11

Почту, которую она забрала из брачной газеты «Спутник жизни», Светлана просмотрела на следующий день, сразу после ухода Балашова. Ушел он на работу не в самом лучшем настроении. Вчерашним вечером Света, сославшись на головную боль, отвергла все недвусмысленные знаки внимания Артема. Он отреагировал на перспективу провести очередную ночь под разными одеялами довольно спокойно. Но чувствовалось, что это спокойствие дается ему с трудом.

— У той ведьмы, о которой говорил твой папашкин, видать, две куклы. Вторая — ты, — не удержавшись, подколол Балашов.

Обычно в таких случаях положено отвечать: не трогай моего папу! А еще лучше: не трогай мою маму! Но это был не Светланин случай — промолчала.

«И чего я вдруг стала недотрогой? — засыпая, спросила она себя. — Прямо эксперимент какой-то. Как поведет себя Артем в экстремальных условиях тотального воздержания? А это мысль — эксперимент. Пусть так и будет — эксперимент… И ничего больше!»

За все утро Балашов едва произнес десяток слов. У Светы даже появилась мысль срочно исправиться, опуститься до уровня мужских желаний, прямо сейчас, прямо на ковре. Но она вспомнила это его вчерашнее пренебрежительное «папашкин», и ее порыв остался без последствий. Но чувство вины все же сохранилось, будто она и в самом деле была в чем-то виновата.

Душевное равновесие Светлана попыталась обрести в работе. Из жалкой кучки любовной корреспонденции она выбрала одно более или менее любопытное письмо. Какой-то Георгий Прахов откровенно писал ей: «Вы, Иоланта, у меня тринадцатая». В смысле тринадцатая женщина, которой он пытается сделать предложение. Предыдущие двенадцать — пролет. Но подкупило не это. Прахов смело признавался в том, что ему до сих пор (двадцать шесть лет!) еще не знакомы радости любви.

«…A вообще, и этого, по-моему, стыдиться нечего, я девственник, — писал он. — Нет, я не взываю к вашей жалости. Наоборот, к вашему «рацио». Если вы все время были на вторых ролях, у вас есть возможность стать наконец первой. Но учтите: я свою невинность ценю очень дорого. Вы тринадцатая не потому, что меня отвергли, а потому, что я забраковал…»

Тема девственности живо напоминала ей вечер с Гладышевым в «Узах Гименея», где они откровенно признались друг другу, что, увы, — грешны, давно и не раз. Тогда она подумала, что встретить великовозрастного девственника, нормального во всех отношениях, не монашествующего, — дело совершенно фантастическое. И вот девственник сам плыл к ней в руки. Чем не материал?

Письмо было на двух страницах и ассоциировалось с качелями. Прахов то призывал срочно лишить его невинности — одна крайность, то предрекал, что так нецелованным и помрет, — другая. Без всякого сомнения, на этого раздираемого плотскими желаниями девственника стоило взглянуть. Тем более она — тринадцатая. Очень символичное число.

Указать свои координаты Прахов не забыл. И даже время указал, когда удобнее звонить. Светлана как раз попадала в «окно».

К телефону подошла какая-то женщина, скорей всего, сестра. Для матери слишком молодой голос. В трубке была слышна музыка и чьи-то возбужденные возгласы — это с утра-то!

— А! Иоланта! — поняв, кто звонит, обрадовался Прахов. — И брось ты этого Георгия! Зови меня просто Жора. А как твое настоящее имя! Не Иоланта же!

— Давай я пока побуду Иолантой, Жора.

Прахов предложил встретиться прямо сейчас.

— У сестры день рождение, — сказал он. — А в компании человек просвечивается, как рентгеном.

Предложение не прошло. На сегодня у Светланы была назначена встреча с Васей Ивановым — чернокожим кандидатом в женихи. С Жорой договорились встретиться завтра.

— У меня, между прочим, телефон с АОНом, — сказал на прощанье Прахов. — Так что теперь у нас двусторонняя связь! Целую, Иоланточка!

«Вот черт! Нарвалась! Наглый какой-то девственник попался, — положив трубку, подумала Света. — Тем более интересно взглянуть на него живьем».

Не давая себе расслабиться, она стала расшифровывать магнитофонные записи, которых накопилось предостаточно. Работу прервали трели ее мобильника.

— Это я, — услышала она голос Гладышева. Трагический!

— Что случилось?! — искренне обеспокоилась Светлана.

— Да, в общем-то, ничего… Но меня грызет изнутри. Вот, хочу покаяться.

— Ну так кайся быстрей, — не выдержала она. На том конце провода воцарилась тишина. — Эй, ты куда пропал?

— Я здесь, — послышалось в ответ. — Ты ничего не заметила, Света?

— Как же! У тебя такой голос, будто ты сделал мне какую-то пакость.

— Ты действительно не заметила… что мы уже на «ты»?

«Вот это да! А ведь действительно не заметила!»

— Когда-то это все равно должно было произойти, — ответила она и смутилась. Поняла: фраза содержит в себе больше смысла, чем она в нее вкладывала. — Так в чем… ты хочешь покаяться?

— Вчера я был не совсем честен с тобой. У меня была назначена встреча у метро… Вот почему я с тобой не поехал.

— И зачем было крутить-вертеть. Так бы и сказал. Или это была женщина? — подыграла она Гладышеву.

— Нет, не женщина. Это был мой приятель. Дело в том… Дело в том, что ты его знаешь…

Николай замолчал, ожидая реакции Светланы.

— Ты не хотел, чтобы мы встретились? — послушав немного тишину, спросила она.

— Да… Пожалуйста, не спрашивай, почему и кто именно. Я тебе потом все расскажу. Просто сейчас не тот момент…

— Когда потом? И что за момент? Знаешь, мне все это не нравится.

— Настолько, что ты не полетишь со мной в Копенгаген? — попытался пошутить Гладышев.

— Вот теперь точно полечу! Сколько мы там пробудем? Три дня? Этого вполне достаточно, чтобы вырвать у тебя твою тайну! Берегись!

Разговор выровнялся. Она сделала вид, что ничего такого не произошло. Договорились о встрече. Николай обещал сюрприз. Слово «сюрприз» он выделил особо, но тогда она не придала этому значения, а зря!

Здесь бы и попрощаться, но они продолжили разговор. Вернулись во вчерашний день, на выставку великана Игната. Повторили пройденное, а точнее, закрепили его. Неожиданно вышли на Достоевского, с удивлением узнали, что им нравится в нем одно и то же. От Достоевского метнулись вдруг к политике. И здесь также нашли общий язык.

— Да мы просто идеальная пара, — задумчиво сказал в конце Гладышев. — Кто бы мог подумать, что все так получится.

После разговора с Николаем она какое-то время словно возлежала на мягких облаках, так было легко и беспричинно хорошо. Но длилось это состояние недолго. До первого вопроса:

«Кто же этот мой знакомый, которого он прячет от меня?»

А ведь она так и подумала о человеке за рулем: знакомый! Но машина слишком быстро промчалась мимо.

За первым вопросом последовали другие. Почему Гладышев решил признаться в обмане? Или для него «Вольво» промчалась мимо балашовской «Ауди» не так быстро, и он успел узнать ее, вжавшуюся в сиденье? Конечно, узнал, конечно, сразу понял, что она за ним следила и уличила в обмане. Вот и решил своим покаянием исправить положение. А заодно и выяснить, успела ли она разглядеть того, кто был за рулем!

«Да кто же он?.. Нет, не вспомнить… И вообще, что, собственно, черт возьми, происходит?!»

Ответа на последний вопрос не было.

«Нужно наводить о Гладышеве справки! — поняла она. — Ладно, сразу после Копенгагена! Сейчас некогда».

Действительно, ей было некогда. Сегодня и завтра — свидания с женихами, послезавтра, скорей всего, улетать. Но была еще одна причина, из-за которой Светлана не спешила узнать всю правду о Николае и которую старалась сама от себя утаить. Она боялась, что раскопает что-нибудь такое, что заставит тут же… в одночасье прекратить всякие отношения с ним. Если разрыву суждено все же произойти, то пусть это случится как можно позже.

«Вот еще новости! — одернула себя Света. — Можно подумать, что я в него влюбилась. Ничего подобного! Ну, симпатичный… Ну, обаятельный… Но до Артема ему далеко. Нет. Гладышев не тот человек, который может увести меня из-под венца».

После такого вывода Светлана просто должна была позвонить Балашову и попросить у него прощения за вчерашнюю головную боль.

— Он на складе. Сейчас я вас соединю, — узнав ее голос, сказала секретарша. И снова в этой простой фразе ей почудилась какая-то странность.

— Наверное, ты хочешь попросить прощения за вчерашнее? — предположил Артем — и все испортил!

— Просто… хотела предупредить, что опять буду сегодня поздно, — сказала она совсем не то, что собиралась.

— И опять с букетом? Кто он — твой избранник — на сей раз?

— Негр он! Простой российский негр.

— Негр?! Докатилась! У тебя извращается вкус.

— А ты хотел, чтобы я выбрала какого-нибудь красавчика, душа — тельняшка, который отбил бы меня у тебя в два счета?

— Ужель такое в принципе возможно? Кажется, я опять превращаюсь в мавра! Кстати, о маврах… Этот негр. Они такие страстные. Африка все-таки. Как бы он с ходу не полез тебе… тебя лапать. Слушай, может, это как раз тот случай, когда требуется подстраховка? А?

«Почему бы и нет? — подумала она. — Пусть поприсутствует. Пусть убедится, что я на самом деле не амуры кручу, а просто работаю…»

— Только обещай не вмешиваться! — поставила она условие, которое было тут же с готовностью принято.

Светлана назвала время и место предстоящего свидания с Васей Ивановым — летнее кафе в Летнем саду.

— А потом можно заглянуть куда-нибудь, расслабиться, — предложил Балашов.

«А как же Гладышев!» — положив трубку, вспомнила она.

На свидание с Николаем она должна была отправиться сразу после встречи с Василием. От Василия можно было отделаться без проблем. А вот от Балашова… Особенно после того, как она обещала провести вместе остаток дня.

«Вот поставила себя в интересное положение… Стоило звонить!.. Ладно, будем действовать по обстановке».


С погодой опять повезло. Солнце было в легкой дымке, с Невы дул нежный ветерок, неся с собой прохладу и запах речной воды.

Светлана купила входной билет (не опустилась до того, чтобы потрясти корочками журналиста и пройти бесплатно) и стала искать летнее кафе, где-то справа от входа в сад, поближе к Фонтанке. Красные столики на зеленом всех мыслимых оттенков фоне она заметила еще издали. Подойдя чуть ближе, пробежалась взглядом по публике, коротающей время за пивом, за соком да за кофе с бутербродами, и заметила за одним из столиков Балашова. Он скользнул по ней равнодушным взглядом, будто увидел первый раз в жизни и она не произвела на него ну никакого впечатления. Светлане даже стало обидно. Но она тут же поняла, чем вызвана такая сдержанная реакция Артема. Прямо напротив него, за соседним столиком, во всем белом, с дорогой сигарой в зубах, сидел негр. Это и был Василий Иванов.

Вот он в отличие от Балашова сдерживать своих чувств не стал. Заметив Свету, Василий затушил сигару, как обыкновенную сигарету, вскочил и бросился ей навстречу.

«Только бы не полез целоваться! — мелькнула мысль. — Артем его придушит?!.. Нет, скорее, тот его! Уж слишком здоровый».

Целоваться Иванов не полез. Весь подвижный (про таких говорят — на пружинах), он остановился перед Светланой.

— А вы еще лучше, чем на кассете, — сказал он на почему-то опять поразившем ее идеальном русском. — Чистейший бриллиант. Здравствуйте, Света.

Они сели за столик. Она — спиной к Балашову, чтобы невольно не отвлекаться на него и не выдать, что они знакомы. Василий по ее просьбе заказал ей стакан сока, и разговор продолжился. Сначала пробуксовывая, а потом все больше и больше набирая обороты.

Несмотря на свое достаточно богатое журналистское прошлое, общаться с сынами Африканского континента ей еще не приходилось. Были японцы, артисты из театра современной пьесы, приехавшие в Питер на гастроли. Были индейцы, прибывшие на Всемирный конгресс национальных меньшинств. А вот таких, как Василий…

В целом Иванов производил благоприятное впечатление. Но особенно ее поразили его белые ладони с черными линиями, по которым, наверное, очень хорошо гадать. Он все время жестикулировал, словно делал пасы, стараясь напустить на Светлану как можно больше дурмана. Еще впечатляли зубы, ровные и пугающе белые. Такие, наверное, бывают только у каннибалов. И конечно, белки глаз. Они так и сверкали на черном влажном лице с курносым, совершенно не характерным для негров, носом.

Выяснилось, что Вася — ювелир, специализирующийся на алмазах. И, как он уверял, очень неплохой. Работал он пока не на себя, а на одну весьма известную российскую фирму. Но через год-другой планировал открыть собственное дело.

— Мои работы — в Алмазном фонде. Меня знают в Европе, — рассекая руками воздух, увлеченно говорил он. — У меня уникальный глаз. Дайте мне любой бриллиант, и я покажу вам точку на карте, где он был добыт и назову имя того, чьим рукам он обязан своей огранкой.

— Так уж и имя! — улыбнулась Светлана.

— Ну… Имя, это, конечно, я хватил, — спрятав руки под стол, дал задний ход ювелир. — Но фирму — да!

— Проверим, — все так же улыбаясь, сказала она. — Вот вам бриллиант.

Света сняла с пальца колечко, которое все это время по привычке крутила туда-сюда, и передала Василию.

Тот, едва взяв кольцо в руки, тут же вернул его.

— Зачем вы так?! — чуть ли не с обидой в голосе сказал он. — Какой же это бриллиант! Это обыкновенный фианит.

Светлана удивленно посмотрела на камень.

— Вы не ошиблись? — спросила она.

Иванов по ее голосу сразу все понял. Ни слова не говоря, он забрал у Светы колечко, достал из внутреннего кармана белоснежного пиджака зачехленную лупу, расчехлил ее и стал изучать камень.

— Это фианит, — твердо проговорил он. — Диоксид циркония с примесью гадолиния и железа. Отсюда — желтоватый оттенок. Огранка — полная бриллиантовая. Это имитация, — возвращая кольцо, подытожил он. — Как я сразу и сказал. Я никогда не ошибаюсь. Мне очень жаль… Вы его сами купили или это подарок?

— Подарок, — пряча кольцо в сумочку, вздохнула она. Ее так и подмывало оглянуться и проверить, как там реагирует на это открытие Балашов.

— Тогда мне жаль человека, который сделал вам такой подарок. Наверняка его кинули, — заявил Василий.

Повисла пауза, которую никто из них не решался нарушить. Помощь (если это можно назвать помощью) неожиданно пришла со стороны.

— Светочка! — раздался вдруг рядом чей-то радостный голос. — Красавица моя, цветочек лазоревый, куколка, рыбка!

Последние слова могли произнести только двое из ее знакомых: шеф-редактор родной газеты и сваха Всеслава. Голос был женским.

— А я-то думаю, что это меня на прогулку в Летний сад потянуло, — подсев по-свойски за столик и перебрасывая взгляд со Светланы на Василия и обратно, затараторила сваха. — Ну здравствуй, Светочка, — поздоровалась она и вдруг добавила: — Здравствуй… Василек.

Света бросила удивленный взгляд на смутившегося ювелира.

«Так они знакомы! Интересный сюжетик!»

— Ну, детки, что, познакомить вас по-новой? — спросила сваха.

— Римма Юрьевна, — встрепенулся Иванов. — Я как только, так сразу. Честное слово! Поверьте! Можно я пойду?

— Ладно, африканская морда твоя… Иди…

Иванов порывисто поднялся из-за стола.

— Постой! — остановила его Всеслава (она же — Римма Юрьевна) и обратилась к Светлане. — Про фианиты пел он тебе?

— Пел, — отозвалась Света.

Сваха посмотрела на Василька.

— Выкладывай! — приказала она.

— Честное слово! Фианит! — перекрестился тот. — Мамой клянусь!

Римма Юрьевна с полминуты сверлила взглядом череп, принадлежавший представителю негроидной расы, и повторила:

— Выкладывай!

Ювелир нехотя полез во внутренний карман пиджака и достал… колечко Светланы!

— А мое назад… можно? — заискивающе спросил он.

— Чтоб ты еще дуру какую с таким же кольцом облапошил! Ой, извини, Светочка, извини, милая… Кольцо у нее останется — компенсация. И пусть делает с ним что хочет, хоть в речку кидает через правое плечо.

Василий спорить не стал, боднул головой и растворился в зелени.

— Ничего не понимаю! — искренне призналась Света, надевая свое родное кольцо на палец. — Всеслава… Римма Юрьевна, объясните!

— Объяснять нечего! — махнула рукой сваха. — Племянник это мой.

И дальше последовали кое-какие подробности из жизни Василия Иванова. Оказалось, что он действительно учился на ювелира, но не доучился. Ни в какой известной фирме Вася не работал, но кормился все равно ювелирным делом.

— Ты только что попалась на один его из трюков. Он себе заранее колечко с камушком высматривает, копию делает, а потом подменяет незаметно. Дуреха сразу к ювелиру бежит, и тот подтверждает — фианит. А то и просто — стекло! И все шито-крыто. Васька, морда африканская, двоих клиенток надуть успел моих, пока я поняла, в чем дело. А я-то думала, что это он ко мне в гости зачастил. Пришлось расплачиваться кровными своими. Вот, второй год отдает.

— А как вы узнали…

— Что он тут будет? Сестра, душа ее грешная, слышала его разговор по телефону. Сестру-то ни в грош он не ставит. А меня боится, как черт ладана… А ты, золотая, бриллиантовая, как на крючок к нему попалась? Небось в каком-нибудь брачном агентстве он тебя нашел, где фотографии требуют? Он как начал с невест у меня, так и расстаться с ними не может. А дуры богатые на него клюют — экзотика.

Пришлось сознаваться, что так оно и было — познакомились через агентство.

— Значит, не поверила ты мне, краса моя, что я суженого тебе сыщу? А зря. Найду, как обещала, такого, какого заказывала. Можно сказать, уже нашла. Познакомишься, забудешь про всех мужиков на свете.

Сзади вдруг раздался резкий звук. Светлана не могла не обернуться. Она была готова увидеть недовольное лицо Балашова. Но… за его столиком, рядом с которым валялся опрокинутый стул, никого не было.

Загрузка...