Никакого сомнения, катрен а-ля Нострадамус намекал, что по Светлане плачет кладбище. Туда она прямиком и отправилась — на Красненькое, где ждал ее Николай Гладышев.
Он действительно ее ждал (ноги на ширине плеч, руки заложены за спину — классическая поза английского копа), но не возле самих кладбищенских ворот, а ближе к часовенке, через раскрытую дверь которой взгляд свободно проникал внутрь, в полумрак и сразу натыкался на неподвижное пламя свечей.
Увидев Свету, Николай обрадовался так, как ребенок радуется новой игрушке, о которой долго мечтал. Конечно, прыгать на месте и хлопать в ладоши он не стал, но было видно, что с трудом сдерживается.
Гладышев, все так же с руками, заложенными за спину, похожий теперь на провинившегося школьника, начал с того, что принес извинения за место, выбранное для свидания.
Простая история. Оказалось, что его машина с утра вдруг закапризничала. Пришлось договариваться со знакомым механиком, которому только и доверял Николай. А знакомый механик обитал в одном из боксов кооперативного гаража, территория которого прилепилась прямо к кладбищенской стене, больше похожей на крепостную. Время, устроившее Светлану, совпало со временем, устроившим механика. Вот и все.
— Я чувствую себя первооткрывателем, — сказал Гладышев. — До меня, наверное, никто не назначал свидание на кладбище.
— У входа, — уточнила Светлана. — Ближе к часовне.
— Рад, что вы все правильно поняли, что пришли… это вам.
Гладышев неожиданно сделал быстрое движение рукой, и Света увидела перед глазами роскошный букет алых роз, который можно было спрятать только за его широкой спиной.
Сердце ее мгновенно растаяло.
— Семнадцать? — вспомнила она слова Николая.
— Меньше я не дарю. У меня есть предложение. Сегодня… — он посмотрел на часы, — уже опоздали, но не беда… у моего друга вернисаж. Почему бы нам не отметиться?
Ключевым словом в этой маленькой речи было слово «друг». Сразу из глубины сознания всплыло имя: Шурик Родишевский. Он ведь похоронен именно на Красненьком кладбище. Не то чтобы она забыла об этом. Просто мысль все время соскальзывала на что-то другое. И вот теперь…
Она посмотрела на часовню, откуда в этот момент выходили две громко разговаривающие женщины в пестрых платках.
— У меня к вам странная просьба, — сказала Светлана. — Вы неожиданно мне напомнили… Поставьте, пожалуйста, свечку за упокой души одного хорошего человека, — кивок в сторону часовни. — Я без платка. Не хочется вламываться. И поедем к вашему другу.
— Он похоронен здесь? Как его звали? — посерьезнев, спросил Гладышев.
— Как Блока, — ответила она. — Александр… Родишевский. Но я его звала Шуриком.
Через пять минут на машине Светланы они уже ехали в центр города, в район станции метро «Маяковская». Букет возлежал на заднем сиденье. Полдороги Николай молчал, но все же не удержался и спросил:
— Этот Шурик… У вас с ним что-то было?
— Просто хороший человек, — повторила Света и, чтобы успокоить Гладышева, очень коротко рассказала о Родишевском. Балашова она упомянула тоже, но так, будто они едва знакомы.
История Шурика неожиданно заинтересовала Николая… как психолога, — так он пояснил свой интерес. Пошли вопросы, на которые Светлана с неохотой, а потом все больше увлекаясь, отвечала. Так, обсуждая жизнь и смерть Александра Родишевского, они доехали до галереи «Арктур», где и проходил вернисаж друга Гладышева.
Им оказался бородатый улыбчивый великан по имени Игнат, в джинсах, в рубахе навыпуск, минуты разговора с которым было достаточно, чтобы ощутить себя своим в его компании.
Увидев новых гостей, Игнат отделился от кучки, наверное, таких же, как он, художников (бородатые, возбужденные) и подошел к Николаю и Светлане. Состоялся обряд знакомства, в конце которого великан неожиданно заявил:
— Попомните мое слово. Осенью будем гулять на вашей свадьбе!
Свету словно нахлестали по щекам, так вдруг они запылали. Гладышев уронил голову на грудь. Игнат просто не мог не заметить такой реакции на свои слова.
— Ну, может, не осенью, — поправился он, — может, зимой.
Почувствовав, что опять сказал что-то не то, великан попытался быстренько поменять тему.
— Как вообще дела-то? — спросил он. — Как там…
— Да, совсем забыл! — перебил Гладышев своего друга. — У меня для тебя есть пара слов! Извините, Светлана, всего на одну минуточку.
Николай взял Игната за руку и отвел в сторону. О чем они там говорили, Света не слышала. Но сразу поняла, что Гладышев не просто так оборвал друга на полуслове. Испугался, что тот ляпнет что-нибудь лишнее. А сейчас наверняка выдавались инструкции, каких тем касаться, а каких нет. Ей очень хотелось послушать, но…
Чтобы отвлечься, Светлана стала смотреть по сторонам.
Еще только войдя в зал, с которого начиналась выставка (всего их было три), она сразу поняла, что друг Гладышева занимается инсталляцией. Не понять этого было сложновато: голые, выкрашенные в приглушенный голубой цвет стены и нагромождение причудливых конструкций по всему пространству.
Свету заинтересовала композиция, центром которой был унитаз. Она подошла поближе и, покручивая по привычке колечко на пальце, стала разглядывать творение Игната. Завязанные узлом водопроводные трубы (как ему это удалось?!). В коконе из колючей проволоки подвешенная прямо над унитазом кукла. Рядом вращающиеся вокруг своей оси, тоже подвешенные, но на разной высоте, обернутые в разноцветную фольгу стульчаки и вантусы.
Все вместе производило странное впечатление. Об этом как раз и говорили двое мужчин, рядом с которыми она остановилась.
— Производит? — допытывался первый.
— Еще как производит, — отвечал второй.
— А раз производит, значит, это искусство. А раз есть искусство, значит, есть творчество. А если есть творчеством, значит, есть художник. Игнат — художник, что и требовалось доказать.
— А я тебе твоими же логическими цепочками сейчас докажу обратное…
Самого доказательства Света так и не услышала. Подошли Николай и Игнат — дискуссия тут же прекратилась.
Игнат вызвался было провести их по своей выставке, но тут в зале появились новые лица. Извинившись, великан предоставил друга и его знакомую самим себе.
— Производит впечатление? — спросил Николай, кивнув на унитаз.
Света с удовольствием повторила логическую цепочку, только что услышанную, доказывающую, что друг Гладышева — художник.
— Даром, что красавица, вы еще и умница, — расщедрился Николай на комплимент. — Повторите это потом для Игната.
Они обошли все залы, не оставив без внимания ни одно творение инсталлятора. Говорили сами и прислушивались к разговорам разношерстной публики, которая странным образом воспринималась как часть экспозиции. Заглянули в бесплатный буфет, где остались только бутерброды с сыром и минеральная вода, подкрепились и после этого, по взаимному согласию, решили покинуть выставку.
У самого выхода Светлана остановилась.
— Кажется, — сказала она, — мне нужно заглянуть в одно место. Вы подождите меня на улице, Коля.
Гладышеву ничего не оставалось, как подчиниться.
Убедившись, что психолог действительно вышел на улицу, Света прямиком направилась к Игнату.
— Хочу попрощаться и поблагодарить, — сказала она другу Гладышева.
— А где Колька? — в свою очередь, поблагодарив за добрые слова, спросил он.
— Готовится к дальней дороге.
Великан неожиданно рассмеялся.
— Фраза с тройным смыслом, — оценил он. — Вы пером случайно не балуетесь?
— Я корректор… Игнат, скажите, а откуда эта мысль о нашей осенне-зимней свадьбе?
— Да просто как-то подумалось, вот и ляпнул, — засмущался великан.
— Вы считаете, Коля будет хорошим мужем? — спросила она, подбираясь все ближе к главному вопросу.
— Конечно! Колька ведь настоящий мужик! Да я его… — здесь Игнат осекся и только повторил: — Мужик он.
— Вы давно его знаете?
— Да мы с ним… Давно!
Светлана покачала головой.
— А о чем вы секретничали? Что у него за тайны от меня? Согласитесь, я как невеста должна знать!
— Хоть режьте автогеном, — виновато ответил Игнат. — Но поверьте, лучше не бывает. Если только в кино.
«Да, да… Так я и поверила… Нет, про аппендицит… про шрам спрашивать бесполезно. Слишком явный интерес. Соврет, чтобы спасти, сам не зная от чего. А потом и доложит…»
— Я все поняла, хотя ничего не поняла, — сказала Светлана. — У меня к вам тоже есть просьба: этот разговор… Пусть он будет нашей маленькой тайной.
Великан побожился, что сохранит молчание.
«А вот сохранит ли! Зря я к нему подкатилась».
Уходя, она услышала его реплику, адресованную явно ей — вдогонку, но как бы никому конкретно:
— Нет, не зимой… Точно! Осенью!
Гладышев послушно ждал на улице, прохаживаясь вдоль балашовской «Ауди». В машину он не сел, решил поехать домой на метро.
— Так, — сказал он на прощанье, — паспорт ваш у меня… На все про все уйдет дня три… Но я надеюсь… Мы увидимся завтра?
«Конечно! — воскликнула она про себя. — Я просто сгораю от любопытства, чем все это закончится!»
Они договорились созвониться завтра днем.
— Давайте я вас все же довезу прямо до дома, — еще раз предложила Светлана.
— Поверьте, это будет дольше, — ответил он. — Там все перекопали, черти. И вообще, мою машину завтра уже починят.
«Что-то здесь не то!» — поняла она.
— Тогда давайте я подброшу вас до метро.
Гладышев проявил характер, отказался и от этого предложения. Здесь они попрощались окончательно. Николай пошел в одну сторону, а она поехала в другую… так должно было показаться ему. На самом деле Светлана сделала кружок и припарковалась (повезло, нашла свободное местечко) возле «Маяковской», куда должен был вот-вот подойти Гладышев.
Он вышел из переулка в расчетное время. С толпой, на зеленый свет светофора, перешел Невский проспект и продолжил движение в сторону входа в метро.
«Нет, все без обмана! Зря подозревала человека, — подумала она, придирчиво разглядывая Николая, которого то и дело прикрывали телами случайные прохожие. — И нисколько он на проходимца не похож…»
Только она это подумала, как Гладышев остановился возле какой-то машины, дверь которой тут же открылась. Вот в этой открытой двери Николай и исчез. Его кто-то ждал, здесь — у метро! Машина оказалась марки «Вольво».
«Слава Богу, не «Дэу Нексия»!» — с горечью заметила Светлана.
«Вольво» проехала мимо «Ауди» так близко, что пришлось даже вжаться в сиденье — только бы не заметили! Лицо водителя (несомненно, это был мужчина) показалось ей знакомым. Но слишком быстро оно промелькнуло.
В который раз совершенно сбитая с толку, Света поехала домой. Дорога обещала показаться короче обычного — было над чем поразмышлять.
Гладышев!!! Вокруг его фигуры все ярче и ярче проступал ореол таинственности. Что-то он темнил, этот психолог! Предъявил друга, но запретил ему рассказывать о себе. Сказал, что поедет домой на метро, а сам сел в чужую машину и отправился бог весть куда.
«Ах, дура я! — слишком поздно спохватилась Светлана. — Нужно было запомнить номер!»
Но с другой стороны… Может быть, Николаю, пока она делала круг, успел позвонить на мобильник кто-то из его клиентов, который случайно оказался рядом с «Маяковской»! Хорошо, пусть не случайно… Начнет она выяснять, кто да что… но где гарантия, что ее раскопки останутся незамеченными? Тот же Игнат мог уже доложить своему другу, что его девушка шибко им интересовалась. Этот интерес он еще может принять за простое любопытство, и то условно. Одно ее неверное движение — вот и получится тот самый крайний, самый нежелательный вариант, о котором предупреждал Игорь Щербина.
Нет, все идет пока очень хорошо. Главное, не дергаться. Гладышев постепенно впускает ее в свою явную жизнь, в которой он вполне благонадежный человек, открытый, добрый, с кучей обаятельных, порядочных друзей. Впускает, потому что уверен: она ничего не знает о его тайной жизни! А она знает! Гладышев — брачный аферист! Это и без фоторобота понятно.
Так и решила она в гневе, но через пять минут настроение резко поменялось. Да с чего она взяла, что Гладышев брачный аферист? Одни эмоции и ничего больше. Прямых доказательств — никаких. Если бы не та блондинка в голубом из «Уз Гименея», ей бы вообще ничего подобного в голову не пришло.
А насчет секретов… Может быть, они с Игнатом просто вместе… сидели в тюрьме — какая-нибудь глупая ошибка молодости! Вот Николай и попросил не распространяться. А она сразу аферист, аферист! Невинного человека оболгала, который от жизни уже предостаточно натерпелся! Это и без фоторобота понятно.
Домой Света заявилась в более или менее хорошем настроении с букетом алых роз. Ей было интересно, как прореагирует Балашов.
— Советую обрезать корни в тазике с водой и добавить таблетку аспирина. Так они дольше простоят, — сказал он. — А для запаха можешь полить их вот этим. Давно я что-то не делал тебе подарков. — И Балашов вручил ей красиво упакованные духи.
Светлана была поражена, не подарком, конечно.
— Тебя словно подменили, — сказала она. — Я думала, ты закатишь сцену ревности.
В ответ на эти слова Артем чмокнул ее в щеку.
— А ты без сцен уже не можешь? Это же элементарно, Светик. Цветы притащил на свидание кто-то из твоих женихов. Задание! Статья! Разве к статье можно ревновать? Ничего не скажешь, роскошный букет. Вот ты и подумала: не выбрасывать же.
Она так и сделала. Обрезала корни, поставила цветы в вазу. И таблетку бросила.
Пока Светлана возилась с розами, Артем ходил за ней по пятам как привязанный и всячески пытался развлечь.
— Да! Мне тут идея одна пришла в голову, — вдруг спохватился он. — А не махнуть ли нам на несколько дней куда-нибудь в Европу? Расслабимся, подышим воздухом чужбины…
Света внутренне напряглась. Опять сработало! Это его вечное дублирование всего и вся! Только бы не полез сразу за паспортом! Тогда — скандал! Разрыв!
— Идея прекрасная! — Она изобразила счастливую улыбку. — Вот сдам статью… Кто-нибудь звонил?
— Звонил мой отец, — подхватил новую тему Балашов. — Жаловался на печень. Надо будет приготовить ему отвар и завезти на недельке. Есть у меня один рецепт… опробованный. А сразу после моего позвонил твой отец.
— И что? — посуровела Света.
— Поговорили… Тоже на здоровье жаловался. Сказал… еще так красиво… что у него ощущение, будто какая-то ведьма каждую ночь втыкает раскаленную спицу в голову восковой куклы, и эта кукла — он.
— Странно. На голову он никогда не жаловался, — стараясь не выдать охватившее ее вдруг беспокойство, проговорила Светлана.
— А что ты хочешь? Возраст. Да еще курит напропалую. Так и до инсульта недалеко. Помирилась бы ты с ним… Пригласи его на свадьбу. Он сказал, что очень этого хочет.
Светлана была уже готова согласиться с Балашовым. Что это будет за свадьба без отца?! Но удержалась.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложила она.
— Давай. Так… откуда у тебя этот роскошный букет?!
Света довольно улыбнулась — значит, все же ревнует! Букет она приписала Александру Блоку. Нарисовала в красках его портрет, от которого Артем пришел в восторг. Но, когда добралась до катрена в духе Нострадамуса, Балашов сразу посерьезнел.
— Дай-ка посмотреть, — попросил он.
Она достала из сумочки сложенный вчетверо тетрадный листок. Артем развернул его, долго держал перед глазами.
— В стихах я не очень, — наконец сказал он. — Но, по-моему, чушь собачья. Ад, рай… Символизм какой-то. А что ты думаешь?
— Не знаю, — задумчиво ответила она. — Но… Никак не могу отделаться от ощущения, что там зашифрована правда, что существует какая-то угроза… Эти звонки, слежка… Но не моей ведь жизни, Артем! Или моей?
Балашов разорвал листок на мелкие кусочки, бросил их на стол, притянул Светлану к себе, крепко обнял.
— Ничего не бойся, — сказал он. — Я с тобой. И никому в обиду тебя не дам.