Братство

ГЛАВА XXXIV ПРИКЛЮЧЕНИЕ ТАЙМИ

В этот самый день Тайми вышла из дому, ведя одной рукой велосипед, а в другой держа легкий чемодан, и быстро свернула с Олд-сквер в проулок. Там она остановилась, поставила чемоданчик и дала свисток, подзывая кэб. Он подъехал к тротуару, и тут же какой-то оборванец, будто выскочивший прямо из-под земли, завладел ее чемоданом. В тощем небритом лице оборванца было страдание загнанного волка.

- Проваливай-ка, эй ты! - крикнул ему кэбмен.

- Ничего, пусть, - пробормотала Тайми. Оборванец поднял чемодан, поставил его в кэб и стоял неподвижно, дожидаясь, когда ему заплатят.

Тайми дала ему две мелкие монеты. Он молча глянул на них и ушел.

"Несчастный, - подумала она. - Вот одно из тех явлений, с которыми мы должны покончить в первую очередь".

Кэб двинулся в направлении Хайд-парка, и Тайми последовала за ним на велосипеде, стараясь держаться невозмутимо.

"Вот и конец прежней жизни, - думала она. - Я не должна предаваться романтическим бредням и воображать, будто совершаю что-то необыкновенное; все это надо воспринимать как само собой разумеющееся". - Она вдруг вспомнила красную физиономию "этого типа", мистера Пэрси. Если бы он видел ее сейчас, когда она навеки расстается с комфортом! "Как только приеду, сейчас же дам знать маме. Может приехать хоть завтра, пусть сама все увидит. Я не желаю, чтобы по поводу моего исчезновения устраивали истерики. Они все должны привыкнуть ж мысли, что я намерена быть в самой гуще жизни, и кто бы и что бы там ни думал, меня это не остановит".

Завидев приближающийся автомобиль, Тайми удивленно нахмурилась. Неужели это "тот тип"? Оказалось, что это вовсе не мистер Пэрси в своем "Дэмайере А-прим", но сидевший в машине был так на него похож, что, в общем, это не составляло разницы. Тайми коротко рассмеялась.

На деревьях и на воде в Хайд-парке плясал и искрился холодноватый свет, и, казалось, таким же танцующим холодноватым светом искрятся глаза девушки.

Кэбмен украдкой бросил на нее восхищенный взгляд, ясно говоривший: "Ну и лакомый кусочек!"

"Вот здесь купается дедушка, - подумала Тайми. - Бедный, милый дедушка. Мне жалко всех старых людей".

Проехав под тенью деревьев, кэб покатился по открытой дороге.

"Интересно, сколько "я" заключено в одном человеке, - размышляла Тайми. - Иной раз мне кажется, что во мне два "я". Дядя Хилери понял бы, что я имею в виду. Асфальт на тротуаре уже начинает отвратительно пахнуть, а ведь завтра еще только первое июня. Как-то там мама, очень ли огорчит ее мой отъезд? Вот было бы чудесно, если бы на свете не было огорчений!"

Кэб свернул в узкую улицу, справа и слева тянулись лавчонки.

"Как должно быть ужасно торговать в такой вот лавчонке! А какая все-таки масса людей на свете! Можно ли действительно сделать для них что-либо полезное? Мартин говорит, что главное - это каждому человеку делать свое дело. Но какое у человека самое главное дело?"

Кэб выехал на широкую нешумную площадь.

"Не буду ни о чем думать, - думала Тайми, - это опасно. А что если папа перестанет давать мне карманные деньги? Тогда мне придется зарабатывать себе на жизнь. Стану машинисткой или еще чем-нибудь в этом роде. Да нет, он не откажет, когда увидит, что мое решение твердо. И мама ему не позволит".

Кэб выехал на Юстон-Род, и опять широкая физиономия кэбмена вопросительно глянула на Тайми.

"Какая мерзкая улица, - думала Тайми, - какие у лондонцев унылые, некрасивые, вульгарные лица. И у всех такой вид, будто им на все наплевать, только бы как-нибудь протянуть день. За всю дорогу попалось только два привлекательных лица".

Кэб остановился перед табачной лавочкой на южной стороне дороги.

"И это здесь мне придется жить?" - подумала Тайми.

За открытой дверью шел узкий коридор, потом узкая лестница, покрытая линолеумом. Тайми вкатила велосипед в переднюю. Из лавочки вышел какой-то юноша еврейского вида и заговорил с ней.

- Ваш друг, молодой джентльмен, сказал, чтобы вы подождали его у себя в квартире.

Ласковые рыжевато-карие глаза юноши любовались ею.

- Снести ваш чемодан наверх, мисс?

- Спасибо, я сама справлюсь.

- Второй этаж, - сказал юноша.

Комнатки были тесные, чистые и опрятные. Тайми отнесла чемодан в спальню, выходившую на пустой двор, вернулась в маленькую гостиную и раскрыла окно. Внизу на улице хозяин табачной лавочки и кэбмен вступили в разговор. Тайми заметила, что оба они ухмыляются.

"Как ужасны и отвратительны мужчины!" - думала она, невесело поглядывая на улицу. Все казалось таким! мрачным, запутанным - пыль, жара, суматоха, - как будто это забавлялся какой-то дьявол, вороша муравьиную кучу. Ноздрей Тайми коснулась вонь керосина и навоза. "Как все непостижимо, как безобразно!.. Я никогда ничего не сделаю, никогда, никогда! - думала Тайми. - Но почему же не идет Мартин?"

Она опять пошла в спальню и открыла чемодан. Оттуда пахнуло лавандой, и перед Тайми вдруг встала ее белая спаленка в родительском доме, и деревья зеленого сада, и дрозды в траве.

Шаги на лестнице заставили ее вернуться в гостиную. В дверях стоял Мартин.

Тайми побежала было к нему, но круто остановилась.

- Ну вот видишь, я пришла. Что это тебе вздумалось снять комнаты в таком месте?

- Я здесь живу, через две двери от тебя. И здесь живет одна девушка, тоже из наших. Она тебя введет во все дела.

- Она леди?

Мартин передернул плечами.

- Да, она то, что принято называть леди. Но важно не это, важно то, что она настоящий человек. Ее ничто не остановит.

Тайми выслушала это определение высшей добродетели с таким выражением, точно говорила: "В меня ты не веришь, а вот в ту девушку - веришь. Ты нарочно поселил меня здесь, "чтобы она приглядывала за мной..."

Вслух она сказала:

- Я хочу послать вот эту телеграмму.

Мартин прочел текст.

- Напрасно ты струсила и хочешь рассказать матери о своих планах.

Тайми густо покраснела.

- Я не такая хладнокровная, как ты.

- Наше дело серьезное. Я тебя предупреждал, что незачем тебе и начинать, если ты в себе не уверена.

- Если ты хочешь, чтобы я осталась, старайся говорить со мной повежливее.

- Можешь не оставаться, это твое личное дело.

Тайми стояла у окна, кусая губы, чтобы не расплакаться. Позади нее раздался очень приятный голос:

- Нет, но какой же вы молодец, что пришли!

Тайми обернулась и увидела девушку - худенькую, хрупкую, не очень красивую: нос у нее был чуть-чуть с кривинкой, губы слегка улыбались, зеленоватые глаза были огромные, сияющие. На девушке было серое платье.

- Меня зовут Мэри Донг. Я живу над вами. Вы уже пили чай?

В этом! мягком! вопросе, который задала ей девушка с сияющими глазами и ласковой улыбкой, Тайми усмотрела насмешку.

- Да, пила, спасибо. Вы мне, пожалуйста, объясните, в чем будет состоять моя работа. Если можно, то лучше сейчас же.

Девушка в сером взглянула на Мартина.

- А может быть, отложим до завтра? Я уверена. что вы устали. Мистер Стоун, скажите же, что ей надо отдохнуть!

Взгляд Мартина говорил: "Да бросьте вы, ради бога, ваши телячьи нежности!"

- Если ты действительно хочешь серьезной работы, ты будешь делать то же самое, что и мисс Донт, - сказал Мартин. - Специальности у тебя нет никакой. Все, что ты можешь, это ходить в дома, проверять их благоустройство и условия, в которых живут дети.

Девушка в сером мягко сказала:

- Видите ли, мы ограничиваемся проблемой санитарных условий и детьми. Конечно, очень обидно и жестоко исключать взрослых и стариков, но денег у нас наверняка будет намного меньше, чем требуется... Эту часть дел приходится отложить на будущее.

Воцарилось молчание. Девушка с сияющими глазами добавила тихо:

- До 1950 года.

- Да, до 1950 года, - повторил за ней Мартин. Очевидно, то было какой-то заповедью их веры.

- Мне надо отослать телеграмму, - пробормотала Тайми.

Мартин взял у нее телеграмму и вышел. Оставшись одни, девушки сперва молчали. Девушка в сером платье робко поглядывала на Тайми, словно не зная, как ей расценить это юное создание, такое очаровательное, но бросавшее на нее хмурые, недоверчивые взгляды.

- По-моему, с вашей стороны просто чудесно, что вы пришли, - проговорила она наконец. - Я знаю, как привольно живется вам дома, ваш кузен часто мне о вас рассказывал. Правда, он изумительный человек?

На этот вопрос Тайми ничего не ответила.

- Как это все-таки ужасно, - сказала она, - рыскать по чужим домам...

Девушка в сером улыбнулась.

- Да, порой бывает трудно. Я занимаюсь этим уже полгода. Знаете, привыкаешь. Мне кажется, все самое худшее по своему адресу я уже выслушала.

Тайми передернуло.

- Видите ли, у вас скоро появится такое чувство, что вы просто должны пройти через это, - пояснила девушка в сером, и губы ее чуть тронула улыбка. - Мы все, конечно, понимаем, что дело наше необходимое, но среди нас больше всех на высоте ваш кузен, его, кажется, ничто не может обескуражить. У него какая-то особая жалость к людям, может, чуточку презрительная. Ни с кем так хорошо не работается, как с ним.

Через плечо своей новой подруги она глядела в тот внешний мир, где небо состояло сплошь из телеграфных проводов и горячей желтой пыли. Она не заметила, что Тайми мерит ее с головы до ног враждебным, ревнивым и в то же время каким-то жалким взглядом, словно вынужденная признать, что эта девушка стоит выше нее.

- Нет, я не могу здесь работать, - сказала вдруг Тайми.

Девушка в сером улыбнулась.

- Я сначала тоже так думала, - сказала она и добавила, любуясь Тайми: - Но, может быть, вам и в самом деле это не подходит, - вы такая хорошенькая. Возможно, вам поручат вести регистрацию, хотя, правду сказать, это очень скучно. Мы спросим вашего кузена.

- Нет, я или буду делать все, или ничего.

- Ну что же, - проговорила девушка в сером. - У меня на сегодня остался еще один дом, который надо обследовать. Хотите пойти?

Она вытащила из кармана юбки небольшую записную книжку.

- Совершенно не могу обходиться без кармана. Его хотя бы не потеряешь. Я за пять недель успела потерять четыре сумочки и две дюжины носовых платков, пока не поняла, что мне нужен карман. Боюсь, что дом, куда нам нужно идти, в общем, ужасное место.

- За меня не бойтесь, - сказала Тайми коротко.

На пороге табачной лавочки юный хозяин дышал вечерним воздухом. Он приветствовал девушек вежливой, но не очень чистой улыбкой.

- Добрый вечер, прелестные мисс, - проговорил он, - какой приятный вечер!

- Довольно противный человечек, - заметила девушка в сером, когда они с Тайми дошли до перекрестка. - Но у него острое чувство юмора.

- А! - только и сказала Тайми.

Они свернули в переулок и остановились перед домом, несомненно, видавшим лучшие дни. Стекла были в трещинах, двери давно не крашены, а через подвальное окно можно было видеть кучу тряпья, какого-то зловещего вида мужчину подле нее и полыхающий огонь. У Тайми перехватило дыхание, ноздри ей заполнила мерзкая вонь горящих тряпок. Тайми взглянула на свою спутницу. Чуть заметно улыбаясь, та сверяла что-то по своей записной книжке. В душе Тайми поднялось недоброе чувство, почти ненависть к этой девушке, которая могла оставаться невозмутимой, деловитой, невзирая на такие сцены и запахи.

Дверь им открыла молодая женщина с красным лицом, судя по всему, только что поднявшаяся с постели.

Девушка в сером сощурила свои сияющие глаза.

- Извините, пожалуйста, - сказала она. - Можно, мы на минуточку войдем? Мы собираем материал для отчета.

- Здесь собирать нечего, - ответила молодая женщина.

Но девушка в сером уже скользнула мимо нее, легко и быстро, как воплощенный дух приключений.

- Ну, конечно, я понимаю, но, знаете, так, просто чтоб соблюсти формальность.

- Когда умер муж, мне пришлось со многими вещами расстаться, - сказала молодая женщина, как будто оправдываясь. - Жизнь не легкая.

- Да-да, разумеется, но, наверное, не хуже моей: каково это мне вечно бродить по чужим домам!

Молодая женщина оторопела.

- Ваш хозяин плохо следит за ремонтом, - сказала девушка в сером. - Соседний дом тоже принадлежит ему?

Молодая женщина кивнула.

- Плохой у нас хозяин. Да и все они здесь такие, на нашей улице. Ничего от них не добьешься.

Девушка в сером подошла к грязной плетеной колыбели, в которой лежал, раскинув ручки и ножки, полуголый ребенок. Некрасивая маленькая девочка с толстыми красными щеками сидела тут же на табурете, рядом с открытым шкафчиком для провизии, в котором были навалены сухие мясные кости.

- Ваши детишки? - спросила девушка в сером. - Какие милочки!

На лице молодой женщины расцвела улыбка.

- Ребятки у меня здоровые.

- Вероятно, это не обо всех детях в этом доме можно сказать?

Молодая женщина ответила подчеркнуто резко, словно давая выход давнишней злобе:

- Трое ребятишек, что живут на втором этаже, еще ничего, во вот те, на самом верху!.. Я моим не разрешаю с ними водиться.

Тайми увидела, что рука ее новой приятельницы, как светлый голубок, порхнула над головкой ребенка в колыбели. В ответ на этот жест молодая мать кивнула и сказала:

- Вот-вот. Приходится потом отмывать их, как только они побывают с теми, верхними.

Девушка в сером взглянула на Тайми, словно хотела сказать: "Вот туда-то нам, очевидно, и надо идти".

- Уж такие-то грязнули, - пробормотала молодая женщина.

- Вам это, конечно, очень неприятно.

- Еще бы. Я ведь целый день занята стиркой, когда удается получить работу. Я не могу уследить за ребятишками, они бегают повсюду.

- Да, очень неприятно, - тихо повторила девушка в сером. - Я это все у себя запишу.

Вытаскивая записную книжку, в которую она принялась что-то энергично записывать, Мэри Донт выронила носовой платок, и вид его на грязном полу доставил Тайми какое-то странное удовольствие - так бывает, когда видишь, что у человека, выше тебя стоящего, отсутствует добродетель, которой сам ты обладаешь.

- Ну, не будем вас задерживать, миссис... миссис?..

- Клири.

- Миссис Клири. Сколько вашей дочке? Четыре? А маленькому? Два? Милочки! До свиданья!

В коридоре девушка в сером шепнула Тайми:

- Меня просто умиляет, когда мы гордимся тем, что мы лучше прочих. Это так бодрит и радует, не правда ли? Так как же, поднимемся, посмотрим на эту преисподнюю наверху?