Борьба на юге

Глава 3

У нас же, жизнь в штабе армии текла довольно монотонно. О том, что происходило вне армии, информация обычно доходила запоздалая, мы питались больше слухами. Газеты получались изредка и, кроме того, сведения одних явно противоречили другим, а потому уяснить из них истинное положение дел в России было невозможно. Все носило характер неопределенный, туманный. Однако, даже и из этих, скупо долетавших до нас известий, разговоров и слухов, нам было ясно, что в новой демократической армии нам делать нечего, что мы обрекаемся на бездействие. Но как долго продлится такое состояние, и каковы будут последствия, никто из нас сказать не мог.

Каждый день приносил все новые и новые сенсации, значительная часть коих касалась родного Дона и событий, происходящих там. Слухи о Доне порой были совершенно невероятные, фантастические, даже легендарные с точки зрения логики и разума, но мы жадно их ловили, верили им, или вернее говоря, хотели верить, с какой то тайной надеждой, что именно оттуда, с Дона, должно начаться общее оздоровление.

Первым сообразил, что Временное правительство ничего не контролирует и можно самостоятельно брать власть явочным порядком, сколько сможешь, генерал Каледин. Уже с мая месяца, внимание всех и каждого стало сосредоточиваться на популярном имени этого генерала, герое Луцкого прорыва, бывшего долгое время нашим соседом, в качестве командующего 8-й армией.

Мне стало известно, что еще этой весной генерал Алексей Максимович Каледин оставил свою армию ( под явно надуманным предлогом "болезни"), разочарованный и непонятый даже своими близкими помощниками и сотрудниками. Покидая армию, он был полон любви и веры в родной Дон, он верил в крепость старых традиций казачества. Каледин считал, что только там, на Дону, еще можно успешно работать. Хотите у себя в России сходить с ума - сходите, только нас не трогайте. Пахнет сепаратизмом чистой воды, но в нынешних условиях это был единственно правильный выход. В конце концов, разным нелепым полякам и финнам потом подарили независимость, неужели не заслужили ее мы, казаки?

С 18-го июня 1917 года генерал Каледин становится во главе войска Донского, проведя скорые выборы, как выборный Атаман (а не наказной, как при царском режиме) и с ним объединяются самозванные Атаманы Кубанского и Терского войск. Вскоре ему по праву и достоинству выпадает честь быть демократическим представителем от всего Казачества на Московском совещании в августе месяце. Отлично защищал разложившуюся армию бывший здесь генерал Алексеев, но еще выпуклее обрисовала сложившееся положение казачья декларация, прочитанная Донским Атаманом и названная изумленными газетами программной речью Каледина.

С точки зрения идеологии это был шах Временному правительству. Так как с ними говорил выборный представитель огромных народных масс юга России. И говорил он крайне неприятные для текущей власти вещи. Прекрасная по содержанию речь Каледина, уверенная по тону, полная патриотизма, открыто указывала Временному Правительству на смертельную опасность и беспредельную пропасть, над которой повисла Россия. В противоположность невнятной истерической речи Керенского, она с восторгом читалась всеми, рождая массу надежд.

Ценность выступления генерала Каледина на этом совещании состояла в том, что впервые за все время всеобщего революционного развала раздался твердый голос объединенной, крупной народной силы, а не голос партии, организации или комитета, обычно не имевших за собой никакой реальной силы.

Устами своего представителя, Казачество, как бы предопределило себе роль для будущего - выступления против тех, кто, пользуясь слабостью бездарного Временного Правительства, готовит гибель России. И действительно, примерно через полгода, выступив с оружием в руках против советской власти, казаки тем самым доказали, что заявление, сделанное в августе от имени Российского Казачества не было пустым звуком партийно-общественных деятелей, а явилось глубоко продуманным актом, вышедшим из глубины воли народа.

С этого момента именно генерал Каледин делается центром внимания всех, а в глазах Керенского становится "подлым контрреволюционером" и явным противником его взглядов и революционных идей, что и определило дальнейшее негативное отношение главы Временного Правительства к Донскому Атаману.

Все взоры устремляются на Дон, как на единственно чистый клочок русской земли, как на ту здоровую ячейку, которая может остановить гибель России. Именно этим и можно было объяснить, что когда во время Корниловского выступления появились совершенно фантастические сообщения "желтых" газет о движении казачьих частей на Воронеж и Москву, то это нашло живой и радостный отклик в наших сердцах.

Мы верили этому, не желая учитывать такой простой вещи, что весь Дон в полном составе воюет на фронте, а в области почти никого не осталось, только дети и старики. Мы забывали и то, что свыше 20 (а в июле месяце на эту работу было отвлечено около 40) казачьих полков все лето занимались ловлей дезертиров, а затем стали единственной надежной охраной для штабов и учреждений.

Вскоре после Московского совещания, мы явились свидетелями очередной подлой провокации Керенского.

В связи с выступлением Корнилова, Каледина внезапно объявляют мятежником и делают предметом яростной травли, в то время когда он, ничего не подозревая, спокойно объезжал неурожайные станицы Усть-Медведицкого округа Войска Донского.

Эту его рабочую поездку, при безумном содействии Керенского, извращенно истолковывают желанием Каледина поднять казачество против Временного Правительства. Чушь! Воистину этот Верховный идиот упорно пилил сук, на котором сидит, уничтожая всякую опору своей иллюзорной власти.

Видя в Донском Атамане своего прямого конкурента, не только человека большого государственного ума и крепкой силы воли, но главное опасаясь того огромного авторитета, который приобрел он в глазах и казачества и всех национально мыслящих русских людей, глубоко веривших, что Каледин найдет достойный путь, чтобы вывести казачество из сложных и запутанных обстоятельств, Керенский решается на очередную гнусную провокацию.

Очевидно и ему и его гнилым приспешникам, а затем дружку Ленину и Троцкому, не столько были страшны талантливые, с именами, но без народа генералы, сколько страшен и опасен был именно Каледин, за которым пошли Дон, Кубань и Терек. С целью подорвать престиж Каледина и тем самым обезглавить казачество, обезумевший Керенский 31 августа всенародно объявляет его мятежником, отрешает от должности, предает неправедному суду и требует его выезда в Могилев для дачи показаний.

А днем раньше демократический военный министр, этот клоун А. Верховский телеграфировал Каледину:

"С фронта едут через Московский округ в область Войска Донского эшелоны казачьих войск в ту минуту, когда враг прорывает фронт и идет на Петроград. Мною получены сведения о том, что станция Поворино занята казаками. Я не знаю, как это понимать. Если это означает объявление казачеством войны России, то я должен предупредить, что братоубийственная борьба, которую начал генерал Корнилов, встретила единодушное сопротивление всей Армии и всей России. Поэтому, появление в пределах Московского округа казачьих частей без моего разрешения, я буду рассматривать, как восстание против Временного Правительства. Немедленно издам приказ о полном уничтожении всех идущих на вооруженное восстание, а сил к тому, как всем известно, у меня достаточно".

Такое впечатление, что министр - бредит. Если у него достаточно сил, почему тогда его легко и без потерь спустя два месяца свергла шайка большевиков? Куда делись его хваленные силы? Одновременно с этим А. Верховский бомбардирует телеграммами революционный Ростов, две из них были адресованы к начальнику Ростовского гарнизона, следующего содержания:

"До моего сведения дошло, что генерал Каледин сосредоточивает казачьи силы в Усть-Медведицком округе, желая изолировать Донскую область. Я этого не допущу и разгоню казачьи полки. Телеграфируйте, чтобы избежать кровопролития. Генерал Верховский".

"Арестуйте немедленно генерала Каледина. За неисполнение приказания ответите перед судом. Генерал Верховский".

Таким образом, Каледину предъявляют нелепые обвинение, приказывают его арестовать, и в то же время, очевидно умышленно, не желают проверить достоверность предъявленных ему обвинений в мобилизации и сборе войск, что могло быть легко выполнено путем переговоров по прямому проводу с комиссаром Временного Правительства М. Вороновым, проживавшим тогда в г. Новочеркасске. Тут напрашивался простой совет вечно пьяному дегенерату-министру проспаться.

Наэлектризованная вышеприведенными телеграммами, открывшая для себя радости безбрежного мира наркотиков, революционная братия-демократия Новочеркасска, поддержанная Ростовскими, Царицынскими и Воронежскими полубольшевистскими организациями, отрядила небольшой отряд во главе с прославившимся своей подлостью и алкоголизмом есаулом Голубовым для ареста Каледина. Но последний только случайно ареста избежал.

Собравшемуся в начале сентября Войсковому Кругу Донской Атаман дал подробный отчет в своих действиях, доказывая свою невиновность, ложность и необоснованность предъявленных ему обвинений со стороны Временного Правительства и клоуна- военного министра А. Верховского. Рассмотрев всесторонне дело о "Калединском мятеже" Войсковой Круг вынес следующее постановление:

"Донскому войску, а вместе с тем всему казачеству нанесено тяжелое оскорбление. Правительство, имевшее возможность по прямому проводу проверить нелепые слухи о Каледине, вместо этого предъявило ему обвинение в мятеже, мобилизовало два военных округа Московский и Казанский, объявило на военном положении города, отстоящие на сотни верст от Дона, отрешило от должности и приказало арестовать избранника Войска на его собственной территории при посредстве вооруженных солдатских команд. Несмотря на требование Войскового Правительства, оно однако не представило никаких доказательств своих обвинений и не послало своего представителя на Круг. Ввиду всего этого Войсковой Круг объявляет, что дело о мятеже -- провокация или плод расстроенного воображения.

Признавая устранение народного избранника грубым нарушением начал народоправства, Войсковой Круг требует удовлетворения: немедленного восстановления Атамана во всех правах, немедленной отмены распоряжения об отрешении от должности, срочного опровержения всех сообщений о мятеже на Дону и немедленного расследования, при участии представителей Войска Донского, виновников ложных сообщении и поспешных мероприятий, на них основанных.

Генералу Каледину, еще не вступившему в должность по возвращении из служебной поездки по Области, предложить немедленно вступить в исполнение своих обязанностей Войскового Атамана".

Итак, глупая провокация Керенского не удалась. В глазах казачества популярность генерала Каледина возросла еще больше.

С чувством глубокого возмущения читали мы сообщения газет о том, что ввиду создавшихся недоразумении с Донским казачеством военный министр А. Верховский по поручению Временного Правительства пригласил к себе заместителя председателя совета союза казачьих войск есаула А. Н. Грекова. Верховский как-то старался объяснить те странные телодвижения, при которых он в качестве командующего Московским округом, огульно обвинил казаков в мятеже и приказал войскам быть готовыми для воспрепятствования замыслам генерала Каледина.

Просто не верилось, что все это исходит от А. Верховского! Этот парень, не способный быть даже капралом полевой кухни, мне лично знаком, он работал бок о бок со мной в течение более года, среди нас в штабе 9-й армии, ничем себя не проявляя. Это был тот еще балбес! Одноразовая пешка! Из тех людей, что упорно штудируют весь курс лекций "Как управлять Вселенной, но оставаться при этом вне поля зрения санитаров". Звезд с неба Верховцев не хватал, зато рьяно лизал задницу новой власти и на революционной волне стремительно взмыл вверх, поднявшись аж до военного министра! Если бы не моя глупая принципиальность, то и я бы мог стать министром, сейчас туда берут всех идиотов, лишь бы они прилюдно не ссались под себя.

Острые приступы идиотизма часто проявлялись у господина Верховцева в крайне обостренной форме, что в конечном результате закономерно увенчалось его службой у большевиков. Я знал, что еще в молодые годы его жизни с ним произошел неприятный случай, показавший его неуравновешенность и ложное понимание воинского долга, многие из нас не без грешков, но так, вдруг сразу стать на преступный путь измены перед своей родиной? Это было выше моего понимания!

В дальнейшем разговоре с А. Н. Грековым, Верховский, ссылаясь на заявление казачьих частей, находящихся в Москве, что до получения указаний с Дона, они не могут стать на сторону самозванного Временного Правительства, обещал приложить все средства, чтобы создать между Правительством и казачеством отношения, основанные на взаимном доверии, и при этом выразил нелепое желание, чтобы генерал Каледин выехал в Могилев для дачи показаний демократической следственной комиссии, специально по этому поводу созданной из числа уголовников и тупоумных, причем особо подчеркнул, что генерал Каледин арестован не будет.

А. Н. Греков в ответ предложил ему предписать этой самозванной следственной комиссии в свою очередь поехать на допрос к генералу Каледину, не надеясь, что Дон отпустит Каледина в Могилев. На этом стороны и разошлись, напоследок послав друг друга в пешее эротическое путешествие. Цирк, да и только!

Читая подобные опусы в газетах, мы, конечно, негодовали, волновались, горячо обсуждали события, комментировали их, делали свои выводы и предположения, но дальше разговоров и споров дело не шло и однообразие тыловой жизни ничем не нарушалось.

Другого казачьего генерала, Петра Николаевича Краснова, героя Эфиопии, принявшего под командование в августе 1917 г. 3-й конный корпус (бывший генерала Крымова) находящегося в Царском Селе и сохраняющего верность Временному правительству, Керенский просто предал. Большевики до ужаса боялись Краснова и потому воздержались от своего выступления в августе и перенесли его на октябрь, беспрерывно интригуя и требуя через Совет солдатских и рабочих депутатов увода конного корпуса подальше от Петрограда.

В противовес этому Краснов подал Керенскому рапорт-доклад проекта создания сильной конной группы из надежных кавалерийских и казачьих частей с сильной артиллерией и бронеавтомобилями. Часть группы должна была находиться в самой столице, а другая--вблизи ее в постоянной боевой готовности. Проект принял командующий войсками Петроградского военного округа и передал его Керенскому, который сразу сообщил его большевикам, так как уже на второй день

(после подачи рапорта) в газетах появился подробный его проект с

основательной критикой и требованием немедленно убрать конный корпус Краснова подальше от Петрограда.

Керенский исполнил требование большевиков -- конный корпус отвели в район городов Псков--Остров в распоряжение Главкому Северного фронта генерала Черемисова, явного сторонника большевиков. И он немедленно малыми частями стал разбрасывать его еще дальше от Петрограда.

К октябрьскому выступлению большевиков Керенский почти не имел войск, верных Временному Правительству. А гнусный предатель, генерал Черемисов открыто перешел к большевикам.