Босс (СИ)

5. Наоми

В Браунвилле откровенно мало мест, где Эми может расслабиться и отдохнуть. Но расположенная по правому крылу первого этажа библиотека — одно из таких. Особенно когда хочется спрятаться.

Второй день она прячется, и чёрт его разберёт, от Алекса или от себя. В ту ночь стоять на коленях пришлось около часа, а потом в кабинет мышью прошмыгнул Кларксон. Тактично не смотря на обнажённое, дрожащее от холода и слёз тело, развязал ей руки и прикрыл халатом грудь. Он не говорил и слова — но по тому, как опасливо озирался на дверь, Эми поняла, что действовал старик не по приказу. Однако и гнева хозяина наутро не последовало. Ведь он наверняка забыл уже через пару минут о том, что оставил свою игрушку в столь жалком положении.

Ей повезло, что вчера Алекс пропадал на складах, но сегодня он дома, восседает в своём кабинете. Попадаться ему на глаза не хочется так остро, что Амелия скрывается на подоконнике в библиотеке, судорожно стискивая белыми от холода пальцами томик Агаты Кристи. Ёжится, кутается в слишком тонкую вязаную кофту, прижимает ближе к груди костлявые коленки в чуть висящих джинсах. Взгляд скользит по строчкам, не задевая сознания. Все мысли лишь о том, что прямо над ней — его кабинет, и благодаря акустике старых стен изредка можно услышать звон штофа о бокал. Выпивает среди белого дня. Похоже, он в ужасном расположении духа, и тем меньше Эми хочет обратить на себя его гнев. Больше нет больного желания увидеть хищника в ярости и любоваться его властностью. И это по меньшей мере странно.

Справа от неё чуть нагревшееся на солнце стекло, но подоконник под ягодицами такой холодный, что тепла не чувствуется. С лёгкой тоской повернув голову и утыкаясь взглядом в высокий кованый забор Браунвилля, Эми неожиданно для себя улыбается: ворота распахиваются, пропуская чёрный джип. Она не видела Ника с той ночи, которую помнила урывками, но некоторые моменты всплывают в памяти, когда замечает за рулём знакомую крепкую фигуру в чёрном пиджаке.

Another hero, another mindless crime/ Ещё один герой, ещё одно безрассудное преступление,

Behind the curtain, in the pantomime/ За занавесом, в виде пантомимы.

Hold the line, does anybody want to take it anymore/ Подождите, кто-нибудь хочет терпеть это и дальше?

— The show must go on! — практически выкрикивает женский нетрезвый голосок, и Эми с закрытыми глазами откидывается на сиденье, дирижируя себе пальчиками — Inside my heart is breaking, my make-up may be flaking, but my smile still stays on…

— Сумасшедшая! — смеётся водитель её абсолютному забвению, подаренному бессмертными строчками, нарастающей скоростью, с которой машина несётся по тёмной ночной трассе, и вновь прижавшимся к её губам горлышком бутылки — виски почти закончилось.

— Гони, Никки! — салютует Эми ему «Джеком», улыбаясь при этом так широко, что кажется, скулы сведёт. Нажав кнопочку стеклоподъёмника, открывает окно, и холодный ветер треплет её спутанные светлые волосы.

И он послушно выжимает педаль газа, как мальчишка, увлечённый соседкой по парте и пытающийся её впечатлить. Мотор утробно ревёт, джип летит так быстро, что пассажиров вжимает в сиденья. Ник явно виртуоз, потому как на приближающемся повороте даже не сбрасывает оборотов, безупречно вписываясь в изгиб дороги. А вот его спутница не удерживает шаткого равновесия, и с громким хохотом заваливается ему на плечо, вынуждая спешно притормозить с визгом шин об асфальт. Из бутылки на его брюки выплёскивается пятно алкоголя.

— Блять! Прости! — торопливо извиняется Эми, смешно пытаясь размазать рукавом куртки след на его одежде, но спустя несколько секунд только с тихим хихиканьем утыкается ему в шею холодным носиком, вызывая мурашки на коже. — Ты крутой водитель.

— А ты — самая бешеная девчонка, какую я только встречал.

Ей приятно вспомнить о той ночи — даже если она всплывает частями. Приятно думать о том, сколько восхищения было в ярких зелёных глазах, и как Ник сдался, вместе с ней вторя голосу Фредди Меркьюри. У него выходило хреново, мелодичности и ритма не было совсем, но он всё равно старался, барабаня пальцами по рулю. Эми благодарна ему за это. Что поддержал и поговорил с ней, что просто был рядом, когда она так сильно нуждалась в чьём-то обществе. Хочется отплатить ему хоть каплей такого же тепла, и она жадно всматривается через окно на подъездную мощеную дорожку.

Но водитель не выходит из остановившейся машины. Зато с заднего сиденья выбирается высокая, статная незнакомка с пышной гривой угольно-чёрных кудрей. Эми невольно хмурится, моментально теряя лёгкий настрой: кого принесло в эти стены сегодня, что за покачивающаяся на высоченных каблуках мадемуазель? Гостья тем временем захлопывает дверцу джипа, одёргивает обтянувшее её до пошлости короткое бирюзовое платье. Кажется, что немаленький размер бюста сейчас перевесит её вперёд, и вся эта конструкция из известных брендов, ровных длинных ног и пухлых губ рухнет раскрашенной мордочкой в ступени.

«Наоми» — вспыхивает в голове пониманием, когда Эми сопоставляет образ неизвестной стройной мулатки с небрежными словами Алекса о количестве заменившего мозг силикона. Она тихонько ухмыляется, мурашками предвкушения чувствуя, как сегодня нерадивой бухгалтерше достанется от Босса за её дерьмовые отчёты о работе. Наверняка Алекс вызвал её, чтобы пропесочить, как следует.

Амелия с облегчением выдыхает, теряя интерес к гостье. Из библиотеки слышно, что Кларксон открывает для неё входную дверь, и теперь каблуки стучат по каменной лестнице наверх. Всё правильно, всего лишь деловой визит. Бросая короткий взгляд на оставшуюся во дворе машину, Эми замечает спокойно курящего у капота Ника, и на секунду останавливает взгляд на этой расслабленной фигуре в чёрном пиджаке. В его волнистых пшеничных волосах играет ветер. Может, выйти и присоединиться? Капли тепла не помешает после холода последних двух дней.

Но тут где-то над ней слышится звонкий звук брякнувших бокалов, заставляющий нервно дёрнуться и крепче сжать книгу в руках. Амелия с сомнением прищуривается, сильней напрягая слух. Слишком тонкий звон, хрустальный. Алекс явно угощает гостью вином. Это вежливость, или часть какого-то нового спектакля — не разобраться. По крайней мере, месяц назад для самой Эми дегустация итальянского мерло закончилась плачевно.

Агата Кристи благополучно отставлена, томик брошен на подоконнике, и Амелия спрыгивает на пол. Интуиция просыпается, буквально шипя о том, что происходит нечто странное. Деловые визиты у Алекса обычно короткие: все текущие дела фирмы в основном решаются без него, но под неусыпным контролем «серого кардинала», который даже не светится в офисе. Но чтобы распивать его коллекционное вино в компании подчинённой — это должно быть нечто экстраординарное. Эми с трудом заглушает порыв подняться на второй этаж и задержаться у дверей, так что просто замирает, слушая, что же происходит над её головой.

Непонятный стук. Брякает о паркет что-то деревянное, ужасно знакомо. Подставка для карандашей, наверняка, потому как она такая неустойчивая, и первой падает со стола Босса, если его чуть резко пошатнуть в неукротимом рывке — она помнит…

И цепенеет от ужаса при догадке, которую подтверждает громко прокативший по пыльным коридорам Браунвиллся женский стон наслаждения. Беззастенчивый, открытый. Отдавший тугим импульсом впрыскиваемого в кровь яда. Горечью во рту и привкусом пепла, который сейчас впитывает другая. Другая, за несколько минут визита получившая то, чего сама Эми не может добиться чёртову третью неделю.

Обнимает себя дрожащими руками и прикусывает губу, устремляя неверящий взгляд наверх, на серый потолок и старую вычурную пыльную люстру. Словно чтобы развеять последние хрупкие кусочки надежды, из кабинета доносится жеманный хохот и томный зов:

— Алекс…

Эми сглатывает тугую едкую горечь, вставшую комком в горле. Пальцы сжимаются в кулаки, впиваясь в кожу ладоней ногтями до следов-полумесяцев. Боли нет — физически может ощущать только разъедающую внутренности пустоту. В животе горит от отчаяния и обиды, и, не выдержав, девушка с размаху пинает стоящий посреди библиотеки журнальный столик. Он заваливается на бок и оглушительно грохает об пол. Это должно быть слышно наверху, но явно никого не смущает: чёртова Наоми снова стонет, будто издевается.

— Сука! — лишь шипит себе под нос Эми, и даже не замечает, как по щекам катятся слёзы. Зажмуривается, пытаясь сохранять уплывающий рассудок, а не ворваться прямо сейчас с ножом в кабинет Алекса, чтобы превратить эту ебливую тварь в кровавые лоскуты. Холодная металлическая рукоять даже становится тяжелей в кармане джинсов.

В отчаянном порыве злости бьёт кулаками по стене, а изнутри словно раздирают грудь тысячи хищных когтей. Звуки прямо над ней такие красноречивые, что доказательств не нужно больше никаких: папочке плевать, он готов трахать даже груду силикона, но только не её. Настолько она никчемная и жалкая, что даже этой милости от него не заслуживает.

И что тут говорить о малейшей привязанности?

Всхлипы Эми прокатываются по библиотеке и впитываются в пожелтевшие от времени томики книг на полках. Она дрожит, не в силах хотя бы уйти подальше, чтобы не слышать той мерзости, что происходит наверху. Не слышать, как стучит пряжка его ремня о стол, как пищит в оргазме какая-то сука, посмевшая забрать то, что по праву, всегда, должно принадлежать только ей. Только Эми.

Чёрная, ядовитая ярость затмевает разум столь быстро, что остановить эту тёмную волну из ревности, обиды и боли невозможно. Утерев рукавом кофты влажные глаза, она крепче сжимает челюсти. Новый взгляд наверх полон злости и жажды мести. Вспоминает, как Алекс вспорол горло Киту за одно лишь касание к ней, и это придаёт сил. Папочка показал ей, что нужно делать с любым, кто по глупости встаёт между ними. В почерневших глазах горит пламя, губа закушена до крохотного синячка. Во рту вкус металла — предвкушение.

***

Мягко закрывается дверь кабинета, и в коридор выходит Наоми, поправляя на ходу чёрные кудри. Подол платья едва прикрывает бёдра до середины, и она торопливо его одёргивает: словно по её растрёпанному виду и горящим щекам не понять, как она отрывалась с Боссом пару минут назад. Попользовался и выставил вон — уж это поведение Эми знакомо до дрожи.

Она предельно спокойно наблюдает за этой наглой стервой, прислонившись спиной к стене и оценивая её блядский вид. Разработав план действий, взять себя в руки оказалось несложно. Как только покачивающаяся на каблуках фигурка подходит к ней ближе, Эми как можно вежливей улыбается:

— Добрый день, мисс. Мне приказано проводить вас до машины.

— А ты ещё кто такая? — высокомерно тянет Наоми, окидывая её сомневающимся взглядом. Голос у неё противный: тонкий и писклявый. Боже, как Алексу вообще было не противно трогать эту резиновую куклу.

— Горничная, — улыбка Амелии становится ещё более услужливой, и она кивает к лестнице. — Прошу.

Презрительно фыркнув, Наоми следует в указанном направлении. Идеальным маникюром сжимает дорогой ридикюль, а каблучки от Прадо цокают по каменным ступеням. Эми спускается за ней, едва сдерживая себя от желания просто столкнуть её вниз, чтобы накаченные сиськи не дали шанса сохранить равновесие. Но это — не гарантия. А ей нужна стопроцентная вероятность. И потому когда бесконечно длинные модельные ноги касаются пола первого этажа, она вежливо кивает в сторону задней двери:

— В холле кухарка разлила ведро с помоями. Простите, придётся обойти через двор.

— Безобразие, — Наоми раздражённо закатывает глаза, но всё же не протестует. — Думала, Алекс увольняет всех, кто не отличается ловкостью рук.

— Несомненно, — колокольчиком звенит Амелия, едва удерживая себя от ухмылки. Ещё бы всяких куриц он не спрашивал, кого держать в своём доме. Наверняка сам разбирается, кто ему полезен, а кто нет. Например, ему полезна его маленькая Эм, всегда готовая вынести мусор.

Даже мусор в виде горы силикона.

Выходит во двор следом за Наоми, и чуть притормаживает, давая ей оглядеться. В глазах гостьи видится восхищение: ещё бы, многих впечатляют идеальные газоны, плетёные лежаки у бортика и ровная голубая гладь бассейна. Не часто, но здесь Алекс любит отдыхать, и воспоминания о его влажном крепком торсе искрами проносятся по коже. Эми глубоко вдыхает, позволяя влезшей не в своё дело бухгалтерше подойти ближе к воде.

— Шикарно, — тянет та, и вдруг добавляет последнюю фразу, какую только возможно вынести скопившейся в груди Амелии ядовитой тьме. — Надо было напроситься на всю ночь.

Рывок вперёд уже неконтролируемый, высвобождая злость из оков и отдавая себя во власть эмоций. Эми издаёт тихий, яростный рык, даже не пытаясь сражаться со своими демонами. Подлетает к чёртовой шлюхе и одним уверенным пинком по силиконовому заду заставляет её с тонким визгом завалиться вперёд, падая на выставленные руки. Брякает упавшая дорогая сумочка и золотые браслеты на запястьях.

— Надо было думать, перед кем расставляешь ноги, сука!

— Что?! Какого…

Наоми не успевает и головы повернуть, не то, что подняться. Эми безжалостно хватает её за волосы, с силой прикладывает лбом о мраморную плитку, и тварь глухо стонет от боли. На рассечённой смуглой коже видится первая кровь, и, вдыхая её аромат, Эми решительно подтягивает за растрёпанные пакли свою жертву к краю бассейна, не слыша пронзительного вопля.

— Пусти! Пусти, больная мразь! — длинные ноготки отчаянно скребут по схватившим её рукам, но остановить уже не способны. Амелия сама не знает, откуда у неё столько нечеловеческих сил: наверное, их дарит ей жажда мести и ещё звенящие в ушах стоны, которыми наслаждалась в библиотеке. Агрессия — то, что питает и ведёт её руки.

— Мразь тут только ты, — шипит она, и без тени сомнений окунает Наоми головой в воду.

Та в ужасе дёргается, пытаясь вырваться, но Эми решительно садится на её спину, продолжая удерживать брыкающееся тело. Плеск, бесполезный рывок. Пальцы сжимают горло жертвы, упиваясь этим моментом, чувством, что всё делает правильно. Алекс убил за неё — теперь она убивает за Алекса. Равновесие. Может, так он поймёт, что она к нему чувствует. И на что готова, чтобы только между ней и папочкой не затесалось даже тени.

Наоми издаёт булькающие, захлёбывающиеся звуки, её черные волосы облаком витают в воде. Эми смотрит на конвульсивные трепыхания с торжеством и ухмылкой. По её пальцам на шее грязной сучки в панике скользят ногти жертвы, безнадёжно пытаются ослабить хватку. Минута. Такая долгая, бесконечная. Минута, пока Амелия прикрывает глаза, упиваясь последними трепыханиями Наоми, утекающей из неё в голубую хлорированную воду жизнью. Наконец, руки жертвы медленно слабеют, и плеск затихает.

— Покойся с миром, шлюха, — наклоняясь вперёд, шепчет Эми и расслабляет свою хватку. В груди немного успокаивается ядовитая буря, дыхание выравнивается. Прикусив щёку изнутри, баюкает свою накормленную злость, чтобы руки перестали так предательски дрожать. В ушах звенит.

Слезает с мёртвого тела, окидывает задравшуюся кверху задницу придирчивым взглядом. Подол платья Наоми теперь так высоко, что можно легко увидеть: шлюшка была даже без белья. Тошнотный порыв, желудок крутит отвращением, и Амелия презрительно передёргивается. Ногой спихивает её с бортика, и по двору разносится новый плеск, когда всё тело погружается в воду.

Эми замирает. Мурашки по коже, холодок. И чёткое интуитивное ощущение взгляда в спину. Обернувшись на стену Браунвилля, смотрит выше, моментально натыкаясь на тёмную фигуру, стоящую на балконе второго этажа. Алекс небрежно облокачивается о кованые перила, наблюдая за каждым движением своей взбесившейся от ревности девочки. Эми нервно сглатывает, пытаясь понять, как он к этому отнесётся.

Встречаясь с ней взглядом, он молча манит её к себе пальцем: плохой жест. Ещё хуже — что на непроницаемом лице нет ни одной эмоции. Ни подсказки.

***

Зайти в его кабинет, зная, что буквально несколько минут назад на этом самом столе он трахал ныне покойную шлюху — испытание силы воли. Эми на ходу сбрасывает с плеч кофту с вымокшими в бассейне рукавами, оставляет её на перилах лестницы. Сердце гулко стучит в груди, когда она несмело переступает порог логова Босса и предстаёт перед ним с виновато опущенным взглядом.

— Ты меня звал? — пытается казаться невозмутимой, и лишь закусывает губу, когда видит его. Он ждёт её, сложив руки на груди: как всегда, величественно-прекрасный, в идеально сидящих чёрных брюках и синей рубашке, которую, видимо, успел переодеть после своих развлечений. В карих глазах — чёрная муть, водоворот, который неумолимо притягивает к себе. Его аура властности и запах шоколада витают в воздухе, заставляя Эми сжать руки в кулаки.

— Конечно. Хотел задать тебе один вопрос, Амелия, — в спокойном, снисходительном тоне чувствуется невесомая угроза, — Ты хорошо ладишь с цифрами? Хотя погоди, сам вспомню… Кажется, математичка первая, кто жаловалась на тебя директору.

— Что? — непонимающе пищит Эми, пытаясь уловить, о чём вообще речь. Но в следующую секунду он сам даёт ей подсказку, подлетая к ней скользящим рывком хищника и смыкая обжигающе холодные пальцы на тонкой шее поверх чокера. Безошибочно находит пульс, колотящийся всё быстрей, глаза девушки в панике расширяются от ужаса. Смотрит в его зрачки, горящие чёрными искрами, открывая рот в безмолвном поиске глотка кислорода.

— Тогда какого чёрта ты решила утопить моего бухгалтера, если не можешь его заменить? — шипит Алекс ей в лицо, сильней сжимая руку, и воздуха становится критически мало. — Ты заигралась, маленькая Эм. Думаешь, у тебя есть на меня какое-то блядское право? Нет, это я могу распоряжаться твоим телом. Как того захочу и когда захочу. И если сегодня я захотел не тебя, то попробуй догадаться, почему.

В его взгляде — вспышка презрения, что ранит тупым лезвием в чувствительные точки под рёбрами. Алекс разжимает хватку, позволяя ей вдохнуть, и отходит на шаг, придирчиво смотря на Эми. Она готова к его злости. Готова к наказанию за свой проступок. Преодолевая сопротивление дрожащих мышц, вздёргивает подбородок, выдерживая этот поток презрения. Это ничего. Сил хватает даже на короткий вопрос, на который на самом деле не хочет знать ответ, но он его ожидает:

— И почему же?

— Давай разберёмся, — ухмыльнувшись, Алекс отходит к столу и опирается о него, — Слишком много одежды. Сними всё это, — в последней фразе твёрдый приказ, покалыванием пронёсшийся по коже. Эми нервно сглатывает, старается разобраться по его лицу, чего же он хочет добиться. В грязном шоколаде даже искрится мимолётная вспышка азарта, дарящая немного уверенности.

Вздохнув, она стягивает майку, бросает на пол. На ней сегодня простое чёрное бельё, не подразумевавшее такого внезапного оголения, но это не смущает. В висках стучат крохотные барабанчики, отбивая странный, будоражащий ритм. Он смотрит на неё — снисходительно и почти безразлично, но смотрит. Если для этого надо было убить какую-то раскрашенную куклу — отлично, это небольшая цена. Расстёгивает замок джинсов, спускает их с бёдер и откидывает к майке вместе с сандалиями. Холодок кабинета вновь проходится вдоль позвоночника, ступни обжигает прохладой паркета.

— Дальше? — Эми уже готова расстегнуть замочек лифа, но Алекс её останавливает:

— Достаточно. И что мы тут имеем? — он говорит столь буднично, словно покупает новую тачку. Хотя, как справедливо подозревает Амелия, даже к машинам у него больше любопытства. — У бедолаги в бассейне был четвёртый размер, правда, искусственный. У тебя же… двоечка с натяжкой?

Эми прищуривается, стараясь дышать ровно. Но горечь обиды всё равно проступает во рту. Так вот, что он хочет? Показать ей, что она уничтожила более ценный ресурс, чем тот, каким является сама. Не может заменить Наоми, как счетовод. И не способна создать ей конкуренцию даже своим телом. Но цель, цель, конечная, настоящая… Не видно. Не понять. Алекс столь медлительно ощупывает её своим пронзительным взглядом, что кажется — нарочно. Нарочно не торопится. Чего-то ждёт.

У него новая игра, и разобраться, в чём её суть, невозможно. Остаётся только стоически терпеть оценивающие фразы, больные уколы по самооценке, и без того в последнее время падающей ниже всех возможных норм. Да, это наказание. Он знает, как ударить так, чтобы было по-настоящему больно.

— Фигура… Не говоря уже о постоянной бледности, чересчур костлявая. Я твои рёбра могу посчитать — ты питаться пробовала вообще?

Эми сдерживает раздражённое шипение, сильней впиваясь ногтями в ладонь. Дрожит, закусывает губу. Если он думает, что в его доме у неё может быть аппетит, то сильно ошибается. Не после того, как отрезаешь людям пальцы или смываешь с себя кровь с завидной регулярностью. И как же уже тошнит от постоянного запаха горького шоколада.

— Ну и, наконец, мордашка, — теперь он смотрит прямиком ей в глаза, так откровенно, что дыхание прерывается. Этот чёрный омут, в котором она утонула со всей возможной глупостью и всей своей потребностью в покровителе — Эми пытается сделать так, чтобы слёзы не проступили, чтобы он видел, что у неё внутри, такое искажённое и ядовитое, но не способное утихнуть. Кажется, для него это и так не открытие. Властный баритон вдруг затихает до словно удивлённого полушёпота. — Столько боли. Столько обожания. И знаешь… накидываю тебе балл. Ты же умней той дуры. Давай, ты знаешь, почему я сегодня пригласил её. Не разочаруй меня, это твой шанс.

Не разочаровать — волшебные слова, моментально запускающие все шестерёнки в её голове.

— Она бухгалтер, — торопливо выпаливает Эми, быстро сводя всё, что знает о Наоми, в одну логическую цепочку. Гены и опыт частного детектива как нельзя кстати, а одобрительный кивок Алекса даёт ещё больше вдохновения. Она даже забывает о своей наготе, смотря только в чёрные омуты его хищных глаз. — Считала твои деньги, те, что поступали от официальной части «Абигейл». Ты был зол, когда читал её отчёты. Так зол, что даже…

— Даже наказал тебя, когда ты начала лезть под горячую руку, — он мягко подсказывает, подходя ближе к ней. Неспешно, вальяжно. Заполняет воздух своим потрясающим ароматом дорогого вина и табака. От волнения у Эми пересыхает во рту, но она ещё способна мыслить здраво и продолжать рассуждать вслух.

— Значит, она тебя бесила. Она плохо справлялась со своими обязанностями. Ты вызвал её, чтобы…

Немеет, в шоке уставившись на довольно улыбающегося Алекса и подобравшись к ответу. Она не разозлила его своей выходкой, это чушь и напускное. Она наоборот, без приказа сделала так, как он хотел с самого начала. Новый уровень понимания.

Нет, новый уровень издевательства над её чувствами. О которых он явно прекрасно знает.

— Чтобы моя послушная, маленькая и дьявольски умная Эм хорошенько развлеклась, — хмыкает он, и тон звучит так легко, будто сделал ей подарок, а не заставил сходить с ума последний час, умирать от ревности и задыхаться от боли. А может, это тоже была часть игры. С каким наслаждением он смотрел, как Эми топит тупую шлюху в бассейне — наверняка курил сигару в ожидании предсмертных визгов…

Манипулятор. Хренов игрок. И почему сейчас у неё чёткое ощущение, что игра не закончена? Что его рука намеренно так мягко ложится на её шею, ещё хранящую следы от другого касания пальцев? Наверное потому что впервые сознаёт: он не настоящий. Никогда таким не был и не будет. Ему было интересно посмотреть, как она будет полыхать от ярости, как будет рваться её сердце, и только потому вместо обыкновенного распоряжения трахнул Наоми так демонстративно. Для неё. Потому что он упивается её болью, как изощрённый садист.

— Тебе понравилось, Эми? — вкрадчиво шепчет он, придвигаясь к ней всё ближе, скручивая нервы звуком своего голоса и пуская искры напряжения в кровь. Она опускает взгляд на его шею и чётко видит след розовой помады на смуглой коже. Он даже не потрудился стереть его.

Тошнит.

Ей не удалось успеть найти слова для ответа — да и не знала, что сказать, как не закричать, не заплакать от жара, что неумолимо проносится по телу от касания его горячей ладони. Дверь в кабинет вдруг приоткрывается, заставляя их обоих резко обернуться на вошедшего.

— Босс, вызывал…

Ник затыкается на полуслове, замирая от представшей перед ним откровенной картины.

***

Он задыхается, не понимая, какого черта происходит. Почему Эми стоит в одном белье, бледная и дрожащая, почему на её коленях синяки, почему трясутся губы, словно сдерживают рыдания. Почему при этом всём у Алекса такой довольный вид: как будто концерт разыгран по нотам, принося радость своему творцу. Почему, мать его, так мерзко дёргается внутри желанием подлететь к этому напыщенному ублюдку и врезать ему по наглой морде. Даже кулак сжимается. Даже мышцы напрягаются для рывка.

И только большие, влажные серые глаза, в которых светится чем-то неясным, останавливают его. Она смотрит на Алекса, как на бога, от которого готова принять любую кару. Так, как никогда не посмотрит на него, сколько бы Ник не внушал ей правды, столь очевидной в этот момент. Чужие мерзкие пальцы на её пульсе, поверх чокера: никогда не изменится это дерьмо, никогда она не отпрянет и не даст ему по яйцам, как сделала бы здоровая девушка.

Потому что она больна. Хуже, много хуже, чем была больна своей зависимостью Мэл.

— А, это ты, — небрежно разрушает Босс повисшую неловкую тишину и отодвигается от Эми. — Вызывал. Хотел, чтобы ты помог Кларксону убрать мусор из моего бассейна. И да, назад в город Наоми везти уже не нужно. Она прибыла в свой пункт назначения, — смешок, и Алекс спокойно отворачивается к столу, чтобы взять с него сигару.

— Хорошо, — сквозь зубы цедит Николас, буравя спину Босса ненавидящим взглядом. Чёртов ублюдок. Кажется, пальцы даже хрустят от усилия, с которым он сжимает кулак. Порыв встать между ним и трясущейся от холода девчонкой такой сильный, что ноги сводит, когда он заставляет себя стоять на месте и не вмешиваться.

Не может, не должен. Сторонний наблюдатель, которому просто не вынести того, как Алекс уничтожает на его глазах новую жертву.

В комнате так жарко, невыносимо. Включён на полную мощный обогреватель, закидано тремя толстыми одеялами тощее тело на кровати. Но Мэл всё равно подбрасывает, и он в отчаянии ложится рядом, обнимает её за плечи через слои махровой ткани, и знает, что не может согреть.

— Помоги мне, — всхлип, утыкаясь мокрым носом ему в шею, и глаза жжёт пониманием, насколько он слаб. Третий визит в клинику — не выход. Вызов врача — не выход. Выход это только новая доза яда, и только так она поднимется с этой постели и вновь ему улыбнётся, сверкая пустыми мутными глазами.

Парадокс. Чтобы ожить, надо отравиться снова. И однажды она просто не проконтролирует, сколько порошка вводит в свою вену. Это также ясно, как то, что гонку с зависимостью не выиграть.

Но эта война — не проиграна. И как бы не была больна Эми, он в силах вытащить её. За неё, за ту, кого уже не вернуть.

Решимость горит в зелёных глазах всё ярче, когда он ловит её взгляд. Умоляющий? Влажный и безумно грустный, но так много кричащий ему. Он обещает ей, всего лишь коротким кивком головы, что это закончится. Эми тихо всхлипывает и вновь отворачивается, прерывая короткий контакт.

— Ты ещё здесь, Николас? Труп сам из бассейна не убежит, — так и не удостоив его вниманием, Алекс сосредотачивается на том, что раскуривает сигару, смотря только в окно. Интересно, знает ли он, где и с кем была Эми после ночи покера… знает ли о поцелуе. О восторженных визгах в окно машины — наверняка ему таких звуков из неё вышибать не приходилось. Только слёзы.

— Да. Ухожу. — развернувшись, он с нечеловеческим усилием выходит из кабинета, оставляя позади Босса и его игрушку.

***

Вечер тёплый и звёздный. Ник возвращается из леса уже с сумраком, адски уставший и вновь чувствующий себя последней мразью. В багажнике валяется грязная лопата, которой битый час готовил яму для бывшего бухгалтера «Абигейл». Он привык не задавать вопросов, как и помогавший ему Кларксон. Но для обычного механика даже через полгода службы всё равно дикость, что он занимается такими вещами. Хоронит неизвестных ему девушек с пробитой головой и распухшим от воды телом. И даже всё ещё удивляется, почему Алексу так легко сходит с рук любая кровь: уверен, что про бедолагу Наоми никто и не узнает, поставив метку «пропала без вести». Ни одного копа не забредало в стены Браунвилля, окруженного неприступными заборами из баснословных денег для шерифа Чикаго.

Припарковавшись у дверей гаража, Ник с глухим стоном роняет голову на руль и обессиленно прикрывает веки. Вместо костюма на нём чёрная майка, влажная от пота: непросто было запихать увесистую мадам в её могилу. Как обычно, прикрыть ветками и заставить себя забыть место захоронения. Боится лишь одного: что когда будет копать в том же лесочке в следующий раз, наткнётся на бренные останки предыдущего гостя чертового поместья. Подхватив с приборной панели сигареты, торопливо затягивается дымом, чтобы хоть немного перебить отвратный запах смерти, кажется, пропитавший его до костей.

Когда это дерьмо уже закончится?! Чуть-чуть. Пара недель, чтобы завершить их сделку, отработать весь долг. И он сбежит так далеко, что его не найдёт даже Алекс: хорошо бы в Европу. Осенний Рим… И даже денег успел скопить достаточно, чтобы махнуть через Атлантику. Начать с нуля, устроиться механиком в какую-нибудь милую мастерскую, и вычеркнуть из памяти весь последний год.

Беда в том, что уже не хочет делать это один. Слишком звонко звенит в ушах счастливый смех Амелии, тут же перебиваясь горькими всхлипами. Слишком отчётливая параллель между тем, как утыкалась носом ему в шею умирающая сестрёнка и как делала это Эми в пьяном бреду. Спасти её — его долг. Перед самим собой и перед Мэл.

Выходит из машины, вновь затягивается сигаретой. Непроизвольно бросает взгляд наверх, к балкону, где несколько дней назад она наблюдала за ним с нескрываемым интересом. И застывает, потому что хрупкая фигурка снова там. На этот раз, к счастью, одетая, в привычной кожаной куртке и с высоким хвостом на голове.

Собрала свои волосы — кажется, впервые. Странный знак. Но кажущийся предзнаменованием чего-то хорошего.

Амелия замечает его, и внезапно бросает через перила какой-то небольшой предмет. Словно случайно, и в сгущающихся сумерках тяжело различить, что при этом выражает её лицо. Тут же торопливо шмыгает в свою комнату, как будто боится передумать. Ник подходит ближе, зажимает сигарету зубами и поднимает с газона сложенный вчетверо листок, едва не унесённый ветром. Разворачивает, и сердце гулко ухает в груди торжеством и неверием:

«Забери меня отсюда. Сегодня же».