Бритва Оккама

46

В тот вечер весь север страны устлал толстый и плотный снежный покров. От Парижа до Онкура не меньше двух часов езды, и «MG-B» Ари, преодолев длинный извилистый путь по холмистой местности, въехала в городок в самом центре Камбрези около 22 часов. Он надеялся, что на этот раз двигатель выдержит. Автомеханик поклялся ему, что машина теперь как новенькая и пробежит еще тысячи километров.

Необычно широкие для такого городишки улицы были погружены во тьму и завалены снегом. Все более тесный ряд домов со строгими фасадами кое-где прерывали сельскохозяйственные постройки. В центре Онкура над крышами возвышалась удивительная угловатая церковь, возведенная, как и остальные здания, из красного кирпича и белого камня. Слева от церкви к мэрии примыкал дом с витриной, где вперемежку были выставлены старинные книги и деревянные инструменты. На фронтоне красовалась табличка: «Дом Виллара из Онкура». Подальше стоял памятник, воздвигнутый в честь этого деятеля XIII века, прославившего коммуну. Даже школа носила его имя.

На въезде в городок Ари сбавил скорость, но никак не мог найти улицу, которую назвала ему Мона Сафран. Вернувшись на церковную площадь, он увидел на тротуаре парочку. Двое в плащах шли, втянув в плечи голову и засунув руки в карманы. Он остановился рядом с ними. Похоже, появление старой машины с парижскими номерами, да еще в столь поздний час, сильно их удивило.

— Извините, — сказал Ари, выглядывая в окно, — я ищу Васильковую тропу…

— А-а-а… Это на выезде из города. Поезжайте по дороге на Воселль, а через сотню метров после Онкура сверните налево.

Ари поблагодарил и двинулся дальше. «MG-B» запетляла по улочкам Онкура, затем выехала из городка. Снегопад не прекращался, и Ари еще сбросил скорость, чтобы не сбиться с пути. За городом не было ни огонька, а фары его старой машины едва освещали дорогу. Он осторожно продвигался, обеими руками держась за руль, пока наконец не разглядел слева от себя заснеженную грунтовую дорогу, терявшуюся за деревьями. На торчащем в кустах зеленом указателе он разобрал надпись: «Васильковая тропа». «MG-B» свернула на неровную аллею. Машину подбрасывало на колдобинах, которых было полно на узкой тропе. Ветки задевали крышу, осыпая автомобиль снежными хлопьями.

В конце пути Ари различил смутные очертания дома. Перед ним стояла машина. Он улыбнулся. На миг Маккензи поверил, что сейчас увидит коричневый седан, который едва не сбил его в Реймсе и проехал перед его домом в Париже. Но это оказалась небольшая современная городская машина с местными номерными знаками. Он припарковался рядом.

Пышный снег заскрипел под шинами. Ари заглушил мотор, но еще несколько секунд сжимал руль. Возможно, сейчас он совершает самую большую ошибку в своей жизни. Может, стоило послушать Лолу. Но отступать уже поздно, и он хочет знать правду.

Он инстинктивно коснулся рукояти «магнума» под плащом, поймал собственный взгляд в зеркале заднего вида, потом вышел из машины и хлопнул дверцей.

Это был старый узкий дом без надстроек, сложенный из грубо отесанных камней с изъеденными временем цементными швами.

Увязая в снегу, он пересек двор и остановился у двери. На каменной плите была вырезана надпись: «Кайенна Онкура». Ари удивился.

Он знал, что слово «кайенна» связано с компаньонажем. Еще одно доказательство причастности Моны Сафран ко всей этой истории.

Он трижды постучал, послышались приближавшиеся шаги: стук женских каблуков. Дверь медленно открылась.

В светлом прямоугольнике проема возникла Мона Сафран. Тщательно накрашенная, с распущенными волосами, в шерстяном жакете, наброшенном на черное декольтированное платье, не скрывавшее пышную грудь, она выглядела опасной и в то же время невероятно привлекательной.

— Добро пожаловать в Онкур. — Она посторонилась, впуская его в дом.

Ари задержался на крыльце. В глазах этой женщины было что-то дерзкое, вызывающее. На миг он ощутил необъяснимое желание дать ей пощечину, как зарвавшейся девчонке. С растерянным видом он закусил губу и вошел. В доме было жарко от разожженного камина.

Мона Сафран закрыла дверь. Ари тут же обернулся и, прежде чем она предложила ему пройти в гостиную, где на столе уже стояли бокалы и бутылка вина, взглянул ей прямо в глаза и наконец заговорил:

— Мона, вы мне скажете, зачем я здесь?

Она невинно улыбнулась:

— О чем вы, Ари? Вы здесь, потому что согласились приехать…

— Хватит играть словами, Мона. Лучше признайтесь, почему вы хотели меня видеть?

Она выдержала его взгляд молча, с улыбкой на устах.

Ари бесило, что эта женщина водит его за нос. Ему надоели ее увертки.

Он шагнул вперед. Тут его взгляд упал на предплечье Моны. Он вгляделся в длинный рукав ее жакета. Что, если под ним скрывается татуировка? Последняя улика, подтверждение, которого ему недоставало. Его охватило неудержимое желание взять ее за руку и приподнять рукав, чтобы наконец узнать правду.

Словно прочитав его мысли, Мона Сафран скрестила руки за спиной и прислонилась к двери.

В этот миг Ари потерял над собой контроль. Он сделал еще два шага и с угрожающим видом схватил ее за плечи.

— Мона, не надо играть со мной. Говорите, зачем вы меня вызвали.

В черных глазах Моны мелькнул странный огонек. Легкая тревога. Во всяком случае, он на это надеялся.

— Я же сказала. Чтобы поговорить.

У нее был невероятно чувственный голос и волнующий взгляд. Ари сглотнул слюну. Надо признать очевидное: она обладает над ним таинственной властью.

— Так вот, я здесь. Говорите.

Она медленно приоткрыла рот. Губы у нее дрожали, словно она пыталась, но не могла выговорить ни слова.

Неожиданно она обхватила Ари за голову и прижалась губами к его губам. Ему не хватило ни времени, ни сил, чтобы ее отстранить. Она поцеловала его внезапно и страстно, кусая ему губы, просовывая язык в рот и постанывая.

Ари стиснул ее плечи, затем обхватил руками ее голову и оттолкнул. Мона ударилась затылком о дверь. Ари прижал ее так, что она не могла пошевелиться. Он не знал, что думать. Между ними нарастало напряжение — смесь гнева, страха и желания. Он не понимал, чего хочет больше: задушить ее или заняться с ней любовью. К тому же она способна сама свернуть ему шею. В любой миг эта женщина, возможно убившая Поля Казо, могла стать опасной. Перед глазами у него мелькали поляроидные снимки. Голые мужчины, привязанные к столу, их пустые глаза, кровь, дыра в макушке…

Ари еще крепче сжал голову Моны Сафран и вдруг, не удержавшись, сам прильнул к ее губам. Всем телом он придавил ее к двери, и она застонала в ответ. Его правая рука скользнула по затылку, затем по плечу Моны, проникла под жакет и прижалась к ее груди. Сквозь ткань платья он почувствовал, как затвердел ее сосок. Он надавил еще сильнее. Она укусила его за губу, и он отстранился, секунду смотрел на нее, затем прижался лицом к ее шее и впился губами в ямку над ключицей.

Мона порывисто гладила его по затылку, ерошила волосы и вдруг вцепилась в них, заставив его откинуть голову. Он скривился от боли. Их ласки стали грубыми. К удивлению Ари, его возбуждение лишь усилилось. Он схватил ее за запястья и прижал к двери, заставив раскинуть руки. Она вскрикнула. Ее грудь приподнималась все быстрее, дыхание участилось. На секунду они замерли, как два хищника, бросающие друг другу вызов в разгар схватки. Она попыталась вырваться, но он не дал ей пошевелиться. Она сопротивлялась изо всех сил, потом, освободив одну руку, оттолкнула его и внезапно залепила пощечину.

От удара голова Ари откинулась налево. Он снова, еще крепче, схватил ее за руки, заставил скрестить их за спиной. Прижавшись к Моне, он удерживал ее, не отводя взгляда от ее черных глаз. Ему хотелось проникнуть в их тайну, разгадать ее намерения. Собирается ли эта женщина заняться с ним любовью или убить его? Он потянулся губами к ее приоткрытому рту, потом, когда их лица почти соприкоснулись, шепнул:

— Что за игру вы затеяли, Мона?

Изящно склонив голову к плечу, она улыбнулась. Затем, скользнув спиной по двери, упала на колени, так что Ари пришлось отпустить ее запястья.

Мона нетерпеливо расстегнула нижние пуговицы на рубашке Маккензи и покрыла поцелуями его живот. Он содрогнулся. Затем одну за другой она расстегнула пуговицы на джинсах, продолжая его целовать. Охваченный желанием, Ари не сопротивлялся. Почувствовав, как губы Моны скользнули ниже, он закрыл глаза и отдался наслаждению.

Вокруг все исчезло. Он словно парил во сне, забыв о реальности. Ласки Моны медленно доводили его до экстаза. Ему казалось, что он еще никогда не испытывал подобного возбуждения, очевидно, из-за неуловимого напряжения, которое их соединяло.

И внезапно, уже готовый сдаться на ее милость, Ари словно очнулся. Он отступил на шаг, схватил Мону за плечи и заставил подняться. Прежде чем она выпрямилась, грубо сорвал с нее жакет, снова толкнул к двери и поднес ее правую руку поближе к тусклому свету. Она подчинилась. Маккензи улыбнулся. Ничего. Татуировки не было. Перехватив ее шею другой рукой, он осмотрел второе предплечье. Тоже ничего.

— Что ты делаешь, Ари?

Отпустив ее шею, он нежно погладил ей плечи:

— Я ищу солнце.

Мона непонимающе нахмурилась, потом, выгнув спину, стянула платье и бросила его на вымощенный плиткой пол. Прижала свои тяжелые и крепкие груди к груди Ари и закинула руки ему за спину. Все более настойчиво она царапала его бедра, плечи, затылок.

Вдруг ее рука замерла у него на груди. Она медленно потянула за ремень, к которому была пристегнута кобура.

— Ты никогда не расстаешься с оружием? — насмешливо прошептала она.

Ари шагнул назад, снял кобуру и положил ее на пол как можно дальше от них.

Мона взглянула на револьвер.

— Боишься, что я им воспользуюсь? — ехидно спросила она.

Вместо ответа он снова прижался к ней.

— Возьми меня, — шепнула она ему на ухо.

Ари не двигался. Отрывисто дыша, он в растерянности смотрел ей прямо в глаза, не в силах пошевелиться.

А что, если это она? Если это правда она? Как она вела себя с другими? Нападала не сразу? Доходила до конца? Не ждет ли она минуты, когда он будет наиболее уязвимым?

Мона погладила его по щеке.

— Возьми меня, — снова шепнула она.

Медленно повернулась боком к двери, не сводя с Ари глаз. Прислонившись левым плечом к дверному косяку, правой рукой схватила его за бедро и притянула к себе.

Не в силах удержаться, Ари подчинился ее воле. Они занялись любовью прямо у двери, сперва медленно, потом все больше ускоряя темп. При каждом толчке Ари сливался с нею еще сильнее и все же не мог до конца избавиться от сомнений. Даже в минуты страсти его не покидала мысль, что Мона — убийца. А может быть, страх только усиливал его пыл. Захваченные мгновением, все ускоряя ритм, они полностью растворились друг в друге. Наконец, одновременно вскрикнув, они достигли пика наслаждения.

Задыхаясь, обливаясь потом, потрясенные, они еще несколько долгих мгновений прижимались друг к другу. Потом Мона высвободилась и улыбнулась ему удовлетворенно, почти насмешливо. Расслабленной походкой она направилась в гостиную, по дороге подобрала свое смятое платье, тут же надела его, села на диван и закурила одну из своих сигарет с запахом ванили.

Сбитый с толку Ари застегнул пуговицы на джинсах и опустился на пол, привалившись спиной к двери. Пытаясь собраться с мыслями, он вынул сигарету и тоже закурил, выпуская длинные завитки дыма.

Так они курили, пока молчание не стало неловким. Снаружи под порывами ветра гнулись деревья, перед окнами кружились снежные хлопья. В голове у Ари роились тысячи вопросов, которые он хотел бы задать этой странной женщине, но он не сумел выговорить ни одного. Сказать по правде, у него было много причин чувствовать себя полным идиотом. Потому что он хотя бы на минуту вообразил, будто Мона преступница, а еще потому, что так легко поддался ее чарам.

И тут перед его внутренним взором возникла Лола. Она смотрела на него со слезами на глазах. Он зажмурился и спрятал лицо в ладони.

47

Это был великолепный особняк в южном предместье Парижа. Из белого тесаного камня, с квадратной башней справа, он высился посреди заснеженного парка. По северному фасаду дома на высоте верхнего этажа, слегка выдаваясь вперед, шла терраса, окруженная белой балюстрадой. Окна на первом этаже, широкие и высокие, как двери, выходили на крыльцо, протянувшееся вдоль всей передней стены.

Два десятка шикарных машин — длинные черные седаны, спортивные автомобили, «субару» со сверкающими хромированными деталями — были припаркованы у входа. За ними приглядывали два широкоплечих охранника в темных костюмах. Их шаги заглушал продолжавший валить снег, желтый свет фонарей казался тусклым из-за круживших в воздухе снежинок.

Внутри вот уже полтора часа шел прием, достойный дипломатических раутов, на которых гости, отбросив всякий стыд, набивают живот за государственный счет. Это чересчур идеальное празднество отдавало едва ли не анахронизмом. Приглушенная музыка, птифуры, бокалы шампанского на серебряных блюдах, безупречные официанты, белоснежные скатерти: этому чисто мужскому собранию не хватало разве что женщин в вечерних туалетах и сверкающих драгоценностях.

Вечер проходил в самом просторном зале особняка, чьи высокие окна смотрели на зады усадьбы. Четыре небольшие хрустальные люстры окружали пятую, самую внушительную, лившую волны мягкого золотистого света. На стенах, покрытых резными деревянными панелями, висели высокие зеркала в позолоченных рамах, отражаясь друг в друге, они продолжали роскошную перспективу до бесконечности.

Куда бы ни падал взгляд, всюду царили богатство и изобилие: белый мрамор огромного камина, безделушки из тончайшего фарфора, сияющий паркет, расписная лепнина на потолках, позолота, картины, деревянная мозаика… Нигде ни малейшего изъяна.

Тридцать гостей расхаживали от одной буфетной стойки к другой, сбивались в группки, расходились, сходились и снова расставались посреди взрывов хохота, восхищенного шепота и звона бокалов. Они курили трубки, импортные сигареты, гаванские сигары, лакомились канапе и птифурами, много пили в беззаботной атмосфере, контрастировавшей с их строгими темными костюмами.

Снаружи валил густой снег, словно плотный занавес, отрезавший их от мира.

Лишь поздно вечером через широкие главные двери в зал вошел Альбер Крон. Тишина волнами распространилась среди гостей, все взоры обратились к нему. Он поднялся на возвышение, где его уже ждали трибуна и микрофон. Позади него от пола до потолка простирались два узких пурпурных полотнища, в центре которых красовался символ их общества. Черное солнце.

— Друзья мои! Что за радость видеть вас вместе! Здесь собрались почти все. Не беспокойтесь, я не стану утомлять вас длинной речью, ведь вы уже начали поднимать тосты, и я горю желанием присоединиться к вам. И все же я хотел бы сначала сказать вам несколько слов. Прежде всего… Эрик? Вы здесь?

Приподнявшись на цыпочки, этнолог оглядел зал. Темноволосый мужчина, с которым он регулярно встречался в городе, отделился от группы гостей и помахал ему рукой.

— Ах, вот и вы! — кивнул ему Крон, улыбаясь. — Друзья мои, мне бы хотелось лично поблагодарить щедрого мецената, чья помощь, как вам известно, сыграла решающую роль в разработке нашего плана. Я не могу отказаться от мысли, Эрик, что встреча нашего ордена с таким человеком, как вы, не была случайной, ей мы обязаны провидению, которое рано или поздно должно было себя проявить. Как бы то ни было, мы счастливы видеть вас в наших рядах сегодня вечером.

Зал разразился аплодисментами. Человек в черных очках смиренно склонил голову в знак благодарности, но не счел нужным ничего ответить.

— Друзья мои, мы близки к цели. Не хотелось бы радоваться преждевременно. Я собрал вас здесь сегодня не за тем, чтобы отпраздновать завершение нашего проекта, хотя я рад отведать вместе с вами эту «Вдову Клико», которую мне очень хвалили… Сегодня в нашем распоряжении четыре квадрата. Конечно, двух еще не хватает, но это не помешает нам начать свои изыскания. Каждый из вас получит сегодня ксерокопию четырех квадратов.

Мужчина со строгим лицом, с начала речи Альбера Крона стоявший у него за спиной, обошел гостей, раздавая им картонные папки.

— Предлагаю вам в ближайшие дни тщательно изучить эти документы, ведь, как вы знаете, нам предстоит расшифровать их вместе, и чем быстрее это будет сделано, тем скорее мы сможем привести в исполнение наш план. Не сомневаюсь, что такие блестящие эрудиты, как вы, объединив усилия, найдут правильное решение. Впрочем, один след у нас уже есть, и я могу вам сказать, что нам, несомненно, предстоит сосредоточить свое внимание на… соборе Парижской Богоматери.

Этнолог помолчал, наблюдая за реакцией присутствующих. Гости оживленно переглядывались. Он впервые сообщил им что-то конкретное и не сомневался, что сумел пробудить их любопытство. Объект их поисков вдруг обретал реальность, и к тому же он оказался совсем рядом, в самом сердце столицы.

— Я знаю, что некоторые из вас обладают особыми познаниями об этом соборе, и нам, безусловно, понадобится их помощь. Пока я больше ничего не хочу вам говорить, но не сомневаюсь, что предстоящие поиски покажутся вам столь же захватывающими, как и мне. Полагаю, вам не нужно напоминать, что документы, которые вы только что получили, носят секретный характер, так что никакая огласка недопустима. Но я уверен, что могу на вас положиться.

Несмотря на мягкий голос и сдержанную речь этнолога, в его интонациях слышалась угроза, замеченная всеми слушателями. Каждый здесь знал, чего ему ждать.

— Чтобы завершить речь на более радостной ноте, перед тем как выпить за ваше здоровье, я бы хотел упомянуть публикации двух наших выдающихся специалистов. Я рад, что уважаемые члены нашего сообщества не тратят время впустую, и смею надеяться, что всем присутствующим будет интересен труд наших коллег. Обращаю ваше внимание на замечательное произведение «Миф об Аполлоне и исчезнувшие цивилизации» прославленного профессора Видаля. Дорогой Александр, я прочитал его на одном дыхании и считаю просто захватывающим. То же самое скажу и о новой изумительной книге нашего друга Жуана, посвященной Артюру де Гобино и снабженной великолепными иллюстрациями. Мои искренние поздравления обоим… Не стану больше вас утомлять, дорогие друзья, желаю вам хорошо провести вечер, а главное, успешных вам трудов под лучами черного солнца!

Снова раздались аплодисменты, затем гости рассеялись по залу, некоторые подходили к Альберу Крону с горячими приветствиями, словно пожать ему руку было великой честью.

Чуть позже человек в черных очках подошел к этнологу. Он предложил чокнуться шампанским, потом что-то прошептал ему на ухо. Крон кивнул, и они незаметно выскользнули за дверь в глубине зала.

48

Докурив свой «Честерфилд», Ари поднялся с пола и подошел к Моне Сафран:

— Скажите, а виски у вас не найдется?

Она приподняла брови:

— Я припасла для нас бутылку хорошего бордо. А ты всегда говоришь «вы» женщинам, с которыми только что занимался любовью?

Ари взглянул на открытую бутылку, стоявшую на низком столике.

— Выглядит очень соблазнительно, но признаюсь вам, что охотно выпил бы виски, — сказал он с легким вызовом.

Он предпочитал обращаться к ней на «вы». Это была его маленькая месть. Моне не удастся одерживать верх в каждом раунде.

— В кухне, у тебя за спиной, в шкафу над мойкой.

Ари отправился за бутылкой, на ходу заправляя в джинсы рубашку. Когда он вернулся в гостиную, Мона Сафран наливала себе вино. Он взял пустой бокал и сел напротив нее с бутылкой виски в руке.

— Ладно… С этим покончено, — сказала она, отпив глоток вина.

Ари провел рукой по взлохмаченным волосам и издал нервный смешок.

— Это значит, что теперь вы расположены поговорить со мной? — поинтересовался он, наливая себе виски.

— Я всегда замечала, что после любви мне легче даются признания.

— Можете меня не стесняться. А если к вам не вернется память, перенесем разговор на потом.

— Не переоценивай себя, Ари.

Маккензи проглотил виски. Разговаривать с этой женщиной, как и заниматься с ней любовью, было сродни борьбе — одновременно раздражающей и возбуждающей. Похоже, ей вообще нравилось сражаться.

— Ну так скажите мне, Мона, какая связь между всем этим и Вилларом из Онкура? Как вообще мы здесь оказались?

Мона взглянула ему в лицо, словно все еще не знала, стоит ли ей говорить или лучше промолчать. Потом поджала под себя ноги и широким жестом обвела пространство вокруг них:

— Видишь этот дом? Он необычный. Мы, компаньоны долга, называем такой дом «кайенной». Вообще-то этот дом — кайенна Онкура.

Озадаченный Ари нахмурился:

— Вы? Вы хотите сказать… что вы тоже…

— Да. Хотя я не совсем компаньон долга, скажем, я облечена правами в компаньонаже. Я то, что называют Матерью.

— Так вот что связывало вас с Полем? Компаньонаж?

— В некотором роде. А ты думал, я его любовница?

Ари пожал плечами, не желая признаваться, что эта мысль действительно мелькала у него в голове.

— Я не сплю со всеми встречными мужчинами, Ари.

— Выходит, мне следует поблагодарить вас за оказанную честь.

Она подняла глаза к потолку.

— Значит, с Полем вас сблизил компаньонаж?

— Я Мать этой кайенны, а Поль регулярно бывал здесь.

— Если не ошибаюсь, Мать у компаньонов нечто вроде управляющей, которая занимается кайенной, верно? А я полагал, у вас картинная галерея.

— Моя роль скорее символическая, Ари. Знаешь, сейчас кое-что изменилось, но долгое время кайеннами действительно управляли женщины. Такие дома были во всех городах Франции, и молодые компаньоны, совершавшие свое путешествие, за небольшую плату находили в них приют. Мать действительно управляла домом. Она содержала кайенну, размещала вновь прибывших, кормила их и в то же время была наделена материнской властью в этом мужском сообществе. Молодые встречали здесь других подмастерьев, а также мастеров, которые обучали их своему искусству и приобщали к строительству…

— Ладно-ладно… Но вы же не станете утверждать, что вы управляющая домом для приезжих молодых компаньонов долга? А значит… Если вы оказываете им такой же гостеприимный прием, как мне, путешествие придется им по вкусу!

— Забавно. Какой изысканный комплимент! — съязвила она. — Нет, Ари. Молодые компаньоны здесь не останавливаются. Кайенна Онкура не такая, как прочие, к тому же о ней известно лишь немногим…

— Позвольте, я угадаю: тем, кого сейчас убивают одного за другим?

Она кивнула и снова отхлебнула вина. Ари начинал понимать, какова ее роль во всей этой истории. Но многое оставалось непонятным.

— Значит, Поль ничего не рассказывал тебе о ложе Виллара из Онкура?

— Ничего.

— Выходит, он умел хранить тайну лучше, чем большинство из нас. Ах, если бы и другие держали язык за зубами…

— Так скажите, что это за пресловутая ложа Виллара из Онкура?

— Тебе очень хочется знать, верно?

Ари промолчал. Ответ казался ему достаточно очевидным.

— Слушай, Ари, я готова тебе рассказать, но взамен хочу кое о чем попросить.

Аналитик усмехнулся:

— В самом деле? О чем же?

— Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что тебе известно. А еще… мне нужна твоя защита.

— Моя защита?

— Надо мной нависла угроза, Ари. Вот почему я попросила тебя приехать сегодня вечером. До сих пор я думала, что справлюсь сама, но остальных убивают одного за другим, и мне стало страшно. В ложе было шесть членов. А осталось двое. И я следующая в списке.

Ари медленно кивнул. Туман, который только сгущался с тех пор, как убили Поля, понемногу рассеивался. Получается, что четыре жертвы связывала их принадлежность к одной, к тому же необычной, ложе. А мотивом для убийц послужила некая тайна, которую они хранили.

— Если вы все мне расскажете, Мона, я гарантирую вам и шестому члену ложи круглосуточную защиту полиции до тех пор, пока виновные не будут задержаны.

— Нет. Никаких легавых. Только ты.

— Вы хотите, чтобы я защищал вас один?

— Да.

— Вы принимаете меня за Рэмбо?

— Нет, за лучшего друга Поля. Я знаю, что ты защитишь меня лучше, чем двое дежурных полицейских. И я хочу вести расследование вместе с тобой. Думаю, мы идем по одному следу.

Ари задумался. На что она намекает?

— Альбер Крон, этнолог?

— В том числе.

— Так вот почему я видел вас сегодня на конференции. Как вы его заподозрили?

— Сильвен Ле Пеш ему проговорился. Мы с Полем обнаружили, что Сильвен позволил себя провести. Он все ему выболтал…

Значит, была утечка. Один из членов ложи открыл их тайну, и это спровоцировало серию убийств. Но какая тайна могла развязать такую кровавую бойню?

— Одного я не понимаю, Мона. Почему вы с Полем с самого начала не обратились в полицию? И почему вы не рассказали мне раньше?

— Потому что все мы поклялись никому не открывать ни существование нашей ложи, ни ее назначение. Только что я нарушила свою клятву.

— Вы послали мне анонимное письмо с именем Паскаля Лежюста?

— Нет. Вероятно, это был Жан.

— Жан?

— Шестой компаньон, мастер ложи. Кроме меня, в живых остался только он. Если он тебе написал, то он тоже клятвопреступник.

— Из-за вашего молчания уже убиты четыре человека, Мона.

— Мы всегда знали, чем рискуем. С самого основания ложи.

Ари покачал головой. Что за бред! Ему все еще не верилось, что Поля убили из-за его принадлежности к тайной ложе, члены которой поклялись хранить тайну до самой смерти… Это совершенно не вязалось с его представлением о друге отца. Но факты говорили сами за себя.

— Простите, Мона, но я словно в кошмарном сне. Эта ваша клятва! Будто школьники на переменке поклялись на крови в вечной дружбе…

— Поверь, Ари, ложа Виллара из Онкура меньше всего похожа на школьное братство.

Ари решил, что настало время задать самый главный вопрос. Если мотивом убийств была тайна, которую во что бы то ни стало хотели сохранить шесть человек, ему необходимо узнать, в чем она заключается.

— Мона… Чем же ваша ложа так отличается от других? В чем ваша тайна?

— Ты так и не дал мне обещание, которое я просила.

Ари вздохнул:

— Я обещаю защищать вас, Мона.

— И позволить мне расследовать это дело вместе с тобой.

Он задумался. Перспектива вести расследование вдвоем с Моной Сафран не слишком привлекала его, да и Лоле это вряд ли понравится. Но разве у него есть выбор? К тому же галеристке вся история известна лучше, чем ему, и ее помощь окажется весьма кстати.

— Договорились, Мона. Но играем по моим правилам. И без глупостей. Вы помогаете мне в расследовании, но не вздумайте лезть на рожон. И не спорьте со мной.

— Идет.

Мона встала, налила себе еще вина и выглянула в окно. Снаружи по-прежнему кружился снег. Она помолчала, вглядываясь во тьму, затем снова села на диван. Ее лицо совершенно изменилось. Ари не сомневался, что перед ним наконец истинная Мона Сафран. Маска спала, и теперь женщина готова без всякого притворства открыть ему душу.

— Ложу Виллара из Онкура в тысяча четыреста восемьдесят восьмом году основал некий Мансель. Но, как ты уже понял, это не обычная ложа Гильдии мастеров. По правде сказать, она единственная в своем роде. Если я начну с самого начала, боюсь, это займет много времени…

— Я никуда не тороплюсь, — заверил ее Ари, поудобнее устраиваясь в кресле.

— Вообще в истории этой рукописи тринадцатого века много неясного. Как ты знаешь, долгое время судьба тетрадей оставалась неизвестной. В тысяча восемьсот двадцать пятом году их нашли вновь в ящиках старого книжного шкафа в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре. Такова, по крайней мере, официальная версия. На самом деле все не так просто.

— Продолжайте.

— Может, хватит говорить мне «вы», Ари?

Аналитик невольно улыбнулся. Однако ему пришлось признать, что Мона играла по правилам: она сложила оружие. Ни к чему и дальше ее дразнить.

— Продолжай, — сказал он наконец.

— Тетради дошли до наших дней и ныне хранятся в Национальной библиотеке, так как имеют большую историческую ценность. Но не только поэтому. Подлинная их история неизвестна. Многие пытались отыскать их след в веках, однако белых пятен предостаточно. Точно известно, что в тринадцатом веке тогдашний владелец рукописи решил пронумеровать страницы, очевидно, чтобы они не перепутались. Но в то время были пронумерованы лишь первые шестнадцать страниц. Судя по почерку, это сделал не сам Виллар. Позже, в пятнадцатом веке, другой владелец тетрадей по имени Мансель…

— Основатель вашей ложи?

— Да, но только не перебивай меня, слушай внимательно. В общем, человек по имени Мансель пронумеровал страницы тетрадей Виллара. Благодаря этой нумерации, выполненной римскими цифрами, мы сейчас знаем, что каких-то страниц не хватает. Специалисты по-разному оценивали их число, но в действительности не хватает ровно шести страниц. В восемнадцатом веке рукопись снова пронумеровали, на этот раз арабскими цифрами, и поэтому мы можем утверждать, что тридцать три страницы, ныне хранящиеся в Национальной библиотеке, в то время были расположены именно в таком порядке. Вот почему историки полагают, что недостающие страницы исчезли между пятнадцатым и восемнадцатым столетиями. Им также известно, что в тысяча шестисотом году тетради принадлежали семье Фелибьен, затем Мишель Фелибьен передал их в дар парижскому монастырю Сен-Жермен-де-Пре. В восемнадцатом веке рукопись стала национальным достоянием и в тысяча восемьсот шестьдесят пятом была занесена в каталог Национальной библиотеки под тем шифром, под которым значится до сих пор. Это то, что известно историкам.

— А что им неизвестно?

— Им неизвестно, что в пятнадцатом веке недостающие шесть страниц были намеренно изъяты самим Манселем, и каждая из них передана на хранение одному из членов основанной им тайной ложи Гильдии мастеров Франции. Для каждого из них его страница стала «квадратом» — так компаньоны долга называли пергаменты, в которых делали заметки о городах, где побывали во время своего путешествия по Франции. Когда один из членов ложи умирает, его квадрат передается новому посвященному.

— Но зачем он изъял эти шесть страниц?

— Эти страницы заключают то, чего не должны знать непосвященные. Тайну, которую нельзя разглашать. Поэтому каждую страницу следовало отделить и доверить надежному хранителю…

— Так в чем заключается эта тайна?

Молодая женщина рассмеялась:

— Ты же слышал — ее нельзя разглашать! Ари, ведь ты не поверишь, скажи я тебе, что сама этого не знаю…

— Угадала. Ради этих шести страниц вы готовы рисковать жизнью… Трудно поверить, что их тайна вам неизвестна.

— Уверяю тебя, по-настоящему она не известна никому из нас. Во всяком случае, насколько я знаю. Во время посвящения мы даем слово хранить собственный квадрат. Каждый член ложи знает только свою страницу. Остальные пять я никогда не видела, по крайней мере вблизи… Все они ведомы только мастеру ложи, хранителю шестого пергамента.

— О'кей. Если я правильно понял, ты сама хранишь одну из шести исчезнувших страниц?

Мона Сафран медленно склонила голову:

— Да. Здесь.

49

— На этот раз у нас серьезные затруднения, Эрик.

С озабоченным видом Альбер Крон тщательно закрыл за собой дверь и сел в свое просторное кресло. На лице у него не осталось и следа улыбки, с которой он только что обращался к своим гостям.

— Слушаю вас, — ответил его собеседник, в свою очередь усаживаясь.

— Ари Маккензи нагрянул сегодня ко мне на конференцию.

Сорокалетний мужчина в темных очках стиснул подлокотники своего кресла. Так он и знал, что этот тип из госбезопасности доставит им неприятности, и теперь злился на себя за то, что вовремя не принял необходимые меры.

— Вы шутите?

— Мне не до шуток, мой юный друг.

— И как же он вышел на вас?

— Увы, тут есть несколько возможностей. Мона Сафран тоже туда заявилась.

— И кто только не побывал на вашей конференции!

— Возможно, он увязался за ней. Или нашел меня через вашего типа. Того, которого застрелил у себя на квартире.

— Этого еще не хватало!

— Не стану спорить. Теперь начнется гонка со временем, Эрик. Если Ламия добудет последние квадраты в срок, нас уже не остановить. Главное, чтобы Маккензи не нарушил наши планы.

— Его нужно устранить.

— Конечно. Трудность в том, что он больше не бывает дома и почти не появляется в офисе. Мы не можем его достать. К несчастью, когда он сегодня пришел на конференцию, у меня не было возможности его перехватить.

— Пусть это вас не беспокоит.

— О чем вы?

— Я знаю, как его найти.

Альбер Крон нахмурился. Самодовольство союзника его раздражало.

— Неужели?

— Да, мне известно, где он ночует.

— Отлично. Тогда поторопитесь.

Альбер Крон хотел подняться, но собеседник жестом остановил его:

— Погодите…. Вы мне ничего не рассказали о ваших открытиях. Так что вы там говорили про собор Парижской Богоматери?

С усмешкой старик опять опустился в кресло. Он взял со стола недокуренную трубку и снова ее разжег.

— Я начал расшифровку четырех первых квадратов, — произнес он наконец, выдохнув ароматный дым.

— В самом деле? И как только вам это удается. Я сотню раз их разглядывал, но так ничего и не разобрал…

— У вас нет нужной подготовки, Эрик. Каждому свое. Вы занимаетесь финансами, в которых я ничего не смыслю…

— Так по-вашему, место, которое мы ищем, располагается где-то под собором?

— Вполне возможно.

— Просто не верится.

— И правда. Мы уже близки к цели, Эрик.

— Близки к цели… Конечно. Но напоминаю вам, что мы ищем не совсем одно и то же. Кого-то из нас ждет разочарование.

— Вы в этом уверены?

— Вам прекрасно известно, что я не верю в россказни об озаренных свыше оккультистах. Вообще не понимаю, как образованный человек вроде вас верит в подобную чушь.

— Вот поэтому вам и стоит задуматься. Это вовсе не чушь, Эрик. Но успокойтесь, как знать, не обретем ли мы оба то, что нам нужно. Вы — то, что веками ищет ваша семья, а я — ответ, которого уже давно ждет мой орден.

— Будь по-вашему. Все равно наши сомнения рассеются не раньше, чем мы обнаружим точное место, указанное Вилларом из Онкура.

— Вот именно.

— Тогда не будем терять время. Я занимаюсь Маккензи, а вы — квадратами.

50

Лола проскользнула на водительское сиденье, захлопнула дверцу и уронила голову на руль. Ей одновременно хотелось завопить от ярости и расплакаться. Она трижды стукнулась о руль лбом и сквозь зубы осыпала проклятиями саму себя и этого чертова подонка Ари.

Через несколько минут после его отъезда она решила, чем в бессильном гневе метаться по своей парижской квартирке, отправиться в Онкур. Она знала, что это глупо и смешно и Ари никогда ее не простит, но не смогла удержаться. Безотчетная ревность и снедавшая ее тревога, желание защитить этого придурка, готового броситься в пасть ко льву, заставили ее сесть в машину. Она добралась до городка в Камбрези сразу после Ари. Из его телефонного разговора с Моной Сафран Лола уловила название улицы, на которой та жила. Припарковав машину на обочине, она пересекла заснеженную тропу, сжимая в руке кухонный нож — единственное оружие, которое нашлось в ее доме, готовая воспользоваться им, если Мона и вправду окажется убийцей.

Но, подойдя к дверям, Лола услышала нечто, чего, пожалуй, опасалась еще сильнее.

Остолбенев под падающим снегом, она слушала крики, но то были не крики боли. Стоны двоих, предающихся страсти там, по ту сторону двери.

Нож выпал у нее из рук, и она метнулась к машине.

И вот теперь как последняя дура она рыдала в машине посреди темной сельской дороги, под завывания вьюги. Лола всхлипывала от стыда, боли, разочарования.

Она долго сидела, спрятав лицо в ладони, всем телом сотрясаясь от судорожных рыданий, и ненавидела Ари так же сильно, как саму себя.

На что, собственно, она рассчитывала? Хотела, вооружившись кухонным ножом, вырвать своего прекрасного принца из лап психопатки? Разве в глубине души она с самого начала не догадывалась, что ее здесь ждет? Жестокое зрелище: любимый человек, без зазрения совести предающийся любви в объятиях другой женщины. Конечно, с тех пор как они расстались, Ари делал это не впервые. Впрочем, он ничего и не скрывал. В конце концов, это его право. Но слышать, почти что увидеть своими глазами — это совсем другое. К тому же в последние дни у нее возникла надежда, что их отношения изменились. Проявления привязанности со стороны Ари, его робкие ласки, когда они лежали бок о бок, букет орхидей и сегодняшний поцелуй… Как он мог тянуться к ней и в то же время спать с другой женщиной?

А что, если Ари на самом деле не любит ее по-настоящему?

Что, если он испытывает к ней обычное физическое влечение? Желание обладать женщиной на десять лет моложе его. Удовольствие от того, что она тоже его хочет… А орхидеи, как она и подумала сначала, он купил не для нее…

Какой же она была дурой!

А вдруг именно этой последней пощечины ей и не хватало, чтобы наконец перевернуть страницу? Набраться храбрости и «встряхнуться», как говорили ее подруги. Легче возненавидеть его, чем забыть. Так пусть же катится к черту!

Лола подняла голову и отерла слезы рукавом. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, чтобы ехать назад. Потом повернула ключ зажигания и развернула машину на заснеженной дороге.

Затем включила автомагнитолу и настроила ее на полную мощность. Сиплый голос Дженис Джоплин тут же заполнил маленький салон.

Словно отгороженная от внешнего мира спасительным хрипом певицы в розовом боа, машина в снежном вихре неслась через Онкур. Молодая женщина кусала губы и судорожно сжимала руль, чтобы снова не разрыдаться. Она знала: обратная дорога будет для нее настоящей пыткой. Но надеялась, что это наказание, эта последняя рана поможет ей встать на ноги. Заставит смириться с неизбежным. Ари не создан для нее. Ари никогда не будет с ней. Никогда. Она должна это принять.

На последнем повороте, при выезде из города, ее ослепили фары машины, ехавшей ей навстречу.

51

— Обычно, как я тебе уже говорила, квадратом называют листок бумаги, на котором молодой компаньон отмечает город, где он побывал во время своего путешествия по Франции. Кроме того, в каждой кайенне делалась запись о том, что он оплатил проживание, чтобы его приняли в следующей кайенне. В нашей ложе мы называем своим квадратом одну из шести недостающих страниц Виллара. Во время наших собраний здесь, в кайенне, каждый должен показать мастеру ложи свой квадрат, чтобы получить право войти. Но теперь четыре квадрата похищены, в том числе и пергамент Поля.

— Тот, ксерокопию которого он мне прислал.

— Да.

Мона Сафран взглянула Ари прямо в глаза. Выражение ее лица было почти торжественным. Нарочито медленно она вынула из сумки плоский металлический футляр размером с листок писчей бумаги, сбоку запертый на крючок. Она осторожно его открыла, показав заключенное в нем сокровище: старый, изъеденный временем пергамент, аккуратно закрепленный по углам резинками.

— Вот мой квадрат, Ари. Пятый квадрат ложи Виллара из Онкура.

И она поставила открытый футляр на журнальный столик прямо перед ними.

Ари в нетерпении склонился над пергаментом. В том, что здесь и сейчас перед ним лежала загадочная страница, начертанная в XIII веке и прошедшая через столетия под тайной защитой преданных компаньонов долга, было что-то нереальное. Оригинал впечатлял его куда сильнее, чем присланная Полем ксерокопия.

На первый взгляд документ казался подлинным, если только это не была великолепная подделка. Во всяком случае, судя по цвету и сохранности пергамента, ему вполне могло быть восемьсот лет, что подтверждали и выцветшие чернила, и почерк.

Расположением текстов и рисунка пергамент напоминал ксерокс Поля Казо. Страница, в левом верхнем углу которой виднелась более поздняя надпись «L:.VdH:.», явно была того же размера. Чуть ниже шли разделенные на пары буквы: «RI NC ТА BR CA IO VO LI —O». Ари заметил, что даже тире перед буквой «О» было точно такое же, как на ксерокопии Поля.

Еще ниже — рисунок резной колонны, по-видимому церковной. Центральным элементом его была капитель, изображавшая разных сплетенных друг с другом животных. Рядом — первый, довольно короткий текст, опять на старопикардийском диалекте. А в самом низу располагалась главная надпись, на сей раз состоявшая из одной короткой фразы.

— Это… Это поразительно, — пробормотал Ари.

Он долго вглядывался в рисунок в дрожащем свете камина. Словно вся история, рассказанная Моной Сафран, становилась реальностью. Даже такой великий скептик, как он, был вынужден признать очевидное: все, что он от нее услышал, обретало достоверность.

— Мона, ты знаешь перевод? — спросил он, не сводя глаз со страницы.

— Конечно, — ответила она, затягиваясь сигаретой. — Тут нет ничего сложного, ты и сам бы мог перевести.

— Не сомневаюсь, в конце концов перевел бы, но прошу тебя…

Глаза Ари светились детской мольбой, и это, похоже, забавляло ее.

— Вот первый текст: «Por un de mes premiers esplois en le pais u fui nes moi couint esquarir le piere rude et naive». В общем, это значит: «Чтобы выполнить одну из первых моих работ на родной земле, мне пришлось обтесать камень».

— «Одну из первых моих работ на родной земле»?

— Да. Думаю, что эта колонна — одна из работ, выполненных Вилларом для аббатства в Воселле неподалеку отсюда. Хотя точно не скажу: от главных построек аббатства остались одни развалины, а церковь, в которой он, вероятно, работал, была полностью разрушена в восемнадцатом веке.

— А ведь я обращался к специалисту, и тот утверждал, что Виллар не был строителем…

— Я смотрю, ты зря времени не терял… Действительно, Виллар, вопреки утверждениям его исследователей, не был ни архитектором, ни строителем. Он был каменотесом, Ари. Любознательным и образованным, но всего лишь каменотесом. Любопытство и жажда знаний заставляли его делать записи и наброски, когда он перебирался со стройки на стройку. Так что на строительстве аббатства в Воселле он был не архитектором, а скульптором. И эта колонна, по всей видимости, стала одной из первых его работ.

— Понятно. А короткая фраза внизу?

— Ну, тут уж я тебе ни к чему. «Si feras tu. XXV. uers orient».

Аналитик задумался.

— Здесь ты сделаешь двадцать пять к востоку?

— Точно.

— А чего двадцать пять?

— Понятия не имею…

Ари покачал головой:

— Интересно. Как и на странице Поля, смахивает на игру в поиски сокровищ.

— Так оно и есть, Ари. На этих шести страницах Виллар из Онкура оставил указания, по которым можно найти какое-то место.

— Какое?

— Поверь, не знаю! И по правде говоря, не желаю знать. Вступая в ложу Виллара из Онкура, я поклялась никогда не искать это место. Цель нашей ложи, Ари, в том и заключается, чтобы никто никогда не узнал тайну, сокрытую Вилларом в его тетрадях. Никто, даже мы сами.

— Тогда зачем ты показываешь мне свой квадрат?

— Чтобы доказать, что доверяю тебе, к тому же тебе все равно никогда не собрать всех шести страниц.

— Так вот из-за чего совершаются убийства! Те, кто вас преследует, хотят собрать все шесть квадратов, чтобы проникнуть в тайну Виллара…

— Разумеется!

— Но это не объясняет модус операнди убийцы.

— Они психи, Ари. Настоящие психи. Ты же видел этого Альбера Крона…

— А ты уверена в его причастности?

— Даже не сомневайся. Ему-то Сильвен Ле Пеш и рассказал о нашей ложе.

— Он не один. На меня напали двое громил, а убийство совершила женщина.

— Да. Но, по-моему, заправляет всем он. К несчастью, я понятия не имею, кто его сообщники. Думала, мне удастся что-то разузнать на его конференции, но, увидев тебя, испугалась…

— Какая глупость. Тебе следовало еще тогда мне все рассказать.

— Я не имела права, Ари.

— Почему же ты передумала?

— По дороге домой я не могла избавиться от мысли, что Альбер Крон меня узнал. Я поняла это по его глазам. И испугалась. Я… Я больше не чувствую себя в безопасности. Он до меня доберется.

Ари глотнул виски. У них была хотя бы одна серьезная зацепка. Но этого мало. Понадобятся веские улики, нужно доказать, что Альбер Крон замешан в этом деле, найти его сообщников.

Аналитик снова вгляделся в квадрат Моны Сафран. Что за ним кроется? Какая тайна способна привлечь этого жуткого Альбера Крона?

— Мона, а что означают буквы вверху?

Галеристка улыбнулась:

— Сожалею, но этого я тебе не скажу.

— Ты обещала мне помочь!

— Найти убийц, а не расшифровать письмена Виллара, Ари.

— Думаю, мне легче было бы найти ваших преследователей, знай я, что они ищут в этих чертовых пергаментах!

— Хватит об этом. Я и так раскрыла тебе куда больше, чем имела право…

Мона Сафран встала и погладила Ари по голове:

— Я немного проголодалась. Не хочешь перекусить?

— С удовольствием.

Она направилась в смежную комнату.

— У меня нет ничего особенного, — бросила она. — Разве что печенье…

— Сойдет.

Ари бесшумно вынул из кармана, мобильный и включил режим фотографирования. Держа телефон над квадратом Моны, он на всякий случай сделал три снимка. Затем поспешно убрал аппарат, прежде чем вернулась хозяйка дома.

Голос Моны Сафран заставил его подскочить на месте.

— Ари! В саду кто-то есть!

— Что?

— Я видела, как кто-то пробежал через сад!

Маккензи вскочил и бросился к двери. Обуваясь на ходу, он захватил «магнум». В этот момент галеристка вбежала в гостиную. Ари попытался ободрить ее взглядом.

— Я пойду посмотрю. Мона, спрячь свой квадрат.

Она взяла со столика металлический футляр и закрыла его.

Ари медленно повернул ручку входной двери. Приоткрыл ее, вжался в стену и ногой толкнул дверь, обеими руками сжимая оружие. В дом ворвался снежный вихрь.

Вытянув перед собой револьвер, он перешагнул порог и огляделся по сторонам. Из-за непогоды и темени видно было всего на несколько метров вокруг. Сад превратился в лес зыбких теней. Не стихающий ни на секунду ветер раскачивал ветви и приглушал звуки. Ари всматривался в темные колышущиеся силуэты, но это были просто кусты. Осторожно он сделал несколько шагов к узкой аллее. Ничего. Никого. Возможно, Мона приняла тень дерева за человеческую фигуру… Его передернуло. Снег лип к лицу, от него промокла рубашка. Он пошевелил пальцами, чтобы они не онемели на морозе, затем двинулся к левому крылу дома. И заметил следы на снегу.

Сердце учащенно забилось. В нескольких шагах от него свежая цепочка следов огибала кайенну. Всего несколько мгновений назад кто-то свернул здесь за угол. Он выругался, смахнул застилавший глаза снег и ускорил шаг. По следам вдоль стены дошел до сада с другой стороны дома. И вдруг замер.

Следы обрывались перед открытым настежь окном. Борясь с паникой, он заглянул внутрь, затем перебрался через подоконник. Едва он опустил ноги на плиточный пол кухни, раздался оглушительный выстрел. По соседней комнате еще долго гуляло эхо.

Ари пробежал через комнату и замер у двери. Набрав в легкие воздуха, взвел курок, шагнул в сторону и резко распахнул дверь, стараясь оставаться в укрытии.

Прежде чем он успел заглянуть в гостиную, грянул новый выстрел. Пуля угодила в противоположную стену, брызнула штукатурка. Теперь мишенью был он.

Он присел на корточки, выждал несколько секунд и попробовал заглянуть в приоткрытую дверь. И тут перед ним промелькнула женщина с длинными светлыми волосами, бежавшая к двери кайенны. Платиновые, такие светлые волосы… Он видел их не впервые. Где-то эта шевелюра уже попадалась ему на глаза…

Не раздумывая, он прицелился и дважды нажал на спуск. Женщина бросилась на пол. Он промазал.

Пригнувшись, Ари медленно проник в гостиную и укрылся за камином. И тогда заметил тело Моны Сафран.

Галеристка лежала на спине посреди комнаты, рядом со столиком. Неподвижная, с широко раскрытыми глазами и окровавленной грудью. Раскинутые руки, поворот головы не оставляли сомнений: она умерла мгновенно. Ари зажмурился. Он не верил своим глазам. У него под носом! Мону Сафран убили прямо у него под носом! Аналитик снова потерпел поражение и не сдержал обещание.

За диваном послышался шорох. Укрывавшаяся там женщина, видимо, намеревалась прорваться к выходу. Не давая ей преимущества, он выпрямился и снова выстрелил, целясь на звук. Заметил дуло револьвера слева от дивана и едва успел уклониться, как она трижды выстрелила. Пули попали в стену всего в паре сантиметров от плеча Ари.

— Я знала, что нам суждено столкнуться, Маккензи. С первого же дня. Я поняла это по вашим глазам, еще там, в Реймсе, — мягким и теплым голосом произнесла женщина.

Ари нахмурился. В Реймсе? Он попытался восстановить в памяти место преступления. Квартиру Поля. Толпу зевак на улице. Не то. Эту светлую гриву он видел где-то в другом месте.

И тут он вспомнил.

Эта женщина сидела одна за столиком в кафе, куда он зашел выпить виски. Красивая блондинка с голубыми глазами, с которой он едва не заговорил… С первого же дня она была рядом. Теперь всего в нескольких шагах от него.

— Мы похожи куда больше, чем вы думаете, Ари.

Аналитик не ответил.

— Знаете, ведь вы мой двойник. Оба мы ангелы. Вы ангел света, а я — ангел тьмы. Мы похожи куда больше, чем вы думаете, — повторила она. — И все завершится нашей схваткой, Ари. Выбора нет. Один из нас должен умереть.

Ари стиснул зубы. Женщина, убившая Поля Казо и всех остальных, была здесь, рядом с ним. На расстоянии выстрела. И он мог положить всему этому конец. Прямо сейчас. Раз и навсегда.

— Но не сегодня, — добавила женщина, будто прочитав его мысли. — Не здесь. Не так.

— Сколько вам платит Альбер Крон за то, чтобы вы делали за него грязную работу? — спросил Ари, пытаясь отвлечь ее и в то же время заставить говорить.

В ответ он услышал короткий смешок.

— Ари, я вас очень уважаю. Не оскорбляйте меня, принимая за идиотку. Скоро мы снова встретимся.

Ари выглянул из-за камина. Он едва успел увидеть, как женщина сделала кувырок и скрылась в другой комнате. Выбравшись из-за своего укрытия и держа револьвер на изготовку, он пересек гостиную. Перешагнул через тело Моны Сафран. Металлический футляр, который она держала в руках, исчез. Добравшись до двери, он выстрелил вслепую и шагнул внутрь. И тогда ощутил ледяной сквозняк. Похоже, убийца выбралась через окно.

В бешенстве он готов был броситься за ней, когда у него за спиной вспыхнул бледный свет. Ари обернулся.

По дороге к дому приближались белые огни. Маккензи бросился к выходу, осторожно приоткрыл дверь, взглянул на подъездную аллею и с изумлением узнал машину Лолы всего в нескольких метрах от себя. У него екнуло сердце. Сквозь снежные вихри он разглядел по ту сторону ветрового стекла обезумевший взгляд своей подруги. Не раздумывая, он в панике ринулся к ней, крича:

— Нет, Лола, назад!

Но она не слышала. На бегу он размахивал руками, приказывая ей повернуть назад. Вдруг у него за спиной грохнул выстрел. Ари тяжело рухнул в снег. Нога словно подломилась. Пуля угодила в верхнюю часть правого бедра. Растянувшись на ледяной земле, он заорал от боли и злости. Потом перевалился на спину, зажал оружие согнутыми коленями и наугад пальнул в сторону дома. Он выстрелил еще раз, продолжая кричать, словно в припадке безумия, и снова нажал на спуск, но выстрела не последовало. Он израсходовал все пули.

Опираясь на левую ногу, он перекатился к затормозившей машине Лолы, одновременно нашаривая в кармане патроны.

— Ари! Поднимайся!

Он увидел позади себя распахнутую дверцу. Крепче оперся на ногу. Распростертый в снегу, он был слишком легкой добычей. В тот же миг в каких-то десяти метрах от него через сад промчалась тень. Дрожащими руками он вложил в барабан четыре пули, которые нашел в кармане, прицелился в бегущую фигуру и дважды выстрелил. Мимо. Женщина продолжала бежать и скоро растворилась в темноте.

— Ари! Скорее!

Маккензи закряхтел, кривясь от боли, и наконец выпрямился, не опираясь на правую ногу. Подпрыгивая, он добрался до машины и рухнул на пассажирское сиденье.

— Какого черта ты здесь делаешь, Лола?

Молодая женщина не ответила. В конце тропинки, у выезда на дорогу, вспыхнули фары.

— Езжай за ней! — крикнул Ари, хлопая дверцей.

— Как ты?

— Да езжай же ты!

Шины заскользили по снегу.

— Осторожней! Не спеши, не то мы увязнем!

Она отпустила педаль газа, и машина перестала буксовать. Трясясь на ухабах, они кое-как выехали на дорогу.

Задние фары коричневого седана едва виднелись сквозь снежную пелену.

— Она уходит! Гони!

Лола вырулила на шоссе, включила первую скорость и рванула вперед. Слегка отклонившись, машина наконец помчалась по дороге.

— Скорее, мы ее упустим!

— Черт! Быстрее не получается, Ари! Слишком скользко! — возразила Лола, подавляя рыдания. — К тому же я ничего не вижу!

Вцепившись в руль, она все же попыталась ехать быстрее, но машина убийцы окончательно скрылась из виду.

Не сбавляя скорости, они въехали в Онкур.

— Нам ее не догнать, — сказала Лола, сдаваясь.

— Вперед! — повторял Ари.

Улица перед ними поворачивала налево. Лола сбросила скорость, не сводя глаз с дороги. На дворники налип снег. Вдруг послышался глухой шум. Скрип снега под покрышками. На самом повороте Лола испугалась и ударила по тормозам. Машину занесло, и она не вписалась в поворот.

— Отпусти тормоза! Руль в сторону заноса! — завопил Ари, но было слишком поздно.

В снежном вихре машину развернуло, и на полной скорости она врезалась в кирпичную стену дома. Раздался оглушительный грохот искореженного металла. Столкновение происходило как при замедленной съемке, среди запаха бензина, горящей резины и фейерверка стеклянных и кирпичных осколков. Ари, не пристегнувшего ремень безопасности, резко отбросило к ветровому стеклу. Он с силой ударился виском о стойку и тут же потерял сознание.

52

Да произведет пустота животных в изобилии.

Каждый раз Маккензи подбирается ко мне чуть ближе. Чуть ближе к тому, чтобы остановить меня. На этот раз я даже не успела исполнить ритуал. Череп не опустошен. Да будет так. Очевидно, это часть замысла, часть пути, который нам с ним предстоит преодолеть. До нашей последней встречи.

Остался один. Последний квадрат и последний компаньон. И тогда придет день нашей схватки, ибо это так, как должно быть. Ламия и Ари. Инь и Ян. Черная женская пустота и белая мужская полнота. Каждый несет в себе зародыш другого, и так до самых последних сумерек, когда ночь изнова одолеет день.

Но думаю, ему недоступен смысл нашего противостояния. Он не видит, что мы — избранники двух сил, которые противостоят друг другу с самой ночи времен. И он не ведает, что проиграет.

Ныне, после веков тишины, пустота должна проступить.

53

Дивизионный комиссар Алибер сжал кулаки. Сидя в кресле, он бросал тревожные взгляды через плечо сотрудника техотдела. В обычное время запросы в Центральный отдел по борьбе с преступностью в сфере информационных технологий и коммуникаций осуществлялись по телефону, но, принимая во внимание срочность этого расследования, он отправился туда сам, чтобы лично проследить за ходом работ.

— Ну, вы его видите? — повторил он нетерпеливо.

— Подождите, комиссар, пока я пытаюсь отследить его сообщения.

Накануне один из сотрудников его отдела Межрегионального управления судебной полиции в Версале обнаружил на форуме, посвященном теориям заговора, размещенное несколько месяцев назад сообщение, в котором упоминались одновременно Альбер Крон и братство «Врил»: «Очевидно, Крон манипулирует членами „Врила“ в интересах более высокопоставленных и тайных сил…» К несчастью, этот текст представлял собой цитату из более раннего сообщения, которое не сохранилось в Сети. Одним словом, найти его автора не представлялось возможным. Названный ник в списках участников форума не значился. Видимо, аккаунт удалили, а все сообщения стерли.

Вот почему комиссар обратился к компьютерщику из техотдела полиции. Он надеялся, что этот след их куда-нибудь выведет. Прокурор Руэ давил на него все сильнее, к тому же Алибера достало, что Ари Маккензи все время на шаг впереди него.

— Вы можете восстановить удаленные сообщения?

— Попытаюсь. Все, что появляется в Сети, регулярно сохраняется. К счастью, сервер, который поддерживает этот форум, расположен во Франции. Сейчас я проверяю, есть ли у нас сохраненные копии этих сообщений. Если нет, придется напрямую обратиться к провайдерам.

Компьютерщик углубился в поиски. Алибер не сводил глаз с экрана, но мало что понимал в действиях коллеги. Он старался оставаться спокойным.

На экране возник список из четырех посланий.

— Вот, — удовлетворенно сказал полицейский. — Это разговор двух участников форума. Тот, кто отвечает — «Месье М.» — и есть автор найденного вами текста.

Обрадованный комиссар склонился к экрану и прочитал разговор между двумя пользователями:

Алибер несколько раз перечитал диалог, чтобы убедиться, что ничего не упустил.

— Разговор был прерван в этом месте, — пояснил компьютерщик, — а сообщения стерты всего через несколько часов после того, как их разместили на форуме. Так же, как аккаунт Месье М.

— Кем стерты?

— Админом форума.

— А можно узнать, кто такой Месье М?

— Надо отследить его IP-адрес. Потом, если он выходил в Сеть из дома, по своему выделенному каналу, мы можем в рамках уголовного расследования запросить у провайдера его личные данные. Но если он подсоединился к Сети в Интернет-кафе, все гораздо сложнее…

— Но вы попытаетесь его найти? — настаивал комиссар.

— Сделаю все, что смогу.

54

— Где Лола? Долорес Азийане? Девушка, которая была со мной в машине?

Внезапно очнувшись от сна, Ари рывком выпрямился на больничной кровати. Едва открыв глаза, он подумал о Лоле. О своей любимой.

Медсестра подложила ему под спину две огромные подушки и, надавив на плечи, заставила его откинуться.

— Успокойтесь, месье…

— Где она? — испуганно повторил Ари.

— Понятия не имею, месье, я даже не знаю, о ком вы говорите. Я не дежурила сегодня ночью, но в коридоре сидит ваш коллега, я скажу ему, что вы пришли в себя.

Медсестра вышла из палаты.

Сердце у Ари колотилось как бешеное. Боль, смятение, а главное, страх, что с Лолой стряслось что-то непоправимое, приводили его в ужас. Крупные капли пота выступили у него на лбу, и он нервно вытирал ладони о зеленые простыни.

К подобному состоянию он не привык. Уже давно, со времен хорватской операции, он не чувствовал себя таким растерянным и беспомощным. Хотя сейчас, в эту минуту, ему было так плохо, как никогда раньше. Лола. Если с ней что-то случилось… Он закрыл глаза и постарался отогнать эту мысль. Ему никогда не удалось бы смириться с этим. Все что угодно, только не она. Только не Лола.

Дрожащей рукой он стряхнул с правого глаза навернувшуюся слезу и испустил гневный рык, словно пытаясь взять себя в руки, встряхнуться. Не хотелось поддаваться панике. Наверняка с Лолой все в порядке. Иначе и быть не может.

Он приподнял простыню, чтобы осмотреть ногу. На бедро, там, где его задела пуля, была наложена плотная повязка. Затем он поднял руку и ощупал повязку у себя над виском. Руки, спину, затылок, все тело страшно ломило. Похоже, во время аварии он получил мышечные разрывы, но ничего не сломал.

Пытаясь успокоиться, он окинул взглядом палату, потом выглянул в окно, стараясь определить, где находится. И узнал цвета парижских крыш, простиравшихся до самого горизонта. Черная жесть, трубы, лес телевизионных антенн, коньки, а вдали — Эйфелева башня. Выходит, он уже не в Камбре, его перевезли в столицу.

Тут распахнулась дверь и в палату вошел встревоженный прокурор Руэ.

— А, это вы, — буркнул Ари, не пытаясь скрыть легкое разочарование.

Он надеялся увидеть Ирис или Депьера. Привычные лица людей, которых не надо стесняться.

— Да, я, — ответил прокурор. — Как вы себя чувствуете, Маккензи?

— Нормально… А Долорес, молодая женщина, которая была со мной в машине?

— Не волнуйтесь. С вашей подругой все в порядке. Она-то пристегнула ремень!

Ари расслабился и опустил голову на подушки. Сдержал вновь подступившие слезы — на этот раз слезы облегчения.

Прокурор подвинул стоявший у стены стул, чтобы сесть рядом с Ари. На этом маленьком металлическом сиденье он явно чувствовал себя неуютно.

— Где она? — уже спокойнее спросил Ари.

— Мы взяли у нее показания и разрешили вернуться домой. Врач все же велел ей пару дней не ходить на работу. Она до сих пор в шоке, это нормально. Но она сказала, что навестит вас во второй половине дня, Маккензи.

На губах Ари промелькнула улыбка. Снова увидеть Лолу. Только это сейчас имело значение.

— Да и вы тоже нуждаетесь в отдыхе, — продолжал прокурор. — Вы еще легко отделались. Пуля прошла навылет, не причинив особого вреда. Не задела ни кости, ни сосуды. Кроме того, при аварии вы получили небольшую черепно-мозговую травму, конечно, потеряли сознание, но в целом ничего страшного. Вам сделали томографию и ничего серьезного не обнаружили.

— И долго я был без сознания?

— Нет, недолго, Ари. Максимум несколько минут. В «скорой» вы пришли в себя, но ночью были в отключке…

— Я и правда ничего не помню…

— Обычное дело. Вас накачали транквилизаторами, и вы быстро уснули. Врачи хотят понаблюдать за вами еще двое суток, но похоже, ничего страшного не произошло.

Аналитик сел повыше. Теперь, когда он больше не беспокоился из-за Лолы, он не мог не думать об остальном. О расследовании, Моне Сафран, Альбере Кроне, квадратах, убийце…

— Вы обыскали дом Моны Сафран в Онкуре? — вдруг встревожился он.

— Да, конечно. Но обыск еще не закончен, и…

— А небольшой металлический футляр вы не находили? — нетерпеливо перебил его Ари.

— Нет, насколько мне известно. Успокойтесь, мы еще успеем об этом поговорить.

Выходит, блондинка забрала пятый квадрат. Оставался последний. И Ари не представлял, где его искать. Теперь, когда Мона убита, раздобыть его будет гораздо труднее.

— Ваша подруга подтвердила, что в вас действительно стреляла женщина, — продолжал прокурор, — и что она скрылась на машине. Разумеется, именно она совершила пять убийств. Мы на верном пути, Ари. Это уже кое-что. Но мы обсудим все позже… Если я здесь задержусь, врачам это не понравится. Отдыхайте. Я зайду к вам ближе к вечеру, и мы подведем итоги, договорились?

— Мона Сафран…

— Она мертва.

— Да, знаю. Она… Она была убеждена, что за всем этим стоит Альбер Крон. Его надо задержать, господин прокурор.

— У нас маловато улик..

— Задержите его, — повторил Ари. — Пора положить этому конец…

— Ладно. Я подумаю.

— Что касается женщины… Убийцы. Это высокая блондинка с голубыми глазами. Я ее уже видел. В Реймсе, в тот день, когда был убит Поль Казо. Она заходила в кафе неподалеку от его дома… Я ее видел. В самом начале. Она сидела прямо передо мной, и…

— Успокойтесь, Ари, успокойтесь…

— А анализы ДНК?

— Они подтвердили, что убийца не Мона Сафран. Но в базе данных нет совпадений. Убийца пока на свободе. Игра не окончена. А теперь отдыхайте.

Ари кивнул. У него кружилась голова, и хотелось спать. Когда прокурор вышел, он закрыл глаза.

Нет. Игра еще не окончена.

55

— Вот пятый квадрат, председатель.

Согласно своему ритуалу, Ламия вошла в подвальное помещение особняка, облаченная во все черное. Длинные светлые волосы волнами спускались ей на спину Именно здесь, под парадным залом, проходили собрания для избранных. Те, на которые допускались не все члены братства.

Боковые стены длинного сводчатого подвала были затянуты черными драпировками с желтой каймой. В центре возвышался прямоугольный стол человек на тридцать. Перед каждым стулом размещались микрофоны на гибкой подставке. В полу под драпировками были искусно скрыты лампы, отбрасывающие на стены оранжевые круги приятного рассеянного света. В глубине комнаты — все тот же символ ордена в виде черного солнца, образованного скрещенными свастиками. С одной стороны от него стоял шкаф с каталогами, где хранилась часть секретных архивов, а с другой — книжный шкаф со специальной литературой. На противоположной стене, у входа, висели портреты самых знаменитых членов братства со дня его создания. Разумеется, среди них были основатель Карл Хаусхофер,[21] сам Адольф Гитлер, Альфред Розенберг, Рудольф Гесс и Герман Геринг. А пониже — портреты прославленных французских представителей ордена. Полиция весьма удивилась бы, обнаружив среди них некоторых политиков и известнейших ученых… Но орден умел хранить свои тайны.

Сидевший в конце стола. Альбер Крон принял футляр из рук Ламии и с сияющим от радости взором открыл его.

Он рассмотрел пергамент, улыбаясь, как ребенок, наконец получивший долгожданный подарок, потом закрыл футляр и взглянул на Ламию:

— Мне доложили, что у вас возникли затруднения..

— Маккензи добрался туда раньше меня. Квадрат я добыла, но от него мне избавиться не удалось. А главное, я не исполнила ритуал.

— Это не имеет значения.

— Для меня имеет.

Старик поднялся и убрал футляр в атташе-кейс, лежавший на столе рядом с ним.

— Ваш ритуал, Ламия, — всего лишь символ.

— Да. И вам, как и мне, хорошо известно, насколько важны символы. Вы сами меня этому научили.

Альбер Крон устало махнул рукой:

— Конечно, конечно. Но мы с вами выше всего этого, Ламия. Сейчас главное — собрать страницы. Пока все они не окажутся у нас, мы не найдем то, что ищем. Вот наша цель.

— Мне необходимо избавиться от Маккензи, — отрезала молодая женщина.

— Этим занимается наш союзник.

— Ему следовало позаботиться об этом раньше. Он не справился.

Альбер Крон нахмурился. Он так и не свыкся с ее бессердечностью. Она была еще более черствой и непреклонной, чем он сам. До сих пор ему удавалось направлять ее энергию и жестокость во благо ордена. Бесспорно, Ламия — важнейшее звено в их цепи. А значит, и самое опасное, если он утратит над ней контроль. Зная, какой она грозный противник, он лишь надеялся, что Ламия никогда не пойдет против него.

— На этот раз он не промахнется.

— Хотелось бы вам верить, председатель. Даже в одиночку Маккензи ставит под угрозу все наши планы. Он слишком опасен, чтобы мы позволили..

— Не спорьте, — оборвал ее старик.

Альбер Крон знал, как воздействовать на эту женщину. Она уважала лишь силу и власть. И он не колеблясь прибегал к ним, понимая, что только так сохранит ее уважение.

— Я говорю, что мы им займемся, и точка. Ваше дело — заполучить последний квадрат. Вам предстоит долгое путешествие…

— Все путешествия — ничто по сравнению с тем, которое нас ожидает.

Улыбаясь, Альбер Крон кивнул:

— Вы совершенно правы, Ламия. Ну же, не тратьте времени зря. Чем скорее мы получим последний квадрат, тем лучше.

Молодая женщина почтительно склонила голову и замерла, не сводя глаз с его кейса.

Крон нахмурился:

— Чего вы ждете, Ламия?

Сверкнув глазами, она подняла голову, задумчиво прикусила губу, развернулась и поспешно вышла.

56

Раздавшийся в больничной палате телефонный звонок вырвал Ари из сна. Поморщившись, он приподнялся на локте и дотянулся до трубки.

— Маккензи?

— Да…

— Говорит прокурор Руэ.

Ари взглянул на часы. Уже далеко за полдень. Он проспал куда дольше, чем собирался.

— Хотел предупредить, что уже не успею к вам сегодня зайти. Мне очень жаль. У меня плохие новости.

— Слушаю вас.

— Мы не можем найти Альбера Крона.

— Я так и знал, — ответил Ари, ничуть не удивившись. — Ему известно, что я подобрался к нему вплотную. И он залег на дно. Во всяком случае, это подтверждает его вину…

— Я объявил его в розыск. В конце концов мы его возьмем.

— Надеюсь. Надо выяснить, что он скрывает, господин прокурор. Он действует не один. Нужно нащупать связь между ним, убийцей, типом, проникшим в мою квартиру, и тем, за которым я гонялся по городу. Уверен, кое-что нам даст их татуировка — символ ордена «Врил». Удалось Управлению судебной полиции найти что-нибудь в неонацистских кругах?

— Комиссар Алибер как раз разрабатывает один след. Обещаю держать вас в курсе. Отдыхайте, Маккензи. Мне пора возвращаться в Шартр, но я позвоню вам завтра, перед вашей выпиской.

— А что за след?

— Какой-то знакомый Альбера Крона. Больше я пока ничего не знаю. Расскажу вам все, как только будет возможно.

— Договорились.

С кряхтением Ари повесил трубку. Малейшее движение причиняло ему боль. Он с трудом потянулся.

Снова взглянул на часы. Лола до сих пор не звонила. А ведь прокурор говорил, что она собирается навестить его после обеда.

Ари потер глаза, раздираемый противоречивыми чувствами. Ему было сильно не по себе. Так хотелось увидеть ее, обнять. И в то же время он боялся встретиться с ней взглядом.

Лола совсем не глупа. Она наверняка поняла, что вчера произошло между ним и Моной Сафран.

Теперь он чувствовал себя легкомысленным дураком. А главное, эгоистом. Его мучила мысль, что он ранил ее. Сильнее, чем когда-либо прежде. Он представлял себе, как она сидит дома одна, переживая случившееся. Как, наверное, она его ненавидит!

Он решил позвонить ей сам. Чем скорее вскрыть нарыв, тем лучше. Именно он должен сделать первый шаг.

Ари набрал ее номер. Послышались длинные гудки. Тяжело вздохнув, он повесил трубку. Может быть, Лола как раз сейчас едет к нему в больницу. Он позвонил ей на мобильный. Но она не отвечала.

Расстроенный Ари бросил трубку рядом с собой и закрыл глаза. Так, не двигаясь, он пролежал некоторое время.

Почему она не отвечает на звонки? А вдруг с Лолой что-то случилось? Неужели до нее добрались сообщники Альбера Крона?..

Его пробрала дрожь. Чем больше он размышлял, тем вероятнее казалось ему это страшное предположение. В ужасе он перезвонил Лоле и оставил на автоответчике тревожное сообщение.

Прометавшись несколько минут в постели, он понял, что не в силах дольше терпеть мучительный страх, и решил встать. Он не желал ждать, ему не терпелось узнать правду. С трудом высвободив ноги из-под простыни, он опустил их на холодный больничный пол и поднялся. Его замутило от боли в спине и ногах, и все же он смог добраться до одежды. Медленно оделся, то и дело ругаясь, когда приходилось напрягать затекшие мышцы.

Испачканные кровью джинсы были продырявлены в том месте, где их пробила пуля. Рубашка тоже оказалась в плачевном состоянии. Но какая разница? Под плащом ничего не будет заметно. Кое-как одевшись, он на несколько секунд присел на край кровати, борясь с головокружением. Когда стены прекратили вертеться, осторожно встал, взял свои вещи и, прихрамывая, вышел из палаты. В лифте Ари посмотрелся в зеркало. Небритый, покрасневшие глаза глубоко запали. Выглядит он ужасно. Он спустился вниз и пересек приемную, держась подальше от стойки регистратуры. Нельзя терять ни минуты. Но никто не обратил на него внимания.

Выйдя на улицу, он снова позвонил Лоле на мобильный. Безрезультатно.

Голова все еще кружилась, он едва дотащился до первого перекрестка и поймал такси. С щемящим от тревоги сердцем он попросил шофера поскорее отвезти его на бульвар Бомарше.

Подъехав к дому Лолы, он доковылял до подъезда. Лола дала ему дубликат своих ключей, так что он даже не стал звонить по домофону, а открыл широкую деревянную дверь и поднялся наверх. Его мучило головокружение, спина и нога причиняли острую боль, но он больше не обращал на это внимания. Его занимала единственная мысль: где Лола? Что он найдет за дверью ее квартиры?

Лифт с шумом открылся. Держась за перила, Ари вышел из кабины. Прислушиваясь, на миг задержался на лестничной площадке. Нигде ни звука. Двери лифта закрылись. Он глубоко вздохнул и подошел к ее квартире. Дрожащими руками вынул ключ из кармана и вставил в скважину.

57

Во второй половине дня дивизионный комиссар Алибер подъехал к Шартрскому исправительному суду на улице Сен-Жак. По каменной лестнице он торопливо поднялся к прокурору Руэ, спеша принести ему первую добрую весть. С тех пор как Маккензи наделили полномочиями, поручив ему вести параллельное расследование, Управление судебной полиции в Версале терпело унижение за унижением. Сотрудник госбезопасности быстро продвигался вперед, а у них все еще не было ничего конкретного. Настало время перехватить инициативу.

— Итак, Алибер, объясните мне, что там у вас за история с анонимным свидетелем, — озабоченно потребовал прокурор.

— Так вот, как я вам уже докладывал, мой отдел нашел человека, который готов анонимно дать показания об Альбере Кроне. Он утверждает, что сам прежде состоял в ордене «Врил».

— В ордене «Врил»? Том, о котором говорил Маккензи?

— Видимо, так. Это очень закрытое тайное общество, пропагандирующее идеи, близкие к нацистскому мистицизму. Тот человек утверждает, что сейчас его возглавляет Альбер Крон.

Прокурор Руэ потер лоб. Горящий взгляд дивизионного комиссара позволял надеяться на что-то более существенное.

— Полагаете, стоит доверять человеку, который, по его же словам, входил в неонацистскую группировку? — скептически поинтересовался он.

— Понятия не имею. Но почему бы и не выслушать то, что он может сообщить?

— Как вы на него вышли?

— Выследили его через один форум благодаря сообщению, оставленному несколько месяцев назад, в котором упоминались Альбер Крон и «Врил». Я с ним связался. Он согласен поговорить с нами при условии, что его имя нигде не всплывет. И только в присутствии адвоката.

— Хорошо. Но с какой стати он согласился с нами сотрудничать?

— Из его послания на форуме ясно, что он зол на Крона.

— В таком случае его нельзя считать надежным источником…

— Как бы там ни было, пока у нас нет других доказательств связи Крона с братством «Врил», господин прокурор. Придется думать, чему стоит верить, а чему нет.

— Решено. А где он живет?

— В департаменте О-де-Сен.

— Прекрасно. Постарайтесь встретиться с ним завтра же. Отличная работа, Алибер. Держите меня в курсе.

Комиссар вышел из кабинета прокурора с улыбкой на губах. Настал его черед. Он еще утрет нос чертову Маккензи.

58

Ламия бесшумно открыла дверь. Оставалось надеяться, что мать уже спит. В квартире было темно и тихо. Она протянула руку, чтобы зажечь свет в прихожей, и повесила пальто, как делала почти каждый вечер. Один из бесчисленных ритуалов, наполнявших все ее дни. Ламия следовала им не задумываясь, в силу привычки, дававшей ей ощущение покоя.

Но, повернувшись к гостиной, она почуяла неладное.

С сосредоточенным видом она шагнула вперед и замерла на пороге. При слабом свете, льющемся со двора, неподвижная фигура матери в кресле-каталке вырисовывалась словно китайская тень. После долгих часов тревожного ожидания старушка нередко засыпала вот так, у окна, с шерстяным пледом на коленях. Но на этот раз что-то изменилось. Ламия сама не знала, в чем заключалось различие. Кресло стояло в центре гостиной, не так, как обычно. Или все дело в позе матери, слегка склонившейся вперед? Смятый плед валялся на полу.

Где-то в закоулках мозга раздался голос, с ледяной простотой провозгласивший очевидное. Мама умерла.

Молодая женщина медленным, почти торжественным шагом прошла через гостиную и опустилась на колени перед креслом-каталкой. Осторожно положила ладонь на запястье старухи. Пульса не было. Ламия подняла голову и при свете луны вгляделась в бескровное лицо матери, в широко раскрытые глаза, в которых застыло изумление. Смерть застала ее врасплох. Вероятно, чуть раньше, чем она ожидала.

Ламия нежно коснулась холодной морщинистой щеки и ласково погладила мать по лицу.

На губах молодой женщины постепенно проступила улыбка. Матери не стало, но она все еще здесь. Именно ее она касалась пальцами. Та же женщина. Та же мать. Покинувшее ее слабое дыхание жизни ничего не значит. Смерть не отняла ее у дочери.

Молодая женщина встала и отвезла кресло матери в спальню с закрытыми ставнями. Там она подняла и перенесла на кровать тяжелое тело. Ей не сразу удалось положить его точно посередине постели. Она оправила плотное серое платье матери и сложила на груди ее уже окоченевшие руки.

На минуту Ламия склонилась над трупом женщины, которая ее вырастила, потом с умиротворенной улыбкой поцеловала ее в лоб.

— Не беспокойся, мама. Я вернусь через два дня.

Она нагнулась, чтобы поднять плед.

— Ты будешь ждать меня здесь, мама, а когда я вернусь, будешь мною гордиться. Гордиться своей дочкой. Тогда все изменится. Наконец я знаю, зачем пришла в этот мир. Знаю, какую судьбу тебе для меня предсказали.

С горящим и гордым взором она медленно закрыла матери глаза.

— Я та, кому суждено открыть Врата, мама. Пустота скоро проступит.

59

Когда Ари вошел в квартиру Лолы, он сразу понял, что его худшие опасения оправдались.

Все здесь было перевернуто вверх дном, мебель опрокинута, вещи разбросаны по полу, повсюду битое стекло и следы борьбы.

У него застучало в висках, все вокруг стремительно завертелось. Пошатываясь, он двинулся вдоль стены. Добравшись до двери гостиной, в изнеможении опустился на пол. Нога, которую он вытянул перед собой, все еще страшно болела. Он закрыл глаза, охваченный болью и гневом. Потом поднял голову и снова окинул взглядом квартиру Лолы, словно не веря своим глазам. Вдруг все это ему приснилось…

Посреди комнаты, на бежевом ковре перед диваном-кроватью, он с ужасом разглядел три кровавых пятнышка.