Бразилия вчера и сегодня

Формирование партийно-политической системы

Кризис авторитарного режима и переход к парламентарным методам правления свидетельствовал о завершении переходного периода в политическом развитии бразильской буржуазии. Режим личной власти мог существовать лишь до тех пор, пока сама буржуазия как класс была слаба. Укрепление экономических позиций буржуазии, с одной стороны, и рост противоречий между «Новым государством» и народом, с другой, обусловили необходимость срочного оформления стабильной политической системы. В обстановке возрождения массового демократического движения, вызванного победой Советского Союза над фашизмом, все классы и слои бразильского общества, в том числе и правящая группировка во главе с Ж. Варгасом, видели единственный выход в отказе от диктатуры. Развитие классов и классовой борьбы настоятельно требовало своего политического выражения в оформлении партий, которые бы взяли на себя представительство интересов классов. Однако режим «Нового государства» исключал саму возможность политического соперничества. После декабрьского декрета 1937 г. в стране действовала лишь одна партия — Бразильская коммунистическая партия, но она была запрещена и работала в подполье. Однако постепенно, по мере роста буржуазии как класса, укреплялись различные ее слои и группировки, которые стремились политически обособиться друг от друга. В политическую жизнь все активнее втягивались также мелкая городская буржуазия, интеллигенция, студенчество, армия, церковь. Все эти процессы требовали своего логического завершения в создании разветвленной партийно-политической системы.

До 1930 г. в стране действовал ряд буржуазно-помещичьих политических группировок и «партий», хотя они не играли решающей роли в большой политике. Строго говоря, все они не являлись политическими партиями в полном смысле слова, ибо выражали, как правило, частные (клановые, групповые, региональные) интересы помещичьих и буржуазных кругов. Цель всей их деятельности ограничивалась захватом выгодного, доходного местечка. Движение 1930 г. нанесло сильный удар по олигархической власти и сопутствующим ей «партийным» декорациям. Попытки восстановить формальную демократию и придать действенность разбитым политическим группировкам, предпринятые в 1932 г. «конституционалистами», а затем при подготовке к выборам 1937 г., были расценены Ж. Варгасом и стоявшими за ним буржуазно-националистическими слоями как преждевременные и опасные. Более того, режим «Нового государства» стал активно внедрять корпоративизм, идеологию «классового мира» и «политической интеграции». Такая новая политика, по мнению Ж. Варгаса, должна была раз и навсегда покончить с классовой борьбой, региональным соперничеством, а следовательно, и с деятельностью всяких партий. Однако эти расчеты не оправдались.

В годы второй мировой войны начался глубокий идеологический и политический кризис «Нового государства». В мае 1945 г. под давлением общественности Варгас был вынужден издать декрет о разрешении свободно создавать политические партии и о их юридическом признании. Для регистрации и получения права участвовать на выборах президента, конгресса и местных органов, о подготовке к которым было объявлено еще в феврале, требовалось только одно — иметь в составе партии не менее 10 тыс. членов. Клапан был открыт. Повсюду, как грибы после дождя, стали появляться политические партии и группировки. Особенно много мелких партий было создано на периферии. Вскоре они распались или вошли в состав более крупных. Так или иначе в результате невиданного политического ажиотажа за короткий срок в 1945–1946 гг. в стране было создано сразу несколько десятков партий. Элемент регионализма, конечно, не был изжит полностью. На новом этапе буржуазия как класс оказалась более всех заинтересованной в оформлении политической системы, с помощью которой теперь только и можно было продолжать управление массами и государством.

Поскольку широкие слои народа также были заинтересованы в демократизации общественной жизни, становление новой партийно-политической системы протекало исключительно бурно и энергично. Многие тысячи людей охотно и без каких-либо колебаний записывались в любую партию, если ее организаторы упоминали о демократии, о выборах, о реформах. Народ, истосковавшийся за долгие годы диктатуры по самым обычным нормам буржуазной демократии, теперь как бы наверстывал упущенное.

Известный бразильский историк-марксист Р. Фако в книге «Бразилия XX столетия» так оценивает сложившуюся ситуацию: «…Восстановление деятельности буржуазных политических партий относится к середине 1945 г. К этому времени структура этих партий значительно отличалась от той, которая была характерна для них в предыдущее десятилетие. Ранее буржуазные политические партии представляли собой временные и непрочные политические объединения, деятельность которых имела, главным образом, провинциальное значение… с ростом буржуазии, средних слоев населения и пролетариата перестройка буржуазных политических партий на общенациональной основе стала необходимостью»^{127}.

Наиболее крупными из вновь созданных партий являлись:

1) Социал-демократическая партия, возглавляемая генералом Э. Г. Дутрой, избранным в декабре 1945 г. президентом республики. На выборах Дутра получил 42,7 % голосов. Спустя 10 лет в 1955 г. кандидат этой буржуазно-реформистской партии Ж. Кубичек был также избран президентом.

2) Национально-демократический союз, во главе которого стояли реакционеры генерал Э. Гомес и К. Ласерда; в 1945, 1954, 1961 и 1964 гг. эта наиболее правая буржуазно-помещичья партия явилась организатором антиправительственных заговоров.

3) Бразильская трабалистская партия, созданная по инициативе Ж. Варгаса, объединила вокруг себя националистическое крыло мелкой и средней буржуазии, часть рабочего класса, служащих, интеллигенции. Лидером этой партии после смерти Ж. Варгаса стал Жоао Гуларт, свергнутый военщиной в апреле 1964 г.

Бывшие интегралисты воссоздали свою организацию под наименованием «Партия народного представительства».

Одновременно возникли многие другие партии^{128}. Всего в стране действовало около 50 политических партий и группировок, причем отличить одну от другой было крайне трудно.

Коалиционные перестановки, показное и реальное соперничество, разветвленная пропаганда, закулисные соглашения, которые вошли в практику каждой из вновь созданных партий, наполнили собой содержание политической борьбы. На ряде этапов широкие слои населения волей-неволей втягивались в этот процесс, выполняя роль «послушной пехоты».

Только организованные отряды трудящихся и прежде всего авангард пролетариата, возглавляемый Бразильской коммунистической партией, проводили свою собственную политическую линию. В 1945–1947 гг. БКП стала массовой партией. В ее рядах в эти годы насчитывалось около 150 тыс. членов. Однако БКП в течение всех лет после войны фактически действовала нелегально, за исключением короткого периода с мая 1945 г. по май 1947 г.

Создание разветвленной партийно-политической системы бразильского общества носило до некоторой степени стихийный характер, служило своего рода эмоциональным ответом на долгий период диктатуры и подавления демократии. Это, хотя и явилось важным шагом вперед, не означало, конечно, изменения социальной структуры власти, а свидетельствовало лишь о дальнейшем усовершенствовании буржуазного государства.

У всех буржуазных партий была одна цель — защита капиталистического строя, хотя выполнение этой задачи мыслилось по-разному. Для правобуржуазпых партий (прежде всего, Национально-демократического союза), выражающих интересы крупной финансовой и торговой буржуазии и латифундистов, были характерны линия на отказ от защиты национальных интересов ради союза с империализмом США, усиление репрессий в отношении забастовочного движения, отказ от каких-либо структурных реформ и т. д. Не случайно на выборах Национально-демократический союз ни разу не собрал более 25 % голосов, так и не сумев провести своего кандидата на пост президента. Национально-демократический союз, как и другие буржуазные партии, был приспособлен исключительно для парламентской борьбы и не имел постоянных контактов с массами, однако всегда оказывал огромное влияние на политическую жизнь страны. Лидеры Национально-демократического союза не раз пытались организовать государственный переворот с целью установления военной реакционной диктатуры, провоцировали политические кризисы, возглавляли антикоммунистическую пропаганду и деятельность реакционных группировок.

Другие буржуазные партии занимали в принципе более конструктивную позицию, хоть и они всегда выступали против революционного движения масс. По социальному составу эти партии не были, конечно, исключительно буржуазными, по это не меняло их буржуазно-классового назначения. В свое время В. И. Ленин не раз указывал, что социальный состав партии и ее классовый характер, ее политика не обязательно адекватны друг другу. Так, определяя роль кадетской партии в России, В. И. Ленин подчеркивал, что она была «не связана исключительно с каким-нибудь одним классом буржуазного общества, но тем не менее она насквозь буржуазна»^{129}. Эту характеристику можно полностью отнести и к бразильским буржуазным партиям. Они представляли собой, так сказать, инструменты для выдвижения кандидатов и участия на выборах. В обычное время они существовали в эмбриональном и пассивном состоянии, появляясь на свет лишь с началом избирательной кампании. Мелкие партии при этом занимались сбором голосов для крупных, надеясь таким путем урвать кусочек и для себя^{130}.

Бразильская трабалистская партия (БТП) являлась наиболее радикальной из всех буржуазных партий. В основе ее идеологии лежал принцип «социального сотрудничества», впервые введенный в ранг официальной политики в годы правления Ж. Варгаса. После краха «Нового государства» националистические слои мелкой и средней буржуазии, окрепшие в период после 1930 г., не отказались от планов обеспечения «социальной интеграции» между трудом и капиталом. Такую же линию проводила и профсоюзная бюрократия, пышно расцветшая в годы «Нового государства». Результатом политического блока буржуазно-реформистских группировок и правой профсоюзной бюрократии и явилось создание трабалистской партии. Внутри БТП постоянно шла борьба между левым и правым крылом. Разношерстный социальный состав партии и высокий удельный вес рабочих не раз заставляли официальных лидеров трабалистов — Жетулио Вартаса, Жоао Гуларта, Сержио Магальяеша, Леонела Бризолу, Мигели Арайса и др. — занимать более радикальные позиции по сравнению с теми, которые они предпочли бы избрать сами. Расхождение между лидерами трабализма и другими буржуазными политиками были неважны и мелки с точки зрения теории классовой борьбы, но имели большое политическое и практическое значение. В документах Бразильской трабалистской партии выдвигалась типично реформистская программа достижения прогресса страны и расцвета человеческой личности при «сохранении частной собственности, ограниченной рамками социального благосостояния коллектива». Трабалисты защищали эволюционный путь изменения общественного устройства совершенно в духе современных лозунгов «демократизации капитализма» и «народного капитализма». При этом они высказывались даже за участие в правительстве представителей рабочих и крестьян — правда, только в общих границах представительной демократии, «равновесия и гармонии классов».

Рабочие кварталы Рио-де-Жанейро

В области экономических преобразований БТП формально выступала за социализм, хотя исходила при этом из сохранения частной собственности. По сути дела, под «социализмом» подразумевалось более справедливое перераспределение доходов — и только, а также развитие госсектора и планирования. «В качестве основной базы экономического освобождения трабализм признает национализм», участие трудящихся в прибылях^{131}.

Реформистские установки БТП встретили одобрение среди широких слоев служащих, интеллигенции, рабочих. Особенно сильные позиции трабалисты сумели завоевать в профсоюзах, где почти полностью господствовала бюрократия, вскормленная Варгасом в годы «Нового государства». Создание Бразильской трабалистской партии явилось крупным успехом Варгаса и его сторонников. В основе этого успеха лежала умелая пропаганда идей национализма и показного социального радикализма.

Основная цель Варгаса и его партии, основанной в марте 1945 г., состояла в том, чтобы обеспечить преемственность власти после замены «Нового государства» новым парламентским режимом. Сокровенной мечтой самого Варгаса было остаться на посту президента. Однако этому не суждено было сбыться. В октябре 1945 г. группа генералов при поддержке партии Национально-демократический союз заставила Варгаса подать в отставку. Спустя несколько месяцев в стране были проведены выборы и президентом стал маршал Дутра.

Удалившись в свое имение, бывший диктатор тем не менее продолжал активную политическую деятельность. В своей речи в ноябре 1946 г. он резко выступил против «старого либерального буржуазного демократизма, который быстро клонится к упадку, ибо основывается на неравенстве». «Я лично, — торжественно объявил Ж. Варгас, — стою за социалистическую демократию трудящихся. Именно за нее я буду бороться от имени народа»^{132}. Подобные демагогические упражнения способствовали росту популярности Ж. Варгаса в массах. «Мои друзья, — заявлял, например, Варгас в дни предвыборной кампании 1950 г., — называют меня Отцом бедных и Отцом богатых. Но я никогда не был ни раскольником, ни экстремистом. Прежде всего, я пытался действовать по справедливости и только для того, чтобы осуществить общее благо. Богатые и бедные в равной мере являются бразильцами»^{133}. Этот пассаж из выступления Варгаса довольно ярко иллюстрирует его националистическую установку. В сочетании с показным демократизмом такая тактика давала весьма значительный эффект.

На выборах 1950 г. Жетулио Варгас получил абсолютное большинство голосов и вновь стал президентом. Своей победой Варгас был обязан, прежде всего, активной деятельности трабалистской партии, которая сумела органично впитать в себя все надежды и устремления к демократизму и национализму, которые переживали самые широкие круги городской мелкой и средней буржуазии, интеллигенции, рабочих.

Трабалистская партия сумела повести за собой избирателей, объединив их под знаменем «социального партнерства», демократизма и национализма. Во главе трабалистской партии, формально претендующей на защиту интересов трудящихся, стояли буржуазные деятели. Часть крупной буржуазии охотно субсидировала БТП.

По словам депутата Кавальканти, «БТП походила не столько на партию, сколько на агентство по торговым сделкам»^{134}. В этой оценке содержится немалая доля правды. Политическая беспринципность, карьеризм, коррупция, кумовство — все эти качества были присущи многим руководящим деятелям БТП. Внутренние распри постоянно разъедали верхушку партии. Свою основную энергию лидеры трабалистов, как и все другие буржуазные политиканы, проявляли лишь в период предвыборной борьбы.

Трущобы (фавелы) в Рио-де-Жанейро

В послевоенные годы борьба за голоса избирателей приобрела для всех буржуазных партий центральное значение. И это было естественно. В. И. Ленин, говоря о законах политической борьбы в буржуазном обществе, писал: «Без выборов в наш век нельзя; без масс не обойтись, а массы в эпоху книгопечатания и парламентаризма нельзя вести за собой без широко разветвленной, систематически проведенной, прочно оборудованной системы лести, лжи, мошенничества, жонглерства модными и популярными словечками, обещаниями направо и налево любых реформ и любых благ рабочим, — лишь бы они отказались от революционной борьбы за свержение буржуазии»^{135}.

Политическая демагогия, заигрывание с избирателями, подкупы и разоблачения своих противников, самая низкопробная реклама и обман — все это без смущения использовалось буржуазными политиканами в погоне за голосами. Во многих случаях эта тактика была эффективной, поскольку в послевоенный период чрезвычайно расширилась численность избирательного корпуса. Многие избиратели не имели политической закалки, доверчиво относились к любого рода обещаниям, были полны наивных парламентских иллюзий. Многолетний период режима личной власти вызвал огромное и всеобщее увлечение парламентаризмом, до известной степени притупив политическую разборчивость масс. До 1930 г. в выборах принимало участие не более 1,5 млн. человек. В 1945 г. общее число зарегистрированных избирателей превысило 7,4 млн. человек, из которых голосовало 6,2 млн. человек. В последующие годы масса избирателей увеличилась вдвое — до 12,5 млн. голосовавших (в 1960 г.)^{136}. Основную часть новых групп избирателей составили представители трудовых слоев народа, прежде всего средних городских слоев и рабочих. Именно из расчета на их поддержку и составляли свои предвыборные программы политические партии. Если Бразильская коммунистическая партия в своих программных установках выражала и защищала интересы трудящихся, звала народ к революционной борьбе, то буржуазные и мелко-буржуазные партии без зазрения совести спекулировали демократическими лозунгами, стремясь увести массы в сторону от революции, на путь националистического движения, руководимого буржуазными элементами. Однако каждая буржуазная группировка стремилась занять лидирующее положение.

Главное политическое соперничество развернулось между тремя партиями — Социал-демократической, Бразильской трабалистской и Национально-демократическим союзом. В 1945 г. президентом был избран кандидат первой, Э. Г. Дутра, в 1950 г. — представитель второй, Ж. Варгас, в 1955 г. — вновь кандидат СДП Ж. Кубичен. В 1960 г. победил кандидат Христианско-демократической партии Ж. Куадрос, а в 1961 г., после его отставки, пост президента занял трабалист Ж. Гуларт. Национально-демократический союз ни разу не сумел провести своего собственного кандидата на пост президента. Но позиции этой реакционной партии в конгрессе, особенно в местных ассамблеях, были довольно сильными. Это свидетельствовало о том, что правые силы всегда оказывали свое воздействие на политику. Нужно сказать, что правые силы пользовались большим влиянием и внутри тех партий, которые противостояли Национально-демократическому союзу. В итоге расцвет буржуазной демократии в чем-то оказался выгодным и для самых реакционных сил, которые получили возможность в конгрессе и муниципальных органах проводить свою политическую линию.

Однако установление буржуазно-демократического режима было выгодно не только буржуазии. Это было завоевание всех антидиктаторских и антифашистских сил. Крах «Нового государства» открыл для рабочего класса возможность развернуть активные боевые действия в защиту своих экономических и политических интересов. Особенно бурно развивалось стачечное движение. В 1943–1946 гг. число бастующих выросло с 10 до 100 тыс. человек, в 1953 г. оно достигло 1 млн. человек, а к 1960 г. превысило 1,5 млн. человек^{137}. Во главе сознательного пролетариата выступала Бразильская коммунистическая партия. Многими забастовками руководили трабалистские профсоюзы.

Политическая поляризация сил, происшедшая в результате уничтожения «Нового государства», свидетельствовала о совершенно новой исторической ситуации. Партийно-политическая борьба, развернувшаяся в годы расцвета буржуазной демократии, не означала коренных перемен в расстановке классовых сил. Командные высоты по-прежнему занимали эксплуататорские классы, и прежде всего буржуазия. Однако методы ее правления существенно изменились. Установление буржуазной демократии, формирование разветвленной партийно-политической системы, усиление государственного вмешательства в экономику означали значительный шаг вперед в развитии всего бразильского общества, главным итогом 40-х годов явилось завершение длительного этапа становления государственной и партийно-политической системы капиталистической Бразилии. Начало этому этапу положило движение 1930 г., а его окончание было обозначено установлением буржуазно-демократического строя во второй половине 40-х годов. Около двух десятилетий понадобилось бразильской буржуазии для того, чтобы не только утвердиться у власти, но и создать свой собственный политический механизм властвования, превратить страну в современное капиталистическое государство.

Национализм

Центральной осью политической жизни послевоенной Бразилии стала проблема национализма. Это было вызвано неравноправным положением страны в общей системе мирового капиталистического хозяйства. Национализм в условиях Бразилии носил многоликий характер. В основе лежала буржуазная идеология национализма — самая распространенная и влиятельная сила в идейно-политической жизни общества, в своеобразной форме отражающая антиимпериалистическое самосознание значительных слоев народа. В определенном смысле национализм проявлялся в реформистской политике правящей буржуазии, особенно в области развития экономики страны. И, наконец, национализм выступал в течение ряда лет в форме стихийного массового движения популистского образца, которое стремилось защитить национальный суверенитет, ослабить давление иностранного (главным образом, североамериканского) империализма. Широта социального состава националистического массового движения порождала неоднородность политических устремлений различных его участников и даже борьбу между ними. Сочетание прогрессивных и реакционных сторон национализма, его внутренняя противоречивость и ее объективная неизбежность, переплетение антиимпериалистических и классовых факторов — все это придавало идейно-политической борьбе в стране крайне сложный и запутанный характер.

Особенно яркие формы национализм приобрел в 50-х годах. К этому времени режим представительной демократии окончательно упрочился. В стране сложился более или менее устойчивый аппарат конституционного властвования национальной буржуазии. В новой системе трабалистская партия играла роль своеобразной левобуржуазной оппозиции, которая пыталась при опоре на народ и под флагом национализма провести ряд реформ по усовершенствованию капитализма. Если до этого националистические акции Ж. Варгаса встречали часто осторожное или даже враждебное отношение, что вынуждало правительство рисковать или навязывать свои решения «сверху», то теперь большинство окончательно уверовало в то, что националистическая программа — это панацея от всех бед. Патриотические одежды буржуазного экономического национализма обеспечили ему поддержку широких слоев, заинтересованных в ослаблении империалистического диктата.

«Националистическое движение, — справедливо отметил Р. Фако, — берет свое начало в кампаниях 40-х годов в защиту нефти и национальной экономики… За этим последовала длительная борьба, завершившаяся поражением трестов, когда в октябре 1953 г. был создан «Петробраз» (государственная нефтяная компания. — Б. К.). Таким образом, непосредственные истоки националистического движения имеют антиимпериалистическую основу»^{138}.

В течение ряда лет оно развивалось стихийно, представляя собой совпадающие по ближайшим целям выступления различных групп и социальных слоев, борющихся против гнета империализма, за проведение аграрной реформы, укрепление государственного сектора, осуществление индустриализации и т. д.

Бразильская буржуазия с помощью идеологии национализма стремилась укрепить свои экономические и политические позиции, а заодно ограничить, притушить классовую борьбу в стране, поставить патриотические устремления масс на службу своим собственным интересам. Довольно отчетливо эту идею сформулировал Жуселино Кубичен (президент Бразилии в 1956–1960 гг.). Идеологи национализма проповедовали идею о том, что для освобождения страны от диктата иностранных монополий следует обеспечить структурную трансформацию капитализма путем усиления экономической роли государства, проведения ряда реформ с целью модернизации сельского хозяйства, налоговой системы, расширения социального законодательства. Главным условием для достижения быстрого прогресса, по их мнению, должна была стать новая «социальная интеграция нации», отказ от классовой борьбы, т. е. подчинение масс политическому руководству со стороны националистически настроенной буржуазии.

Руководящие идеологи бразильского национализма призывали трудящихся отказаться от стачечной борьбы, которая, по их мнению, лишь вносила в массовое националистическое движение ненужные противоречия и трудности. Национализм при этом нередко выдавался за некую надклассовую идеологию. В действительности эта антиимпериалистическая доктрина имела буржуазный характер и представляла в идеологическом отношении немалую опасность для развития революционного рабочего движения. «Каждый националист, — утверждали буржуазные идеологи, — независимо от общественного положения, частной или общественной деятельности, должен ставить превыше всего национальные интересы и бороться в их защиту»^{139}.

На определенном этапе такого рода призывы пользовались популярностью. Однако объективные законы капиталистического развития неизбежно вели к обострению классовых противоречий, исключая какую-либо возможность достижения «социального мира», хотя бы и под флагом национализма.

В середине 50-х годов националистическое движение впервые приобрело массовый характер в связи с борьбой за создание «Петробраза». Антиимпериалистические лозунги Ж. Варгаса, его меры по укреплению государственного сектора получили поддержку не только среди мелкой и средней буржуазии, но также среди широких слоев трудящихся. Все более активно выступал против империализма бразильский пролетариат.

Рост массового движения встревожил иностранный империализм и реакционные силы внутри Бразилии. Опасаясь дальнейшего укрепления националистического курса, они начали подготовку к государственному перевороту. В августе 1954 г. политическое положение обострилось до крайности. Президент Варгас оказался перед решающим выбором — либо при опоре на народ развернуть активные антиимпериалистические действия, либо отступить под давлением реакции и отказаться от националистического курса. Он не мог, конечно, пойти на союз с демократическими силами, против которых боролся всю свою жизнь. Однако у него хватило мужества отказаться и от позорного бегства. 24 августа 1954 г. Жетулио Варгас покончил жизнь самоубийством, застрелившись в своем президентском кабинете.

В своем завещании он писал: «После десятилетий господства и ограблений со стороны международных финансово-экономических групп я был выдвинут на пост вождя революции и победил. Я начал дело освобождения и установил режим социальной свободы. Но меня заставили уйти в отставку. С помощью народа я вновь вернулся и возглавил правительство. Однако против режима, гарантирующего права трудящихся, развернулась тайная кампания объединившихся международных и местных групп… Они не хотели, чтобы трудящиеся стали свободными. Они были против того, чтобы народ обрел независимость… Прибыль иностранных компаний достигала 500 % в год… Месяц за месяцем, день за днем, час за часом я боролся, сопротивлялся постоянному и непрекращающемуся давлению, храня молчание, забыв обо всем, полностью отдав себя делу защиты народа, который теперь остается одиноким. Все, что я могу ему дать, это — моя кровь. Если хищные птицы жаждут чьей-то крови, если они хотят продолжать высасывать соки бразильского народа, я предлагаю им в качестве жертвоприношения мою собственную жизнь»^{140}.

Завещание-манифест Варгаса, отрывки из которого мы привели, является весьма интересным документом. До сих пор, правда, не выяснено, что написано рукой самого президента, а что дописали за него руководители трабалистской партии Жоао Гуларт, Лоуривал Фонтес, Про-тазио Варгас (брат покойного) и другие лица из ближайшего окружения президента. Не исключено, что текст завещания был кем-то «отредактирован» с целью укрепления престижа трабалистов в националистическом движении. Но главное не в этом, а в самом содержании завещания. Полусмелые намеки по адресу безымянных международных и бразильских финансово-экономических групп сочетаются с назойливыми заверениями в честности самого президента, его любви к народу, его защите трудящихся и т. п. Недвусмысленно подчеркивается, что Варгас по праву стал «вождем революции», «с помощью народа» возвратился в 1950 г. в президентский дворец. И, наконец, главное в завещании — это идея о том, что в будущем идеи Варгаса, его «кровь», «душа» должны остаться знаменем националистического движения. Каждая фраза, каждое слово завещания были продуманы и взвешены, причем общая тональность должна была убедить всех в искренности, честности и самопожертвовании лидера трабалистов.

Психологический эффект, который произвели на массы самоубийство Варгаса и его завещание, был поистине огромен. Националистическая экзальтация, казалось, достигла предела. В городах и селах прокатилась волна стихийных демонстраций и митингов против империализма США. Профсоюзы Сан-Паулу 2 сентября объявили всеобщую забастовку, которая охватила более 1 млн. человек.

Постепенно массовое антиимпериалистическое движение стало приобретать организованные политические формы, однако наиболее сильным по-прежнему оставалось националистическое течение, руководимое буржуазными элементами и верхушкой трабалистской партии. Буржуазно-националистические элементы стремились к освобождению Бразилии от диктата иностранного империализма ради роста и укрепления национального капитализма. Этот курс в своей антиимпериалистической части пользовался поддержкой трудящихся. В результате в 1954 г. была создана Лига национального освобождения. Спустя год, в 1955 г. 60 депутатов конгресса образовали Националистический парламентский фронт. Аналогичные группировки стали возникать во многих городах.

Прогрессивные силы стремились придать движению боевой характер, объясняя массам ограниченный характер буржуазного национализма, вред его установки на «социальный мир». Благодаря активным действиям Бразильской коммунистической партии рабочий класс не пошел на поводу у буржуазных националистов, развивая классовую борьбу и самостоятельно выступая в защиту национальных интересов с позиций подлинно революционного антиимпериализма.

Если рассматривать антиимпериалистическое движение как совокупность различных потоков, то именно борьба пролетариата выступала в качестве основного и решающего фактора. Причем чем выше развивались социальные антагонизмы капитализма, тем заметнее была ведущая роль рабочего класса и тем ниже становилась политическая дееспособность местной буржуазии.

Националисты стремились внушить народу мысль о том, что интересы эксплуататоров и эксплуатируемых ввиду зависимости страны от империализма целиком совпадают, поэтому-де речь идет о едином «общенациональном» движении, «общенациональной революции», которой призвана руководить буржуазия. В этой схеме не оставалось места для классов и классовой борьбы. Сложность ситуации состояла в том, что националистическое массовое движение и классовая борьба причудливо переплетались между собой, а не отрицали друг друга. Для победы антиимпериалистической революции действительно было необходимо объединение всех сил, но возглавить эту борьбу и повести ее революционно национальная буржуазия не могла. Высший взлет ее политической активности был уже далеко позади. Движение 1930 г. явилось первым и последним всплеском энергии бразильской буржуазии. Теперь же она могла вести дело только реформистски. Она возглавляла националистическое движение идеологически, но она же выступала и главным тормозом его развития.

Силу националистического движения 50-х годов представляла не буржуазия, а массы трудящихся, народ, который решительно выступил против империализма и его внутренних союзников. Это означало, что существовала большая разница между идеологией буржуазного национализма, между политикой буржуазных лидеров и боевым антиимпериалистическим движением масс, прежде всего пролетариата.

Даже самостоятельные выступления против империализма и реакции наиболее сознательной части рабочего класса, руководимой коммунистами, формально выглядели как часть более общего националистического движения. Но это было лишь внешнее совпадение, так как устремления масс, чаяния народа и, особенно, политическая-ориентация сознательного пролетариата не имели ничего общего с куцей реформистской платформой буржуазных националистов. Да и само националистическое движение не отличалось однородностью и лишь условно может быть названо «общенациональным». В. И. Ленин, критикуя мелкобуржуазный взгляд на определение популистских форм движения как надклассового, общенационального, единого, подчеркивал, что «понятие «общенациональная революция» должно указывать марксисту на необходимость точного анализа тех различных интересов различных классов, которые сходятся на известных, определенных, ограниченных общих задачах. Ни в коем случае не может служить это понятие для того, чтобы затушевывать, заслонять изучение классовой борьбы в ходе той или иной революции. Подобное употребление понятия «общенациональная революция» есть полный отказ от марксизма и возврат к вульгарной фразе мелкобуржуазных демократов или мелкобуржуазных социалистов»^{141}.

Это ленинское указание позволяет подойти к анализу бразильского националистического движения 50-х годов именно с точки зрения участия в нем различных классов, преследующих свои классовые цели и интересы. Важно при этом видеть не только «общие задачи», совпадающие интересы, но различать и реально существующие противоречия, в первую очередь между буржуазией и пролетариатом.

Значит ли это, что пролетариат должен был, исходя из своих классовых интересов, отказаться от поддержки антиимпериалистических действий местной буржуазии, если они существовали реально, а не ограничивались фразами? Разумеется, нет! Но эту поддержку, подчеркивали коммунисты, нельзя сводить к политическому заигрыванию с буржуазией, к притуплению политической самостоятельности пролетариата, который только своей собственной активностью может подтолкнуть буржуазию к действию, заставить ее на деле выступать против империализма.

Таким образом, в основе массового националистического движения в Бразилии лежала борьба классов, каждый из которых преследовал свои цели. Совпадение интересов было частичным и временным.

Наряду с националистическим движением массовый характер приобрела стачечная борьба. В борьбу против латифундизма все активнее втягивалось крестьянство. Все чаще экономические требования переплетались с политическими. По всей стране проходили митинги, конференции, съезды профсоюзов, политических группировок и объединений. В известной мере националистическая пропаганда способствовала политическому пробуждению масс, вызвав к жизни такую социальную силу, которая стала постепенно выходить из-под контроля. Расчеты трабалистов на «социальный мир», планы буржуазно-реформистских кругов на использование борьбы трудящихся в своих целях провалились. В условиях буржуазной демократии развитие классовой борьбы и националистического движения к 60-м годам приняли столь острые формы и гигантские масштабы, что возникла возможность мощного подъема антиимпериалистического революционного движения.

Политическая ситуация в 1961–1963 гг.

Особенно острая ситуация возникла в начале 60-х годов, когда реакционные силы с помощью империализма США попытались силой приостановить дальнейший рост революционной активности масс, и прежде всего пролетариата.

К этому времени Бразилия сделала гигантский шаг вперед по пути капиталистического развития. Страна из аграрной превратилась в индустриально-аграрное государство. Удельный вес промышленного производства сравнялся по стоимости с сельским хозяйством (26 % против 28 %)^{142}, причем резко возросла доля новых развивающихся отраслей тяжелой индустрии.

Однако в национальной экономике по-прежнему хозяйничали иностранные монополии, и прежде всего монополии США. По подсчетам бразильских экономистов, иностранный капитал в конце 50-х годов контролировал производство в таких отраслях, как автомобильная — на 90 %, табачная — на 85 %, электроэнергетика — 82 %, станкостроение —70 %, фармацевтическая — 70 %, химическая — 50 %, производство пластмасс — 45 %, цемента — 20 %^{143}.

Контроль со стороны монополий США отрицательно сказывался на бразильской промышленности, но уже не мог полностью направлять ее развитие.

Развитие капитализма довольно активно шло и в сельском хозяйстве. Хотя крупные землевладельцы и сохраняли в своих руках монополию собственности на землю, многие латифундии превратились в крупные капиталистические предприятия. В земледелии заметно окреп частно-капиталистический (фермерский) сектор, на долю которого приходилось 44 % всей продукции^{144}.

Основным социальным итогом развития бразильского капитализма явился значительный рост численности рабочего класса. По данным переписи 1960 г., удельный вес лиц наемного труда в самодеятельном населении превысил 72 % (16,5 млн. из 22,6 млн. человек). Основную массу составили рабочие. Общая численность пролетариата достигла примерно 13 млн. человек. Рабочий класс превратился в самый крупный класс бразильского общества.

Борьба пролетариата за непосредственные экономические нужды (повышение зарплаты, предоставление широких прав профсоюзам, развитие законодательства о труде и т. д.) все больше переплеталась с движением, трудящихся за проведение так называемых коренных реформ (налоговая, аграрная, административная, банковская и другие реформы). Националистические круги местной буржуазии также поддерживали идею преобразований. Борьба за коренные реформы вскоре выдвинулась в центр всей политической жизни страны, придав националистическому движению глубокий социальный характер.

Важную роль в этой борьбе сыграли коммунисты, которые выступали за такие преобразования, которые бы ударили по империализму и латифундизму, «подготовили условия для радикальной перестройки общества с целью достижения подлинного экономического и политического освобождения Бразилии и в перспективе открыли путь для утверждения социализма»^{145}.

Борьба за коренные реформы настоятельно требовала укрепления единого антиимпериалистического и демократического фронта как главной силы, способной добиться их реального проведения в жизнь. Платформа, разработанная коммунистами, касалась наиболее животрепещущих и насущных интересов всего народа.

Важным звеном в общем комплексе преобразований являлась аграрная реформа. Вопрос о земле и землевладении издавна был наиболее острым. По данным переписи 1960 г., распределение земельной собственности в Бразилии выглядело следующим образом^{146}:

Столь гипертрофированное развитие крупной земельной собственности и низкий уровень культуры земледелия в латифундистском секторе свидетельствовали о том, что монополия частной собственности на землю стала, говоря словами К. Маркса, «излишней и вредной, даже с точки зрения капиталистического способа производства»^{147}. Господство латифундизма вело к тому, что основная часть продуктивной земли не обрабатывалась, хозяйства в своей массе строились на экстенсивной основе, урожайность была крайне низкой, методы эксплуатации во многих районах сохраняли элементы внеэкономического принуждения, оплата труда часто производилась натурой, в деревне царила нищета и неграмотность.

В этих условиях перед страной возникла настоятельная необходимость как можно скорее преобразовать существующие аграрные отношения. В конгресс было представлено 350 проектов земельной реформы, однако ни один из них из-за сопротивления правых кругов не был принят. Такое положение не могло продолжаться долго. В борьбу за аграрную реформу стало активно втягиваться крестьянство, насчитывавшее примерно 7 млн. семей. Особенно энергично боролся сельский пролетариат.

В ряде районов крестьяне и сельскохозяйственные рабочие объединились в боевые организации. На северо-востоке Бразилии под руководством мелкобуржуазных лидеров во главе с Франсиско Жулиао начали создаваться сельские лиги, на юге были организованы профсоюзы батраков. В ряде штатов прошли региональные конференции и общенациональные, съезды сельских трудящихся, которые по инициативе БКП выдвинули программу полной ликвидации латифундизма. Самовольные захваты помещичьей земли превратились в одну из основных форм классовой борьбы в деревне.

Одновременно с развитием классовой борьбы в городе и деревне продолжало нарастать массовое антиимпериалистическое движение, в котором участвовали самые различные слои общества. После нескольких лет упорной борьбы в октябре 1961 г. была создана широкая политическая коалиция — Фронт национального освобождения. Коммунисты приветствовали создание фронта, форум которого собрался в августе 1962 г. в Сан-Паулу, чтобы принять программу действий и призвать народ к активизации борьбы в защиту национальных интересов против «господства доллара и американского империализма». Характерно, что в декларации фронта подчеркивалось, что в союзе всех прогрессивных патриотических сил решающая роль принадлежит пролетариату, «как наиболее сознательной и последовательной силе».

В декларации фронта выдвигались следующие основные задачи: «единство народа, осознание им нынешних исторических задач, борьба против империализма и латифундизма, защита и расширение демократии, распространение патриотической идеологии среди военнослужащих, поднятие престижа и усиление движения рабочих и крестьян»^{148}.

Спустя год движение было преобразовано в так называемый Фронт народной мобилизации, который явился новой формой сотрудничества патриотических сил. В декабре 1963 г. Фронт народной мобилизации обратился к трудящимся с призывом усилить борьбу за коренные реформы. К этому времени в рядах фронта активно сотрудничали Всеобщее профсоюзное руководство трудящихся, Националистический парламентский фронт (в обоих случаях руководящие позиции занимали трабалисты), сельские лиги северо-востока, Женская лига, студенческие организации и ряд других демократических групп. Наиболее последовательно действовали в движении коммунисты, руководившие борьбой рабочего класса. Все это свидетельствовало о том, что в борьбе за коренные реформы начали создаваться реальные предпосылки для образования боевого единого демократического фронта.

К этому времени президент Ж. Гуларт под давлением левого крыла трабалистских профсоюзов начал склоняться к более решительным действиям против реакции и империализма, надеясь получить поддержку трудящихся.

Все большее влияние на политическую ситуацию оказывал рабочий класс, развернувший невиданные по масштабам выступления. В 1963 г. в забастовочном движении приняло участие более 3 млн. человек, причем боевое наступление пролетариата продолжало нарастать. Трабалистские профсоюзы стали испытывать давление со стороны рабочих и вынуждены были в свою очередь настаивать на более решительных акциях в защиту национальных интересов.

В этих условиях в декабре 1963 г. Ж. Гуларт подписал декрет о государственной монополии на ввоз нефти и нефтепродуктов и одобрил закон об ограничении вывоза прибылей иностранных компаний. Вскоре был создан Административный совет по защите национальной экономики, принят план электрификации и создания государственной компании «Электробраз». Огромное политическое значение имел декрет о запрещении подрывной деятельности проамериканских реакционных организаций — так называемого «Бразильского института демократического действия» и группировки, именующей себя «Народно-демократическим действием». В ноябре-декабре 1963 г. был издан декрет о социальном страховании для сельскохозяйственных рабочих. Ж. Гуларт обратился в конгресс с предложением ввести скользящую шкалу заработной платы государственным служащим и рабочим. В феврале 1964 г. издан декрет о повышении минимума заработной платы.

Батраки — поденщики направляются па плантацию

Все эти меры были предприняты под прямым давлением масс. В марте 1964 г. президент Ж. Гуларт официально признал необходимость проведения коренных реформ, в частности изменения действующей конституции. Левые националисты прямо поставили вопрос о необходимости роспуска реакционного конгресса. Реакционный губернатор Рио-де-Жанейро К. Ласерда, возглавлявший правую оппозицию, оценил этот факт как «атаку на конституцию» и призвал конгресс «восстать против случайного президента».

Профсоюзный центр, руководимый левыми трабалистами, обратился к рабочим с воззванием перейти к тактике «непрерывной мобилизационной готовности» с целью не допустить наступления реакции. Обстановка быстро накалялась.

В марте 1964 г. Ж. Гуларт под давлением прогрессивных сил издал три новых декрета, которые не на шутку встревожили широкие слои местной буржуазии, — декрет о национализации необрабатываемых земельных владений размером свыше 500 га, расположенных вдоль железных дорог, декрет о введении государственной монополии на переработку нефти и декрет о регулировании цен на жилье.

Последний декрет вызвал особенно большое недовольство крупной городской буржуазии.

Провозглашение этих реформ свидетельствовало о том, что правительство Ж. Гуларта под давлением масс стало все явственнее склоняться влево.

Изменение политической обстановки в стране благоприятствовало дальнейшему росту антиимпериалистической борьбы масс. «Главной тактической установкой антиимпериалистических сил в данный момент, — подчеркивали коммунисты, — является борьба за коренные реформы и формирование националистического и демократического правительства, способного провести их в жизнь»^{149}. Коммунисты выступали за участие в этом правительстве всех антиимпериалистических и демократических сил.

Такой курс не соответствовал интересам буржуазных националистов. Буржуазный реформист Ж. Гуларт стремился успокоить недовольство масс перед лицом обостряющихся социальных противоречий, «увести их в сторону от революционного пути и удержать в определенных рамках те изменения, которые уже становятся необходимыми»^{150}. Президент признавал, что весь его реформизм был нацелен на то, чтобы «воспрепятствовать коммунистическому проникновению», а точнее говоря, предотвратить самостоятельные действия трудящихся, не допустить революционного взрыва.

В национализме и социал-трабализме, которые переплетались между собой, таким образом, уживались две стороны: во-первых, прогрессивная критика империализма и крупных монополий, готовность пойти на некоторые социальные реформы, защита с мелкобуржуазных позиций экономических интересов трудящихся, позитивная внешняя политика и т, д.; и, во-вторых, защита буржуазного строя, идеологическое одурманивание трудящихся, противодействие росту влияния коммунистических идей, соглашательская политика в отношении империализма и латифундизма.

Линия президента Гуларта и трабалистов в общем была типичной для буржуазных и мелкобуржуазных демократов, которым, по словам В. И. Ленина, «свойственно отвращение к классовой борьбе, мечтания о том, чтобы обойтись без нее, стремление сгладить и примирить, притупить острые углы»^{151}.

Тем не менее наметившийся поворот правительства влево явился важным положительным фактором, открывавшим новые возможности для борьбы демократических сил. На 100-тысячном митинге, состоявшемся по инициативе прогрессивных сил 13 марта 1964 г. в Рио-де-Жанейро, Ж. Гуларт выступил с широкой программой структурных преобразований. По существу президент обещал провести в жизнь все основные требования, которые выдвигали трудящиеся. Коммунисты оценили митинг 13 марта как крупный успех патриотических сил, как одно из свидетельств «нового мощного импульса борьбы бразильского народа за коренные реформы, патриотическую и демократическую политику»^{152}.

Вскоре — 23 марта 1964 г. — после предварительных консультаций была опубликована предварительная программа Народного фронта. Впервые после 1935 г. прогрессивные и демократические силы вновь готовы были объединиться для совместной борьбы. Правда, речь шла еще лишь об образовании Народного фронта, но условия для его создания были наиболее благоприятными. Политическая ситуация в стране в связи с этим сразу же резко обострилась. Подъем рабочего, крестьянского и массового антиимпериалистического движения ознаменовал общий кризис представительной демократии, неспособность националистической буржуазии сдержать рост классовой борьбы. Внутренняя реакция, империализм США, правые силы в армии и государственном аппарате, верхушка католической церкви, политические противники трабалистов из стана правобуржуазных партий не на шутку встревожились. Угроза народной революции обеспокоила также значительные слои городской мелкой буржуазии, интеллигенции. Все правые силы пришли в движение, требуя немедленного восстановления утерянной социальной стабильности.

«Нью-Йорк таймс» в редакционной статье от 1 апреля 1964 г. писала: «Политическая ситуация близка к хаосу… Тактика Гуларта направлена влево, в некоторых пунктах — слишком далеко влево, в стране возможен экономический кризис и даже гражданская война». По утверждению газеты, президент Ж. Гуларт намеревался 1 мая «разогнать конгресс и объявить об установлении синдикалистского социалистического режима». Это был явный призыв к открытому выступлению реакции.

Однако левые силы недооценили угрозу государственного переворота. Окрыленные своими успехами, они впали в явную переоценку сил демократии. По их мнению, «народное движение в стране сейчас настолько сильно, что реакция не в силах сдержать демократическое движение. Попытка реакционных сил совершить государственный переворот привела бы к гражданской войне, исход которой был бы только один — победа народа»^{153}.

27 марта 1964 г. ЦК БКП принял решение о том, что, если не будет немедленно создано новое правительство, которое положит конец политике соглашательства, «пролетариат сам возьмет в свои руки исполнительную власть»^{154}.

Такая установка была преждевременной, вызвав тревогу многих деятелей националистического движения. Реакция подняла бешеную антикоммунистическую кампанию, используя ее как ширму для прикрытия своих приготовлений к мятежу. Левацкие установки, как справедливо отметил пленум ЦК БКП в мае 1965 г., «дали возможность реакционерам обмануть широкие слои населения и запугать их». Тем самым был создан психологический климат для наступления контрреволюции.

31 марта 1964 г. в Бразилии был совершен государственный переворот. Двадцатилетний период буржуазной демократии вновь сменился авторитарным режимом. В стране была установлена военная диктатура.