Братские узы

Глава 12 Крысы и крысолов

У небольшого костерка, устроенного по всем правилам выживания в дикой природы, лес уже не казался таким устрашающим. Таинственные тени отступили за пределами круга, освещенного пламенем, и там продолжали корчить свои невидимые, а оттого еще более жуткие рожи. Но теперь они были там, по одну сторону, а люди по эту, в относительной безопасности от тварей лесных. А от иных чудищ их должно было защитить оружие, который каждый положил под руку, чтобы, если что, успеть схватить в минуту опасности. даже Анджей положил подле себя увесистый рычаг, отломленный от обездвиженного свадебного экипажа.

Рядом, смутно похожая на огромный, вросший в землю череп, скалилась глазницами-окнами избушка пропавшего бортника. Было в ней нечто зловещее, что отваживало от посещения покинутого строения. Поэтому, по молчаливому согласию всех членов команды, бивуак разбили снаружи, пока погода не баловалась еще осенним дождем и влажным холодным ветром, а над головой, за темными кронами леса все еще сверкала бриллиантовая россыпь звезд. Луна только-только входила в свои законные права, показав краешек серебряного серпа над верхушками деревьев.

Погода, на удивление, стояла теплая и приятная, настоящее «бабье лето» с невесомыми паутинками, застревающими в ветвях и волосах, не летним жаром, а с приятным и нежным теплом ранней осени. После недавнего дождика, мелкого и недолго, лишь прибившего пыль дышалось особенно легко и вольготно, так что даже зловещая чаща вокруг не казалось такой уж и угрожающей.

Хорошо, что и грибной сезон был в полном разгаре. А если знать, какие из них пригодны в пищу, какие хорошо пожарить, а вторые, наоборот, проварить или провялить над костром, то даже еда на скорую руку может показаться настоящим пиршеством. Тем более, вкупе с солью, небольшой мешочек с которой хранил каждый уважающий себя путешественник. Даже у вечно недовольного неожиданной компанией Марко и то настроение постепенно улеглось, настроилось на благостный, спокойно-милостивый лад. Но разговор почему-то не клеился — сказалось, видимо, усталость и переизбыток впечатлений за день. Все хотелось отдыха. Правда, говорливый Анджей порывался затеять очередной бесполезный спор, но после предупреждающе вежливого взгляда Марко замолк и успокоился, завернулся в шерстяной плащ, хранящийся у него в котомке, и отвернулся к огню, к шипящему теплу костерка.

Но осенняя погода любит неожиданные сюрпризы. Не успели и остальные поудобнее улечься, как первые холодные капли упали на одежду, неприятно защекотали по коже.

— Черт! — Веллер, оставшийся сторожить в первую смену, с бессильной ненавистью уставился на быстро затягивающееся тучами небо.

Только-только сверкали необычайно большие звезды, луна-затейница скромно показала свой изогнутый бок, как небо стало туманно-черным, непроглядным, словно затянутое черной старушечьей шалью.

Упали первые капли, и в следующее же мгновение дождь зарядил в полную силу, но Веллер лишь натянул хламиду походный плащ на голову, спасаясь от неизбежной сырости. Дорогая одежда паломника основательно истрепалась во время странствий по бездорожью и теперь мало отличалась по состоянию от лохмотьев бродяг. Как же Веллер скучал по своему походному обмундированию, от которого остались лишь высокие ботинки на толстой подошве.

Наемник с тоской глядел на плюющийся искрами, шипящий, медленно умирающий под ударами стихии костер. Теперь жутковатая полуизбушка-полуземлянка уже не казалась такой зловещей. Приутихла интуициция, прибитая усталостью, накопившейся за все прошедшие дни.

— Дождь, — безразлично отметил Марко. Тоже сел на корточки, завернулся в плащ с головой. Холодало.

— Угу, — недовольно буркнул Веллер и с глухим недовольством уставился на старую избу. — Проклятый дождь.

— Мне тоже чего-то не хочется.

— Может Анджея первым запустить? Для проверки! Хе-хе!

— А что, неплохая идея. Мне нравится. — Марко улыбнулся в темноте, лишь сверкнули ровные белые зубы — многим на зависть в Новой Европе.

Чутье — то самое шестое чувство, что не раз выручало в самых безвыходных ситуациях, спасало от неожиданных опасностей и тихим шепотом делилось верными решениями — утверждало уверенно и веско: там опасность. Там, под поросшей густым мхом и грибами крышей, за черными провалами окон есть нечто, что их совершенно не касается, что не должно увидеть белого света, ибо еще неизвестно, кто больше пострадает от этого: тайна или сам белый свет. Чутье, натренированное годами странствий в пустошах, в бесконечных передрягах и схватках, выручало чаще, чем оружие и быстрые колеса. Уж лучше перетерпеть дождь, изо всех сил поддерживать догорающий огонь, но остаться снаружи. Но…

Но у многих это чутье скрыто за толстым слоем ила цивилизации, спокойной и размеренной жизни про протекцией Теократии, а полезное для общества, но вредное для отдельно взятого человека любопытство всплывает наверх. И не надо объяснять, как что именно.

Анджей, ворочавшийся уже более получаса, сел, завернутый в свой плащ, недовольно скривил физиономию и заныл:

— Ну сколько можно терпеть этот, прости Господи, чертов дождь! Рядом же крыша — живи не хочу, а мы, словно последние голодранцы, жмемся у двери. Или именно мне надо совершить первый шаг?

— Валяй, — безразлично пожал плечами Марко, а на самом деле, с любопытством уставился на горе-водителя.

Тот гордо фыркнул, зачем-то оправил стоячий воротник старого пыльного мундира без знаков различия и отворил дверь. Дождь словно кнутом хлестнул ему в спину и заставил сделать шаг вперед. Еще один и еще. Темнота, притаившаяся за дверью молчала. Постепенно, по мере того, как глаза привыкали к пыльной, пахнущей сыростью и гнилью полутьме, проступали очертания предметов, заполнявших дом.

Стены из неструганых бревен, скрипучие половицы из обтесанных плошек. Грубые лавки, покосившийся стол. В углу старинный, потемневший от времени алтарь с затянутой паутиной статуэткой пресвятого Германа. Томно изогнулись серые от пыли алтарные свечи. С противоположной от святого уголка стороны — печь из обожженных кирпичей, натянутые под потолочными балками нити со слипшимися в сырые метелки травами, веточками и шкурками. Рассохшаяся постель со сгнившим бельем. Мутный глаз забранного бутылочным стеклом окошка.

— Все как в старые добрые времена! — с преувеличенным восторгом выдохнул Анджей, а затем, совершенно иным тоном, добавил: — Да только людей тут не было уже давно.

— А что за человек был твой бортник? — Марко пришлось пригнуться, чтобы не стукнуться лбом об низкий дверной косяк.

— Одиночка — в городе бывал редко, да и то, чтобы закупиться всяким барахлом. Ни у когоне задерживался, говорил мало. Только со мной мог перекинуться парой словечек. Безобиднейший человек, одним словом. Хоть и со странностями.

— Странностями?

— Ну-у-у. — Анджей задумался. — У всех людей они есть. И у него были: то слышал, что не слышат остальные, то видет бог весть что. А поговаривали еще, что он нашел, — поляк перешел на театральный шепот, — летающую тарелку! О как, етить ее за ногу!

— А разве посуда может летать?

— Чашки — не знаю, но тарелки могут. Мне умные люди говорили: у них аэродинамическая форма подходящая. Сопротивление воздуху там, давление крыла…

— Ага, ясно, — глубокомысленно кивнул Марко. Наемник был здорово подкован в довоенной технике, да только и он слабо представлял, как обычную тарелку, с которой едят, можно превратить в летательное средство. Хотя… Если запустить посильнее, на манер боевого диска киприотов…

Действительно, странный человек. Марко решил за лучшее согласиться, дабы не блистать глубинами своего невежества.

— …А еще, — Анджей продолжал разглагольствовать, — поговаривали, что он держит у себя в подвале чудище! Довоенное, инопланетное! Вот такое!!! — Для усиления эффекта он развел руки в стороны, обрисовывая контуры предполагаемого пленника бортника. Судя по жестам, выходило, что инопланетянин обладает формой, близкой к сферической.

— Инопланетное?

— Ну. — Поляк смутился. — Прилетевшее на летающей тарелке, етить ее за ногу.

Марко надолго задумался. Ежели на той тарелке можно еще и пассажиров разместить… Наемник тряхнул головой, отгоняя навязчивые фантазии на космическо-гастрономическую тему. «Подумаем над этим потом».

Дом не выглядел угрожающим: обыкновенная, пришедшая в запустение постройка, лишившаяся человеческого ухода. Тогда что же так терзало интуицию, что заставляло держаться от него на расстоянии?

Веллер зашел последним, вслед за Войцехом, по привычке проверив пути отступления. Снаружи было тихо, даже птицы и те смолкли — весь мир отдался во власть тихого шелеста дождя, барабанящего по сухим листьям. Внутри тоже было сыро. Крыша текла и кое-где с гулким кап-кап скапливались мутноватые лужи.

Наемник отыскал несколько старых свечей, зажег с помощью уголька, предусмотрительно захваченного из умирающего костра. Осмотрелся. В неверном, трепещущемся пламени дом наполнился прыгающими тенями, будто черти пустились в плях. Барабанил дождь по крыше, и все. Тихо и спокойно. Веллер осмотрелся основательнее.

Отыскалось несколько вещей довоенного происхождения. В основном, всякий мусор, хотя попался и здоровенный и жутко грязный монитор — дорогая, но бесполезная вещица. В Новой Европе вряд ли бы отыскался хоть один целый компьютер, такие технологии были еще не доступны. Хотя, ходили слухи, что в Клейдене построили здоровенную счетную машину, но та жутко шумела и занимала целое здание, охранявшееся армейским батальоном. Да и проку от нее особого заметно не было. Так что древнее устройство могло пойти куда-нибудь на украшение, только бы отмыть от вековечной грязи пластиковые бока.

Весь этот хлам был свален в одном углу горкой металлолома и мусора. В остальном хижина оставалась относительно чистой, лишь пятна плесени и толстый слой пыли, слежавшейся в плотные серые хлопья указывали на то, что здесь давно никто не живет.

— Странно. — Веллер хмыкнул, оглядел со всех сторон мусорную кучу. — Бывший хозяин, судя по всему, отличался завидной аккуратностью и вряд ли бы оставил бы на самом виду этакую кучу. Все разложено по полочкам, по порядку, в нужном месте, и лишь здесь настоящий бардак. Непорядок!

— Ну, так мы здесь приберемся! — Марко правильно понял намек брата и без лишних разговоров принялся разгребать завал из мусора.

В сторону полетел древний дорожный знак, весь посеченный ржавчиной, сквозь которую, однако, проглядывал полуистершийся белый кирпич на красном фоне. «Символично», — с улыбкой подумал наемник. Вслед за знаком отправился и обрезок рельсы, чуть не отдавивший ногу чересчур любопытному Анджею, сунувшемуся было поближе. Поляк с возмущенным возгласом едва успел отдернуть ногу и, задрав тонкий гордый нос, отошел в сторону.

Под завалом прятался люк — простая деревянная крышка с прикрученным металлическим кольцом. Марко откинул его и прямо в лицо дохнуло затхлым воздухом и влажной землей. Вниз, в глубокий, тонущий во тьме колодец вела потемневшая, невероятно скрипучая лестница. Конец ее терялся в непроглядной черноте подземелья.

— Да уж. — Веллер покачал головой, заглядывая вниз. — Бортник был человеком если не странным, но особенным точно!

— Все мы… — Анджей вытянул любопытный нос в сторону люка. — Особенные!

— Ну, кто первый? — Марко оглядел столпившихся у дыры в полу.

— Я с Войцехом пойду вниз. — Брат-пилигрим кивнул, соглашаясь. — Если что, он человек крепкий и бывалый — сможет за себя постоять. Ты с Анджеем останетесь здесь — если что, думаю, отобьетесь. Анджей, стрелять-то умеешь?

Поляк состроил возмущенную физиономию.

— Обижаете, панове! Можно сказать, я родился с оружием в руках! — И он продемонстрировал засунутый за пояс пистолет, простенький, но зато надежный, как молоток, «Ястреб» клейденского производства.

Вдруг остро почувствовалось желание что-то сказать, высказаться. Нечто необъяснимое, эфемерное связало вместе людей, собравшихся в заброшенной хижине в самом диком районе Сан-Доминики. Связало крепче стальных цепей. И каждый понимал, что эта связь полностью изменила их жизнь, что назад дороги нет, а будущее… Будущего еще нет, и вопрос: будет ли оно вообще!

— Отлично! — Веллер еще раз оглядел собравшихся. — Если мы не вернемся через сутки, значит, вы отсюда уходите. Думаю, смысла продолжать задание не будет и, братец, пробивайся на юг, к границе с Балканами — хоть ты уцелеешь, сели со мной что случится.

— Нет, братец. — Марко упрямо покачал головой. Набычился и продолжил: — Без тебя я никуда. Мы всегда вместе — я, что ли, брошу тебя в решающий час?

— Не бросишь — я знаю! — Веллер грустно и словно бы растерянно улыбнулся. — Как думаешь, виллы у нас еще будут?

— А то!

Веллер вновь кивнул и обернулся к Анджею. Странному человеку, словно бы совершенно из иного времени. Непосредственного… и глупого. Не то, чтобы наемнику было его жалко, но просто чувство бессильного возмущения несправедливостью не желало отпускать. «Тебе лет эдак на триста-четыреста родиться раньше. Или позже, когда все устаканиться и не будет требоваться ежедневно бороться за свою шкуру», — неожиданно для самого себя подумал Веллер, но вслух сказал лишь:

— А тебя, Анджей, ничего не держит. Уходи, если хочешь.

— Э-э-э… — Совершенно невероятно, но горе-водитель смутился и даже, кажется, покраснел, что, однако, вряд ли было бы заметно в густых сумерках, едва разгоняемых светом свечи. — Теперь, как бы, и я повязан с вами, етить все за ногу! Без вас мне куда? Тем более, начальство высокое у меня, глядит далеко и видит многое — от него не скроешься.

— Войцех? — Лжесвященник, лжемонах, то ли революционер, то ли безумец был необычайно молчалив и хмур. Он стоял чуть поодаль сложил здоровенные руки на широкой груди и лишь сверкал смурным блеском глаз. — Никто тебя не заставляет…

— У меня есть миссия — я не могу отступить. Победа или смерть, как говорили древние.

Оставалось лишь согласиться. Действительно, победа или смерть, да только был нюанс: для Веллера и Марко даже победа вполне могла обернуться смертью. После всего случившегося жизни двух наемников, даже столь высоко квалифицированных, стоила не дороже пули.

Распределив обязанности, мужчины принялись за дело. Один за другим, Веллер и Войцех спустились вниз. Оружие они держали наготове, освещали путь двумя старыми свечными огарками. Не бог весть какое освещение, но они предусмотрительно захватили с собой пару сухих веников: ни фонарей, ни ламп в доме не нашлось. Оставалось надеяться, что внизу найдется хоть что-нибудь из освещения — не по памяти же лазил безвестный бортник в свое подземелье!

Марко разместился у двери: перетянул лавку, уселся так, что отлично просматривался, как и вход, так и люк в полу. Анджей повозился, но наконец-то успокоился и уселся у люка, то и дело нетерпеливо заглядывая вниз. Наконец-то ему это надоело: он отошел к двери и принялся с тоской смотреть на серую прозрачную стену непрекращающегося дождя.

Светало, но солнце не приносило тепла. Холодной сыростью тянуло снаружи — в доме было немногим теплее. Лес, земля, низкое хмурое небо — все, казалось, поблекло и размылось, как акварельный рисунок на намокшей бумаге. Цвета смешались в один-единственный серый цвет — невнятный, непримечательный. Никакой.

Анджею было невыносимо скучно. Марко дремал на своей лавке, откинув голову на заросшую мхом и черной плесенью бревенчатую стену. Под полуприкрытыми веками сновали туда-сюда зрачки, никогда надолго не задерживаясь в одном месте. Но наемник не спал — это было своеобразным состоянием прострации, когда часть мозга спала, отключившись от всего внешнего, а на первый план выходили вбитые годами трудной жизни в пустошах инстинкты, без которых он вряд ли прожил бы и пару дней. Стоило Анджею неаккуратно оступиться и зацепиться ногой за ржавый щит дорожного знака, как Марко мигом подскочил и в его руке дрожал пистолет с черной коброй на рукоятке. Наемник сонно огляделся, выдохнул: «А, ну ясно», — и вновь провалился в странный, пугающий полусон.

Поляк бы, наверное, попробовал разбудить его еще пару раз — просто так, для смеху — но пистолет в руке и сиявшая в бессмысленных глазах все еще спавшего человека готовность убить, не разбираясь, отвадили его от этой глупой и опасной идеи.

Тем временем, дождь прекратился. Проглянуло сквозь облака робкое осеннее солнце, засверкало сотнями отражений на каплях, застывших на траве, кустах, облетевших листьях, горевших алым и золотым. Озорные солнечные зайчики лезли в глаза, ослепляли и выжимали слезы. Казалось, только сейчас мир проснулся, сбросил с себя влажное покрывало беспокойного мрачного сна и томно потягивается, вздрагивая от утренней прохлады и лучась ослепительной улыбкой. Да только радость свежего утра не распространялась дальше поляны. Она, подобно волнам, разбивалась о темные утесы старых деревьев, мрачно глядевших невидимыми глазами на незваных гостей под мрачным лесным пологом. Поляк, залюбовавшись окружающим, шагнул наружу.

Чуждое внимание чувствовалось кожей — Марко заворочался, приоткрыл один глаз. Анджея не было в хижине. Паутина сна лопнула, повисла невесомыми, невидимыми нитями на лице. Наемник встряхнул кудлатой головой — длинный черный хвост, в который он собирал свои волосы, давно растрепался: волосы неаккуратно торчали во все стороны, лезли в глаза. Тяжело вздохнул, Марко распустил его и собрал вновь, перевязав кожаной тесемкой. На руках остался маслянистый след от давно немытых волос. Тут бы выжить как-нибудь: до личной гигиены руки уже не доходят. Неожиданно он задумался, что в последний раз ванну они принимали в неспокойных водах Одера…

Наемник отдернул себя и заставил вернуться к дню сегодняшнему.

— Анджей, ты куда запропастился, едрыть тебя за кочерыжку? — Удивительно, но пообщавшись совсем немного со словоохотливым поляком, он стал перенимать его манеру разговаривать. Надо, надо от этого избавляться!

Анджей не откликался, только шумел ветер в высоких еловых кронах. Странное чувство неусыпной слежки не отпускало и словно бы даже становилось сильнее.

Снаружи было тихо. Даже чересчур. Тишина плотной ватой забила уши: ни птица не крикнет, ни сучек под ногой не треснет. Лишь едва заметным ручейком лилась мелодия. Мотив было не разобрать, но мозг на уровне подсознания откликался на неслышные переливы. Тянулся вперед, в густую лесную чащу.

— Что за черт! — Марко мотнул головой, пытаясь скинуть наваждение, но оно все липло и липло, настойчивыми тонкими пальчиками лезло в голову. — Анджей, ты куда подевался, дубина стоеросовая?!

Никто опять не ответил, да крик вышел каким-то приглушенным, словно сквозь землю. Стало тяжело шевелить челюстью — слова словно вязли на языке.

— Гр-р-р! — Марко едва переступал ногами, его качало и властно тянуло куда-то в лес.

Мелодия теперь не просто звучала — она торжествующе грохотала огромным оркестром, гулким эхом отдаваясь под сводом черепа.

Марко судорожно выдохнул и уцепился за древесный ствол, стараясь унять липкую волну паники, подкатившую к горлу. Главное, не поддаться, сохранить трезвость мысли. Он чувствовал, что хоть малейшая слабина в ментальном щите, выстроенном железной волей наемника, и все — мелодия поглотит разум, подчинит себе и ничто уже не сможет ее заглушить. Когда-то, давным-давно один мудрый и старый человек, пешком пересекший всю Европу от дикой Кастилии и пиренейских колоний иламитского султана до границы с Великим Полесьем, учил молодых, горячих и бойких наемников крепости духа и непоколебимой воли.

Старик, сморщенный, будто печеное яблоко, загорелый до черноты, сгорбленый и хромой с удивительной эффективностью вколачивал в братьев премудростям выживания в пустоши.

— Только воля! — Скрипучий, дребезжащий голос острым сверлом вкручивался в уши, заставлял слушаться и запоминать. — Только ваша воля — ни оружие, ни сила — помогут вам остаться в живых, мелкие негодники! Там где сломается подготовленный клейденский рейнджер-верзила, выстоит задохлик-горожанин, потому что есть такое слово — надо! Надо, и все: хоть ты тресни, но должен добежать, дойти, доползти! Ах, песчаные черти! просто выстоять. Чтобы ваши жалкие тряпочные душонки превратились в стальной стержень!..

За каждую провинность он нещадно колотил их своей клюкой. Братья злились, лезли в драку, но ни один удар не доставал неожиданно юркого старика, умело парировавшего все их ухищрения своим неизменным крючковатым посохом. Оттого они злились еще больше, кипели бессильной злобой.

— Злость — это хорошо! — довольно лыбился учитель, поигрывая посохом. — Правильная злость строит города и побеждает армии. Правильная злость делает вас много сильнее, чем вы есть. Ваша злость правильная?

«Правильная, черт побери, никогда еще она не была такой правильной». Медленно, шаг за шагом, Марко восстанавливал контроль над сознанием, крепил кирпичи воли цементом стойкости, сшивая расползающиеся лоскуты сознания дерюжными нитями злости. До тех пор, пока мелодия не превратилась в тихий гул на краю слышимости, словно муха жужжит в отдалении.

Наконец-то, моонструмец отлепился от дерева и огляделся. Он успел довольно-таки далеко отойти от избушки: она едва проглядывала сквозь темные еловые стволы. Стояла все такая же ватная тишина, лишь иногда скрипела под нога опавшая хвоя. Внимательно оглядевшись, он наконец-то обнаружил следы того, что совсем недавно этим же путем сквозь густую чащу ломился человек. Возможно, даже и сам Анджей. Только страшно одно: кто скрывается там, за пологом переплетенных ветвей, что способен так задурить голову. Мелодия все еще звучала, и вспомнилась недавно рассказанная история про Крысолова. Неужели он? Если так, то Марко не мог дать за свою и Анджееву жизни ни одного, самого мелкого клейденского цехина. Если в Бургундии они улепетывали от страшного Крысолова во все лопатки, то теперь Марко, можно сказать, лез в его логово. Но долг властно звал его вперед, туда, куда вела жуткая мелодия. Правда, теперь наемник шел не одуревшим пугалом, а готовым к сражению бойцом. Пистолет в руку и вперед, в бой. Победа или смерть!

След тянулся сквозь самый густой бурелом, словно поляк, подобно медведю-шатуну, ломился за добычей, которая определила бы его дальнейшую судьбу. Словно от этого зависела жизнь и смерть. В некотором роде так оно и было.

Конечно, по всем правилам стоило остаться на страже, дождаться брата с Войцехом, и только потом отправиться в погоню, особенно после того, как Марко чуть не лишился здравого ума под воздействием колдовской мелодии. Но кроме этого, наемник ясно осознавал, что если чуть промедлить, посомневаться, то вряд ли что уже спасет Анджея.

С каждым шагом сопротивляться мелодии становилось все тяжелее и тяжелее. С огромным усилием Марко впечатывал ботинок в податливый дерн, также тяжело поднимал ногу и делал следующий шаг. Перед глазами плыло: ветви, раскрашенные в багрянец и золото листья смешивались в умопомрачительный хоровод, плясавший вокруг наемника. Пару раз он останавливался передохнуть, пытаясь восстановить ускользающий контроль над собственным телом. Тогда становилось легче — пляшущие пятна вставали на свои места и превращались из фантастической галлюцинации в обыкновенный лес. Передохнув, Марко плелся дальше. Лишь пальцы, будто сведенные судорогой, продолжали сжимать рукоятку «кобры». И это позволяло держаться, словно маяк, не дающий кораблю наткнуться на скалы чуждого контроля.

Марко шипел и плевался, но шел. Огромных трудов требовало не сломаться, не поддаться под усыпляющие уговоры мотива, и не броситься сломя голову сквозь густой подлесок, ломая колючие кусты, спотыкаясь о заросшие мхом павшие деревья, скатываясь в неглубокие, заполненные гниющей листвой и темной водой овраги. Через которые, судя по следам, и пролегал путь обезумевшего Анджея.

Где-то в отдалении сухо треснуло ветка, и Марко, не разбирая дороги, бросился на звук. Поскользнулся, скатился в овраг, опять вскочил, побарахтавшись в гнилой воде, на четвереньках вбежал по отвесному склону и замер, разглядывая открывшуюся перед ним картину.

На небольшой поляне, у павшего дуба-великана, гордо подбоченясь, стоял Белый. Только потом, спустя несколько секунд, Марко понял, что ошибся. Хотя сходство было очевидным, существо, представшее перед ним, было похлипче и помельче мута. Черты лица помягче и помельче, да и не было того безумного огонька, что горел в невыносимо-голубых глазах. Но точно такая же кожа, сияющая мраморной белизной. Лицо, словно вырезанное умелым скульптором из куска мрамора. Идеальные пропорции, но, судя по всему, мут был все еще подростком. Не хватало в нем мужской размашистости Белого. Как не было и аскетичной худобы Пса — о чем Марко знать уже не мог.

Альбинос, одетый в простые, хоть и изрядно испачканные портки и долгополую рубаху, доходящую ему до коленок, выглядывавших сквозь прорехи, наигрывал на дудочке, ловко перебирая тонкими пальцами. Картина выглядела бы умилительно, если бы не одна деталь: прямо перед ним на коленях стоял Анджей. По чумазому лицу текли нескончаемым потоком слезы умиления, а руки, покрытые запекшейся кровью из сотен царапин, тянулись к муту, словно перед ним стоял сам пресвятой Конрад, вознесший осененную святым духом длань для божественного благословения.

Прекратив играть, альбинос хищно улыбнулся: бледные губы обнажили завидный ряд острых треугольных зубов. Марко даже выдохнул от облегчения, когда исчезла страшная музыка, да только Анджей продолжал раскачиваться на коленях и невнятно бормотать что-то о святом семействе и мессии, сошедшим на землю.

Мут поднял руку, словно и в самом деле благословляя поляка, да только не в молитвенном жесте было сложена его ладонь. Крысолов — а то, что он является именно им, Марко уже не сомневался — растопырил пальцы и изогнул их на манер кошачьей лапы, изготовленной к удару. Блеснули на солнце будто отполированные когти — и как только их не было видно раньше?

И Марко уже не сомневался, поднял пистолет, прицелился, стараясь не дышать, но альбинос словно почуял наставленное на него оружие. Приподнял голову — сузились черные глаза. Наемник нажал курок. И в тот же момент его словно ударили, врезали кулаком в лицо, сминая скулы и нос, дробя челюсть. Марко отлетел назад, скатился вниз и замер, стараясь посчитать языком количество выбитых зубов. Как ни странно, но все они были на месте.

Наверху, за косогором кто-то протяжно, застыв на одной ноте, голосил. Наемник, старясь беречь онемевшее от невиданного удара лицо, вновь вскарабкался вверх. Осторожно выглянул.

Альбинос был все еще жив. Пуля ушла в сторону, но недостаточно, чтобы оставить его невредимым. Мут катался по земле, истошно вопя и суча тонкими ногами. Сжавшись в комочек, он нежно баюкал перебитое пулей запястье, совершенно по-детски пытаясь вернуть на место наполовину оторванную кисть. Та болталась на лоскуте кожи и парочке уцелевших сухожилий, и вернуться в исходное состояние отнюдь не желала. Только щедро брызжела из обрубка кровь и пачкала и без того грязную одежду, заливала бледное лицо. Дудочка же пропала без следа.

У его ног недвижно застыл Анджей, сжимая обеими руками голову. Кажется, он что-то тихо бормотал. Наконец-то, мут перестал верещать, шатаясь и всхлипывая, поднялся на ноги, огляделся. Стоило ему вновь заметить Марко, как новый удар от невидимки не заставил себя ждать. Только на этот раз он был гораздо слабее: видимо, незримый боксер шибко потерял в силах после раны альбиноса. Наемник зло ощерился.

— Вот ты и попался, гаденыш! — Зашарил руками в поисках улетевшего куда-то пистолета.

Тот валялся в паре шагах в сторону, наполовину зарывшись в листву. Марко лишь на мгновение отвернулся, но, когда он вновь уставился на полянку, никого, кроме Анджея не было. Лишь едва колыхнулись ветки недалеких кустов, обрамлявших опушку. Чертыхнувшись, наемник вылез из оврага, оправился. Внимательно ощупал лицо: странно, но никаких видимых следов побоев не наблюдалось. Только пару царапин, полученных в падении.

Все еще настороже, внимательно поглядывая во все стороны, Марко вышел на открытое пространство. «Кобру» держал он наготове: чуть что, и схлопочет незваный гость пулю в лоб. Но вокруг было ни души, лишь ворочался и стонал Анджей, стараясь приподняться на ноги. Когда наконец-то ему это удалось, он, щурясь и морщась, проклиная при каждом движении «раскалывающуюся голову», заметил Марко.

— О, это ты, едрыть его через ногу за кочерыжку! Ох, моя бедная раскалывающаяся голова! Уважаемый Марко, у тебя никогда не было такого ощущения, что кто-то очень злой и весьма противный божеской воле колотит по макушке, будто по барабану. А голова пустая-пустая, как воздушный шарик на День Благословения!

— Хм, — Марко призадумался. — Было — после хорошей гулянки.

— Вот-вот! — наставительно заметил Анджей. — Ах, етить твою ж мать, чертяка — прости Господи! Но чегой-то я не припомню события, достойного подобного похмелья! И вообще, черт возьми — прости Господи! — я делаю в этом богом забытом лесу. Где Веллер и брат э-э-э… Войцех? Они уже вернулись из своего подземного путешествия?

— Ты ничего не помнишь?

— Ни капельки, етить твою ж мать! Хотя вертиться в голове всякая ерунда о новом мессии, светозарном пришествии… Ой, до чего же мне плохо! — Анджей уткнулся лицом в ладони и сдавленно заныл. Затем все-таки пришел в себя, с силой выдохнул, словно сгоняя наваждение, встал. Неожиданно взгляд его упал на что-то, видимое лишь ему одному. — Дудочка, — равнодушна заметил он. Покрутил в руках обычный вроде бы предмет.

У Марко при виде ненавистного музыкального инструмента вытянулось лицо — он вырвал его из рук поляка, одним движением переломал его. Тонкое дерево сухо хрустнуло, и обломки полетели в пожелтевшую траву.

— Эй! — возмутился было Анджей, но тут же сник под взглядом Марко. Таких страшных глаз он еще не видел: казалось, наемник готов разорвать его на части.

Потребовалось совсем немного времени, что он пришел в себя. Повернулся спиной, бросил через плечо:

— Из этого дерьма ты чуть не помер!

— Из-за дудочки?! — Анджей был искренне удивлен. Почесал курчавый затылок, добавил: — Это как?

— Тебе лучше не знать — пойдем!

К избушке они вышли уже затемно. Марко так и не заметил куда девались добрые несколько часов. Выходило, что они пробыли в лесу целый день, хотя ему казалось, что не более пары часов. Их ждали.

Как только Марко с Анджеем вышли из лесу, навстречу им поднялись Веллер и Войцех. Вид у них был изрядно помятый. У лже-монаха так и вообще голова была обмотана окровавленной тряпицей неизвестного происхождения.

— Где вы пропадали? — Кажется, Веллер злился: по нему трудно было определить чувства, которые он испытывал в данный момент. Независимо от ситуации на его лицо гуляла едва заметная лукавая ухмылка, будто он знал все тайны своего собеседника. Многих подобное поведение раздражало, но Марко знал своего брата слишком долго, чтобы на подобное обижаться. — Мы тут их, понимаешь, ждем, а они устроили романтическую прогулку в лесу…

Но стоило ему получше разглядеть брата и поляка, как у него тут же переменилось лицо.

— Вы…

— Да, — устало кивнул Марко. — Мы встретили Крысолова, да только крыски, подобные нам, не слишком любят такую музыку.

— Рассказывай.

И Марко выложил всю историю. От исчезновения Анджея и странной гипнотической музыки до невидимого боксера и мута-альбиноса, как две капли воды похожего на Белого. Чем больше его слушал Анджей, тем больше вытягивалось его лицо. Наконец, он не выдержал:

— Это все было со мной?! Совершенно ничего не помню!

— Тебе же лучше! — буркнул в ответ Марко. — Ну, а вы-то как? Судя по вашему виду, подземная экспедиция не обернулась увеселительной прогулкой.

— Весело-то было, да только в гробу я видывал такое веселье. Так, Войцех?

Лже-монах молча кивнул, сморщился, и аккуратно откинул больную голову на потемневшие от времени перила. Затем он начал рассказывать.