6. Отель "Эдем"

Всё так легко, что даже несколько странно. Никаких проблем не возникает с тем, чтобы не загонять машину в гараж до полуночи. Никаких проблем, дождаться, когда с балкона полетит чёрный рюкзак, а следом чётко на ноги в своих тяжёлых ботинках приземлится Амелия. Никаких проблем в том, чтобы мягко выехать на трассу, и тут же выкинуть в окно пульт от ворот — который больше не пригодится.

Он не сомневается ни минуты. Возможно, уже завтра Эми передумает, и уговорить её на этот шаг больше не получится. Так что Ник усердно прибавляет газ, и джип несётся по дороге, рассекая фарами ночную мглу. Но вот то, как мрачно молчит его попутчица, откинувшаяся на кресле с прикрытыми глазами, настораживает. Почему она решилась? Почему сегодня?

— Что он с тобой сделал, Эми? — тихо и несмело спрашивает Николас, как только Браунвилль остаётся в паре миль за их спинами. Его не покидает чувство, будто на этот раз психопат-Босс сумел сотворить нечто такое, что заставило измученную девчонку бежать.

— А нужно что-то ещё? — горько усмехается она, протягивая руку к приборной панели за сигаретами. — Ты видел крохотную часть. Из-за него я утопила ту шлюху, сама, своими руками. А он просто играл, наблюдая за мной с балкона. Развлекался, — голос срывается во всхлип, пальцы так отчаянно трясутся, что не могут совладать с зажигалкой. Щелчок за щелчком, пока, наконец, крохотный огонёк не появляется на фитиле. Не накрашенная и бледная, с высоким хвостом на голове и синюшными губами, сжимающими сигарету, она кажется действительно болезненной. Желание её защитить крепнет с каждой минутой, растворяет последние крупицы нерешительности: он всё делает верно, когда увозит её из логова дьявола, наплевав на последствия.

Николас тяжело вздыхает, возвращая взгляд к дороге. Он не знает, что сказать. Для него убийство — нечто невозможное, за гранью того, что должен делать человек в этом мире. Никогда его руки не отнимали ничьей жизни, и понять Амелию не получается. Он вообще не вполне уверен, что у них выйдет быть вместе после того, как все кошмары останутся позади. А ведь их точно будут искать. Со всем возможным упорством. Старается казаться невозмутимым, когда спрашивает:

— И какой у тебя план? Аэропорт?

— Да, но не в Чикаго, — коротко кивает Эми, опуская глаза, и реснички трепещут, смаргивая влагу. Голос звучит сдавленно, полушёпотом. — Он будет проверять списки пассажиров. Мне нужны новые документы, если хочу по-настоящему раствориться. И тебе тоже. Машину лучше бросить поскорей, при первой возможности, — он не дурак, и сам уже обо всём этом успел подумать, пока ждал её.

— У меня есть знакомый в Индианаполисе. Он поможет с паспортами, и вылететь можно будет оттуда. За три часа должны добраться, — быстро прикидывает Ник расстояние и первый же вариант, какой у него возник после того, как подобрал её записку. Один из бывших приятелей, с которым работал в мастерской, довольно ловкий малый Лиам — за небольшую сумму сделает им документы за полдня. И тогда через сутки они уже будут на полпути через Атлантику.

— Отлично, — безразлично и хмуро кивает Эми, отворачиваясь к окну. Вновь затягивается дымом. Глаза пустые, безумно грустные. Невидящие. — И Ник… Спасибо. Я не знаю, как тебя благодарить, что ты согласился уехать, помочь мне. Ты так подставился из-за меня…

— Брось, — тут же прерывает он эти бессвязные фразы, за которыми отчего-то не слышит искренности, только какую-то обречённость. — Я же и сам хотел валить. Просто сделаю это немного раньше, чем планировал.

Она не отвечает. Молча выбрасывает окурок в окно, с лёгким раздражением. Скидывает ботинки, поджимает под себя ноги, располагаясь удобней. Достаёт из кармана куртки смартфон и спутанные провода наушников. Красноречивей некуда: она не хочет болтать и вместе слушать Queen. Она хочет побыть наедине с собой — что ж, для неё это явно непростое решение, и его стоит уважать.

— Три часа? — уточняет Эми, прежде чем заткнуть уши. Короткий взгляд, от которого немного не по себе. Слишком влажный и пронзительный.

Как будто она кричит внутри себя, и Ник вздрагивает, крепче сжимая руль. Похоже, оставить ублюдка Алекса для неё, действительно, испытание воли. Но она справится. Он поможет справиться. А дальше — как решит сама. Главное, что её душа будет свободна. Мэл бы это одобрила, он уверен.

— Да. Можешь поспать, — предлагает он ей, готовясь к трём часам бесконечной дороги, слепящим фарам встречных машин и затекающей спине.

Эми вновь отворачивается к окну и безучастно смотрит на проплывающие мимо дорожные указатели. Пусть подумает. Пусть освоится с мыслью, что больше ей никто ничего не будет приказывать, что больше не надо никого убивать и ни перед кем пресмыкаться. Что надо жить своей головой. Вот только чёртов чокер всё ещё на ней, и Ник пока что не хочет просить снять ошейник. Вряд ли она готова с ним расстаться так быстро. Он выжимает газ, двигатель утробно ревёт, и джип наращивает скорость их спонтанного побега.

Спустя час по крыше начинает гулко тарабанить дождь, приходится включить дворники, размазывая влагу по лобовому стеклу. Ник изредка украдкой бросает осторожные, оценивающие взгляды на попутчицу. Но Эми почти не шевелится: кажется, всё-таки дремлет, неудачно повесив голову и прикрыв глаза. На развороте трассы наушники выскальзывают, и, прислушавшись, Ник понимает, что никакой музыки в них нет. Неужели сложно было сказать, что не настроена говорить? Он же не Алекс. Он бы понял. Чуть-чуть сбавив скорость, протягивает руку под её сиденье и выжимает рычаг, чтобы Эми легла удобней. Спинка опускается, и девушка, чуть поёрзав, продолжает спать.

Опасно отвлекаться от ночной дороги, но невозможно не задержать на ней взгляд. Даже с закрытыми глазами кукольное личико кажется напряжённым, хмурящимся. Сколько же дерьма она уже успела перенести. Сердце сжимается, когда Ник вспоминает, что ей нет и двадцати пяти. И уже — кровь на руках. Уже — грязь, от которой не отмыться. Грузно вздыхает, заставляя себя внимательно всматриваться в трассу, а не на крохотную родинку на впалой девичьей щеке, замеченную впервые. В салоне полная тишина, но она не грозит сморить опытного водителя.

Он уже представляет. Как они снимут крохотную квартирку где-нибудь в жилом квартале Рима, на самом верхнем этаже, с выходом на крышу. Как сварит ей первый утренний кофе и начнет вычищать отголоски яда Алекса из этой безумной девчонки. Нет, навязываться не будет — но даже того короткого поцелуя ему хватает, чтобы понимать: не будь Герра, и Эми была бы не против. Отзывалась бы на его касания и привыкла бы к понятной, человеческой заботе. Нужно быть терпеливым. Гулять с ней по засыпанным листьями узким европейским улочкам, фотографировать её на фоне Колизея, кормить хот-догами и самым сладким шоколадным мороженым с кокосовой стружкой. Вместе перебирать двигатели, чтобы она могла занять руки, чтобы некогда было думать о прошлом. И тогда, в один солнечный осенний или даже зимний день есть крохотный шанс, что её улыбка будет искренней. А запах ежевики, пропитавший сейчас воздух вокруг, станет окутывать его невесомой дымкой и дальше. Что она будет звать его «Никки», утрами прижиматься к его телу в поисках тепла — и получать его. Безвозмездно. Просто потому что он может согреть.

За мечтами и непростыми мыслями часы мчат незаметно. Электронный экранчик на панели показывает уже «3:08», когда джип проезжает мимо приветственной надписи в Индианаполис. Ещё не начало светать, но Эми, наконец, просыпается, по-детски протирает глаза кулачками. Смешная. И немного растрёпанная, но так она, наконец-то, кажется живой. Чуть-чуть, совсем незаметно в полумраке, но розовеют щёки, когда между ней и Браунвиллем пролегают мили.

— Нам нужно остановиться, — бормочет она то, что Ник и сам уже успел понять.

— Согласен. Лиам точно не ждёт гостей среди ночи, я и звонить ему буду не раньше утра. Нам нужно переждать несколько часов где-то, и бросить подальше машину.

— Отель? — устало моргает Эми и потирает затекшую шею. — Тебе тоже надо вздремнуть.

— Хорошая мысль, — кивает он. Конечности и правда, изрядно затекли, а в глаза словно насыпали песка. Немного отдыха точно необходимо, ведь на ладонях до сих пор мозоли от лопаты, которой орудовал в лесу.

Они оставляют джип на парковке перед каким-то ночным клубом, затесавшись в ряды автомобилей. По гугл-картам в смартфоне Амелия быстро находит неподалёку скромную гостиницу с круглосуточным приёмом постояльцев — зато название громкое, «Эдем». Смешно. Ник покорно тащит свою небольшую сумку с запасными майками и её рюкзачок — кажется, ещё более лёгкий. Создаётся ощущение, что она нарочно не хочет забирать из дома Алекса даже шмотки, как лишнее напоминание. И это хорошо.

На улицах незнакомого города прохладно и тихо, ярко светят фонари и неоновая вывеска отеля. Приходится регистрироваться по его водительскому удостоверению, но вряд ли их пропажу заметят так быстро: а к утру они уже свалят, оставив старые документы в мусоре вместе с ключами от чужой тачки. Будут жить по поддельным именам, хотя бы ближайшее время, пока Босс не успокоится и не махнёт рукой на беглецов — у него наверняка есть дела поинтересней, чем нанимать орду частных сыщиков или оплачивать официальное объявление в розыск. Администратор смотрит на случайных ночных гостей с лёгким подозрением, но всё же отдаёт долгожданные ключи от небольшой комнатки в самом конце пыльного коридора.

— Кажется, мы ему не понравились, — Ник пытается смешком разрушить неловкое напряжение, которое только нарастает, потому как Эми абсолютно безучастна. Покорно плетётся за ним, и не поймёшь, то ли чересчур устала, то ли сказывается эмоциональное истощение. Безразлично пожимает плечами:

— Мне тоже мало кто нравится в четыре часа утра.

Он вставляет ключ в замочную скважину, проворачивает с тихим щелчком. Отпирает дверь, переступает порог номера, и вдруг странные хлопки заставляют поднять взгляд от своих ботинок и выронить багаж. Аплодисменты от зрителя?

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

— Я уже заждался вас, — до ужаса знакомый голос Босса поражает мышцы холодом. А в темноте комнаты видится восседающая в кресле напротив двери статная фигура в чёрном пиджаке.

***

— Думал, он сейчас на меня кинется, — усмехаясь, Алекс откладывает раскуренную сигару на край пепельницы и разворачивается к Эми. — Парень не на шутку завёлся. Как у вас с ним всё продвигается?

Она ещё смотрит на только что прикрывшуюся дверь, и от вопроса нервно вздрагивает. То, что начиналось, как обычное поручение, вышло из-под контроля. Она сама заметила слишком сильный порыв Ника защитить её, слишком крепко сжатый в сдерживаемом бешенстве кулак. Мысли о Наоми и всех играх уходят на второй план. Желание выслужиться и выполнить непростое задание привело её в полную задницу.

— Хорошо, — как можно спокойней, отстранено тянет Эми. — Он заинтересован, как ты сам можешь видеть. Зол на тебя из-за своей сестры, так что не надейся, будто он захочет остаться работать дальше. Ждёт-не дождётся возможности исчезнуть.

В её серых глазах вспыхивает искорка торжества: хоть тут она не налажала, выведала всё, что он просил. Более того, что бы не говорил Алекс, она достаточно привлекательна, ведь Ник увлёкся ей не просто как друг. Лишь бы только не выдать, что и для неё всё это — давно уже не игра, не проверка, не развлечение и не азарт. Что она втайне греется рядом с этим теплом, восхищением и искренностью.

— Я так и предполагал, — грустно вздыхает Алекс, и вдруг подходит к ней ещё ближе, обдавая ароматом дорогого табака и пряного горького шоколада. Его пальцы как будто даже с нежностью самыми кончиками проходятся по её напряжённой скуле, вынуждая замереть в жажде большего контакта. — Ты умница, маленькая Эм. Я же говорил, что мы не отличаемся. Ты понимаешь этот кайф, когда твоё слово может заставить человека совершить всё, что угодно. Моя кровожадная девочка, неужели ты не упивалась тем, как трепыхалась та шлюха перед смертью?

Голос обволакивает, проникает под кожу, такой искусительно-сладкий. Смотрит в его глаза, и безнадёжно утопает в чёрных искрах, в тягучем плену своей зависимости. За его скользнувшими вниз по шее пальцами проносятся предательские мурашки наслаждения. Мучительно-притягательный, и в эту минуту уже не помнится, как он поиграл с ней. Это его натура. Его можно только принять таким, а не бороться. Тем более, он абсолютно прав: она такая же отравленная изнутри.

— Что ты будешь дальше делать с Ником, раз он не хочет оставаться и служить тебе? — заставляет она себя выдохнуть. Парень глуп, но точно не сделал ничего плохого. Пусть и не прошёл этого теста от Босса, не заслужил право работать с ним дальше, да ещё и открыто слил ей всю откровенную информацию о работодателе, какую имел. Проверка чётко показала, как опасно его отпускать в большой мир после завершения условий, по которым он находится в Браунвилле.

— Так пусть валит, — усмехается Алекс, придвигаясь ещё ближе. Чуть наклоняется, к самому уху, мягко шелестит одними губами, и Эми прикусывает щеку изнутри от желания обнять в ответ его плечи. В голове туман и вата от щекочущего аромата табака. Жаром обдаёт лёгкие. — Предложи ему валить. Не закончив договор, с тобой. Если этот рыцарь решит, что один случайный поцелуй дал ему право на мою девочку — он, точно, подписал себе приговор. Откажется — значит, ещё не всё потеряно, — Эми на короткий миг холодеет, когда понимает: он знал о том, что случилось ночью у бара. Но тут же облегчение покалывает пальцы, ведь для него это пустяк и логичная часть игры, не вызывающая злости, как танец перед случайными гостями.

— Только не убивай его, — отчаянная просьба сама вырывается из уст. Жалость и капля благодарности вкупе не дают ей отнестись к этому также максимально безразлично. И Алекс чувствует, как она напряглась. Бледные ладони обвивают всё ещё не скрытую одеждой талию: кажется, сейчас его совсем не смущает никакая костлявость фигуры. Тело само льнёт к нему, отзываясь мелкой дрожью на касания.

— Прониклась, малышка? — короткий, острый и наказующий укус мочки уха, посылающий волну жара в кровь. Удивительно, как он из причиняющего боль садиста может за минуту превратится в обольстителя. Напомнить ей, кто тут папочка — словно она способна забыть. — Это важный для тебя урок: научись быть безразличной ко всем. Привязанности — это слабость. Есть только я и ты.

Последняя фраза звучит так обнадёживающе, что она сдаётся. Обвивает его шею руками, с тихим коротким вздохом ловит сухие терпкие губы. Внутри что-то обрывается, когда он дарит ей этот поцелуй, закрепляющий и ставящий всё на свои (не)правильные места.

Амелия тихо прикрывает за собой дверь номера, щёлкает задвижкой — безумно громкий звук в повисшей тишине. Видит, как медленно встаёт с кресла Алекс, в бледном предрассветном свете из окна выделяющийся чернотой костюма. В его руке тот самый наградной Кольт Кита: похоже, выигранное оружие пришлось ему по душе. Она выполнила свою часть постановки. И теперь старается не смотреть на зрителя, который всё же успевает кинуть на неё потрясённый пронзительный взгляд. От укора и отвращения в зелёных глазах комок встаёт в горле. Она этого всего не хотела. Уж точно — не так.

Но у неё один кукловод и сценарист всей жизни.

— Вы так долго сюда ползли, — демонстративно вздыхает Алекс, небрежно прислоняясь плечом к стене. — Я уже думал, Эми заблудилась или перепутала отель. Николас, ты предсказуем, как шар для боулинга.

Ник складывает руки на груди, тяжело дыша от явно сдерживаемой злости. Кажется, до него доходит суть происходящего, и он раздражённо шипит:

— Не слишком ли много усилий, Алекс? Разве я стою таких энергозатрат самого Босса?

— О, стоишь, — Герра небрежно проворачивает в руке револьвер, не сводя с него тяжёлого взгляда. — Начнём с начала. Ты мне нравился, парень. Исполнительный, не задающий лишних вопросов, способный. Ты оказался ценным приобретением, но вот беда — наш договор скоро истекает, твой долг за сестру почти отработан. Эми любезно согласилась помочь мне ненавязчиво выяснить твоё отношение к этой работе, есть ли у тебя желание продолжить и быть таким же молчаливым и послушным. Оказалось… что нихуя. Окей, я могу понять, что тебе мой бизнес не по душе, и отпустил бы через пару недель. Но то, что ты готов с лёгкостью трепать языком обо мне, что помнишь, сколько за полгода вырыл в лесу ямок… И главное, что у тебя нет ни капли понимания: эта информация, как и всё, что ты узнаёшь в Браунвилле, должна быть похоронена, а не являться предметом пьяного обсуждения в барах. И что мы имеем? Отпусти я тебя — и где гарантия, что через пару месяцев ты не запоёшь где-нибудь в компании копа? — он в притворном непонимании разводит руками, так и не выпуская оружия.

Эми наблюдает не за ним. Всё это она знает и так, все мотивы и следствия. Сейчас смотрит только на реакцию Николаса, чувствуя жгучую и противную вину. Если бы только знала, когда соглашалась на всё это, что у этого парня внутри. Знала бы про Мэл или про его милую любовь к тачкам. Но в день, когда ей поступило задание, у неё было лишь желание доказать Боссу свою бескрайнюю полезность. И не должно быть так тошно на душе, так отвратительно быть собой. Чувствует себя не человеком — набитой гнилыми опилками куклой.

Наверное, она таковой и была с первого дня, как приняла на шею клеймо. Как забыла, что значит говорить «нет». Как позволила кому-то думать вместо неё.

Ник растерян. Это видно по устало сведённым плечам, по хмурым бровям и сжатой челюсти. Он намного крепче Алекса, и если бы тот не был вооружён — то наверняка бы сумел раскрасить ему лицо, в этом Амелия не сомневается. Его кадык нервно дёргается, прежде чем звучит глухой и подавленный ответ:

— То есть, моего слова, что я готов всё забыть, недостаточно?

У Алекса вырывается открытый смешок, он даже закатывает глаза, выражая своё отношение к таким глупостям:

— Твоё слово, щенок? Чего стоит слово болвана, который так самонадеянно считает, что может украсть у меня моё? — показное веселье тут же стирается с его лица, словно ластиком. На смену ему приходит отчётливая угроза, холодком пробежавшая по позвоночнику Эми и понизившая температуру в комнате до критических градусов. — Эта девочка принадлежит мне. До каждой блядской волосинки. На ней моё клеймо, моя печать. А ты тянул к ней свои грязные лапы. Вот тут твоя главная провинность, — он вдруг взводит курок револьвера, а в глазах зажигается чёрное пламя. Последние слова — злое шипение хищника, собственника и немного безумца. Без тени сомнений, он легко наводит дуло на замершего в потрясении Ника, и тут Эми робко подаёт голос:

— Алекс… Нет. Ты говорил, что отпустишь его, — она почти умоляюще шепчет, но так торопливо, что во рту сохнет. Если бы после того поцелуя в его кабинете он не пообещал Паттерсу жизнь — она бы точно не повела парня в эту ловушку. Сердце стучит барабаном, и Эми бросает панический взгляд на тяжело дышащего Ника.

«Сука» — одними губами произносит он, замечая это, и глаза печёт от справедливости его злости. Бесконечно прав. Сука. И не простит себе, если сейчас Кольт выстрелит. Она не заслуживает этого искреннего и простого парня, никогда не заслуживала. Она слишком мерзкая лживая тварь.

Или такой она стала под руководством своего хозяина.

— Ты не так меня поняла, маленькая Эм, — твёрдо произносит Герра, рука с оружием не дрожит ни секунды. — Я бы сохранил ему жизнь, если бы он отказался бежать с тобой. Но его выбор был чертовски неверный.

— Нет! — осознав его слова, она рывком бросается вперёд в дурацкой надежде перехватить у него револьвер, но не успевает. Выстрел гремит в отеле «Эдем», отдавая эхом от обшарпанных стен. Одна-единственная пуля прошивает лоб, прикрытый непослушными пшеничными прядками, забирая блеск тёплых зелёных глаз и оставляя щербину с брызгами крови на двери. — Нееет!

Гулкий вой рвётся наружу, пока тело Николаса оседает на пол, грузно и медленно. Алая струйка скользит вниз к носу и губам, подтверждая, что кара свершилась. Эми зажмуривается, обнимает себя руками, пытаясь унять крупную дрожь в конечностях, не скулить, словно побитая собака.

«Сука».

— Нет-нет-нет… — мотает головой, не желая верить. Бесконтрольные слёзы сами появляются на щеках солёными дорожками из несмываемой вины и внезапного осознания, что это — закономерный исход. Что не стоило надеяться на милость бесчувственной твари.

Бесчувственная тварь.

— Боже, милая, ну что за истерики? Я же говорил — будь спокойней, сдержанней, — Алекс безразлично вздыхает и убирает револьвер за пояс брюк. — Тебе ещё учиться и учиться. Иди ко мне, — соблазняющий шёпот, призванный её отвлечь и вновь закрепить оковы на душе.

Эми внезапно тянет трясущуюся руку к карману куртки, безошибочно находя рукоять своего ножа. Не беззащитна. На этот раз — нет. Запах крови в воздухе отрезвляет так, что искрит перед полными влаги глазами. И она щелчком вскидывает блеснувшее в первых рассветных лучах лезвие.

— Не подходи ко мне, — острой стороной к приближающемуся хищнику, ещё не сознавая своих действий. Тошнота и отвращение так сильны, что кажется — не выдержит и рассыпется от того, как колотит в виски пульс. Во рту вкус могильной затхлости и смерти. Вот, что может привести её в чувство.

Алекс замирает в открытом потрясении. Впервые — недоумение в грязном шоколаде. Впервые его спектакль пошёл не по нотам. Впервые главная актриса бунтует против своей роли. В его властный баритон подключается сталь приказа, холодом обжигающая вены:

— Опусти свою игрушку. Хватит соплей и дури. Или ты действительно думаешь, что можешь мне навредить? — насмешка, снова смеётся над ней, снова не воспринимает всерьёз! Он уже на расстоянии вытянутой руки, готов вывернуть нож из её пальцев. Эми скрипит зубами от ярости, которая столько времени её питала. Голова — тяжёлая и гудящая, роем пчёл под самой корочкой черепа. Больно. Больно, когда всё разворачивается, щелчками памяти вставая в правильные позиции.

Дождь стучит по чёрному зонту. Заунывная речь распорядителя похорон слышится, как через подушку. Большая продолговатая яма ждёт, когда в неё погрузят пустой деревянный ящик с одним-единственным венком: больше некому прийти, кроме пары шушукающихся за её спиной соседок. Нет ни залпов орудий, ни даже флага со звёздами, а ведь он имел звания и учил её отдавать честь. Нет ни одного человека в форме, потому что — чёртова секретность. Даже его напарнику не позволили прийти. Фрэнк Коулман будет закопан его единственной дочерью — смешно, ведь в ящике нет тела.

Пустота. Пустота на месте её героя, кумира и защитника. Пустота в груди, разъедающая и завывающая, которая жжёт кислотой. Ещё свежа в памяти последняя улыбка и последние объятия, последний вечер в старом кафе-мороженом и запах табака от его рубашек. А дыра на том месте, где всегда был только он — больше и больше, края кровоточат и забирают воздух. Эми сжимается, горбит плечи, словно в непроизвольной попытке соединить остатки себя обратно. Найти силы жить без недостающего куска. Так и не принимает правды, в глубине души продолжая жить глупой надеждой, что однажды он снова появится, скажет тащить из гаража ящик с инструментами и помажет разбитую коленку.

Появится единственный и родной папочка, который будет её любить также, как она продолжает любить его. Всегда.

Но это — подделка и иллюзия, затянувшийся фокус с её сознанием. Этот мужчина в итальянском чёрном пиджаке — грязный фальшивый доллар. У него нет к ней чувств. Папа — тот, кто её любит. А он… лишь фигура, на время заслонившая свет разума. Лишь дымка, которую нужно развеять. Два удара пульса, смотря только в непроглядную ночь его чёрных глаз.

— Не подходи! — снова предупреждает она шипением, но Алекс словно не слышит. Или не понимает, что произошло, потому как делает критически ненужный шаг, грозя отравить лёгкие своим запахом шоколада, в котором мерещится кровь.

Уже не думая, лишь в порыве защититься, Амелия вскидывает лезвие и рассекает им воздух, проходясь по мужскому лицу от скулы и выше.

— Чёрт! Эми, успокойся! — грохочет впустую очередной приказ, Алекс морщится и с безмерным удивлением в глазах касается пальцами внезапной глубокой царапины на щеке. В шоке приоткрывает рот, задыхаясь от злости, а Эми довольно ухмыляется: она может. Может сделать ему больно.

— Иди ты нахуй, ублюдок, — победно вздёргивает подбородок, отступая от Алекса на шаг назад. Приставляет нож к собственному горлу, второй рукой нащупывая край чокера. Резким движением, без всякой жалости, разрезает блядский ошейник и швыряет вместе с ножом к его ботинкам, металл стучит о деревянный пол.

Воздух врывается в лёгкие нескончаемым потоком освобождения.

— Запросто, — выдавливает он с тихой угрозой, прижимая рукав пиджака к лицу в попытке остановить кровь, пока она подхватывает с пола свой рюкзак и сумку Ника. — Не надейся, что если уйдёшь сейчас, то через неделю я приму тебя обратно. Потому что ты вернёшься. Я тебе нужен больше, чем ты мне.

Эми больше не слушает — вырваны те ядовитые ростки, что он мог дёргать, манипулируя своей куклой. Молча разворачивается к выходу, ожидая, что он поступит с ней также, как с Ником. Попросту пристрелит ради своей безопасности. Читай книги на Книгочей.нет. Поддержи сайт - подпишись на страничку в VK. Всегда думает лишь о себе. Но отчего-то Алекс не выхватывает револьвер, позволяя ей подойти к двери. У выхода лежит истекающее кровью тело, которому никто не закроет глаза. Она тихо всхлипывает, крепче сжимая его сумку, в которой должны были остаться ключи от машины. Это её груз и её вина, и сколько бы человек она не убила своими руками, но Николас — тот, кто будет приходить к ней ночами и шептать справедливое слово «сука». Через труп приходится перешагнуть, дрожа от отвращения к себе.

— Прощай, Алекс, — глубокий вдох, и она выходит в коридор, чтобы навсегда исчезнуть из жизни своего Босса.

Уже не своего. Уже не Босса. А просто растерянно смотрящего ей вслед проигравшего в пух и прах аутсайдера.

Загрузка...