перечитывал вновь "Взаимопомощь как фактор эволюции" П. А. Кропоткина, для того чтобы лучше понять реакцию живых существ на резкие климатические перемены. И отметил: "Удивительно интересный и тонкий наблюдатель был все же П. А. Кропоткин. Очень недурны работы последнего времени Клюнова (на украинском языке) и Лавренко о степях, а М. Г. Попова о пустынях (книжка о растительности Казахстана)" ^[107]. Заинтересовавшись проблемой происхождения и расселения людей на земном шаре под влиянием климатических перемен, Личков знакомится с языковедческими трудами Н. Я. Марра. Не оставляет он и занятия философией, читает Декарта и работы о нем, а также Аристотеля — "Физику", "О душе".

В конце мая 1942 г. в Ташкентском университете состоялась защита докторской диссертации Б. Л. Личкова. О ее результатах Личков написал неделю спустя Вернадскому: "... на моем фронте опять новая неудача, я провалился на диссертации, хотя все три рецензента в своих обстоятельных отзывах признали книжку мою выдающимся явлением... В результате я собрал 15 положительных голосов, а 10 отрицательных, 7 человек воздержались. Диссертация считается отклоненной" ^[108]. И через несколько дней вновь в письме В. И. Вернадскому Борис Леонидович пишет о том, что подает кассационную жалобу в ВАК и просит или дать ему степень без защиты, или назначить ноную защиту в другом месте ввиду ряда процессуальных нарушений, допущенных при защите в Ташкенте, а также потому, что отзывы официальных оппонентов были хорошие, а неофициальные резко критиковали Б. Л. Личкова за его старые работы, которым одной было 28 лет, а другой — 10.

Провал защиты докторской диссертации обескуражил Личкова, но, к счастью, не на долго. Он продолжает развивать и уточнять свои идеи о системе пространство — время Земли и взаимосвязи процессов, происходящих на земной поверхности и в земной коре. Все больше занимают его вопросы человеческой истории в связи с геологической и биологической эволюцией, а также в связи с перестройкой человеком области жизни, становлением ноосферы. В те же годы и Вернадский размышлял над этими вопросами. Он настолько сильно верил в неизбежное торжество разума и добра на планете — движущих сил ноосферы, что нисколько не сомневался в неизбежном поражении фашистов, отвергающих добро и разум как первооснову всей человеческой деятельности.

"Ноосфера,— пишет Личков Вернадскому,— это, конечно, реальность, как и биосфера, но я не могу из факта существования ее ни вывести новую эру, ни получить уверенность в победе (вообще такая уверенность у меня имеется). Непонятно мне, как одно с другим связывается, но я очень радуюсь Вашему доброму уверенному настроению" ^[109].

В дальнейшем он поясняет свои представления о ноосфере, которой предшествует, по его мнению, антропосфера, т. е. область существования человека, в ходе развития которой проявляется еще очень много неразумного. Он считал, что ноосфера "только еще зарождается и находится на очень ранней ступени развития" ^[110]. Предпосылки замены антропосферы ноосферой: "господство человека над внешней природой и господство в самом человеке и в человеческом обществе сил разума над низшими инстинктами" ^[111]. Чтобы осуществить первое, требуется развитие производительных сил общества, техники в частности, а для второго, по его мнению, нужно "...чтобы не вещи — земля как объект собственности, товары, деньги и пр. определяли мотивы человеческих поступков, а чтобы имело место свободное волеизъявление, опирающееся на разум" ^[112].

Главные исследования Личкова в этот период относятся к проблемам континентального осадкообразования, литогенеза и сопутствующих явлений. С одной стороны, они имеют практическую ценность в связи с познанием происхождения и условий залегания нефтяных месторождений. С другой — теоретическую: от континентального осадкообразования и формирования почв ему удалось протянуть логическую цепь к динамике ландшафтов, а также видов растений и животных. Если первая фаза геологического цикла связана с усилением контрастности рельефа, климатических зон, ландшафтов и распространением ледников, то в заключительную фазу преобладает опустынивание, засоление и деградация почв, обеднение растительного покрова, а следовательно, и животного мира. По его мнению, по этой причине вымирали амфибии, в конце .следующего геологического цикла — рептилии и, наконец, накануне альпийского горообразования — крупные млекопитающие.

Нетрудно заметить, что Личков как бы придал временную протяженность явлениям, наблюдаемым в пространстве Земли, при переходах от одних географических зон к другим. Вдобавок, можно усмотреть в этих теоретических выводах и влияние личного опыта: Личков сначала работал в зонах, сравнительно недавно освободившихся от ледниковых покровов, а затем — в пустынях. Он как бы перешел от природных условий первой фазы геологического цикла к условиям заключительной фазы. И возникает вопрос: а не явились ли его теоретические обобщения отчасти проявлением личного опыта, с присущими всякому личному опыту случайными сочетаниями фактов?

Сама по себе идея Личкова о взаимосвязи столь разнородных природных объектов (горные породы, формы рельефа, ледники, климат, почвы, растения, животные) во времени и пространстве очень интересна, оригинальна и плодотворна. Вот только вопрос: насколько применима она для объяснения глобальных всепланетных "катастроф" — эпох интенсивного горообразования или массовых вымираний животных и растений? И были ли такие эпохи? Имеются ли веские доказательства их существования, сохранившиеся на каменных страницах великой геологической летописи Земли, в слоях горных пород? А если такие доказательства есть, то какие силы вызывали первоначальные воздействия на земную кору и биосферу, после чего начинались "цепные реакции" всепланетных изменений?

Конечно, Личков искал и находил доказательства всепланетных геологических циклов. С этой целью он заново переосмыслил происхождение красноцветных песчаных толщ, обычно немых, считавшихся свидетельством былых пустынь. Личков высказал и в значительной мере обосновал гипотезу их аллювиального происхождения, но не доказал всепланетности геологических циклов.

Предположим, массовые вымирания вызваны опустыниванием, засушливостью климата и т. п. Но разве могли все климаты пданеты стать засушливыми? Есть ли факты, указывающие на глобальное распространение пустынь в какие-то геологические эпохи? Для этого потребовались бы, помимо всего прочего, очень точные абсолютные датировки слоев, сопоставление одновозрастных отложений на разных континентах. Абсолютные датировки возраста слоев имеют определенную точность — порядка 5—10%. Для отдаленных эпох степень точности выражается в миллионах, а то и в десятках миллионов лет. Для доказательства одновременности глобальных климатических ритмов такая точность совершенно неудовлетворительна. Скажем, за последний миллион лет в северном полушарии прокатилось не менее четырех волн крупных климатических перемен.

Априорно можно предположить, что гипотеза о господстве, скажем, пустынь на земном шаре в какие-то ' эпохи малоправдоподобна, если не принимать во внимание дополнительную, не менее сомнительную гипотезу о периодических мощных влияниях извне на биосферу. Вдобавок, климат меняется не вдруг; растения и животные имеют возможность сохраниться в тех географических зонах, где климатические условия благоприятствуют жизни.

Перечень подобных возражений можно продолжить. Но все-таки наиболее уязвима гипотеза геологических циклов из-за недостатка фактов, ее подкрепляющих. А Личков как будто не придавал этому обстоятельству первостепенного значения. Впрочем, он почти четверть века развивал гипотезу геологических циклов, и к ней мы еще вернемся.

... Август 1943 г. Борис Леонидович провел на полевых работах, изучая преимущественно конгломераты и песчаники Ферганы, перспективные на нефть. Он сотрудничал с ленинградским геологом Н. Б. Вассоевичем (позже ставшим членом-корреспондентом АН СССР), уточняя закономерности осадочного процесса. По свидетельству Вассоевича, Борис Леонидович превосходно умел "читать рельеф" улавливая его характерные черты и выясняя их происхождение.

В эти августовские дни Личков получил неофициальное сообщение о том, что ему присуждена ученая степень доктора геолого-минералогических наук. Официальное уведомление пришло в конце октября.

А в конце декабря он узнает печальную весть: в Кие^ ве умерли его отец и сестра. Он тяжело это переживает. Своими чувствами делится с Владимиром Ивановичем:

"Я все-таки надеялся свидеться с отцом. Поэтому известие о смерти его очень сильно причинило мне боль. Так много в нем было жизненной бодрости, интереса к жизни, так полон, казалось, был он сил, что я надеялся в тайниках души свидеться с ним после гитлеровского лихолетья. Сегодня я переживал мысленно всю мою жизнь: вспоминал разные мелочи как из далекого прошлого, так и из недавнего. Не приходится жаловаться, когда уходит из жизни человек, которому было почти 90 лет... Но меня волнует, что я не был при последних его минутах, и волнует еще то, что, может быть, этого не случилось, если бы он был здесь со мной. Больше 30 лет назад, еще юношей, я потерял свою мать, которую, можно сказать, страстно любил. Отец после этого 35 лет был верным спутником моей жизни, и я всегда мечтал скрасить его старость и по мере сил хотел отплатить за то исключительное счастье и ласку, которое я имел в родной семье. Лучезарного детства, созданного дружной семьей, я никогда не забуду..." ^[113].

Противоречивые чувства владеют Личковым. Ему очень хочется вернуться в Киев. Не менее сильно влечет в Ленинград, где сохранились его квартира и библиотека. А то вдруг появляется желание отправиться в Иркутск или еще дальше на восток, создавать сибирский научный центр. В то же время он не теряет интереса к научным исследованиям и организации науки в Средней Азии. Он ощущает в себе большие творческие силы и впервые задумывается о том, чтобы иметь своих учеников и свою научную школу.

В конце 1944 г. Б. Л. Личков становится директором Геологического института Таджикского филиала АН СССР. Он с увлечением берется за эту работу. Однако его все более и более захватывает мысль о возвращении в Ленинград.

К столетию со дня рождения А. П. Карпинского Личков начинает работу над книгой об этом выдающемся русском геологе.

6 , января 1945 г. скончался В. И. Вернадский, которого можно, пожалуй, назвать духовным отцом Бориса Леонидовича. Вовсе не потому, что у них было много общего в чертах характера, складе ума или в творчестве. Но ведь разве дети непременно во всем следуют по пути отцов? И разве в этом проявляется духовная близость людей разных поколений?

Личков мог дискутировать с Вернадским пли оспаривать его мнения, бесконечно его уважая и любя, преклоняясь перед его благородством и мудростью. Вернадский был для него духовным наставником не столько в науках, сколько в личной жизни, всегда оставаясь "олицетворением высоких моральных идеалов.