Фигура Морозова на водительском сиденье видна отчетливо. Только он вцепился в руль так, будто ему нехорошо. Может, его на дороге занесло, и он ударился?
Только этого еще не хватало!
До машины я добираюсь в считанные секунды. Громко стучу в окно, задыхаясь от спешки.
— Матвей Эдуардович! Матвей Эдуардович, вы в порядке?
Вместо ответа он молча отключает блокировку дверей, выбирается наружу… а затем, сжав полную горсть снега в комок, прикладывает ее ко лбу.
— Ушиблись? — тревожно спрашиваю.
— Есть немного, но ничего серьезного, — сообщает он, не убирая снежный ком от лица. Из-за этого его голос звучит как-то странно. — А вот без эвакуатора теперь фольц не вытащить.
— Почему?
— Там колесо переднее то ли в яму провалилось, то ли за что-то железное зацепилось. Сейчас службе маякну, приедут.
Я внимательнее приглядываюсь к месту, в которое въехала машина.
А, ну понятно. Насколько могу припомнить, на этой обочине находится сломанная решетка ливнево-канализационного стока. Наверное, колесо попало прямиком в прореху, где перекладин не хватает. Коммунальные службы не спешат что-то с этим делать, потому что целиком люди туда провалиться не могут, а серьезных травм пока никто еще не получал…
Но теперь уже, наверное, подсуетятся наконец, раз сам Морозов застрял.
Он наконец отшвыривает в сугроб остатки полурастаявшего снежка. На его лбу красуется кровоточащая царапина с алыми разводами вокруг. Я испуганно втягиваю воздух.
— У вас на лице…
— Знаю, не переживай, — прерывает он и, глянув на свои часы, небрежно спрашивает: — Кстати… ничего, если я у тебя в общаге эвакуатора дождусь? Не хочу на улице торчать.
— Не против, но комендантша может не пустить, — предостерегаю я.
— Думаю, мы с ней договоримся.
Но «договариваться», как оказалось, и не с кем. На посту нашей дородной вредной Агриппины Петровны и след простыл — явно отлучилась отметить с кем-то праздник.
В обшарпанных коридорах студенческой общаги с тусклым освещением высокая широкоплечая фигура Морозова в черном пальто выглядит чужеродно. Он тут как ожившая фотка из светского мужского журнала. Нереально крутой и статусный.
Я прибавляю шаг, чтобы поскорее добраться до своего убежища. Только бы никто нас сейчас не заметил! Не хочу лишних вопросов.
Из самой дальней двери в тупиковом конце коридора на четвертом этаже доносится громкая музыка, смех и оживленные голоса. Это комната Кольки Гудрыщева — очень общительного и наглого придурка, который родом из одного со мной поселка. Терпеть его не могу. Он и там напрягал всех тупыми туалетными шутками, а в городе спелся с местными пикаперами во главе с другим Колей, посерьезнее, из-за которого у меня появилось обидное прозвище. И теперь в общаге от него житья нет.
Такое впечатление, что парни, которых зовут Колями, сделались вдруг моим проклятьем.
К счастью, до моей двери мы добираемся без посторонних глаз, и я с облегчением захлопываю ее за собой.
— Ты тут живешь постоянно? — Морозов осматривает крохотное помещение и три узкие кровати с интересом, который мне кажется неоправданно сильным. — Тесновато для троих.
— К этому быстро привыкаешь, — пожимаю плечами. — Особенно если и так всю жизнь находишься в похожих условиях.
— А где твои соседки?
— К родным на праздники уехали.
Морозов останавливается возле окна и прислоняется к облупившемуся деревянному подоконнику, сунув руки в карманы брюк. Я нервно переминаюсь на месте под его непонятно пристальным взглядом. Чего он так уставился?
❄ Прода от 9 января
— Хотите чаю? — нарушаю я неловкое молчание. — Он у меня из сушеных листьев малины и смородины. Очень вкусный и полезный.
— Не откажусь, — серьезно кивает Морозов и наконец переключает свое смущающее внимание на мобильный телефон, чтобы вызвать эвакуатор.
Я заглядываю в большой двухлитровый термос, в котором мы с девочками обычно держим горячую воду. Это чтобы не бегать лишний раз на кухню из-за запрета комендантши на электрические чайники в комнатах. Она жуть как боится короткого замыкания старой проводки в общаге.
Однако в термосе нет ни капли кипятка.
— Я сбегаю быстренько на кухню, — сообщаю своему гостю. — За горячей водой.
Он рассеянно кивает, не прекращая втолковывать по телефону собеседнику что-то насчет параметров колеса, угодившего в ливневую канализацию. И его звучный бархатный голос так и продолжает ласкать мой слух еще некоторое время даже в коридоре, когда я неплотно прикрываю за собой дверь.
На общественной кухне — настоящий кавардак. Грязные тарелки, бутылки, фантики и мишура валяются повсюду, даже на плите и в мойке. А на полу сиротливо лежит надкушенный кем-то кусок торта. Наверное, в суете спьяну уронили. Бывает…
Но от этого понимания менее противно здесь находиться не становится. Как же хочется жить пусть и в самом маленьком, но полностью своем уголке! Чтоб и кухня своя, и туалет с душем. Без ежедневных очередей. Эх…
Пока никого нет, я быстренько наполняю чайник водой и ставлю на плиту, смахнув разноцветную мишуру с остатками сгоревших «бенгальских огней» в мусорное ведро.
— Ой, Вероник, ты здесь? — заглядывает на кухню запыхавшаяся первокурсница Анютка с курткой в руках и раскрасневшимися от холода щеками. — А я думала, ты на корпоративе своем всë еще тусуешься!
— Я пораньше ушла. Тусовки — не моë совсем.
— Ну ты и чудик. Слушай, я щас такое видела — обалдеть просто…
— Что? — рассеянно спрашиваю я и прибавляю подачу газа на плите. Скорее бы вода нагрелась, пока еще кого-нибудь сюда не принесло.
— Около нашей общаги стоит тачка хозяина клуба «СуРок», певца Матвея Морозова! Та самая, белая, — возбужденно сообщает Анюта. — Кроссовер навороченный!
Я удивленно кошусь на нее.
— Откуда ты знаешь, что тачка именно его?
— Ты не поверишь, сколько лишней информации можно узнать, если твоя старшая сестра фанатеет по рок-звезде! — хихикает первокурсница. — Лидка прям с ума по нему сходит, еще с первого состава «Морозного клана», всю комнату обклеила его фотками и маленьким фан-клубом в соцсетях рулит… Она даже работать устроилась к нему в клуб на принеси-подай, лишь бы поближе быть, прикинь!
Лида… Где-то я это имя уже слышала.
— Она случайно не официанткой там работает? — уточняю уныло.
— В яблочко! Так вы знакомы?
— Возможно, — я отворачиваюсь обратно к плите, надеясь, что Анюта поймет этот намек правильно.
Однако та слишком взбудоражена приметной морозовской тачкой, чтобы пользоваться логическим мышлением, и бесхитростно интересуется:
— А ты что, как всегда, одна? Пошли к нам!
— Нет, спасибо. Ты же знаешь, ко мне вечно Колька цепляется и стебёт…
— Ой, да не принимай его всерьез! Он просто прикалывается
— Пусть прикалывается без меня. Пойду лучше к себе, попью чай и спать лягу.
— Вероник, ну…
— Пхх, Ань, да отстань ты от снедурки нашей, что с нее взять? — в дверях кухни вырастает, пошатываясь, рыхлая фигура моего однопосельчанина. Он отпивает из бутылки в руке солидный глоток и со смаком, старательно копируя понтовые манеры своего тезки-пикапера, добавляет: — Гордым и фригидным только чаи в одно рыло и распивать.
— Знаешь что, Коля… — медленно произношу, переливая горячую воду в термос.
— Ну и что же? — насмешливо ухмыляется он.
Я тщательно завинчиваю крышку, а затем, подхватив чайник за ручку, делаю шаг вплотную к подпевале своего мучителя.
— Пошел ты! — четко выговариваю ему прямо в слегка растерявшуюся от неожиданного отпора физиономию.
И в импульсивном порыве сую ему в руки чайник.
— У-у-уй… ля-я!!!!
Чайник с остатками почти кипятка катится по полу, оглушительно лязгая на пару со звоном разбившейся бутылки. А Колька с ревом трясет обожженной рукой. Я стремительно выскакиваю в коридор и слышу, как вдогонку грохочут шаги.
— С-сука! Стой!
Этот призыв, естественно, только придает мне еще больше ускорения. Я перехожу на активный бег трусцой, но колькины ноги значительно длиннее моих. Так что возле комнаты он в мстительном рывке хватает меня за растрепанную косу. Толкает на дверь и шипит на ухо:
— Охренела совсем?! Че такая дерзкая стала..? Тупая пиз…
Дверная ручка резко поворачивается изнутри, и мы по инерции влетаем внутрь через открывшийся проëм.
Морозов придерживает меня за талию, не давая упасть. А потом молниеносно сгребает Кольку за шиворот и вздергивает вверх, вынуждая встать на цыпочки.
— Рискнешь повторить то, что ты только что сказал?