Чем дольше существовал орден, чем больше был приток, тем все более важную роль играл строгий устав ордена. Ему Будда уделял особое внимание. Он знал: ничто не угрожает так сильно действию и стойкости учения, как сансара. Потому что никто не подвергается мирским искушениям больше, чем монах. Этот потенциал искушений не уменьшился с основанием женского ордена. Он стал значительно больше. Будда знал это. И все-таки он считал, что под надзором монахов монахини защищены больше, чем при самоуправлении.
Другой опасностью для порядка, особенно для наиболее трудно соблюдаемого правила целомудрия, были постоянные встречи монахов с женщинами во время их походов за милостыней. Там могло дойти до искушения и даже до совращения. Будда также знал это. И ему было ясно, что одними запретами ничего нельзя урегулировать, ничего нельзя предотвратить.
Несмотря на это, он после согласия на женский орден однозначно ужесточил правила для монахов и впервые точно сформулировал их.
При этом он разработал восемь категорий правил поведения, которым монахи и монахини обязаны были подчиняться. Изданные Буддой для монахинь правила поведения были действительны для членов женского ордена и вис его.
На первом плане устава стояли законы Параджика, нарушение которых влекло за собой немедленное исключение из ордена. Они запрещали убийство, кражу, половые сношения (также и с животными), притязания на обладание более высоким духовным саном и злоупотребление им.
Последнее было среди аскетов и нищенствующих монахов времен Будды любимым средством возвеличить себя и добиться всеобщего восхищения.
Другие категории касались прежде всего жизни самих монахов: поведение монахов и монахинь в общественных местах, общение друг с другом и с посторонними, вопросы собственности, распорядок дня, питание и отношение к родителям, детям и родственникам.
Монахи не имели нрава работать, а также обрабатывать поля. Они полностью зависели от милостыни. Контакты с родственниками были запрещены. Посещать можно было только умирающих родителей; другие посещения семьи были запрещены.
Существовали наставления или по крайней мере указания по паломничеству и пребыванию во время сезона дождей. При этом Будда видит как в бесцельном странствии, так и в длительном пребывании на одном месте побуждающие к раздумью предпосылки. Хотя он сам форсировал основание монастырей, но был против того, чтобы долго оставаться на одном месте. Он говорит: «Длительное пребывание на одном месте имеет пять недостатков: имеют много вещей и накапливают их. Имеют много лекарств и сохраняют их. Появляется много дел, появляется много хлопот, начинают пускаться в самые различные виды деятельности, поддерживают отношения с монахами и хозяевами и вращаются в неподходящем обществе».
В основе таких размышлений, естественно, лежат принципы учения и вообще выясняется, что между учением и уставом ордена существует непосредственная связь. Если бы каждый монах и каждая монахиня буквально воспринимали бы учение, принимали его к сердцу и воплощали в повседневной жизни, то и устав ордена был бы не нужен.
Но Будда не был подвержен иллюзиям. Он знал людей и постоянно демонстрировал им их слабости. Общине монахов он объяснил, что при постоянном соблюдении указанного им Срединного Восьмеричного Пути и его четких толкований между ними не может возникать трудностей. На это он постоянно ссылался, если видел ссорящихся монахов или слышал обвинения и клевету, которые при тесном совместном пребывании, особенно в сезон дождей, могли привести к отравлению атмосферы в монастыре. Для сообщества монахов это были проблемы, которые нельзя было недооценивать.
С другой стороны, Будда добился многих преимуществ для ордена и его членов по сравнению с мирскими авторитетами. Не случайно он был дружен с большинством повелителей своего времени. Многие просто примыкали к его учению.
Орден имел такую же строгую организацию, как любой город того времени, что ввиду разбросанности монахов и монахинь по всей стране было не так просто. У правительств и управлений было получено право членам ордена совершать обходы для сбора милостыни.
Общество монахов было самостоятельной единицей, поскольку его члены подчинялись не государственному правопорядку, а подсудности ордена. Это могло привести к опасной конфронтации и конфликтам, если виновный пытался уйти от государственного уголовного преследования с помощью вступления в орден.
Так, после основания женского ордена сообщалось о женщинах, нарушивших супружескую верность, которые искали убежища в ордене, потому что мужья в Индии того времени имели право убить женщину, уличенную в супружеской измене.
Известны решения царей в пользу таких женщин, что означает, что злоупотребление убежищем, которое здесь явно имело место, возможно, рассматривалось как терпимый проступок, если это позволяло проявить больше человечности. Именно это и входило в цели Будды и его учения.
Что необходимо уточнить в этой связи, так это большую ответственность, которую Пробужденный вынужден был нести, несмотря на его отстраненность от мира.
Он был верховным представителем и верховным судьей ордена. Он был обязан вести все переговоры с властителями и коммунами. С другой стороны, он, как показывают многочисленные примеры, заботился о каждой мелочи повседневной жизни монахов. Часто он хвалил, но и не скупился на справедливое порицание.
Он посещал больных и дарил им утешение, давал советы по сохранению здоровья, ввел обычай чистить зубы и обучал правилам поведения при чихании и других физиологических функциях организма.
Будда занимался даже проблемой отхожих мест в монастыре, пока, наконец, не было найдено приемлемое для того времени гигиеническое решение с крытыми домиками.
Все эти заботы также подтачивали здоровье Будды, как и многочисленные проблемы, конфликты и споры, с которыми обращались к нему как главному в ордене.
Несмотря на все эти нагрузки, Будда оставался веселым, готовым помочь и научить, образцом для каждого, кто с ним знакомился.
Его усилия были направлены на укрепление и сохранение общества монахов, это следует из многих высказываний Пробужденного.
Хотя он перекладывал на старших монахов, прежде всего на своих ближайших доверенных из начального периода ордена, все больше и больше задач, однако он до последнего сохранял руководство в своих руках.
Важные решения принимались на собраниях монахов, где свое мнение мог высказать каждый посвященный в сан и каждый молодой послушник. Голосования не было. Но каждый высказывался, проблема обсуждалась до тех пор, пока не достигалось согласие. Это удавалось очень часто, но не всегда.
Чем старше становился Будда, тем больше его беспокоило будущее ордена. Это явствует из его многих более поздних высказываний. На собрании ордена в Раджагахе он велел присутствующим монахам обдумать семь предпосылок для сохранения и процветания ордена. При этом он предсказывал ордену хорошее будущее, «пока монахи регулярно проводят собрания и посещают их; пока они собираются и единодушно принимают решения; не вводят новшеств, а живут по действующему порядку; высоко ценят отцов ордена и старых монахов и молодые слушаются их; не подчиняются злу, которое ведет к новому рождению; живут в лесных хижинах и хорошо обращаются с чужими монахами».
Если будут соблюдаться эти семь правил, так говорил Будда на этом важном, указывающем в будущее собрании монахов, ордену не угрожает опасность упадка и разрушения, он будет процветать и дальше.
Однако и общество монахов, и мирских приверженцев Будда принимал близко к сердцу, постоянно стремился увеличить их число. Поэтому он часто обращался со своим учением к простым людям в городах и деревнях.
Как и в ордене, речь была ввиду широко распространенной неграмотности единственно доступной всем формой поучительного высказывания, причем бесконечные повторения служили углубленному пониманию ее, а также были предназначены для тех, кому вообще трудно было воспринимать сказанное. Для обучения более высокой степени они все равно были необходимы, тем более что Будда хотел охватить всех людей.
Как бы ни важны были ему монахи и мирские последователи из высших слоев, как, например, из касты брахманов, в общем он очень мало обращал внимания на общественное положение своих приверженцев. Он приветствовал и тех, кто не принадлежал вообще ни к какой касте, с чем его ученики-брахманы мирились с большой неохотой.
Будда ясно видел, что только относительно немногие люди могли поступательно следовать его учению о Восьмеричном Пути, хотя он и называл его Срединным, рассчитанным на нормальные человеческие условия. Он знал, как много искушений стояло на пути даже пожилых монахов, не говоря уже о большом количестве заинтересованных, возможно, даже очень старающихся мирян, которым с трудом давались даже первые шаги, если они вообще на это решались.
Но и хорошо подготовленные, как убедился Будда и пережил сам в своих прошлых жизнях, могли отступить и вернуться к старому, пока они не освободились из плена сансары и не пробудились от земного сна.
К результатам такого тяготения к прошлому Будда причисляет ряд явлений, от которых никто не защищен, пока не оставил позади себя изменяющийся мир, в котором мы все родились. Это перечисление свойств и форм поведения, которые человек не сразу распознает в своей собственной жизни, как бы он с ними ни боролся. Это признаки регресса:
«Радоваться жизни, быть ленивым, вялым и слабым при осуществлении хороших планов; изображать кажущуюся деловитость; следовать настроению и питать враждебные чувства; не быть склонным к созерцанию изменения вещей; считать важными подарки, честь и славу; при личном стремлении к успеху использовать нечистые и сомнительные средства или коварство; проявлять кокетство и самовлюбленность; довольствоваться малыми добродетелями и не стремиться к большему; на свой вкус оценивать и судить других; быть невнимательным при изучении духовных понятий и не делать выводов; при изучении духовных вещей извлекать для себя личную пользу; действовать быстро и необдуманно; не отбрасывать жестокие мысли по отношению к другим; не спрашивать мудрецов и наставников о спасительных вещах; при смешанном образе жизни, когда происходит смена темноты и света, подавлять в темноте свою совесть; не отказываться от полюбившихся, но признанных ложными взглядов».
Все это — человеческие черты характера как тогда, так и сегодня, которые Будда определяет в своем учении как формы выражения сансары. При этом он хорошо понимал, как трудно человеку расстаться с тем приятным, что здесь сконцентрировано.
Довольно часто земные качества и формы поведения человека преподносились Будде при его посещениях городов и деревень как желание и воля собравшихся для обучения. Так это было и при посещении Буддой брахманской деревни Велудвара, где у его ног собралась большая община брахманов.
Отношение брахманов к Будде было чрезвычайно различным. Оно колебалось между глубоким почитанием и скепсисом. В своем отношении к учению собравшиеся были едины: они хотели приобрести новое, не отказываясь от старого. Они хотели сохранить собственность и одновременно испытать небесное блаженство. От Будды они ожидали указания пути к достижению этого.
Как следует из пятого тома «Самьютта-Никайя» (в переводе Г. Геккера), их обращение гласило: «Мы, господин Гаутама, имеем желание, волю, стремление жить среди толпы детей. Мы охотно применяем сандаловое дерево из Бенареса. Мы украшаем себя венками, духами и мазями. Нам нравится золото и серебро. А при разрушении организма, после смерти, мы хотим попасть на правильный путь, ведущий в небесный мир. Так как мы имеем такие желания, такую волю, такое стремление, то пусть учение господина Гаутамы укажет нам, как нам достичь этого».
Будду не смутила эта высокомерная, вызывающая речь. В изложении своего учения он, видимо, учитывает представления брахманов, но развивает из этого основы своего учения.
Он говорит о взаимодействии радости и горести, об обусловленности всех поступков, которые мы совершаем и с последствиями которых мы должны смириться. Из этого он делает вывод о необходимости правильных действий для преодоления разочарования и страданий.
По сравнению с притязаниями брахманов эта речь является диалектическим шедевром, который так затронул и убедил слушателей, что они в тот же вечер безоговорочно приобщились к учению.
В годы странствий Пробужденный часто встречался с простым населением страны. Все эти встречи протекали одинаково. Ему рассказывали о радостях чувственных наслаждений, о профессиональных успехах, о семейной жизни. Сначала никто и слушать не хотел об отказе от всего этого. Но Будда умел убедительными речами о взаимосвязи обстоятельств, которая господствует над жизнью и поэтому опасна для нее, так представить смысл и спасительное действие своего учения, что постоянно находил новых последователей.
В большинстве случаев ему также удавалось побудить людей с сомнительными профессиями к размышлению и новому началу. Так он разъяснил воинам, что их кровавое дело наверняка приведет их в ад. Но и тот, кто только думает об убийстве или представляет его как актер на сцене, неизбежно пойдет по тому же пути. Потому что в карме мысль и дело — одно и то же.
В этой связи вопрос о карме в наши дни должен насторожить нас. Какой нагрузке подвергают карму миллионы людей каждый день только нашими телепрограммами, не говоря уже о далеко идущем влиянии этих программ на молодых людей? Здесь зло становится заразным. Это бацилла, которая легко распространяется в сансаре.
Будда тоже вынужден был столкнуться со злом, когда тесть Пробужденного и шурин Девадатта выступили против него, сначала оскорбляли его, а потом попытались даже отстранить.