#Бояръ-Аниме. Пожиратель

Глава 18

Екатеринбург, железнодорожный вокзал, Игорь Васильевич Воронов

Возвращение в родной Екатеринбург оказалось шокирующим.

Ещё в момент, когда я спрыгнул из вагона на перрон, уже заметил, как сильно изменилась обстановка вокруг. И с каждой новой секундой, что я смотрел по сторонам, эти различия между нынешним городом и тем, из которого я уезжал, бросались в глаза все сильнее.

Когда я отправлялся в академию, здесь всё было чисто и опрятно. Люди, пусть и не слишком уверенные в будущем из-за смерти его императорского величества, старались улыбаться и жить дальше, несмотря на выпавшие испытания. Ларьки с продуктами и напитками, установленные в специально отведённых местах, работали, и у них собиралась очередь из покупателей.

А сейчас...

Бесконечная череда старушек с разложенными на платках пирожками, семечками и прочими необходимыми для путешественников вещами вроде вязаных носков. По перрону, зазывая проезжих, гурьбой двигались цыгане, по-хозяйски осматриваясь. Грязь, которую, похоже, не убирали с момента, как я уехал...

— Подайте Христа ради, — услышал я дребезжащий голос седого деда в обносках, что шаркал по перрону, держа перед собой шапку, в которой уже лежало несколько монет.

— Какого хрена, — прошептал я, следуя по перрону и не веря в то, что вижу. — Я что, на этом поезде ещё в какой-то мир переместился?

Действительно, я будто вернулся в девяностые из моей прошлой жизни. Такая тоска и уныние со всех сторон, безнадёга и отчаянье в глазах людей. Я уехал из благополучного города, а вернулся в разруху и нищету.

Пребывая в состоянии лёгкого шока, я остановился возле старушки, торгующей пирожками у самого края платформы. Она была невероятно стара, покрытые пигментными пятнами руки дрожали, глаза подслеповато щурились. И так мне ее жалко стало...

— Держи, бабуль, — произнёс я, протягивая ей рубль.

— Тебе с чем, внучок, с картошкой или капустой? — спросила она, показывая две эмалированные миски со сбитыми краями, в которых горкой лежали жареные пирожки.

И хоть они и выглядели аппетитно: ноздреватые, с чуть расслаивающимся тестом, но после того, как я посмотрел на вокзал родного города, аппетита у меня никакого не осталось. Хотелось просто помочь старушке.

— Да я сыт, — ответил я, — просто держи, бабуль.

— Нет, внучок, ты что? Я так не могу, — тут же попыталась всучить мне деньги обратно старушка. — Никогда я милостыню не просила, всё сама... Хочешь, возьми пирожок, но просто так я денег не возьму.

— Тогда с капустой, — ответил я, — но сдачи не надо!

Взглянув на меня, как на безнадёжно больного, старушка выдала мне пирожок, и всё же оставила сдачу себе.

Отойдя в сторонку, я откусил от пирожка, наблюдая за тем, что происходит вокруг. Я всё это уже видел, я всё это уже проживал однажды...

Пока я уплетал оказавшийся очень вкусным пирожок, к той самой старушке подошли двое мордоворотов в спортивных костюмах. Не сказать, что после Громова они казались мне большими, но по сравнению с щуплой старушкой, сидящей на складном стульчике, смотрелись крайне внушительно.

Ситуация заставила меня напрячься. Уж слишком всё вокруг напоминало мою первую молодость. А потому я будто переключился, словно кто-то в голове тумблер щёлкнул, и я теперь воспринимал всё иначе.

А когда один из мордоворотов пнул по стульчику, на котором сидела старушка, да так, что она чуть не упала, тумблер в голове переключился в крайнее положение. Да и предохранители почти все враз перегорели. Магия словно взбесилась, готовая сорваться с моих рук. И пришлось приложить немало усилий, чтобы не начать бойню. Но прежде я справлялся в таких ситуациях без неё, и сейчас голова у меня оставалась на плечах, я незаметно подошёл к отморозкам и встал за их спиной.

— Гони, бабка, бабки, если хочешь здесь торговать! — произнёс один из них, нависая над тщедушной старушкой. — Сто рублей в день.

— Ох, сынки... Да разве ж есть у меня такие деньги? Я за месяц на такую сумму не наторгую!

— Тогда пирожками возьмём, — со смехом заявил второй, сгребая половину пирожков в полиэтиленовый пакет.

Приготовились уроды — с пакетом пришли. А чтобы старушка не вздумала возмущаться, первый ещё раз пнул по стулу.

Всё! Я почти физически ощутил, как у меня глаза наливаются кровью от ярости.

Отряхнув руки, я двинулся к этим гопарям. Было понятно, что это никакой не рэкет, а просто шпана позволяет себе куражиться и хочет пожрать за счёт пожилой женщины, которая не способна ответить.

Но я-то могу.

— А ну-ка, отойдем, пацаны, — схватив обоих за шкирки, произнёс я.

— Чо? — попытался вырваться один.

— Э! В чём дело? — возмутился второй.

— Дело ваше у прокурора, а у меня к вам базар есть.

— Не о чем нам с тобой базарить! – заявил первый. — Ты кто ваще?

Объяснять не было ни времени, ни желания. Укрепление тела было на мне, так что никакого труда не составило столкнуть ублюдков лбами и, пока они были дезориентированы, оттащить в сторону закрытых ларьков.

— Хана тебе, упырь, — прорычал первый и выхватил из кармана нож-бабочку. — Я тебя щас на ленточки...

Договорить я ему не дал, перехватил руку с ножом и, не сдерживаясь, последовательно сломал сперва запястье, затем предплечье и плечо. В это время второй ещё только приходил в себя, а как услышал крики своего подельника, рванул мне навстречу, разведя руки в стороны. Идиот. Был бы хоть немного умнее, рванул бы от меня.

Удар стопой в грудь отбросил мордоворота назад, и он приземлился на мешки с мусором. Подняв отморозка за воротник спортивки, я дважды ударил его кулаком по лицу, кроша нижнюю челюсть. Отпустив бессознательное тело обратно на мешки, я без каких-либо раздумий обыскал обоих.

— Вы торчите моей бабушке за пирожки, — объявил я, когда оба в достаточной степени пришли в себя. — Ещё раз на вокзале увижу, вы в этих мешках на свалку уедете. Понятно?

— Понятно-понятно, — тонким голосом застонал тот, кому я сломал руку. — Мы уже уходим. Извини.

Нож-бабочка перекочевал мне в задний карман джинсов, а два бумажника поделились со мной пятнадцатью рублями. Шушера, даже денег ещё не заработали, а уже такие борзые.

Тряхнув головой, чтобы прийти в себя после вспышки гнева, я отряхнулся и направился обратно к старушке. Она сидела на том же месте и тихонько, чтобы не привлекать внимания, плакала.

Разместившиеся рядом продавцы наблюдали эту картину с сочувствием, но что они могли сделать? Даже полиция не показывалась рядом, а ведь я только что прилюдно на двух людей напал. Хотя какие они люди...

— Держи, бабуль, — произнёс я, выдавая ей трофейные деньги. — Ребята искренне раскаялись, расплатились и приносят свои извинения.

— Ох, внучок... — уже громче всхлипнула она.

— Береги себя, бабуль.

Произошедшее разбередило воспоминания даже ярче, чем вид изменившегося вокзала. Приподнятое настроение от осознания, что я вернулся домой, оказалось испорчено. Выплеснуть злость до конца я не смог и чётко понимал, что прояви я её хоть немного больше, за ларьками остывало бы два тела — настолько я взбесился от наглости этих гопарей.

Пройдя сквозь здание вокзала, я вышел на привокзальную площадь, дошёл до остановки, сел в полупустой автобус и поехал на рынок. Хотелось купить вкусный торт, чтобы порадовать мелкую. Да и подарок какой-нибудь. Деньги в кармане после всех передряг имелись, а возвращаться домой с пустыми руками — не самое правильное поведение.

Конечно, раньше у меня не так много средств было, чтобы семью баловать. Но теперь деньги имелись — осталось достаточно от неожиданной премии. И я не видел причин, почему я не могу порадовать своих близких небольшим презентом. Это же торт, как можно ему не обрадоваться.

Пока автобус ехал через Екатеринбург к центральному рынку, я смотрел на родной город и одновременно узнавал его дома и улицы и… не узнавал. В голове всплывали воспоминания о моём родном и любимом Екатеринбурге, но теперь они будто оказались загажены реальностью и другими воспоминаниями.

Упадок, разруха, бардак… На стенах домов и заборах появилось граффити. Какие-то подозрительные группы людей кучковались в скверах и на детских площадках, оккупировав их и не подпуская детей с родителями к качелям и горкам. У винно-водочных магазинов и рюмочных, открывшихся едва ли не в каждом доме, толпились непрезентабельного вида мужики.

А ведь меня не было всего ничего!

— Центральный рынок, — объявила кондуктор, и я выбрался наружу вместе с несколькими пассажирами.

Что сказать, централизованная торговля и здесь превратилась в стихийную. Люди раскладывали свои товары на газетах, картонках и обломках пенопласта. Кто-то торговал прямо из багажников автомобилей заштатного вида. Для продажи одежды соорудили несколько прилавков, между которыми на подстеленных под ноги кусках картона можно было отгородиться простыней и примерить покупку. Большая же часть ларьков была закрыта, павильоны стояли едва не заколоченными.

Я бродил по рынку, наблюдая за тем, что происходит, и не мог не отметить изменений в ассортименте. Какие-то странные товары появились, которых раньше не было, явно низкого качества. Видимо, привезли из других стран, из Турции какой-нибудь или Китая. Цены удивляли, всё сильно подорожало.

Если раньше я считал свою семью достаточно обеспеченной, то теперь, даже сложив зарплаты отца и матери, вряд ли будет возможно прокормить четверых. И ведь это наверняка только начало, и дальше цены будут только расти!

Несмотря на подскочившие цены, народа на рынке хватало, в некоторых местах было и вовсе не протолкнуться. Но особенно много людей сгруппировались вокруг столика, за которым сидел напёрсточник, ловко катающий шарики тремя стаканами. Люди делали ставки, кто-то угадывал, кто-то нет. Однако, судя по лицу ловкача, в накладе он не оставался. И никто его не прогонял — это удивляло больше всего.

Впрочем, чему я удивлялся? По рынку ходили серьёзно выглядящие ребята в кожаных куртках, присматривающие за порядком, и напёрсточник им явно отстёгивал часть своего навара. При этом дежурный полицейский безвылазно сидел в своей будке, и никак не вмешивался в происходящее. Казалось, он сам боялся выйти наружу, настолько испуганным выглядел.

И всё это случилось за какой-то месяц. Крупный промышленный город, сердце Урала, превратился в это. А что происходит в маленьких городках? Эта деградация ведь сейчас по всей Российской Империи происходит! Не один Екатеринбург такой особенный, не мог мой город так опуститься, если бы была хоть какая-то надежда. Впрочем…

В Новосибирске таких явных изменений я не заметил. Понятно, что отель «Интерконтиненталь» и салон свадебных платьев не те места, где бросается в глаза обнищание масс. Но я три раза был на вокзале — когда оставлял вещи в камере хранения, когда их забирал и когда отправлялся домой. И ничего из ряда вон выходящего я не заметил. Да, один раз мои мысли были заняты предстоящим свиданием, другой — ожиданием скорой встречи с родными. И сравнивать было не с чем — я не видел Новосибирска месяц назад. Но как ни крути, там явного, бросающегося в глаза бардака на улицах было меньше. Намного меньше.

И как же мне были знакомы все эти изменения, просто невероятно знакомы. Я всё это уже видел, я это уже один раз пережил. Очень не хотелось переживать это заново, но, похоже, альтернативы у меня не имелось. Однако у меня был опыт, на который я очень рассчитывал. Он должен был помочь.

Я смотрел по сторонам, и до полного ощущения дежавю, не хватало только доносящейся из каждого киоска песни про осень, напоминающей всем, что это такое. Вот прямо не хватало её для полного комплекта. У меня даже возникла идея вспомнить аккорды, текст и записать эту песню, раз её в этом мире ещё не было. Озолочусь, блин, на одной только ротации по радио.

От этой мысли я едва не рассмеялся.

Вот только я никогда не был музыкантом. И какие там за аккорды, понятия не имею, кроме того, и медведь мне на ухо наступил. Я даже напеть не смогу талантливым ребятам, чтобы аранжировку сделали. Поэтому стоило поискать другие способы разбогатеть.

Но что-то делать надо однозначно — это я уже понял. Страшно представить, какие испытания выпадут моим родителям и особенно сестре — я прекрасно помнил, сколько молодых ребят не пережили девяностые, сколько судеб было сломано. Да, за семью я теперь переживал намного больше, чем за себя. У меня был опыт одних девяностых и, можно сказать, прививка ко вторым, а они жили в благополучной Российской Империи, и вряд ли готовы к подобному повороту истории.

Значит, я должен сделать всё, чтобы они прошли через этот период без потерь. А желательно, ещё и в прибыли остались. Надо только выбрать, как всё правильно сделать, но я же здесь не на один день, так что что-нибудь придумаю.

Я обязан придумать.

В прошлом я организовывал разный бизнес. Что-то приносило доход лишь временно, что-то осталось со мной до самого конца. Конечно, о торговле на бирже и открытии брокерских контор здесь ещё очень далеко — не тот уровень технического развития, но открыть, например, автомойку я бы точно смог.

Автомобилей в городе полно, чистящие средства можно в той же Турции закупать или Китае. А уж найти работников, готовых за денежку малую натирать чужие машины, и вовсе вскоре станет не проблема. От школьников до студентов. А если прибавить к этому шиномонтаж, то и слесарей нанимать будет можно, и это уже будут мужики толковые, а не пацаны с улицы.

Безусловно, эти девяностые, несмотря на внешнее разительное сходство, сильно будут отличаться от тех, что я когда-то пережил. Не будет того оголтелого раздела страны и её ресурсов между бывшими партийными работниками и чиновниками, превратившимися в олигархов. Здесь главные ресурсы и средства производства уже давно поделены между уважаемыми родами. Но передел будет. Его не может не быть. И, соответственно, будет разгул преступности.

И тут, словно в подтверждение моим мыслям, прямо передо мной на землю упал бумажник — довольно потрёпанный, явно не первый раз падает, даже кожа облупилась местами. Я смотрел на него несколько секунд, отказываясь верить в то, что глаза меня всё же не обманывают.

Кто бы вы ни были, вы это серьёзно?

У меня аж слеза умиления выступила — теперь я практически полностью вернулся во времена моей прошлой молодости, даже защемило что-то внутри. И тут же бумажник подхватил короткостриженый парнишка в кожаной куртке, ловко сунул в карман, а потом посмотрел на меня.

— Ты хотел поднять? — тихонько спросил он.

Я лишь повёл плечами и приготовился слушать дальше, гадая, какой вариант развода с упавшим бумажником мне предложат. Я, не напрягаясь, мог вспомнить как минимум пять. И это только те, что сразу же приходили в голову. Мне стало любопытно, какой выберет этот пройдоха, и я решил не отказываться от бесплатного шоу.

— Ладно, на двоих разделим, — сказал парнишка, делая вид, будто снисходит до меня. — Я видел, что ты тоже хотел его поднять. На двоих будет честно, по понятиям. Но давай отойдём, пока хозяин лопатника не вернулся.

Схватив меня за рукав, он потащил меня к выходу с рынка. И вёл так уверенно, даже не подозревая, что тем самым себя выдаёт с головой. Ну вот как можно быть настолько уверенным, что в этот закуток никто прямо сейчас не зайдёт отлить или зажать девчонку? Он же идеально подходит для уединения!

Впрочем, это я знал о таком разводе, и потому мне было смешно за всем этим наблюдать. А человек несведущий, если он жаден до чужого добра и халявы, тут же забывает обо всех предосторожностях и думает лишь о предстоящей наживе. И вообще не обращает внимания, куда его ведут.

В итоге мы оказались за рядом закрытых киосков. Картинно посмотрев по сторонам, изображая проверку, чтобы никто не видел, этот горе-артист открыл бумажник и присвистнул.

— Повезло нам, брат! — радостно объявил он, наклоняя бумажник так, чтобы я видел его содержимое.

Ничуть не смущаясь, что я до сих пор не проронил ни слова, он достал четыре бумажки по пятьдесят рублей и продемонстрировал их мне.

— По сотне на рыло, это мы удачно на рынок зашли! — продолжил отыгрывать свою роль парнишка. — Не зря мне сегодня по гороскопу обещали бабки на ровном месте!

Он сунул в карман две своих банкноты, а бумажник с оставшимися деньгами отдал мне.

За киоском явно уже стоял «хозяин» этого бумажника с другом или двумя друзьями, которые должны были теперь совершенно случайно наткнуться на меня и заявить, что они видели, как я поднял кошелёк.

Ну что ж, ребята, давайте поиграем.

Я быстро достал сто рублей, сунул их в карман, а бумажник незаметно закинул на крышу киоска. Обыскивать себя я бы в любом случае никому не дал, но если мошенники работают в связке с участковым, то улику лучше не держать при себе. Хотя, конечно, тот дежурный в будке вряд ли решится выйти, но он ведь здесь не один может быть.

И только я выбросил бумажник, как из закутка рядом вышли четверо мордоворотов. Все четверо носили такие же кожаные куртки, как и смотрящие за рынком. Двое были здоровяками и выглядели как близнецы: одинаковый рост, телосложение, короткие, почти под ноль, стрижки. Лица различались, но выражения на них было одинаковое: парни приготовились «быковать». Третий был мелкий и худощавый, а четвёртый — примерно моей комплекции, только с лишним весом и толстой цепью на шее. Похоже, главный.

Ко мне они приблизились стремительно, в глазах главного я заметил торжество, здоровяки изображали готовность драться, а мелкий оглядывался по сторонам — видимо, ему было поручено следить, чтобы никто чужой не появился в ненужный момент.

Ну а дальше всё пошло по классике.

— Эу! Ты куда убежал? — сразу же перешёл к делу тот, что был с золотой цепью на шее. — Мы видели, как ты мой лопатник подрезал с земли!