Братство тибетского паука

XXIV

Май, 15, 1939 г., понедельник 22–15 по Гринвичу

В кабинет, запыхавшись от беготни по лестницам, вернулась мисс Львова. Она поставила на кресло свою шляпную коробку, проверила, плотно ли задернуты шторы, выбежала в коридор, убедилась в его заговорщицкой пустоте, захлопнула двери и заперла на задвижку, бросилась к Огасту и зашептала:

— Надо куда-то его деть, мистер Картрайт! Избавиться от него поскорее! Вы же мне поможете, правда? Мама так велела. Сказала, чтобы я отнесла череп вам. Сказала, вы знаете, где его спрятать… — мисс Львова говорила без остановки и нервно теребила атласные ленточки на коробке, пока они не соскользнули на пол все сразу. Девушка подняла крышку: — Вот он! Смотрите… Осторожнее! К нему нельзя прикасаться голыми руками — он может затмить разум и отобрать жизнь…

Внутри круглой картонки, бережно завернутый в индийскую шаль, лежал череп! Белоснежный и поблескивающий, как сахарная голова, идеально гладкий, неестественно вытянутой формы, так что сразу и не понять, человеческий или нет.

— Это череп моего дедушки, — мисс Львова густо покраснела и принялась объяснять: — То есть не так. Дедушка жив, он даже иногда присылал маме письма.

Только она ему не отвечала, даже не читала их никогда и мне не разрешала. Дедушка остался в Советской России, он там известный ученый-академик.

Когда Советов еще не было, дедушка был скромным приват-доцентом, он получил средства в императорском Географическом обществе и устроил экспедицию в Монголию, привез оттуда это — «святыню». Когда мама выходила замуж — отдал ей в приданное. Мамина семья жила очень скромно, не так, как князья Львовы.

Сколько себя помню, мы его всюду за собой таскали, прятали в шляпы на всех таможнях, выдавали за театральный реквизит, мама даже прозвала его Йорик, пыталась разговаривать с ним и огорчалась, что «святыня» ее не слышит, представляете? Такая глупость… Она не могла простить дедушке, что он связался с большевиками, тогда, еще до революции, и разбудил для них «святыню». Когда мы перебрались сюда, мама одолжила его графине Таффлет на время для какого-то доброго дела, так она сказала, — мисс Львова вздохнула. — Это я виновата… Надо было оставить череп здесь, в коттедже, когда леди Делия умерла! Пусть бы его нашла полиция, да кто угодно! Я могла его выбросить или утопить. Тогда никакой беды с мамой не случилось бы!

Девушка смотрела на череп, ее пушистые ресницы подрагивали.

Не вините себя, Анна, княгиня разыскала бы его даже на дне океана!

Наверное… Мама велела спрятать его. Если ей будет спокойнее, значит надо спрятать! Закопать. Только… я так его боюсь…

Пустые глазницы черепа казались бездонными, как зыбучие пески, они открывали врата в небытие… он сохранил голову… хранитель…

Могила ловчего на кладбище — вот куда надо отнести череп, пронеслось в сознании Огаста: теперь он знал, что следует предприянть:

Не бойтесь, Анна! Я знаю, где его спрятать.

Не говорите мне где, ладно?

Больше они не сказали друг другу ни слова — молча переложили череп в большую жестяную коробку из- под чая, обернув старой газетой. Перетянули коробку шпагатом, хранившимся в столе. Мистер Картрайт бережно прижал коробку к груди — от него требовалось не так уже много: пересечь парк за коттеджем, пролезть между прутьями ограды, а там до кладбища рукой подать!

Мисс Львова помогла ему неприметно выбраться в сад через веранду, он спрыгнул в ночную росу и побрел вперед. Колючие сорные травы цеплялись за брюки и умоляли остановиться, он то и дело спотыкался о низенькие садовые фонари. Похоже, эти миниатюрные порождения садово-парковой архитектуры уже забыли, когда их зажигали в последний раз, и сквозь подслеповатые стекла следили за огоньками светлячков с нескрываемой завистью. Ледяной ветер перебирал ветки деревьев — они отвечали тревожными шорохами, где-то вдали пронзительно и страшно кричали неведомые птицы, взяться за холодные прутья решетки было все равно что пожать руку призраку. Ночь уже вступила в свои права, залив все кругом глубокой чернильной тьмой, даже светлые песчаные тропки притворялись сиреневыми. Мраморные амуры, установленные вдоль аллеи, провожали его подозрительными взглядами.

Мистер Картрайт очень сожалел, что из опасения столкнуться с Маргарет не стал заходить на кухню: ему бы не помешал карманный фонарик, керосиновая лампа или хотя бы самая примитивная свеча! Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Огаст предпринял попытку выстроить недавние происшествия в единую причинно-следственную цепочку. С чего все началось?

Сэр Глэдстоун заключил пари, и группа джентльменов отправилась в Девон…

Нет! Не так.

Сначала появилась «святыня» — этот самый череп, который он держит в руках. Предмет, желанный для коллекционеров, этнографов и эзотериков, навлек настоящее проклятие на захолустное поселение в Девоншире — и привезла его княгиня Львова. Она передала «святыню» графине Таффлет. Почему?

Боялась держать у себя? Нет!

Княгиня — отважная женщина и никого не боялась

Ради денег? Тоже не: Львовы продолжали бедствовать.

Ради «дорогого дела»! Ну конечно: княгиня Львова не могла простить отцу, что он каким-то мистическим обрядом помог большевикам прийти к власти — «разбудил для них череп». Значит, графиня Таффлет — а она была хороший психолог, любому шантажисту приходится быть таковым — вполне могла заполучить вожделенный раритет, уверив женщину, что проведет обряд, который погрузит опасную «святыню» в сон.

Судя по финансовым записям благотворительного фонда, обряд, который собирались проводить, был делом не только «добрым», но и весьма дорогостоящим. Графине пришлось лишний раз потеребить тех, кто регулярно платил ей за свои былые грехи, ошибки и преступления. Чтобы припугнуть кого-то и изыскать дополнительные средства, леди Делия написала и грозилась опубликовать новую книгу.

В этот ключевой момент их злополучную пропагандистскую группу и снарядили для работы в Энн- Холле. Один из членов группы — археолог! — вообще не доехал до места дислокации. Способ убийства при помощи инъекции концентрированного возбудителя болезни выдает в его убийце профессионального медика.

Доктор Форестер поспешно избавился от трупа под предлогом эпидемической угрозы, как только узнал от местного журналиста, что имеются материалы, позволяющие опознать тело. Логично предположить, что умерший больной был хорошо известен здешней аристократии и представлял для нее угрозу.

Если признать, что все романы графини Таффлет имели своеобразную документальную основу, можно предположить, что археолог снабжал местных последователей возрожденного кровавого культа чем-то необходимым для их ритуалов…

Огаст на секунду остановился: ему показалось, что в траве мелькнул черный паук. Как он сразу не догадался о таком очевидном факте? Недавно все газеты трезвонили об организованной немецкими нацистами экспедиции в Тибет. Вполне возможно, что некий входивший в нее археолог смог вывезти оттуда ядовитых пауков и продать тому, кто смог предложить за них хорошую цену. Снова столкнувшись со своими покупателями лицом к лицу в Девоншире, он превращался в опасного свидетеля!

Следующей жертвой оказался сам доктор Форестер. Выбор необычного оружия убийства — вязальной спицы — позволяет предположить, что убийство было спонтанным. Доктор вполне мог потребовать у графини Таффлет «святыню» в оплату за оказанную услугу — убийство и последующую утилизацию тела археолога, ведь его собственные многолетние попытки изготовить идеальный череп (то ли для научных, то ли для эзотерических нужд) потерпели фиаско. Но старая леди, еще довольно крепкая, не пожелала делиться с доктором своим сокровищем.

Судья — как человек, искушенный в криминальных расследованиях, — быстро понял, что произошло, и обвинил графиню в убийстве доктора. Графиня со своей стороны пригрозила разоблачением всей остальной компании.

Но перессорившимся членам сельского клуба любителей охоты на лис пришлось пойти на компромисс и объединить усилия, на этот раз — чтобы покончить с троицей джентльменов, выдававших себя за индусов, чтобы скрыться от любопытных глаз и предпринять в здешних местах свое собственное расследование. В драке одному из них разбили голову, другого столкнули в воду, потом попытались устранить и третьего…

Талантливый, но неразборчивый в средствах хирург доктор Рихтер спас жизнь одному из молодых людей, подлатав его череп чужими костями, для чего лишил головы тело утопленника, и запутал все дело.

Что же приключилось с милейшим энтузиастом этнографии мистером Мак-Грегором, который выбыл из игры следующим? То же, что произошло с самим Огастом, примерившим перстень с ядовитым шипом. Ему досталась вещь, которая умеет защищаться: хотя череп, собранный доктором Форстером, не оправдал возлагавшихся на него ожиданий как ритуальный объект, но был не так прост и тоже умел защищаться. Всякий, кто брал его в руки, — будь то Мак-Грегор или Маргарет — испытывал галлюцинации, терял сознание или впадал в кому. Потому что череп пропитан какой-то мощной отравой. Возможно, ядом тибетских пауков? Надо попросить доктора Рихтера отковырнуть кусочек от этой штуки и сделать анализ! Связываться с другим доктором — леди Уолтроп — у Огаста не было ни малейшего желания.

Костлявая длань смерти подбиралась все ближе к самой графине Таффлет: под угрозой оказался ее маленький немой свидетель. Старая леди тепло относилась к мальчугану — Огаст не мог игнорировать это обстоятельство, поэтому ему пришлось существенно трансформировать версию инспектора Ньюпорта. Он предположил, что таинственный Некто — объект шантажа графини — просил устроить встречу со свидетелем, но, убедившись, что таковой действительно существует, попытался просто-напросто убить его! Графиня вступилась за ребенка, его тянули за руки в разные стороны, а, когда на шум подоспел отец мальчишки, ее противник уже успел скрыться. И вот садовник, человек физически крепкий, к тому же взрывного нрава, толкнул старую леди — та упала, ударившись головой о дверной косяк. Подлинный же убийца следил за этой сценой и воспользовался удачно подвернувшейся возможностью, чтобы покончить с графиней.

Но прежде чем лишить леди Делию жизни, он хотел узнать, где ушлая старушка хранит свою коллекцию компромата, и устроил ей допрос с пристрастием, окуная головой в корыто с мыльной водой. Но силы были слишком не равны — пожилая женщина умерла раньше, чем выдала свой секрет.

Трудно назвать человека, прибегающего к подобным методам, «джентльменом», но определенный социальный статус и воспитание за его действиями вполне просматривались: человек, принадлежащий к светскому кругу, может убить, но никогда не станет лично копаться в обувных коробках или урнах с мусором, оставив это грязное занятие прислуге. Челочек, числящий себя аристократам, будет забавляться, наживаясь на мелких и крупных страстишках ближних, но когда не унизится до вульгарной кражи! Скорее, он подрядит для такого малопочтенного мероприятия менее разборчивого в средствах мистера. Такого, кто согласен на любую работу, лишь бы она хорошо оплачивалась… Вроде американского летчика Вильямса.

Наемник пробрался во временное обиталище княгини Львовой, чтобы выкрасть магический череп, в уверенности, что женщина побежала смотреть на пожар вместе с прочими любопытствующими, но просчитался — и поплатился за свою ошибку жизнью.

Но всем этим эпизодам не хватало связующего звена, чтобы превратиться в цельную историю. Чья-то черная тень лежала на каждом эпизоде и не позволяла заглянуть в лицо тому, кто ее отбрасывал, как не позволял увидать своего лица палач из ночных кошмаров Огаста.

Тени бывают очень обманчивы и мало похожи на сам предмет. Когда на небе появляется полная луна, они так и рвутся зажить своей собственной жизнью. В блеклом свете тени вздыхали и норовили броситься вдогонку за джентльменом, понуро бредущим среди холмов и пустошей.

Огаст прибавил шагу, хотя передвигаться среди скользких могильных плит и разрушенных временем склепов было совсем непросто. Надгробие Джима Уотерса он отыскал быстро: споткнулся о перепачканный свежей землей заступ, который так и остался валяться рядом с могильной плитой. До сегодняшнего дня мистер Картрайт имел сугубо теоретическое представление о том, как функционирует это орудие труда. Заступ оказался тяжеленным! Он добросовестно попытался поддеть и приподнять им могильную плиту, но преуспел в том очень мало. Зато обнаружил, что надпись с нее исчезла — остались только имя и дата. В лунном свете может примерещиться и не такое, решил Огаст. Чтобы худо-бедно произвести земляные работы, пришлось подыскивать «святыне» временное пристанище: он пристроил коробку в один из провалов на выщербленной кирпичной кладке, поднял с земли пару кирпичей и загородил дыру ими, чтобы коробка не свалилась вниз.

Затем мистер Картрайт снял пиджак, поплевал на ладони — он не знал, чем этот нехитрый акт может ему помочь, но видел такое в фильме про золотоискателей. Дело действительно пошло быстрее — Огаст сковырнул слой зеленого дерна рядом с плитой и принялся ковырять рыхлую влажную землю, когда почувствовал, что на него надвигается черная тень. Громадный непроницаемый силуэт принес с собою знобящий холод и тревожный шорох. Тень подбиралась все ближе и ближе…

Он выронил заступ из рук, прикусил пальцы, чтобы не закричать, и замер, прислонившись спиной к стене часовни. Тень превратилась в фигуру и двигалась прямо на него, скрывая лицо под надвинутым капюшоном:

— Кто здесь? — громко и отчетливо спросил мистер Картрайт без всякой уверенности, что призраки боятся звуков. Рука призрака, облитая темной перчаткой, простерлась во тьме и накрыла его рот. Никогда не следует отказываться от тактики, успешность которой уже доказана, — Огаст без колебаний укусил ладонь.

Ай…. — вскрикнул призрак и, отдернув руку, прошипел: — Огаст? Ты чего? Сдурел?

Мардж?!?

Перестань орать!

Я не ору, — Огаст перешел на сдержанный шепот. — Что ты здесь делаешь?

А ты?

Иду в Энн-Холл.

Один, ночью, через кладбище? — леди Маргарет сбросила капюшон и тряхнула волосами. — Идиоткой меня считаешь?

Нет, Маргарет, что ты… Просто не ожидал встретить тебя посреди кладбища. Так правда гораздо ближе. Мистер Честер недавно показал нам короткую дорогу…

Ладно, раз ты все равно здесь, подержи! — она сунула ему в руки шелковый платок, в который было завернуто что-то круглое.

Пальцы Огаста задрожали:

Там что, ч-ч-череп?

Да, — Мардж схватила заступ и деловито пояснила: — Сейчас я закопаю этот идиотический череп в могилу на вечные времена. Понял?

Огаст кивнул и осторожно уточнил:

Угу. Кто тебя попросил это сделать, Маргарет?

Никто, — леди Уолтроп прислонилась к часовне рядом с ним, стащила перчатку, провела по лицу, как будто снимая невидимую паутину, и тихо добавила: — У меня все время звенит в голове, как будто комары там летают и жужжат. Только не смейся, Огаст, наверное, я уже свихнулась. Но я знаю, это из-за черепа, он меня зовет, просит закопать его поскорее…

Поделку из кабинета доктора Форестера? Ты не свихнулась, Мардж, это доктор был не в себе, он пропитал этот череп сильным ядом. Если взять череп голыми руками — начнутся галлюцинации, если держать долго — потеряешь сознание, впадешь в кому и умрешь!

Не бывает таких сильных ядов!

Мардж нахмурилась и закурила сигарету — догорающая спичка полетела вниз, но застряла в густой паутине, оплетавшей засохший кустик у склепа.

Бывает. Яд тибетских пауков! Убитый археолог привез их в Девон, графиня, каноник и доктор пытались устроить что-то вроде «паучьей фермы» в здешних подземельях: пауки боятся дневного света…

Огаст заглянул в шелковый узелок, а потом осторожно опустил сверток на землю.