Бой без выстрелов

11

В больнице спохватились: нет у них ни одного гражданского больного.

— Надо, Георгий Сергеевич, освободить хотя бы с десяток коек да положить гражданских, — взволнованно обратилась к Самсонову Лидия Тарасова.

— Освободим, койки будут. А где же больные?

Население города в эти тревожные дни не думало о болезнях. До лечения ли, когда в городе фашисты!

У работников госпиталя среди знакомых нашлись старухи и старики, нуждающиеся в медицинской помощи. Уговорили их лечь в больницу. Старухи домовито расположились в палате и завели нескончаемый разговор о болезнях и старческих немощах.

Со стариками пришлось повозиться.

— Что мне в той больнице делать? — упирался рыжебородый дед.

— Лечить, дедушка Анисим, будем.

— Чего меня лечить? Гитлеры вот вылечат.

— Ну зачем, дедушка Анисим, отчаиваться, — уговаривают его две молоденькие сестры. — Жить будете.

— Лечите кого надо, а мне уже в Могилевскую губернию пора.

— Несознательный вы, дедушка Анисим! Красный Крест должен лечить и военных и гражданских. А гражданских у нас маловато.

— О господи, в самом деле «новый порядок» пришел: здорового в больницу упрашивают.

— Мы у вас столько болезней найдем, что сон потеряете.

Старик не слушал девушек, бубнил свое:

— А когда в самом деле болел, так не клали. В горсовет старуха ходила жаловаться.

— Дедушка, в палате на лучшую кровать уложим.

— Так, значит, недобор по гражданским? — хитровато улыбаясь, спросил старик.

— Полежите недельку, отдохнете, а потом выпишем, — наседали сестры.

— Недельку? Раненых объедать?

— Дедушка, Мария Степановна ваша ходит в больницу, продукты носит, свое кушать будете. И вас навестит. Может, и раньше выпишут. Понимаете, лечь надо обязательно!

Дед разгладил бороду и внушительно ответил:

— Ведите. Коль болеть надо — я согласный.

Заполнялись новые истории болезни. И если бы дед Анисим почитал свою, он удивился бы, как еще жил на свете при таком обилии недугов.

У закрытых ворот больницы остановилась легковая машина. Вышли четыре офицера. Один из них ногой отворил калитку, прошел на территорию больницы, за ним — остальные. Сторож молча вытянулся у своей будки и застыл.

На шум мотора из кабинета вышел Ковшов. Докторский халат ослепительно бел, упруго накрахмален. На рукаве — красный крест. На белом круглом колпаке — тоже красный крестик. Ковшов не успел представиться, как офицер на чистом русском языке небрежно спросил:

— Начальник госпиталя?

— Нет, господин офицер, главный врач больницы Красного Креста Ковшов.

Офицер внимательно осмотрел врача с головы до ног, на секунду задержал взгляд на носках до блеска начищенных коричневых туфель. Потом медленно еще раз провел взглядом по высокой фигуре доктора. Ковшов встретил взгляд офицера спокойно и твердо.

— Почему больницы? Мы имеем данные, что это — госпиталь русских раненых.

— Есть и раненые, которые остались в городе. Они совершенно беспомощны. Международное общество Красного Креста взяло на себя попечение о них. В городе нет больницы. К нам идут больные горожане, и мы оказываем им медицинскую помощь.

— Где размещаются раненые и больные?

Ковшов показал на корпуса, пригласил осмотреть все.

— Не имеем времени.

— Я очень прошу господ офицеров посетить хотя бы несколько палат. Вы первые представители немецкой армии, которые удостоили посещением больницу!

Говоривший по-русски что-то сказал остальным и, взглянув на ручные часы, двинулся вперед:

— Показывайте!

Идущий рядом Ковшов говорил офицеру о трудностях, которые переживает больница.

— Кормим тем, что приносит население. Рацион скудный. Надеемся, что командование германской армии окажет больнице свое покровительство.

Офицер молчал, не отзываясь ни словом, ни жестом. Вошли в палату. Раненые лежали на койках, молча смотрели на немецкого офицера. Не разомкнув рта, офицер круто повернулся и пошел по коридору. Ковшов постучал в следующую дверь. Глухо прозвучал старческий голос:

— Войдите.

Это была женская палата. На восьми тесно сдвинутых кроватях лежали старухи. Вслед за офицером вошла дежурная сестра. Окна закрыты, в палате душно. Офицер поморщился, повернулся к выходу. Его молчание беспокоило Ковшова. Он готовился отвечать на вопросы, но никто ни о чем не спрашивал.

В следующей палате среди раненых лежал старик. Рыжая борода разметалась на белизне простыни. Дежурная сестра обратилась к Ковшову:

— Петр Федорович! Больной час назад доставлен с улицы. Улькус дуадени.

— Язва двенадцатиперстной кишки, — пояснил Ковшов офицеру и снова повернулся к сестре.

— Дежурный врач предполагает перфорацию. Ввели морфий, назначен на консультацию к хирургу, — закончила она.

Неожиданно для Ковшова офицер заговорил:

— Армия фюрера гуманно относится к русским пленным. Вам много клеветали на нашу армию коммунисты и евреи — не верьте им. По приказу фюрера немецкая армия создает лазареты для раненых. Пленные содержатся в лагерях, где им обеспечено питание и уход. После победного окончания войны они возвратятся в свои семьи. Всем будет сохранена жизнь. Те, кто проживал в районах, завоеванных победоносной армией фюрера, по выздоровлении могут с разрешения немецкого командования выехать домой.

Произнеся эту речь, офицер повернулся, вышел из палаты и направился к выходу из корпуса. Уже на улице спросил:

— Где еще есть раненые?

— В бывшем санатории «Совет». Там наша вторая больница.

— Поедом туда!

Ковшов сел в машину. Когда подъехали к санаторию, большая группа раненых находилась во дворе. Подошел врач Викторов.

— Главный врач второй больницы Красного Креста Борис Михайлович Викторов, — представил его Ковшов.

Едва кивнув Викторову, офицер сказал Ковшову:

— Господин Ковшов, вы сейчас скажете раненым то же, что я сказал там, в палате!

Сказано это было вполголоса, так что услышал только Ковшов. Произносить речь ему не хотелось, но и уклониться он не мог. Надо сказать и ничего не сказать. Пока Ковшов думал, офицер нетерпеливо посматривал на него.

— Господин офицер германской армии посетил несколько палат первой больницы Красного Креста, — начал Ковшов. — Господин немецкий офицер от лица командования германской армии заверил, что с вами будет гуманное, то есть хорошее, обращение. Господин немецкий офицер заявил, что все, кто говорит о нехорошем отношении немецких властей к русским пленным, клевещут на армию фюрера. Господин немецкий офицер заявил также, что все русские раненые, уроженцы оккупированных германской армией районов, могут потом выехать к своим семьям. Армия фюрера содержит пленных в лагерях, где им обеспечивается питание и уход, а после победы Германии они возвратятся к своим семьям.

Чтобы слушатели поняли его отношение к словам офицера, Ковшов после небольшой паузы добавил:

— Как видите, господин немецкий офицер полностью подтвердил то, что я на днях при обходе говорил вам. Вы хорошо помните мои слова?

— Помним! — отозвалось несколько голосов.

Офицер обеспокоенно посмотрел на Ковшова. Петр Федорович, чтобы подчеркнуть, что он говорил не от себя, а по принуждению и передавал чужие слова, повернулся к офицеру и громко сказал:

— Господин офицер, может быть, я что упустил из вашей речи?

Офицер качнул головой и зашагал со двора. Когда вышли за массивные решетчатые ворота, офицер предложил Ковшову сесть в машину.

«Любезен, — подумал Ковшов. Усмехнулся: — Где взял, там и положь…»

Но, спустившись к «Савою», машина повернула влево, в противоположную от первой больницы сторону.

«Что еще? Куда везут?» — с беспокойством подумал Ковшов.