Бразилия вчера и сегодня

Переворот 1 апреля 1964 г.

1 апреля 1964 г. останется навсегда одним из самых трагических дней в истории Бразилии. Переворот формально имел своей целью, как неоднократно утверждали его руководители, упорядочить политическое положение и спасти страну от угрозы анархии. В тайном циркуляре, разосланном накануне переворота воинским частям, начальник генерального штаба генерал Умберто де Аленкар Кастсло Бранко призвал армию не допустить «подчинения нации коммунизму Москвы»^{155}.

Подготовка к свержению буржуазно-националистического правительства Ж. Гуларта началась примерно за год до переворота.

В специальном издании для дипломатического корпуса и высшего руководства «Корреспонденсиа конфиденсиал» еще в августе 1963 г. отмечалось: «Военные признают, что процесс реформ может быть улучшен и активизирован лишь путем установления нового механизма управления сверху — вниз на основе правительственных декретов-законов, исключая тормозящее влияние демократической болтовни в конгрессе»^{156}.

Перед лицом укрепления единства левых сил высшее армейское командование приняло решение немедленно осуществить переворот и поставить заслон на пути революционного подъема. 23 марта 1964 г. состоялось секретное совещание ряда старших генералов с представителями крупной буржуазии и лидерами гражданской оппозиции, на котором было принято решение отстранить Ж. Гуларта от власти. Эти планы получили полное одобрение и поддержку монополий США, которые уже давно надеялись с помощью переворота укрепить свои позиции в Бразилии.

Тактический расчет внутренней и внешней реакции строился на том, чтобы неожиданным ударом осуществить верхушечный государственный переворот и вместе с тем не допустить развязывания затяжной гражданской войны. Главная роль отводилась армии. Традиционное объяснение, которое генералы использовали для обмана солдат, сводилось к утверждениям о том, что страна ввергнута в политический хаос и только армия может спасти Бразилию от анархии. Первоначально переворот намечался на вторую половину апреля, однако события заставили заговорщиков поспешить.

На рассвете 31 марта 1964 г. губернатор штата Минас-Жераис Магальясс Пинто, генералы Моурао Фильо и К. Л. Гуэдес по тревоге подняли 4 тыс. солдат гарнизона и 18 тыс. полицейских, начав вооруженный мятеж против центрального правительства. Военная полиция установила контроль на железнодорожных разъездах, вокзалах, шоссейных дорогах, бензоколонках и т. д. Все частные автомобили и автобусы были реквизированы, стратегические пункты взяты под контроль военных.

В поддержку мятежа сразу же выступил губернатор штата Сан-Паулу Адемар де Баррос, по приказу которого в городе было введено чрезвычайное положение. В штате Пернамбуку против правительства выступили части 4-й армии. Губернатор Рио-де-Жанейро Карлос Ласерда отдал приказ арестовать левых профсоюзных лидеров, собравшихся на экстренное заседание для выработки решения об отношении к мятежу. В ночь с 31 марта на 1 апреля мятеж поддержал командующий 2-й армией (Сан-Паулу) генерал Круэл.

Для президента Ж. Гуларта известие о начале мятежа означало конец его политической карьеры. С растерянным лицом, запутавшийся в политической игре, он отказывался верить, что все проиграно. Еще день-другой он пытался сопротивляться, но все его действия были вялыми и скорее напоминали желание хоть как-то прикрыть свое бессилие, чем решительную борьбу. В ночь на 2 апреля он бежал в Уругвай, куда заблаговременно отправил свою семью и перевел деньги в банк.

Некоторое время казалось, что речь идет лишь о личной судьбе президента, который показал полную неспособность опереться на поддержку народа и предпочел позорно бежать. Но на самом деле проблема была куда серьезнее, ибо решалось будущее всей нации, а вовсе не одного человека, хотя бы и занимающего высший административный пост. В чем же заключались причины быстрой победы реакции?

В конце 50-х — начале 60-х годов Бразилия вступила в полосу острого финансового и политического кризиса, вызванного засильем иностранного империализма, сохранением латифундизма и относительной слабостью местного капитализма. Противоречия между отсталой аграрной системой и потребностями развивающегося капитализма в земледелии, между латифундизмом и процессом индустриализации, между потребностями развития общественного производства и гнетом иностранного капитала в совокупности с обострением классовых и политических противоречий с каждым днем усугубляли кризисное состояние. Чем дальше страна погружалась в болото кризиса (экономического, социально-политического и идеологического), тем возможнее становилась революционная альтернатива.

В такой ситуации наиболее реакционные слои крупной буржуазии и связанная с ними верхушка генералитета видели выход в переходе от первоначального этапа госкапиталистического развития к построению государственно-монополистического общества по образцу Западной Европы и США. Для реализации этого пути надо было прежде всего найти более гибкие контакты с иностранным капиталом, подавить националистическое движение и классовую борьбу с целью укрепления утерянной социальной стабильности. Установление авторитарного режима должно было обеспечить ускоренный процесс модернизации бразильского капитализма на путях государственно-монополистических преобразований и интеграции с североамериканским капиталом. Для начала было важно всячески стимулировать инициативу бразильского частного капитала, укрепить позиции местных монополий, которым государство должно было оказать всемерную поддержку. Таким образом, в основе переворота 1964 г. лежала объективная потребность дальнейшего развития бразильского капитализма как системы. Эта потребность была реализована специфическим образом — при помощи военного режима. Страх перед революцией «снизу» заставил бразильскую буржуазию отказаться от представительной демократии. Армейская верхушка, тесно связанная с крупным капиталом, довольно чутко ощущала это, лишь дожидаясь удобного момента для выступления.

Кроме того, имелись и другие причины. В частности, весьма слабо организованным оказался лагерь левых сил. Националистическое массовое движение не отличалось выдержкой и единством. Для него было характерно преобладание вождистских традиций, эмоциональное возбуждение и расплывчатая политическая ориентация.

Революционный авангард пролетариата оказывал все большее воздействие на развитие антиимпериалистического движения и борьбу за коренные реформы, но еще не играл роль гегемона. Не был до конца преодолен и раскол самого рабочего класса. В ряде случаев левые силы занимали ошибочную линию, например в оценке роли армии. Союз рабочего класса с крестьянством практически отсутствовал или был крайне слабым. Довольно широкие слои трудящихся были распропагандированы буржуазной прессой и не имели устойчивого политического сознания, питали иллюзии в отношении правительства Ж. Гуларта. Некоторые почти полностью отождествляли куцый реформизм Ж. Гуларта с мирным путем развития революционно-освободительного движения, целиком и полностью уповая на инициативу «сверху».

Борьба за коренные реформы нередко не выходила за рамки революционной пропаганды, не всегда подкреплялась организованными боевыми выступлениями. Разгул «революционной фразы» вместо деловой практической работы в массах явился одним из наиболее вредных проявлений мелкобуржуазной стихии.

VI съезд Бразильской коммунистической партии, состоявшийся в декабре 1967 г., пришел к выводу, что военный переворот явился прежде всего следствием изменения политической позиции национальной буржуазии и мелкой городской буржуазии. Перед национальной буржуазией встала дилемма: либо встать на путь коренного решения проблем страны, либо капитулировать перед империализмом и его местными союзниками. Испытывая страх перед подъемом массового движения и ростом влияния идей социализма, не веря в способность правительства Гуларта «контролировать положение и сохранить классовую власть в условиях революционной ситуации, — писал в одной из своих статей Л. К. Престес, — национальная буржуазия предпочла пойти по второму пути и перешла в основном на позиции путчистов, увлекая за собой мелкую городскую буржуазию, также напуганную непосредственной опасностью коммунистической или «синдикалистской» революции…»^{157}.

Изощренная демагогия, развернутая реакционерами, дала свой эффект: довольно широкие массы городских средних слоев, крестьянства и часть рабочих, не говоря уже о буржуазии, заняли враждебную позицию в отношении правительства Ж. Гуларта. Особенно большие опасения у обывателя вызывала активность рабочего класса, укрепление единства действий профсоюзов, союз коммунистов и трабалистов-синдикалистов в борьбе за коренные реформы.

Идейным вдохновителем и организатором переворота явились самые реакционные круги местной крупной буржуазии и помещиков, а также высший армейский генералитет, руководящие чиновники госаппарата (губернаторы, префекты и т. д.). Недовольство «излишним радикализмом» Ж. Гуларта выражали также мелкобуржуазные круги, средняя национальная промышленно-финансовая буржуазия, непосредственно не связанная с государственным сектором.

Непоследовательность правительства Ж. Гуларта в борьбе с империализмом, его неспособность покончить с инфляцией и ростом цен, стремление влиять на рабочее движение «сверху» вызывали и растущее недовольство организованного пролетариата. В итоге основная часть рабочего класса, в том числе профсоюзы, руководимые трабалистами, оказалась не в состоянии защищать правительство Ж. Гуларта от ударов «справа», осталась в период переворота безучастной.

Исключительно важным, а может быть, даже и решающим фактором, способствовавшим победе правых сил, явилось капитулянтское поведение местной буржуазии и ее политических лидеров. Необыкновенная легкость проведения реакционного переворота весьма отчетливо подтвердила сделанный еще К. Марксом вывод о том, что часто буржуазия «слишком труслива, чтобы отстаивать свои собственные интересы»^{158}. Не случайно, что в первые же минуты переворота Ж. Гуларт, Л. Бризола и другие «вожди» национализма поспешили сделать вывод о том, что «объективные условия свидетельствуют о невозможности сопротивляться с какими-либо шансами на победу», что «сопротивляться в этих условиях было бы предательством народа». Так «герои» буржуазного национализма оправдывали свое трусливое поведение. Распад националистического массового движения, отказ его лидеров от дальнейших действий, переход реакции в наступление в корне изменили политическую обстановку в стране. Особенно неблагоприятным для организации сопротивления был тот фактор, что фактически вся армия выступила на стороне реакции и империализма, полагая, что защищает страну от «коммунистической анархии». В этих условиях любое вооруженное сопротивление могло привести к кровопролитной гражданской войне. Рабочий класс, вообще широкие слои трудящихся не были готовы к вооруженной борьбе и не собирались с оружием в руках защищать буржуазно-реформистское правительство Гуларта. Ситуация, таким образом, оказалась выгодной для реакции и крайне неблагоприятной для прогрессивных сил. Бразильская коммунистическая партия после трезвого анализа обстановки сочла невозможным организовать массовое вооруженное сопротивление. Начинать войну в одиночку, не имея поддержки масс, было бы катастрофой для авангарда рабочего класса и его партии. Коммунисты были вынуждены вновь уйти в подполье, взяв курс на политическую перегруппировку революционных сил с целью перспективного развития массового движения сопротивления.

В итоге победы правых сил эпоха буржуазной демократии и национализма вновь сменилась длительным периодом авторитарной власти. В первое время обязанности президента были возложены на председателя палаты депутатов, но фактически военно-политические группировки на местах действовали по своему усмотрению.

Спустя неделю, 9 апреля 1964 г. три военных министра, образовавшие так называемое революционное командование, издали свой первый институционный акт, который заменял конституцию 1946 г. Задача «демократической революции», по словам институционного акта, состояла в том, чтобы «восстановить порядок в экономике и финансах и уничтожить коммунистический нарыв, который заразил не только правительство, по и его административные органы»^{159}.

Все конституционные гарантии в связи с этим были приостановлены на шесть месяцев. Генералы объявили о том, что отныне по их приказу могут быть отменены политические права сроком на десять лет в отношении каждого, кто выступит против повой власти. По словам генерала Коста-э-Силва, «армия сегодня является самой сильной партией правительства», с помощью которой оно борется против «коммунистической интоксикации масс»^{160}.

Репрессии и террор были пущены в ход как основной метод стабилизации власти. В качестве первой меры были арестованы лидеры Всеобщего профсоюзного руководства трудящихся. Арестам подверглись также ближайшие сторонники Ж. Гуларта, главным образом члены трабалистской партии и Националистического парламентского фронта, которые были лишены политических прав сроком на десять лет. Новые власти провели чистку в армии. За две педели но всей стране было арестовано 8 тыс. человек, 40 членов парламента лишены мандатов.

Особенно тяжелый удар был нанесен по организациям рабочего класса — Бразильской коммунистической партии и прогрессивным профсоюзам. Партия была загнана в глубокое подполье, против ее лидеров возбуждено судебное дело. Многие профсоюзы объявлялись распущенными.

На какое-то время страна погрузилась в свинцовую тишину. С маниакальной решимостью реакция всячески старалась умертвить все вокруг себя, превратить страну в гигантскую военную казарму: была введена строжайшая цензура печати, отменена неприкосновенность частной переписки, закрыты демократические газеты и журналы, запрещена деятельность всех политических партий, изъяты из продажи произведения прогрессивных писателей. По приказу вооруженных сил Национальный союз студентов и руководство студенческих центров на факультетах было распущено, а многие члены руководства арестованы. Преследованиям подверглись видные деятели культуры.

По примеру американских маккартистов была создана центральная комиссия по расследованию, которой руководили военные. Лицам, занимающимся расследованием, предоставлялось право «арестовать на нужный срок любого человека, если это необходимо для выяснения фактов». По заявлению двух французских юристов, посетивших Бразилию, диктатура ввела в широкую практику физические пытки^{161}.

Полицейская слежка, эскалация террора имели целью запугать население, заставить народ смириться, встать на колени. Никогда еще Бразилия не знала столь неограниченного насилия. По словам бывшего депутата конгресса М. Говаса, «страна превратилась в огромный полицейский участок»^{162}.

Удалив главных противников с политической арены, реакция обеспечила себе свободу действий. 15 апреля 1964 г. на пост временного президента республики был «избран» маршал Кастело Бранко, который управлял страной до 15 марта 1967 г. Затем пост президента занял маршал Коста-э-Сипва, а с октября 1969 г. до 1974 г. — маршал Гаррастазу Медиси. В марте 1974 г. президентом стал генерал Эрпесто Гейзел. Некоторая разница в политике четырех военных президентов не меняет единой социальной функции режима. Главное состоит в том, что самые реакционные слои местной монополистической буржуазии усилили свою власть за счет передачи управленческих функций в руки высшего офицерства. В стране возникло нечто вроде военно-государственного капитализма. На определенных этапах милитаристы могли «сверху» навязывать свою волю всем, в том числе и буржуазия, возвыситься над ней, пользуясь рычагами политической власти. Но эти моменты были всегда преходящи и недолговременны, ибо экономическая мощь концентрировалась в руках наиболее реакционных групп крупной бразильской буржуазии и иностранных монополий. Защите их интересов и служит диктатура прежде всего.

Идеология и политика военного режима

Военный режим, утвердившийся в 1964 г., имеет свою собственную идеологическую платформу. Ее корни уходят в эпоху 30-х годов, когда лидеры правого крыла офицеров-чиновников выступили в поддержку авторитарных методов правления. В последующие десятилетия армия неоднократно вмешивалась в большую политику, отводя себе роль суперарбитра. В период администрации Ж. Гуларта среди высшего генералитета окончательно выкристаллизовалось мнение о необходимости сильной авторитарной власти. Главные задачи, которые опа должна была бы в первую очередь решить, сводились к следующему:

1) гарантировать национальное единство и безопасность как против внешнего, так и против внутреннего врага, чтобы не допустить установления «синдикалистско-коммунистической диктатуры», для чего силой подавлять всякое массовое движение, прежде всего рабочее движение;

2) «восстановить дисциплину, иерархию, общественный порядок, моральные ценности, права частной собственности»;

3) стимулировать деловую активность, гарантировать вклады иностранных инвесторов, стабилизировать валюту^{163}.

По справедливой оценке известного политического деятеля конгрессмена Жозе Мартинс Родригеса, военный режим исходит «из философии авторитаризма, стремясь полностью подавить какую-либо инициативу по усовершенствованию политической и социальной системы»^{164}.

Защищая прежде всего интересы местных и иностранных монополий, реакционная военщина выдвинула свою особую идеологическую платформу, так называемую «идеологию национальной безопасности».

Эту идеологию наиболее полно сформулировал журнал «Вооруженная нация» («Naçāo Armada»), первый номер которого вышел в марте 1968 г. в честь четырехлетней годовщины со дня переворота. Генерал Оснелли Мартинелли, один из руководителей журнала, так объяснил название издания: «Вооруженная нация — это современное государство, способное гарантировать процветание своего народа и осуществить свой суверенитет в международной стратегии»^{165}.

Характерной чертой идеологии современного бразильского милитаризма является спекулятивное утверждение о логической взаимосвязи движения тенентистов в 20— 30-х годах с переворотом. «Движение 1964 г., — подчеркивал журнал, — явилось фактором обновления и актуализации революционного процесса, начатого восстаниями 1922, 1924 и 1930 гг.»^{166}

Многие руководители военного режима в свое время действительно участвовали в тенентистском движении, некоторые активно боролись против паулистской кофейной олигархии, поддерживали диктаторский режим Ж. Варгаса. За истекшие годы они, однако, полностью переродились, установили тесные контакты с монополиями, латифундистами, банками, превратились в буржуазную военную элиту. Идеалы революционного тенентизма, которыми они так охотно спекулируют, в корне противоречат идеологии современного режима, который выступает против революционно-освободительного движения.

Милитаристская идеология тем не менее трактуется как «теоретическая концепция бразильской революции», под которой подразумевается общий прогресс экономического, социального, политического и культурного развития страны «с целью удовлетворения национальных задач в борьбе с экономическим хаосом, коммунистической угрозой, политическим, административным и моральным разложением». Сила бразильской «революции», по мнению генералов, заключается в «единстве военнослужащих и гражданских лиц в управлении обществом и государством». При этом выдвигается идея о создании на этой основе некой новой «военно-революционной власти», так как чисто «милитаристская автократия по своей сути противоречит духу бразильской революции»^{167}. Милитаристская концепция исходит из того, что «военно-революционная власть» необходима для того, чтобы прекратить борьбу классов и подготовить условия для «новой и истинной гражданской власти», создания «нового революционного государства». Цель «военно-революционного» этапа, который может быть продолжительным, состоит в том, чтобы обеспечить «единство развития и национальной безопасности».

Официальную интерпретацию проблемы национальной безопасности дал маршал Кастело Бранко. В марте 1967 г. он, будучи президентом республики, выступая в Высшей военной школе, сформулировал основные принципиальные положения повой концепции безопасности. Прежде, заявил он, под национальной безопасностью подразумевалась исключительно оборона от внешнего вторжения. В современных условиях этого недостаточно, ибо безопасность — это «глобальная оборона всех институтов, включая и психо-социальные аспекты, с целью обеспечения развития и внутренней политической стабильности… опа включает защиту от внутренней агрессии, выраженной в проникновении и распространении враждебной идеологии или партизанском движении, которые ныне являются более возможными формами конфликта, чем внешнее вторжение»^{168}.

В основе идеологии и политики военного режима лежит стремление не только сохранить Бразилию в капиталистической системе и пресечь любые проявления революционной борьбы, но и превратить страну в своеобразного жандарма Латинской Америки, который встал бы на пути пресловутой «агрессии международного коммунизма». По словам Кастело Бранко, национальный суверенитет — это понятие, утратившее прежний смысл, ибо речь-де идет о защите всего «христианского Запада». Развивая эту идею, тогдашний министр иностранных дел Ж. Магальяеш говорил: «Бразилия признает Соединенные Штаты лидером свободного мира и стражем принципов, вдохновляющих западную цивилизацию». Отсюда делался вывод о том, что «в наше время необходимо жертвовать частью национального суверенитета; взаимозависимость должна заменить независимость»^{169}.

Таков был одни из постулатов военно-политической концепции защиты капитализма и поддержки неоколониалистского курса США в новых исторических условиях, когда под влиянием кубинской революции в Латинской Америке развернулись боевые демократические и антиимпериалистические движения, которые открывали путь к социализму. Бразилии в стратегии империализма отводилась особая роль. В своей политике бразильская диктатура всегда следовала и следует в фарватере империалистической политики США: она разорвала отношения с Кубой, отправила войска для участия в преступной агрессии против народа Доминиканской Республики, официально поддержала вооруженные акции империализма во Вьетнаме и Конго, преступные действия салазаровского режима против народов Анголы и Мозамбика. Бразильская военщина непосредственно участвовала в свержении националистического правительства Торреса в Боливии, в организации свержения правительства Народного единства в Чили^{170}.

Подлинный характер режима, установленного в 1964 г., проявляется и в сфере внутренней политики, особенно в организации антидемократической системы государственного управления.

Отменив конституцию 1946 г., диктатура основным методом управления избрала чрезвычайное законодательство. Возникла целая цепь так называемых институционных актов, заменяющих собой конституцию, а после принятия нового основного закона в 1967 г. дополняющих или уточняющих его.

Первый институционный акт от 9 апреля 1964 г. ставил вне закона любую оппозицию. 27 октября 1965 г. был издан второй институционный акт, направленный на дальнейшее подчинение законодательной и юридической власти военному правительству, которое получило право изд’авать декреты-законы. Процесс усиления авторитарных методов управления особенно углубился в связи с принятием институционного акта № 5 (декабрь 1968 г.), который ставил конгресс фактически в бесправное положение. Кульминационным моментом в эскалации террора явилось издание закона о введении смертной казни, которая была отменена в Бразилии еще в 1817 г.

С целью замаскировать авторитарный характер военного режима в Бразилии был созван конгресс, а с 1965 г. разрешено действие двух политических партий: правительственной — Национальный союз обновления (АРЕНА) и оппозиционной — Бразильское демократическое движение (МДБ). Первая объединила представителей самых различных партий и группировок, которые полностью поддержали переворот 1964 г. Первоначально партия АРЕНА представляла собой проправительственную фракцию в конгрессе — так называемый Революционный парламентский блок. Его большинство составляли члены прежней буржуазной реакционной партии Национально-демократический союз и так называемой Социал-демократической партии. Блок поддержали и представители других партий.

По словам газеты «Коррейо да Манья», партия АРЕНА не обладает монолитностью, ибо «состоит из различных, подчас антагонистических групп, которые объединены лишь обязанностью поддерживать правительство и надеждой получить подачку от президента в обмен на поддержку его политики». Руководящие позиции среди «обновленцев» захватили реакционные деятели: Филинто Мюллер, Пераччи Барселос, Мурило Бадарб, Марко Антонио Масиэл, Даниэл Фарако и др.

Национальный президент партии «обновленцев» сеньор Филинто Мюллер (в 30-е годы тесно связанный с движением интегралистов), защищая военную диктатуру, выдвинул тезис об «исторической смерти либерализма», на смену которому, дескать, закономерно приходит тоталитаризм^{171}. Чтобы оправдать политику своей партии в глазах народа, Ф. Мюллер доказывал, что «обновленцы» играют особую роль, ибо являются «партиен внутри революции», которая под руководством военных якобы продлится до 2000 г. Лишь после этого можно будет приступить к реорганизации политического управления жизнью нового поколения.

Демагогия Ф. Мюллера и других лидеров партии «обновленцев» не знает границ. Так, вопреки очевидным фактам, в специальном обращении к конгрессу 2 августа 1971 г. Ф. Мюллер следующим образом оценивал ситуацию: «Реальность говорит о том, что страна живет в мире, бразильский народ целиком удовлетворен, поглощен нормальным трудом, демократические институты активно функционируют… Правительство поэтому не видит смысла в каком-либо изменении политической системы. Наша партия полностью поддерживает правительство»^{172}.

Активная псевдорадикальная пропаганда «обновленцев» способствовала тому, что на выборах в конгресс (1966 г.) они получили 8,7 млн. голосов, а в 1970 г. еще больше — 10,8 млн. голосов. Однако в 1970 г. из 29,2 млн. избирателей 13,6 млн. человек «проголосовали» пустыми бюллетенями или вообще уклонились от голосования. Если же к этому присоединить 4,7 млн. голосов, собранных «демократами», то окажется, что правительственная партия оказалась в проигрыше. В 1974 г. АРЕНА потерпела новое поражение на выборах, собрав лишь меньшинство голосов. Это обстоятельство позволяет сделать вывод о сужении социальной базы военного режима и ослаблении политического влияния «обновленцев».

В этих условиях постепенно стала набирать силу легально-оппозиционная буржуазная партия «Бразильское демократическое движение». Правда, в течение ряда лет она фактически себя никак не проявляла. В своем большинстве эта партия состоит из бывших трабалистов. Вначале в отношении «демократов» почти официально употреблялся термин «невидимая оппозиция», «карманная оппозиция» и т. п. Как писал журнал «У Крузеиру», «никто не знает точно, кто ее лидеры, какова ее ориентация в отношении правительства и режима»^{173}. Тем не менее даже и такая ситуация не устраивала диктатуру. Стоило нескольким членам оппозиции высказать критические замечания в адрес правительства, как тут же последовали чрезвычайные меры: из конгресса были изгнаны наиболее «опасные критики» режима. Однако преследования привели лишь к дальнейшему обострению отношений между военным правительством и буржуазно-либеральными демократами. Демократическая партия, стремясь повысить свой престиж в глазах широких масс, заметно изменила свои программные установки. Первоначально в учредительном манифесте, зачитанном в конгрессе 10 февраля 1966 г., еще очень туманно и завуалированно высказывалась идея протеста против диктатуры в защиту «правового метода урегулирования хаоса путем восстановления системы представительной демократии». Манифест кончался призывом к единению сторонников «демократии, мира, развития и прогресса»^{174}. «Демократы», по словам их лидера в сенате Нелсона Карнейро, стремились использовать только легальные средства в достижении своих целей по восстановлению демократии. Депутаты МДБ в конгрессе весьма осторожно выступали с обличительными речами против режима, политических заключений, нарушений демократии, по даже и эти робкие попытки критики играли положительную роль, способствуя постепенному формированию общественного мнения. Постепенно наиболее радикальные элементы демократической партии заняли более решительную позицию.

Все усилия диктатуры предотвратить обострение социальных и политических противоречий в стране «на путях обеспечения национальной безопасности» провалились. Социальная база режима неумолимо сужалась.

Не дало ожидаемого эффекта и так называемое «бразильское чудо», о котором до сих пор трубит буржуазная пропаганда.

За фасадом «бразильского чуда»

Под «бразильским чудом» подразумевается обычно ускорение темпов экономического роста (с 1967 г. примерно на 10 % в год), снижение инфляции, удвоение экспорта, рост валютных запасов, успехи в индустриализации и т. д. При этом буржуазные ученые объясняют экономический бум тем обстоятельством, что для него были созданы в годы диктатуры наиболее благоприятные условия и долговременные стимулы. По их мнению, ориентация на сотрудничество с иностранным капиталом, поддержка со стороны государства крупного национального капитала, развитие внешней торговли, привлечение иностранных вкладчиков капитала, прочная социальная стабильность, создают наиболее благоприятный климат для экономической стабилизации. Это в свою очередь позволяет укрепить «национальную безопасность» и политическую устойчивость.

Отсюда делается вывод о заинтересованности бразильского народа в дальнейшем осуществлении данной «модели» экономического развития, блага которого якобы достаются всем классам и слоям с помощью так называемой политики «социального соучастия». При этом подразумевается, что дальнейший рост экономического потенциала страны будет зависеть от укрепления «социальной интеграции» общества. Экономическое «чудо», таким образом, оказывается тесно связанным с «чудом» социальным: Бразилия быстро развивается экономически потому, что после 1964 г. в стране достигнут «социальный мир», «партнерство», «соучастие». Буржуазная пропаганда стремилась и стремится «убедить трудящиеся массы, что сегодняшние лишения будут вознаграждены в будущем процветанием и гарантией строительства лучшей Бразилии для новых поколений»^{175}. Социальная демагогия и обещания, призывы к классовому сотрудничеству, пугание «тоталитарным коммунизмом» были призваны дезориентировать массы, привлечь их к поддержке диктатуры, заставить трудящихся интенсифицировать свой труд до предела.

В то же самое время по июньскому декрету 1964 г. все стачки по политическим, партийным, религиозным или социальным мотивам, а также стачки солидарности объявлялись запрещенными. Многие отрасли были отнесены к категории «основных» и на них забастовки также не разрешались.

В апреле 1965 г. была объявлена «новая политика» в отношении профсоюзов. «Бразильский профсоюз, — как заявил министр труда, — представляет только профессиональные или экономические интересы, но ни в коем случае не политико-партийные, не философские и не религиозные…»^{176}. По случаю «Дня труда», который в Бразилии отмечается 1-го мая, министр ничтоже сумняшеся заявил, что «бразильский рабочий класс отмечает теперь этот день в обстановке полной демократии и свободы, защищая вместе с правительством порядок и свободу»^{177}.

«Синдикализм нового типа», который провозгласили военные, фактически означал установление самого строгого полицейского контроля над профсоюзами и подавление рабочего движения.

Чтобы не допустить обострения противоречий между рабочими и предпринимателями, в конце 1970 — начале 1971 г. был разработан правительственный план социальной интеграции. Цель состояла в том, чтобы осуществить программу «объединения рабочих и предпринимателей». Речь шла об участии рабочих в прибылях, создании за счет отчислений от их зарплаты и прибылей предприятия специального фонда участия. С помощью этих мер предполагалось привязать рабочего к предприятию, заставить его работать еще более напряженно, не прибегать к забастовкам, т. е. отказаться от борьбы в защиту своих интересов.

Социальная политика военной диктатуры привела к ликвидации многих важных завоеваний, достигнутых трудящимися в предшествующие годы. «Диктатура в глазах миллионов бразильцев, — подчеркивала коммунистическая газета «Воз Операриа», — показала себя как главный враг трудящихся»^{178}.

В своей экономической политике военные правительства стремились всемерно стимулировать развитие государственно-монополистических тенденций. Эта операция, разумеется, оказалась весьма болезненной для значительной части местной буржуазии, однако монополистическая верхушка, стоявшая за спиной армии, нисколько не смущалась этим обстоятельством. Более того, опа поставила себе на службу государственно-капиталистический сектор, контролировавший примерно треть национальной промышленности.

В итоге такой политики в Бразилии резко повысилась концентрация производства и капитала, сотни мелких фирм разорились или были поглощены более крупными. Усилилось слияние банковского и промышленного капиталов, укрепилась местная финансовая олигархия. Всего 400–500 самых богатых семейств образовали господствующую элиту^{179}. Интересы этой верхушки бразильской буржуазии и землевладельческой олигархии в первую очередь и защищал военный режим. При этом была оказана всемерная поддержка крупному частному капиталу, в ряде случаев правительство прибегало к денационализации, хотя и не отказывалось от предпочтительного развития ведущих отраслей государственного сектора (нефть, атомная промышленность, металлургия, энергетика и др.). Главной экономической функцией диктатуры стала перестройка хозяйственной структуры страны на государственно-монополистический лад за счет усиленной эксплуатации трудящихся.

Политика правительства в области заработной платы привела к падению реальных доходов рабочих с 1965 г. по 1968 г. на 40 %, стоимость жизни резко возросла, доля трудящихся в национальном доходе сократилась. Одновременно еще более массовые масштабы приняла безработица, достигнув почти 15 млн. человек^{180}. В результате «чуда» Бразилия оказалась в еще большей экономической и военно-политической зависимости от империализма США. По словам буржуазной газеты «Корейо да Маньа», ситуация в стране в результате военного правления ухудшилась: «После того как было сломлено сопротивление националистической буржуазии, разорены средние классы, отменены права профсоюзов на забастовку, с помощью полицейского террора подавлена борьба трудящихся, страна фактически оказалась на положении колонии»^{181}.

Военная диктатура не решила, и не могла решить ни одну из экономических, социальных и политических проблем. Она не сумела вырвать страну из тенет зависимости, не смогла обеспечить «социальную интеграцию». В бразильском обществе еще больше углубились классовые противоречия, что неизбежно привело к возрождению демократического движения и консолидации антидиктаторских сил.

Борьба продолжается

В первые месяцы после переворота 1964 г. прогрессивные силы находились в состоянии крайней подавленности. По словам буржуазной газеты «Жорнал до Бразил», в течение первых шести месяцев после переворота «ничто не мешало властям проводить намеченные меры. Конгресс был бессилен. Политические партии погрузились в зимнюю спячку. Профсоюзы были лишены права голоса. Пресса в общем и целом приумолкла. Правосудие ослепло. Студенты не создавали затруднений. Политическая оппозиция не проявлялась даже во время богослужений… Не было зарегистрировано ни малейшего слуха об антиправительственном заговоре среди военных, не было никаких забастовок»^{182}.

Эта оценка соответствовала действительному состоянию. Однако такое положение не могло продолжаться долго. Антидемократическая политика военного режима, ухудшение экономического положения народа вызвало резкое обострение классовых антагонизмов.

Наиболее организованные отряды рабочего класса выступили против диктатуры вскоре после переворота, хотя вначале это были локальные эпизоды. Примерно спустя год в стране стало постепенно возрождаться рабочее движение. Отдельные отряды рабочих вновь использовали оружие забастовки, добиваясь увеличения заработной платы, выполнения коллективных договоров и уплаты задерживаемого жалованья.

Развитие рабочего движения было крайне затруднено ввиду установления правительственного контроля над профсоюзами. Многие после 1964 г. потеряли веру в свои силы, заняли позицию пассивного ожидания. И тем не менее рабочее движение шаг за шагом набирало силы, преодолевая растерянность и дезорганизацию.

Первое крупное выступление пролетариата произошло в сентябре 1965 г., когда Забастовали 80 тыс. металлистов Рио-де-Жаиейро. В январе 1966 г. 60 тыс. служащих коммунального хозяйства в штате Гуанабара начали кампанию с требованием повысить минимум Зарплаты. Военная полиция штата выступила против бастующих. В поселке Маже рабочие дали отпор полицейским, но были забросаны бомбами со слезоточивым газом.

Вместе с прогрессивными рабочими организациями против диктатуры активно выступили бразильские студенты. В июне 1965 г. на улицу вышло 10 тыс. студентов Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро и других городов с требованием прекратить политический террор. В марте 1966 г. студенты вновь организовали антиправительственную демонстрацию. В штате Риу-Гранди-ду-Сул, в апреле 1967 г., молодые патриоты прошли по улицам городов с завязанными ртами в знак протеста против произвола военных властей.

Все более решительно выступали против диктатуры городские средние слои, особенно прогрессивная интеллигенция. Критика диктатуры становилась все более решительной и со стороны оппозиционной партии «Бразильское демократическое движение». Третий национальный съезд этой партии, состоявшийся в июне 1967 г., выдвинул весьма широкую платформу требований. «Демократы» выступали за политическую реорганизацию власти и демократизацию общества, свободу деятельности партий, восстановление конституционных прав личности и ассоциаций, приоритет гражданской власти. По существу речь шла об отказе от режима военной диктатуры.

В области экономики «демократы» выступали за планирование, принятие мер против голода и нищеты, обеспечение занятости, стимулирование частной национальной инициативы, развитие госсектора и т. д. Средством для достижения цели выдвигалась национализация энергетики, транспорта, добывающей промышленности и главных институтов инфраструктуры, введение государственной монополии на атомную энергетику, ее использование в мирных целях. В области труда и занятости демократы защищали идею о свободе профсоюзов, праве на забастовку, участии рабочих в прибылях и управлении^{183}.

Спустя некоторое время, в повой декларации, принятой в апреле 1971 г., «демократы» южного штата Риу-Гранди-ду-Сул выступили за восстановление права, справедливости и свобод для бразильского народа. «Главная задача — восстановление правового государства, экономически сильного, политически свободного и социально справедливого». В декларации выдвигалась цель объединить оппозицию, создать крепкую партию во главе с единым национальным политическим центром. Конкретные требования «демократов» представляли собой перечень из 20 пунктов, которые включали объявление широкой амнистии, восстановление конституционности, свободу печати, участие трудящихся в политической жизни, проведение аграрной реформы, контроль над внешними займами, осуществление независимой внешней политики^{184}. «Демократы» штата Пернамбуку в июне 1971 г. в своем обращении к народу писали: «Мы выступаем за союз гражданских лиц и военных, национальных предпринимателей, священников, городских и сельских трудящихся, студентов, интеллигенции, всего народа с целью установления демократического и националистического государства»^{185}. Такую позицию занимали отнюдь не все члены оппозиционной буржуазно-реформистской партии. Многие из них защищали верноподданнический курс. В итоге в апреле 1972 г. партия «Бразильское демократическое движение» раскололась на два течения: «умеренное» во главе с депутатом И. Гимараешом, собравшее на съезде партии 200 голосов, и «истинное» во главе с депутатами конгресса Ж. Марины» и Н. Карпейро. В конце 1972 г. наметилось даже третье течение — так называемых «приспособленцев» во главе с О. Керсиа. В декабре 1972 г. последние на своем совещании приняли особую декларацию принципов. Ее суть сводилась к политике «сосуществования с революционным (т. е. военным. — Б. К.) режимом»^{186}.

Расслоение МДБ открыло определенные возможности для консолидации антидиктаторских сил, в том числе между коммунистами и наиболее прогрессивными представителями демократической партии. Этот процесс приобрел реальные очертания еще в 1968 г. 26 июня 1968 г. в Рио-де-Жанейро состоялась 100-тысячная демонстрация против диктатуры. Первыми выступили студенты университета. Полицейские репрессии и убийство одного из студентов вызвали негодование широких масс городского населения — рабочих, служащих, интеллигенции. В знак солидарности начались манифестации в других городах страны.

С целью подорвать возрождение массового движения реакционные силы главный удар направили против коммунистов, стремясь любыми силами изолировать их от масс. В Сан-Паулу и ряде других центров резко активизировалась кампания антикоммунистического террора. Здесь были созданы две террористические группы — Антикоммунистическое движение и Команда по преследованию коммунистов.

В резолюции ЦК КПБ, принятой в сентябре 1968 г., указывалось: «Диктатура стремится- всячески использовать акты террора в своих интересах с целью деморализации и запугивания масс, изоляции коммунистов от других антидиктаторских течений… ультрареакционные группы господствующей военщины стимулируют и развивают эти террористические акты». От руки наемных убийц погибло несколько героев-патриотов. Но цель, которую ставила реакция, не была достигнута. Ряды БКП не только не ослабли, а, напротив, окрепли.

В 1967 г. из БКП были исключены ультралевацкие элементы, создавшие свою группировку под названием «Компартия Бразилии». Вследствие ее откровенного антисоветизма эта группировка не завоевала популярности среди трудящихся. Ряд ультралевых элементов попытались развязать партизанскую войну в городах силами небольших вооруженных групп, в полном отрыве от масс. Этот авантюристический курс «заблуждающихся патриотов» полностью провалился.

Бразильская коммунистическая партия выдвинула в качестве главной задачи борьбу за «свержение диктатуры и создание нового правительства всех антидиктаторских сил, которое обеспечит свободу народу и гарантирует возрождение демократического процесса»^{187}. Успех этой борьбы, справедливо подчеркивали коммунисты, будет обеспечен лишь при условии единства всех политических течений и групп, противостоящих диктатуре. Таким образом, была выдвинута идея формирования широкого оппозиционного фронта демократических сил.

Шестой съезд Бразильской коммунистической партии, состоявшийся в декабре 1967 г., всесторонне охарактеризовал новую расстановку классовых сил, определил цели и задачи борьбы. Только при условии боевого единства всех прогрессивных сил, и прежде всего единства рабочего класса, мелкой городской буржуазии и крестьянства, «борьба против диктатуры, — по словам Л. К. Престеса, — может пойти по такому направлению, что ее свержение приведет к крушению самого существующего социального строя»^{188}. Съезд указал, что уничтожение диктатуры возможно как через невооруженную борьбу, так и с помощью вооруженного восстания или гражданской войны. «Может случиться так, что партия и массы должны будут прибегнуть к другим, более элементарным формам вооруженной борьбы или просто к самозащите. В этом случае будут сочетаться мирные — легальные или подпольные — формы борьбы и формы вооруженной борьбы с ограниченными целями»^{189}.

Курс на объединение антидиктаторских сил способствовал тому, что все более широкие слои стали втягиваться в движение за восстановление демократии. Под влиянием масс против диктаторского режима выступили 230 (из 245) католических епископов, тысячи профессоров, учителей. В 1968 г. левые католики основали Движение за справедливость и мир. Углубление конфликта между католической церковью и диктатурой свидетельствовало о нарастании серьезных противоречий между власть имущими и большинством народа. Отвечая на вопрос о путях борьбы с диктатурой, архиепископ Э. Камара высказался за тактику «мирного насилия»: «Это не тот путь, на который вступила молодежь, взявшись за оружие. Если хотите, это — насилие в духе учения Ганди и Мартина Лютера Кинга. Я называю его насилием, потому что оно не довольствуется малыми реформами, а требует коренной структурной перестройки, переделки заново всего общества на социалистической основе и без излишнего пролития крови»^{190}.

Такая позиция «мятежной церкви» в Бразилии способствовала политической изоляции диктатуры. Коммунисты в новых условиях выступили за союз с левыми католиками с целью совместной борьбы за восстановление демократии.

Несмотря на то что теперешнее. соотношение сил не позволяет еще рассчитывать на свержение диктатуры в короткий срок, указывалось в одной из резолюций ЦК БКП, реалистическое изучение социально-политического положения показывает существование потенциальных социальных и политических сил, которые способны нанести поражение военной диктатуре.

Важным шагом на пути консолидации антидиктаторских сил стали парламентские выборы, состоявшиеся в конце 1974 г. Впервые после переворота 1964 г. силы, противостоящие режиму, объединились в конкретной форме борьбы, образовав, как говорил Луис Карлос Престес, «зародыш патриотического антифашистского фронта». Оппозиционная партия «Бразильское демократическое движение» собрала 61 % всех голосов, тогда как проправительственная АРЕНА — лишь 39 %. Одной из причин такого исхода голосования является политическая активизация рабочих крупных городов. Об этом, в частности, свидетельствует рост забастовочной борьбы. В 1971 г. в штате Сан-Паулу, например, не зарегистрировано ни одной забастовки, в 1972 г. их было 12, в 1973 г. — 23, в 1974 г. — 35. Неожиданное поражение на выборах побудило диктатуру начать новую волну репрессий. В тюрьму были брошены ряд руководителей коммунистической партии, прогрессивных профсоюзов. Начались преследования и в отношении некоторых «демократов». Новая эскалация террора свидетельствует о нарастании внутренней слабости военного режима, начавшемся кризисе политического престижа правительственной партии АРЕНА. Иллюзии и надежды, которые еще сохранялись среди значительных масс городского населения, рассеиваются. На их место приходит разочарование и протест. Правда, пока этот сдвиг в сознании масс носит в основном стихийный и эмоциональный характер. Более медленно процесс пробуждения идет в деревне, где крестьянство пока остается политически пассивным. Но и здесь наметились позитивные изменения, особенно в северо-восточных районах страны.

Успехи оппозиционной партии «Бразильское демократическое движение» на выборах 1974 г. объясняются не случайным стечением обстоятельств, а воздействием глубинных процессов. Важнейшими из них являются: ухудшение экономического и политического положения трудящихся, усиление зависимости страны от империализма, рост внутренних социальных противоречий, в первую очередь между военной диктатурой и монополистической верхушкой, с одной стороны, и всем бразильским народом, включая немонополистические группы местной буржуазии, — с другой. Снять нарастающее политическое напряжение диктатура не в силах. Она может лишь с помощью насилия на время подавить протест. Но это будет означать в конечном счете лишь дальнейшее углубление существующих противоречий, расширение, а не уменьшение, кризиса власти. Никакое «чудо» не может отменить объективные законы общественного развития. Тем более, если это «чудо» сводится к исторически изжитым формам авторитарной власти реакционной верхушки монополистического капитала. Как писал в своем манифесте к народу Генеральный секретарь БКН Луис Карлос Престес (манифест был опубликован в нелегальной газете БКП «Воз Операриа» в январе 1975 г.), «диктатура не вечна и не всемогуща… ее антинародный и антинациональный характер объясняет, почему она одновременно и жестока, и слаба, и непрочна».

События подтверждают правильность политической и тактической ориентации БКП. Бразильский народ не стал на колени перед реакцией и империализмом. В стране ускоряется процесс консолидации антидиктаторских сил, которые продолжают свою борьбу. Эта борьба в современных условиях имеет особое значение, ибо империализм и местные монополии стремятся превратить Бразилию в политического жандарма Латинской Америки. В стране еще не наблюдается подъема массового революционного движения, пока продолжается процесс накопления и консолидации антидиктаторских сил. Однако диктатура не смогла создать себе опоры в массах, не смогла уничтожить Коммунистическую партию.

Бразильская коммунистическая партия — это единственная организованная и революционная партия в стране. Она стремится укрепить связи с массами и мобилизовать их на борьбу против диктатуры, за интересы трудящихся и восстановление демократии. Борьба бразильского народа против диктатуры — это составная часть борьбы всех латиноамериканских народов против империалистического угнетения, за полное национальное освобождение, за мир, демократию и социализм.

Все прогрессивные силы в мире выражают свою горячую солидарность с борьбой бразильских патриотов за демократию и социализм, с борьбой героического чилийского народа против военной хунты, со всеми народами Латинской Америки, которых вдохновляет пример Кубинской революции.

Впереди много трудностей и жертв, путь к победе тяжел и тернист, но нет сомнений в том, что победа будет за бразильским народом.