Британия в новое время (XVI-XVII вв.)

Глава X. ГЛОРИАНА

Разгром «Армады» позволил Елизавете преодолеть очередной внутренний кризис. Англия выдержала атаку со стороны могущественной Испании и вышла из противоборства с ней одной из сильнейших европейских держав. Англичане осознали собственное величие, и последние годы правления Елизаветы стали временем национального подъема. К личности королевы было приковано всеобщее внимание. В 1589 г. появились первые три части книги Эдмунда Спенсера «Королева фей», где Елизавета прославлялась под именем Глорианы. Как поэты, так и придворные воздавали должное своей правительнице, ставшей символом величия нации. Она занимала английский престол уже тридцать лет, и за это время выросло новое поколение, которое не знало правителей, кроме нее, и было воспитано в духе патриотизма.

Успехи англичан в морской войне открыли широкие возможности для рискованных экспедиций, сулящих обретение богатства и славы. В 1589 г. Ричард Хэклут [39] опубликовал свою великолепную книгу «Важнейшие плавания, путешествия и открытия, сделанные английской нацией» — сборник рассказов о плаваниях английских моряков. Этот труд, в котором автор заявил, что английский народ, исследуя самые дальние уголки земного шара, «превзошел все нации и народы земли», стал выражением духа того времени.

В последние годы правления Елизаветы было положено начало одному весьма важному предприятию. Раньше англичане уже пытались найти путь на Восток вокруг мыса Доброй Надежды или через обширные пространства Ближнего Востока. Итогом этих экспедиций стало основание в 1600 г. Ост-Индской компании — небольшого предприятия с капиталом в 72 тысячи фунтов стерлингов, сначала едва сводящего концы с концами. Постепенно оно разбогатело, и первоначальный капитал принес вкладчикам невероятные дивиденды.

Политические выгоды, которые корона получила от деятельности Ост-Индской компании, также оказались весьма значительными: британские колониальные владения в Индии, создававшиеся на протяжении последующих трех столетий, обязаны своим рождением грамоте, дарованной в 1600 г. королевой Елизаветой группе лондонских купцов и финансистов.

При дворе стареющей королевы выдвинулись новые люди, молодые и энергичные, которые постоянно донимали свою госпожу просьбами разрешить им проявить себя в том или ином деле. 1590-е гг. отмечены нападениями на испанцев и их союзников по всему миру — англичане предпринимали экспедиции к Кадису, к Азорам, в Карибское море, в Нидерланды и к северным берегам Франции на помощь гугенотам, но, весьма стесненные в средствах, значительных успехов не добились. Война с Испанией, официально так и не объявленная, затянулась и легла тяжким бременем не только на плечи Елизаветы, но и ее преемника Якова I. Политика английского правительства состояла в том, чтобы досаждать врагу везде, где это возможно, и, поддерживая протестантские силы в Нидерландах и Франции, не допускать действий Испании против собственной страны. В то же время Англия внимательно следила за тем, чтобы испанцы не захватили порты в Нормандии и Бретани, которые они могли бы использовать в качестве баз вторжения. Англичане действовали настойчиво и последовательно, хотя и не всегда так масштабно, как того хотели, и имели успех: как голландцы, так и французские гугеноты одержали победу. Своим триумфом Генрих Наваррский, защитник протестантской веры и наследник французского престола, обязан не только победам на полях сражений, но и обращению в католичество. Париж, как сказал Генрих, действительно стоил мессы. Его решение положило конец религиозным войнам во Франции и устранило возможность занятия французского престола испанским ставленником, что представляло потенциальную угрозу для Англии. Голландцы также начали брать верх над испанцами. Англия наконец добилась относительной безопасности.

Однако она не имела возможности нанести решающий удар по Испании. Для продолжения борьбы просто не было Денег. Общие доходы короны едва превышали 300 тысяч фунтов стерлингов в год, вместе с налогами, разрешенными парламентом. Эта сумма включала в себя не только средства, отпускаемые на нужды двора и правительства, но и все прочие расходы, в том числе и военные. Победа над «Армадой» обошлась в 160 тысяч фунтов, а на содержание Нидерландского экспедиционного корпуса требовалось 126 тысяч ежегодно. Энтузиазм английких мореплавателей понемногу угасал. В 1595 г. Рэли отправился на поиски Эльдорадо [40] в Гвиане, но его экспедиция вернулась домой с пустыми руками. Тогда же Дрейк и ветеран Хокинс, которому было уже за шестьдесят, отправились в свое последнее плавание. Хокинс заболел и, когда его флот стоял на якоре у Пуэрто-Рико, умер в своей каюте. Дрейк предпринял нападение на богатый город Панаму. Несмотря на то что капитан был угнетен смертью своего давнего друга и патрона, он проявил стремительность, свойственную ему в молодости, и ворвался в залив Номбре-де-Диос. Но теперь ситуация в Новом Свете была уже другой: испанцы имели хорошее оснащение и вооружение, что позволило им отбить нападение. Английский флот был вынужден уйти в море. В январе 1596 г. Фрэнсис Дрейк, облачившийся в доспехи, чтобы встретить смерть как солдат, скончался на своем корабле. Джон Стоу, английский хронист того времени, писал о нем: «Он был так же знаменит в Европе и Америке, как Тамерлан в Азии». По мере того как конфликт с Испанией затягивался, героическая эпоха морских сражений все больше уходила в прошлое. Один из примечательных эпизодов тех лет — последний бой корабля «Ривендж» на Азорах. «В 1591 г., — говорит Бэкон, — произошел памятный бой английского корабля «Ривендж» под командованием сэра Ричарда Гренвила. Хотя он закончился поражением, но превзошел победу, подобно деянию Самсона, погубившего своей смертью больше врагов, чем при жизни.

«Ривендж» на протяжении пятнадцати часов бился, как олень с псами, осаждаемый пятнадцатью большими испанскими судами — частью большой эскадры в пятьдесят пять кораблей. Английский корабль, имея команду всего в двести солдат и матросов, из которых около восьмидесяти лежали больными, в течение пятнадцатичасового боя потопил два вражеских судна. Его доблесть вызвала восхищение испанцев…»

Своим морским могуществом в те годы Англия обязана простым морякам, часто плававшим в бескрайних водах Северной и Южной Атлантики на небольших кораблях водоизмещением менее двадцати тонн. Они плохо питались, рисковали жизнью в слабо подготовленных экспедициях, и платили им за это гроши. Этим людям приходилось встречаться со смертью в самых разных ее проявлениях: им угрожали испанские пики и пушки, океанская пучина, болезни, голод и холод на далеких необитаемых берегах, плен и испанские тюрьмы. В качестве эпитафии им всем приведем слова адмирала английского флота лорда Говарда Эффингема: «Когда возникнет нужда, Господь снова соберет нас всех вместе и пошлет в море».

Победа над Испанией стала самым ярким, но ни в коем случае не единственным достижением правления Елизаветы. Поражение «Армады» приглушило внутренние религиозные распри.

Когда Англии угрожала католическая опасность, она двигалась к пуританизму. С дымом горящей «Армады» эта опасность исчезла, и она вновь вернулась к англиканству. Через несколько месяцев после разгрома испанского флота Ричард Бэнкрофт, будущий архиепископ Кентерберийский, снова выступил с нападками на пуритан. Он говорил с уверенностью человека, убежденного в том, что англиканская церковь — не политическое изобретение, а некое божественное установление. Он выбрал ту единственную линию защиты церкви, которой только и можно было придерживаться: это не «религия, установленная королевской властью», но апостольская церковь, существующая благодаря епископской преемственности. Энтузиазм Бэнкрофта ничуть не уступал энтузиазму его противников, но он в то же время понимал, что для проведения нового курса требуется совсем другой тип духовенства — высокообразованные и эрудированные священники. За решение этой задачи он и взялся.

«Если бы он прожил дольше, — писал столетие спустя Кларендон [41], — то быстро бы потушил в Англии тот огонь, который был зажжен в Женеве». Но Бэнкрофт не успел этого сделать, и к тому времени, когда Елизавета умерла, пуританские идеи все еще владели душами многих англичан. К концу правления Елизаветы церковь усилила свои позиции и стала совершенно иной организацией, чем в первые годы ее нахождения у власти: более властной, гораздо менее склонной к компромиссу — как с католиками, так и с другими протестантами. Ее опорой были тысячи тех, для кого литургия стала необходимой в силу привычки, и тех, кто считал себя принадлежащим к ней в силу крещения. Привязанность многих англичан к священному институту англиканской церкви была столь же глубокой и искренней, как привязанность кальвинистов к своему пресвитеру или индепендентов [42] к своей конгрегации. Пуритан и англикан объединяло восхваление заслуг Елизаветы перед своим народом. Оливер Кромвель, вождь английской революции, говорил о ней как о «славной памяти королеве Елизавете», добавляя, что «нам нет нужды стыдиться, называя ее так». И те, кто вспоминал тяжелые годы бедствий, кто пережил приближение испанской угрозы и видел, как она развеялась на глазах, наверное, не раз повторяли в душе слова Ричарда Хукера, написавшего труд «О законах церковной политики» — классическое сочинение, оправдывающее елизаветинскую церковь: «Как слышался когда-то плач народа Израилева, так в этот день мы слышим радостную песнь неисчислимых тысяч и видим настоящую церковь, созданную по милости Всемогущего Бога и служащей Ему королевы Елизаветы».

В последнее десятилетие XVI в. те, кто руководил английской политикой начиная с 1550-х гг., постепенно уходили в мир иной: Лейстер умер в последние дни 1588 г., Уолсингем — в 1590 г., Сесил — в 1598 г. Они уступили свою власть и влияние другим, и последние пятнадцать лет правления Елизаветы на политической сцене доминировали новые лица. Война с Испанией выдвинула на первое место не дипломатов, а военачальников. Молодые и энергичные люди, вроде Уолтера Рэли и Роберта Деверо, графа Эссекса, состязались друг с другом ради того, чтобы получить разрешение на проведение операций против испанцев. Всякий раз, когда требовалось ее согласие, королева колебалась. Она понимала, что безопасность страны, за которую ей пришлось бороться всю жизнь, еще очень ненадежна, что весьма опасно провоцировать на нападение Испанию, военная мощь которой подкреплялась огромным богатством «Индий». Стареющая Елизавета мыслила по-иному, чем ее молодые придворные. Ее конфликт с Эссексом знаменателен и свидетельствует о противоречиях между королевой и новым поколением дворян.

Эссекс был приемным сыном Лейстера, и именно Лейстер представил его ко двору.

Правительством тогда руководили Сесилы — Уильям, лорд Бёрли, и его сын Роберт.

Королева удостоивала своими милостями в первую очередь сэра Уолтера Рэли, командира стражи, отличавшегося как красотой, так и амбициозностью. Эссекс был моложе Рэли и вскоре сменил его в качестве фаворита Елизаветы. Будучи самолюбив не менее последнего, он стал создавать при дворе и в Совете собственную партию, стремясь подавить влияние Сесилов. Поддержку ему оказали братья Бэконы, Энтони и Фрэнсис, сыновья лорда-хранителя Большой государственной печати Николаса Бэкона, который являлся зятем лорда Бёрли и в первые годы правления Елизаветы входил в правительство. Молодые Бэконы были недовольны тем, что Бёрли никак их не продвигает, и хотели использовать Эссекса для того, чтобы склонить королеву к более решительной и агрессивной политике. Они оба служили в посольстве в Париже и создали там прекрасную разведывательную службу. Именно с их помощью Эссекс стал разбираться в иностранных делах и доказал королеве, что наделен не только очарованием, но и деловыми способностями. В 1593 г. Елизавета включила его в Тайный совет, где вскоре он возглавил военную партию. Отношения с Испанией вновь обострились, и Эссекс настаивал на решительных действиях. Один эпизод свидетельствует о его напоре и решительности: во время заседания престарелый лорд-казначей, вынув из кармана Библию, погрозил Эссексу пальцем и прочитал такой стих: «Кровожадные и лживые не доживут и до половины дней своих» (Пс. 54:24). В 1596 г. Эссекс и Рэли возглавили экспедицию против Кадиса. В морском сражении за кадисскую бухту Рэли проявил себя выдающимся флотоводцем. Испанский флот был сожжен, и город оказался беззащитен перед англичанами. Эссекс отличился в сухопутном бою. Эта комбинированная операция была проведена блестяще, и англичане удерживали Кадис на протяжении двух недель. Флот возвратился на родину с триумфом, но, к сожалению Елизаветы, казна от этой победы выгод не получила. За время отсутствия графа Эссекса Роберт Сесил стал Государственным секретарем.

Победа при Кадисе резко увеличила популярность Эссекса не только при дворе, но и во всей стране. Королева приняла графа милостиво, однако втайне предчувствовала недоброе. Не является ли кипучая энергия Эссекса главной чертой характера этого нового поколения, которого она опасалась? Не станут ли молодые придворные смотреть на него как на своего лидера, отвернувшись от нее? Некоторое время королева никак не проявляла своих опасений. Она назначила Эссекса командующим королевской артиллерией и поручила ему возглавить экспедицию, задачей которой было перехватить еще одну флотилию, готовившуюся испанцами в портах на западе Пиренейского полуострова. Летом 1597 г. казалось, что огромный флот вот-вот двинется к берегам Англии. Английские корабли устремились на юго-запад, к Азорским островам.

Мощного флота, прохождению которого он должен был воспрепятствовать, Эссексу обнаружить не удалось, однако он задержался на Азорах, так как острова представляли собой удобную базу, где можно было подстеречь испанские транспортные суда, возвращающиеся с сокровищами из Нового Света. В этой экспедиции, в ней участвовал и Рэли, англичане так и не смогли захватить хотя бы один из островных портов. Испанский флот с сокровищами ускользнул от них, а вновь собранная Филиппом II флотилия вышла в Бискайский залив, не встретив сопротивления. Оставшуюся без защиты Англию снова спасли ветры. Плохо управляемые галионы сильно пострадали от северного шторма и сбились с курса, некоторые из них пошли ко дну. Дезорганизованный флот с трудом вернулся на родину. Король Филипп, стоя на коленях в часовне Эскориала, молился за свои корабли. Удар паралича сразил монарха раньше, чем ему успели сообщить об их возвращении, и известие о провале экспедиции дошло до него уже на смертном одре.

Вернувшись в Англию, Эссекс понял, что королева по-прежнему деятельна и уверенно контролирует ситуацию в стране. Неорганизованность и раздоры между командующими, имевшие место во время азорской экспедиции, разгневали Елизавету. Она объявила, что никогда больше не пошлет флот дальше пролива, и на этот раз сдержала слово. Эссекса удалили от двора, и для него начались не лучшие времена. Граф был уверен, что его не поняли, и стал жаловаться королеве. В его голове роились планы один дерзостней другого. Вокруг Эссекса образовалась небольшая группа, готовая силой вернуть на небо солнце монаршего благоволения.

Эссексу казалось, что волнения в Ирландии представили ему шанс не только вернуть расположение королевы, но и восстановить собственное влияние. На протяжении всего правления Тюдоров ирландская проблема оставалась практически нерешенной. Генрих VIII принял титул короля Ирландии, но это не прибавило ему реальной власти. Хотя ирландские вожди получали английские титулы — таким образом их пытались превратить в группировку знати, подобную английской, — они никак не желали расставаться с древними обычаями клановой жизни и игнорировали распоряжения наместников из Дублина.

Контрреформация только усилила оппозицию католической Ирландии протестантской Англии. Лондонское правительство это серьезно беспокоило, так как любая враждебная Англии держава могла легко использовать настроения в Ирландии в своих интересах. Вице-короли Ирландии, чьи силы не были особенно значительны, постоянно старались поддерживать порядок и внушать уважение к английским законам; они также предпринимали попытки привлечь в страну переселенцев из Англии. Но все эти меры не давали существенных результатов. В первые тридцать лет правления Елизаветы Ирландию потрясли три крупных восстания. Теперь, уже в 1590-е гг., четвертое восстание переросло в изнурительную и обременительную войну.

Хью О'Нилл, граф Тирон, пользовавшийся поддержкой Испании, действовал столь успешно, что создавалась угроза ликвидации английского господства в Ирландии. Если бы Эссексу удалось подавить восстание, он получал бы шанс восстановить свое влияние в Англии. Игра была рискованной. В апреле 1599 г. Елизавета дозволила Эссексу отправиться в Ирландию во главе самой большой армии, которую Англия когда-либо посылала туда. Однако граф не только ничего не добился, но даже оказался на грани краха. Эссекс имел в запасе неожиданный ход. Он, не подчиняясь приказам королевы, оставил армию и, никого не предупредив, спешно отправился в Лондон. Роберт Сесил спокойно ждал своего соперника, будучи уверен в том, что сможет перехитрить его. Между Эссексом и королевой произошла бурная сцена, и графа взяли под домашний арест. Неделя шла за неделей. Эссекс и его сторонники, в число которых входил и патрон Шекспира, молодой граф Саутгемптон, составили отчаянный заговор. Они планировали поднять восстание в лондонском Сити, напасть на Уайтхолл и захватить в плен королеву. Результатом этого выступления должно было стать свержение Елизаветы с трона.

Символично, что в Саутворке в это время готовилась к постановке пьеса Шекспира «Ричард II» [43]. Планы заговорщиков сорвались, а развязка всей этой истории наступила в феврале 1601 г., когда Эссекса казнили на Тауэр-Хилл. Среди свидетелей этого зрелища находился Уолтер Рэли, которому в 1618 г. суждено было точно так же сложить свою голову на плахе [44]. Юного графа Саутгемптона пощадили.

Елизавета хорошо понимала, каковы ставки в этой нелегкой борьбе. Эссекс был не просто придворным, добивавшимся расположения королевы. Он возглавлял при дворе группу, стремившуюся к власти. Прекрасно понимая, что годы королевы уходят, он стремился к тому, чтобы контролировать переход трона и оказывать решающее влияние на следующего монарха. Тот век еще не был веком партийной политики, но веком патронов и клиентов. Никакие политические принципы не разделяли Эссекса и Рэли, Бэконов и Сесила. Борьба шла за должности и влияние, и, одержи Эссекс победу, он провел бы нужные ему назначения по всей Англии и, возможно, даже смог бы диктовать условия королеве. Но долгие годы пребывания у власти сослужили Елизавете хорошую службу — лучшую, чем придворному, вдвое младшему, чем она, его амбиции. Королева, устранив Эссекса, спасла Англию от гражданской войны.

Что касается положения в Ирландии, то бегство Эссекса оказалось для англичан благодеянием. Его сменил лорд Маунтджой, упорный и энергичный командующий, в скором времени овладевший ситуацией. Когда в 1601 г. в Кинсейле высадилась четырехтысячная испанская армия, она уже ничего не смогла сделать. Маунтджой разгромил ее ирландских союзников и заставил испанцев капитулировать. В конце концов сдался даже граф Тирон. После долгой борьбы Ирландия, хотя и временно, покорилась английскому оружию.

Если Эссекс предъявил претензии на политические прерогативы Елизаветы, то вызов ее конституционной власти, брошенный парламентом в 1601 г., был не менее значительным и сыграл важную роль в последующие десятилетия. В течение всего ее правления вес и авторитет парламента постоянно возрастали. Последние годы одним из самых актуальных вопросов, обсуждаемых там, была проблема монополий. Некоторое время корона пополняла свои скудные доходы различными ухищрениями, включая дарование патентов на монополии придворным и другим лицам за соответствующую плату. Некоторые из этих уступок можно оправдать необходимостью поощрения изобретений, но зачастую они являлись просто неоправданными привилегиями, вызывавшими рост цен, что ложилось тяжким бременем на плечи каждого подданного. В 1601 г. в палате общин начались ожесточенные дебаты о монополиях, отражавшие настроения в обществе. Один из депутатов зачитал длинный список монополий — от патента на производство металла до патента на сушеные сардины. «А на хлеб там нет?» — воскликнул другой заднескамеечник. Шум в палате вызвал едкое замечание государственного секретаря Сесила: «Как это неприлично — заглушать обсуждение важного вопроса криками и кашлем. Это более свойственно начальной школе, чем парламенту». Королева отдавала предпочтение более утонченным методам политической борьбы, чем те, которые использовали парламентарии. Она прекрасно понимала, что, если палата общин, проталкивая свои предложения, вызовет раскол в обществе, основы ее конституционной власти окажутся под угрозой, а доверие народа будет навсегда потеряно, и потому действовала быстро. Некоторые монополии были отменены немедленно. Елизавета пообещала, что все злоупотребления будут расследованы. Таким образом, она ответила на вызов парламента. В блестящей речи, обращенной к членам палаты общин, королева сказала: «Хотя Бог вознес меня высоко, я тем не менее объясняю славу моей короны тем, что правила, ощущая вашу любовь». Слова эти были сказаны во время ее последнего появления на публике.

Неимоверная жизненная энергия, свойственная королеве на протяжении всех лет ее правления Англией, медленно и безжалостно оставляла ее. Целыми днями лежала она на подушках в своей комнате. Безмолвная агония растянулась на часы. В коридорах не было больше слышно эха ее торопливых, взволнованных шагов. Наконец Роберт Сесил осмелился сказать Елизавете: «Ваше Величество, вам нужно лечь в постель». «Человечек, — последовал ответ, — разве слово "нужно" говорят монархам?» Престарелый архиепископ Кентерберийский Уитгифт, ее «черный муженек», как королева однажды назвала его, опустился возле нее на колени и начал молиться. В предутренние часы 24 марта 1603 г. королева Елизавета I умерла.

Так закончилась династия Тюдоров. Более ста лет они укрепляли свою власть, успешно вели дипломатическую борьбу с европейскими правителями и, стараясь избегать социальных конфликтов, направляли страну по пути перемен, которые были столь серьезны, что вполне могли сокрушить ее. При Тюдорах парламент стал важным учреждением, деятельность которого основывалась на согласии между монархом, лордами и общинами. Парламентарии признавали и поддерживали традиции английского монархического правления, восстановленные после кровопролитной войны Роз и укрепившиеся за десятилетия абсолютистской власти. Но гарантии того, что Англия и впредь будет развиваться столь же успешно, не было. Монархия могла править, только если была популярна. Теперь корона переходила к шотландской ветви, политические устремления которой были чужды тому классу, который управлял Англией и чьи интересы представлял парламент. Сотрудничество с его представителями, заботливо взлелеянное Тюдорами, приближалось к своему концу. В скором времени Стюарты вступили в конфликт с парламентом, выражающим интересы всей нации. Этот конфликт определил историю Англии на протяжении нескольких последующих столетий: гражданская война, республика, Реставрация и «Славная революция» 1688–1689 гг.