Раньше мне не доводилось участвовать в фотосессиях, поэтому я не представляла, на-сколько это хлопотное дело. За пару недель до дня «X» энергичная дама из «глянца» разослала нам «письма счастья», в коих строго-на-строго запрещала нам болеть, пить накануне дня съемок, а также покрываться прыщами. Как нарочно, накануне вечером я ощутила жжение в районе верхней губы и, посмотревшись в зеркало, с ужасом обнаружила, что намечается герпес. Полночи я не могла заснуть и постоянно смазывала зудящее место зовираксом. Когда ночную тьму прорезали первые лучи солнца, а за окном закаркали вороны, в моем активе были синие круги под глазами и сомнительного вида верхняя губа. Такое лицо вряд ли украсит страницы журнала, но делать было нечего, я поехала в назначенное место. Женька и еще две незнакомые мне девушки уже были там, ждали модельера, которая должна была привезти коллекцию для съемок. Через сорок минут ожидания стало ясно, что модельер по каким-то причинам решила свою коллекцию не предоставлять. Дама-редактор была на грани истерики, как вдруг Женька вспомнила, что Эльжи, у которой она регулярно работала на клубных показах, недавно закончила новую коллекцию с поэтичным названием «На краю Ойкумены». Стали звонить Эльжи. Естественно, в 11 утра она еще спала, но, разобравшись, в чем дело, быстро проснулась и твердо пообещала, что через полчаса, в худшем случае — минут через сорок она и «Край Ойкумены» будут на месте, а мы пока смело можем идти на макияж. И мы пошли…
Девчонки к профессиональному макияжу люди привычные, чего нельзя сказать обо мне. Молодой стилист сурово посмотрел на мои синяки под глазами и неодобрительно поцокал языком. Я понимала его недовольство. Представьте, что к вам приводят царевну-лягушку на стадии лягушки и требуют, чтобы вы за полчаса сделали из нее царевну. Такая задача под силу далеко не каждому, однако же мой стилист не убоялся, а смело взялся за палитру. Буквально через несколько минут мои синяки скрылись под плотным слоем грима, а пудра, нанесенная поверх маскирующего дефекты кожи крема, превратила физиономию в фарфоровую маску. Потрясенная, я смотрелась в зеркало: такого идеального лица у меня не было даже в раннем детстве. Но стоило улыбнуться, как вся эта красота собралась в гнусные трещинки. Тем временем молодой человек начал колдовать над моими глазами: немного голубых теней, немного белых, под бровь — розовые. В принципе, нечто похожее я проделывала дома перед большими выходами в свет, но так красиво у меня не получалось никогда. Он накрасил мне левый глаз синей тушью и пошел советоваться с коллегой. Коллега, более опытный и поднаторевший в превращении лягушек в царевен, подошел, бросил на меня томный взор, потыкал пальцем в область скул и лениво процедил: «Нужно добавить немного розового». Потом схватил черную тушь и лихо накрасил мне правый глаз. Я робко заметила, что левый у меня накрашен синей тушью. Опытного коллегу это не смутило, он еще несколько раз взмахнул щеточкой, и ресницы у меня стали как у Буренки из Масленкина. К тому моменту, как мой юноша закончил красить мне губы (это заняло не менее 15 минут и потребовало пять оттенков помады), в салон с шумом ввалилась Эльжи с огромной сумкой в руках.
— Выбирайте, — выдохнула она. — А я умираю хочу кофе.
Пока Эльжи наслаждалась кофе, мы бросились к сумке с вещами, как толпа поклонников, долго поджидавшая примадонну у служебного входа. Через пять минут наряды, в коих народ должен рассекать «На краю Ойкумены», были разложены по всем имевшимся в наличии стульям. Видимо, в Ойкумене климат жаркий, поэтому одежда в массе своей представляла произвольно сшитые лоскутики разноцветной ткани, едва прикрывавшие самые «критичные» места. Женька, не колеблясь, выбрала себе игривое платьице ярко-розового цвета длиной чуть ниже колен, сильно декольтированное по спине и с овальным вырезом на животе. Две другие барышни (брюнетка и рыжая) остановились на комбинации брюк и топиков, сшитых, похоже, по одним лекалам и различавшихся только цветом. Брюнетка надела белоснежный вариант, а рыжая — ядовито-салатовый. Для меня энергичная «глянцевая» дама наметила топик из синего шелка. Оный экземпляр представлял собой скроенный по косой ромбовидной формы кусок ткани, прикрывающий торс только спереди. К телу это чудо портновского искусства предполагалось прикреплять тоненькими завязочками. Я не знаю, на какую фигуру задумывался данный предмет одежды, твердо могу утверждать лишь одно: перед внутренним взором Эльжи, когда она кроила ЭТО, стояла не я. Как ни перевязывали мы тесемки, топик упрямо не желал садиться как надо. Мы сдались и призвали на помощь автора коллекции, которая к тому моменту как раз закончила пить вторую чашку кофе.
Эльжи окинула меня критическим взором и жестом фокусника вытащила из недр сумки нечто, скроенное из двух длинных полотнищ. Полотнища, длиной не менее пяти метров каждое, с короткой стороны крепились к небольшому ошейнику, щедро украшенному вышивкой. «Глянцевая» дама радостно застегнула на мне ошейник и начала обматывать торс шифоновыми тряпками. Через пять минут я была упакована так, что мумия Тутанхамона позеленела бы от зависти. Дама сделала шаг назад, чтобы полюбоваться делом рук своих. Увиденное категорически ей не понравилось. Меня размотали. Эльжи вновь полезла в сумку и вытащила голубой пиджак из плотной ткани, на мой взгляд, несколько неуместный в Ойкумене.
Пиджак оказался безбожно велик в плечах, зато на груди никак не желал застегиваться. Видимо, он был рассчитан на фигуру пресловутой женщины с веслом. «Глянцевая» дама в очередной раз выразила неудовольствие, причем ее мнение, что я «выгляжу просто ужасно», разделили все присутствующие. Все шло к тому, что следующий номер журнала выйдет без меня. Я бросила отчаянный взгляд на Эльжи, та мгновенно поняла мое состояние и в очередной раз нырнула в сумку. На этот раз она копалась долго, пока наконец не выудила откуда-то с самого дна черный корсет.
— Вот, — она протянула мне это чудо портновского искусства. — Правда, это из другой коллекции, но, думаю, пойдет.
Не скажу, что я была в восторге. Женщины меня поймут. У каждой из нас есть свои маленькие хитрости, как подать себя в самом выигрышном свете. И, с другой стороны, мы прекрасно знаем, чего нам следует избегать.
Я точно знаю, что подчеркивать мне надо ноги, а от всяческих декольте и корсетов шарахаться как черт от ладана. Плечи у меня худые, руки тоже, ребрышки проступают под ключицами. В корсете я буду выглядеть столь же сексуально, как скелет динозавра в палеонтологическом музее. Но выбирать не приходилось — не в полотенце же, в самом деле, заворачиваться. А «глянцевая» дама уже всерьез рассматривала и этот вариант. Я надела корсет, а для маскировки ребер мне нацепили колье «под бриллианты». В смурном настроении я, на свою беду, вышла в комнату к стилистам. Ко мне тут же подскочила девушка и со словами «вам надо челку немного подправить» еще раз начесала меня и обильно полила лаком. Думаю, если бы в тот момент кто-либо вознамерился стукнуть меня молотком по голове, дабы украсть «бриллиантовое» ожерелье, злодея ждал бы неприятный сюрприз: лак образовал на волосах невидимую, но очень прочную пленку, не пробиваемую никакими молотками. Результат девушкиных усилий оказался плачевным, прическа моя утратила живость и непосредственность, приобретя взамен фундаментальность, бывшую в моде где-то в середине 80-х годов прошлого столетия, что лишний раз подчеркнуло мою «зрелость». Настроение испортилось вконец.
Нечто похожее я пережила пару месяцев назад, когда, поддавшись минутной слабости, пошла делать брови не к своему постоянному мастеру, а в салон по соседству. Тамошний стилист, молодой человек с неприятной улыбкой, немедленно раскритиковал мои брови (не сами брови, а то, как они были выщипаны), чем сразу возбудил во мне сильнейшую неприязнь. «Вам надо делать бровь домиком. — Он водил пальцем по моему лицу и, видимо, желая польстить, добавил: — Это подчеркнет тонкие черты вашего лица».
На грубую лесть так называемого стилиста я не купилась, но все же проявила непростительную беззаботность, доверив свои брови его рукам. Свой промах я осознала лишь тогда, когда «стилист» подал мне зеркало, дабы я могла полюбоваться новыми, «замечательной формы» бровями. Тонко выщипанный «домик» освободил на лице место, поэтому широкие скулы стали казаться еще шире, нос и щеки самым наглым образом вылезли вперед, само же лицо приобрело удивленно-глупое выражение.
Глотая слезы, я поблагодарила «мастера» и удалилась, поклявшись, что в этот салон больше ни ногой. Брови «домиком» раскритиковали все знакомые. Нравились они только моей маме, поскольку именно такой фасончик бровей носили героини фильмов ее молодости, например Дина Дурбин в «Сестре его дворецкого». Как назло, отрастали брови на редкость долго. Так всегда бывает, когда поставишь рискованный и неудачный эксперимент над внешностью.
В данную минуту негативных факторов, создающих плохое настроение, было два: фундаментальная прическа и дурацкий корсет вкупе с «бриллиантовым» ожерельем. Но делать было нечего: брюнетку и рыженькую уже сфотографировали, сейчас в студии была Женька, а я понуро дожидалась своей очереди.
Когда Женька вышла из студии, у нее было очень странное выражение лица. Как у барышни из института благородных девиц, которую пригласил на танец поручик Ржевский. Я заинтересовалась, но расспрашивать ее было некогда. «Глянцевая» дама чуть ли не пинками погнала меня в студию, приговаривая, что «фотограф и так нас долго ждал».
Фотограф оказался довольно молодым человеком, чей возраст, впрочем, определить было сложновато. У него была строгая мужская прическа «лысина», по краям обрамленная легкими пушистыми кудряшками. Если на портрете Ленина, что украшал собой октябрятскую звездочку, аккуратно побрить макушку, то получится как раз прическа нашего фотографа. Впрочем, ничего удивительного: такие детские кудряшки покидают голову сразу, как только заканчивается детство. Волосы (те, что остались) светлые, глаза — не пойми какие, тоже вроде светлые. Взгляд цепкий, ироничный. Мне такие мужчины нравятся, а вот на героя девичьих грез этот тип совсем не похож. Непонятно, с чего это Евгения такая задумчивая вышла.
— Встаньте вон туда, — скомандовал фотограф и включил свет.
Я засмущалась и заискивающим голосом предложила:
— А давайте вы мне будете говорить, как голову поворачивать… Ну и все такое…
— Становитесь, как вам удобно, — сурово отрезал мастер художественной фотографии.
Вот тебе и раз! А если мне никак не удобно? Я попыталась вспомнить, как обычно стоят перед камерой знаменитые модели (благо, каждый день по служебной необходимости рассматриваю их фотографии). Нормальному человеку ни в жизнь так не повернуться. Тут я неожиданно вспомнила, что Мэрилин Монро всегда фотографировалась с полуоткрытым ртом. Считается, что так сексуальнее. После нее эту манеру переняли абсолютно все блондинки и даже самые передовые брюнетки. Я попыталась приоткрыть рот, но меня остановил грозный окрик фотографа:
— Зачем вы рот открыли?
Я начала объяснять ему про блондинок и Мэрилин, но в ответ получила призыв «вести себя естественно». Попробовала следовать этому совету, тут же услышала: «Не сутультесь». Я начала тихо его ненавидеть. Ну что за издевательство, может он просто сказать «встаньте боком, голову поверните вот так…»?! А самое противное, что мои мучения явно доставляли ему удовольствие.
— Поднимите слегка голову, — посоветовал мне этот негодяй.
— Видите ли, — я изо всех сил пыталась быть вежливой, — может, вы не обратили внимания, но у меня широкие скулы. Если я подниму голову, то у меня будет слишком много лица. Я не нравлюсь себе в таком ракурсе.
— А и не надо, чтобы вы себе нравились, — меланхолично ответил мой визави. — Надо, чтобы мне это понравилось.
Сделав порядка двух дюжин кадров, он остановился и предложил мне посмотреть, что наснимал.
— Если фотографии вам понравятся, то вот моя визитка, вы можете их у меня купить.
Когда я увидела результат, то первая мысль была — как он только смеет предлагать мне купить этот ужас. За такие снимки надо выгонять из гильдии фотографов с волчьим билетом. С экрана на меня испуганно таращилось инопланетное существо с тонким черным туловищем и несоразмерно большой головой. Марс атакует. Мне стала понятна Женькина задумчивость. Интересно, как же он ее испоганил?
— Больше снимать не будете? — поинтересовалась я у фотографа. Он отрицательно помотал головой. Я с облегчением сняла корсет, но макияж решила пока не смывать. Ведь не каждый день тебя красят профессионалы. На улице уже совсем стемнело, поэтому я предложила Женьке подбросить ее до дома на машине.